Итак, 1983-й год. Новый год, порядки новые, как пелось в старой блатной песне. Но об этом чуть позже.

В Италии проходит очередной процесс над членами «Красных бригад». Марио Моретти, один из главных организаторов похищения и убийства бывшего премьера Альдо Моро, приговорен к пожизненному заключению. Но уже через пятнадцать лет он, по сообщению журналистов, «проводит несколько дней в неделю вне камеры» и даже работает программистом. Такое отношение государства к террористам поражает и провоцирует новые теракты. Преступление без наказания. Точнее, с неадекватным наказанием.

Гуманные судьи, сохраняющие жизнь убийцам, почему-то забывают о гуманизме по отношению к убитым и их семьям.

Блаженные времена! ОПЭК впервые соглашается снизить цену на сырую нефть с 34 до 19 долларов за баррель. И тридцати лет не прошло, а цена выросла в четыре с лишним раза.

Президент США Рональд Рейган объявляет о начале работ по программе «Стратегическая оборонная инициатива», более известной как «Звездные войны». Пока речь идет о научно-исследовательских работах, но никто не знает, насколько серьезно это заявление. Впрочем, это имеет отношение к космической программе и будет подробнее описано ниже.

В очередной раз терпит крах попытка США установить мир на Ближнем Востоке, когда мирные переговоры покидают представители Иордании.

Может быть, я поспешил, когда в предыдущей главе заявил о том, что репрессий при Андропове не было. Ведь именно при нем был создан знаменитый АКСО – Антисионистский комитет советской общественности. От способа организации до идеологических догм от этого комитета веяло застарелым духом сталинских времен. А установление деятелям Комитета государственных окладов и привилегий, а также пункт 8 – Постановления о создании АКСО (Поручить Отделу пропаганды ЦК КПСС рассматривать совместно с КГБ СССР планы работы комитета и оказывать необходимую помощь в их осуществлении» (Прил. XII, док. 19, лл. 1-2)), ясно показывали, откуда ветер дует.

В мае США соглашаются на продажу Китаю высокотехнологичного оборудования. Тут, конечно, присутствовало желание уязвить СССР. Неизвестно, правда, чего добились для себя Соединенные Штаты, вреда или пользы.

В июле Польша отменяет военное положение. Обстановка более или менее нормализуется. Амнистированы политические заключенные.

В сентябре огнем истребителей сбит южнокорейский лайнер, погибло 269 человек. Весь мир бурно реагирует, считая такие действия СССР ненужной жестокостью.

Между тем, многие факты об этом полете до сих пор недоступны общественности. Существует версия, что полет этот был частью разведывательной операции США и их союзников, предусматривающей использование возможных трагических последствий в пропагандистской кампании против СССР. А цена опровержениям ЦРУ известна – таковы правила игры.

Нобелевская премия мира присуждается Леху Валенсе. В СССР это никого не удивляет. Политическая ангажированность Нобелевского комитета давно стала общеизвестной.

В октябре Коммунистическая партия Китая начинает беспрецедентную по масштабам чистку (сорок миллионов персональных дел). Цель? Я думаю, что нужно было вытравить из сознания маоистские догмы. Ведь страна готовилась жить по-новому.

На Гренаде происходит левый путч, подавленный войсками США. По этому поводу наши идеологи произнесли много слов и сломали много перьев.

23 октября в Бейруте в результате террористического акта погибли 307 человек (242 американских и 62 французских военнослужащих-миротворцев). Интересно, что организаторы взрывов до сих пор неизвестны.

По одной из версий, теракт был вызван вмешательством миротворцев во внутренние межобщинные конфликты по просьбе правительства Ливана, возглавляемого христианами.

Резко обостряются отношения с США в связи с размещением в Европе американских крылатых ракет. Крайний антисоветизм президента США все больше начинает влиять на внешнюю политику страны. Руководство СССР начинает осознавать, что Рональд Рейган – не только актер второго плана.

Космическая программа года – 130 запусков носителей. Еще несколько спутников запущено с борта шаттлов. Всего одна авария, но какая! 26 сентября при запуске «Союза» взрывается на старте отработанный носитель. Буквально за две секунды до взрыва включена система аварийного спасения, и экипаж улетает от гибели, чтобы приземлиться на парашютах поблизости от старта. Владимир Титов и Геннадий Стрекалов спасены, но гагаринское стартовое сооружение полностью разрушено, кстати, уже не первый раз.

Более половины из 21 запуска, проведенных США – военного назначения. 69% советских запусков (68 из 99) – военные.

Я механически относил все запуски третьих стран к мирной тематике. И только позже обнаружил, что спутники Китая не все относились к гражданским технологиям. Примерно с 1975 года КНР занималось космической разведкой, пока отставая от СССР в количественном отношении..

Военное и политическое руководство СССР было застигнуто врасплох стратегической оборонной инициативой Рейгана. Ведь она подрывала с трудом достигнутый баланс сил на международной арене. Создай американцы надежный космический щит – систему противоракетной обороны космического базирования – и вся ракетно-ядерная мощь СССР оказывалась бесполезной.

Опытный шоумен, президент Рейган организовал показ по телевидению мультипликационных образов советских ядерных головных частей, которые с невероятной легкостью сжигаются лазерным лучом задолго до подлета к США. Специалисты понимали, что это только картинки; мы прекрасно знали, сколько работы предстоит, чтобы воплотить эти образы в жизнь, и сколько это может стоить. Но на массовое сознание эти мультяшки производили большое впечатление. Нестандартное мышление ученых пошло своим путем. Академик Соколов-Петрянов в своей лаборатории разработал защитную окраску головных частей, которая при попадании луча испарялась, рассеивала энергию лазера, и гарантировала сохранность конструкции.

К сожалению, политические вопросы решают не академики. Андропов и Черненко не успели принять практических решений по СОИ; пришедший им на смену Горбачев – далекий от науки человек, поверил (или хотел поверить) в рекламные декларации американской стороны.

Так или иначе, угрозы Рейгана внесли свой серьезный вклад в последующие события, приведшие к развалу СССР. На советскую экономику, уже истощенную гонкой вооружений, свалилась задача противостоять «звездным войнам» и найти «ассиметричный ответ».

Мне кажется, что будь создание такой системы в 80-е годы возможно, она уже давно существовала бы. Думаю, что СОИ Рональда Рейгана была огромным блефом и полномасштабным промыванием мозгов советского руководства.

«Большое видится на расстоянии». – Писал С.А. Есенин. Так и со мной. Вот читаю сейчас (2010 год) свои записи от 1983 года и вижу, что ничего не понимал в происходящих событиях. Первого февраля состоялось совещание руководства управления по итогам работы за 1982 год. Докладчик – Василий Данилович Топорков – торжественно объявил, что в 1982 году только состояние воинской дисциплины отбросило нас назад. Он имел в виду, что седьмое управление могло бы занять гораздо более высокое место в Институте. Пусть так.

Но следующим выступил Владимир Сергеевич Иревлин. И вот тут открылась другая картина. Начальник управления рассказал, что начало 1983 года ознаменуется целым рядом мероприятий, прямо касающихся Института. В марте – конференция ГЛАВПУРа, затем – Коллегия Министерства по космическим средствам. В феврале – комиссия Главного политического управления, проверяющая Институт (и готовящая материалы для упомянутых конференции и коллегии).

И далее – как обухом по голове. Фон для проверки – неблагоприятный. Сорваны сроки по важнейшим программам (каким?); отставание от вероятного противника; отставание в организационно-штатной структуре частей и так далее и тому подобное. Последовательная сдача позиций, снижение требовательности, инициативы, деловитости, дисциплины. Словом, разгром Института по всем статьям. В итоге – 12-е место среди НИУ за 1982 год по сравнению с девятым местом за 1981 год.

Далее последовал разнос уже непосредственно нам. Выяснилось вдруг, что наше управление тоже ничего существенного в науку и практику не внесло, что планирование осуществляется формально, без видения перспективы, и т.д.

Казалось бы, что тут неясного? Министр Обороны, Главнокомандующий РВСН и Начальник ГУКОС много раз выражали недовольство деятельностью нашего Командира, который совсем отбился от рук. Но в официальных оценках это недовольство заглушалось из опасения, как бы не рассердить высокого покровителя. А теперь, с его уходом из жизни, стало возможным сказать правду.

Но мы этого тогда не поняли. Слишком внезапным был переход от снисходительного похлопывания по плечу к прямому и резкому разговору. Это был первый звонок, указывающий на ожидающие нас большие перемены, но мы его не услышали.

Это произошло первого февраля. А с седьмого по восемнадцатое того же месяца у нас уже работала комиссия Главпура во главе с генерал-майором Устиновым. Для нас, сотрудников низшего и среднего звена, цель работы комиссии была сформулирована как «Выполнение решений XXYI съезда КПСС по организации, повышению эффективности и качества НИР и внедрению результатов в войска».

Уже восьмого февраля в отделе состоялось совещание по дисциплине, где докладчиком был я. Есть даже полный текст этого выступления, но я воздержусь от цитирования. Все ясно и так. Спешно латались дыры в ожидании комиссии. Почти ежедневно нас собирают на совещания. Поток указаний по подготовке докладов, справок и т.д.

Как показал разбор результатов работы комиссии двадцать первого февраля, Командованию удалось и в этот раз пустить пыль в глаза. В основном, выводы комиссии были благоприятны. Наш замполит И.А. Панкратов даже поблагодарил комиссию за «гуманное отношение». Первая гроза прошла стороной, но уже надвигалась следующая. Геннадий Павлович Мельников еще привычно громыхал на совещаниях руководящего состава. На одном из них (цитирую) он сказал: «Вон Туков сидит, … его мать, цедит через губу. Он сам себе инвариант».

Я привел сказанное без сокращений, чтобы читателю стало ясно, каким стилем изъяснялся теперь наш Командир. Но опытное ухо соратников почувствовало нотки неуверенности; все гадали, что произойдет дальше.

А дальше произошла еще одна комиссия. Узнав о том, кто ее возглавляет, ГП пренебрежительно сказал: «Подумаешь, фигура! Всего-то старший инструктор Главпура».

Чего не знал тогда никто – подлинная цель этой комиссии – снять с должности нашего замполита генерал-майора Панкратова Ивана Афанасьевича. А председатель комиссии в чине полковника присматривался к новому хозяйству, потому что именно он станет через пару месяцев нашим новым замполитом. К стыду своему, не могу вспомнить его фамилию.

Нас проверяли снова по полной программе, включая конспекты. Была поставлена плотная дымовая завеса; никто не должен был знать, о чем идет речь в высоких кабинетах.

Так или иначе, собранных фактов и свидетельств оказалось достаточно, и наш замполит угодил в отставку.

Знающие люди говорили ГП, что дыма без огня не бывает. «Еще не было такого, – убеждали они его, – чтобы комиссара сняли, а командира оставили». Но наш Командир не хотел верить в то, что звезда его закатилась.

На последнем совещании у ГП, где я присутствовал, Мельников сказал, что ему рекомендовано пойти в отпуск, но скоро он вернется, и «мы с вами еще поработаем». В отпуск он ушел, но уже не вернулся. Короткое партийное расследование ЦК КПСС, и акт был представлен на утверждение Ю.В. Андропову.

Тут начинаются домыслы и легенды. По одной из них в акте партийного расследования персонального дела коммуниста Мельникова Г.П. были перечислены его проступки в следующем порядке:

1. Покровительствовал родственникам и друзьям, трудоустраивал их в подчиненный Институт без учета потребности и квалификации.
2. Предоставлял квартиры (всего 64) из жилого фонда министерства Обороны случайным лицам, не имеющим отношения к Вооруженным Силам.
3. Ложно информировал высшее руководство страны о состоянии дел на порученном участке работы в личных целях.

Прочитав этот документ Генеральный секретарь якобы сказал: «Все это изложено неправильно. Вы любите своих родственников? И я люблю. С квартирами, конечно, нехорошо, уголовщина, но бывает и такое. Но главное здесь – третий пункт. Ложное информирование – ведь это сродни шпионажу. Акт переделать, третий пункт поставить первым, первый третьим. Судить и расстрелять».

Все это происходило не позднее октября месяца. Наш теперь уже бывший командир был уволен в отставку, и тут же ощутил первые последствия.

При строительстве дач в садово-дачном хозяйстве Института в Шувалово приближенные ГП хотели чувствовать себя близким к нему не только духовно, но и, так сказать, физически. Поэтому дачи их – а там попадались шедевры типа французского средневекового замка в миниатюре – окружали дачу Командира тесным кольцом. И вдруг – такой афронт!

Теперь надо было демонстрировать не близость, а дистанцию. По улице, на которую выходила дача ГП, его присные перестали ходить, чтобы случайно не встретиться с опальным лидером. Его бывшие подручные предпочитали обходить целый квартал, чтобы попасть на дачу к приятелю, лишь бы не вляпаться в неловкое положение.

Но эта проблема, хотя и волновала нашего героя, но не слишком. Главное было – спасти свою шею. Решение Генерального висело тяжелым грузом на всей оставшейся жизни ГП.

Из короткого времени пребывания Ю.В. Андропова у власти запомнились мероприятия по повышению трудовой дисциплины. В рабочее время патрули милиции и народных дружин регулярно отлавливали в общественных местах уклоняющихся от работы.

Виктор Николаевич Ремизов, который к тому времени уволился в запас и работал в одном из НИИ в Подлипках, со смехом рассказывал, как он сидел с приятелем и пил пиво, когда вошел такой патруль. Приятель тут же достал и заполнил специальный листок с поставленной заранее подписью начальника отдела. Теперь он числился в отгуле. Виктор предъявил свое пенсионное удостоверение. Патруль козырнул и пожелал им приятного отдыха.

Народ одобрительно отнесся к таким мерам, вот только много ли было от них пользы, не знаю.

Не прошло и двух месяцев после ухода ГП; подошел срок сдачи очередного дома. И тут мне сообщили, что мне дали трехкомнатную квартиру на четвертом этаже. Я не поверил – слишком долго я этого ждал – и отправился в приемную Командира. Но в Институте ничего нельзя было сделать незаметно. Когда я вошел в коридор, я услышал, как генерал Степанов разговаривает с кем-то по телефону. Дверь была открыта. Герман Васильевич с большим удовлетворением сообщал абоненту, какое большое дело они сделали, дав Ануфриенко (т.е., мне) квартиру. В этом же доме получил квартиру и Алик Теплов.

Сыну исполнялось осенью восемнадцать лет, и его должны были призвать в армию. Между тем война в Афганистане шла полным ходом, и шанс новобранца попасть туда был высок. Мы с женой решили сделать все, чтобы сын служить не пошел. Пишу об этом без малейшего стеснения. Наша семья отдала армии в моем лице более тридцати лет, я думаю, достаточно.

Перебирая варианты решения проблемы, я вспомнил о скромном враче госпиталя Бурденко, который делал мне электроэнцефалограмму. Быстро написав рапорт на имя начальника госпиталя, я запасся подарочным набором коньяков Молдавии и отправился на прием. До визита к генералу я встретился с Валерием Ивановичем, и тот сказал, что он проведет обследование, но нужно разрешение. В приемной пришлось подождать минут десять, затем генерал прочитал мой рапорт и наложил резолюцию, разрешающую провести тест.

В назначенный день мы явились с сыном к Валерию Ивановичу, тот выполнил работу и выдал заключение о полной непригодности Игоря к военной службе. Я забеспокоился, может быть, с сыном действительно что-то серьезное, но Валерий Иванович успокоил меня, сказав, что в этой процедуре многое зависит от того, кто и как ее проводит…

Стоит переболеть ботулизмом, если в результате получаешь полезные связи в госпитале Бурденко! При наличии такого заключения призывная комиссия не могла ничего сделать, даже если очень хотела. Так мой сын стал белобилетником. Проведенная операция сработала еще раз, когда мы готовились к выезду в США.

Игорь был еще в призывном возрасте, но вопросов к нему не возникло.

Судя по записи на полях моей рабочей тетради, я готовился с семьей провести отпуск в дальней поездке. Точно не помню, но это могла быть поездка на Украину. «Запорожец» доставил нас в Кировоград, где мы хорошо отдохнули. Мне удалось даже прочитать несколько лекций, ведь к тому времени я уже был вхож и в союзную организацию общества «Знание».

На обратном пути я остановил машину на берегу Днепра, подошел к воде и набрал полную пригоршню. Было это сразу при выезде из Киева. Охватило меня вдруг какое-то сентиментальное чувство; я неожиданно ощутил свою причастность к истории. Здесь, на берегах этой великой реки зарождалась и процветала Киевская Русь. И вот она, Матерь городов русских! Никогда со мной раньше такого не бывало. Может быть, это было предчувствие разлуки. Никогда позже не был я на Украине.

Сразу после прибытия из отпуска меня неожиданно вызвали в ГУКОС и предложили быть готовым к участию в комиссии по проверке авиационного полка на Южном полигоне. В этом полку когда-то служил мой тесть. Я должен был стать членом комиссии по оценке состояния эксплуатации самолетных измерительных пунктов (СИП). СИП представлял собой модифицированный ИЛ-18, на котором была смонтирована антенна и установлена телеметрическая станция, способная принимать информацию с борта спутников. Применялись СИПы в тех случаях, когда существующие наземные измерительные пункты не обеспечивали прием телеметрии.

Самым неприятным был вариант, когда приходилось лететь в район Берингова пролива и «висеть» часами в районе границы с США, ожидая сеанса связи. Рядом с нашими машинами тут же появлялись американские истребители и бдительно следили, чтобы граница не была нарушена. Для слабо знающих географию – между островом Большой Диомид, он же Ратманова (Россия), и Малый Диомид, он же Крузенштерна (США), всего четыре километра сто шестьдесят метров.

Я вернулся в Болшево, доложил о предстоящей командировке и приготовил чемодан.

Прошло несколько дней, вылет почему-то задерживался, а потом меня снова вызвали в Москву и объявили, что я назначен уже председателем той самой комиссии. Я пытался протестовать, но мои возражения никто слушать не стал. Вскоре мы вылетели на «Ласточку». По прибытии нас погрузили в автобус ПАЗ и доставили в гостиницу на десятке. Состав комиссии был разношерстным: офицеры ГУКОС, представители промышленности, военные представители и я в качестве председателя.

Утром следующего дня мы выехали в штаб авиаполка, и я познакомился с командиром, симпатичным усталым подполковником. Наша задача казалась простой. Все процессы эксплуатации определялись документацией Разработчика и были прозрачно ясны.

Одной из обязательных проверок было включение аппаратуры на земле перед каждым полетом. При этом в качестве источника электроэнергии применялся смонтированный на автомобиле дизель-генератор. С него мы и начали проверку.

Два дня потребовалось офицерам части, чтобы привести один комплект этой техники в рабочее состояние. Когда кабель питания подключили к бортовой аппаратуре, оказалось, что напряжение в два раза(!) превышает номинал. Военпред завода-изготовителя прибежал ко мне с искаженным от ужаса лицом и рассказал об этом ЧП.

Так начался провал авиаполка. Выяснилось, что из предписанных документацией процедур не делается ничего. Все заменялось пробным включением аппаратуры в полете уже на пути в расчетную точку приема информации. Главный конструктор СИП относился к эксплуатации серьезно. Был даже предусмотрен специальный автомобиль для доставки со склада на аэродром запасных блоков аппаратуры; автомобиль этот никогда не был использован по назначению и применялся начальством совсем в других целях. Почувствовав угрозу, командование части попыталось нас подкупить, предложив нам запас спирта и закусок. Я категорически отказался. Тогда они пошли к членам комиссии от промышленности, которых уговаривать не пришлось.

Начались звонки в ГУКОС, в которых нас обвиняли в барстве. Мы якобы требовали персональных машин, изысканного питания и… девочек. В общем, мы поставили им двойку и вернулись в Москву.

Запомнилась мне эта поездка и встречей с Борисом Чекуновым. Он все еще служил в Тюра-Таме. Выглядел он плохо: смертельная усталость читалась на отечном лице. Я зашел к Хильченко и рассказал об этом эпизоде. Володя успокоил меня, сказав, что вопрос о переводе Бориса решается. Снова увидел я Чекунова через полгода уже офицером ГУКОС. Чудо! Он выглядел посвежевшим, отечность ушла. Вот и говорите, что климат не влияет!

Начальник отдела ГУКОС, который организовывал комиссию, узнав о том, как мы оценили состояние дел, возликовал, схватил акт проверки и помчался по другим отделам похвастаться. Были ли приняты соответствующие меры, не знаю.

Но вернемся к получению квартиры. Мою двухкомнатную квартиру получал прапорщик, которому я рассказал о недостатках своей «хрущёвки», в частности о том, что температура зимой не поднимается выше четырнадцати градусов по Цельсию. Он только самонадеянно усмехнулся. Когда я случайно встретил его на улице через два года, он подтвердил, что ничто не помогло, и температура осталась на том же градусе.

Приближался праздник. За два для до годовщины Октября меня вызвал Василий Данилович Топорков и спросил, когда я переезжаю. Я объяснил, что паркет в квартире «плывет» и требует перекладки. Замполит вспылил и приказал мне переехать до праздника, чтобы семья прапорщика могла порадоваться новой квартире.

Я начал перевозить вещи, но не успел. 7 ноября я занимался перевозкой и не пошел на демонстрацию. Восьмого меня вызвал Иревлин и отчитал за такое самовольство. Топорков был тут же, но ничего не сказал. Кстати, в следующем доме, который был построен встык с моим, замполит получил квартиру, в которую въезжал… шесть месяцев. Что дозволено Юпитеру, то не дозволено быку. Выговаривая мне за неявку на демонстрацию, Иревлин еще не знал, что это последняя годовщина революции, которую он встретит, служа в Армии. С увольнением Г.П. Мельникова в Институте началась чистка кадров. Убирали всех, кто перешел предельный возраст или был слишком близок к делам бывшего командира. Но об этом в следующей главе.

Далее

В начало