Для меня 1980 год был насыщен событиями. Но не будем нарушать принятый порядок и начнем снова с событий в мире.

Ввод советских войск в Афганистан вызвал бурю протестов во всем мире. Восьмого января Президент США Джимми Картер назвал это событие самой большой угрозой миру после окончания Второй мировой войны. Резко обострились советско-американские отношения. Нужно заметить, что когда настала очередь США вводить войска все в тот же Афганистан, речь об угрозе миру уже не шла. Теперь говорили о защите демократии.

В феврале правительство США обратилось в Международный олимпийский комитет с требованием отменить или перенести Московскую олимпиаду в другую страну. МОК это требование отклоняет. Разворачивается кампания за бойкот этого события. В результате Олимпиаду бойкотируют 45 стран. Население СССР относится к этому с иронией. Все прекрасно понимают, что бойкот вызван политическими соображениями. Увы, прекрасные времена всеобщего перемирия на время Олимпиады ушли в безвозвратное прошлое.

В начале года советские власти отправляют академика Андрея Сахарова в ссылку в закрытый для иностранцев город Горький. Тем самым он лишен возможности контактировать с иностранными журналистами; его интервью вызывали особое раздражение Кремля. Надо заметить, что эта ссылка не вызвала в народе особой реакции. Многие считали, что академик просто с жиру бесится. Да и влияния группа Сахарова внутри страны никакого не имела. Позже мечта академика сбылась: Россия начала строить демократию. При этом диссиденты оказались никому не нужны. Отрицать стало нечего, а положительной программы у диссидентов не обнаружилось. Бывает…

В феврале впервые Израиль и Египет установили дипломатические отношения.

В марте месяце в США вводится запрет на продажу СССР современных технологий. Враждовать так враждовать. Можно подумать, что до этого запрета СССР массово закупал американские технологии…

Седьмого апреля США разрывает дипломатические отношения с Ираном и объявляет эмбарго на торговлю.

Прошло тридцать лет. Эмбарго по-прежнему действует, дипломатических отношений нет. Иран все ближе подходит к созданию собственного ядерного оружия. В условиях, когда американское эмбарго не поддерживает Китай, а ряд других стран колеблется, оно оказалось малоэффективным.

Двадцать пятого апреля в результате неудачной попытки освободить американских заложников в Тегеране погибают восемь военнослужащих спецназа США.

Первого мая на трибунах Красной площади в Москве отсутствуют приглашенные на парад представители пятнадцати стран. Так они еще раз выражают протест в связи с войной в Афганистане. Чего мы не знали тогда, у наших лидеров не было плана действий в новых для них условиях – полного преобладания Ислама над светскими учреждениями.

План создали быстро: брежневское Политбюро использовало ввод войск для ускоренного построения основ социализма в Афганистане. Это наталкивается на глухую стену взаимного непонимания. Так, проводимая правительством Бабрака Кармаля земельная реформа предусматривает конфискацию крупных земельных владений и бесплатную раздачу земли крестьянам – по советскому образцу. Реформа с треском проваливается, так как крестьяне от этого дара отказываются. Брать чужое – идти против Аллаха.

Конечно, эта и подобные неутешительные новости до всеобщего сведения в СССР не доводятся. Но судя по скудным сообщениям о ходе военной операции становится ясно, что события принимают затяжной характер, а поток «Груза-200» быстро вносит свои коррективы в сознание даже сторонников этой акции.

Советская армия оказалось неподготовленной для ведения военных действий и еще по одной причине. Военные училища практически не принимали на учебу граждан среднеазиатских титульных национальностей. Мало кто из них хотел связывать всю жизнь с военной службой. Да и те, кто хотел, часто оказывались плохо подготовленными. Редкостью были и курсанты с Кавказа. Поэтому в составе афганского контингента не оказалось офицеров, говорящих на пушту, таджикском, туркменском, узбекском языках, кроме немногочисленных переводчиков.

Американская армия оказалась в сходном положении в Ираке, но это хотя бы объяснить можно. В составе населения США не так уж много арабов.

Положение стали немедленно исправлять, набрав в Ташкентское военное училище местную молодежь, но до первого выпуска надо было ждать три года. Улита едет, когда-то будет. А пока русские не понимали афганцев, а афганцы – шурави,

В июне радары НОРАД принимают стаю канадских серых гусей за советские баллистические ракеты. В Вооруженных силах США объявлена тревога. К счастью, обошлось без ядерного удара.

Первое июля можно считать переломным для Польши. В промышленных районах начинаются массовые беспорядки, вызванные повышением цен на мясо. Это начало процесса, приведшего к крушению коммунистического режима. Уже через полтора месяца забастовщики захватывают судостроительный завод имени Ленина в Гданьске.

Растерянные замполиты пытаются замолчать происходящее: указаний свыше нет, а проявив самостоятельность можно и в отставку угодить. Зато с нескрываемым ликованием нам сообщают о столкновениях полиции с демонстрантами в пригородах Кейптауна.

Выдвигает свою кандидатуру на пост Президента США Рональд Рейган. Это был Президент, которого советские лидеры недооценили. Даже после успешных для него выборов наши идеологи пренебрежительно отзывались о нем, как о бывшем актере. А какой из актера может быть политик? Оказалось, что может быть вполне достойный.

19 июля в Москве открылись Олимпийские игры. По стечению обстоятельств моя семья в полном составе присоединилась к бойкоту. Об этом я напишу чуть ниже.

Двадцатого августа после семилетнего перерыва возобновилось глушение западных радиостанций. Это была попытка скрыть от народа события в Польше. Увы, те, кто хотел, умудрялись слушать «Голос Америки» и «Свободу».

Лех Валенса – новое имя. Именно он подписал от имени бастующих соглашение с правительством о создании независимых профсоюзов и освобождении политических заключенных. Это кажется невероятным. В стране социалистического лагеря рабочий класс выходит из под контроля коммунистической (объединенной рабочей) партии!

В сентябре обвиняемого во всех смертных грехах Эдварда Герека снимают с должности первого секретаря ПОРП. Его преемник – Станислав Каня не оставил заметных следов на скрижалях истории. Десятого октября катастрофическое землетрясение в Алжире уносит жизни двадцати тысяч человек. Советские органы массовой информации отмечают это как факт, не более того.

Л.И. Брежнев меняет премьера. Уходит со сцены признанный специалист А.Н. Косыгин. Его меняет Николай Александрович Тихонов, бывший до этого Первым заместителем Косыгина.

По общему мнению, карьере своей Тихонов был обязан личному знакомству с Л.И. Брежневым. В отличие от своего предшественника он не имел собственной экономической программы и вряд ли был способен руководить экономикой такого масштаба. К тому же, он занял свой пост в возрасте 75 лет.

Обвальную победу одерживает на выборах в США Республиканская партия. Новый Президент Рональд Рейган – ярый антисоветчик, но, как я уже писал, советское руководство не принимает его всерьез.

В Польше начинает функционировать независимый профсоюз «Солидарность».

На фоне всех этих бурных событий выполнялась космическая программа 1980 года. Она была уже привычно напряженной. Советский Союз запустил 90 носителей с одной аварией; Соединенные Штаты произвели 15 пусков с двумя аварийными в том числе. Но повода радоваться высокой надежности советских ракет не было.

Восемнадцатого марта на старте в Плесецке взорвалась хорошо отработанная ракета-носитель 8А92. Погибло 48 человек. Это была вторая по тяжести катастрофа в истории советской ракетно-космической техники.

Трагическое и смешное ходят рядом. США запускало спутники связи военно-морского флота FLTSATCOM, а бразильские радиопираты использовали их для своих переговоров. К сожалению, такие факты становятся известны гораздо позже.

Конечно, преобладала военная тематика. Более 80% запусков проводилось в интересах Министерств Обороны СССР и США.

Третьи страны запустили 4 спутника с одной аварией.

Наше управление приняло посильное участие в программе года. Специалисты 72 отдела поехали в составе комиссии ГУКОС в Плесецк. После возвращения, делясь впечатлениями, они признались, что многие из жертв были напрасными: на старте в непосредственной близости к ракете находились люди без особой необходимости.

На этом бурном фоне события моей жизни выглядят будничными и незаметными. Я продолжал трудиться в качестве ЗНО-74 со всеми вытекающими из этого факта последствиями.

Мои записи показывают, что в марте мы были «озадачены» составлением списков личного состава с указанием должностных окладов. Мы получили новое «Положение о финансировании НИР и ОКР». Речь шла все о том же: как выполнить и перевыполнить планы и получить результаты, не тратя на это денег.

Мы впервые получили указание не проводить никаких внеплановых работ.

Для института Академии Наук такое требование было бы уместным. Для нас, получающих каждый день указание сверху сделать что-то в интересах ГУКОС, это просто нереально. Поэтому часть средств отвели на так называемые оперативные работы.

Но теперь каждая такая работа должна была быть оформлена в виде «тирешной» или «дробной» темы и включена в план работ. Новая головная боль для заместителей начальников отделов. Зато приличие было соблюдено.

Теперь мы выполняли только плановые работы и требовали заключения о реализации от Заказчика. Это был документ, который обычно писали сами исполнители в рабочих тетрадях офицеров ГУКОС, а затем читали собственное сочинение уже как официальный документ, подтверждающий, что деньги потрачены не зря.

Теперь мы должны были определять сметную стоимость каждой темы НИР. Туда включались затраты по заработной плате, командировкам, стоимость расходных материалов и (в редких случаях) расходы на приобретение оборудования и экспериментальные исследования.

Последнее случалось нечасто, так как подавляющая часть наших НИР была плодом чистого разума научных сотрудников. Мы шутили между собой по этому поводу, что обоснование наших предложений выполняется по формуле 2П4С (пол – потолок – четыре стены). То есть, при определении, допустим, затрат на какое-то мероприятие МНС обводит глазами свою рабочую комнату и … вписывает в отчет любую пришедшую ему в голову сумму.

В 1980 году нам разрешали тратить на командировки не более двухсот пятидесяти рублей на отдел в год. Много это или мало? Суточные и квартирные – примерно пять рублей в день на человека. Плюс дорога. В общем, отдел мог послать в командировку продолжительностью одна неделя четыре-пять человек. Но в реальной жизни этих денег вполне хватало. В командировки наши офицеры ездили неохотно.

Считали мы и расходы по применению ЭВМ (машинное время). Но, насколько я помню, в 74-м отделе на вычислительных машинах не работал никто. А сотрудникам других отделов машинное время доставалось нечасто. Наш вычислительный центр был загружен баллистическими расчетами. Для остальных шести управлений выделялась одна машина БЭСМ-6 и то в ночное время.

Конечно, начиная год, мы не могли обойтись без составления массы планов, в том числе, плана командировок и плана отпусков офицерского состава. Юра Сафронов запланировал себе отпуск на июнь; я мог выбирать любое другое время. Подумав, я выбрал июль-август. В этом было преимущество моего «высокого» служебного положения: мой выбор времени отпуска ограничивался выбором начальника отдела. Начальников лабораторий мы планировали в отпуск на время, когда лаборатория не имела серьезных выходных материалов. Остальные категории распределялись по месяцам равномерно; исключения делались для тех, кто тем или иным путем достал путевки в санаторий.

Для меня и моей семьи текущий год был особым. Впервые мы планировали поехать куда-нибудь всей семьей на своей машине. До этого уезжали обычно мы с сыном, Вера оставалась дома. Мы с Игорем побывали несколько раз на Кавказе, в Сухумском санатории и в туристических походах с базы «Красная Поляна». Позже сын ходил в походы уже самостоятельно. Тут он впервые понял, какие преимущества дает ему умение играть на гитаре, хотя в процессе учебы он резко возражал, заявляя, что гитара ему не нужна, что это мучение, и т.д.

Куда именно мы поедем, я еще не знал. Мы прикидывали варианты, пока Коля Сущенко не предложил мне достать путевку в охотхозяйство в Латвии. Там все было новым для нас, мы никогда не были в Прибалтике; мы подумали и согласились.

Процедура получения путевки была двухступенчатой. Сначала надо было добиться, чтобы из Центрального правления Военно-охотничьего общества позвонили в Ригу и согласовали время моего визита. Саму путевку я должен был забрать в штабе военного округа в Риге.

Дату начала моего отдыха на базе согласовали на двадцатое июля.

Будущий доктор наук Виктор Иванович Кривоцюк, служивший в отделе МНСом, как-то в шутку (или со скрытым вызовом, не знаю точно) предложил мне помощь в опубликовании моих работ, если таковые у меня есть. Сам он к тому времени вошел в доверие к Главному редактору журнала «Измерительная техника» и печатался в этом вполне приличном органе союзного значения.

Жена моя, у которой мой высокий научный авторитет не вызывал сомнений, тоже все время высказывала желание, чтобы я работал над докторской. Сам я понимал, что в империи Мельникова моя защита вряд ли возможна. Но если есть возможность опубликоваться, почему бы нет? И я написал первую статью, развивая одно из положений своей кандидатской диссертации.

Чтобы не вдаваться в математические тонкости, что в мемуарах неуместно, я прибегаю к сравнению.

Идея была простой. Если в семье есть запас посуды, можно не мыть грязные тарелки всю неделю, пока раковина не наполнится. Затем, собравшись с силами, надо ее всю помыть, на что уходит некоторое время. Или можно выполнять эту процедуру каждый день. Тогда времени уходит в пересчете на неделю, грубо говоря, столько же, но делать это легче. Если мыть грязную посуду после каждого приема пищи, времени снова будет потрачено столько же, но работа становится почти незаметной.

Еще преимущества? Пожалуйста. Если к вам неожиданно пришли гости, неудобно приглашать их в кухню, где накопилась грязь, и вы в спешке ликвидируете беспорядок, пока кто-то из семьи развлекает гостей в гостиной. Если же мыть и убирать каждый раз после появления грязной тарелки, все готово к приему гостей в любой момент.

Переходя на технику и предполагая, что техническое обслуживание действительно восстанавливает работоспособность изделий, как лучше проводить профилактику, чтобы среднее число исправных изделий было максимальным? Оказывается, надо поступать так же, как в случае с грязной посудой – «мыть» по одному изделию, распределяя работы по возможности равномерно во времени. И тогда – о чудо! – можно добиться того, что у вас никогда не будет больше одного необслуженного изделия. Что и требуется при несении боевого дежурства. И технических средств, с помощью которых проводится профилактика, требуется меньше.

Не все специалисты были со мной согласны. Мой первый оппонент Михаил Иванович Емелин в своей книге писал, что нужно одновременно обслуживать все ракеты, и тогда боеготовность Ракетных войск будет максимальной. Да, в момент окончания обслуживания. Такая стратегия хороша, если сразу после профилактики мы начинаем ракетно-ядерную войну. Об этом профессор благоразумно умолчал.

Спасибо Кривоцюку, я познакомился с молодой симпатичной женщиной – Главным редактором и, переделав статью по ее указаниям на мирный лад (заменив ракеты на измерительные приборы), успешно ее опубликовал. А всего за два года было напечатано четыре статьи. Это стало хорошим теоретическим заделом; к тому же выполнялось требование ВАК, согласно которому результаты докторской должны быть опубликованы во всесоюзных изданиях. Если я так и не написал диссертации, то это всецело моя вина. Многие защищались, имея в запасе гораздо меньше идей. Мне не хватило настырности и пробивной способности.

Вот упоминаемый в Интернете как один из создателей Первого искусственного спутника Олег Викторович Гурко, с которым мы были знакомы семьями, нашел в себе силы и написал докторскую, работая в туалете, когда семья его ютилась в двухкомнатной «хрущевке».

Журнал «Измерительная техника» переводился на английский язык и переиздавался в США. Тут-то и выяснилось вдруг, что авторам статей платят гонорары дважды – в СССР в рублях и в США в долларах.

Но иностранная валюта в Союзе официального хождения не имела. Поэтому заботливое правительство придумало выход. Полученные доллары обменивались на так называемые сертификаты – бумажки с полосами разного цвета, на которых была указана сумма в рублях. Не думаю, что гонорар автора составлял сумму, которую нам платили, но это на совести советской финансовой системы.

На сертификаты можно было приобретать товары в Торгсине – валютном магазине. Только назывались такие магазины теперь иначе. Выбор товаров в них был, конечно, существенно богаче, чем в обычных торговых предприятиях.

Так и вышло, что я получал несколько раз в редакции вожделенные сертификаты и что-то покупал для семьи, уже не помню, что именно.

В этой главе я не буду детально описывать все, чем мы занимались в течение года. Год этот был похож на все предыдущие обилием совещаний, комиссий, проверок, партийно-политических мероприятий и прочей шумихи.

Время шло, а вопрос с квартирой никак не решался. И вот, перед сдачей очередного многоквартирного дома я в очередной раз отправился на личный прием к Командиру. И тут я получил полный афронт. Если на предыдущих приемах ГП ласково обещал дать квартиру… в следующем доме, то теперь он отказал мне наотрез, не объясняя причин.

Когда я сказал, что обращусь с этим вопросом в более высокие инстанции, он равнодушно согласился. Он был слишком уверен в себе. Я же, будучи законопослушным офицером, не понимал, как можно не выполнять распоряжения начальства.

Так встала передо мной задача попасть на прием к генерал-полковнику А.А. Максимову. Он в 1979 году стал начальником ГУКОС. Мы знали друг друга лично со времен, когда он еще не был генералом, и я не сомневался в успехе.

Но сначала я пошел к Владимиру Яковлевичу Хильченко, который тогда служил в ГУКОСе, по-моему, в должности замначальника отдела. Он прочитал мой рапорт, и я переписал его по советам Хильченко.

Записавшись на прием у адъютанта, я стал ждать заветного дня. Как я понимаю теперь, Володя Хильченко освежил память генерала и просил мне помочь.

День приема подошел быстро, и я отправился на станцию «Калужская» в хорошо известное мне здание. Там меня попросил подождать адъютант генерала. Ждать пришлось долго, около трех часов. Наконец, меня пригласили в маленькую комнату, где я увидел после долгого перерыва Александра Александровича Максимова.

«А я думаю, кто такой Ануфриенко? – Весело начал Максимов, протягивая руку для пожатия. – А это старый знакомый. Здравствуй, Евгений Александрович!» – «Здравия желаю, товарищ генерал-полковник, – ответил я по уставу, – рад Вас видеть».

Вопрос решился быстро. А.А. Максимов предложил формулировку своей резолюции. Я поморщился. «Что, не нравится? А как бы ты хотел?» – «Товарищ генерал, – ответил я, – я в очереди стою с 1970 года. Если Вы напишете так, как сказали, я еще столько же буду ждать».

Максимов задумался и начертал на моем рапорте: «Предоставить трехкомнатную квартиру вне всякой очереди».

Утром следующего дня я снова отправился к ГП. И он уговорил меня, чтобы я подождал… до следующего дома. Впрочем, я уверен, что если бы я возражал и добивался, квартиры все равно бы не дали. Когда я однажды рассказал о своем ожидании подполковнику Теплову из штаба, тот только усмехнулся: «Подумаешь, начальник ГУКОС! У меня такая же резолюция Главкома, а я уже восемь лет жду», Увы! Пока у власти был ГП, нам с Аликом Тепловым ничего не светило.

Конечно, ГП не был бы ГП, если бы не разыграл спектакль по поводу получения приказа от Максимова. Его секретарша рассказывала мне, что он широко раскрыл двери кабинета и громко обсуждал по телефону квартирные дела, упоминая и мою фамилию. Дескать, вот, попробуй тут дать кому-то квартиру, если сверху давят. Это, конечно, предназначалось не только для моих ушей.

Алик Теплов отвечал в штабе за физическую подготовку. Главными событиями года для него были лыжные и легкоатлетические кроссы. Бежали все, кроме больных. Речь не шла о высоких спортивных результатах или рекордах – откуда им взяться. Это – еще одна запланированная тягота военной службы. В описываемом году кросс пришелся на 24 апреля.

Просматривая свои записи, нахожу очередной курьез. Замполит ставит задачу выпустить стенгазеты к десятому апреля – в честь годовщины рождения Ленина – и …к Первому мая. Какие могут произойти события в отделе из пятнадцати человек за две-три недели, что надо снова оформлять газету? Но разума в нашей ППР (партийнополитическая работа, или посидели, попиздели, разошлись) становилось все меньше, а мероприятий – все больше.

Ранним весенним утром я зашел к Володе Булееву, вывел свой ЗАЗ на улицу и повел его домой. Повернув за угол, я попал на оживленную дорогу, и тут от обилия машин у меня буквально закружилась голова. Я остановился и несколько секунд приходил в себя. Затем, как ни в чем не бывало, я поехал дальше.

Я вожу машину тридцать лет, но тот первый день своего водительского стажа помню в мелких деталях. Так или иначе, к июлю месяцу опыта у меня было маловато. И все же мы решились и поехали в Ригу всей семьей на машине. Все усложнялось тем, что ГАИ Москвы и Московской области было в эти дни в страшном возбуждении. Предстояло открытие Олимпиады, и милиция делала все, чтобы ограничить доступ в столицу автолюбителей. Задерживали и лишали права вождения за любое незначительное нарушение правил.

Володя Захаров потом хвастался, как он в эти боевые дни вывозил в Москву на своих «Жигулях-2103» начальника политотдела Института генерал-майора И.А. Панкратова.

На въезде его остановили, но увидев подполковника за рулем и генерала на пассажирском сидении, разрешили проехать. В те дни Захаров гордился таким пассажиром, хотя и не очень распространялся по этому поводу.

Вся вторая декада июля – это сплошные тренировки милиции по обеспечению безопасности Олимпиады. Мы думали, что нас это не касается – ведь мы уезжали, но ошиблись.

Вечером шестнадцатого июля мы узнали из последних известий, что на следующий день будет закрыта для движения МКАД, а она являлась частью маршрута.

Я плюнул от досады и решил ехать по бетонке – наружной кольцевой дороге, которой никогда не пользовался. Задача была простой: доехать до Волоколамского шоссе и повернуть направо, а там катить на запад до посинения.

Утром в четверг мы уселись в машину и отправились. В целом все прошло спокойно, только на одном участке дорога была покрыта слоем жидкой грязи. Меня закрутило, и ЗАЗ сделал три полных оборота, но – фрайерская удача – остался на дороге. Мы постояли с минуту, чтобы успокоиться, а затем отправились дальше.

Достигнув Волоколамки, мы перевели дух. Теперь, если верить карте, предстояло одолеть тысячу километров (восемнадцать часов езды).

Если ехать без остановок, мы прибудем в столицу Латвии в шесть утра пятницы. Штаб округа, как и все нормальные учреждения, не работал в субботу и воскресение. Так или иначе, надо было приехать и получить путевку не позднее трех пополудни.

Мы получили хороший урок выносливости. Я гнал машину с максимально разрешенной скоростью, делая остановки только по крайней необходимости. Наконец, мы остановились на ночлег. Спали прямо в машине часа четыре. Время поджимало, и мы продолжили путь.

Тут выяснилось, что последние тридцать два километра Рижского шоссе поставлены на ремонт. С трудом найдя объездную дорогу, мы поехали лесом и без приключений вернулись на магистраль. Бывалые водители говорили мне, что в Латвии дороги прекрасные. Мы проехали границу и с удивлением посмотрели вокруг. Если эта тропка – прекрасная дорога, то я – король Саудовской Аравии. Бездорожье продолжалось километров десять и сменилось действительно ухоженным асфальтом. Мы недоумевали, пока мне не пришло в голову объяснение.

«Это они до войны боялись нападения России, – сказал я Вере, – и надеялись, что этих десяти километров бездорожья будет достаточно, чтобы задержать Красную Армию до подхода помощи с Запада».

Прошло четыре десятилетия, и Запад не помог, а бездорожье осталось.

Мы въехали в Ригу по улице Маскавас, т.е., по Московской дороге. В запредельной усталости я оставил семью в машине, пешком дошел до места назначения, получил путевку и доехал до стоянки на набережной Даугавы. Тут я предложил жене и сыну воспользоваться городским транспортом, а сам скрючился на заднем сидении и заснул. Когда жена и сын вернулись с покупками, я чувствовал себя гораздо свежее, и мы отправились в Энгуре. Эта рыбацкая деревня в восьмидесяти километрах от Риги была ориентиром. Рядом с ней на берегу озера Энгуре находилось отделение охотхозяйства, куда мы стремились попасть.

На последнем коротком отрезке пути не обошлось без приключений. Проехав километров двадцать, мы остановились на стоянке. Тут же появился легковой автомобиль, и мужчина лет сорока пяти стал крутиться возле нас.

Крутился он не просто так. Он оказался офицером КГБ, который отвечал за безопасность проезда по шоссе именно в этот день. Ведь именно в пятницу восемнадцатого июля по этому шоссе в Юрмалу должен был проследовать член Политбюро ЦК КПСС В.В. Гришин. В связи с этим был запрещен транзитный проезд через Юрмалу. Я сам показал свои документы, и сотрудник КГБ дал совет, как преодолеть милицейские запреты.

Уже за Юрмалой я вдруг увидел, что дорогу преграждает стена грязно-белого цвета высотой метра два с половиной. Я остановился. Выяснилось, что это прицеп, а тягач «ушел» с высокого откоса вниз. Виновником аварии оказался подросток на велосипеде, внезапно выехавший на шоссе.

Гаишник оживленно беседовал с испуганным мальчишкой, а мы осторожно объехали неожиданное препятствие по обочине и продолжили свой путь.

В охотхозяйство мы прибыли уже к ночи, или мне так казалось. Мне невыносимо хотелось спать. Еле найдя в себе силы выпить с дежурным егерем по стакану водки и поужинать, я свалился в кровать и проспал до полудня субботы.

Преимущества социалистической системы хозяйства существенны и многообразны. Возьмем ценообразование. Если верить официальному обменному курсу (шесть рублей за доллар), то килограмм кофе продавался за 75 центов, а треска мороженая – по 7 центов за килограмм. То же относилось и к сфере услуг.

В нашем случае путевка на пятнадцать дней втроем стоила 45 рублей, т.е., по одному рублю с человека в день. За эту смехотворную сумму мы получили в домике на самом берегу озера Энгуре комнату с кухней и лодку, которая круглые сутки находилась в нашем распоряжении. И все это обошлось в… 8 долларов? Да, потому что цены назначались все по тому же уже упомянутому принципу 2П4С. Но нас такая цена вполне устраивала.

Хозяйство окружал густой сосновый лес. Из глубины его по обычной водопроводной трубе была подведена родниковая вода, которая выливалась в колодец, сооруженный из стандартного железобетонного кольца, отрезка трубы диаметром в один метр.

Командовал этим филиалом старшина сверхсрочной службы Павел Хамышак – личность примечательная.

Прибыв на службу с Украины, он женился на местной девушке и жил с ней в доме тестя в близлежащей деревне. Тесть этот оказался бывшим владельцем озера Энгуре (24 квадратных километра водной поверхности).

Паша – мужик хозяйственный, пришелся ко двору в Латвии, где ценят работящих людей.

На участке у тестя Павел с женой выращивали саженцы шиповника, которые охотно скупала какая-то рижская организация. Ведь к этим саженцам потом прививали культурные сорта розы. Только на этом семья делала около восьми тысяч рублей в год, т.е., больше моей официальной зарплаты.

Под предлогом удобства обслуживания Павел за счет Министерства Обороны построил рядом с домом просторную хорошо оборудованную грибоварню и соорудил из сборного железобетона погреб площадью с мою двухкомнатную квартиру. Только погреб этот был выше уровня земли – заглубляться мешали высокие грунтовые воды.

Словом, Павел Хамышак катался, как сыр в масле. Интересно было бы узнать, вернули ли озеро потомкам прежнего владельца в независимой Латвии.

До сих пор помню свое потрясение, когда мы с Верой посетили продовольственный магазин в рыбацком поселке все с тем же именем Энгуре. Я насчитал шесть сортов пива, более двадцати сортов вина и водки и с две дюжины видов мясных и колбасных изделий!

Как ни странно, я не испытал подобного шока, когда увидел впервые американские супермаркеты. Это была все же Америка, а тут такое изобилие в рыбацкой деревне, когда в столице нашей Родины Москве…

История «добровольного» присоединения прибалтийских государств к СССР хорошо известна. Так сложилось, что я вживую видел только Латвию. Судя по немногочисленным встречам с местными жителями, они не испытывали сердечных дружественных чувств к Москве и русским. На мои вопросы, заданные по-русски, они порой отвечали на своем родном языке.

Я не прибегал к уловке своего дяди Ивана Афанасьевича, который в таких случаях переходил на немецкий. Думаю, что моего тогдашнего английского было бы достаточно, чтобы растопить лед, но я предпочитал просто улыбаться в ответ на эти выходки.

Сейчас мало кто помнит, что все бюджетные расходы Прибалтики покрывались за счет союзного бюджета. Так что все заводы и фабрики, построенные после войны, оплачены Россией. Другое дело, что значительная часть расходов уходила на оборонку, включая содержание Балтийского флота.

Не знаю, что выиграла Латвия, став независимой. Может быть, гордость быть государством со своим гимном и флагом. Искренне желаю всем гражданам Латвии успехов на их нелегком пути в Европу.

Проснувшись утром, мы обнаружили, что в хозяйство прибыли несколько офицеров-рыбаков. Они вышли в озеро и вернулись к обеду с уловом. Но брать пойманных щук с собой им не хотелось. Они предлагали мне эту рыбу, я согласился. Рыбу, естественно, запустили прямо в колодец, там она и ждала своей участи.

Наши выходы на открытую воду нельзя назвать удачными: рыба попадалась, но мелкая. К ловле щук на спиннинг я оказался не готов. Но главное, вокруг была дикая природа, и мы действительно отдыхали.

Две недели пролетели, как сон. На прощальный обед Вера приготовила жареные грибы – сыроежки гигантских размеров, очень вкусные в жареном виде. Один из гостей – латыш и родственник Паши Хамышака – громко нахваливал их. Может, хотел доставить удовольствие моей жене, а, может, действительно не пробовал такое блюдо раньше.

Обратный путь в Москву по уже знакомой дороге прошел легко, и мы оказались дома в начале августа. Отдохнувшие и окрепшие или усталые, но довольные, как вам больше понравится.

Но год отпуском не кончился. В сентябре нам напомнили, что предстоит кампания – «важнейшая политическое мероприятие» – по подписке на газеты. Причем, агитировать за подписку на такие издания как «Новый мир» или «Литературная газета» не требовалось. Нужно было заставить офицеров подписаться на непопулярные, но идейно выдержанные издания ЦК КПСС.

Гражданское население неохотно покупало газеты и журналы этой категории. Отыгрывались на офицерах и членах Партии. Вся эта кампания отнимала много сил и времени и была тщательно спланирована политотделом. Нам оставалось выполнять их указания. Всего предложенный план работы на сентябрь включал тринадцать пунктов.

Тут впервые В.Д. Топорков доложил нам о сложной ситуации в Польше. Из его невнятного сообщения понять что-либо было трудно. Оставалось ждать обещанного письма ЦК.

Наконец, в октябре свершилось неизбежное. Ушел в отставку начальник 73-го отдела полковник (или капитан первого ранга) Дежников. Его место занял Олег Викторович Аполлонов, бывший до этого заместителем начальника отдела, защитивший на Совете докторскую диссертацию и ставший в глазах ГП достойным высокой должности.

К этому времени Командованию было уже совершенно очевидно, что нас с Сафроновым нужно разлучить. Думаю, что Юра при любом удобном случае приносил В.С. Иревлину компромат на меня. Я ничего подобного не делал, я просто не обращал на него внимания. Мне предложили перевод на ту же должность в 73-й отдел, я с удовольствием согласился. Мое прежнее место занял долго ждавший этого Юра Григорьев. Он давно был достоин этого продвижения, и не моя вина, что ждать пришлось так долго. Он, как и я, относился к категории «безродных» и не мог рассчитывать на помощь извне.

Обязанности у меня оставались те же, но люди были другие. 73-й отдел занимался эксплуатацией средств командно-измерительного комплекса (КИК), или наземного автоматизированного комплекса управления (НАКУ). Последнее название, ставшее плодом долгих раздумий нашей научной элиты, применялось, кстати, только в стенах Института.

Далее

В начало