Оглавление

Часть 1. Бассейн р. Суланды

Верхнесуландское общество. Исторические сведения.   Село Ушаковское. Изменения в Верхней Суланде. Дом дедушки. Дед Егор и его семья. Первые детские воспоминания. На Суланде. Церковно-приходская школа. Отпущение грехов. Крещение брата Панушки и сестры Гали.  Праздник Пантелеймона-исцелителя. Отъезд из Суланды в Шенкурск.

Часть 2. Шенкурск (1913 – январь 1919)

Уездный город Шенкурск. Наши местожительства в Шенкурске. Коммерческое училище. Мои увлечения. Москва – Волга – Астрахань. Каникулы на Суланде. Томагавки и Баба-Яга. Мельница. Душегубка. Налим. Первый заплыв. Грибы. В старом экипаже по белу свету. В село Долматово. Жорж учится летать. Зима в Шенкурске. Февральская революция. к. Октябрьская революция. Начало гражданской войны в Шенкурском уезде.

Часть 3. Интервенция на Севере (2.3.1918 – Мурманск; 2.8.1918–21.2.1920 – Архангельск)

Англичане и канадцы в Шенкурске (12.8.1918-25.1.1919). Первый аэроплан. Конец оккупации и бегство из Шенкурска. Шенкурск – Архангельск санным путем (1.1919-2.1919). Архангельск (1919-1920). Мулен Руж. Полковник Корзинкин. Последние месяцы правления интервентов в Архангельске. Канитель с деньгами.

Часть 4. Первый год советской власти на Севере.

Кемь – Архангельск – Москва – Псков (конец февраля 1920- середина февраля 1922 г.). В Кеми.  Приезд ЧК под председательством М.С. Кедрова, аресты. Лесной пожар. Морошка, росянка, гадюка. Ловля камбалы и купанье в море. На льдинах. На необитаемом острове. Кемь – Вологда — Архангельск. Архангельск (1920-1921). Школа 2-й ступени. Хлопоты. Снова все вместе. Мы перебираемся в Москву.  Архангельск- Шенкурск- Суланда- Вельск- Суланда. Няндома– Москва (мой дневник). Москва, начало 1922 и конец 1921 г. Хлопоты о выезде. Голод. На Плющихе. Бандиты грабят магазин.  Встреча с Г.А. Паршиным. Псков, переход границы.

Заключение. Военный коммунизм и НЭП

Часть І. Суланда и Велок (до 1913 г.)

а. Бассейн реки Суланды

Рисунок 1‑1. Обзорная карта. Центральная часть Архангельской Губернии

Крошечное село Ушаковское (ныне Михайловка) затерялось среди дремучих таежных лесов и боров лесной полосы, тянущейся непрерывной полосой от Финляндии до Урала и дальше до Охотского моря. Стоит оно на высоком левом берегу р. Суланды. Река невелика – около 30 км длины. Верховья ее, почти половина, в необжитой таежной полосе, средняя часть обжита давно. После слияния с р. Пуей впадает в судоходную р. Вага, а та в могучую реку Европейского севера Северную Двину (рис 1-1).

В обжитой части бассейна р. Суланды было два сельских общества, почти равных по населению и количеству деревень (всего около 30-и). Верхнесуландское и Нижнесуландское. В Верхнесуландском обществе почти все деревни построены на склонах Возвышенности Ветряной пояс, в Нижнесуландской размещается большинство в долине реки на первой аллювиальной террасе среди лугов и пашен (рис. 1-2).

Рисунок 1-2. Схема р. Суланды и размещения деревень (составлена В.Р. Малаховым, не в масштабе, чертеж Вер.П. Малышевой).

Наиболее древние отложения в верховьях реки и нашем обществе – верхнепермские морские отложения. Один из выходов глин этого возраста я в детстве нашел в левом борту реки выше деревни Камешники. Отсюда собрал прекрасно сохранившиеся раковины моллюсков из рода «Продуктус», которые довольно часто перед этим находил среди отложений реки, около валуна Шаньга. Дети звали их «чертовыми копытцами» и верили, что их потеряли чертенята. В длину они достигали 3-4 см, и очень походили по форме на копытца.

Речная терраса, частично заболоченная и покрытая ольшаником частично полями и лугами, возвышается от одного до двух метров над руслом реки. Сложена перемытыми отложениями морен Северных Увалов. Ширина её около и выше села редко достигает одного километра.  Ложе реки каменистое, течение быстрое, много переборов (мелких порогов/, вода очень чистая и прозрачная, резко отличается от мутных желтоватых вод р. Пуи. Это было нашей детской гордостью и за её прозрачные быстрые воды полюбили реку. Ширина реки колебалась от 40 до 70 м., в основном, была мелководна, глубокие плёсы и омуты встречались редко, да и глубина их около села по – видимому не превышала 2-3 м.   Хмелеватка, небольшой омут выше Шаньги.

Бассейн р. Ваги и ее многочисленных притоков до революции составлял единое экономическое целое – Важскую область. Административно был разделен на две части. Верховье Ваги с уездным городом Вельском относятся к Вологодской губернии; среднее и нижнее течение р. Ваги с г. Шенкурском к Архангельской. Оба города небольшие и едва насчитывали каждый от 2-х до 3-х тысяч жителей. Они почти полностью деревянные и одноэтажные. Сообщение с губернскими городами – грунтовые дороги вдоль рек Северная Двина и Вага, по которой в первой половине XVII века с рыбным обозом шел на ученье М.В. Ломоносов. В начале ХХ века летом от Ровдино, а в паводок и от Вельска пароходом до Архангельска. Железная дорога Архангельск – Вологда находится за пределами Важской области и экономического значения в то время не имела. Еще можно сказать, что Шенкурский уезд в царское время был местом ссылки «политических преступников», впрочем, как и все глухие уголки Архангельской губернии.

б. Верхнесуландское общество

Территория сообщества таежные леса и боры. Обжитая часть узкая долина реки. Здесь на протяжении около 20 км. «от входа реки из лесов, около деревни Желтиковская до 3-го Заволочье стояло на берегах р. Суланды 14 деревень с числом домохозяев 207. Они составляли две обособленные группы. Верхняя, по течении реки, с центром в д. Запаково состояла из деревень Желтиковская, Боровая, Большая гора, Запаково, Подгорная и Малая Гора. В состав южной группы с центром в селе Ушаковское входили деревни Каменная, Ушаковская, Ильинская, Ракинская, Юшмановкая и три Заволочья. Между Запаково и Ушаковское около 5 км» (данные В.Р. Малахова/. В Нижнесуландское общество входят девять деревень – 2-е и 1-е Плесо, Лыково, Сараевская, Девелика, Пахомовская, Подгорная, Утоплая и Лунки. Ниже вблизи с. Ровдино р. Суланда впадает в р. Пую.

  в. Исторические сведения

Сведений о заселении бассейна р. Суланды очень мало. Первые поселенцы его были племена «чуди заволоцкой», о которых я слышал из рассказов местных крестьян и отца. В народе их звали чудью, рассказывали о их преследовании и даже самосожжениях. Эти представители финно-угорской группы оставили в качестве свидетеля небольшой курган около деревни Ильинское – Чуглу. Средствами пропитания их были дары леса, рыба и охота на зверя. Рассказывали, что где-то в деревне Задаково еще жила старушка по происхождению чудинка. Заселение славянами и ассимиляция чудского населения связана с колонизацией края, в т.ч. и бассейна Суланды новгородско-псковскими ушкуйниками, с ними связано и появление здесь хлебопашества (рожь, овес, ячмень, горох). Двинская земля была подчинена новгородцами с конца XI века по 1473 г., год перехода Новгорода под власть Московской Руси. С тех пор бассейн Ваги вошел в состав царской и императорской России. В 1583-1584 гг. построен Архангельск и Важская область была подчинена его управлению. В период Петровской эпохи по указу Петра Великого была произведена первая перепись населения Шенкурского уезда, в т.ч. и жителей по реке Суланды. Начиная со времени построения острога Шен-Курье (нынешний Шенкурск) развитие бассейна р. Суланды тесно связано с экономическим влиянием Шенкурска, исторические сведения о котором приводятся ниже.

г. Село Ушаковское

Родное село построено на высоком берегу реки, на морских отложениях Ветряного Пояса и возвышается над равнинной частью долины реки на 50-60 м. Суланда образует около села широкую дугу с вершиной у плеса Умеловатка. Основанием излучины являются обрыв Чернеть между деревней Каменшики и селом Ушаковское и ниже по течению валун Синька. Равнинная часть в значительной мере заболочена, поросла ольшаником. Поймы (заливных лугов) нет.

Рисунок 1-3. Село Ушаковское. 1 – церковь Прокопия, 2 – церковь Пантелеймона, 3 – школа, 4 – наш дом, 5 – дом священника, 6 – дом дьякона и псаломщика, 7 – дом А.Е. Попова, 8 — дом П.Е. Попова, 9 — хозяйственные постройки, 10 — пивоварня, 11, 12 – гумна, 13, 14 – магазея (схему составил В.Р. Малахов)

Село Ушаковское административный центр Верхнесуландского 5 общества. До революции здесь находилось сельское правление, теперь сельсовет. Наиболее высокое положение занимает большой крытый тесом дом моего деда Егора Алексеевича Малахова. С трех сторон его огибает грунтовая дорога. Дом и двор с дворовыми постройками выходят в сторону реки, на востоке к погосту с двумя деревянными церквами (Прокопия – 1680 г., и Пантелеймона исцелителя -18??г/; на севере через дорогу двухэтажный дом священника; на западе домик дьякона и пономаря, а напротив дом Александра Евтеевича Попова, за ним Павла Евтеевича Попова. Так сформировалась коротенькая «улица» и одновременно дорога из д. Камешки в д. Усть-Пую. Был и проулок, между садиком священника и церковным двором, вел он к церковно-приходской школе. На севере узкая полоса лугов и пашен, дальше лес, с других сторон долина р. Суланды. Жителей тогда было не больше тридцати (рис.1-3, 1-4).

Рисунок 1-4.  Окрестности села Ушаковское.

Главной достопримечательностью села в нашем детском понимании была высоченная ель в несколько детских обхватов, около церкви Прокопия. Она осталась случайно при строительстве церкви Пантелеймона. Живой свидетель далекого прошлого, когда тайга подходила к самой деревне.

Благоустройством села в значительной мере занимался мой дед в конце прошлого столетия. Будучи старостой общества, состоятельным человеком, притом верующим, благодаря его энергии, были отремонтированы церковные дома, построены деревянная церковь Пантелеймона, магазея (склад) для хранения зерна, церковная ограда.   На личные средства в 1886 г. построена церковно-приходская школа, он же добился и её открытия. Эта школа моя «алма матер» в 1912/13 г учился в ней в первом отделении первого класса, перед этим в 1913 г. её окончил мой двоюродный брат Василий Романович.

д. Изменения на Верхней Суланде 

Летом 1969 года мне пришлось вместе с двоюродными братьями Василием Романовичем Малаховым и Вячеславом Иосифовичем Дмитриевским побывать в родных местах и даже переночевать в бывшем доме моего деда. Проехать на грузовичке и пройти пешком по всей обжитой части реки. Первое, что сразу бросается в глаза на территории Верхнесуландского общества, это почти полное отсутствие жителей. (рис. 1-5,1-6, 1-7).

Рисунок 1-5. Ушаковское, река Суланда. Рисунок 1‑6. Мост через Суландуна грани разрушения. 1969 г.

е. Дом дедушки 

Рисунок 1-7. Село Ушаковское. Бывшая церковь, теперь склад, дом деда

Во времена моего детства дом Егора Алексеевича, моего деда, без сомнения был достопримечательностью общества и украшением села. Дед самый богатый человек в Верхнесуландском обществе, а возможно и по всему течению реки Суланды, строился с размахом и место выбрал для строительства со вкусом. Двухэтажный с двумя мезонинами деревянный дом, крытый тесом, стоит на окраине села. С двух его сторон опускаются довольно круто в долину реки склоны отрога Северных Увалов. Прекрасная панорама, охватывающая всю излучину Суланды, высокие берега правобережья, покрытые вдали таежными лесами и вид на долину реки вниз по ее течению с деревнями, пашнями и лугами, видна и Чугла – захоронение одного из вождей чудского племени. Широкий двор, покрытый зеленым ковриком спорыша. Хозяйственные строения (конюшня, скотник, амбар, летняя кухня и др.) стоят частично на склоне возвышенности.

Дом в виде вытянутого прямоугольника. Лицевая сторона обращена в сторону погоста и Синьки, здесь перед ней небольшой палисадник с березками, беседкой и цветочными клумбами. Тыловая обращена к деревне Камешники. Здесь также палисадник, кусты сирени, черемуха, ветви которой свисают над маленькой деревянной баней, тополя в т.ч. и серебристый тополь, который привез и посадил мой отец, цветочные клумбы, за ними ухаживали мы, дети. Летом, когда поспевала черемуха это было одно из посещаемых нами мест. На крышу бани мы залезали по стволу дерева и до отвала наедались сочными терпкими ягодами.

Дом разделен на две половины, внизу широкими сенями с выходами во двор и на улицу, на втором этаже таким же коридором с выходом на террасу (в сторону двора) и жилые помещения. Из сеней на верх вела широкая парадная лестница. С веранды открывалась широкая панорама на долину реки Суланды и дальше на покрытое лесами Заречье.

В половине дома на первом этаже, обращенном в сторону погоста было четыре помещения – прихожая и кухня, общая столовая, спальня и небольшое помещение с узкой дверью во двор, чуланчиком и большим погребом. Здесь находилась в небольшом количестве бакалея и разные продукты и вещи крестьянского обихода. Иногда приходили редкие покупатели, дед или тетя Тая отпускали товар.

Большая кухня с прихожей, русской печью, шемушой и широкими полатями. В прихожей дед принимал посетителей. Обычно в предпраздничные дни мы (дети) всегда крутились около креснушки в ожидании всяких сладостей. Ими были любимые нами житники, шаньги, бутыжники, молоко с толокном.

Столовая – большая угловая комната. Вдоль стены широкая скамья, в красном углу иконы, большой обеденный стол, буфет, за которым на полках стояли крынки с молоком, сметаной, простоквашей. Во время еды за стол садилось иногда до 12-16 человек. Дед садился в красный угол, бабушка Устинья Васильевна обедала редко, болела. Дальше, по обе стороны стола размещалась семья дяди Романа, наша, мои двоюродные братья Сергей и Василий, и мы (Георгий, Александр и Вячеслав), иногда тетя Тая. Все дела по хозяйству вела моя крестная мать (креснушка) Александра Андреевна. Из столовой вверх на второй этаж вела винтовая лестница. Было очень интересно подниматься по ней. В середине её стоял столб, на котором были нанизаны ступени, другой конец их прикреплен к стенкам деревянного цилиндра. Получалась винтовая спираль.

Во второй половине первого этажа были кухня – столовая 9 нашей семьи и комнаты дяди Романа и креснушки. Они были всегда прибраны и уютны. Бывал я там только в присутствии Александры Андреевны. Почему это было узнал позже.

На втором этаже такой же распорядок помещений. Поднимаясь из столовой по винтовой лестнице, мы попадали в зал с концертным роялем в углу, мягкой мебелью и большими деревянными настенными часами с выходами в парадную столовую и гостиную. Окна зала выходили на сторону погоста и дома священника. Наибольшим вниманием здесь пользовались маятниковые часы с подвесами. Они всегда шли вперед. Дед раз в неделю их заводил, переводил стрелки. Мы старались не пропускать эту церемонию. Часы били долго, что нам очень нравилось. Попытка попробовать переводить их нами и участвовать в звоне пресекалась. Не разрешалось даже Жоржу – любимцу и крестнику деда.

Местом постоянных игр была гостиная – миниатюрный зимний сад. Окна ее выходили к реке, с одной стороны к Синьке, с другой к Хмелеватке и Заречью. Здесь стояли – финиковая пальма, длинные перистые листья которой упирались в потолок, фикус такой же величины с вечнозелеными ланцевидными блестящими листьями и много более мелких цветов. Был столик и мягкие кресла. Здесь было много укромных уголков где мы прятались во время игры в палочку – застукалочку, казаки – разбойники и многое другое.

Вход в парадную столовую был из зала. Огромный массивный темного цвета стол в середине комнаты, над ним хрустальная люстра, широкий и высокий буфет, за которым находился дедов кабинет – письменный стол, деревянное кресло. В углу около печки стояла дедушкина кровать. Большие окна смотрели на улицу.

Рисунок 1-8. План двухэтажного дома Е.А. Малахована на Верхней Суланде по воспоминаниям и фотоснимкам В.Р. Малахова на начало 1918 года. Площадь каждого этажа 13×26 метров кв. Фасады: левый – к церкви Прокопию, правый – к дому Камешник, боковой внизу – к дому священника, вверху – на хозяйственный двор. Первый этаж – верхняя часть снимка, второй – нижняя. Условные обозначения: С – стол, Б – буфет, П – печь, Р.П. – русская печь, О – окно, Д – дверь, Л – лестница, К – кровать, Г – гардероб, Ш – шемуша, Т – туалет, У.А., Р.Е., А.Е, С.Е. – инициалы жильцов комнат. В гостиной – цветы в кадках: фикус, олеандры, розы, пальма и др. В столовой над столом – люстра.

Комната дяди Романа была обставлена скромно – кровать, стол, стулья. Вход в гостиную и коридор, был выход в коридор и из столовой. Расположение комнат являлось большим преимуществом для детских игр и забав. Их можно было оббегать кругом и прятаться в множестве для нас укромных уголков, конечно, когда дед не отдыхал.

В другой половине второго этажа были спальни дяди Степы и наша комната, разделенная перегородками. Получилось три помещения: спальня родителей и нас, библиотека с довольно богатым и разнообразным собранием книг. Всего в доме было 14 комнат и два жилых мезонина. На дворе и на склоне ледниковой террасы размещались дворовые постройки: хлев, конюшня, пивоварня, летняя кухня. На чердак мы боялись ходить, зная, что там живет домовой (рис.1-8).

ж. Дед Егор и его семья

Родоначальники суландских Малаховых Егор Алексеевич и Устинья Васильевна имели трех сыновей – Романа, Александра, Степана и дочь Таисию. Все родились в деревне Запаково Верхнесуландского общества, Устьпаденьгской волости Шенкурского уезда. Краткие биографии их сыновей приведены в дополнительном томе «Организаторы кооперативного движения в Важской области».

Рисунок 1-9. Егор Алексеевич Малахов

Егор Алексеевич Малахов (рис. 1-9) родился 14 сентября 1847г. Ученье начал у «бродячего учителя» Абрама Михайловича. В детстве я его видал. Среднего роста, худой, глубокий старик. Позже дед поступил и в 1868 году закончил четыре класса устьпаденьгской школы. В возрасте 21 года женился на Устиньи Васильевне Шпановой из деревни Малая Гора. По окончании школы работал писарем в сельском правлении села Ушаковское (?) с 1868 по 1874 г. В 1875 году избирается сельским старостой Верхнесуландского общества, должность которую занимал до 1886 г. В 1887 г., после того как закончил строительство дома на погосте, переехал в село Ушаковское вместе с сыновьями и дочерью. С тех пор крестьянин села Ушаковское. Человек деятельный, энергичный, большой практической хватки, кроме общественных дел занимался скупкой смолы, работая у крупного скупщика Беляевского, позже ведет заготовку и сплав леса, и, наконец, подряды на строительство за пределами Шенкурского уезда, в т.ч. и на строительство города Александровска (ныне г. Полярный) на Кольском полуострове.

В результате приобрел два дома в городе Архангельске, дом в г. Шенкурске, обстоятельно обстроился на Суланде, стал самым богатым человеком, вероятно, во всей долине реки Суланды, по современной терминологии деревенским капиталистом. В 1900 году разорился, дома в Архангельске были проданы, дед остался на Суланде и стал заниматься сельским хозяйством. С этого времени до революции жил безвыездно в своем доме. В период своей буйной производственно-коммерческой деятельности и работы в правлении Верхнесуландского общества с 1875 по 1900 гг. дед много сделал для благоустройства села – выстроил большой двухэтажный дом, обшитый тесом и покрытый белой краской, на погосте построил деревянную церковь Пантелеймона — Исцелителя, склад для хранения зерна, обнес красивой оградой погост, на свои средства построил церковно-приходскую школу и добился разрешения о преподавании в ней. Хотя дед не разделял крамольных идей своего сына Александра, но и не препятствовал его деятельности. В 1902 года передал отцу три пункта скупки смолы для организации артели. В доме деда был устроен тайник для хранения нелегальной литературы. Он был под обшитой снаружи лестницей, ведущей из коридора на второй этаж. Для того чтобы туда попасть в него был выпилен лаз из гардероба летней спальни Романа Егоровича и Александры Андреевны. Гардероб, отделенный от спальни дощатой перегородкой, был заполнен сундуками и корзинами и плотно завешен одеждой. В нем скрывался от царских жандармов Иван Андреевич Суетин в 1906-07 годах. Нелегальную литературу привозили студенты, друзья Александра Егоровича.

Летом 1922 года тётя Тая увезла деда на Суланду, где он до смерти находился на попечении моей креснушки Александры Андреевны. Умер в 1924 году в возрасте 77 лет. Похоронен на кладбище села Ушаковское за Магазеей.

и. Первые детские воспоминания

Летом 1908 г. мы жили в городе Вельске, сначала в доме Охалихи, затем переехали в небольшой поселок в 3-4 км от города. Он стоял на высоком правом берегу р. Вель. Разместились в двухэтажном доме. К реке вела крутая тропинка. Здесь «пристань» нашей моторки, на ней две сигары для большей устойчивости. В 20-и метрах вверх по течению небольшой островок, заросший ивняком и неглубокая протока. Отец пытался здесь организовать кооперативное предприятие по переработке древесины и смолокуренные артели. Построил лесопилку. Дела шли плохо, средств не было и вскоре предприятие пошло с молотка. Родителей посадили в тюрьму, вскоре выпустили, нас увезли на Суланду. Прожили в этом поселке около двух лет.

Я хорошо помню небольшую кучку энтузиастов кооперативного дела, в которую входили родители, дядя Степа и бухгалтер Кириллович. Все жили дружно, но бедно. Был еще у нас большой друг собака Кулик. К поселку подступал сосновый бор, там была смолокурня (?), но ходить в лес мы боялись. Наша территория – крутой песчаный склон берега реки, мелкая протока, песчаные пляжи по обе ее стороны, ширина несколько метров и островок, поросший густым ивняком, в глубине которого жила Баба-Яга. Дно протоки песчаное, небольшие песчаные пляжики. Здесь мы проводили в погожие дни большую часть времени. К берегу Ваги подходить побаивались, хотя там на причале стояла папина моторная лодка, Вага казалась мне здесь необычайной глубины. Внутрь островка тоже побаивались проникать. Баба-Яга нам мешала. Её мы боялись. Присутствие ее было реальным фактом. На левом равнинном берегу поймы реки (Таймище) нам показывали когти Бабы –Яги. Это были черные корни вывернутой половодьем ивы и принесенные сюда. Иногда отец возил нас по Ваге на моторке и даже до города. Было немного боязно, но очень интересно. Дядя Степа (Степан Егорович Малахов) и Кириллыч были нашими любимыми собеседниками. В1909 г. родился Панушко. В этом же году мы вновь вернулись на Суланду.

к. На Суланде (1910-1913 гг.)

Площадь наших детских владений на Суланде расширилась. С двух сторон, между Шеньгой и Синькой ограничена рекой, далее идя по часовой стрелке, граница поднималась до середины пути между деревней Камешники и селом и шла по дороге погоста, далее по проулку к школе и большому амбару, опускалась в небольшую долину безымянного ручья, поднималась к Первой опушке, оттуда до креста и далее дорогой до Синьки. Правда в последний год нашего пребывания на Суланде она захватила Малинник и крутой поросший лесом косогор между Малинником и местом у креста. Хотя владения были невелики, но в детском сознании чрезвычайно разнообразны. Здесь была быстрая, прозрачная с переборами и глубокими местами наша любимая Суланда, в которой сразу – не выше Шаньги был глубокий омут – жилище водяного. Островок у Шаньги, широкий в значительной мере заболоченный луг, а между домом и островком поросший густым ольшаником, а выше Синьки на нем было небольшое озеро, заросшее по берегам высокой осокой, однажды мы видели на нем утку с утятами. Подпустив нас, они спрятались. Был и отвесный обрыв у омута, где проживал водяной. Косогор, покрытый густыми зарослями высокой и жгучей крапивы. Наконец, долинка с ручьем, а за ней роща – Первая опушка, дальше бор и таежный лес. Итак, у нас были и реки, и горы, и равнины, было все, что нужно для освоения мира. Обычно путешествуя по этим местам, мы проделывали путь всем выводком, но больше всего я дружил с Братом Вячеславом, Лев был мал, а Жорж больше тяготел к старшим двоюродным братьям – Васе и Сереже.

Территория наших владений была заселена героями северных сказок, которых мы наслушались в долгие северные вечера.

Баба-Яга проживала в тайге, что находилась за первой опушкой. Туда ходить мы не решались. Яга могла нас утащить и даже съесть. Кроме того, там Леший, а нам известно из рассказов старших, что он «водит» можно заблудиться, а «водит» он даже взрослых и по нескольку дней. Ну конечно, там звери – медведь, волки, а главное росомаха, а что она мы не представляли, но ужасно боялись.

Воды р. Суланды и небольшая запруда у Малинника, где мы бывали только со старшими, в омутах и глубоких местах населены. Водяной с очень длинной бородой жил в омуте выше островка у Шаньги. Там нельзя купаться, может утащить. Таким образом, компания сказочных героев охраняла нас от всяких возможных неприятностей.

Вблизи дома, в доме, конюшне и овине жили сказочные герои, но они, в общем были добрые и для нас не представляли опасности. Кого мы поселили в овине, я уже не помню, но это было небольшое и доброе существо. На чердаке и в конюшне хозяйничал домовой. Что делал на чердаке я не знал, а вот в конюшне, он, по нашему мнению, завивал волосы гривы лошадей. Была еще какая-то «кликуха» — старуха с клюкой, она ходила по деревням и подбирала непослушных детей. Таков был наш духовный мир в возрасте от 4-х до 5-и лет.  Особенно часто и много времени мы проводили на р. Суланде близ Капустника (небольшой огород на берегу реки, где сажали капусту) на островке около Шаньги, крупного плоского валуна, и на ручейке, протекавшем вблизи Первой опушки в основном, березовой небольшой рощи.

В узкой и мелкой протоке между островком и берегом – место купания и ловли рыбы. Глубина протоки была от 40 до 50-ти см. Ложе каменистое, наш островок шириной около двух метров протягивался по течению метров пять-шесть, но для нас это был настоящий остров. Правда, здесь было много камней (гальки/, немного травы и земли, не было песка, как в протоке у Вельска. Шаньга – место ловли на удочку пескарей и мойв, кроме того, но уже шаря ручонками под камнями иногда удавалось поймать парашу (пресноводный бычок). Улов обычно небольшой, величина рыб не превышала, как правило, пяти-шести см. Нашу добычу с большой гордостью несли домой. Река Суланда около островка не глубока, камениста, быстра и прозрачна, иногда набравшись смелости мы вброд переходили на другой берег. Иногда, когда Вася ловил на переборе около деревни Камешки на удочку хариусов, мы ходили с ним туда, я обычно на берегу реки искал, чертовы копытца, здесь они встречались довольно часто.

Второе место – ручеек, в долинке между амбаром и Опушкой, был объектом нашей гидротехнической деятельности, судостроения и судовождения. Ручеек глубиной до 40 см, но обычно от 10 до 20 см с крутыми задернованными берегами, возвышающими над водой 60-70 см являлся прекрасным местом возведения плотины. Строили ее из кусков дерна, глубина запруды достигала 40-50 см. Здесь плавал наш речной флот. Он состоял из судов двух категорий. Большой флот из крупных кораблей иногда с парусами и пушками. Это были простые заостренные дощечки. В середине имелась дырочка, куда вставлялась мачта, иногда к кораблю прикреплялась нитка, корабль водили. Малый флот строился только во время поспевания гороха.

Срывали горох еще не полностью созревший, но уже с крупными горошинами, вскрывали осторожно верхнюю часть стручка, вынимали горошины и между образовавшимися створками вставляли поперечную малюсенькую щепочку. Лодка готова к спуску; эти суда прекрасно держались на воде. Кроме этого иногда запруда использовалась для строительства гидротехнических сооружений. В плотине устраивалась небольшая канавка, в конце формировался водопадик, здесь размещали наши мельницы – деревянные палочки с нанизанными на них посередине деревянными лопатками. Падающая вода приводила в движение лопатки, мельница работала.

Лесные дебри осваивались нами в трех местах. Сначала местом наших игр была Первая Опушка, березовая роща на окраине хвойного леса. Она выступала клином, ограниченная с одной стороны пашней и с двух лугом. Были еще Вторая и Третья опушки, но они находились за пределами наших владений. Здесь мы строили лесные домики, плетеные крепости, собирали какие-то черешки, неведомо как сюда попавшие, в грибной собирали грибы, около опушки лакомились земляникой. Роща была веселая солнечная – место наших забав в «лесу». Кроме того, летом в поле, засеянном рожью, овсом и ячменем было запрятано гороховое поле, мы знали о нем и часто совершали туда набеги. В последний год пребывания на Суланде мы уже самостоятельно посещали Малинник, когда там дед молол зерно, здесь располагался бор, а в нем росли белые грибы, главная цель наших путешествий. Познакомились также с лесом, покрывающим косогор между Малинником и селом, вернее местом «у креста», где стоял деревянный крест около дороги.

Вблизи дома участок на косогоре густо заросший крапивой был свидетелем жестоких сражений. Крапива была шайкой разбойником, мы вооруженные деревянными саблями (казаки) бесстрашно врубались в гущу разбойников, уничтожали их, но, в конце концов, отступали с многочисленными ожогами на руках и ногах.

Ненастными днями и зимой территория детских игр сокращалась и все наши детские игры и забавы сосредотачивались или на дворе, а большей частью внутри дома, в парадной половине – гостиной, зале и спальне дяди Степы. Казаки-разбойники, палочка-застукалочка, игра в зверей (в гостиной) , а по вечерам сказки и страшные рассказы, которые мы особенно любили.

Перед поступлением в школу у меня появилось особое увлечение. Отец рассказывал о том, что когда-то давно наши края находились на дне моря, а жерновцы и чертовы копытца окаменевшие свидетели этого. Рассказывал и показывал на картинках допотопных зверей, которых, к сожалению, я не находил. Я стал усиленно собирать окаменелости. В основном это были добытые в разрезах и обнажениях морены, членики морских лилий, а среди отложений реки остатки иногда полностью сохранившихся створок моллюска продуктус.

л. Церковно-приходская школа

Осенью 1912 года меня отдали в школу. К этому времени я уже знал буквы и числа. Мне исполнилось шесть лет. Школа в селе была одна церковно-приходская и находилась в пяти — шести минут от нашего дома, по пути к ручейку около большого амбара. Это было небольшое бревенчатое здание, немного больше баньки в палисаднике. В ней было три помещения: квартирка учительницы (комната и сени/, классная и сени. В классной два ряда парт с проходом между ними, столик преподавателя, несколько небольших окон. Учились в трех отделениях, естественно я попал в первое. Учительница, которую мы очень любили, молодая девушка преподавала русский язык, чистописание и арифметику. Закону божию и церковно-славянской грамоте обучал священник. Попик был молод, немного фанатик, преданный основам православия. В первом отделении нас познакомил с содержанием Старого завета.

Зная русский алфавит, с начертаниями церковно-славянских букв освоился быстро. Еще и сейчас помню, как мы в классе дружно запоминали ее буквы. Метод фонетический и более понятный и усваиваемый, а — аз, б — буки, в — вели, г — глагол, д — добро и т.д. Свободно читал церковные книги. Попик человек жесткий, за малейшую провинность, особенно незнание молитв или плохое их знание наказывал. Обычно ставил в угол, иногда на горох. Горох находился в том же углу, в небольшом и невысоком приямке. Это было самое неприятное наказание, стоять мы должны были на коленях, сухой и жесткий горох иногда болезненно впивался в колени. Попик внимательно следил, что бы не убирали его из неудобных мест. Эта мера наказания применялась редко, чаще просто ставил на колени или оставлял после уроков. Физических наказаний не применял. Изгнание из школы было высшей мерой наказания. Меня изгоняли несколько раз, за излишне проявленное любопытство или еретические высказывания. Корнем конфликтов было противоборство сложившихся представлений по рассказам отца с представлениями легенд Старого завета. О некоторых скажу ниже.

Отец Александр Егорович Малахов в самом конце XIX века поступил в Московский университет имени М.В. Ломоносова. Ученье его закончил на первом курсе. За активные противоправительственные выступления на студенческих сходках, вместе со многими студентами, был исключен, без права поступления в ВУЗы Российской империи, выслан за границу. В университете в то время среди революционно настроенного студенчества господствовали народнические взгляды. Выходцу из крестьян естественно импонировало представление народников о том, что главной движущей революционной силой является крестьянство. В это время часть народников стала проповедовать о возможности постепенного перехода власти народу без революционных действий, без насилия, а экономические позиции можно захватить при помощи кооперирования населения.

Большое влияние на миросозерцание отца имели профессор Тимирязев, работы Кропоткина, особенно о великом оледенении, идеи Бакунина, легендарной личности того времени. Он рассказывал, что в тот же день, когда его переправляли жандарму в Германию, на станции Вержболово видел В.И. Ленина, он также выезжал за рубеж (очевидно это было в 1900 году). За границей некоторое время проживал в Германии, затем переехал в Лондон – один из центров русской эмиграции. Здесь близко познакомился с работами Оуэна и практическим результатом их идей. Кооперация развивалась в этот период в Англии довольно бурно. Решил посвятить этой деятельности на родине, не дожидаясь разрешения вернуться, был арестован и сослан по месту жительства, благо оно находилось тогда в губернии, куда ссылали политических преступников. Несмотря на то, что экономика XX столетия начала развивалась не в пользу кооперативного движения, а была почти полностью в руках капиталистических организаций, отец до конца жизни верил в кооперацию. Здесь вместе с Иваном Андреевичем Суетиным, братом матери, он начал заниматься организацией крестьянских кооперативных артелей, в основном промысловых – смолокуренных. Отец часто рассказывал нам о происхождении Земли, геологических процессах показывал картинки «допотопных животных». Особенно я любил рассматривать географию Элизе Реклю, имевшуюся в библиотеке отца. Таким образом, в шестилетнем возрасте, особенно восприимчивым ко всему новому, у меня сложилось своеобразное, близкое к материалистическому, представление о создании и развитии жизни на Земле. Отцу я верил безусловно, к легендам Старого завета относился, очевидно, критически, если так можно выразиться. Отсюда конфликтные ситуации в школе.

Первый раз был изгнан из школы во время урока по закону божию. Батюшка, так мы звали нашего законоучителя, рассказывал о сотворении Мира отметил и его семидневный срок. Я, как полагается, поднял руку и сказал, что это невозможно. Мне папа рассказывал, что это происходило в течение многих миллионов лет. Наш попик рассвирепел, выгнал из школы и наказал сказать отцу об моем исключении.

Второй раз мы споткнулись на всемирном потопе. Рассказывая о постройке Ноем ковчега, в который он умудрился посадить всех животных по паре, упомянул о размерах (в локтях). Я вышел из-за парты в проходе между партами, начал от стены локтями мерить расстояние, наш батюшка спросил, что я делаю. Я, подумав, сказал, что это невозможно, всех животных там не уместить, тем более допотопных и таких как слон, да еще по паре. Дискуссии не было, незыблемость возможности разместить всех зверей в ковчеге не обсуждалась, просто я был отправлен домой с тем же наказом.

Были еще два случая, один о том, как Каин убил Авеля «и все народы обрушились на него», что-то в этом роде. В существовании тогда народов я усомнился, сказав, что были только папа, мама и братья.

В школу меня возвращали быстро. Хотя отец был отлучен церковными властями от православной церкви и считался неверующим, а в понятии попа нехристем, дело решалось в мою пользу. Дед мой, самый богатый и влиятельный человек в волости, строитель церкви и церковно-приходской школы, к тому же церковный староста и верующий человек эти дела со служителем культа улаживал быстро. (Семейное фото рис. 1-10).

Рисунок 1-10. Семейное фото. Суланда, 1910 г. После освобождения отца из Архангельской тюрьмы. Фото слева. Слева направо: Вяча, Шура, Жорж Фото справа. За чаепитием. Слева направо: Степан Егорович, Евдокия Андреевна, Егор Алексеевич, Таися Егоровна, Александр Егорович, Устинья Васильевна Малаховы и Иван Андреевич Суетин?

И еще три события, связанные с культом и его церемониями и правилами – исповедь и причастие, крещение брата Льва и сестры Гали, и праздник св. Пантелеймона – исцелителя.

Отпущение грехов

В церковно-приходской школе, кроме молитв в начале и конце занятий, до обеда и после обеда, ученики были обязаны поститься, исповедоваться и получить отпущение грехов. Пост мы особенно не соблюдали, но перед исповедью в грехах говели. В этот день до вечера ничего не ели. После уроков всех учеников собрали в храме божьем, там уже собралось много детворы из соседних деревень, прослушав богослужение с нетерпением ожидали, когда нас позовут на исповедь. Народу было много, помещение церкви Пантелеймона – исцелителя было заполнено до отказа. Спустились сумерки и наконец, дошла и моя очередь.

Вызывали на исповедь сразу по четыре. Священник сидел, нас поставил на колени, голова к голове и накрыл ковриком и задал нам стереотипные вопросы, «В чем грешны чада мои?». Молчание, мы не смогли вспомнить наших прегрешений. Затем последовали наводящие вопросы. К примеру «Не крали ли мы горошек?». Четверка хором ответила «Да». Сразу же все грехи были нам отпущены, коврик сняли и, получив каждый по четверти просвирки. Нас отпустили, пришла следующая четверка. Я быстро отправился домой. Там ждал вкусный праздничный ужин. Это было первое и, кажется последнее исповедование и освобождение от грехов.

Крещение брата Панушки и сестры Гали.

Родители, отлученные от православной церкви, не крестили Панушка и Галю. Грозились перейти в протестантство, когда со стороны клерка требовали привести их в православие. Панушке шел четвертый год, скоро придет пора отдавать его в школу. Не крещенных в школу не принимали. Дед настаивал, чтобы детей привели в христианство по православным обычаям. Наконец родители согласились. Дед пригласил знакомого священника. Перед этим долго уговаривали Панушка принять имя Льва (в честь Льва Николаевича Толстого). Главным аргументом было то, что после этого у него вырастет хвост, и он будет царем зверей. Перспектива понравилась, и братец решил переменить имя. Хотя и после крещения еще долго все звали его Панушка. Галя осталась Галей и проблем с переменой имени не было.

Крещение происходило в зале, парадной комнате на втором этаже. Сюда принесли два табурета, поставили на него большое оцинкованное корыто, наполнили водой. В зале собрались все бывшие на Суланде 21 Малаховы. Пришел отец Николай в торжественном одеянии, с большим крестом на груди. Священник отслужил, Галю погрузили в корыто, Панушка только побрызгали, затем обоим на лобиках священник начертал миром крестик, сестрицу превратил в «рабыню», брата в «Раба божия». Операция окончена, все отправились в столовую, где по этому поводу был торжественный обед. Нас вскоре отпустили. Дядя Роман и тетя Тая стали крестными родителями Гали, а кто у Льва не помню. Рабыня и раб божии получили по крестику и подарки, чем были очень довольны. Для нас осталось непонятным, почему их мазали миром и привели в рабство. Но скоро за очередными играми мы забыли, высокие материи. У Панушки теперь два имени, даже завидно. Лев весь в ожидании хвоста. Вскоре к его штанишкам мама пришила лисий хвост, чем он очень гордился. О крещении сохранился любопытный документ, копию которого привожу ниже (рис. 1-11).

Рисунок 1-11. Документ о крещении Гали

Несколько позже я узнал, что отец Николай за миссионерскую деятельность получил медаль, а от деда солидное денежное вознаграждение.

Праздник Пантелеймона – исцелителя.

Привожу описание этого праздника по письму отца. Основное действо происходило на реке Суланде, около Синьки, мы наблюдали его с берега, т.к. на Синьку забираться еще не могли. Итак, перейдем к описанию.

«Ежегодно 27 июля в реке Суланде у Синего камня бывала картина, напоминающая крещение Руси. В этот день исцелителя Пантелеймона на нашем погосте был храмовый праздник, и собиралось много народа из окрестных сел и деревень. Из соседних волостей привозили больных, жаждущих исцеления. По-местному полагается, после церковной службы водосвятный молебен на берегу реки Суланды вблизи Синего Камня. Во время молебна толпа около 300 человек мужчин и женщин в одних рубахах стояли по пояс в воде, больные, чтобы исцелится, а здоровые застраховать себя от болезней в будущем. Я с товарищами задолго до молебна, забирался на Синий камень, с которого лучше было видно всю церемонию. День был жаркий. Наш наблюдательный пункт находился не только на середине реки, но и в центре почти круглой долины, окаймленной со всех сторон горами, покрытыми сосновым лесом, свободной от него была только часть горизонта, на которой стояли две церкви с огромной елью между ними. Струи воды бежали прямо на нас перегоняя друг друга из Хмелеватки к Синему камню, зацепляясь за камни и берега они кружились на месте, пропуская более бойких и после минутной задержки бросались вперед. Обтекая камни журчали и волновались, а в волнах качалось отражение солнышка.

Послышался перезвон колоколов, переливаясь от баса до дисканта. Это был сигнал, что крестный ход двинулся к реке. На горе мы увидали многочисленную толпу людей с хоругвями и духовенством, двигающуюся с пением вниз. Разноцветные платки и платья девиц и баб, издали напоминали цветной ковер на зеленом поле. Вскоре вся толпа высыпала на берег. Духовенство с пением «Спаси господи люди твоя…» вступило на настил из досок устроенный около берега. Вода как по сигналу затопила берега три раза, так как толпа три раза дружно погрузилась в воду. Картина была живописная. События тысячелетней давности развернулись перед глазами нашими, картина крещения Руси в 998 году. Мы тихо сидели на камне. Синий камень или как мы его называли «Синька», стоял, как богатырь огромного роста среди реки. Бока, грудь и спину его омывали воды, его ноги глубоко завязли на дне реки, и только голова торчала на поверхности. Перед ним Суланда вымыла саженую яму»

Дома праздновали. Простой народ внизу или во дворе, почетные гости на втором этаже. Дети занимались своими делами, играли или уходили купаться, на излюбленное место около Шаньги.

м. Отъезд из Суланды в г. Шенкурск

Летом 1913 г. назначен отъезд в г. Шенкурск. Покидаем нашу светлую, быструю, чистую, каменистую Суланду, Шаньгу и Синьку, наш островок у Шаньги, Капустник, Хмелеватку, в которой в этом году под присмотром двоюродных братьев купались. Не будем больше строить гидротехнические сооружения на ручейке перед Первой опушкой. Пропадает грибная охота за подберезовиками, подосиновиками, белыми грибами, рыжиками. Я с Вячеславом решил, что не бывать этому. Стали искать место, где можно скрыться на время отъезда. Нашли «пещеру» на косогоре в лесу, между Малинником и крестом. Пещера образовалась во время одной из бурь. Была вывернута ель, образовавшаяся здесь выемка, казалась нам достаточной. Начали копить сухари. Вероятно, за нашими приготовлениями следили взрослые. Точный день отъезда нам не был известен. В одно прекрасное утро, после завтрака, нас посадили в тарантас. Наши мечты были разрушены. Вместе с родителями плачущие выехали со двора. Ехали по знакомой дороге. Спускаясь с горы, прощались с Синькой, внизу с нашим ручейком, поднявшись на гору с опушкой, местом наших игр в «лесу». Справа проехали, спрятавшуюся в чащобе леса на косогоре нашу пещеру. Наконец Малинник, мельница, поднявшись вновь на гору, еще видели церкви на погосте, лес вскоре исчезли и маковки церквей, а с ними и Суланда.

Позже, до революции, каждое лето мы проводили на Суланде, за исключением одного: когда всем семейством ездили в Москву и по Волге. Поплакав, заснули. Проснулся уже подъезжая к деревне Осиновка. Вскоре перед спуском в пойму реки Ваги, увидали маковки, блестящие на солнце Шенкурского собора. Дорога круто повернулась и быстро спустилась на пойменные луга реки. Местами промоины, около них ивняк. Вскоре появился обрывистый берег Ваги, на нем во всем своем величии каменный собор. Около небольшая каменная церковь. Песчаный пляж. Подошла завозня (паром/. Наконец мы у цели. Устье оврага поднимаемся по его дну. Появились деревянные дома. Мы в Шенкурске.

Часть 2. Шенкурск (1913 – январь 1919 гг.)

а. Уездный город Шенкурск 

Город Шенкурск построен на высокой плоской возвышенности, сложенной песками, супесками и суглинками четвертичного времени. Мощность, их судя по обрыву правого берега реки, свыше 50 м. К самому городу с трех сторон подступает лес, в сторону реки открывается широкая панорама на заливные луга поймы, местами поросшей ивняком, вдоль реки песчаный пляж с каемкой того же ивняка. Вдали возвышенная равнина, деревни, боровые леса. Город деревянный, дома одноэтажные с мансардами в сторону улиц, в центре много двухэтажных зданий зажиточных мещан, купечества и казенные. Улицы широкие, почти сплошь заросли ковриком спорыша, проезжая часть – две колеи сплошной песок, по бокам улиц деревянные мостки. Главная артерия города – Московская улица – пересекает его из конца в конец, от реки Ваги до границы с лесом. Почти на середине ее по одну сторону площадь, сплошной коврик зеленого спорыша, здесь с одной стороны дома, в т.ч. и дом Бирюзовых – одна из наших квартир, с другой стороны деревянная тюрьма с высоким частоколом. Значительная площадь города занята женским монастырем, обнесенным высокой оградой. В 50-60 м от бровки обрывистого берега реки Ваги стоят собор и деревянная церковь. Течение реки ударяет в этот обрыв и каждый год съедает около метра берега. Берег не укрепляется, деяния культа обречены. В Шенкурске три школы: церковно-приходская, четырехклассное городское училище, а с 1915 года коммерческое училище, различные присутственные места, городской клуб, библиотека, много мелких магазинов и ремесленных мастерских, казарма с небольшим гарнизоном. Театра и кинематографа не было. Вообще было все, что полагалось иметь в уездных городах северной окраины России. На 1 января 1900 года в Шенкурске проживало около 1000 жителей, а в 1928 — почти 10000 человек.

в. Наши местожительства в Шенкурске

Рисунок 1-12. Город Шенкурск. Дом Безгузовых. Здесь мы жили в 1917-1916 гг.

Первую зиму мы провели в доме Белобородовых на окраине города. Воспоминаний об этом периоде жизни не сохранилось. Очевидно, в связи с богатыми впечатлениями о поездке по реке Волге – темные ночи, вьюги и метели, вой волков. По словам соседей, они загрызли поблизости на крыльце одного дома собаку.

От Белобородовых вскоре переехали в небольшой одноэтажный домик с мансардой на улицу Московскую (рис.1-12). Хозяева Безгузовы, сын агроном Иван Семенович Бирюзов. В нашем распоряжении нижний этаж – четыре комнаты и кухня, часть огорода. Напротив, широкая площадь, за ней тюрьма. Недалеко жили Дмитриевские – дядя Женя (Евгений Иосифович) главный врач и хирург городской больницы и тетя Оля (Ольга Андреевна), сестра матери. В конце Московской улицы у самого леса домик дяди Вани (Ивана Андреевича Суетина), недалеко Коммерческое училище.

Рисунок 1-13. Дом Юсуповых. Здесь мы жили в 1917-1919 гг. Слева шенкурский клуб.

В конце 1917 года мы переехали в центр города, в большой угловой дом купца Исупова (рис. 1-13). Занимали нижний этаж. Большой двор, постепенно опускающийся к небольшому ручейку – месту наших игр и гидростроительных сооружений. Напротив, через улицу угловое здание городского клуба, с другой стороны, тоже на углу, библиотека Рупышева. Квартира обширнее бирюзовской. В детской комнате я разместил на полках свои палеонтологические коллекции. Здесь были членики морских лилий и раковины (чертовы копытца) из Суланды, большое количество пластинчатожаберных раковин из плиоценовых глин Осиновки, собранные  окаменелости верхнего триаса с горы Богдо, наконец, чертовы пальцы (белемниты) из Подмосковья, которые подарил мне отец. Собрание жуков и бабочек из окрестностей Шенкурска, небольшой гербарий. Были и живые экспонаты, которые летали из комнаты в комнату – снегири, подарок одного из приятелей смолокуров из Пудоги (?). В квартире Исуповых мы пережили мирную в нашем городе февральскую революцию и бурные события, связанные с Октябрьской революцией, начало гражданской войны в России. 29 января 1919 году началась и закончилась эвакуация Шенкурска, вернее, бегство белых, мы должны были покинуть родной город и навсегда.

г. Коммерческое училище

Рисунок 1-14. Город Шенкурск. Коммерческое училище (справа) и улица, на которой во время перерыва играли в лапту и рюх

Первый учебный год я учился в двухклассной школе у Рупышева. В 1915 году поступил в первый класс Коммерческого училища. Это было двухэтажное деревянное здание (фото) недалеко от дома Безгузовых, в одной из боковых улиц, выходящих на Московскую. Три года вместе со мной училище посещали мои братья Георгий и Вячеслав и двоюродный брат Василий Романович. Учились в разных классах. Все воспоминания о пребывании в Шенкурске связаны и очень тесно с Коммерческим училищем (рис.1-14 и 1-15).

Рисунок 1-15. Коммерческое училище

Открыть учебное заведение для смолокуров была мечта отца и дяди Вани. Препятствием было непризнание существования Союза смолокуренных артелей Важской области властями «де-юре», хотя «де-факто» он существовал и действовал. Наконец, в 1914 году Союз был признан властями. 6 января 1914 года состоялось учредительное собрание смолокуров области. Председателем избран отец, членами правления Григорий Алексеевич Дегтярев и Петр Семенович Костылев. В следующем году состоялось открытие Коммерческого училища – первого кооперативного училища на севере России. Первого в городе учебного заведения с совместным обучением мальчиков и девочек. Меня приняли в первый класс. Первое училище, основанное для детей смолокуров. Плата за обучение была дифференцирована: бесплатно обучались малоимущие дети смолокуров; 25 рублей в год платили члены смолокуренных артелей; с посторонних брали по 75 рублей. При училище был интернат для детей смолокуров.

Деревянное двухэтажное здание с мезонином Коммерческого училища двора не имело. Его с успехом заменяла малопроезжая широкая и тихая улица, сплошь поросшая спорышом. Сюда с переменки выбегали ученики. В большую переменку, в погожую летнюю или весеннюю погоду всегда здесь происходили различные состязания – игра в лапту и рюхи и особенно интересная, и наиболее массовая была борьба наездников. При этом участвующие делились на две равные партии. Лошадьми были ученики старших классов, наездниками малыши. Наездники забирались на плечи «лошадей» или засовывали ноги в подмышки старших. Обе партии сходились. Начинался бой. Победителем был тот, кто удачно стянул противника из «седла», при этом наездник и конь, проигравшие битву, поле покидали. При этом борьба происходила по всей ширине улицы и в полном беспорядке. Обычно битва прекращалась со звонком. Победители и побежденные возвращались в классы довольные. Зимой дни короткие, редко играли в снежки.

Это была необычная школа того времени. Она имела свои специфические черты: обязательное занятие трудом с приобретением специальности; практическое знакомство с организацией кооперативной деятельности; широкое развитие краеведческих экскурсий.

Изучали переплетное дело и другие ремесла, девочки учились рукоделию и шитью.

Почти все ученики были членами кооператива. На общем собрании учеников – членов кооператива тайным голосованием выбирались правление кооператива, ревизионная комиссия и, кажется, заведующий кооперативной лавочкой. Через определенные промежутки времени правление и ревизионная комиссия отчитывалась перед очередным общим собранием о своей деятельности. Школьная кооперативная лавочка – небольшое помещение находилось под лестницей. Там можно было купить писчебумажные товары, перья, карандаши, все, что нужно для школьника. Существовал вступительный взнос, велась очень скрупулезная отчетность. Педагогический персонал в деятельность кооператива не вмешивался.

Каждый класс издавал журнал, в котором были литературные произведения, события, хроника и т.д. Иногда общими усилиями учеников давались представления, живые картины, в целях обучения использовали проекционный фонарь. Безусловно, большим событием не только для нас, но и для жителей города, было приобретение киноаппаратуры и первые в нашей школе сеансы. Я помню, это было кажется на рождественских праздниках, на елке проектировали ленту «Руслан и Людмила» или что-то в этом роде.

Школьный двор, во время хорошей погоды, представлял интересное зрелище. Улица была заполнена учениками. Часть играла в лапту, иногда в рюхи, но самым интересным были «конные бои», о которых я уже писал выше.

Широко практиковались природоведческие школьные экскурсии как в ближайших окрестностях города, так и дальние. Для многодневных и удаленных от Шенкурска экскурсий Союз выделял пароход. На реке Ваге нам показали выход глин около деревни Осиновки богатое остатками морских моллюсков плиоценового моря; осмотрели, вниз по течению реки небольшой участок поймы, покрытый ковром крупных белых цветов ветреницы (ныне занесенная в красную книгу); посетили знаменитые на Северной Двине алебастровые (гипсовые) горы, с их небольшими пещерами и провалами около села Келье на левом берегу реки. Горы, название условное, в действительности это почти ровная невысокая возвышенность. Отсюда я привез очень красивые образцы розоватого алебастра, полупрозрачного на тонких сколах.

Педагогический персонал подбирался Союзом из людей с солидными знаниями и левыми убеждениями. Директором училища был уроженец села Паденьги Яков Петрович Леванидов, окончивший Московский университет. В свое время был исключен из вуза, но ему впоследствии удалось сдать госэкзамены экстерном. Хороший преподаватель и культурный человек. Историю преподавал Никифор Федорович Пластинин, большевик, бывший эмигрант. Пение Ольга Андреевна Дмитриевская, английский язык мисс Валентайн, ботанику Иван Семенович Бирюзов. Священник довольно либеральный человек. Мы первоклашки это использовали довольно своеобразно, на уроках закона божия, залезая под парты, постепенно приползая к выходу, удирали и на свободе до звонка занимались своими делами. Он конечно это видел, но никаких кар против нас не предпринимал.

д. Мои увлечения

Шенкурский период был наполнен познаниями окружающего мира и особенно природы. Особое влияние на нас и особенно на меня имел, приглашенный из Москвы ассистент МГУ естественник Георгий Афанасьевич Паршин. Это был прекрасный популяризатор природоведческих наук, бессменный руководитель наших экскурсий и практических занятий. Георгий Афанасьевич открыл неизвестный доселе новый мир окружающей природы неведомых животных и удивительных растений, о чем мы даже не подозревали, а он находился тут рядом с нами. Во время экскурсий в окрестностях Шенкурска, его болотцах показал нам тритонов очень похожих на допотопных ящеров в миниатюре; объяснил почему водомерки держатся на воде; чем питаются плавунцы, огромные водяные хищные жуки, которых кстати я побаивался; мы подолгу наблюдали, как насекомоядное растение нашего Севера ловило мелких насекомых (комаров, мух) при помощи клейкой жидкости, выделяемой ее «цветками». Познакомил нас с превращением малопривлекательных гусениц в прекрасных бабочек, показал нам личинки стрекоз и люток, весьма неприятных созданий наших болот, и превращение их в индиевоокрашенных люток и различно окрашенных стрекоз. Стрекозы оказались страшными хищниками среди насекомых. Одним словом, открыл передо мною новый чрезвычайно разнообразный и интересный мир. Кроме того, научил меня правильно собирать гербарий, применять эфир при ловле жуков и бабочек и препарировать насекомых, пользоваться расправилкой. Это оказало огромное влияние на мою дальнейшую самостоятельную работу.

В результате, в нашей квартире у меня появились не только коллекции остатков ископаемого мира, но и коробочки с жуками и бабочками нашего севера. Здесь были капустница, кирпично-красная с черным рисунком крапивница, более редкие – павлиний глаз, наиболее крупная бабочка севера – махаон и конечно великан наших вод – плавунец почти пяти сантиметров в длину. Стал собирать коконы, обычно помещал их в стакан, наблюдал, как из них выходили различные бабочки, непонятная для меня метаморфоза.

В доме появился аквариум, в Шенкурске такого не было тогда ни у кого. Аквариум сделал отец. Принес домой огромную бутыль, обернул наиболее широкую ее часть смоченной в бензине бечевкой, зажег, бутыль лопнула в нужном месте. Образовалась большая и глубокая чаша. Наш аквариум мы заселили водяными растениями и небольшими рыбками. Ловили рыбешек в промоинах на песчанистом мысе между старым устьем Шенги и Вагой, около Затона. Орудие ловли – рубашки и штанишки.

Конечно, я не избежал почти всеобщей эпидемии школьников, а именно собирания марок. На Суланде мы тщательно просматривали выброшенный дедом архив на чердаке, где находили много старых русских марок. Непрерывный обмен марками с товарищами имел свою положительную черту. Я хорошо познакомился с размещением государственных образований на нашей планете.

Среди наших детских увлечений были и новаторские. Так, во время поездки в Астрахань нам очень понравились помидоры. Отец загорелся идеей попробовать вырастить их в наших климатических условиях. Выписали семена помидоров, построили парник. Кажется, в марте семечки посадили в яичные скорлупки, они хорошо принялись и весной, когда земля достаточно прогрелась, ростки пересадили в парник. К осени получили зеленые плоды, дозревали они на подоконниках наших окон. Это было во время нашего пребывания на квартире у Безгузовых.

Любимым местом наших игр и забав в детстве были река и лес. В Шенкурске неглубокие места на Ваге, обычно на левом ее берегу или у Затона. В лесу место около домика дяди Вани, где перед бором раскинулся сосновый порост, он был выше нашего роста, густой и тенистый. Здесь место для игры в прятки или в казаки и разбойники, благо, в лесу сосновых шишек было предостаточно – основное боевое обеспечении. Летние каникулы наша семья проводила на Суланде, в первое лето мы ездили с отцом в Москву и по Волге до Астрахани.

Уже в этот период нашего детства начались формироваться характеры и интересы старших братьев – Жоржа, меня и Вячи (однолетки). Учились мы в разных классах, жили дружно, обычно участвовали совместно во всех наших детских «мероприятиях». Лев и сестра Галя были младше, больше играли друг с другом. Георгий по-прежнему оставался большим фантазером, старался руководить нами, что уже не всегда и даже часто не удавалось. Меня влекло к естественным наукам. Вяча стал страстным рыболовом.

е. Москва – Волга – Астрахань 

Летом 1914 года отец по делам поехал в Москву, Нижний Новгород и Астрахань. Забрал всю семью. Решил показать нам столицу и Волгу-матушку.

Приехав в Москву, первым делом отправились осматривать Кремль, его соборы, дворцы и другие достопримечательности. На нас детей огромное впечатление произвели Царь-колокол и Царь-пушка (Рис. 1-16). Было много вопросов, когда и в кого стреляли огромнейшими ядрами из Царь-пушки, почему откололся кусок колокола. Удивлялись их размерам, видели памятник Александру II и галерею Дома Романовых, только что построенную в память о погибшем царе (рис.1-17), обошли кругом кремлевские стены и пересчитали все его башни (рис.18-23). На Красной площади были на Лобном месте, у памятника Минину и Пожарскому, заходили в разноцветный храм Василия Блаженного, а также в исторический музей. В двух витринах лежали переданные отцом коллекции орудий каменного века и  окаменелостей из Важской  области.

Рисунок 1-16. Москва. Кремль. Соборная площадь. Колокольня Ивана Великого и Царь-колокол

Рисунок 1-17. Москва. Кремль. Боровицкий холм. Памятник Императору Александру II с галереей. После Октябрьской революции был снесён

Увидев под экспонатами этикетки «Дар А.Е. Малахова», были горды и напыжились. Ходили и на Сухарёвку, по-теперешнему толкучку, смотреть на знаменитую Сухарёвскую башню (рис. 19-23). Наконец, поднялись по очень крутому склону левого берега р. Москвы на Воробьёвы горы, откуда открывался вид на нашу столицу с ее бесконечными домами, большими парками, а кое-где и монастырями.

Москва того времени была по нашим современным масштабам не таким уж большим городом, но нам он казался огромным. Самое большое впечатление на меня произвели очень высокие здания, и главное, что все они каменные или кирпичные – такого на нашем Севере тогда не было. Сейчас Москву 1914 года можно представить только по описаниям, картинам и фотографиям. Фрагментарно – по бережно сохраненным архитектурным ансамблям, отдельным зданиям.

Из Москвы до Нижнего Новгорода ехали поездом. Пребывание в Нижнем Новго роде было кратковременным. Запомнились панорама Заречья, пристани на Волге, какие-то большие амбары, много

Рисунок 1-19.                        буксиров, барж, почти белые красавцы-пароходы, на

одном из них мы ехали до Астрахани (фирма «Самолет»)

На одном из пустырей, которыми был богат высокий правый берег реки, я увидал удивительный цветок. Это был обыкновенный вьюнок. Многочисленные крупные бледно-розовые колокольчики, нанизанные на тонкий вьющийся стебель, заполняли пустырь, обвивали колышки и ветви кустарника наподобие лиан, о которых я уже читал. Такого на нашем Севере я не видал.

Рисунок 1-20

Утром отправились в наше далекое плавание. Ширина Волги на меня не произвела впечатления, наша Северная Двина не уступала. Но пароход – двухэтажный красавец – поразил меня не только размерами, но главное тем, что колеса были расположены не по бокам, как это я видал у нас, а сзади, на корме.

Рисунок 1-21

Плыли мы очень быстро, по пути обгоняли        буксиры и баржи, небольшие пароходы. Навстречу иногда плыли, что меня особо поразило, баржи, доверху наполненные арбузами. До Казани берега Волги напоминали наши, много лесов.           

В Казани остановка. Старый город окружен стеной, высокой и недоступной, но я уже знал, что взят он был при Иване Грозном. На базаре полно арбузов – горы, купили и мы. Татарки закрывают лицо. Ниже по течению реки – Самара (Куйбышев), лесов всё меньше и меньше, берега становятся выше, перед излучиной, уже по нашему детскому понятию, – горы (рис.26).

Рисунок 1-22

Внезапно пароход затрубил, объявили, что будем приставать к знаменитому утесу Стеньки Разина. Можно сойти и осмотреть. Я бродил по берегу и нашел, наконец, кусок породы, очень похожий на утес, он долго лежал в моей коллекции. Свисток – и мы плывем дальше. Впереди Самара, на берегах лесов мало, унылые места.

Рисунок 1-23                                                        

Остановка в Самаре. Я оставался на пароходе и наблюдал, как разгружают баржу с арбузами. Между баржей и местом на берегу, где уже лежала гора арбузов, и непрерывно подъезжали к ней телеги, грузили их и отвозили в город, стояла цепочка людей. Они слегка покачивались в разные стороны, а в воздухе между ними – вторая цепь. При этом одни арбузы выскакивали из недр баржи, подхватывались стоящими здесь рабочими и сразу же летели к следующим, на другом конце их укладывали друг на друга в виде пирамиды. И ни один арбуз не упал на землю, настолько слаженной была работа грузчиков. Из Саратова до Царицына берега низкие, луга, позади выжженная серая степь. Скучный пейзаж.

В пыльном и грязном городе Астрахани мы не задержались. Отсюда совершили две поездки – во фруктовый сад и на озеро Баскунчак.

Утром сели на небольшой буксирчик, поплыли вниз по течению и вскоре пристали к сравнительно низкому берегу, возвышающемуся над поймой реки. Много травы, зелени, повсеместно раскинулись абрикосовые сады. В один из них мы зашли.

Хозяева сада оказались очень гостеприимными. В саду тень, близость реки – и ужасная непереносимая жара Астрахани сменилась относительной прохладой. Множество деревьев, усыпанных оранжевыми спелыми и очень вкусными абрикосами, много их и на траве под деревьями. Хозяева разрешили нам есть их, сколько на душу положено, что мы не замедлили выполнить. Быстро разобрались, что самые спелые и сладкие – на земле. Несмотря на протест мамы, именно этими абрикосами мы и лакомились.

Такого обилия экзотичных для нас фруктов я еще не видал. У нас их заменяли ягоды: рябина, черемуха, малина, красная и черная смородина, земляника, клюква, брусника, голубика, морошка и чрезвычайно вкусная княженика. В Шенкурске не было даже яблок. Ну, а об абрикосах и помидорах и думать не приходилось.

Хорошо отдохнув, вечером с тем же буксирчиком вернулись в город. Утром предполагалась поездка в Баскунчак.

Поездка на соленое озеро Баскунчак, что лежит в подножии горы Богдо, о которой мне много рассказывал отец, для меня была особенно интересной. А сама дорога, пролегавшая среди полностью выгоревшей пыльной степи, была однообразна и скучна, глаз не радовала, а кроме того стояла ужасная жара. Степь. Наконец, вдали показалась гора. Это Богдо. Гора, одиноко возвышающаяся среди ровной, как стол, полупустыни-полустепи. Вскоре появилось ослепляющее, блестящее на солнце озеро соли. Это Баскунчак – один из важнейших производителей соли в дореволюционной России. Позже я узнал, что Богдо является частью выжатого соляного купола, покрытого перемежающимися слоями глин и суглинков. Соляные ключи купола питают озеро поваренной солью. Она выкристаллизовывается, образуя на озере твердую корку наподобие льда. Сотни рабочих вырубали и поднимали ломами белоснежные глыбы соли, грузили их на повозки, запряженные верблюдами, которых перед этим я видал только на картинках, а в натуре несколько дней назад в московском зоологическом парке. Тут и там формировались караваны верблюдов с повозками соли и направлялись к ближайшей железнодорожной станции. Отец быстро договорился о закупке соли для Союза и, побродив еще по подножию Богдо, где я собирал окаменелости Триасового моря, мы вернулись обратно. Из Астрахани до Нижнего плыли на пароходе фирмы «Кавказ и Меркурий», дальше поездом через Москву до Няндомы и лошадьми домой.

ж. Каникулы на Суланде

Июль-август 1915-17 гг. мы проводили на Суланде. Жизнь в городе, влияние школы, товарищей, родителей во многом изменили мое представление об окружающей нас природе, появились новые интересы, изменился характер игр. Жоржу было 10-12, мне 9-11, Вяче 8-9, Льву 6-8 и Гале 4-6 лет. У старших братьев было много общих интересов.

Под влиянием отца и Георгия Афанасьевича Паршина у меня преобладали природоведческие интересы – пополнение палеонтологических коллекций, сбор насекомых, птичьих яиц и составление гербария.

Окаменелости я уже расставлял на полках в хронологическом порядке. Районы их поисков оставались прежними. На Суланде я по-прежнему выискивал в гальке реки нижнепермские остатки фоссилий, ниже Усть-Паденьги на Ваге – раковины Плиоценового моря. Мечтал найти образец с полной кистью цветка морской лилии, но безуспешно.

Планомерному сбору растений и составлению гербария меня научил Георгий Афанасьевич. Собирал, в основном, растения с крупными цветками. В апреле-мае сбор происходил в окрестностях г. Шенкурска, в июне-августе – на Суланде.

Среди весенних цветов левобережья р. Ваги около Шенкурска преобладал желтый цвет. Здесь были купальница с ее крупными золотисто-желтыми чашечками, окруженная плавающими на воде блестящими сердцевидными листьями – обычный цветок окраин неглубоких водоемов поймы; на сырых местах балаболки с их крупными желтыми бубенчиками и многочисленные желтые цветки лютика едкого; почти повсеместно ярко-желтые корзинки одуванчиков; на глинистых местах одни из самых первых цветов Севера – золотисто-желтые корзинки мать-и-мачехи с жесткой холодной поверхностью верхней части листа (мачеха) и покрытой волосками мягкой теплой поверхностью нижней (мать). На правом высоком сухом берегу Ваги среди борового леса иногда встречались пушистые и очень крупные фиолетово-синие колокольчики подснежника (сон-трава) (рис. 1-24, 1-25).

На Суланде летом луга, лужайки, поля, окраины березовых рощ и боровых лесов были богаты растениями с цветами разнообразных окрасок. Отсюда в гербарий попали: голубые фиалки; разноцветные цветочки анютиных глазок;

метелки мелких зеленовато-коричневых цветочков щавеля; ароматные розово-фиолетовые мелкие цветки богородской травки – типичного стелющегося полукустарника сухих и солнечных полянок в боровом лесу; синие васильки – сорняк наших полей; розово-цилиндрические колоски змеиного горца; лилово-красные крупные кисти иван-чая – типичной высокой поросли наших гарей; розовые цветы шиповника, родоначальника садовых роз; белые и розово-красные головки клевера; наконец, лилово-пурпурные соцветия лопуха и мн. др. Почти полностью отсутствует зелено-коричневая часть цветного спектра.

Рисунок 1-24                  

Новое. Мы сделали попытку собрать коллекцию диких птиц нашего края, правда, довольно безуспешную. Кроме яиц вороны, галки, воробья, голубя, утки и некоторых мелких пичужек, в ней было яйцо коршуна – гордость нашей коллекции. Достали мы его с трудом на Суланде. Ну, конечно, в течение периода нашей жизни в Шенкурске пополнялись коллекции жуков, бабочек, марок.

Прочитанные книги, особенно приключенческие, в т.ч. сочинения Майн Рида, Жюль Верна, «Одиссея», «Илиада», рассказы о путешествиях, почерпнутые нами из журналов «Вокруг Света» и «Мир приключений» (кажется, так называется; возможно, Рисунок 1-25                                приложение к журналу), повлияли как на характер наших игр, так и на тематику фантастических приключений. Вот некоторые из них.

Томагавки и Баба Яга

Герои северных сказок уступили место новым, но не полностью. На смену лукам и шишкам (сосновым) пришли самострел, индейская трубочка и томагавк. На первом месте стояли герои североамериканских индейцев. Мы очень мечтали приобрести или сделать томагавк. Дед превратил нашу мечту в действительность. Подарил Жоржу, мне и Ваче по маленькому топорику – томагавку. Это было кстати. Территория наших игр и приключений значительно расширилась, особенно в сторону леса. Три «опушки» оказались в тылу. Мы переступили настоящую границу наших безбрежных лесов.

Излюбленным местом индейских похождений был участок тайги в непосредственной близости от общественного выпаса. Границей был огород выпаса. Дальше – табу. В глубине леса Леший и Баба Яга. Там «водит», можно легко заблудиться. Для игры в индейцев выбрали небольшую лужайку. Вокруг высокой ели. Выбрали три, и на высоте два-три метра каждый построил шалаш (вигвам) на дереве. Конический верх и более ровный низ (пол) покрыты лапками еловых сучьев, частично от дождя. К нему вела «винтовая лестница». Опорой для ног были почищенные изнутри ветки. Снаружи не было видно ни шалаша, ни лестницы.

Внизу на полянке несколько оголенных снизу еловых стволов – цели для метания в них томагавков. Непрерывная тренировка и непрерывное состязание в метании в течение нескольких дней – и метод освоен в совершенстве! Лезвия томагавков точно врезались в цель.

Однажды, сражаясь с индейцами, из глубины леса услышали ауканье. Мы ответили. Ауканье приближалось, становилось всё громче и громче. На всякий случай, забрав топорики, спрятались по шалашам. Вскоре «Ау-ау» раздалось совсем близко. Мы замолчали. Вдруг из леса выскочила старуха, и, как нам показалось, перелетела через довольно высокую ограду, остановилась, посмотрела вокруг, послушала и бегом дальше. Сомнения отпали. Это Баба Яга.

Мы еще долго сидели в «вигвамах». Наконец, решили спуститься, счастливые, что она нас не заметила, и в темпе домой. Подбежав к ручью, что под дедушкиным амбаром, почувствовали себя в относительной безопасности, а когда поднялись к амбару – в полной. Дома мы долго обсуждали наши переживания. Встречу с Бабой Ягой помню во всех деталях до сих пор.

Мельница, душегубка, налимы, первый заплыв. На Малиннике соединялось два небольших ручейка, вследствие эрозии образовалась довольно глубокая и узкая долина. Дед построил здесь запруду, образовался небольшой, но глубокий (до 3-4 м) пруд. Затем построена водяная мельница, появилась душегубка. Отец принес из реки несколько налимов, пустил их в пруд, они прижились. При нас это был пруд с налимами, лодкой и мельницей, с одной стороны – бор с белыми грибами. Мы были частыми гостями Малинника. Причины посещений были разными.

В грибной сезон сюда ходили за белыми грибами. Их было довольно много, особенно на окраине бора. После удачного сбора, возвращаясь с полными корзинками грибов, мы хвастались друг перед другом количеством и величиной грибов. Азартная охота.

Интересным объектом была водяная мельница. Дед иногда пускал ее в ход, брал нас с собой и даже внутрь мельницы. При нас открывал шлюз, вода с грохотом падала на лопатки колеса, колесо скрипело, мельница оживала, начинала по-своему разговаривать разными голосами. Крутился огромный каменный жернов, внизу такой же. Сверху вытекала на жернов тонкая струйка зерна, снизу в мешок – такая же струйка муки. Всюду белая пыль. Мы тоже побелели.

Я с большим интересом следил за движением воды и особенно вниз, куда она падала, образуя, как мне казалось, глубокий омут, в котором живет большой налим. Из мельницы дед выпроваживал нас довольно быстро, боясь, чтобы с нами не случилась беда. Уходили играть на берег пруда или в лес по грибы.

Была и еще одна причина – ловля на острогу налимов. Обычно перед праздником креснушка посылала Сережу или Васю наловить для ухи налимов. Мы ждали такого случая с нетерпением. Сережа брал острогу, забирал нас, и все отправлялись на Малинник. Там нас ожидали два удовольствия: кататься на душегубке и наблюдать за ловлей рыбы.

Душегубкой называлась лодка, выдолбленная из мощного ствола осины, которая обладала весьма малой устойчивостью, увертлива и при неопытном гребце легко переворачивалась. Плавать я не умел, поэтому кататься на ней нам запрещалось. Сережа усадил меня в душегубку, взял весло и острогу, и мы отчалили. Дно и значительная часть пруда заросли, местами оставались огромные прогалины, на дне которых обычно в погожие безоблачные дни нежились налимы. Они стояли без движения, лишь передние плавники постоянно двигались.

Вода была прозрачная, видимость – замечательная. Мы останавливали душегубку, Сережа выбирал налима, поднимал острогу и молниеносно бросал ее – зубья впивались в тело налима, обычно около головы. Домой шли с уловом, несли налимов, нанизанных на тонкий прутик. На обед будет вкусная уха.

На Малиннике я получил первый урок плавания. Произошло это так. Сережа взял меня покататься на душегубке. Возвращаясь обратно, он бросил меня в воду. Волей-неволей, напрягая все мои силенки, работая руками и ногами, нахлебавшись воды, я старался удержаться на плаву и достиг, наконец, спасительного борта лодки. Расстояние, которое мне удалось проплыть, очевидно, не превышало двух-трех метров. После этого уже на Суланде искусству плавания я учился сам.

Грибы

Походы за грибами были уже не только развлечением, но и полезным делом. При грибном изобилии лесов и небольших березовых опушек на Суланде дело это было не трудным, но весьма занимательным и даже азартным. Съедобными считались немногие – белый гриб-боровик, подберезовик, подосиновик, масленок, рыжик и груздь. Все остальные считались поганками, в т.ч. сыроежки, краснушки, волнушки, опята и др., а ядовитым считался мухомор.

Мы знали грибные места и научились по ряду признаков находить новые. Подосиновики и подберезовики собирали на «опушках» (небольших березовых рощах); белый гриб – в боровых лесах около Малинника; маслята – на полянках между лесной порослью; излюбленные места рыжиков – мелкая и густая еловая поросль, полянки около нее; грузди одиночные – в сухом боровом лесу, они встречались редко, но другие грузди, с загнутыми краями шляпки и слизистой поверхностью встречались чаще, иногда в виде больших скоплений в сырых местах наших хвойных лесов. В глубине леса порой их было очень много.

Однажды со всем селом, с телегами, нагруженными кадками и бочонками, отправились и мы, притом с ночевкой в лесу. Расположились около таежного ручья. Помню, было много черной смородины. Груздей было великое изобилие, на следующий день все емкости были заполнены, и мы, усталые и довольные, вернулись домой.

В лесу каждому грибу – свое место, в домашней обстановке – свое кушанье. Мелкие белые грибы шли на маринад, крупные и бутыжки сушились; грузди солились; рыжики солились, мелкие шли на маринад; особенно я любил наше северное кушанье – вкусные пирожки с запеченными бутыжками рыжиков, с ними по вкусу могли только сравниться поджаренные в сметане маслята, особенно мелкие; подберезовики и подосиновики впрок не шли, их обычно съедали сразу в виде поджаренных в сметане или грибных супов.

В старом экипаже по белу свету. Излюбленным местом интересных путешествий и опасных приключений был большой крытый экипаж черного цвета, с двумя дверцами и окошечками, с фонарями около козел для кучера. Он стоял в дедушкином амбаре. Полутьма способствовала полету детской фантазии. Мы забирались всем выводком внутрь, и начинались рассказы один страшнее другого, особенно отличался в этом отношении Жора. Здесь на нас нападали разбойники, происходили жаркие схватки, дверцы крепко запирались, и экипаж превращался в неприступную крепость.

Побывали мы и в тропических джунглях, охотились на львов и тигров (и они охотились за нами), путешествовали на слонах. Иногда повозка превращалась в судно, были опасные приключения, мы успешно боролись с бурями и ураганами. Бывало очень страшно, но из всех перетрубаций выходили здоровыми и невредимыми, такой был волшебный экипаж.

В село Долматово

Каждое лето нас на несколько дней возили в Долматово – на родину мамы и креснушки, в гости к другому дедушке. Село, по сравнению с нашим, огромное. Стоит на р. Пуе – мутной, глубокой, с глинистыми берегами, не то что наша р. Суланда – светлая, прозрачная, быстрая, с ее переборами и тихими плесами.

Купались здесь с опаской, реку не любили, сверстников для игр не имели, очевидно, в виду кратковременности пребывания. Дом дедушки такой же большой, двухэтажный; население, кроме дедушки, женское, сверстницы-девочки. Скучно. Долматово мы не любили и уезжали на Суланду с удовольствием.

Жорж учится летать. Мы очень хотели научиться летать. В конце концов, дедушка подарил своему крестному журавлиные крылья. По всем неписаным детским правилам первый полет предназначался ему. Однажды, привязав крылья к плечам, он решился взлететь. Мы, дети, все присутствовали. Не помню, на что он взобрался, помахал крыльями и бросился вверх, но, увы, упал камнем вниз и здорово разбился. Крылья были отобраны, уничтожены, да и мы, кажется, убедились в несбыточности нашей мечты. Зато во сне часто летали и падали.

Зима в Шенкурске

Зимой дни короткие, ночи длинные. Город покрыт глубоким снегом, на месте занесенных тротуаров — узенькие дорожки. В обычные дни в светлое время мы в училище. Дома по вечерам готовим уроки, читаем, играем, что-либо мастерим, занимаемся своими делами. В гости ходили только к тете Оле и дяде Жене (Ольга Андреевна — сестра мамы — и Евгений Иосифович Дмитриевские), к тете Дуне и дяде Ване (брат мамы, Иван Андреевич Суетин). Дядя Женя — главный врач городской больницы, хирург, страстный охотник. Тетя Оля угощала меня очень вкусными пирожками и кофе. Однажды у них на квартире смотрели медведя, дядя застрелил его из браунинга, во время охоты. Зверь запомнился мне надолго. Домик дяди Вани стоял около самого леса, на той же улице, что и наш, когда мы жили у Безгузовых. Дядя Ваня болен, ходить не может, ревматизм — получил его, когда вместе с отцом скрывался в болотистых лесах Севера от царских жандармов, после революции 1905 г. Здесь было веселее. Играли с детьми дяди Вани. Других развлечений по вечерам не существовало, не было в городе даже кинематографа, представления давали в местном клубе редко. Этим занималась любительская группа, в которую входили также мать и тетя Оля. Таков был уездный город Шенкурск зимой.

Зато ранней весной, когда снег становился мягким, можно было лепить снежки, снеговиков, а для наших «мужских» игр возводить укрепления. В это время ребята объединялись в группы — как в стенах училища, так и вне их. Выбирали атамана и начинали «военные» действия. Это были и временные стычки, которые иногда превращались в организованные многодневные сражения, с постройкой крепостей, их осадами. У нас во дворе у одного из товарищей была двухэтажная крепость с обледененными стенами. По вечерам, когда морозец крепчал, мы поливали наружные стены водой, ночью образовывался лед, стена практически для неприятеля становилась неприступной. Существовали определенные правила войны. К примеру, было запрещено воевать при помощи обледеневших снежков. Неприятель старался захватить и разрушить наше, мы — их укрепление. Внутри хранились запасы ядер (снежков). Бывали попытки уничтожить крепость тайком, поздно вечером, но обычно неудачно, их охраняли. Брали пленных, однажды связанного пленника оставили в помещении на первом этаже, и он чуть не замерз. Всё это происходило по праздникам. Весной, после того, как земля подсохнет, распространенной игрой была игра в бабки. Она развивала меткость бросания и остроту зрения. Особенно ценилась среди нас бабка, наполненная свинцом — биток. Если не было бабки, можно было ставить грош, воткнутый ребром в землю (на кон). Последние летние каникулы на Суланде мы провели в 1916 г., в следующем году уже туда не ездили. После в разное время я бывал там, но по несколько дней. Дом дедушки обезлюдел. Оставались в нем Егор Алексеевич, Александра Андреевна, кажется, тетя Тая и Матрена. Дядя Роман в 1916 г. переехал в Шенкурск, дядя Степа с семьей давно в Москве. Этим летом мы, наконец, узнали тайну крёснушкиной комнаты. Однажды она показала нам тайник. Это было помещение под парадной лестницей, что вела на второй этаж. Небольшие дверки в тайник были тщательно замаскированы обоями, и в полутемной каморке, отделяющей тайник от помещения крёснушки, заметить вход было очень трудно. При этом каморка была заполнена корзинами, сундуками, навешано платье, зимние вещи. В тайнике хранилась нелегальная литература, после революции 1905 г. здесь некоторое время скрывался отец.

и. Февральская революция

27 февраля 1917 г. революция в Петрограде. На следующий день мне исполнилось 11 лет. В Шенкурске падение династии Романовых было принято с воодушевлением. Наша семья, родственники и знакомые искренне радовались. И дети тоже. Из разговоров родителей с друзьями знали, что царь управлял Россией плохо. В газетах много писали о Гришке Распутине, о влиянии его на царицу. Царица — немка. Что такое революция, я и мои сверстники точно не представляли, но знали: произошло очень хорошее и нужное. Не больше. Но и приветствовали ее искренне. О происшедшем в Петрограде родители узнали сразу от левонастроенных телеграфистов, власть имущие старались эту новость придержать. Надеялись. Сразу у мамы собралось несколько знакомых, тетя Оля. Начали шить длинное полотнище с каким-то лозунгом, возможно, «Да здравствует революция!» или что-то в этом роде. Утром на следующий день, двоюродный брат Вася, Жорж и я отнесли его к зданию Союза, где натянули поперек улицы. Нам никто не мешал. Население было оповещено. Днем напротив нашей квартиры (дом Исуповых) на перекрестке собралась большая толпа, отец произнес речь. Все хлопали. Жители города, как сговорились, стали носить красные бантики, ученики училища тоже. У всех праздничное настроение. Наше участие в этих событиях было похоже на новую малопонятную, но интересную игру. Мы непрерывно находились в движении, меня непрерывно посылали с какими-то поручениями. Было интересно участвовать в манифестациях, слушать речи и споры.

Вскоре мы, ученики школ, окончательно убедились в пользе революции. Отменили старую орфографию. Не стало букв ять, фита, ижица, твердого знака. Особенно допекали нас ять и фита. Не нужно было зубрить слова с буквой ять — из работ по русскому языку исчезли многие ошибки, поднялись оценки по диктантам и сочинениям. Большое облегчение. Дома мама и тетя Оля учили нас революционным песням — «Марсельеза», «Мы жертвою пали…», «Интернационал..». Особенно нравилась мне «Варшавянка» — «Вихри враждебные веют над нами…». Шенкурск стал пробуждаться от вековой спячки, стал многолюднее и жизнерадостнее, но существенных перемен в жизни города не отмечалось. Я часто помогал маме разбирать революционную литературу, в основном это были небольшие брошюрки. Охотно их читал. Особенно большое впечатление на меня произвела книжка «Пауки и мухи» К. Либкнехта. По-прежнему на улице перед училищем играли в лапту, рюхи, казаки и разбойники или сражались на конях.

к. Октябрьская революция

25 октября 1917 г. в Петрограде новая революция. Почему она произошла, я тогда не понимал. К этому времени я хорошо знал названия почти всех политических партий (от анархистов до монархистов), с программами их, конечно, знаком не был. Точно знал, кто был за революцию, кто против. В чем заключались принципиальные различия между революционными партиями, не знал. Все носили красные банты по праздникам, приветствовали революцию, боролись за справедливую свободную жизнь народа, были против эксплуатации человека человеком и, в конечном итоге, за идеалы социализма, кроме анархистов. Поэтому Октябрь мне не был понятен. В Шенкурске в то время издавались: кооперативный журнал «Важская область» и эсеровская газета «За народ», редакции их находились в нашей квартире. Других газет, кажется, не печаталось. Постепенно стали возвращаться фронтовики, с их прибытием шенкурята зашевелились, активнее стали обсуждать политические вопросы. К концу года в городе образовались две политические группы, началась борьба между ними.

Одни ждут созыва Учредительного собрания, чрезвычайно популярного в народе в первые месяцы революции 1917 г. и интеллигенции, воспитанной идеями 1905 г. Другие, требуют решения тех же проблем, не ожидая его созыва. Эсеры и меньшевики (И.С. Бирюзов, Г.А. Дегтярев, М.Я. Едемский, Т.С. Костылев, Я.П. Леванидов, А.А. Суетин и др.), мои родители и их друзья беспартийные, в основном, кооператоры, считали, что все вопросы должно решить Учредительное собрание. Дома гости спорят на политические темы. Отец на первое место ставит кооперацию, для развития которой уже нет царских рогаток и преград. Он указывает на колоссальные возможности кооперации для улучшения жизни крестьян и беднейшего населения, и всё мирным путем. Эсеры и эсдеки доказывают, что только они решат все проблемы и смогут привести страну к социализму. Идеи общие, методы различные. Я верил отцу. По мнению большевиков и левых эсеров (супруги Пластинины, Иван Боговой) все насущные проблемы необходимо решать сейчас, незамедлительно, не дожидаясь созыва Учредительного собрания. Они также имеют много сторонников в городе, среди крестьян и фронтовиков.

Январь-август 1918 г. в Шенкурске — период буйного расцвета общественной жизни и обостренной борьбы двух течений. Такого в Шенкурске еще не бывало. Борьба затронула не только почти все слои населения города, но и уезда. Коснулась она и кооператоров, часть которых примкнула к альянсу эсеров и эсдеков, другая — к коалиции левых социалистов и большевиков. Политическая обстановка менялась быстро в пользу большевиков. Этот период в Шенкурске можно сравнить с событиями март-октябрь 1917 г. в Петрограде. Масштабы и значение их не соизмеримы, соизмерима динамика процесса. Это были месяцы непрерывных съездов и политических собраний. Их тематика зависела от внешних событий (Брестский мир, высадка интервентов в Мурманске и т.п.). Не имея перед собой документов того времени, я могу ошибиться в датах и сроках, что-либо пропустить, но в общих чертах события происходили в следующем хронологическом порядке:

5-6 января 1918 г. — съезд Советов крестьянских депутатов Шенкурского уезда. Поддержал большевиков и левых эсеров, правые эсеры демонстративно покинули съезд. Избран Исполнительный комитет Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов (Председатель — Г.А. Иванов);

23-25 февраля — общеуездный съезд крестьянских и солдатских депутатов с участием экономических организаций. Поддержал большевиков, группа из 25 депутатов-кооператоров покинула съезд. Делегаты приветствовали роспуск Учредительного собрания (6 (19) января 1918 г.)

3 марта 1918 г. — заключение Брестского мира;

9 марта 1918 г. — высадка англо-американцев в Мурманске;

18 марта 1918 г. — Шестой съезд советов Шенкурского уезда. Принял постановление о всеобщей мобилизации населения в Шенкурском уезде для борьбы с англо-американо-канадскими интервентами;

31 марта — 3 апреля 1918 г. — в Шенкурске одновременно работали два съезда: съезд крестьянских депутатов уезда и съезд кооператоров Союза смолокуренных артелей Важской области. На первом съезде было решено арестовать правление Союза (А.Е. Малахова, Г.А. Дегтярева и П.С. Костылева); исполнение поручено В.Г. Боговому; второй отказ отца от председательства в Союзе; отец с товарищами были арестованы, посажены в тюрьму, откуда через три дня бежали.

18 марта 1918 г. – Шестой съезд советов Шенкурского уезда. Принят постановление о всеобщей мобилизации населения в Шенкурском уезде для борьбы с англо-америко-канадскими интервентами;

? марта 1918 г. – восстание мобилизованных, свержение Советской власти;

1 августа 1918 г. – восстановление Советской власти в Шенкурске отрядом Красной армии во главе с П. Виноградовым. Начало гражданской войны на территории Важской области;

2 августа 1918 г. – высадка интервентов в Архангельске;

12 августа 1918 г. – падение Советской власти в Шенкурске. Отец принимал активное участие в борьбе, стараясь сохранить Союз таким, каким он есть. Будучи беспартийным и сторонником народовольцев конца ХIХ века, он был убежден о возможности решения всех важнейших экономических проблем мирным путем при помощи кооперации населения, а тем самым и осуществления социальных реформ. Он верил, что Учредительное собрание законодательным путем решит многие социальные вопросы. Считал, что кооперативное движение приобретет всенародный характер, постепенно захватит народнохозяйственные высоты в России, практически ликвидирует частный капитал и в конечном итоге уничтожит эксплуатацию человека человеком. При этом, мне непонятно, как это могло произойти. Он не видел, что многие из кардинальных реформ (передача помещичьей и церковной земель крестьянам, национализация фабрик и заводов и участие в их управлении рабочих, национализация банков и частных финансовых учреждений и др.) могло быть сделано до Октября одним из временных правительств, в которых большинство имели социалистические и коммунистическая партии. Не видел того, что против проведения этих реформ голосовали социалисты, хотя на словах усиленно ратовали за это, поскольку это было в их программе. Иными словами, на деле социалисты защищали принципы капиталистической системы хозяйствования. Как мы узнали позже, отец благополучно достиг Москвы, где был принят на работу в один из отделов Совнархоза РСФСР.

л. Начало гражданской войны в Шенкурском уезде

В начале марта 1918 г. интервенты высадились в Мурманске и захватили Кольский полуостров. 10 июля — постановление о мобилизации населения уезда для борьбы с интервентами, 2 августа — занятие интервентами Архангельска. Быстротечный ход важнейших событий этого периода на Русском севере. После приказа о мобилизации в Шенкурск стали стекаться многочисленные военнообязанные. Большинство мобилизованных не хотели воевать и не понимали даже, за что воевать. Война была непопулярна. Этим воспользовались эсеры и меньшевики, им удалось поднять восстание. Сторонников большевиков было несколько десятков, им удалось занять казармы. Восставшие под начальством уроженца Верхней Паденьги эсера М. Ракитина начали осаду казармы, она продолжалась считанные дни. Из дому нас особо не пускали, слышали перестрелку. В казарме не было запасов продовольствия и воды. Потеряв одного солдата убитым, большевики сдались. Руководство большевиков во главе с Г.А. Ивановым арестовано, переведено в тюрьму. Остальных, кажется, отпустили. Но случилось неожиданное. Восставшие, сделав свое дело и не зная, что делать дальше, разошлись по домам. М. Ракитин остался без войска с небольшой кучкой единомышленников. Зная, что из Архангельска в Шенкурск идет отряд красноармейцев во главе с П. Виноградовым, и не имея возможности с ним сражаться, он бежал на юг по направлению к Усть-Паденьге. Пленных Г.А. Иванова и Р. Пластинину отвезли на Верхнюю Суланду и заперли в лесной избушке близ деревни Запаково. Р. Пластинину при перевозке на Ровдино освободили крестьяне Верхней Суланды. Г.А. Иванову удалось бежать.

Так закончилось шенкурское восстание, положившее начало гражданской войны в уезде.

Первого августа без боя Шенкурск был занят отрядом П. Виноградова. Советская власть восстановлена, но ненадолго. Второго августа Шенкурск был занят англо-американскими и канадскими интервентами. У власти правительство народовольца Чайковского. Просуществовало оно около двух недель. Чайковский был арестован монархически настроенным офицерством, посажен в тюрьму, но на интервенцию генерала Пуля освобожден и вывезен в Лондон. К власти пришли белогвардейцы. Советские учреждения эвакуировались по Северной Двине в Устюг. В Шенкурск был направлен отряд белогвардейцев. 12 августа ими был занят город, пала советская власть.

Часть 3. Интервенция на Севере (9.3.1918 – Мурманск; 2.8.1919-21.2.1920 – Архангельск)

Второго августа 1919 г. англо-американо-канадские войска высадились в Архангельске. Советские учреждения эвакуировались в Великий Устюг. В городе в спешном порядке организовано правительство Северной России. Возглавил его старый народоволец Н.В. Чайковский. Через две недели он был арестован и посажен в тюрьму белогвардейским офицером Чаплиным.

Не миновать бы председателю нового правительства расстрела, если бы не вмешательство фактического хозяина Архангельска генерала Пуля. Он приказал освободить Н.В. Чайковского. Послушное ему белогвардейское командование приказ выполнило. Председателя вывезли в Англию, откуда он правил, но новая денежная система с подписью Н.В. Чайковского существовала при белых до их бегства. Интервенты в темпе вооружили, одели и обули белогвардейскую армию. Имея военный речной флот (канонерки) и вооружив оставшиеся в порту пароходы, интервенты вместе с белогвардейцами повели наступление на юг по рекам Северная Двина и Вага. На Двине их остановили около с. Селецкое, на Ваге – около Усть-Паденьги. Фронт стабилизировался.

а. Англичане и канадцы в Шенкурске (12.8.1918-25.1.1919)

В середине августа 1918 г. в Шенкурске началась эвакуация советских учреждений в г. Вельск. Окончился второй почти двухнедельный период существования Советской власти в городе. 12 августа днем на шенкурской пристани (баржа) затрубил пароход. Сбежались любопытные, ну и, конечно, ребята. На пароходе английские солдаты в невиданной нами форме. Все с интересом рассматривают «англичан». Высадились. Народ услышал из их уст родимую русскую речь. Полное разочарование. А потом кто-то узнал среди них знакомого, уроженца близкой деревни Галичино (?). Сразу же событие окрестили метко и удачно: «Ожидали англичан, а приехали галичане» (что-то вроде этого). Через несколько дней на реке появилась канонерка с канадскими артиллеристами и вооруженная пушкой. Этих ребятня рассматривала особенно тщательно и особенно первый боевой корабль, да еще к тому же английский, на реке Ваге. Канадцы выгрузились, кто-то из местных руководителей повел их в город. Им предоставили лучшее помещение (здание) Шенкурска – городской клуб.

Детвора всё время крутилась около иностранных «гостей». Стали звать их «команами» (обрусевшее тогда английское выражение «иди сюда»). У некоторых солдат на ремнях коллекции военных пуговиц. Вскоре эпидемия собирательства военных пуговиц охватила ребят. Язык незнаком, но объяснялись весьма удачно и жестами. За всякие услуги получали невиданные монетки, а главное — резиновую жвачку. Иногда удавалось выменивать у них очень вкусные мясные консервы: круглые — мясо с фасолью (нам говорили, что мясо обезьянье) и четырехугольные — «консбиф». Мечтой каждого были буцы (бутсы) — солдатские ботинки, подошва которых подбита гвоздями. Мечта была недосягаема.

В городе установлены новые порядки. Нет манифестаций, съездов, никто не носит красных флагов. Исчезли красные бантики и повязки. В школах стало спокойнее, больше дисциплины. Предметы все те же. Большинство учителей — новые.

б. Первый аэроплан

Всё первое происходило в августе. Я сидел на обычном месте, учитель что-то рассказывал. Вдруг услышал необычный шум, он шел сверху. Кто-то крикнул: «Аэроплан!» Все повскакали с мест и ринулись на улицу. В небе над городом кружился настоящий аэроплан. Скоро он повернул к лесу в сторону домика дяди Вани. Всё училище, включая педагогов, выскочило на Московскую и помчалось по ней к лесу, затем лесом – до луга на берегу Ваги. Мы видели, как он садился и как вышли летчики. Скоро толпа окружила аэроплан. Оказался он бипланом — по-теперешним представлениям, весьма небольшим и вовсе не металлическим. Я и сейчас удивляюсь, как мы смогли состязаться в скорости с бипланом. Ведь успели же мы пробежать около 4-х км, поспеть к посадке биплана. На таком же биплане наш знаменитый конструктор и авиатор Нестеров руками бросал бомбы на австрийцев из самолета! Такова была скорость военных самолетов того времени. Полет человека в воздухе произвел на меня огромное впечатление. До сих пор ясно представляю, как мы бежали боровым лесом, кругом сосны, а немного впереди в небе гудит самолет.

в. Конец оккупации уезда и бегство из Шенкурска

Кончилось лето, прошла осень, наступила зима, а канадцы и белые всё еще держат фронт около Усть-Паденьги. В октябре узнали, что дом деда Егора Алексеевича реквизирован, скот передан в распоряжение Красной армии. На Суланде остались Александра Андреевна и Матрена. Иногда в город привозили убитых канадцев, русских хоронили на месте. В январе 1919 г. из Усть-Паденьги в город прибыли канадцы со своей артиллерией. Пушки поставили на высоком берегу реки Ваги. Стреляли по направлению к деревне Осиновке. Приходил конец власти белых, все это чувствовали. Поздно вечером 25 января 1919 г. нас разбудила мать. В квартире был большой приятель отца В.А. Пестерев. Пора ехать. Нас одели и обули в теплое, мать захватила теплые вещи и одеяла. Перед домом стояла лошадь, запряженная в сани. Стоял мороз. Ночь, почти ничего не видно. Нас посадили в сани, и мы поехали. На улице Московской вклинились в обоз. Было много народа, саней, пеших и конных солдат. Вскоре всё двинулось. Войска и беженцы спешно покидали город. Власть белых в городе просуществовала немногим более полугода (с 12.8.1918 по 25.1.1919). По данным БЭС, 1957, т. 57, стр.666, белые бежали, оставив почти все припасы и вооружение, в т. ч. 14 орудий и 3 пулемета (Рис. 1-27, 1-28).

г. Шенкурск – Архангельск санным путем (январь-февраль 19ок19 г.)

По ночам было очень холодно. Сани одни, нас шесть человек. Мама, Жорж, я и Вяча иногда шли пешком. В деревнях, вплоть до Березников, все дома заполнены беженцами и солдатами. С трудом нас принимали на ночлег, очень помогал этому мой двоюродный брат Сергей Романович, он служил в какой-то кавалерийской части.

Рисунок 1-26. Новогодняя открытка – Шенкурск 1918 г.       

   Природа Севера зимой однообразна, всюду белая пелена, в долине р. Ваги сплошное белое поле, иногда торчат верхушки огородов. В каждой деревне стараемся останавливаться, чтобы погреться, иногда попить чайку. В с. Шеговары подъезжали днем, ехали высоким берегом Ваги, широкий обзор в безлесную долину. Внизу я увидал цепочкой расположенные черные точки, кажется, они двигались, но было далеко.  Рисунок 1-27.                                                   Сказали, что это наступают красные партизаны. До Шеговар доехали благополучно и вновь дальше. Когда дорога шла лесом, всё же разнообразнее. Деревья покрыты снегом, не видно птиц, не слышно их пения. Шум прерывает только скрип саней. Это едут такие же беженцы, как и мы. За с. Клецки (?) все сразу рассредоточилось. Солдат почти не видать, остались только беженцы. Наконец добрались до Двинского Березника. Большое село. Всё под снегом. На улице мороз. Дальше Северной Двиной до Архангельска. Дорога до нашего губернского города идет всё время по правому берегу реки. Около деревень пашни, занесенные снегом, а между ними едем лесом. Часто справа появляется безжизненная полоса реки. Снег, леса и холодные февральские дни нас сопровождали до самого Архангельска. От Березников мы часто ехали совершенно одни, но всегда днем — возможно, боялись волков. Стали попадаться деревни староверов. Богатые с виду дома, но народ негостеприимный. Мы для них иноверцы. Принимают неохотно. Поразило меня то, что всегда спрашивали, когда мы просили попить воды, есть ли у нас посуда. У нас ее не было, тогда давали выпить из своей, называя ее поганой. В ночлеге, правда, не отказывали: очевидно, жалели мать с детьми. Вот так мы и добирались до города. Много мерзли, часто шли пешком вместе с мамой. Галя и Лев, обычно хорошо укрытые, сидели в санях. Я ничего не помню, что говорилось, когда останавливались на ночевку или даже просто погреться. Обычно, разомлев, сразу засыпал. В февральские морозы зимой 1919 г. из Шенкурска до Архангельска добирались около месяца, в конце февраля были в городе. Всего проехали и прошли пешком около 600 км. Георгию было

13 лет, мне 12, Вяче 11, Льву 9 и Гале 8. Первое длительное путешествие зимой на Севере вдоль рек Вага и Северная Двина по малонаселенной местности с ее лесами, полями, в котором сопровождали нас лютые морозы, пурга и вьюга, редко прекрасные морозные солнечные дни.

  Архангельск (1919-1920).

Был ясный и морозный день. Конец февраля. Наконец Бакарица. Виден Архангельск. Перед нами широкое ровное поле, покрытое снегом. Его пересекает узкая наезженная дорога. Это замерзшая Северная Двина. Поднимаемся на низкий берег. Амбары, склады. В городе для меня всё ново. Справа и слева двухэтажные деревянные дома. Много прохожих, и чем ближе к центру, тем больше. На санях едем по Троицкому проспекту. Он тянется на много верст вдоль реки, а дальше ко Мхам, параллельно ему –  Псковский, Петроградский, Новгородский. В Шенкурске нет ни одного. Наконец свернули вправо, наша Шенкурская улица, второй дом от угла по левой стороне, дом Союза смолокуренных артелей. Мы у цели.

Нас встретил дядя Роман. Теплая двухкомнатная квартира. Мне запомнились крашенные полы. Напились горячего чаю с сахаром, покушали, разогрелись и сразу заснули. Для нас кончились январские морозы, февральская стужа, метели, пурга и лютые ветры.

Вскоре мы переехали в двухкомнатную квартиру в доме на Новгородском проспекте. Он был арендован городом для беженцев. Отсюда – на Поморскую улицу, где получили трехкомнатную квартиру, откуда уехали в Кемь. Мама сразу устроилась на службу в губернский отдел помощи беженцам.

Мы поступили в Первое высшеначальное училище: Жорж в 4-й класс, я в 5-й, Вяча во 2-й. После ученья я и Вяча разносили и продавали местные газеты. Заработок мизерный, но всё же помощь. Выезжая из Архангельска, Жорж (остался на 2-й год) и я имели незаконченный 4-й класс, Вяча не окончил 3-й. В это время здесь остался только двоюродный брат Вася. Дядя Рома уже в Лондоне.

Весной, летом и осенью мы знакомились с городом. Архангельск почти весь деревянной застройки, лишь в центре вдоль Троицкого проспекта высокие каменные здания, богатые магазины, резиденция генерал-губернатора, памятники М.В. Ломоносову и Петру I Великому. Побывали в домике Петра Великого, он небольшой, деревянный, внутри специально построенного кирпичного здания – здесь жил и работал Петр I.

Соломбала – огромная лесная биржа, лесопильные и деревообделочные заводы, на рейде много иностранных грузовых судов – вывозят лес. Соломбала – главный экспортный порт Севера России.

В Архангельске все улицы, расположенные вдоль Северной Двины, называются проспектами, поперечные – улицами, они всегда короткие. Улицы такие же, как и в Шенкурске – грунтовые дороги, окаймленные с обеих сторон деревянными тротуарами, за исключением центральной части Троицкого проспекта, проезжая часть которого вымощена. В дождливую погоду местами грязь непролазная.

В Архангельске на рейде стоят военные суда – наши и английские, покрашенные в серый цвет. На улицах, особенно в центре, много иностранных солдат и офицеров. Сразу за городом обводный канал, а дальше Мхи – болотистая равнина, покрытая мелким кустарником, много мхов.

     Мулен-Руж.Любимым нашим развлечением в ту пору был просмотр фильмов в кинематографе «Мулен-Руж». Он находился в начале Троицкого проспекта, фасадом к реке. Здание – обычный сарай с дощатым полом и рядами стульев. На фасаде нарисована ветряная мельница. Публика простая – солдаты, мастеровые, праздношатающиеся и подростки, много подростков, вроде нас.

В кинематографе показывали почти исключительно заграничные, особенно часто американские(?) фильмы. Они всегда были многосерийными (10 и больше серий) – детективного, приключенческого и комедийного содержания. Мы были постоянными посетителями Мулен-Ружа. Названия фильмов всегда были броскими и многообещающими. Из комических фильмов мы не пропускали ни одного с Чарли Чаплиным. Они пользовались огромным успехом. Я не помню, возможно, в Архангельске было более респектабельное кино, но стоимость билетов была нам не по карману.

Кроме того, возле Мулен-Ружа была свалка железа. Она нас особенно интересовала, так как там иногда находили патроны, и даже снаряды от малокалиберных пушек.

Мать несколько раз водила нас в театр. Он размещался в двухэтажном деревянном здании. Небольшой зал, рампа. Драматический театр был, вероятно, любительским. Большое впечатление на меня произвела пьеса Гоголя «Ревизор». Городничего играл крупный профессиональный артист Давыдов.

     Полковник Корзинкин.Некоторое время братья звали меня «полковник Корзинкин», и вот по какому поводу.

Идем мы как-то по одной из поперечных улиц по направлению к Северной Двине. Я немного поотстал. Братья что-то кричат, но что – не расслышал. Вижу, старушка отдыхает, перед ней стоит корзинка. Подумал, что ребята кричат, чтобы помог старушке нести корзинку. Подошел к ней, взял корзинку и только собрался спросить, куда ее нести, как раздался вопль: «Грабят, грабят!». Я поставил корзинку и попытался сказать о моем желании ей помочь. Вопль продолжался. Пришлось спешно ретироваться.

Ребята умирали от хохота. Подбежал, спросил, в чем дело, а они мне в ответ: «Смотри на реку, видишь – там перископ от подводной лодки».

В Архангельске, как и во всей России, тогда было много беспризорных. Очевидно, старушка приняла меня за одного из них. Прозвище мое держалось недолго. Скоро о происшествии забыли.

В конце июля 1919 г. дядя Роман выехал в Лондон по делам Союза. Узнали, что Сережа застрелился. Говорили, что не хотел сдаваться живым в плен. Как было на самом деле, мы не узнали. В Архангельске из Малаховых оставались мы и двоюродный брат Василий Романович. Нас стало меньше.

Несколько позже неожиданно для нас получили весточку от отца: он в Лондоне. Списались, и поздней осенью отец выслал нам разрешение (визу) для поездки в Англию, написав, что будет ждать нас в северном норвежском порту Варде. Мы стали собираться в путь.

     Последние месяцы правления интервентов в Архангельске

Осенью 1919 г. отношение между интервентами и белогвардейскими войсками осложнилось. В городе вспыхивали драки между русскими солдатами и «команами». Англо-американо-канадские войска начали готовиться к эвакуации. Белогвардейское командование во главе с генералом Миллером постепенно прибирало к своим рукам руководство армией.   Одновременно старалось всяческими способами набирать добровольцев для замены интервентов, и, очевидно, не особенно удачно. Части были не обучены, вера в победу белогвардейских войск среди населения и солдат терялась. Одновременно усилились репрессии, но и это не помогало. Арестовали нашего знакомого солдата Табанина – большевиком он не был, но на Мудюгу попал.

Интервенты грузились на суда, последнее ушло, кажется, в начале декабря. Ходили слухи, что части белых переходили к красным, перебив офицеров. И даже была молва о восстании некоторых полков. Резко поднялись банкноты «Северная Россия».

В середине января 1920 г., распродав всё, что имели, мы отправились в Мурманск. Белое море замерзло, пароходы не ходили. Единственный путь –  железной дорогой до станции Обозерская, а дальше санным путем через Онегу и далее по побережью Белого моря через село Нюхчу, Сумский посад до станции Сороки Мурманской железной дороги, а оттуда до города Мурманска — единственного незамерзающего порта на Севере России.

Канитель с. деньгами. В пределах Архангельской области в 1919 г. имели хождения различные денежные знаки. Существовал официальный их курс. Среди народа одни считались лучшими, другие – менее качественными. Имели хождение царские, архангельские, керенские, 5% обязательства Верховного Управления и обязательства Правительства Северной области за подписью Н.В. Чайковского и, наконец, кредитные билеты «Северная Россия», выпущенные интервентами в Лондоне.

Причем, было две эмиссии «Северная Россия»: первая – выпущенная в 1918 г., достоинством в 1, 3, 5, 10, 25, 100 и 500 руб., кроме копеек, с царским гербом-короной и регалиями; вторая – выпущенная в 1919 г., достоинством 1, 3, 5, 10, 25, 100 и 500 руб., с двуглавым орлом без короны и регалий. На лицевой стороне – оригинальный текст: «Государственная эмиссионная касса разменивает кредитные билеты на фунты стерлингов без ограничения суммы по курсу 40 руб. = 1 фунт стерлингов», плюс к тому напечатано и о золотом обеспечении кредитных билетов. Перед нами типичная переходная форма денежного обращения Великобритании для своих полуколоний и колоний. Великобритания в то время была еще великой державой.

В Архангельске, на неофициальном рынке, все упомянутые дензнаки котировались в конце 1919 г. по-разному. На первом месте, вне конкуренции, были кредитки «Северная Россия», на втором – царские, на третьем –  Временного центрального правительства, достоинством в 250 и 1000 руб. («думки»). Все остальные знаки были «плебеями», в том числе «моржи и медведи» архангельские 25 руб., а также «простыни и полотенца» – облигации всех достоинств.

Естественно, мы старались получить «Северную Россию», но потерпели полную неудачу. Выехали с облигациями. На станции Обозерская вновь пришлось покупать лошадку и сани. Старая история. Три старших брата и мать проделали путь наполовину пешком. Опять морозы и холода, метели и вьюги, и особенно жестокие зимние ветры на побережье Белого моря. До села Порог ехали больше лесом – таким, как и в прошлом году.

От Порога по побережью всё изменилось. Деревни стоят реже, большие, дома построены в одну линию, смотрят в сторону моря. Много разных вспомогательных построек, амбаров, овинов, банек. Почти в каждой деревне мы оставались ночевать. Ночью старались не ездить. Побаивались волков. Дома, по сравнению с нашими Шенкурскими, более солидны и богаты. Большие сени и кухни, всё какого-то старого уклада, как у староверов на Северной Двине. Народ приветливый.

Между деревнями часто безлесные пустынные пространства. Много скрюченных низкорослых деревьев. На север иногда открывается вид на безбрежную, убегающую за горизонт совершенно белую равнину. Это Белое море. Много дней прошло, пока добрались до села Нюхча, через несколько дней Сумский посад, а там недалеко и железная дорога.

На станцию Сороки приехали вечером. Народу много, и все на Север. С трудом получили билеты, и вот мы в теплых вагонах! Нет ни лютых морозов, ни злых беломорских зимних ветров, от которых мы особенно страдали. Кажется, утром доехали до ж/д станции Кемь. Здесь решили несколько дней отдохнуть. Повидать деда и тётю Таю. Оставив вещи на станции, отправились в город. Он недалеко. Тётю Таю нашли быстро. Городок не большой. Она рассказала, как сюда добиралась, почти тем же путём. Через три дня решили ехать дальше, но придя на станцию, мы узнали, что дорога на Мурманск прервана, один из участков в районе Кандалакши занят красными партизанами. Итак, нам пришлось остаться в Кеми. Поселились мы в большой комнате купца Ремягина, знакомого деда. Из Кеми до Архангельска ехали мы больше месяца, санным путём проделали путь более 350 км., в основном вдоль берега замёрзшего Белого моря. В Архангельск прибыли в конце февраля 1920 года. Через несколько дней в город вошли части Красной армии. Восстановлена Советская власть. Всего при белых мы прожили полтора года, в Шенкурске 6 месяцев и в Ахангельске-12 месяцев.

Часть 4. Первый год советской власти на Севере

В Кеми

Тетю Таю с дедом нашли на окраине города, но городок небольшой и это было не трудно. Дед не изменился, все с той же большой седой бородой. Остались жить у Ремягиных. Комната большая, на втором этаже с видом на бухту. Река Кемь кончается перед водопадом, здесь же оканчивается город. Около водопада старинная шатровая церковь, ей вероятно несколько сот лет. Вещей у нас немного. Ремягины снабдили нас мебелью и кажется дали даже кровати. Перепуганы. В нас видят товарищей, по несчастью. Что будет дальше, никто не знает. С приходом красной армии началась организация гражданских советских учреждений. Мать устроилась на работу в земельный отдел Горисполкома, Жорж — помощником библиотекаря городской библиотеки, я в контору какой-то организации, где заведующий учил меня сшивать тетрадки. Вячеслав познакомился с местными рыбаками. Он страстный рыболов. Они приняли его в свою артель. Иногда приносил нам рыбу, в т.ч. семгу. Ловили её около водопада. Лев и Галя — дома по хозяйству. Семья дружная и все помогают друг другу.

Кемь уездный город Архангельской губернии, расположен на левом берегу одноименной реки. Город стоит на гранитных породах и тянется вдоль кемской бухты или устья реки, которая впадает в Белое море и довольно плавно и под небольшим уклоном течет, смешивая внизу свои пресные воды с морскими. В сутки два раза под влиянием приливов и отливов ниже водопада уровень реки меняется с разницей не менее трех метров. Главная улица расположена на возвышенности, которая довольно круто падает к реке. Все здания деревянные, на главной улице двухэтажные с мезонинами, стоят c одной стороны, на краю косогора, внизу подсобные здания амбары и др., стоят с учетом уровня приливов. В верхней части города улиц несколько, есть переулки. Здесь у водопада стоит историческая достопримечательность города трехшатровый деревянный Успенский собор, один из лучших памятников русского деревянного зодчества. Построен в 1714 году. Позади города и за домом Ремягина начинается пустошь, поросшая мелкой травой, здесь около нас небольшой ручеек. Дальше небольшие болота и вараки (бараньи лбы) поросшие редкими кустарниками и соснами. До станции около 3-х км., до первой морской протоки, отделяющей Попов-остров от материка 3-4 км. Жителей вероятно не более 2000.

Приезд ЧК под председательством М.С. Кедрова, аресты. В результате развала белогвардейской армии и притока беженцев, в Кеми скопилось много, в основном, солдат и офицеров белой армии. Сразу же по вскрытии Белого моря первым пароходом из Архангельска прибыла Чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем под председательством М.С. Кедрова. Начались аресты, арестовали и мать. Некоторое время арестованных держали на Поповом острове. Мать с тех пор мы не видели вплоть до нашего приезда в Архангельск. На Попов остров был только один путь – ж.-д. ветка со станции Кемь. Остров соединен с материком железнодорожным мостом, мост тщательно охранялся и туда никого не пускали без специальных разрешений. Такового у нас не было, да и где находилась мать нам не сообщали. Через несколько дней всех арестованных увезли на Соловки, где организовывался лагерь. Узнали мы это из рассказов местных жителей. Прошла весна вестей нет. Летом получали от тети Таи из Соломбалы письмо, в котором она сообщала, что мать содержится в архангельской тюрьме и даже имела с ней свидание. Просит нас приехать в Архангельск. Отправились мы туда поздней осенью.

В годы революции и гражданской войны дети взрослели быстро. У нас были за плечами два трудных зимних перехода из Шенкурска в Архангельск и из Архангельска до ж.-д. ст. Сороки всего около тысячи км. на санях и пешком, была полу самостоятельная жизнь в Архангельске.

При белых, кроме ученья, мы старались и приработать, были трудолюбивыми, упорными и не терялись при неблагоприятных обстоятельствах. Поэтому, несмотря на общее горе, мы не растерялись. Стали жить совершенно самостоятельно, коммуной, все наши приходы, как денежные, так и материальные (продукты по карточкам) шли в общий котел. Георгий и я продолжали служить. Вячеслав занимался рыбной ловлей, все бремя по хозяйству легло на Льва (12 лет) и Галю (9 лет/. Беспризорными не стали. Жили мы дружно, ссорились и мирились, обид друг на друга не имели, один другому помогали, но самое интересное – не болели. В то время была карточная система. Жорж и я имели карточки трудящихся, Вячеслав, Лев и Галя детские. Выдавали по карточкам мало, хлеба на всех около полутора кг., понемногу сахара, соли, иногда рыбы с жиров. Главное мы регулярно подучали хлеб. Льва и Галю иногда подкармливали Ремягины. Деньги тогда быстро обесценивались, но уплатить по карточкам хватало. О большем мечтать не приходилось. Некоторые события из нашего пребывания в Кеми сохранились в памяти. Кратко о них.

Лесной пожар.  В городе переполох. Возле железной дороги горит лес. Собирают добровольцев его тушить. Георгий, я и Вячеслав вмешались в толпу. Она направлялась к вокзалу. Человек сто, много подростков. Там нас уже ждал небольшой товарный состав. Часть подростков, которым посчастливилось забрались на тендер паровоза. Двинулись. Через несколько км. увидали дым. Остановились. Сразу появилось начальство. Кто-то нарубил лапок, выдал «пожарникам». Все побежали. Пожар был низовой, сухо, безветренно, загорелся мох от искры паровоза. Лес редкий, на вараке, за ней болото. Огонь змейками низом пробирался к болоту. Выстроили в цепочку и нашими немудренными средствами загоняли пожар (горели в основном сухой мох, трава, мелкие сучки) к болоту. Редкий сосновый лес, огонь не поднимался вверх. Тушили насколько часов. Веселые, радостные, что сделали полезное дело, замазанные и черные возвращались домой и опять на паровозе, нас никто не сгонял. Рассказывали друг другу, как тушили и о неожиданных приключениях.

Морошка, росянка и гадюка. Сошел снег, подсохло, потеплело и в солнечные дни, когда на солнечной стороне хорошо пригревало мы отправлялись всем семейством на ближайшее болото, за ним варака (бараний лоб свидетель ледникового периода). На болоте прошлогодняя морошка, сахаристая и очень вкусная. 3десь мы «паслись», наевшись досыта, поднимались на вараку отдыхали и грелись на солнышке. Около вараки на краю болота, оно было небольшое, между двумя вараками и очевидно неглубокое. На окраине росло много росянок, их красноватые округлые прикорневые листочки собраны в розетку, над ними стебелек с невзрачными мелкими сцетками. Мы подолгу наблюдали как липкие, покрытые волосками красные блестящие листочки ловят насекомых — комариков, небольших мух, всякую насекомью мелюзгу. Жертва, сев на красный «цветок», прилипает, листочек сначала образует блюдечко, затем чашечку и наконец закрывается, комарик или мушка исчезают в этой своеобразной пасти. Ловили мошек и кормили росянки. Если давали палочку росянка не реагировала, чувствует добычу.

Однажды после нашей охоты на морошку, уселись на теплом бережку вараки. Сидим и рассуждаем. Вдруг кто-то из нас увидал рядом гадюку, она тоже грелась на солнце. Наслышав на Суланде и здесь множество страшных рассказов о змеях мы сначала оцепенели от страха, потом одновременно как по команде вскочили и помчались через болото к дому. Мы были убеждены, что гадюки могут преследовать людей, прыгать, поэтому не осматриваясь, пробежали болото и только на твердой пустоши, по другую сторону болота, осмотрелись, где гадюка. Вблизи в болоте никого не было. После встречи с гадюкой в походах за морошкой и другими ягодами севера всегда осматривались.

Ловля камбалы и наши купанья в море. От дома Ремягиных до устья р. Кемь всего несколько км. В погожие жаркие дни, мы забирали карбас Ремягина, даже без спроса, считая, что он буржуй, значит и карбас уже бесхозный, и отправлялись на море. У нас там выбрано место. Оно находилось к северу от Попова-острова в 5-6 км. рекой и морем от ремягинской пристани. Добирались туда во время отлива до протоки между Поповым-островом и материком, дальше на веслах вдоль берега моря до небольшой бухточки с широким пляжем и полого опускающимся песчаным дном моря. За пляжем невысокие гранитные вараки (бараньи лбы/, поросшие редким мелким сосновым лесом и низкорослыми корявыми березами. По приплытие, первое разжигали костер, кипятили воду, которую привозили с собой, кипятили чайник. Хлеб, соль, иногда жиры, всегда с собой. Затем купаться и ловить камбалу. Первый раз, купаясь на отмели, заметили, что испуганная камбала старается спрятаться и иногда использует щель под слегка приподнятой ступней ноги. Рыбенка небольшая, камбалья молодь, в длину около 10 см. После этого открытия, купанье превратилось одновременно и в ловлю рыбы. Мы делились на две группы — загонщиков (они пугали рыбу) и ловцов. Дно песчаное совершенно чистое, вода прозрачная, видно каждое движение камбалы. Плавает она сравнительно медленно, притом волнообразно (вверх и вниз/. Мордочка под ступней, прижимаешь и рыба поймана. Наловив достаточно на обед, начинаем его готовить. Сначала чистили, затем жарили на раскаленных камнях, предварительно посолив. Аппетит у нас был изрядный, голод не тетка, и наше блюдо казалось нам очень вкусным. Закончив с обедом, отдохнув ждали прилива. До Попова-острова на веслах, а по реке Кемь приливная волна доставляла нас до пристани. Разница в уровнях реки между отливом и приливом и отливом около 3,5 м. Приливная волна поднималась вверх очень бурно, все кипит, рулевому нужен «глаз да глаз», наш небольшой карбас может и перевернуться. Рулевыми были только старшие братья. В это для нас голодное время, летом море нас сытно подкармливало. Рыбы в то время в прибрежных водах Белого моря было очень много. Перед самым отъездом из Кеми в конце лета, зная рыбные места этим пользовались.

На льдинах. Кемский водопад не замерзает и в самые лютые морозы. Снег в Кеми часто держится более полугода. Но как только море взломает сковывающие его льды, кемская река-бухта взламывает и свои. Помогает этому приливная волна. В Кеми, перед порогом начинается круговерть плававших льдин. Около «пристани» Ремягина такой же беспорядок. Любимым нашим развлечением в это время было катание на льдинах. Вооружившись кольями, ждали, когда к пристани подойдет подходящая льдина, один из нас вскакивал на льдину, и начинал на ней кататься. Отпихиваясь кольями от соседних льдин и стараясь не отплывать от берега, иногда перескакивая со своей льдины на другую, катались на них пока полностью не промокнем. Затем причаливали к пристани и домой. В этой забаве участвовали только старшие братья. И интересно, никто из нас после таких упражнений не болел и не простужался. Закалка, а что такое закалка мы тогда не знали.

На необитаемом острове. Попов-остров во время интервенции войск Антанты был использован англо-американцами как база для снабжения войск продуктами. После прихода красной армии, все было вывезено. Некоторое время там находились арестованные ЧК все это время он был неприступен для местного населения. Охранялся. Летом оттуда все ушли, охраны уже не было, остались лишь огромные ангарообразные бараки и свалки выброшенных забракованных интервентами консервов. Никого, совершенно никого. Пришел август месяц, последний теплый месяц сурового края вблизи полярного круга. В августе наша с Жоржем зарплата, практически превратилась или вернее с каждым днем приближалась к нулю. На общем семейном собрании решили переехать на этот необитаемый остров и там подкормиться. Дело в том, что во время наших плаваний на море, мы проплывали протоку, и заметили, что там держится много рыбы. А это уже продукт, вроде-бы мясо. Жили мы по принципам новгородской вольницы. Никому из нас не давали командовать над нами. Правда, и охотников не было. Попытки Жоржа в этом направлении не увенчались успехом. Была демократия и решалось на нашем совете все голосованием. Сказано-сделано. Собрали наши немудрые манатки, часть ненужных в этой экспедиции оставили на хранение Ремягиным и комнату также оставили за нами. Забрали карбас, погрузились, забрали по карточке хлеб и другие продукты. С отливом отчалили. Донес он нас благополучно до протоки, наконец мост, здесь конечная наша остановка. Перед мостом сразу начинались пустые склады. Ворота у всех открыты. Заняли ближайший к мосту и протоке, для удобства поездок или пешком в город за хлебом. Помещение огромное. Поселились в заднем углу, здесь не так продувает, устроили огнище, с нами чайник, кастрюлька и сковородка, наши столовые приборы. Целое хозяйство в миниатюре. Погода стояла хорошая. На чем спали по ночам, не помню, знаю, что с нами была одна оленья шкура, на ней спали Галя и Лев. Одеяла также были с нами. Не замерзали, очевидно, во время наших путешествий мы хорошо закалились.

Полная свобода, ни от кого не зависим, делаем что нам необходимо. Утром чай с хлебом и если был какой-либо жир (смалец или масло их иногда выдавали по карточке), то с ним. Затем отправлялись изучать остров. В одну из таких прогулок обнаружили бракованные консервы. Забрали только большую банку томатного пюре. Банка не была вздутая и на вид не испорченная. Хватила нам до конца пребывания на острове. Другим источником питания была рыба. Рыбаками были все кроме меня и Гали — она хозяйка. Самым удачливым рыболовом был Вяча. Рыбы в протоке было множество. И я пытался ловить и удачно. Забрасывал удочку, подводил крючок с наживкой, к той рыбе, которая мне нравилась. Обычно она хватала наживку, подсекал и улов готов. С дамбы было хорошо видно, как рыба гуляет по протоке. Каждый день у нас была уха или жаренная рыба, если были жиры. За хлебом ездили на лодке или ходили пешком по ж.-д. колее, всего около трех км. В конце августа получили от тети Таи письмо. Мать в Архангельске. Нужно ехать туда хлопотать, чтобы ее выпустили. Сразу же собрались и с первым приливом прибыли на нашем баркасе в Кемь. Робинзонада на Попов-острове закончилась.

При обследовании острова в одной из его небольших бухт мы обнаружили кладбище кораблей, в основном, XIX столетия. Это были деревянные суда, полузатопленные. Сохранились у них только нижняя часть. Все постройки, каюты, мачты, палубы исчезли. Очевидно в основном были сняты собственниками судов, а часть разрушена временем. Ходить приходилось по кромке остовов. Упадешь не выбраться, но интересно.

б. Кемь-Вологда-Архангельск.

Перебрались снова в город к Ремягиным стали собираться. В каком-то отделе Горисполкома получили нужные документы, отоварили наши продовольственные карточки, собрали свои вещички. Сюда мы ехали зимой и наши теплые вещи пригодились. Отправились на вокзал, там получили бесплатные билеты. Кемь-Вологда-Архангельск. Начальник станции принял в нас участие, посадил в вагон. Народу много, но для нас место нашел. Все в одном месте. Паровоз засвистел, поезд дрогнул и, постепенно набирая скорость, пошел на юг. На станции Бологое ждали довольно долго поезда на Вологду. На вокзале не топят, холодно. Наконец, подали состав, с трудом забрались в вагон, отвоевали себе место и дальше в путь. Несмотря на неприятности, мы радовались, что с каждым километром приближаемся к родам местам. В Вологде та же картина, что и на Бологое. Обогревал и здесь на вокзале только кипяток. Денег у нас почти не было, а на то что и было купить ничего невозможно. Прибыл поезд Москва-Архангельск. Опять с большим трудом сели в вагон. Добрые люди помогли. От Вологды до Архангельска сплошные леса, деревень мало. Наконец Бакарица, а с ней закончились все наши дорожные мытарства. Как перебирались через Северную Двину, не помню. К вечеру были в Соломбале у тети Таи. Она живет вместе с дедом, в I-й Деревне (так называлась часть Соломбалы/, пригорода Архангельска.

в. Архангельск (1920-1921/

Соломбала — пригород Архангельска — расположена на островах дельты Северной Двины. С городом соединяется мостами, по одному из них проложена трамвайная линия. Соломбала центр деревообрабатывающей промышленности, скопление лесопильных заводов, бирж леса и главный торговый порт города. Тетя Тая с дедом жили на одной из окраин ближе ко Мхам. Одна из проток Сев. Двины, находилась в непосредственной близости. Занимали они небольшую квартирку, кажется в две комнаты. Здесь мы и поселились. Хоть и тесно, но не в обиде. Как разместились, быстро оформились, получили продовольственные карточки. Получали по ним мало, на всех около двух кг хлеба (по фунту на учащихся — Я, Вяча, Лев и Галя, по фунту на работающих – тетя Тая и Жорж и дед ¼ фунта), ну и все остальное, что выдавали. Об этом сообщали особо. Город жил, как и большинство городов РСФСР на голодном пайке. Всего этого было для нас мало, но спасало нас то, что четверо получали в школе бесплатные завтраки и обеды. Тетя о нас заботилась, мы тоже старались помогать как могли, в основном это была подготовка дров, отоваривание карточек, иногда стирка. Полоскать ходили на протоку, зимой и весной. Тетя рассказала нам о маме, она сидела в тюрьме, сейчас находиться в исправительно-трудовом лагере, на Мхах. Нужно хлопотать об её освобождении, и второе – устраиваться в школу.

Школа 2-й ступени. В то время был первый год на севере России обучения по единой программе детей и подростков на всей территории РСФСР. Исчезли многочисленные учебные заведения с различными программами и профилями (Коммерческое училище, реальное, Гимназия и т.д.). В Соломбале были организованы школы 1-й и 2-й ступеней. В одну из них приняли и нас, Галя поступила во 2-й класс, Лев – в 4-й и Вяча – в 5-й класс Первой ступени; я и Георгин во 2-й класс 2-й ступени. В Архангельске Жорж остался на второй год, а я его догнал еще там. Жорж и здесь почти не посещал занятий, а как говорила тетя Тая все время бегал «с портфельчиком». По вечерам он работал в местной библиотеке, достал где-то кожаную куртку, был уверен, что она ему придает вес, производит впечатление и даже кое для кого является устрашающим атрибутом, придавал своему одеянию большое значение. Мы знали его слабости и на нас они не производили должного впечатления, к сожалению, это отразилось у него на учении. Ларчик же просто открывался. В те годы партийные работники, некоторые комсомольцы носили кожанки. Население их звало комиссарами.

Школа того времени была неповторима. В учительском совете на заседаниях, а главное при обсуждении оценок ученикам присутствовали ученики делегаты старших классов (2-я ступень). Наш класс также выбрал боевого парня в качестве делегата, серьезного и честного. Исходили тогда из того, что такое нововведение будет способствовать более правильными оценками успехов учащихся. К сожалению, это не оправдало себя, и быстро было отменено. Были и злоупотребления со стороны делегатов. Второе, очень дельное нововведение, заключалось в том, что учащиеся контролировали деятельность ученической кухни. В то голодное время это имело огромное значение. Каждый день от каждого класса высылался на кухню дежурный. В его обязанности вводили: прием продуктов, их взвешивание и контроль, чтобы все было использовало для приготовления пищи; присутствие при раздаче пищи. Таким образом полностью исключалась кража продуктов. В результате учащиеся получали скромную, но доброкачественную пищу в полном размере. К примеру дежурные взвешивали мясо, в их присутствии его опускали в котел, при подаче делили на порции и т.д. Можно только сожалеть, что в настоящее время это не применяется больше в столовых учебных заведений.

Несколько слов о работе по вечерам в библиотеке. Мне приходилось довольно часто в ней заменять брата. Библиотека была небольшая, умещалась в одной комнате, был столик, читальный зал, стояли полки с книгами и журналами, всегда было тепло. Посетители разные, как грамотные, полуграмотные и даже совсем неграмотные, часть учащихся. Вообще их немного. Здесь можно читать и заниматься. Однажды во время моего здесь «дежурства» произошел необычный случай. Пришел солдат, попросил журнал «Ниву». Садится и листает. Иногда спрашивает меня фамилию под фотографией и только генералов. Меня это заинтересовало. Спросил: «Что Вы ищете, может я могу помочь?». Ответ: «Знаете я неграмотный, желаю переменить фамилию, хотел бы взять фамилию генерала, у которого много медалей и орденов». Поискали вместе. Нашли старорежимного генерала, вся грудь в орденах и медалях. Очень понравился моему посетителю. Попросил ее написать. Бумажку с фамилией генерала взял, поблагодарил и ушел. В то время препятствий для перемены фамилий почти не было.

Хлопоты. Сразу, по приезде в Соломбалу, мы подали ходатайство в архангельское ЧК и одновременно написали письмо всероссийскому старосте М.И. Калинину в Москву, в которых указывали на наше бедственное положение и просили освободить мать. Сразу после окончания гражданской войны в России образовалась большая группа детей и подростков без постоянного места жительства, сирот, называли их беспризорные. По тем временам и мы попадали в эту группу. В государстве велась большая работа по излечению этой государственной болезни. Эти ходатайства были приняты во внимание и помогли в какой-то мере её освобождению. Но были и другие. По словам мамы, во время рассмотрения её дела архангельским ЧК не было представлено серьезных обвинений (да их и не было). В их число входила деятельность мамы в Шенкурске (помощь отцу в сохранении Союза) и главное и отягощающее обстоятельство заключалось в том, что отец находиться в эмиграции. С другой стороны, в пользу смягчения наказания свидетельствовали: наличие пятерых детей, в том числе двух малолетних и трех подростков; хорошая характеристика начальника исправительно-трудового лагеря тов. Ойла, в котором мать отбывала наказание. Несколько слов о случившемся в лагере, что с способствовало хорошему отношению Ойа к матери: во-первых, он видел, что мать не являлась «чистоплюйкой», выполняла любую работу добросовестно и не гнушалась ею и во-вторых этому обстоятельству, возможно, способствовал случай. По рассказам матери, ее поместили в женский барак, рядом на нарах оказалась тяжело больная молодая красивая девушка. Мать подружилась с ней, и зная некоторые методы лечения (воспитала пять детей) стала за ней ухаживать и лечить поскольку это было возможно в лагере. Вылечила. Вера, так звали мамину приятельницу, очень понравилась начальнику лагеря (он также был заключенным, чекист, отбывавший наказание за превышение власти в одной из центральных губерний). Они полюбили друг друга поженились. В ЧК Ойе доверяли, и он очевидно пользовался уважением. Им разрешили проживать вне лагеря. Вера так же стала хлопотать перед мужем. С Верой мы познакомились во время её пребывания в лагере, когда бывали там на свиданиях с матерью. В конце концов, наше ходатайство было удовлетворено, мать выпустили на поруки. Одним из поручителей была тетя Тая, вторым, кажется Ойа.

Сразу по приезде, при подаче заявления в ЧК мы получили разрешение на свидание с матерью еженедельно. Исправительно-трудовой лагерь находился на окраине города «на Мхах». До освобождения Архангельска белые выстроили его и держали здесь своих противников. Он представлял собой несколько рядов деревянных бараков и занимал довольно большую площадь. Из Соломбалы, от нас, находился в трех-четырех км. Зимой, пока не была вскрыта протока Сев. Двины, дорога до лагеря была короче. Сначала напрямую, по протоптанной в снегу дорожке, пересекали ее. Это был самый трудный участок — лютый ветер, иногда вьюга мешали ходьбе, в основном здесь мы накапливали холод, дальше небольшой подъём и мы на Мхах) равнинная часть болотистой тундры, заросшей мелкими кустарниками/. Сначала перед нами открывалась белая ровная покрытая снегом равнина, но  вскоре увидали много серых бараков. Это и есть лагерь. Имея разрешение, проходили к будке часового, после первого посещения лагеря нас уже знали, предъявили разрешение. Вызывали мать и все вместе шли в её барак. Там было всегда чисто, а главное тепло. Наговорившись, часа через два уходили. Зимой дни короткие, в Соломбалу нужно было спешить и прийти засветло. Свидания всегда были в воскресенье. К сожалению гостинцев, маме не приносили, просто их не было у нас. Когда начался ледокол, лагерь от нас стал дальше. Приходилось идти до железнодорожного моста. Он охранялся, но часовые нас пропускали, а дальше знакомой дорогой. Так продолжалось кажется до апреля. На свидании мама сказала, больше не приходите, на следующей неделе меня освободят. Так и было, встретились с матерью в Соломбале у тети Таи. Все радовались и даже поплакали от счастья.

Снова все вместе. Одновременно с освобождением мы получили в городе квартиру, а мать работу. Выделили две неблагоустроенные, неотремонтированные комнаты, в них было холодно и натопить невозможно, единственное достоинство этого местожительства близость от места работы мамы. Подали заявление в жилотдел, пришла комиссия и установила, что жить в таких помещениях с детьми нельзя. Дали новую.

Маму назначали заведующей детским садом. Он находился в доме бывшего губернатора Архангельской губернии, в административном центре города. Мне казался дворцом. При дворце большой благоустроенный сад. Внутри благоустроенные комнаты с огромными окнами. Каждую неделю мать являлась на регистрацию в Чека, но скоро и это кончилось. Как-то забежала к нам Вера Ойа и сказав, что скоро маму освободят совсем. Так и случилось. Мать получила право жительства на всей территории РСФСР.

Это случилось, когда мы переселились на новое место. Был представлен небольшой флигелек, одноэтажный, благоустроенный, две комнаты и кухня. Выдали ордер на дрова. Получать их пришлось чуть ли не в конце трамвайной линии. Взяли санки, приехали на конечную, нашли огромный склад бревен. По ордеру нам выделили причитающиеся кубометры, дали пилу и сказали теперь расправляйтесь сами. Бревна мы распилили на чурки, их отвезли к трамвайной остановке, где нам предоставили платформу. Погрузив на нее дрова, трамвай доставил куда нужно, выгрузил скоренько на тротуар, и мы стали понемногу, порциями, отвозить домой. К вечеру все было готово. У нас есть дрова, у нас стало тепло. Квартира превратилась в уютное жилище. На улице еще зима, снег. Жили мы на Поморской улице. Жили хорошо, было немного голодно, иногда получали посылки из Буланды от креснушки. На семейном совете решили, на лето часть поедет на Суланцу покормиться и подзаработать хлеба и др. продуктов. Потом поехать в Москву и просить разрешение на выезд к отцу. С введением НЭПа положение наше ухудшилось. Цены на рынке поднялись. В марте я пошел на толкучку. Там было много всякой всячины, но рукавички при наших капиталах оказались также недоступным. Вернулся с ничем.

г. Мы перебираемся в Москву.

Вскрылась Северная Двина. Началась навигация. Первыми на Суланду из Архангельска Вяча с Галей/июль/, затем Жорж/август) и наконец я (20 августа); обратно в Архангельск Жорж и Вяча/конец августа/; в Москву из Суланды я 23,10) и Вася (конец декабря/. Мое путешествие из Архангельска в Москву привожу по дневнику Васи и Гали — по воспоминаниям.

Архангельск- Шенкурск- Суланда- Вельск- Суланда- Няндома- Москва. 18.8.1921. В Архангельске было голодно. После окончания гражданской войны на Севере, транспорт работал плохо. На карточки выдавали мало. Решили поехать в одно из окрестных сел – Чевакино, выменять карточки, и, если будет удача, сходить в лес, набрать грибов. Поехали вместе с дядей Андрюшей/Суетиным/. С трудом достали картошку, были в лесу, собрали корзину грибов. Всего на это ушло два дня. Завтра выезжаем. (Рис. 29).

15.8.1921. Наконец снова дома. Очень устали, почти всю ночь не спали. Но и дома отдохнуть не удалось. Нужно ехать к креснушке на Суланду. Там уже Вася, Жорж, Вяча и Галя. Подкормиться. В деревне сытнее. Получив документы на проезд до Суланды, пошел на пристань доставать билет. Это оказалось не так просто. Народу тьма. Очередь большая. Порядка мало. Все спешат и ругаются. Простоял более двух часов в очереди, билет получил (бесплатный) вернулся домой, пообедали вместе с Паном/Лев) и мамой. Обед с картошкой. На дорогу собрали картошки и немного хлеба. Мама и Пан проводили на пристань. Здесь встретил школьного товарища Андрюшку. Сразу объединились. Общими усилиями пробрались на пароход, правда не первыми и все лучшие места уже были заняты. Еще раз попрощался с Паном и мамой. Гудок, еще гудок и после третьего, пароход отчалил. Заработали лопатки колес. Постепенно уменьшались фигурки мамы и Пана, стали совсем маленькими, а затем и исчезли, затем высокие архангельские здания и церкви. По обеим сторонам реки пригороды, одноэтажные дома, в основном, деревянные, какие-то склады, амбары. Пригороды сменились довольно низкими берегами, иногда вдали виден лес. Двина очень широкая, не менее версты. Пошли искать место, где можно устроиться, ведь плыть нам не менее двух дней.

Все занято. Всюду мешки. Большинство уже сидит. Наконец свободным оказалось место около машинного отделения. Сварили картошку, пообедали, и расселись на свои вещи, я на корзинку, очень устал. Решили тут обосноваться, благо тепло. Понемногу разговорился с соседями, встретил еще товарища по школе. Теперь он военный, говорит, что работает в Чека вероятно заливает. Парень кажется ничего, только глуп. Стало темно. Попробовал уснуть. Не удалось. С одной стороны, жарко/кожух, мешки/, с другой гуляет ветер холодный и сырой. Выдержать нет возможности. Решили с Андрюшкой искать более удобное место. Нашли с трудом. Всё занято. В конце концов устроились на корме, где и проспали до утра.

16.8.1921. Проснулись рано около 6-и час. утра. Всю ночь снизу подогревало (иногда очень), а сверху холодно. В этом неудобство спать на котле. Хорошо, что не было дождя. Двина стала уже. Места красивые, в значительной мере лесные. Наконец появились «алебастровые» горы. Вспомнил экскурсию учеников коммерческого училища, куда нас возили на пароходе Союза смолокуренных артелей Важской области. Собственно, гор здесь нет, а только высокий берег с многочисленными пещерами в алебастровых породах. Здесь мы иногда приставали, пробирались в пещеры, я собирал образцы розового гипса (алебастра).  И вот они позади. Вновь сменяются берега, поросшие хвойными лесами, на луга и поля, изредка появляются деревни. И опять всплывают воспоминания, как зимой, имея сани и одну смирную лошадку мы проделали по этому пути, а я и старшие братья, в основном пешком, от Березника до Архангельска. Наконец показались Березники – конечный пункт по р. Двине и пересадки на пароходик, который должен отвезти до Усть-Нуи.

Выйдя на берег узнали, что сегодня должен отправиться в Шенкурск пароход «Удачный». В Березники прибыли около полудня. Березники большой перевалочный пункт, где грузы и люди с юга (Котлас) и Архангельска следуют по реке Вага до Шенкурска и Далее. Пароход пришвартовался, но пускать начали около 12 ч. ночи. Умудренные горьким опытом в очереди были одними из первых. Забрались в каюту. Здесь было тесно и можно было только сидеть. Плыть всю ночь. Опять стали искать место. Использовали котел, но на этот раз положили на него дрова (поленья), расположились на них и скоро заснули.

17.8.1921. Рано утром нас разбудили матросы и прогнали со столь удобного деревянного ложа. Снизу не было жарко, сверху почти не дуло.

Вага после р. Двины мне показалась узкой. Пароход непрерывно хлопал своими лопатками, но несмотря на все старания, вверх продвигался медленно, вроде улитки. Берега р. Ваги были не столь живописными. Много пойменных лугов и полей, лес обычно вдали, иногда поступал почти до реки. Скучно. От нечего делать съели картошку и остатки хлеба. Продуктов больше не осталось. Где-то приткнулись и заснули до самого вечера.

18.8.1921. Вечером пошел дождь и так всю ночь. Промокли. В полночь доползли в Шеговары. Ночь из-за дождя провели очень плохо, почти не спали.

19.8.1921. Наконец показался г. Шенкурск, сначала высокий правый берег и купола церкви. В детстве берег был местом наших игр, из которых самыми обычными были прыжки с кучи в песок насыпи, кто дальше. Наш «Удачный» подошел к устью Шенкурского оврага, где стояла баржа. Пришвартовались. Всех пассажиров выгнали, сказав, что будут производить дезинфекцию, после чего нас снова пустят, кто едет дальше. Как долго будет это продолжаться, не сказали. Идите. Большинство устроилось на барже, некоторые расположились на берегу. Все ждали, думая, что процедура закончится быстро. Я оставил корзинку Андрюшке побежал к тете Дуне. Она жила в небольшом домике, по улице Московской около самого леса. Сосновая роща около большого леса выросла, а раньше это было наше любимое место для игр, в казаки-разбойники (шишки были главным оружием детских игр) и в прятки. Тетя Дуня сначала меня не узнала, но потом обрадовалась. Быстренько собрала немного картошки и хлеба. Я бегом к пристани, но напрасно торопился. На барже провели почти всю ночь. Провели ее плохо. От реки дует холодный сырой ветер, не спали, иногда дремали.

20.8.1921. В пять часов утра приготовились к посадке. Началась в шесть. Первыми пробрались в каюту «Удачного». Здесь было удобно, тепло и не дуло, но спать не пришлось, не хотелось. Вага стала еще уже, много отмелей. Пошли знакомые места. Наконец и высокий левый берег реки.

Здесь с папой у самой кромки реки собирали раковины, свидетели последнего наступления холодного северного моря. Останавливались в Шерельге и к пяти часам вечера приплыли в Усть-Пуе, нашу конечную остановку речного пути. Я с корзинкой, Андрюшка с котомкой сошли на берег. В Усть-Шуе отдохнули около часу и отправились дальше. Решили идти прямой

дорожкой. Прямо около 10 верст, проселком 25 верст. Сначала дорога была хорошая, свернули, прошли выгоном и наконец глухой высокий лес. Нести корзинку тяжело. Веса в ней около пуда. Руки устают. Вскоре тропинка превратилась тропочку, болото. Направление нам дали, идти нужно на кривую березу. Местам прыгали с кочки на кочку. К счастью болото было не большое. Вышли к какому-то ручейку, нашли сухое место, где наконец смогли отдохнуть.

      Дальше шли бором по суху, вышли на проселок, показалось сверкнул крест султанской церкви. Оба очень устали и сели отдохнуть около небольшой часовенки, верст в пяти от погоста. Затарахтела телега, на ней сидела женщина. Остановилась, узнала, что я иду на погост, взяла вещи, посадила меня и мы поехали в родное село. Довезла почти до самого дома. По дороге вспоминал прошлое. Детство. Шенкурск. Дорогу зимой из Шенкурска в Архангельск. Несмотря на радость, сердце сжималось и хотелось плакать. Встал остро вопрос, как Рисунок 1-28. Схема пути Шенкурск-Рехино.

меня встретят бывшие друзья. Ведь во время гражданской войны они остались здесь, мы были у белых. Стемнело. Снял корзинку с телеги и внес в дом. В доме разместилась школа второй ступени. Дома никого не было. Креснушка работала сторожихой при школе и занимала бывшую нашу половину – кладовку и часть нашей кухни. Прибежала Галя, ей сообщили, что кто-то приехал. Стала меня теребить, расспрашивать. Пока мы рассказывали о своих происшествиях и новостях вернулась креснушка с жатвы. Васи и Вячи не было, они на Керьменге, ловят щук. Меня накормили так сытно, как я давно не едал. Всячески ублажали и угощали. Жорж ушел в Вельск, повидаться с дядей Степой. Спать мне не хотелось, хотя дорога Усть-Пуя Суланда была очень тяжелой и все из-за корзинки. Нести ее было очень неудобно. Дом пустовал. Каникулы. Уложили спать в бывшей нашей гостиной (рис.1-28).

21.8.1921. Как только проснулся, быстро оделся и побежал к креснушке. Она пекла пироги с картошкой, которых я давно не едал. Креснушка беспокоилась, почему задержался Жорж. Не случилось-бы чего-либо. После завтрака побежали с Галей на любимую нашу опушку, поросшую в основном березками. Место куда мы в детстве отправлялись за грибами – подосиновиками и подберезовиками. Вспомнили как мы там играли в индейцев, строили вигвамы, даже домик, который пытались связать из сучьев между четырьмя березами, а также место, где был какой-то заводик, очевидно смолокуренный. При возвращении переплыли ручеек. Здесь строили запруды. Ручеек тоже уменьшился в размерах. Вырос я. На обратном пути прошли мимо бывшего нашего большого амбара, в котором стоял крытый экипаж с фонарями около переднего сиденья. В него любили забираться и отправлялись в далекие путешествия, обычно в жаркие страны. Ездили всегда с приключениями, но возвращались невредимыми. Кажется, не было уголка на нашей Земле, где мы не побывали. А вот церковно-приходская и школа, первая моя школа. Она тоже стала небольшой избушкой. Прибежали домой. Узнали, что наши рыболовы вернулись, работают на огороде. Скорее туда. Вася очень вырос и возмужал. Вяча тоже. Вернулся Жорж. Было много веселья, смеха и радости. На Суланде в стенах нашего дома собралось шестеро Малаховых – креснушка, Вася, Жорж, я, Вяча и Галя. Весь день прошел в осмотре дома и садиков, затем амбаров, скотника и других подсобных строений. Потом к нашей чистой и светлой Суланде. Забрались на островок, осмотрели место нашего излюбленного купания и ловли рыбы – мойв, пескарей и параш. Бывшие глубины, где мы обыкновенно барахтались, оказались не глубже колена. Здесь все осталось по-старому. Капустник. Пошли к плесу «Хмелеватка», где могли купаться только в присутствии двоюродных братьев Сережки и Васи. И, наконец, знаменитая Синька. Большой валун, поверхность которого была испорчена. Папа когда-то решил его убрать, мешал сплаву. Поэтому разжигал здесь костер и накаливши поверхность камня, обливал холодной водой. Но Синька победил. Для нас было загадкой, откуда появился этот огромный камень.

Война с немцами, затем гражданская война нарушили нормальное снабжение многими продуктами, и в т.ч. табаком. В результате на Севере появилась новая культура. Повсеместно, где было возможно, стали садить табак. Не минуло это и Суланду. Удивило меня, что все его душистые цветы были обрезаны, был посажен табак и у креснушки. Мне не нравилось, что на табаке не было белых душистых цветов. Погост был пустым, чего-то не хватало. Да не было и школьных товарищей.

22.8.1921. Рано утром ушел Жорж в Шенкурск. До Усть-Пуи тем же путем, что и пошли мы с Андрюшкой. Дальше в Архангельск. Поискал на реке чертовых копытец, без особой удачи.

23-25.8.1921. Все дни занимался табаком. Первый день рубил его под самый корень и складывал в кучи. Покончил со всеми посадками креснушки. Второй день носил его на вышку. Отрезал листья, резал их, развешивал на бечёвку. В будущем, когда высохнет, будет легким сортом курева. На третий день закончил подготовку табака к дальнейшей сушке. Из стеблей, очевидно, будут делать махорку. С табаком конечно.

26-27.8.1921. Все снимали хмель, который рос в бывшем нашем хмельнике. Работали дружно и весело. Закончили вечером. Нужно собираться в Вельск. Жорж дяди Степы не дождался.

28.8.1921. Утром все подготовили в дорогу. Вышли креснушка, Матрена, и Галя. Шли медленно, ведь с нами Галя. Не торопились. Остановились у креснушкиных знакомых. Пировали. Опять пешком до деревни Кострут, где и заночевали.

29.8.1921. Встали очень рано. После завтрака отправились проселком, который, в основном, располагался около р. Пуи. Реки мутной и неприветливой. Дорога частично шла боровым лесом, красиво. К полудню добрались до с. Долматово. Всего наше путешествие длилось полторы суток, и прошли 30 верст. В доме дедушки Андрея Степановича Суетина нас встретили все Суетины, кроме Люси и бабушки. Нас хорошо покормили, оставили здесь Галю, а сами опять в путь. К вечеру пришли в деревню Краски, где ночевали у Павловских.

30.8.1921. Дорога проходила в значительной мере боровыми лесами. Отдохнули в деревне Гора, к вечеру добрались до деревни Пустеньга, где заночевали. Место между деревнями Гора и Пустеньга называется Волок – почему?

31.8.1921. К вечеру добрались до Вельска. Без Гали шли значительно быстрее и 70 верст всего за двое с половиной суток. В Вельске были тетя Соня, Геля, Леня Талик и, дядя еще не приехал. Тетя Соня похудела. Решили, что завтра и креснушка Матрена будут возвращаться, а я останусь дожидаться дяди Степы.

1-8.9.1921. Утром ушли креснушка и Матрена. Вельск маленький город, которые остался в моей детской памяти. Одноэтажный, деревянный, (в основном). Большинство улиц заросло травой. На улицах много пернатых. Был на Ваймише, большом лугу, который весной талая вода затопляет. За Ваймишем был деревообделочный завод и дом, в котором мы провели часть нашего детства. Послал маме письмо. Жду дядю Степу с посылкой и деньгами от папы. Очень скучно.

9-11.9.1921. Три дня кому-то рубил и резал табак. Развешивал листья. Прочел два исторических романа – Бунда, «Король Бондариана» и Сергея Соловьева, «Старый дом». Оба интересные.

12.9-1.10.1921. Сижу без дела. Иногда рассказываю детям сказки. Тетя Соня научила раскладывать пасьянсы и гадать на кого-либо. Иногда интересно. Варил сахар и ели мы его с детьми с большим удовольствием. Очень скучно и тоскливо. Решил возвращаться на Суланду.

2.10.1921. рано утром вышел из города и возвращался знакомой дорогой. В деревне Судроме остановили. Приняли за дезертира, проверили документы, сразу отпустили. Ночевал у знакомых в деревне Гора.

3.10.1921. С утра пошел дальше. Погода хорошая. Лес. У деревни Грант меня догнала телега с посыльным от дяди Степы. Вернулся в Вельск. На этот раз ехал ночью, было очень холодно, весь продрог

4-6.10.1921. В город приехали утром. Дядя очень изменился. Был очень рад встрече. Это был наш любимый дядя, который очень много играл с нами. Два дня отдыхал. Ничего не делал. Решили возвращаться 7-го числа обратно.

7-8.10.1921. Из Вельска до деревни Гора довезли. Здесь и заночевал. На следующее утро отправился пешком в село Долматово. Бабушка очень постарела. Написал письмо маме о результате моего путешествия. Завтра на Суланду.

9-10.10.1921. Старой дорогой частично вблизи р. Пуи вплоть до ее слияния с светлой и чистой Суландой. По дороге на Суланду вблизи реки много деревень. Расположились они около реки или на небольшом удалении. Много лугов и пашен, подальше леса, в большинстве сосновые. Наконец появилась знакомая с детства деревня. Ракитина, знакомые места. Решил зайти посмотреть Чуглу. Папа рассказывал нам, что курган насыпан над могилой чудского вождя. Он даже пытался произвести раскопки, но не закончил. Местные крестьяне рассуждали иначе. Здесь зарыт клад, но его охраняет нечистая сила. Яма на Чугле оказалась небольшой. Вот и дом. Похолодало. 14 октября именины у Гали. Решили здесь их отпраздновать. А после Шенкурск-Суланда-Долматово-ж.-д. станция Няндома и Москва.

14.10.1921. Сегодня отпраздновали втроем Галины именины. Остальные разъехались. Вечером ушел к дяде Владимиру, у которого заночевал. С ним вместе идем в Шенкурск.

15-16.10.1921. Утром нас накормили шаньгами, которые с детства очень любил, и сейчас показались тоже очень вкусными. Наелся их до отвала, после чего двинулись в дорогу. По дороге ночевали в деревне Сорокино, и на следующий день были уже в Шенкурске.

17-18.10.1921. Много бродил по городу. Ночевал у тети Оли. Утром с т. Олей были в исполкоме, где должны были получить документы на бесплатный проезд по ж.-д. от Няндомы до Москвы. Обещали выправить документы завтра.

19.10.1921. Утром вместе с Васей отправились к т. Оле, откуда все получать документы для меня. Ждали там до полудня. Наконец их получили и сразу в новый поход на Суланду. Переправился на левый берег Веги. Прощай Шенкурск, тетя Оля, Ваня, тетя Дуня. Сначала тропинка шла лугами, часто заросшими ивняком, потом поднялась выше и пошел поселком до с. Усть-Паденьги, где жила Саша Суетина. Здесь и заночевал.

20.10.1921. В шесть часов утра проснулся. Саша меня накормила. Кое-что дала на дрогу и отправила в Запакову. Все 35 верст шел без остановки. Значительную часть лесом. К двум часам по полудню был уже у дяди Владимира. Отдохнул, сытно накормили, и сразу отправился к креснушке. Очень устал и сразу на боковую. Весь следующий день был дома «не сходя со стула». Решили 23-го отправлюсь на Нандому.

22-23.10.1921. Сегодня креснушка с попутной лошадкой отправила мой немудренный багаж в Долматово. Завтра 23.10 отправлюсь и я, но уже пешком. Дорога знакомая. Выпал снежок. Около полудня попрощались с креснушкой и Галей ушел знакомой дорогой. День укоротился. В деревне Гамиловской, где было решено заночевать. Я подошел уже стемнело и заблудился. Ночью встретил мужика, который провел меня до деревни. Даже до чужого дома, где я обогрелся, так как очень продрог, поужинал и сразу же спать. Встал рано и в Долматово, куда пришел около двух часов пополудни. Бабушка решила, что перед дальней дорогой необходимо отдохнуть до дня, для того, чтобы набрать сил.

26.10.1921. Отправили мои скудные вещички до Няндомы с попутчиком. Установили санный путь.

27-30.10.1921. Сегодня, вместе с небольшим санным обозом отправился на ж.-д. станцию Няндома. У меня за плечами маленькая котомка с провизией. Возчики, а с ними и я, почти всю дорогу шли пешком. Хотя уже было довольно холодно, но не так мерз. Много елового, местами соснового леса. Все в зимнем убранстве. Почти никакой живности в лесу я не видел. Лошадей покормили в деревне Андричево, там же обогрелись, поели и в путь. 21.10 приехали в деревню. Пуйское.  Обычная обстановка. Вечером были в деревне Конокша, где заночевали, согрелись. С утра дорога лесом, полей мало. Все под снегом. 29.10 днем остановились покормить лошадей в деревне Икса и снова в путь. Возчики очень спешили. Шли почти весь день и первую половину ночи. В два часа ночи были на станции. Остановились у железнодорожника. К поезду уже опоздали. Хозяин сказал, что следующий будет в понедельник. Проспал почти целые сутки, так устал и продрог, но зато проснулся полный сил.

31.10.1921. Сегодня должен прибыть поезд Архангельск-Москва. Поезда после окончания гражданской войны ходили плохо. Разруха. Все еще исправляли и поправляли Точного расписания не было. Вернее, оно было, но поезда опаздывали. Поэтому почти весь день до прибытия поезда пришлось простоять в очереди за билетом или без дела прослоняться около железнодорожного пути. Наконец стали выдавать билеты. Толпа и ругань ужасные, но порядок очередности строго соблюдался. За несколько человек перед мною кассу закрыли, и сказали, что билетов уже нет, а будут ли еще, узнают по прибытии поезда. Пришлось ждать перед кассой. Пришел поезд, а билетов не дают. Первый и второй звонок. После него кассу открыли и опять выдача. Удалось получить бесплатный билет. Но это еще пол беды. Нужно еще попасть в вагон, а это не так просто. В ожидании на станции я познакомился с демобилизованными красноармейцами, которые обещали меня взять с собой при посадке в вагон. При посадке очень мешали мешочницы, которые устраивали бессмысленную толчею. Мои новые товарищи уже захватили свой вагон, куда втащили и меня и. И даже устроили на самой верхней полке. Тянулась Она через весь вагон, там обычно находились вещи пассажиров. Я мог вытянуться перпендикулярно к боковым стенкам вагона. Здесь было тепло, правда душно. Там оказался еще один парень. Он сказал, что едет без билета и просил об этом не говорить. Улегся около самой стенки. Его закрыли всяким барахлом/сумки, котомки/. Ночью был контроль билетов и документов. Все сошло благопо­лучно. Почти все время до самой Вологды проспал. Туда приехали в час дня 1-го ноября.

1-4.11.1921. Дорога из Вологды в Москву сопровождалась крушениями нашего поезда. Первое произошло ночью с 1-го на 2-е ноября. Ночью проснулся от сильного толчка и шума пассажиров первого и второго этажей. Что-то упало. Выяснилось, что поезд сошел с рельс. Никто не пострадал. Заснул, а когда проснулся, было все в порядке. Поезд пыхтел и не очень скоро продвигался на юг. Следующие два небольшие крушения такого же характера произошли днем 2-го ноября. Жертв не было, иногда поезд останавливался. Грузили дрова. Никто особенно не роптал. Все понимали и относили все за счет разрухи. Каждый спешил попасть скорее домой, 3-го ноября произошло крупное крушение на станции Сергиево недалеко от Москвы. Произошло оно днем. Наш поезд стоял перед вокзалом. Ждали встречного, его должны были пропустить. Они по каким-то причинам, очевидно, неправильно перевели стрелку, на сравнительно небольшом ходу врезался в наш паровоз. Оба паровоза были повреждены. Ходил смотреть. Один из них наехал на другой и встал почти на дыбы. Три первых вагона также пострадали, первый был разбит. В нашем вагоне в результате толчка в верхней (второй этаж) свалились вещи и даже люди, но их было там очень мало. Многие пошли за кипятком. Особо пострадавших не было. В последних вагонах говорили, что удар чувствовали сильнее. Сколько народу пострадало неизвестно, так как сразу наш состав был отцеплен. Приехала комиссия расследовать происшествие. Затем через некоторое время растащили паровозы, увезли пострадавший вагон. Прицепили новый и, подождав станция на насколько часов, сняли оцепление, все кто был снаружи вернулись на свои места. Мы поехали дальше. В Москву попали ночью. Пришлось ждать до утра в зале. Народу в нем накопилось много. Все было занято. Часть спала на своих вещах, другая на полу. Я тоже уселся на свои вещи — котомку, в которой было около пуда муки, бельишко и серебряная ложка, которую подарила мне на прощание креснушка. Рядом со мной уселся парень в кожаной тужурке, которую в то время носили ответственные работники, военные, чекисты и молодые люди, любившие пофорсить. Разговорились. Он был заведующим каким-то заводом, подчинявшимся комиссариату лесного хозяйства. Как назывался завод не знаю. Приехал для доклада по работе. Ночевать негде. Я предло­жил ему устроиться на ночевку у тети Сони, но сказал, что сначала должен буду её найти. Попросил посмотреть за моими вещами я рассказал, что находиться в котомке, в т.ч. о и ложке. Парень сказал, что подождет, комсомольцем оказался, лет восемнадцати. Зная адрес, ушел разыскивать Садовое кольцо. На улицах народу почти нет, но редкие встречные направляли правильно. Наконец встретил конный разъезд, они охотно все объясняли и я, скоро был у тети. Рассказал, что привез около пуда муки, оставив на вокзале у нового знакомого, которому обещал возможность переночевать у тёти Сони. Быстро побежал на вокзал, нашел моего товарища. Вместе вернулись. Дядя Степа очень болен. Кроме дяди и тети были только Геля, Леня и Талик. Вячи Жоржика и не встретил. Знакомых нет.

Дневник кончаю. Москва 4 ноября.

Еще несколько слов. Пришел к выводу, что в поездах лучше всего ездить в середине состава, так как при втором крушении отцепились задние вагоны. Они несколько времени покатались, потом их прицепили.

Москва, 4 ноября I921 г. “

Кратко, добросовестно и достоверно описывает Василий Романович поездку с Галей — Няндома — Москва в конце декабря 1921 г.

«Поезд забит солдатами. Все полки заняты. Пришлось Галю усадить на корзину под столик, откуда только сверкали её глазенки. Сам же всю дорогу стоял у двери купе. Плацкартных вагонов в ту пору не было. Ехали долго. Переживали неудобства. Наконец Москва. Я не мог послать телеграммы о встрече и пришлось оставить Галю одну, усадив её в угол на вещи, а самому идти искать Лыщиков переулок на Землянке, квартиру дяди Степы. Вскоре с братьями и санками мы были на Ярославском вокзале.

д. Москва, начало 1922 года, и конец 1921 г.

Итак, все собрались в Москве. В ноябре в разное время приехали мама с братьями из Архангельска, и я из Суланды. В конце декабря Вася привез Галю.

Хлопоты о выезде. Сразу по приезде мама стала ходатайствовать перед ЧК о разрешении выезда в Эстонию к отцу. В нем указывалось на наше бедственное положение и даже безвыходное; в стране свирепствовал голод. Отказали. Почему? Разыскала приятеля отца по 1905 г., видного большевика И. А. Теодоровича Он принял участие, навел справки и сказал, что дело безнадежное. Отец за границей написал две брошюрки антисоветского содержания. Какие мы узнали позже, будучи в Эстонии. Вообще-то, в то время давали разрешение советским гражданам без особых препятствий. Выехало много профессуры, артистов, их детей посылали учиться заграницу (в Прагу, Париж и т.д.). Писали М. И. Калинину, безрезультатно. Не будь денежной и продовольственной помощи отца, нас могла бы постичь участь многих голодавших. Написали отцу, как обстоят наши дела, вскоре получили ответ, что он постарается все устроить. В январе 1922 г, мать получила письмо, переданное одним из работников эстонского посольства в Москве, в котором отец сообщал каким образом можно выбраться из России в Эстонию и одновременно писал, что все мы имеем въездные визы и при переходе границы нас не вышлют обратно, указал адрес к кому обратиться в пограничном тогда г. Пскове. Перспектива голодной смерти от недоедания, а возможно и голода заставила мать принять решение перебраться в Эстонию нелегально. Начали готовиться к отъезду.

Голод. Лето в 1921 г. в Поволжье было жаркое и засушливое. Неурожай. Осенью в Поволжье, тогдашней житнице России, начал свирепствовать голод. Вымирали целыми деревнями. Государство после гражданской войны еще не оправилось, транспорт работает плохо. Заграничные правительства, несмотря на огромные усилия знаменитого полярника и ученого Фритьофа Нансена в помощи голодающему населению отказала. Сбором средств голодающим занимался Ф. Нансен, он сделал что-было в силах, но накормить до нового урожая десятки миллионов конечно не мог. Мизерная доля продуктов поступала через акционерное американское общество АРА, причем платная, заплатить за доставку в Россию должны были заинтересованные лица долларами. Из Поволжья голодающие двинулись массами на юго-запад и запад России. Заполнили Москву, но и она сидела на голодном пайке. Я часто ходил по Арбату (Плющиха, где мы жили, продолжение Арбата/. НЭП в полном разгаре, богатые всевозможные магазины, рестораны, где можно получить что угодно. Освещенная улица. Пользоваться всеми этими благами могли только успевающие нэпманы, спекулянты и бандиты (их тогда было предостаточно/. Голодающие, рабочий люд и служащие не могли и мечтать пользоваться выставленными благами. И в тоже время на Арбате тут и там видны голодающие из Поволжья. Живые сидят около стен домов, просят, умершие лежат, в том числе и дети. В недалеком будущем, возможно, такая же участь постигнет и нас.

Выжили мы благодаря продовольственной помощи отца. В течение месяца по одному адресу разрешалось посылать в Россию пять квитанций на получение посылок из склада АРА, который находился на ул. Не­глинной в подвалах нынешнего ЦУМ-а. В посылке весом в 20 кг., была белая мука, немного сахара и жиров. Всего мы получили десять квитанций, пять из них на адрес т. Сони в январе 1922 г. В это время у нас был Вася, мама, т. Соня. Вася и Вяча забрав двое санок отправились на Неглинную. Посылки мама разделила на три части — т. Соне, Васе и нам. Каждый получил около 30 кг, белой муки, немного смальцу и сахару. В середине января Вася уехал на Суланду, увидался с ним через 33 года. Встретились в Москве. Васи не было, был Василий Романович, житель города Рязани.

Кроме голода свирепствовал тиф, а еще страшнее была инфляция (обесценение денег/, от которой страдали все слои населения кроме нэпманов. К примеру, стакан семечек, единственное доступное нам угощение, стоил в ноябре 1921 г. — 500 руб., а в конце Января 1922 уже 1000 руб. Стоимость одной посылки АРА в январе 1922 г. была не менее 3-4 миллионов рублей, или как было тогда принято говорить 3-4 «лимонов» (купюра стоимостью 1 млн. руб. была желтого цвета.

На Плющихе. В январе 1922 г. мы переехали на Плющиху, где Дмитриевские нам выделили большую светлую комнату в своей квартире. Комната меблированная, одного недоставало, не отапливалась. На дворе январские морозы. Достали «буржуйку» — небольшую цилиндрическую печурку из жести. Установили. Опять не удовлетворяет. Нас шестеро. На «буржуйке» нужно кипятить воду, варить, жарить, разогревать, все это можно было сделать, но по очереди. недалеко было несколько бесхозных домов, полы и все что горит были разворованы, много кирпича, нашли металлические части плиты. Привели, соорудил хорошую плиту, стало удобнее, уютнее, а главное теплее, причем тепло держалось довольно долго. Решили и проблему отопле­ния. На ближайшей товарной станции привозили и разгружали каменный уголь для нужд города. Во время разгрузки и транспортировки незначительная часть угля терялась. Составы с углем охранялись солдатами. Сюда мы и другие ребята, в т.ч. беспризорные отправлялись с санками подбирать куски упавшего угля. Иногда нас гнали, иногда солдаты не видели нас. Удачным днем считалось, когда мы собирали хотя бы мешок. На охоту отправлялись все, кроме Гали. Растопку набирали в полуразрушенных бесхозных домах. Так и жили да нашего отъезда в г. Псков.

Бандиты грабят магазин. Однажды вечером, возвращаясь домой по Арбату, увидал скопления народа перед магазином мехов. Арбат в то время была одна из самых освещенных улиц Москвы. Здесь сосредоточено множество магазинов. Нэпманы на рекламу денег не жалеют. В этом магазине всегда были выставлены меховые вещи. Я часто останавливался перед витриной, думая о теплых меховых рукавицах и куртке, но цены десятки «лимонов». Не по карману и не только мне, но и рабочему и служащему люду. Я подбежал к магазину. Ветрина освещена. Внутри кто-то снимает меха и уносит внутрь. Спрашиваю соседа. В чем дело? Отвечает: «Не видишь, Бандиты грабят». Большая часть населения ненавидела нэпманов. Люди на том же Арбате умирают от голода, а эти жируют, объедаются, ходят в богатых мехах. Большинство не понимает, почему разрешен НЭП. Только-что разгромили всех буржуев, а вот вылезли новые. Бандиты исчезли, уехали, никто их не задерживал, многие радовались, что нуворишей пощипали. Не нашлось ни одного человека, чтобы сообщить милиции. Стали расходиться, наконец прибыла милиция. Поздно.

Встреча с Г.А. Паршиным. Неожиданно к нам зашел Георгий Афанасьевич, руководитель многих экскурсий в Шенкурске, одновременно и мой учитель изучения природы в натуре. Заведует мастерской школьных пособий на Мясницкой улице. Я был очень рад встрече. Бывал у него в мастерской. Здесь изготавливали и набивали чучела птиц и небольших животных, коллекции птичьих яиц, готовые гербарии с наиболее типичными растениями, коробочки с бабочками и жуками. Очень много интересных вещей. Меня все это интересовало, но к сожалению, принять участие и научиться новому уже не мог, не было времени. Мы уже начали готовиться к новому путешествию.

е. Псков. Переход границы.

В Псков выехали вечером. Вагоны переполнены. Много беженцев из голодающего Поволжья, мало солдат и очень много спекулянтов. Подмосковные зажиточные крестьяне везут из Москвы мешки с мягкими вещами, самовары, швейные машинки, все, что успели за день наменять или купить у голодных москвичей. В город везли муку, масло и др. продукты, а это обратно. Большинство их вышли со своим барахлом на ближайших станциях. Стало свободнее и воздух лучше. Мы наконец разместились поудобнее все в одном месте, Галя и Лев даже смогли заснуть в нормальном положении. Вагоны не отапливались. Холодно. Согревались кипятком, который я приносил на остановках. Есть и больные, возможно, тифозные.

В Пскове на вокзале нас встретила старая подруга матери по бестужевским курсам Надежда Петровна Барсукова. Привезла к себе. Хорошая квартира на Ольшанской набережной. Надежда Петровна преподавательница Псковской опытно-показательной школы. Сказала маме, что придется несколько дней подождать. Меня и Льва заставила сшивать тетрадки, за что мы получим вознаграждение. Оба очень обрадовались, всё же какая-то помощь. Работали с утра до вечера на улицу почти не выходили. Мама и Галя тоже почти все время провели с нами. Наконец пришел день, и маме Надежда Петровна сказала, что все подготовлено, завтра уезжаем. Утром приехал крестьянин из пограничной деревни. Сундук, в котором были мягкие вещи, самовар и большие настенные часы. Галю и Льва закутали, посадили в сани возчик, мама и я временами шли, временами отдыхали сидя на санях. К вечеру приехали в деревню. Она почти на границе. Одну версту на запад и уже Эстония. Хозяин предложил отдохнуть часика два-три. Прошла полночь. Разбудили. Мама сказала одевайтесь и идите с этим человеком. Дошли. Ночь, почти ничего не видно, но вдали мелькают какие-то огоньки. Проводник, показывая на них сказал «это эстонский пограничный пункт». Метров за двести от границы остановились. Мы на уезженной санной дороге. Она подходит в будке пограничников, видны освещенные окна. Впереди перед самой границей мелькнул огонек от зажженной спички. «Теперь идите по дороге, придете к будке и поверните направо. Не бойтесь». Мы попрощались. На дороге никого, подошли к будке, повернули вправо, тут нас встретил отец. Сразу отвел в небольшое помещение кооперативной лавочки, где нас напоили чаем, а сам ушел встречать маму и Галю. Вскоре пришли и они. Немного подремали, утром пошли на ж.-д. станцию, купили билеты и в Ревель (Таллин) столицу Эстонии. Точно таким же способом недели две назад переведены в Эстонию по тому же каналу братья Георгий и Вячеслав. В поезде мне стало плохо, терял сознание, высокая температура. По приезде в Ревель сразу поместили в госпиталь. Сыпной тиф.

Уфа, 1977 г.

Заключение

ж. Военный коммунизм и НЭП

При прочтении томика «Детство» возникает вопрос, каким образом мы могли выжить в эти тяжелые времена почти полтора года (февраль 1920 – март 1922/. В Кеми почти полгода без средств, без знакомых и без родителей, и конечно, без денег, а позже в Архангельске у тети Таи (Таисия Егоровна Малахова) сельской учительницы с ее мизерным жалованием и на попечении которой кроме нас пятерых был дед Егор Алексеевич. В период после военной разрухи, нехватки продовольствия и промышленных товаров, когда города России жили на голодном пайке. Это станет понятно тому, кто пролистает первые страницы истории нашего государства, ее замечательную главу «Военный коммунизм». Сейчас осталось мало тех, кто знаком с этими временами и переживших их.

Описываемый период нашей жизни совпал с кульминационной точкой экономической политики военного коммунизма, когда государство шло по пути полного отказа от денежного обращения. Времени, когда дети пользовались неслыханными льготами, обширным комплексом государственных услуг. Для понимания этой эпохи достаточно привести список декретов того периода (январь 1920 – февраль 1921 гг). Эти декреты постепенно и закономерно узаконивают ликвидацию функции денег в РСФСР и переход к безденежной экономике. Итак –

В январе 1920 о ликвидации Народного банка,

10 февраля 1920г бесплатный отпуск рабочим и служащим государственных предприятий, бесплатные обеды, в т.ч. и детей,

16 августа 1920г бесплатный проезд на всех видах транспорта для детей до 16 лет и учащихся.

В октябре отменяется плата за государственное жилье и коммунальные услуги для рабочих и служащих,

4 декабря введен бесплатный продовольственный паек,

17 декабря 1920 г. бесплатное снабжение всеми промтоварами, отпускаемыми населению,

23 декабря 1920г. отмена оплаты всех видов топлива государственным служащим и рабочим и т.д.

В это время мы пользовались бесплатным продовольственным пайком, жильем, топливом, получали бесплатные завтраки и обеды в школе, не платили за промтовары (это бывало весьма редко и в мизерных количествах/, не платили за билеты железной дороги от ст. Кеми до Архангельска. Было бы наивно думать, что все это получали в изобилии, но получали в достаточном количестве, чтобы как-то существовать. Конечно, государство такой нагрузки выдержать не могло. Безденежная политика была отменена, вступила в свои права Новая экономическая политика НЭП. В.И. Ленин так охарактеризовал период Военного коммунизма (см. Сочинения. издание 4-ое. Том 32/:

«Военный коммунизм был вынужденной мерой и вызван войной и разорением. Он не был и не мог быть отвечающей хозяйственным задачам пролетариата политикой. Он был временной мерой» (стр.321) и далее он пишет «Он выполнил историческое задание, спас пролетарскую диктатуру в разоренной и отсталой стране»/стр.434/.

С марта 1921г. все пошло обратным ходом, т.е. к возвращению денежной системы:

21марта 1921г был восстановлен товарообмен,

24 мая 1921г легализована частная торговля,

9 июля 1921г введен новый тариф на транспорт,

5 августа 1921г Совнарком провозгласил принцип платности всех продуктов и услуг, отпускаемых государством частным лицам.

13 октября 1921г восстановлен Государственный банк РСФСР.

При НЭПе положение наше ухудшилось. Средств у нас по-прежнему было мало, практически не было. Работала только мама, остальные учащиеся. Лето 1921г провели на Суланде за исключением Льва и мамы. После переезда в Москву, где в общей сложности прожили около 4-х месяцев, очень помогли продукты, посылаемые отцом через фирму АРА и те деньги, которые посылал отец из Эстонии.

Литература

Суланда – Няндома – Москва. Рукопись. 1921

Малахов А.А. Дневник – 7.5.22-10.5.22 / Таллин – Данцинг/, 1922. Рукоп.

Смирнов В.А. Краткое историческое описание приходов и церквей Архангельской епархии, вып. II. Краткий исторический очерк г. /Шенкурска… Приложение к Арх. Еп. Вед. 1895. Арханг. с. 1-6.

Ширяевский В.А. Бои за Шенкурск. В боях за Советский север. 1967