Предшественники (братья Орбели)
ВВЕДЕНИЕ
Немного утрируя, можно выделить две позиции, касающиеся вклада России в мировой прогресс водолазного дела. Первая: «русские сделали все», – нередко встречается в отечественных источниках литературы. Вторая: «русские не сделали ничего», – невольно приходит на ум, когда читаешь некоторые зарубежные работы. По-видимому, это относится в той или иной степени и к другим народам мира. Причина подобных недоразумений кроется в языковых барьерах, недостатке имеющейся в стране информации или затруднении доступа к ней. А между тем, свобода, по выражению выдающегося поэта и мыслителя Иосифа Бродского (1940–1996), и существует для того, чтобы ходить в библиотеку.
Несколько лет тому назад, готовя цикл предполагаемых лекций, я составил приблизительный план отображения истории водолазного дела. Однако в процессе написания расширенного конспекта набранный текст быстро перевалил за полусотню страниц и в дальнейшем начал расти как снежный ком. И тогда я понял, что на самом деле, используя Интернет в редчайших случаях, лишь для уточнения некоторых деталей, пишу книгу, призванную, далеко не в последнюю очередь, отнять у переписчиков то, что им не принадлежит, и вернуть приоритет подлинным авторам, тем более, что в молодости мне легче было стать историком, нежели кем-нибудь другим, в том числе и тем, кем я являюсь в настоящее время – время, которое в России весьма подходит для изучения истории.
ПРЕДШЕСТВЕННИКИ И СОВРЕМЕННИКИ
История… подобна исследованию морских глубин.
Подводные работники меня поймут…
Р.А. Орбели
Строго говоря, любой исторический труд является коллективным произведением, даже при наличии одной фамилии на обложке, означающей, что именно этот человек нашел достаточно сил, времени, а порой и средств, для того чтобы прочесть, переработать и расставить определенным образом изложенное до него. При этом, как правило, не упоминаются имена архивных работников, которые, например, перевели со старославянского на современный русский язык тот или иной исторический документ, явившись, фактически, его первооткрывателями. Между тем, переписывание в определенной последовательности в собственную книгу сведений, почерпнутых из архива или из библиотеки, не говоря уже об Интернете, исторической работой не является.
Историк может обладать любым типом нервной системы, иметь разные наклонности, страдать различными болезнями, которые, несомненно, накладывают соответствующий отпечаток на его труды, но он не может быть, предположим, коммунистом или антикоммунистом. В идеологическом отношении он должен находиться «над схваткой», понимая, что, возможно, на долгие годы последнее слово останется именно за ним, не считая, разумеется, патологоанатома.
С другой стороны, само по себе водолазное дело является весьма опасной профессией, которой, в конечном итоге, занимаются лишь те, которые любят ее не меньше жизни, что относится и к истинным историкам данной области человеческой деятельности.
Написание серьезной научной книги по истории водолазного дела – трудно выполнимая задача, до сих пор так никем и не осуществленная. Одна из основных причин этого, по-видимому, заключается в необходимости рассмотрения проблемы в трех измерениях – историко-социальном, техническом и биологическом, точнее, физиологическом. Людей, овладевших основами этих трех наук хотя бы на полупрофессиональном уровне, очень мало, и тем более удивительно, что наибольший научный вклад в изучение истории водолазного дела, по крайне мере в России, внес человек, имевший юридическое образование, происходивший из страны, не граничащей с морем, и для которого, следовательно, наиболее подходила известная восточная пословица, гласящая, что если вода выше головы – все равно, на один вершок или на сто.
Профессор Рубен Абгарович Орбели (1880–1943), родной старший брат знаменитого физиолога, академика Леона Абгаровича Орбели (1882–1958) и не менее известного историка-востоковеда, академика Иосифа Абгаровича Орбели (1887–1861), которые считали его наиболее выдающимся среди них, был действительно не только полиглотом и энтузиастом. Его подход к решению исторических задач с помощью привлечения методов естествознания, как и изучение путей совершенствования водолазных спусков с исторических позиций, был в высшей степени диалектичным. Статьи, как и вся жизнь Рубена Абгаровича Орбели, имя которого основательно забыто в России и фактически неизвестно за рубежом, являют собой образец высокой мировоззренческой и нравственной позиции, и данная работа призвана в определенной степени, соразмерной с несравненно меньшим талантом ее автора, компенсировать дефицит памяти об этом высокоодаренном, трудолюбивом и смелом человеке.
В статье под названием «Прадед ЭПРОНа», посвященной Леонардо да Винчи, опубликованной в газете «Водный транспорт» от 2 октября 1935 года, Р.А. Орбели писал:
«…Совершенно ясно, что история подводных работ должна быть непременно написана марксистским методом, методом исторического и диалектического материализма… На работу по составлению истории водолазного труда понадобится не менее трех лет. Вся история предположительно составит три тома. Может быть, это будет разделено так: водолазное дело, судопод’емное дело, аварийно-спасательное дело. А может быть, по времени и по эпохам. История подводных работ будет богато иллюстрирована…».
Для слабо разбирающихся в методологии исторического исследования трехлетний срок может показаться даже чрезмерным. Однако и для самого Рубена Абгаровича, и для людей, относящихся к истории водолазного дела профессионально и серьезно, очень скоро становится понятной ничтожность продолжительности человеческой жизни, даже исключительно посвященной изучению данного вопроса. По своему опыту могу сказать, что чем дольше им занимаюсь, тем яснее осознаю, в какой необъятный объем информации, пронизанный вертикальными и горизонтальными связями, мне довелось погрузиться. Однако необходимо иметь в виду, что Рубен Орбели жил в период всеобщего планирования, выполнения и перевыполнения поставленных планов, что было характерно и для его работодателя – Экспедиции подводных работ особого назначения, знаменитого ЭПРОНа.
Еще одной важной проблемой является преемственность научных знаний и разработок. Дело в том, что в России после выхода в свет в 1947 г. сборника «Исследования и изыскания» строго научных работ по обсуждаемой проблеме долгое время не создавалось. Исторических очерков и экскурсов за этот более чем полувековой срок было написано с избытком, однако их авторы редко утруждали себя кропотливой работой с «подлинниками» и, зачастую, одни и те же переписываемые друг у друга ошибки выдерживали множество изданий. Можно выделить, пожалуй, лишь часть из вышедшей в 1881 году книги Павла Степановича Качановского «Водолазные аппараты и водолазные работы въ гигиеническомъ отношенiи» и два зарубежных издания – Роберта Дэвиса (Sir Robert Henry Davis, 1870–1962) и Германа Штельцнера (Hermann Stelzner, 1884–1942), содержащих обширные исторические разделы.
Перевод труда Штельцнера «Водолазная техника» («Tauchertechnik»), выполненный, скорее всего, доктором Я.И. Сози, так и остался в машинописном виде, а перевод 4-го издания книги Роберта Дэвиса «Deep Diving and Submarine Operations», опубликованного в 1935 году, был издан в Советском Союзе. Этот перевод, сделанный Натальей Алексеевной Павловской (1903–1968) при активном участии ее мужа, водолазного врача и ученого Константина Алексеевича Павловского (1895–1948), был выпущен издательством «Морской транспорт» в 1940 году, и некоторые главы из него, посвященные актуальной проблеме выхода подводников из затонувших субмарин, были параллельно опубликованы в сборнике «ЭПРОН». Однако при этом была упущена возможность познакомить российских читателей с биографией автора книги.
Роберт Дэвис, родившийся в 1870 году, был старшим из десяти братьев. В возрасте одиннадцати лет он начал работать на знаменитой фабрике «Зибе и Горман» («Siebe & Gorman») посыльным, и за 82 года непрерывного стажа прошел путь до генерального менеджера и коммерческого директора. В течение этого времени он принимал участие во множестве научно-технических разработок водолазного снаряжения, а изобретенная им погружающаяся камера («Davis Submersible Decompression Chamber» – «DSDC»), благодаря которой водолазы получили возможность проходить длительную процедуру декомпрессии не в воде, а в гораздо более комфортных условиях, совершила настоящий переворот в водолазном деле и, претерпев определенные конструктивные модификации, повсеместно используется до сих пор.
Впервые книга Дэвиса вышла в свет в 1909 году и выдержала десяток изданий, а из ее перевода многие российские авторы черпали целые фрагменты, порой забывая даже сослаться на Дэвиса и не подозревая, что к некоторым приводимым им данным следует относиться скептически. Так, Дэвис допустил намеренную неточность, приписав Августу Зибе изобретение современного вентилируемого снаряжения, тогда как на самом деле приоритет Зибе заключался, скорее, в его производстве, о чем будет рассказано позднее.
Герман Штельцнер родился 2 августа 1884 года в германском городке Аренсбеке (Ahrensboek), изучал машиностроение и работал в железнодорожной и судоходной компаниях, пока весной 1906 года не поступил в фирму «Dräger» и не стал ассистентом самого Бернарда Дрегера (Bernard Dräger, 1870–1928), сына основателя одноименной компании, который как раз начинал заниматься водолазным оборудованием. Штельцнер помогал ему в разработке снаряжения для выхода из аварийных субмарин, после чего успешно работал над кислородными аппаратами, газовой регенерацией, масками, колоколами, шахтерским снаряжением и пр. Совместно со своим другом Максом Валентайнером (Max Valentiner, 1883–1949) он сконструировал «подводные сани», буксируемые катером и позволяющие водолазу исследовать большие подводные пространства в поисках потерянных торпед, мин и других затонувших объектов. Штельцнер также разработал дыхательный аппарат и систему регенерации для условий разреженного воздуха. Ее использовал, в частности, профессор Огюст Пикар (Auguste Piccard, 1884–1962), который на стратостате собственной конструкции 27 мая 1931 года достиг высоты 15718 метров.
В течение длительного времени Штельцнер был не только главным инженером, но и коммерческим директором компании «Дрегер», как и Дэвис в компании «Зибе и Горман». Возможно, в результате между ними возникло заочное соревнование, вылившееся, в частности, в замечательные книги с обширными историческими разделами. В своей знаменитой книге «Водолазная техника» Штельцнер, кроме обширного исторического, технического и физиологического материала, приводит и «100 правил водолаза», охватывающих основные аспекты водолазных погружений, но обращает особое внимание на 101-е правило, которое советует поставить впереди прочих. Оно гласит, что во время проведения спусков хотя бы один человек, находящийся в данный момент не под водой и не под давлением в барокамере, должен знать остальные 100 правил.
Во время Второй мировой войны Штельцнер занимался, в основном, системой регенерации и очистки газовой среды бомбоубежищ, работая день и ночь, пока однажды не упал без сознания около своего рабочего стола. На следующий день, 19 октября 1942 года, этот замечательный инженер и изобретатель умер.
Книга Качановского, безусловно, замечательная для своего времени, в первую очередь с точки зрения медицины, содержала ряд ошибок в именах, событиях и датах, которые были аккуратно переписаны у него, в частности, Н.В. Кротковым и опубликованы в сборнике «ЭПРОН» за 1935 год в его в общем-то довольно интересной и познавательной статье, после чего эти и другие ошибочные данные стали в Советском Союзе и посткоммунистической России неким подобием вечных истин, копируемых весьма плодотворно. С большой уверенностью можно предположить, что этим человеком был Николай Васильевич Кротков, окончивший в 1896 году Кронштадтскую водолазную школу в звании мичмана.
Среди исторических работ советского периода хотелось бы выделить статью И.А. Быховского «Русские мастера водолазного дела», в процессе работы над которой автор исследовал описи и некоторые документы Военно-Морского архива, но узкие статейные рамки и, возможно, другие причины, не позволили ему развернуться в полном объеме приобретенных знаний.
Следует заметить, что и сам Качановский творчески использовал текст книги уроженца Льежа (Liege) химика, механика и специалиста по морской артиллерии Клода Антуана де Бризе-Фрадена (Сlaude Аntoine de Brize-Fradin, 1767–1822), опубликованной на французском языке в 1808 году, и скопировал некоторые ее рисунки. Книгу Бризе-Фрадена, изданную в Париже и носящую название «La Chimie Pneumatique Appliquee aux Travaux sous l’Eau, dans les Puits, les Mines, les Fosses, etc» («Пневматическая химия в приложении к работам под водой, в шахтах, рудниках, ямах и пр.») и сейчас можно прочесть в Библиотеке Военно-морского флота в Санкт-Петербурге.
В 1894 году была издана переведенная на русский язык книга французского популяризатора Луи Фигье «Подъ водою (Исторiя водолазнаго дела и подводнаго плаванiя)», содержащая множество исторических данных и, как и труд Качановского, явившаяся объектом переписывания без упоминания имени автора. А между тем, эта книга, изданная в публикуемом П.П. Сойкиным сборнике «Полезная библиотека», сама по себе имеет занятную историю.
Луи Фигье (Louis Figuier, 1819–1894), кроме этой книги, фактически являвшейся большой статьей, написал множество других. В Государственной публичной библиотеке можно найти такие его труды, как «Алхимия в XIX веке» (1867), «Важнейшие открытия и изобретения по части наук» (1861), «Жизнь насекомых» (1869), «История чудесного в новейшее время» (1895), «Картины древнего мира или Земля до потопа» (1866), «Восхождение Соссюра на Монблан» (1889), «Первобытный человек» (1870), «Пять внешних чувств» (1894), а также «Светила науки от древности до наших дней. Жизнеописание знаменитых ученых и краткая оценка их трудов» в трех томах (1869, 1871 и 1873).
На титульном листе книги «Подъ водою» написано: «Переводъ подъ редакцiею и съ дополненiемъ Гр.Ф-та», а затем, предваряя изложение 1-й главы, приводится следующее «ПРЕДИСЛОВIЕ»:
Предлагая читателямъ переводъ статьи известнаго популяризатора Л.Фигье, я счелъ нужным сделать въ немъ несколько дополненiй и измененiй, соответственно новейшимъ успехамъ техники. Такъ, мною совершенно переработана глава о подводныхъ судахъ, вставлена глава о постановке водолазнаго дела у насъ въ России и сделано много дополненiй объ устройстве разныхъ водолазныхъ приборовъ.
Гр. Ф-тъ
И хотя 6-я глава, повествующая о российских достижениях в данной области, занимает всего 2,5 страницы, в последних главах, посвященных второй половине XIX столетия, России уделено настолько много места и внимания, что книгу эту нужно рассматривать как совместную работу, о чем Луи Фигье, скорее всего, и не догадывался. Добавим, что эта книга публиковалась и в №3 еженедельного выпуска журнала «Природа и люди», который переводился под редакцией и с дополнениями П. Лебедева.
Другой научно-популярной книгой, изданной в 1905 году в типографии Алексея Сергеевича Суворина (1834–1912), является произведение Константина Ипполитовича Дебу под названием «Подводное плаванiе». Эта книга, которую я увидел в экспозиции зала музея братьев Орбели в Цахкадзоре, представлявшей личные вещи Рубена Абгаровича, относится в большей степени к субмаринам, нежели к водолазному делу, однако интересующий нас аспект представлен в ней достаточно полно.
Из энциклопедии Брокгауза и Ефрона известно, что К.И. Дебу был химиком и специалистом по сельскому хозяйству, что не помешало ему написать, кроме вышеназванной, столь разнообразные произведения, как «Парфюмерное производство», «Сидр», «Ветряные двигатели» и многие другие. К.И. Дебу родился в 1867 году, однако год его смерти мне установить не удалось. Напротив, о его отце, Ипполите Матвеевиче (1824–1890) и дяде Константине Матвеевиче (1810–1868), в честь которого его, вероятно, и назвали, известно многое, благодаря их участию в деятельности кружка петрашевцев, в результате чего оба они были приговорены к смертной казни, замененной на арестантские роты. Косвенно можно предположить, что К.И. Дебу удалось уехать из революционной России, а его сын, Виктор, умер от сыпного тифа в 1821 году в Галлиполи, где он оказался вместе с отступающими частями Петра Николаевича Врангеля (1878–1928).
В начале XX столетия в России читали лекции по водолазной тематике, включавшие и исторические аспекты. Одним из примеров являлась лекция Льва Семеновича Багрова (1881–1957) под названием «Человекъ подъ водой», напечатанная в 1910 году в виде 84-страничной 5-копеечной брошюры в московской типографии Ивана Дмитриевича Сытина (1851–1934) под рубрикой «Чтенiе для народа», которое было «избрано Отделомъ Народныхъ чтенiй Педагогического Музея к напечатанiю и произнесенiю въ аудиторiи Соляного городка», точнее называвшемся Педагогическим музеем Военно-учебных заведений. В конце лекции прилагался «списокъ картинъ для проекцiоннаго фонаря» из 26 наименований, представлявших ныряльщиков, водолазов, колокола, кессоны, мины и пр., а под номером 25 в списке значилась иллюстрация подводной лодки (точнее, подводного минного заградителя) Михаила Петровича Налетова (1869–1938), построенной в Порт-Артуре на средства изобретателя и затопленной при сдаче крепости. После Русско-японской войны Налетов спроектировал новый подводный минный заградитель под названием «Краб», принимавший участие в военных действиях на Черном море во время Первой мировой войны, а после революции работал старшим инженером в одном из конструкторских бюро и на Кировском заводе Ленинграда.
Отметим, что типография Сытина выпускала также известные сонники, в одном из которых обозначалось, что «водолаза видеть означаетъ дорогу». Сам же издатель прошел путь от безграмотного «ученика для всех надобностей» до одного из ведущих деятелей просвещения, чье «Товарищество», выпускало более четверти всей книжной продукции в России. Именно Сытин, сделав необходимые закупки полиграфического оборудования, резко понизил стоимость книг, чем сделал их доступными для широких народных масс, выпустил серию «Библиотека для образования» и многочисленные книги для детей, в том числе и знаменитую «Детскую энциклопедию».
Л.С. Багров, окончивший в 1903 году Санкт-Петербургский университет, и преподававший навигацию в Технической школе и историю в петроградском Институте географии, в 1918 году покинул революционную Россию и жил сначала в Берлине, а потом в Стокгольме. Багров был знаменитым историком картографии, собирателем древних карт и основателем картографического журнала «Imago Mundi», издававшегося на многих языках мира.
В журнале «Морской сборник» № 1 за 1861 год был опубликован «Отчетъ капитанъ-лейтенанта Елагина о поездке летом 1860 г. для осмотра архивовъ, и вообще о занятiяхъ по исторiи флота», где автор, выехав из Петербурга и посетив с вышеозначенной целью Москву, Воронеж, Таганрог, Новочеркасск, Ростов-на-Дону, Одессу, Николаев и Херсон, отмечал: «…хладнокровiе къ отечественной старине и исчезновенiе памятниковъ былаго, уничтожаемыхъ часто безотчетно, и иногда изъ мелкихъ корыстныъ видовъ, не разъ поражали меня при переездахъ по Россiи».
Под этими словами, написанными около полутораста лет тому назад замечательным историографом российского флота Сергеем Ивановичем Елагиным (1824–1868), можно подписаться и сегодня.
Перерывы в научном процессе, связанные, например, с запрещением открытого опубликования результатов, закрытием финансирования или чиновничьим непониманием важности продолжения работ в той или иной области знаний, не только вредны, но и трагичны. За время, прошедшее со дня кончины Р.А. Орбели, успело родиться, повзрослеть и состариться целое поколение людей, и поиск кого-либо из носителей необходимой информации порой заканчивается у его могилы. Трагична и судьба архивов целого ряда замечательных исследователей подводного мира. Со дня смерти Р.А. Орбели прошло слишком много времени. А ведь он не имел не только учителей, но и учеников…
Заканчивая эту небольшую вводную часть, уместно упомянуть, что английское слово «diver» обозначает и ныряльщика и водолаза, дышащего непосредственно под водой или под повышенным давлением, в то время как в русском языке между ними есть определенная разница, хотя в словаре Владимира Ивановича Даля (1801–1872) термин «водолаз» трактуется как «привычный ныряла…», а Аппиан, живший в Александрии в III в. до н.э., определял как водолазов «людей, занимающихся подводным морским трудом». Впрочем, и в древнегреческом языке (например, в «Илиаде» Гомера) ныряльщиков называли по-разному – «арнеутер» или «кюбистетер», и это сложно для понимания хотя бы потому, что в античные времена никаких водолазов, в отличие от ныряльщиков, не существовало.
Орбели. Леон и Иосиф
Чтобы утопить бессмертное,
В целом мире моря нет.
Баграт Шинкуба
Родители братьев Орбели –
|
О братьях Орбели, их семье, творчестве и человеческих качествах написано много и может быть написано, по меньшей мере, еще столько же. Существует Общество «Мемориал имени братьев Орбели» и ряд памятных мест, от рабочих кабинетов до улиц, названных их именем. Поэтому в данной работе мы постараемся свести компилятивный элемент к разумному минимуму.
Братья Орбели родились на Кавказе в армянской семье, род которой берет начало в XII веке. Их отцом был Абгар Иосифович Орбели (1849–1912), юрист, сын известного священнослужителя Иосифа Иоакимовича Орбели (18??–1891), матерью – Варвара Моисеевна Аргутинская-Долгорукова (1857–1937), происходившая из старинного княжеского рода (рисунки 14 и 15). Один из ее предков, Иосиф Аргутинский (Аргутян, 1743–1801), глава армянской епархии в России, в 1800 году был избран Каталикосом.
Рубен родился в 1880, Леон (Левон) – в 1882, Иосиф (Овсеп) – в 1887 году. Все трое братьев окончили классическую гимназию в Тифлисе, после чего Рубен, по воле отца, выбрал юридический факультет Петербургского университета, Леон поступил в Военно-медицинскую академию, а Иосиф – на историко-филологический факультет Петербургского университета.
Семья Орбели.
|
С третьего курса Иосиф серьезно увлекся востоковедением. Непосредственным учителем Иосифа был академик Николай Яковлевич Марр (1864–1934), сын молодой грузинки Агафьи Магулярия и 80-летнего шотландского переселенца Джейкоба Патрика Монтегю-Марра (1779–1874), получившего в России имя и отчество Яков Патрикиевич. Он был основателем ботанического сада и сельскохозяйственной школы в Кутаиси. Яков Монтегю-Марр впервые вырастил на Кавказе чайные кусты. Именно ему мы были обязаны удовольствием или неудовольствием от потребления столь распространенного в Советском Союзе «грузинского» чая.
Независимую и решительную личность Николая Марра, который до окончания факультета восточных языков Санкт-Петербургского университета числился подданным Великобритании, характеризует, в частности, факт его биографии, когда он в Первую мировую войну, переодевшись в форму генерала, проник на поля сражений южного фронта с целью описания исторических памятников, которые могли пострадать от военных действий, и спас множество древних рукописных материалов. В мирной жизни характер Николая Яковлевича проявлялся не менее ярко. Он всегда старался помочь ученикам и, рискуя свободой и жизнью, писал в высокие инстанции, пытаясь спасти репрессированных.
Н.Я. Марр был выдающимся востоковедом, филологом и археологом, разработчиком теории происхождения языков, впоследствии разгромленной под непосредственным руководством «отца всех народов». Данная теория отрицала наличие «праязыка» и в 1920-е годы, когда построение коммунизма, идеи, высказанной задолго до классиков «марксизма-ленинизма», казалось делом недалекого будущего, весьма подходила для новой советской власти. Фактически Марр был канонизирован при жизни. Он был лауреатом Ленинской премии, возглавлял несколько учреждений, в частности Государственную Публичную библиотеку, и обладал множеством должностей и званий, в том числе «почетного краснофлотца». На его лекции, на которые он никогда не опаздывал даже будучи не в состоянии передвигаться самостоятельно незадолго перед смертью, собирались студенты множества факультетов Университета и даже таких вузов, как Политехнический институт и Военно-медицинская академия.
Будучи директором «Публички» в 1924–1930 гг., Марр особо подчеркивал равенство уровней библиотекаря и научного сотрудника. Вместо персонального шофера ему была выделена женщина-кучер, управлявшая лошадью со вставленной в горло сигнальной трубкой. При Марре половину сотрудников библиотеки стали составлять женщины, что являлось примечательным по сравнению как с более ранними годами, когда женщин в ней было меньше, чем мужчин, так и с современным периодом, при котором резко проявилась противоположная тенденция.
Марр умер 20 декабря 1934 года, за 19 лет до громогласного развенчания его идей. Ему устроили торжественные похороны, с провозом катафалка, за которым следовали несколько десятков тысяч человек. Его захоронили под ружейный салют и звуки Интернационала в некрополе Александро-Невской лавры в Ленинграде, из списков которого в период разоблачения его «культа» исчез, предвосхитив грядущий исход из мавзолея могильщика его учения.
Иосиф Орбели, несмотря на серьезные научные расхождения со своим учителем, был одним из немногих, кто не отказался от него, о чем многократно высказывался публично, и считал день смерти Марра ежегодным днем траура.
Иосиф Абгаровича многие считали чудаком. Он обладал весьма впечатляющей внешностью благодаря внушительной бороде, из-за которой был однажды остановлен на Невском проспекте человеком, предложившим ему должность швейцара в одном из лучших ресторанов послевоенного Ленинграда (на что он, будучи уже академиком и директором Эрмитажа, вежливо ответил: «Подумаю…»).
Так же как и его учитель, обладал удивительно сильным характером. Чего только стоит известная история, когда в конце 1932 года, еще не будучи директором Эрмитажа, он выгнал оттуда представителей Наркомата внешней торговли, по заданию правительства отбиравших экспонаты из так называемой восточной коллекции для продажи за рубеж! Можно лишь гадать, что передумал и пережил этот человек, написав по данному поводу в конце октября 1932 года письмо самому Сталину, которое передал через Авеля Енукидзе, секретаря Президиума ВЦИК, расстрелянного пять лет спустя, особенно когда через две недели держал в руках запечатанный конверт с ЕГО ответом – таким, что с этого времени восточная коллекция Эрмитажа была защищена от разграбления, хотя распродажу предметов западной коллекции, куда вошли 23 образца европейской живописи, находящихся сейчас в Вашингтоне, предотвратить не удалось, а «реализация» экспонатов других музеев продолжалась в Советском Союзе вплоть до 1938 года.
Комментируя данный эпизод, следует отметить, что в 1922 году был образован так называемый Госхран, который занимался конфискацией музейных ценностей и переправкой их за границу для продажи на аукционах. В 1928 году при Наркомате внешней торговли, возглавляемом Анастасом Микояном, была образована другая государственная контора под названием «Антиквариат».
Сам же ответ Сталина был таким:
Уважаемый т-щ Орбели!
Письмо Ваше от 25 октября получил. Проверка показала, что заявки «Антиквариата» не обоснованы. В связи с этим соответствующая инстанция обязала Наркомвнешторг и его экспортные организации не трогать сектор Востока Эрмитажа. Думаю, что можно считать вопрос исчерпанным.
С глубоким уважением,
И. Сталин
5 ноября 1932 года
Через несколько лет после вышеупомянутого случая Иосиф Орбели был обвинен в том, что принимал на работу женщин, имевших буржуазное происхождение, и ему пришлось доходчиво объяснять коммунистическому руководству, что дежурные залов музея должны хотя бы в небольшой степени владеть иностранным языком, для того чтобы правильно указывать дорогу иностранным посетителям. А в 1935 году Иосиф Орбели переплавил фамильное серебро, чтобы отчеканить миниатюрные копии сасанидского блюда и вручить их участникам международного конгресса по иранскому искусству и археологии.
Приглашение на торжественное заседание,
|
То, что сделал этот сугубо мирный человек во время Второй мировой войны, нельзя расценить иначе как подвиг. Благодаря ему, спустя несколько бессонных суток после начала войны, потраченных на отбор и упаковку, из Ленинграда было эвакуировано более миллиона музейных экспонатов. Сам же Иосиф Орбели отказывался выехать из блокированного города и организовал в подвалах Эрмитажа бомбоубежище, спасшее жизнь многим ленинградцам. При этом он работал в соседнем подвале, получая, как и прочие горожане, суточный паек – 125 граммов хлеба.
В сентябре 1941 года он сумел убедить Политуправление фронта отозвать из окопов на один день нескольких историков для прочтения научных докладов на совещании, посвященном 500-летнему юбилею поэта Низами, которое было заранее спланировано им на время между авиационными налетами пунктуальных фашистов на эту часть города!
Полумертвый от голода и холода, он в конце марта 1942 года был эвакуирован в Ереван, но через год с небольшим вновь вернулся в один из прекраснейших музеев мира.
В годы войны в Эрмитаж попало тридцать артиллерийских снарядов и две авиабомбы. Обо всем этом и о многих других разрушенных дворцах и зданиях Ленинграда Иосиф Абгарович Орбели свидетельствовал на Нюрнбергском процессе над нацистскими преступниками.
И.А. Орбели на Нюрнбергском процессе |
Однако очевидные достижения и заслуги не уберегли его в конце концов от увольнения с должности директора Эрмитажа и опалы. Иосиф Абгарович умер в больнице, в четырехместной палате.
Подобно своему учителю, Иосиф Орбели стал отцом уже в весьма преклонном возрасте – в 59 лет. Его сын Дмитрий прожил всего четверть века.
Учителем, предопределившим дальнейшую судьбу среднего брата, Леона, ставшего физиологом, был Нобелевский лауреат, академик Иван Петрович Павлов (1849–1936), автор ряда выдающихся открытий в области физиологии пищеварения, кровообращения и высшей нервной деятельности.
Иван Петрович – по убеждению антикоммунист, был обласкан коммунистическим руководством страны, внутренне верующий атеист, истинно русский человек¸ ненавидевший шовинизм и считавший своим учителем еврея И.Ф. Циона.
Иван Петрович, занимавшийся вивисекцией, не переносил вида крови и был решительным противником всяческого насилия, в том числе и охоты, заявлял, что для большевистского эксперимента в России он пожалел бы даже одну лягушку. Он говорил что «…проделываемый над Россией социальный опыт обречен на непременную неудачу и ничего в результате кроме политической и культурной гибели моей Родине не даст». Коммунистическая власть сознательно не трогала его как исключение, подтверждавшее правило. Так, в лабораториях Павлова работали несколько белогвардейских офицеров, которые исчезли из них после его смерти.
Леон Орбели начал работать под руководством Павлова в самом начале века, будучи еще курсантом Императорской Военно-медицинской академии, а в 1935 году академик Л.А. Орбели был заместителем «старейшины физиологов мира» на XV Международном физиологическом конгрессе.
После смерти учителя Леон Абгарович «унаследовал» и все учреждения, ранее возглавляемые Павловым, избавив их при этом от авторитарного стиля в научном руководстве. Орбели создал собственную школу физиологов, опиравшихся в исследованиях на эволюционный подход к изучению функций организма, способствовал развитию «формальной генетики».
Как и младший брат, Леон Абгарович имел несчастье руководствоваться при принятии решений сугубо научными принципами.
В результате он был обвинен в развале павловского направления, пропаганде «вейсманизма-морганизма» и прочих грехах. Его уволили с военной службы в чине генерал-полковника и лишили всех постов, за исключением заведования маленькой группой сотрудников. Собственно говоря, несмотря на то, что Иосиф Орбели был гуманитарием, а Леон Орбели – представителем естественных наук, оба они были «убраны», отстранены от руководства по одной и той же причине, кроющейся в коммунистической идеологизации, а следовательно, в немыслимой для них фальсификации научных данных, последствия которой Россия не может преодолеть и по сей день.
Л.А. Орбели – Генерал-полковник медицинской службы
Всю жизнь физиолог Л.А. Орбели стремился к подавлению в себе и других свойства, названного И.П. Павловым «рефлексом рабства». В начале 1930-х годов Леон Абгарович отказался подписать коллективное письмо, осуждавшее высказывание папы римского о преследовании религии и священнослужителей в Советском Союзе, а в конце 1930-х и начале 1940-х гг. неоднократно пытался добиться реабилитации многих репрессированных ученых, в том числе Н.И. Вавилова, Е.М. Крепса и А.А. Баева. Позднее Евгений Михайлович Крепс (1899–1985) напишет, что именно ходатайство Л.А. Орбели способствовало его освобождению из колымского лагеря для заключенных «ввиду отсутствия состава преступления».
На печально известных сессиях 1948 и 1950 годов, выполнявших «социальный заказ», изложенный в статье Сталина «Марксизм и вопросы языкознания», он фактически перевел на себя огонь критики, выгораживая других, а в течение последующих трудных лет продолжал помогать даже тем, кто его предал. В декабре 1952 г. лауреат Сталинской премии за 1941 год Л.А. Орбели написал Сталину письмо, сопровождаемое научными материалами, объяснявшими, в частности, важность изучения субъективных ощущений, но ответа не получил…
В 1929 года главный врач ЭПРОН К.А. Павловский обратился на кафедру физиологии Военно-медицинской академии (ВМедА) с предложением исследовать особенности погружений с помощью так называемой японской маски, в которой работали японские ныряльщики, выполняя задачу по поиску в Черном море золота, якобы находившегося на затонувшем британском судне «Prince».
Л.А. Орбели на глубоководных спусках
С этого времени гипербарическая физиология, изучающая функционирование организма в условиях повышенного давления, и ее направление, известное под наименованием водолазная медицина, в течение более четверти века входили в сферу научных интересов Леона Абгаровича.
В начале 1935 года Л.А. Орбели возглавил межведомственную комиссию по аварийно-спасательному делу ВМФ, объединившую кафедру физиологии ВМедА, ЭПРОН и Учебный отряд подводного плавания, выделивший водолазов-испытателей. Затем, в 1939 г., благодаря письму Орбели министру обороны К.Е. Ворошилову (1881–1969), во ВМедА была оборудована баролаборатория. Экспериментальные спуски проводились как в барокамерах, так и в открытом море, чему предшествовали опережающие опыты на животных. В результате действия комиссии гипербарическая физиология стала одним из приоритетных направлений в спектре биологических наук и, благодаря ряду выдающихся достижений, выдвинулась на лидирующие мировые позиции в области подводных погружений, которой Леон Абгарович продолжал заниматься до конца своих дней.
У Леона Орбели была единственная дочь, Мария, родившаяся в 1916 году, которую чаще называли Марусей. Мария Орбели, ставшая биофизиком и работавшая в Радиевом институте, умерла в 1949 году от лучевой болезни. Леон Абгарович усыновил ее ребенка, Абгара, ставшего физиком и ныне работающего в Физико-техническом институте им. А.Ф. Иоффе.
Абгар Леонович Орбели основал в конце XX столетия «Общество-мемориал братьев Орбели» и посвятил значительную часть своей жизни увековечиванию их памяти.
Через семь лет после смерти Л.А. Орбели Исполком Ленинградского горсовета принял следующее решение:
Учитывая большие заслуги в развитии науки выдающихся советских ученых – физиолога, исследователя нервной системы и органов чувств, создателя эволюционной физиологии, академика, Героя Социалистического труда Леона Абгаровича Орбели (1882–1958) и востоковеда, филолога, археолога и историка материальной культуры – академика Иосифа Абгаровича Орбели (1887–1961) Исполком Ленгорсовета переименовал Большую Объездную улицу в улицу Орбели.
Имя старшего из братьев не попало в вышеприведенный официальный документ. Нет его и в Большой Советской Энциклопедии. Да и похоронен он на армянском кладбище в Москве, а не на Богословском кладбище Петербурга, рядом с монументами своих знаменитых братьев. На гранитном камне, поставленном на его могиле, выбита надпись «Навстречу сыну человеческому»…
Рубен
Биография… ни черта не объясняет.
Иосиф Бродский
У Рубена Орбели не было учителей калибра Павлова или Марра, да и были ли они вообще? Являлись ли ими, хотя бы в некоторой степени, его братья? По-видимому, нет. Люди, оказавшие влияние на его творчество, были, скорее всего, не более чем консультантами.
Как упоминалось выше, Рубен Орбели, родившийся в Нахичевани в 1880 году, получил образование на юридическом факультете Санкт-Петербургского университета с рекомендацией к профессорскому званию по кафедре гражданского права, после чего успешно работал в Сенате в должности обер-секретаря кассационного департамента и в Юридическом обществе.
В одном из писем, написанном студенту Рубену Орбели 26 октября 1899 года отцом, Абгаром Иосифовичем, есть следующие слова:
Истина не есть нечто реальное и материальное, что можно ухватить руками, потрогать. Она постепенно, сама собой зародится в твоей голове…
…каждый твой шаг должен быть продиктован долгом, долгом как перед собой, так и перед твоими близкими и окружающим обществом….
Однажды в доме своего педагога, правоведа и владельца уникальной библиотеки Бориса Владимировича Никольского (1870–1919), не скрывавшего своих славянофильских и монархических убеждений и впоследствии расстрелянного большевиками «за контрреволюционную деятельность», Рубен познакомился с его сестрой.
Их отцом был инспектор Императорского лицея, друг композитора Мусоргского, профессор словесности, пушкинист Владимир Васильевич Никольский (1836–1883). Ольга Владимировна к тому времени окончила Смольный институт и Бестужевские курсы и преподавала русский язык и литературу в женской гимназии.
Мать Ольги Владимировны и родители Рубена Абгаровича из-за разницы в вероисповедании и национальности противились завязавшимся отношениям и, тем более, предстоящему браку, согласие на который дали лишь через несколько лет, когда молодые люди уехали учиться в Германию в Йенский университет. Венчались они в одной из православных церквей Санкт-Петербурга, после чего ездили за благословением в армянскую церковь.
Тем не менее, впоследствии между родителями Рубена Орбели и Ольгой Владимировной возникли замечательные отношения, которые характеризуют письма к ней Варвары Моисеевны, наполненные искренней любовью.
Ольга Владимировна, пережившая мужа на 10 лет, была бесконечно предана ему. О многих научных работах Р.А. Орбели мы знаем во многом благодаря именно Ольге Владимировне, приложившей колоссальную энергию, ради того чтобы издать их после смерти Рубена Абгаровича.
В отличие от своих братьев, бывших атеистами, Р.А. Орбели был глубоко верующим человеком. В роду Аргутинских-Долгоруковых и Орбели было много священнослужителей, но особой религиозностью члены семьи Орбели не отличались. Все они посещали армянскую церковь, исполняли основные обряды, словом, вели себя вполне типично для времени и места, в котором жили. Однако после смерти отца, с которым Рубен Абгарович был очень близок и особенно им любим, он пережил глубочайший духовный кризис, и с тех пор религия, как и наука, стали основными вопросами его жизни.
Рубен Орбели не примкнул окончательно ни к одному вероисповеданию, называя себя «свободным христианином», посещая богослужения в церквях различных религиозных направлений, а также собрания баптистской и других сект. С другой стороны, когда его дочь, Русудан, находившаяся в то время у бабушки, выразила желание перейти из православного в грегорианское вероисповедание, он специально приехал в Тифлис, чтобы воспрепятствовать этому.
В доме Рубена Абгаровича хранилось около десятка разноязычных изданий Ветхого и Нового Завета, которые он тщательно исследовал, делая заметки на полях, а для того чтобы читать Библию в подлиннике, изучал иврит. В результате уровень его религиозных познаний возрос настолько, что он, не имея богословского образования, читал лекции о Христе, на которые собиралось множество людей, многих из которых он спас от отчаяния и привел к вере. В конечном итоге Рубен Орбели стал основателем и руководителем христианского кружка, и его ученики оставались преданы и вере и ему, ее проповеднику, в течение всей своей жизни. Происходило это в период революционных потрясений…
Журнал «Социологические исследования» в 1992–1993 гг. напечатал статью «Христианская социология», подготовленную к печати В.И. Шамшуриным на основе записей Р.А. Орбели, представленных А.Н. Мельником. Эта статья включала рассуждения, записанные Рубеном Абгаровичем с мая по август 1917 года в Тамбове и Кисловодске, некоторые фрагменты которых уместно процитировать, для того чтобы дать представление об особенностях его христианского мировоззрения:
…Библия научила меня читать и думать, и я увидел, что «сущность всего» – в правильном мышлении и своевременном действии в побеждающем покое…
Вдохновение и искренность – вот два плода, две единственные ценности, которые составляют «сущность всего»…
Но и религия, и наука, и искусство, и философия, и ремесло, и профессия, и управление, и поэзия и торг вращаются вокруг одной и единственной оси – вокруг внутреннего человека – Сына Человеческого…
…История человечества есть ваша биография. Моя генеалогия действенна для меня так, как действенно для человечества все то, что в предках и отцах и в нас воспринималось через людей от Иисуса Христа, что от Него произошло. Это живо в нас, это действует и бессознательно отражается в нашем поведении, в поведении народов, в росте человечества и сейчас, когда видимость может потушить всякую веру. И сейчас убийство и война против всех…
Вы перед катастрофой, еще не слыханной, и теперь, после всего, что было, «Рука Его еще простерта»…
Строки, которые вы читаете, не беллетристика, не праздное философствование, не богословская теория. Не только изучение Писаний, не только скрытые… годы моего проповедничества, но жизнь в жизни, глубокая и интимная связь с жизнью. Она диктует. Она говорит. Бог в жизни. Конкретный и живой…
Идите и говорите одно: Жив Господь. Идет. Дни лукавы. А время близко. Не теряйте его на поклоны – признак пустосвятства. Делайте что-нибудь для Грядущего. Сам вас научит, что и как делать. Только… полюбите Христа искренно и как близкого, очень близкого, внутри вас живущего. Обратитесь. Уверуйте Него в вас…
Бесхарактерность русского народа – это то, чем пользуется в его жизни противник его души. Антихрист с окаменелым сердцем.
Бесхарактерность русского народа – это то, что кидает его в руки антихристов – от антипода Петра – царя Петра – до каменного хлебодара наших дней – большевизма.
Бесхарактерность русского народа питала его пьянство и неряшливость.
Она, именно она создавала ложное о нем впечатление в глазах наезжих английских, немецких, американских просветителей.
Отсюда – с одной стороны поклеп на эту живую, но не твердую душу, отсюда – и самообман тех, что «обещают ему свободу, будучи сами рабы тления»…
Характер человека, его отзывчивость и внимание, твердость и постоянство в нравственных качествах в достижении цели, в сношениях с людьми могут воспитываться и созидаться только при наличии одного непременного условия. Это условие – глубокий, духовный мир и доверие к господствующему во вселенной Духу и по крайней мере спокойствие в отношении к окружающим людям. Нужна личная своя точка опоры, и внутренняя открытость…
В мире приносится новое начало – благодатная сила, исходящая от личности, ее влияние, ее обаяние и благоухание…
С прошлым нельзя развестись. Настоящее вытекает из прошлого. Все связано в божественном плане. Отвержение исторического прошлого и квалификации нового как имеющего иное преемство, иную связь, иную традицию – блуд…
Внезапное отвержение исторической церкви и установление для себя нового преемства есть прелюбодеяние…
Есть христианство тайное – бессознательное.
Есть христианство явное – сознательное.
Есть христианство словесное.
Есть христианство кровное.
Проповедую сознательное кровное христианство…
Эту кровь я ощущал в себе до крещения Духом, которое двинуло меня на проповеди.
Более того, ранее сознательного подхода и изучения Слова.
Это жило во мне. Но подавлялось…
…Живая жизнь и Бог в людях и в природе. Творчество, и если нет других талантов, то всегда есть творчество превосходнейшее – творчество добра…
Или ты, к какой бы половине Церкви ты не принадлежал, сознаешь, что не Папа и не батюшки тебя будут покрывать, а ты сам ответствен перед Твоим Христом за свою жизнь по вере и за братьев твоих…
«Проповедовать» только Любовь к Любящему и любимым. Здесь нет места «вопросам», а ясность и всегда жизнь и религиозное бескорыстие.
Достаточно, чтобы человек уверовал в «Сына Божия», – все дальнейшее в душе строится на любви…
Я пишу то, что говорит мне смысл и дух писаний и переживаемое, роковое время. Я пишу, имея в виду призыв Христа «Судить по себе самим о том, что должно быть». Я пишу, сознавая себя пластинкой, отражающей знамения времени и слишком значительный смысл переживаемых событий. Я пишу в июньские дни, когда на нашем шкурном опыте человеко-божеский социализм в своем меньшевизме оказался блефом, в своем большевизме – предательством и продажностью…
Но постигается духовное только духовно…
…Жизнь целого народа, живой величины, имеющей свою плоть и кровь, числящей в своем составе людей – отступает на задний план перед надуманной идеологией. Так пусть же они поймут, и то, что Бог и Христос – в народе – это реальность, а «православие» – это человеческая идеология…
Однако результаты Октябрьской революции 1917 года привели к тому, что верующие были вынуждены уйти, по словам Р.А. Орбели, «в духовные катакомбы». Религиозные лекции и занятия прекратились, будучи не совместимыми с жизнью. Представители различных вероисповеданий неоднократно предлагали Рубену Абгаровичу эмигрировать в Европу, Америку и даже в Японию, но он отказался, оставаясь до конца дней верен не только своим христианским убеждениям и идеалам, но и своей стране. Лишь в анкете, заполненной в 1926 году, Рубен Орбели указал, что занимался до революции лекционной деятельностью, разумеется, не раскрывая направленности этих лекций, а в качестве своей специальности назвал юриспруденцию, журналистику, преподавание и библиографию.
Спасаясь от голода, семья Р.А. Орбели переехала в Тамбов к сестре Ольги Владимировны. Она вывезла Институт благородных девиц, который возглавляла, из революционного Петрограда. В Тамбове Рубен Орбели работал преподавателем юриспруденции и философии педагогического факультета местного университета, а также в исполкоме, – но вскоре голод пришел и туда. К тому же Тамбов оказался в эпицентре гражданской войны и несколько раз переходил из рук белых к красным и обратно. В этот период Р.А. Орбели очень тяжело болел сыпным тифом и испанкой, заболеваниями, которые даже при самом благополучном исходе существенно подрывают здоровье человека. Покинув Тамбов, семья Рубена Абгаровича перебралась в Кисловодск, где было организовано некое подобие университета, в котором они читали лекции, числясь в отделе народного образования, а в начале 1920-х гг. вернулась в Петроград.
Согласно архивным сведениям, собранным Н.Н. Ёлкиной и любезно предоставленным директором Библиотеки Академии наук (БАН) В.П. Леоновым, 4 июля 1924 года Рубен Орбели по направлению с Биржи труда обратился в поисках работы в БАН, куда и был зачислен помощником библиотекаря. Через два года его перевели на библиотекарскую должность и даже ненадолго избрали председателем местного комитета.
В 1928 году Р.А. Орбели являлся уполномоченным от библиотеки в областном отделе профсоюзов и членом секции научных работников, а в 1931 году стал общественным инспектором охраны труда, что давало ему право быть освобожденным от основной работы. Возможно, что именно это, наряду с постоянными болезнями, способствовало его увольнению из библиотеки в феврале 1932 года «за сокращением штатов».
В те годы его братья постепенно заняли ведущие посты в научной иерархии и, безусловно, помогали ему и его семье, которая, тем не менее, жила очень скромно. Денег, получаемых Рубеном Абгаровичем, постоянно не хватало, и Ольга Владимировна была вынуждена подрабатывать преподаванием литературы и ведением кружков ликбеза на заводах. В письме матери, Варваре Моисеевне, датированном 8 января 1936 года, он писал:
…Мы все очень много работаем и очень устаем. Несмотря на то, что я признан пожизненным инвалидом (по болезни сердца и перенесенному туберкулезу обоих легких…), но пенсия так ничтожна, что приходится подрабатывать на научных работах. Это… занимает мое время, но… копаться в архивах все-таки уже тяжело по возрасту и по здоровью…
Эта фраза, безусловно, говорит о многом…
Вот так, относительно малозаметно по сравнению с деятельностью братьев, находившихся на самом гребне научно-организационных процессов, происходивших в стране, прошла довоенная жизнь Р.А. Орбели.
В 1942 году его, уже тяжело больного, эвакуировали из блокированного фашистами Ленинграда в Москву, где он пытался продолжать работу. Однако истощение и болезнь оказались необратимыми. Р.А. Орбели скончался 9 мая 1943 года, в день, который два года спустя стал в России национальным праздником – Днем Победы.
По свидетельству внучки Рубена Абгаровича, Ольги Алексеевны Мандрыка, заняться историей водолазных погружений ему посоветовал начальник ЭПРОН Фотий Иванович Крылов (1896–1948), с которым они одновременно находились в госпитале. По другим сведениям, этим человеком был кораблестроитель, академик Алексей Николаевич Крылов (1863–1945), который познакомил Рубена Орбели со своим однофамильцем. И Фотий Крылов и предложил ему написать историю водолазного и аварийно-спасательного дела с древнейших времен.
Можно отметить, что и Ольга Владимировна была также вовлечена в процесс работ в печатных изданиях ЭПРОНа. В журнале «Судоподъем» за 1947 год была опубликована ее статья «К вопросу о восстановлении добычи жемчуга в СССР» освещавшая проблему добычи жемчуга, производимого на реках Беломорья с XVIII столетия и прекращенного после революции.
Благодаря бескорыстной помощи Ольги Алексеевны, дочери Русудан Рубеновны Орбели и замечательного историка науки Алексея Петровича Мандрыка (1918–1986), ослепшего в результате взрыва в 1945 году, но ставшего автором многочисленных научных трудов, в частности, по истории баллистики, стали известны фотоматериалы и факты из жизни ее деда, ранее нигде не публиковавшиеся.
Её подарок – книга Константина Дмитриевича Золотовского «Подводные мастера», изданная через 11 лет после смерти Р.А. Орбели, очень дорог для меня, поскольку, кроме интересного содержания, имеет надпись фиолетовыми чернилами: «Дорогой Олечке от мамы»…
В день прощания с Ольгой Алексеевной Мандрыка, ушедшей от нас 30 апреля 2007 года не дожив до 60 лет, было сказано, что в 1987–1988 гг. она передала богословские рукописи своего деда в Архив Московской Патриархии архимандриту Иннокентию, и остается надеяться на то, что в недалеком будущем кто-нибудь сможет достойно осветить этот период жизни Р.А. Орбели.
Научным изучением истории водолазного дела Рубен Абгарович занимался около 10 лет, работая, как правило, по первоисточникам, чему способствовало знание им двенадцати языков, включая латынь, греческий, староитальянский, шведский, английский, немецкий, испанский и французский.
Через два года после его смерти в некрологе с названием «Памяти ученого и борца» в журнале «Судоподъем» за № 1 (29), подписанном академиками С. Вавиловым, В. Комаровым, А. Крыловым и И. Мещаниновым, контр-адмиралом Ф. Крыловым, поэтессами Анной Ахматовой и Мариеттой Шагинян, капитаном 1 ранга Н. Максимцом и другими (хотя в самом издании фамилий Ахматовой и Вавилова не оказалось), делом чести было названо стремление «помочь жене покойного в разработке и подготовке к изданию огромного научного наследия Р.А. Орбели».
Памяти ученого и борца
Спустя еще два года, в 1947 году в издательстве «Речфлот» тиражом 3000 экземпляров вышел сборник под названием «Профессор Рубен Абгарович Орбели. Исследования и изыскания. Материалы к истории подводного труда с древнейших времен до настоящих дней».
В этом сборнике, являющемся сейчас библиографической редкостью, были опубликованы статьи Р.А. Орбели по истории водолазного дела и подводной археологии, не все полностью законченные, а также фрагменты, которые, наряду с некоторыми из вышеупомянутых статей должны были стать составляющими задуманной им фундаментальной книги.
Вот названия этих статей:
«Водолазы Греции и Рима»
«Медные рудники под водой»
«Водолазы в первую морскую войну»
«Леонардо да Винчи и его работы по изысканию способов подводного плавания и спусков под воду»
«Альпинизм Леонардо да Винчи»
«Водолазы в Московской Руси»
«О двух датах XVII столетия на Западе»
«Подводные исторические изыскания»
«Челн»
«За развитие подводной археологии»
«Гидроархеологическая карта СССР»
Я сознательно не даю подробного описания содержания вышеуказанных работ Р.А. Орбели, поскольку буду постоянно возвращаться к ним в процессе последующего изложения материала. Отмечу лишь, что до сих пор наблюдаются случаи, когда его имя попросту путают с именами братьев. Например, в одной из книг было указано, что «Р.А. Орбели погиб при обороне Москвы». Другой историк (!), фамилию которого даже не хочется называть, в своей книге Рубена Орбели перепутал с Иосифом (!!!). Книга была издана в 1992-м году и отрецензирована тоже историками. Привожу выдержку из этой «работы»:
В предвоенные годы развернулась бурная деятельность И.А. Орбели, который по праву считается основоположником советской подводной археологии… Он успел провести целый ряд разведочных исследований и составил многолетнюю перспективную программу развития подводной археологии. Одна из первоочередных задач этой программы – составление гидроархеологической карты СССР. Но смерть И.А. Орбели в годы войны помешала претворению в жизнь этой обширной программы.
Разумеется, многие люди, в том числе и я, пытались заниматься историей водолазного дела, но ни один человек в мире так и не сумел сделать того, на что замахивался Рубен Абгарович Орбели.
Современники
Если хочешь писать быль, знай ее,
если хочешь писать пасквиль –
меняй имена или жди сто лет.
Марина Цветаева
Каково же современное состояние изучения истории водолазного дела?
Прежде всего, следует отметить, что место энтузиастов-одиночек, которых было сравнительно немного, заняли исторические общества, объединенные под общим названием «Historical Diving Society», среди которых выделяются американское, издающее журнал «The Journal of Diving History» (ранее «Historical Diver»), британское, издающее журнал «Historical Diving Times» и итальянское, издающее журнал «HDS Notizie». Всего можно насчитать около двух десятков таких обществ, однако большинство их членов занимаются коллекционированием, предаются воспоминаниям, участвуют в различных мероприятиях, порой напоминающих шоу и т. д., а научной работой заняты, как и прежде, единицы – британцы Питер Дик (Peter Dick) и Джон Бивен (John Bevan), испанец Хуан Иварс Перейо (Juan Ivars Perello), немцы Михаэль Юнг (Michael Jung) и Норберт Гиршнер (Norbert Gierschner), итальянец Фаустоло Рамбелли (Faustolo Rambelli), американцы Артур Бэчрэч (Arthur Bachrach) и Лесли Лини (Leslie Leaney), французы Даниэль Давид (Daniel David), Филипп Руссо (Philippe Rousseau) и некоторые другие. Аналогичное российское общество, было создано в конце 1999 года. Оно издает свои материалы под названием «История российского водолазного дела» и аффилировано в сеть аналогичных зарубежных обществ, с которыми поддерживает плодотворные творческие научные контакты.
Таким образом, «Общество изучения истории водолазного дела», которому с любезного согласия потомков Рубена и Леона Абгаровича, было присвоено имя Р.А. Орбели, ставит своей основной целью построение системы, характеризующейся преемственностью знаний, а также структуры внутрироссийских и международных научных связей, которые, в свою очередь, должны обеспечить создание постоянно обновляющегося банка данных, входящего в мировой фонд исторических знаний и занимающего в нем достойное место. Принципиальное отличие нашего общества от других организаций, в том числе и от многочисленных водолазных изданий, публикующих на своих страницах исторические материалы, заключается в том, что его члены стараются работать по первоисточникам. Безусловно, это придает обществу некоторую закрытость, если не сказать «элитарность», но, с другой стороны, обеспечивает максимальную объективность и научность.
В последние годы наметился очевидный качественный скачок в изучении истории водолазного дела в России. Так, замечательные водолазные врачи: мэтр отечественной водолазной медицины Владимир Васильевич Смолин (1919–2009), первый российский врач-глубоководник Геннадий Михайлович Соколов и профессор Борис Николаевич Павлов (1947–2009), который был моим другом, написали несколько руководств, уделяя особое внимание историческому аспекту. Среди них можно выделить трехтомник под названием «Глубоководные водолазные спуски и их медицинское обеспечение».
Если же читатель интересуется экспедициями в подводных домах, то ему можно порекомендовать книги, написанные Александром Борисовичем Королевым, участником многочисленных подводных экспедиций, человеком, который, будучи членом редколлегии журнала «Нептун XXI век», написал множество интереснейших исторических статей, зачастую не ставя под ними подписи. Безусловно, заслуживают упоминания книга, а за ней и прекрасный альбом, посвященные истории российского водолазного снаряжения, опубликованные Павлом Андреевичем Боровиковым, причем следует отметить не только несомненные иллюстративные достоинства этих произведений, но и их научную составляющую.
Разумеется, кроме вышеперечисленных книг, существует немалое количество исследований на интересующую нас тему, на которых мы остановимся по ходу изложения текста, выполненных многими замечательными людьми, чей труд попытаемся дополнить и систематизировать.
Так, Ховард Ларсон (Hovard Larson) предлагает разделять развитие водолазного дела на три периода:
1) период водолазных колоколов от Аристотеля до конца XVII века;
2) период водолазов с 1770 до 1930 гг.;
3) период подводных пловцов с 1930 г. до настоящего времени.
Другая классификация, принадлежащая Артуру Бэчрэчу, выделяет пять стадий:
1) свободное ныряние;
2) водолазные колокола;
3) вентилируемое с поверхности тяжеловодолазное снаряжение (hard-hat diving);
4) акваланг;
5) насыщенные погружения.
Однако водолазное дело, как и водолазная медицина, а также другие многочисленные аспекты интересующей нас проблемы не вмещаются в ограничительные рамки. Само развитие водолазного дела диалектически и хронологически связано с его историей, и любое значимое событие, происходящее в данной области в эти часы, становится историческим при условии сохранения и передачи соответствующей информации. Так или иначе, излагая историю развития водолазного дела, мы должны пройти через череду событий и дат. Поэтому в основу способа изложения материала должна быть поставлена хронология, которую, однако, не следует возводить в абсолют.
Напротив, своевременное отвлечение от нее сможет сделать историческое повествование гораздо более интересным. Когда же я начал разбивать последующие главы на отдельные части и давать им соответствующие названия, то был вынужден либо делать эти названия чрезмерно обширными, как в старинных романах, либо делать некоторые части глав слишком короткими. В результате мне пришлось отказаться от этой затеи, позволив повествованию течь подобно сжатому воздуху, умело подаваемому водолазу, надеясь, что читатель последует за ним в глубину столетий.
В статье опубликованы фотографии из архива семьи Орбели.
Статья впервые опубликована в первом томе шеститомника:
«Очерки истории водолазного дела», ИПК «Гангут», 2011. — 324с.
Сопутствующая литература
Арзуманян А. М. Братья Орбели. Ереван, Айастан. – 1976. – 480 с.
Багровъ Л.С. Человекъ подъ водой. – М.: Типографiя Т-ва И.Д.Сытина. – 1910. – 84 с.
Буниатян М.А., Мкртчян Г.А. Страницы из жизни семьи Орбели (письма. 1894–1936). – Ереван: Гитутюн, 2005. – 335 с.
Быховский И.А. Российские мастера водолазного дела // Морской сборник. – 1950. – № 8. – C.74-85.
Григорьян Н.А. Научная династия Орбели. – М.: Наука, 2002. – 522 с.
Дебу К. Подводное плаванiе. С.-Петербургъ, типографiя А.С. Суворина, 1905. – 223 с.
Дэвис Р. Глубоководные водолазные спуски и подводные работы. – М.: Морской транспорт, 1940. – 398 с.
Качановский. Водолазные аппараты и водолазныя работы въ гигiеническомъ отношенiи. –Санктпетербург, Печатано въ типографiи Морскаго Министерства въ Главномъ Адмиралтействе, 1881. – 161 с.
Кротков Н.В. К истории развития водолазной техники // ЭПРОН. – 1935. – X-XII. – С. 199–223.
Профессор Рубен Абгарович Орбели. Исследования и изыскания. – М-Л.: Речиздат,1947. – 283 с.
Павлов Б.Н., Смолин В.В., Соколов Г.М. Краткая история развития гипербарической физиологии и водолазной медицины. – М.: Слово, 1999. – 68 с.
Фигье Л. Подъ водою. (Исторiя водолазнаго дела и подводнаго плаванiя). – С.-Петербургъ: Типографiя П.П. Сойкина, 1894. – 120 с.
Larson H.E. A History of self-contained diving and underwater swimming. – Publication 469.
1 комментарий
Добавить комментарий
Для отправки комментария вы должны авторизоваться.
20/11/2020 19:19:05
Во фразе «Косвенно можно предположить, что К.И. Дебу удалось уехать из революционной России, а его сын, Виктор, умер от сыпного тифа в 1821 году в Галлиполи, где он оказался вместе с отступающими частями Петра Николаевича Врангеля (1878–1928).» опечатка. Следует читать: «…умер от сыпного тифа в 1921 году»
Во фразе «В сентябре 1941 года он сумел убедить Политуправление фронта отозвать из окопов на один день нескольких историков для прочтения научных докладов на совещании, посвященном 500-летнему юбилею поэта Низами, которое было заранее спланировано им на время между авиационными налетами пунктуальных фашистов на эту часть города!» тоже опечатка. Следует читать: «800-летнему юбилею»
Фраза «Вместо персонального шофера ему была выделена женщина-кучер, управлявшая лошадью со вставленной в горло сигнальной трубкой.» неясна — в чьё горло была вставлена трубка — лошади или женщины, — и зачем?
Я тоже работал водолазом в СМУ-417 треста «Севзапморгидрострой» в трёхболтовом скафандре в 80-х годах прошлого века, поэтому прочитал с интересом.