* * *

Сережа не вылезал из своей комнаты. Он бросил работу, и сидел целыми днями дома. Часто просил меня, купить ему кофе и сигареты. Он много курил, пил кофе, и не спал по ночам. После того, как Сергей забрал у него компьютер, Леха Гаврин дал ему свой старый компьютер. Но даже этот компьютер сын забросил. Как-то он сказал, что ему надоел компьютер. Телевизор он тоже не смотрел. Телевизор лежал на полу у стены с самой зимы. Такое его поведение меня пугало, но я не лезла к нему с разговором. Я устала от всего этого. Мне хотелось быстрее разъехаться в разные стороны подальше от Козла и уже тогда думать, что делать дальше, и как помочь сыну начать новую жизнь, если захочет.

Квартиру нашу больше никто не приходил смотреть. Я нервничала, считая дни, ожидая июнь месяц, когда семья, которая обещала купить квартиру приедет из отпуска.

Однажды утром, сын опять подошел ко мне, обнял и плача произнес:

- Мама прости меня за всё.

Я опять ничего не понимала, но снова сказала, что давно его простила.

Сережа иногда все же выходил из дома. Один раз его не было дома до самого вечера. Я думала, что он ездил за результатом медицинского обследования для военкомата, но он сказал, что за результатом поедет завтра. На следующий день, вернувшись поздно, он дал мне почитать заключение врача и спросил:

- Мама, посмотри, пожалуйста, меня заберут в армию?

Я удивилась, что он спросил мое мнение, и, не читая полностью листок, прочла вывод врача. Там были описаны его болячки, которые, он успел-таки, приобрести, гробя свое здоровье, слушаясь своего папашу, а в конце рекомендовано, наблюдение у терапевта. Как ни странно, но про психическое его состояние ничего не было сказано.

- Вот, посмотри…. Здесь указано, что тебе рекомендовано наблюдение у терапевта, значит, тебя не заберут в армию.

- Точно не заберут? – спросил он, но мне показалось, что он хотел услышать другой ответ.

- Точно. – Ответила я.

Он вздохнул и, забрав листок, ушел к себе, а я озадачилась…. Я не могла поверить, что мой сын сожалеет, что его не берут в армию. Еще эта продажа квартиры…. Если бы не это, я вместе с ним пошла бы в военкомат и попросила бы военного комиссара отправить сына в армию, хотя бы куда-нибудь, где проще. В армии уже служил Пал Палыч. Все его друзья, кроме Лехи Гаврина и Артема Ломтева – служили или отслужили там, а те, кто вернулись, остались довольны службой.

Мне пришла мысль все же пойти с сыном в военкомат, и, если его заберут в армию, то отложить продажу квартиры, пока он не вернется оттуда, а может, и продавать ее не придется: все-таки квартиру, которую с таким трудом, досталась маме, не хотелось терять. Я вернулась к сыну и спросила его:

- Скажи мне, тебя к психиатру отправляли?

- Да.

- И что там сказали тебе?

- Все нормально.

«Здоров?! Врач ничего у него не выявил? А как же его теперешнее состояние?»

- А когда тебе идти в военкомат?

- Послезавтра.

Я не сомневалась, что ему надо отслужить в армии, а когда вернется, все будет по-другому: он станет совсем другим. Только надо все обдумать и предложить это сыну, а потом поехать вместе в военкомат.

Весь день, я обдумывала все «за и против», и вечером  у меня был готов план, разговора с сыном и комиссаром, если Сережа согласится.

* * *

Проснувшись утром, я собралась гулять с Рэмой. Сережа попросил меня купить ему сигареты и кофе. Я сказала, чтобы он сходил сам: в последнее время он, постоянно, просил меня сходить в магазин. Я не понимала, почему он сам не ходит в магазин. Ближайший магазин был в одном из домов на улице Гоголя. Это все равно, что выйдя из одного подъезда, зайти в другой подъезд. Сережа стал совсем худым и бледным. Я не понимала, почему он не ходит на улицу, даже друзей своих забросил: я забыла, когда он встречался с ними, только иногда ему звонил Артем Ломтев, и Сережа выходил поболтать с ним в подъезд минут на 15. Поэтому я настояла, чтобы в магазин он сходил сам, заодно и прогулялся.

Возвращаясь, с прогулки, домой, я уже подходила к своему подъезду, когда меня опередили рабочие в спецодежде, и первыми зашли в подъезд. Несколько мужчин, притормозили возле окна консьержки, и быстро зашли в открывшийся грузовой лифт. У одного из них, я заметила железный ящик с ручкой, для инструментов. Я дождалась лифт и приехала домой. Дома я позавтракала, покормила Рэму, и зашла в ванную комнату, помыть руки. Дверь за собой не закрыла, поэтому услышала звонок городского телефона.

- Сережа! Возьми трубку! – крикнула я сыну, домывая руки.

Звонок прекратился. Я поняла, что сын ответил. Когда вышла из ванной, спросила его, кто звонил. Он ответил, что ошиблись номером. Через несколько минут, ко мне подошел Сережа и предложил поговорить.

…Мы были на кухне. Он сел за стол напротив меня, и сказал:

- Мама…, у меня плохое предчувствие.

- Что случилось? – я поняла, что у него большие проблемы, о которых, он наконец-то мне расскажет.

Он молча опустил голову, уставившись в стол. По выражению его лица, я видела, как в нем происходит внутренняя борьба, и приготовилась услышать его страшную тайну.

- Нет…, не могу, – сказал он, а я подумала, что он боится идти, завтра в военкомат.

Я знала, что его папаша, до сих пор подкармливает деньгами и не очень доверяла сыну. Может он это понимал, и боялся сказать мне правду о своей проблеме, боясь, что я ему не поверю, или стану его ненавидеть, как он уже мне намекал недавно.

Но Сережа, вдруг, сказал, что у него заканчиваются деньги. Я предложила, что помогу найти ему работу, хотя бы курьером, и пока продаем квартиру, он будет при деньгах. Потом мы поговорили еще о чем-то, и я его успокаивала, что все будет нормально, но ему надо самому захотеть изменить свою жизнь. Все о чем мы говорили, не являлось какой-то страшной тайной, которой он не мог поделиться со мной.

Я ушла на балкон – покурить. Пока курила, обратила внимание на пьяного молодого человека, который почему-то шел не в парадную дверь подъезда — с обратной стороны нашего корпуса, а к заднему выходу, где дверь открывалась только, со стороны лестницы, но снаружи, ее можно открыть только ключом, который есть только у уборщицы. Обратила на него внимание только потому, что он был одет в яркую куртку, красного цвета, и, надвинув на голову капюшон, шел, шатаясь из стороны в сторону, еле держась на ногах. Я начала наблюдать за ним, заинтересовавшись, как он собирается зайти в подъезд, если там закрыто. Ко мне подошел Сережа. Он посмотрел на идущего парня, стоя со мной рядом, и отпрянул назад, как будто его повело. Я спросила его:

- Ты боишься высоты?

- Да. Ответил он.

Сережа ушел к себе, а я осталась на балконе. Мне захотелось увидеть, когда пьяный молодой человек пойдет обратно, поняв, что дверь закрыта. Но он не появлялся. Тогда я подумала, что, может, его кто-то ждал там и открыл дверь изнутри, или он завалился спать возле двери, раз такой пьяный.

Я села за компьютер. Минут через пятнадцать, услышала, как сын быстро надевает обувь, и вышла к нему:

- Ты уходишь куда?

Он несколько раз, молча, кивнул, а я снова ушла к компьютеру. Когда он вышел, закрыв, за собой дверь на ключ, я вспомнила, что хотела поговорить с ним, и отложила разговор до его прихода.

Примерно, через час или полтора я вышла, очередной раз покурить. Было странно, что Сережа отсутствует так долго. В последнее время, он выходил из квартиры, максимум минут на пятнадцать, и то, когда ему звонил Артем. Пока курила, увидела, что из запасного выхода, вышли два парня. Один был знаком. Это был тот самый парень, в красной спортивной куртке, который шел пьяным в подъезд. На этот раз он выглядел, совершенно трезвым. Второй парень был одет в черный, или темно серый спортивный костюм. Они быстро вышли из подъезда, как будто спешили куда-то. Тот, который был в красной куртке, через несколько шагов остановился, развернулся, поднял голову и посмотрел в мою сторону. Он посмотрел на меня, а я в недоумении, уставилась на него. Я узнала его, и вслух произнесла: «А этот, что здесь делает?». Тот, на кого я подумала, не жил в нашем корпусе, и я не ожидала его увидеть, выходящим из нашего подъезда в тот момент, потому что он был бывший друг моего сына, с которым сын, по определению, не мог общаться, так как они давно рассорились. Мелькнула мысль: «Сережа ушел из дома, чтобы встретиться с ним? Зачем ему это надо?». Затем я подумала, почему тогда этот «друг», притворился пьяным, когда шел в подъезд, и почему он не зашел через нормальный вход, когда знал код нашего подъезда, который не менялся много лет?

Тем временем, этот «друг» отвернулся и прибавил шаг, переходя на бег трусцой, догоняя напарника. Его напарник притормозил, обернулся к товарищу и что-то сказал ему, и они оба трусцой побежали в лесопарк. Мельком, хоть было уже далековато, я увидела лицо второго парня. Мне показалось, что ему лет 18-20, не больше (молодо выглядел). Я заметила, что у него темные волосы, то есть несколько темнее, чем у парня в красной куртке, хотя был коротко пострижен. Заметила очертание темных бровей и то, что у него не светлые глаза. Я провожала их взглядом, заметив, что они выбежали не на тропинку, протоптанную жителями района, а пробежали немного рядом с ней, и уже потом перешли на быстрый шаг, направляясь в сторону пешеходной дорожки. На дорожке они тем же быстрым шагом повернули к 1006 корпусу. Когда они совсем скрылись из виду, я вернулась в комнату и села за компьютер.

До этого я решила погладить постиранное белье и все подготовила к этому, но я снова уселась за компьютер. Потом вышла курить на балкон. Затем опять села за компьютер…

… Мне не сиделось на месте. Вспомнила про кота, который, вроде остался на балконе, и ощутила предчувствие беды. Я начала звать кота, но его нигде не было. Я выбежала на балкон и посмотрела вниз. Кота там не увидела, но я была уверена, что он упал.

- Упал, упал, упал… — повторяла я как заводная, но продолжала искать кота и звать его, потому что знала, как расстроится Сережа.

Я заглянула под кровать сына. Под кроватью, был полный бардак: какие-то пакеты, набитые мусором. Вытаскивать их я не стала, а просто позвала кота, но он не откликнулся. Потом заглянула под ванну, в кладовку, но и там кота не было. Я вернулась в прихожую, собираясь одеться и спуститься в низ, и тут позвонили в дверь. Я глянула в глазок. Там стояли незнакомые мужчины.

- Кто? – спросила я.

- Открывайте, сейчас узнаете. Уголовный розыск. – Ответили мне.

Я открыла дверь и спросила, что случилось, и сердце у меня екнуло, представив, что мой сын куда-то конкретно влип, раз за ним пришел уголовный розыск. Они зашли в квартиру и один из них, показал мне свой мобильный телефон, на экране которого, была запечатлена картинка.

- Это ваш сын? – спросил меня он.

Я пригляделась и увидела Сережу. Голова его была странно повернута, как будто он стоял, подняв голову, и кривлялся. За его головой, была видна какая-то стена, на которой увидела, какое-то пятно. Фото было плохое и темноватое.

«Неужели, он принимает наркотики? — подумала я, и ответила:

- Похож. А, что он делает?

После фразы «падение с высоты», я оттолкнула телефон от себя:

- НЕ ВЕРЮ! ЭТО НЕ МОЙ СЫН! ОН НЕ МОГ! ОН НЕ ПОХОЖ!

Окружающие звуки, как будто исчезли. Прошлое, в один миг — захлопнулось. Вместо будущего образовалась бездонная пустота, и осталось страшное настоящее, похожее на кошмарный сон. Но я понимала, что это не сон. Ощущение было, как будто время остановилось. Я еле расслышала, как меня спросили, смогу ли я узнать одежду, в которой он вышел из дома. Я ответила. Один из них убежал, а остальные спросили, есть ли у меня корвалол, и где его комната. И отправились туда, почему-то спросив, где куртка моего сына, и в куртке ли он ушел из дома. Я не знала, в куртке он ушел или нет – я видела, только, как он надевал обувь, а потом слышала, как он ключом закрыл входную дверь.

Я указала, где комната сына, а сама пошла на балкон, взяв сигарету. За мной побежал один из оперативников, преграждая путь к балкону. Я сказала, что не собираюсь прыгать, и закурила. Я не верила…. Ко мне подошел, вернувшийся, с телефоном оперативник и показал другое фото: где я увидела тело лежащего человека в одежде сына, но без куртки, хотя на улице стояла прохладная погода.

В это время, прибежал другой оперативник и позвал меня в комнату сына. Мне сказали, что в комнате полно наркоты, и, чтобы у них и у меня не было проблем, надо ее выкинуть в помойку. Мне дали два полиэтиленовых пакета, и велели отнести их. Еще два оперативника, схватили другие, пакеты и понесли их из квартиры. Со своими пакетами, я почему-то прошла на кухню, и, вытащив из одного из них какой-то пакетик, стала рассматривать его содержимое…. Пакетик был набит коричневыми, мелкими шариками.

«… Неужели это наркотик? – подумала я. – Странный наркотик…, чего только не придумывают…».

Я думала: — «Неужели, он все это покупал на деньги, которые ему давал его папаша?».

За этим занятием, меня застал оперативник. Он начал мне высказывать, что я не отнесла пакеты на помойку, а сейчас приедет следователь, и нам всем не поздоровится. Он схватил пакеты и убежал с ними. Другой оперативник, позвал меня в комнату сына.

На кровати сына был откинут матрас. Под матрасом лежало два паспорта. Оба паспорта были Сережи. Меня спросили, почему два паспорта. Я тоже удивилась, но вспомнила, что сын говорил, как потерял свой паспорт, и я заставила его срочно идти в паспортный стол и сделать новый, потому что по его паспорту могут набрать кредиты чужие люди. Он получил новый паспорт, но я не знала, что он нашел старый. Об этом я рассказала оперативникам.

Я снова пошла курить и позвонила Сергею. Сергей сказал, что уже подходит к дому. Я попросила его, чтобы он торопился, потому что Сережа…

Не помню: я попросила Сергея, или сама позвонила Козлу, чтобы рассказать о смерти сына.

Полицейские между собой обсуждали случившееся. Они говорили, что посмертную записку, они так и не нашли. Они говорили, что под балконами, где упал мой сын, валяется много выкуренных сигарет. Все двери этажей закрыты, кроме 15 этажа. На крыше были рабочие. Их спрашивали, не их ли человек упал? Они сказали, что нет.

В квартиру зашел молодой человек. Он представился следователем и дал мне свой номер телефона. Потом у меня и Сергея брали объяснения. Меня спросили, были у нас ссоры. Я сказала, что были, даже полицию вызывали, но давно уже мы не ссорились, потому что собирались разъехаться. Я не стала говорить полиции, как Козел стравливал меня с сыном. Я подумала, что это к делу не относится, да и пожалела я его, потому что это теперь наша общая беда.

Сергея спросили, как так вышло, что он так быстро приехал с работы, когда все это произошло. Сергей, что-то объяснил, но я знала, почему – потому что он только устроился на работу, и был там на испытательном сроке, на котором работы для него было мало, и он приезжал домой рано. Я рассказала, что перед тем как сын ушел из дома, на городской телефон кто-то позвонил, и сын брал трубку.

Полицейские принесли куртку сына, которую, почему-то нашли в его комнате и показали ее мне. Я еще подумала, что Сережа мог выйти без куртки потому, что дальше подъезда он не собирался выходить. Значит он ушел на встречу. С Артемом? Только к нему мой сын мог выйти в подъезд. Опять же, я вспомнила про звонок. А звонил Сереже, в последнее время – Артем.

Меня спросили, не хочу ли я сходить к сыну, потому что его скоро увезут. Я отказалась: после этих страшных фотографий, которые мне показывали, испугалась смотреть на то, что от него осталось, потому что это действительно страшно. Мне хотелось запомнить его, таким, каким видела его живым. Я курила сигареты, одну за другой и, разрывалась от желания спуститься вниз и не идти туда. Еще через некоторое время, мне сказали, что его сейчас увезут. Я выбежала из квартиры и помчалась к сыну.

Его уже упаковали в черный пакет. На улице поливал сильный ливень, и небо разрывалось от грозы и грома (почему-то я это хорошо помню). Я начала читать «Отче наш», глядя в небо и просить Бога, простить моего сына за все. Позади меня стояло несколько человек. Они ждали, когда я попрощаюсь.

Когда я зашла в подъезд, меня поджидала одна из соседок по подъезду. Она рассказала, мне, что та женщина, которая распускала про меня сплетни, давала полиции против меня показания, что я со своим сожителем издевалась над сыном, и что как-то она увидела в подъезде, плачущего Сережу, а он сказал ей, что мы отняли у него мобильный телефон. Соседка сказала мне, что все кто был рядом, набросились на эту бабу, с упреками, что она лжет. А потом эта баба говорила всем, что я даже попрощаться с сыном не вышла.

Возвращаясь домой, я уже думала, что надо от меня этой бабе? Ее не видно и неслышно было с тех самых пор, как я начала ее игнорировать, не рассказывая о своей маме, и вот она опять вылезла, чтобы оклеветать меня, когда у меня случилось горе. Кто она вообще такая?

Вечером объявился кот сына. Оказывается, он все это время был в квартире.

Ночью я не могла долго заснуть. Я лежала с закрытыми глазами, молча плакала, и думала о сыне. Вдруг меня кто-то погладил по руке. Это ощущение, было как легкое дуновение. Я открыла глаза, но никого не увидела. Я знала, что это был мой сын. Я закрыла глаза, и увидела видение: в полной темноте, как бы открылась дверь; в проеме двери на фоне ослепительного света стоял мой сын. Он обернулся ко мне на несколько секунд и шагнул туда, а я провалилась в сон…

… Я и Сережа сидим на кухне и непринужденно, разговариваем, о чем не помню. Мы смеялись над разными шутками…. Потом он встал и пошел к выходу. Выйдя в открытую входную дверь, он попрощался, а я закрыла за ним дверь, и…, проснулась. Проснувшись, поняла, что нахожусь в реальности, где больше нет у меня сына.

Описывая события того дня, я не могу даже сейчас, в точности восстановить последовательность действий из-за давности событий, но и тогда, я пребывала в том состоянии, когда мысли путались, и некоторые моменты того дня, просто вылетели из головы. О них, я вспомнила только через несколько дней. Сейчас уже спокойно и детально, вспоминая и последующие события, тоже не совсем получилось, полностью восстановить их очередность по дням…

* * *

Утром, я поставила фото сына и свечку на стол в его комнате, и прочла ту молитву, которую читала маме, когда она умерла. Затем я просила Господа простить сына за его грехи и не судить строго. Эту молитву я каждое утро читала все сорок дней. Почему-то я считала, что должна именно с первого дня начать вымаливать все грехи сына, которые я знала и не знала.

Сергей на работу не пошёл, и мы поехали в морг. На этот раз морг был криминалистическим. Он тоже находился при городской больнице №3. Там мне выдали справку о смерти. В ней я прочла, что алкоголя и следов наркотиков в крови сына не выявлено. Патологоанатом сказал мне, что мой сын упал уже мертвым (это по количеству адреналина в крови), с высоты, не мене 15 этажа. Он сказал, что взял образцы для гистологии для более тщательного исследования, и посоветовал, что лучше хоронить его в закрытом гробу, потому, что собрать его нет возможности. Я спросила его, когда будет результат гистологии, так как хочу знать результат. Он ответил, что результат я могу узнать через месяц у следователя. Мне было важно знать, употреблял ли Сережа наркотики.

Мне вернули его вещи в пакетике, в котором находилась золотая цепочка с крестиком, и…, почему-то с серебряным кольцом с рубином – кольцо моей бабушки, а так же кольцом «спаси и сохрани», которое я подарила сыну, не так давно. Еще, на цепочке был какой-то предмет, похожий на амулет. Странно….

Я спросила патологоанатома про ключи, которые должны были быть при сыне. Он ответил, что ключей у них нет, и, возможно, их забрала полиция.

Когда мы вернулись домой, то через некоторое время приехал Козел. Он спросил, где я собираюсь хоронить сына? Конечно же, на могиле своих предков, и это не обсуждается. Он забрал у меня живого сына, но мертвого, я ему уж точно не отдам. Он спросил, кремировать буду, или в гробу хоронить? Конечно, кремировать! Это было мое решение, и никто мне тут не указ. Он спросил, сама ли буду заниматься похоронами, а то он не может – работать надо. Я его успокоила, что заниматься похоронами буду сама. Он сказал, что ему на работе, собирают деньги, и он мне их привезет. Это было кстати: у меня с Сергеем денег на такое мероприятие не было совсем.

Затем, Козел попросил показать то место, где упал сын. Мне не хотелось туда идти, но пришлось. Впрочем, когда мы подошли к тому месту, я обратила внимание, что пятно крови, где лежала его голова, находилась, примерно в трех с половиной метрах от начала балконов, то есть, если считать шагами от края балкона первого этажа. Далеко… Я помню, что он лежал ногами в сторону дороги. Это значит, что чтобы так далеко упасть, надо разбежаться. И то…

Я вспомнила несколько падений людей с балконов нашего корпуса:

Девочка, учащаяся в четвертом классе, встала на парапет балкона своей квартиры, и сорвалась с 14 этажа. Она упала на ноги, и ноги ее были все переломаны и не естественно вывернуты. Сама она лежала в метре-полутора от балконов. Я ее видела с балкона. Я тогда сама училась в школе.

Неместная девушка, прыгнула с балкона 18 этажа, запасной лестницы. Тоже недалеко улетела. Она упала на бетонные перила лестницы возле подвала.

Молодой человек с 15 этажа упал с балкона, когда его рвало от алкоголя. Он так же лежал в метре полтора. Он лежал на боку, в позе эмбриона.

Но тут! Три метра от дома! Потом, я уточнила у консьержки, как лежал мой сын. Она сказала, что он лежал на спине, ногами к дороге.

Вспоминая это, я обратила внимание, что на месте падения сына валялись мелкие деньги (копейки). Копейки? Мой сын носил мелочь в кармане?

* * *

Меня вызвал следователь Дунаев Дмитрий Викторович из Следственного Комитета. Я дала ему показания, где уточнила, что перед тем, как выйти из дома моему сыну — был звонок на городской телефон, и попросила сделать детализацию входящих звонков, потому что была уверена, что этот звонок имеет отношение к случившемуся. Он ответил, что детализацию делают, в рамках уголовного дела, но в моем случае, я сама могу сходить в МГТС и взять выписку звонков. Я сказала ему, что мой сын далеко лежал от балконов, и возможно, его скинули. Следователь спросил, как я себе это представляю? Я ответила, что мой сын худой и легкий, и его могли схватить за ноги и выкинуть. Следователь уточнил, что тогда на его ногах проявились бы следы от захвата, но их нет (как он это увидел, если сын был в джинсах?). Я пыталась объяснить ему, что его тогда могли ухватить не за ноги, а за джинсы. Следователь сказал, что разницы никакой, а потом уверенно заявил, что мой сын упал молча. А раз упал молча, то значит, что он сам бросился с балкона, и шел на это целенаправленно. Замечательная логика!

Я поняла, что он твердо решил уже, что мой сын сам это сделал. Свой допрос (объяснение?) я подписала не читая. Я теперь поняла, почему потерпевшие по уголовным делам, не читают свои объяснения и допросы – потому что стрессовое состояние…

Я спросила: были ли, при моем сыне ключи от квартиры? Он ответил, что ключи забрали патологоанатомы. Я сказала, что спрашивала в морге, и мне там ответили, что ключи забрала полиция. Он сказал, что ключи лежат там, где упал мой сын.

Вернувшись к дому, мы (я и Сергей, который ездил со мной к следователю), еще раз осмотрели то место, но ключей там не увидели. Мы съездили в магазин и купили новую личину, и сразу поменяли ее, потому что я подумала, что ключами сына, может кто-то воспользоваться, чтобы проникнуть в квартиру. Не знаю почему, но у меня было такое предчувствие.

* * *

Поминальный стол, готовили – Света Ломтева, Галя Сорокина и, возможно Лена Хухлаева. Я эту часть подготовки к похоронам плохо помню. Светка сказала мне, что продукты они купили на свои деньги, и платить за них не надо. Она почему-то была уверена, что это самоубийство, и категорически заявила, что отпевать его нельзя.

В день похорон, к моргу, пришли друзья сына – Дамир, Андрей Косицын, Алексей Гаврин, приехали родственники Козла, и Светка с Артемом. Только Светка и Артем, немного опоздали, из-за Артема – он не хотел ехать на похороны, поэтому, они приехали сразу на Митинское кладбище. Я звонила Ленке Гутылиной, но она сказала, что не сможет придти. Меня мучило, что я, послушав подругу, не заказала отпевание.

В крематории Митинского кладбища, когда нас всех пригласили на прощание, я увидела священника. Маму я отпевала в морге больницы. Когда ее кремировали в Митино, я там священника не видела, или не обратила на это внимание. Но, увидев священника, на похоронах сына, я подбежала к нему, и объяснила ему ситуацию, добавив, что в самоубийство не верю, попросила его отпеть сына. Он сразу согласился.

После того, как все закончилось, и мы все пошли к выходу, я вновь заметила этого священника. Мои ноги к нему понесли меня сами, и, подбежав, я неожиданно для себя попросила:

- Благословите меня батюшка.

Я никогда не делала этого — видела только в кино. Батюшка благословил меня, и мне стало немного легче. Отходя от него, я увидела Светку рядом с батюшкой, который ее благословлял, затем потянулись еще несколько человек, и среди них был Козел. Наблюдая за ним, я подумала, что смерть сына может изменит его в лучшую сторону.

* * *

Дома, мы все сели за стол. Козел со своей родней, сидели минут пять и, раскланявшись, уехали. Я пила вино, но не пьянела. Когда все гости ушли, остались только я, Сергей и Светик. Я поделилась с ней своими мыслями о случившимся. Опьяневшая Светка, предложила мне осмотреть крышу дома и балкон 15 этажа, с которого мог упасть Сережа.

Мы были на балконе, затем были на крыше, вход на которую, почему-то не был закрыт. Все что там увидели, я запомнила, и все казалось странным, даже обследование крыши. Так же я подумала, что чтобы упасть так далеко, как лежал мой сын, нужно было хотя бы хорошо разбежаться. На балконе это было нереально. Он слишком узкий для разбега. У входа на балкон — возле мусоропровода, и у выхода в коридор этажа, валялись окурки от сигарет, которые мой сын не курил. Эти окурки валялись на полу там, где, например, можно стоять и блокировать выход с балкона, на котором находится человек, чтобы он не сбежал. Интересно было то, что в этой части этажа, возле батареи, стояла жестяная банка с окурками. Но среди находившихся в ней окурков не было ни одного окурка, той марки сигарет, которые валялись на полу. Это могло означать, что курящие местные жители, следили за чистотой этажа, и свои окурки, бросали в банку, а те, кто бросил свои окурки на пол – не местные. Я подумала, что полицию должен был заинтересовать это факт, и взять несколько окурков с пола, в качестве вещдоков. Когда я работала в следствии, то такие вещественные доказательства очень даже помогали раскрывать некоторые преступления, по слюне, оставленной на них.

На крыше нельзя было разбежаться, чтобы спрыгнуть так просто с нее. Во-первых: там были рабочие, которые уверяли полицию, что никого посторонних у них не было. Во-вторых: с той стороны, где упал сын, край крыши огражден высокими перилами. Но с другой стороны – со стороны балкона моей квартиры, перил таких не было. На крыше, я увидела две выкуренные сигареты, той, же марки, которые были и возле входа на балкон 15 этажа.

Примерно, через неделю, я встретила возле школы, нашу бывшую уборщицу – тетю Нину. Она рассказала, что накануне, перед падением Сережи, она, находясь возле школы, видела, как по крыше ходили два человека.

Светик ушла домой поздно, когда совсем стемнело. Я и Серега вышли покурить на балкон, и заметили мужика, сидевшего на бордюре газона, через проезжую дорогу. Он держал в руках мобильный телефон, нажимал на кнопки и периодически поглядывал, как нам показалось, в нашу сторону. Почему-то мне это сильно не понравилось, и меня начало слегка мондражить. Я, еле слышно, предупредила Серегу, не пялиться на этого мужика, и делать вид, что мы его не замечаем.

Мы зашли в комнату. Я сказала Сергею, что этот мужик мне не нравится. Сергей сказал, что мне это кажется. Я предложила ему, когда мы выйдем на балкон, не смотреть на него, если он там еще будет, а делать вид, что мы разговариваем, причем не шепотом, а нормально. Мы так и сделали. Когда мы вышли покурить снова, мужик был на том же месте. Он то и дело посматривал в нашу сторону, продолжая играть на мобильнике. Когда мы зашли в комнату, Серега сказал, что мужик как мужик, мало ли чего он там сидит.

Я не могла просто поверить, в такое совпадение, и предложила сделать вид, что мы легли спать, чтобы проверить мои догадки. Мы выключили свет во всей в квартире, и прошли на кухню. Там, из-за тюлевых занавесок, мы, аккуратно, начали наблюдать за мужиком, который уже стоя на ногах, прохаживался возле своего места и курил. Затем выбросил докуренную сигарету и ушел.

Ночью, мы услышали странные звуки. Со стороны комнаты сына, раздавался звук, как будто, кто-то пилит железную решетку окна — на лестничной площадке, которая граничит с той комнатой. Мы подумали, что через окно лестницы, кто-то хочет, проникнуть в его комнату, распилив решетку на том окне, но сходить и посмотреть, кто это делает – не решились. Еще я подумала – кому вообще это надо? Но звуки не прекращались. Мы их слышали минут двадцать, и потом все стихло.

* * *

Утром, позвонила Светик. Она настоятельно рекомендовала обыскать комнату сына, в поиске посмертной записки, уверяя меня, что он все-таки сам выбросился. Я не стала с ней спорить, сам он или не сам, но решила обыскать комнату. А вдруг, я что найду?

Я отправилась в маленькую комнату. Там ничего не было убрано — я боялась ходить в ту комнату (только молитву читать ходила), оставив уборку там до сорокового дня.

Я осмотрелась – с чего начать, и принялась перебирать, валявшиеся на полу вещи, после обыска сотрудников полиции. Увлеченные поиском посмертной записки и выносом из комнаты пакетиков с каким-то порошком, думая, что это наркотики, они не обратили внимания на два мобильных телефона, лежавших на столе, которые почему-то не изъяли.

В пакетах, валявшихся на полу, я нашла несколько пакетиков с марганцовкой; немереное количество бутылочек с йодом; пустую баночку с аммиаком; много фольги, пустые жестяные баночки из-под кофе…. У одной банки, внутренняя часть была вся в копоти. Еще в одной банке был серый порошок.

«Вот почему, вся квартира была в дыму, когда мы как-то приехали домой рано. – Подумала я тогда. – Получается, он что-то жег в этих банках?».

Ну, если это не заинтересовало полицию, значит не существенно. В одном пакете, я увидела бахилы. Совершенно новые бахилы. Много бахил!!! Зачем они ему?!

Нашла два его дневника. Пролистывая их, я увидела записи с проклятиями, но на этих же страницах другим цветом чернил — на полях дописаны опровержения ранних записей, в основном словом «нет». В дневниках не было никакой последовательности. Казалось, что где он открывал страницу, там и писал последние события. Была страница, где он желал самого наилучшего Сереже и его сестре Наташе (думаю, что эта запись о Сергее и его родной сестре, которую сын знал). Артема Ломтева, о чем-то предупреждал…. В дневниках были размышления о жизни и смерти…, и одна странная запись «если вы меня понимаете, я не хочу жертв, я люблю жизнь, целую вас». Ему кто-то угрожал жертвами? Чьими?

Была запись о девушке Лине, которую он любил. Сережа, надеялся, что все же снова с ней встретится. Мой сын однолюб. Он, как влюбился в Лину, так больше ни с какой девушкой не встречался. Я тогда думала, что это пройдет, и он потом встретит другую девушку. Я ему даже об этом говорила, когда он рассказал мне, что случилось. Я тогда сказала ему про этого «друга», который увел девушку, что давно его предупреждала об этом человеке, и надо было давно прекратить с ним общение. Он тогда заверил, что уже все понял и не общается с ним.

Когда упал мой сын, на следующий день, я встретила Артема Обиднева – сына умершей подруги Юли. Артем рассказал, что дед, который сидит всегда на скамейке у нашего подъезда, говорил, как мой Сережа, на балконе с кем-то спорил из-за какой-то девушки. Мой сын мог спорить только из-за Лины, и только с тем, кто увел у него эту девушку. Я попросила консьержку узнать у этого деда, что он видел. Вечером, консьержка рассказала, что видела деда, но он уверял, что ничего не видел и не слышал.

Еще была одна интересная запись в дневнике сына, но к делу она не относится. Мой сын написал, что разговаривал с каким-то военным у нашего озера, и тот ему все объяснил. Меня удивило, что Сережа пошел на контакт с военным и разговаривал с ним.

… Я начала собирать, в пустые пакеты, все, что находила в комнате. Я заглянула под кровать. В тот день, полиция вытащила из-под нее, все пакеты. Под кроватью сидел кот сына. Он сидел на каком-то веществе, которое было рассыпано там, вперемешку с зернами пшеницы. Я пыталась рассмотреть — что это, но ничего не поняла, и подумала, что раз с котом ничего не случилось, значит неопасно. Я не стала переворачивать снова матрас на кровати сына: полиция и так все на ней перевернула.

Я огляделась, где еще поискать что-либо. Возле кровати стояло креслице, которое мы отдали Сереже, чтобы он мог класть на него одежду. Я скинула с него вещи, подняла покрывало, и увидела, сложенный листок в клетку. Я взяла его и развернула, и из него, высыпался какой-то зеленовато-коричневый порошок в небольшом количестве. Листок оказался, вырванной страницей из тетради в клетку, которая была исписана почерком не моего сына, и по наклону букв, я подумала, что человек, который это написал — левша, так как сам почерк был ровным, а буквы, хоть немного крупные и закругленные, но хорошо написаны прописью. Сережа специально, положил туда листок? Подсказка мне? Я взяла пустой пакет и положила туда листок – потом разберусь, — и начала осматривать, где еще что поискать. Мой взгляд уперся в дверцы антресоли, которая была, частью планировки квартиры. Дверцы ее были приоткрыты: значит, там тоже копались оперативники. Но меня, неудержимо влекло осмотреть все там более тщательно. Я принесла стремянку, и полезла наверх. С помощью стремянки, можно было хоть самой залезть в антресоль.

Внутри нее, у меня находились пакеты с мылом, шампунем, разной бытовой химией и разными консервами. Когда я думала, что не переведусь в полицию — каждую неделю, покупала все это – на черный день, и когда он настал, мы брали оттуда то, что нам надо было, даже почти все консервы подъели, поэтому в антресоли было немного свободного места.

Предусмотрительно, я взяла с собой мобильный телефон, чтобы посветить им там, так как вовнутрь антресоли, не попадало освещение из комнаты. В освободившемся от консервов углу, я увидела коробку от плазменного тесла шара. Этот шар, я купила сыну на день рождение, рассчитывая, что шар будет действовать на него успокоительно. Шар долго не прожил и сломался. Я покупала ему еще такие шары, но они все ломались быстро. Потом я их не видела у него в комнате, даже забыла об их существовании, думая, что Сережа их выкинул, и вдруг…. Я вытащила коробку. Она была не пустая.

Открыв коробку, я увидела в ней шар. Думая, зачем он его сохранил, по какому-то наитию, я вынула его и увидела, на дне коробки полиэтиленовый сверток. Развернув его, я поняла, что это большой пакетик с застежкой. В нем, я увидела еще один небольшой пакетик с белым, а еще вернее — сероватым порошком, две медицинские маски и четыре медицинские резиновые перчатки. Что это…?! Почему перчатки? Почему четыре? Для меня и Сереги? Я поняла, что этот порошок, может быть чем-то токсичен.

Создавалось впечатление, что мой сын, спрятал это так потому, потому что рассчитывал, что никому в голову не придет искать это под лампой, и только меня может заинтересовать, почему там лежит, мой подарок.

Я, защелкнула замок пакетика и убрала его в пакет с листком, который нашла на кресле. Я была уверена, что в этом пакетике с перчатками, ключ к разгадке, что случилось с моим сыном. Я позвонила Дунаеву и договорилась, что приеду к нему, и что я, кое-что нашла.

В этот же день, я съездила в МГТС. Там мне выдали детализацию, только исходящих звонков, объяснив, что на входящие звонки, такую выписку имеет право получить только полиция. Я пыталась с ними спорить, что это телефон мой, и я тоже имею на это право, но мне отказали.

* * *

Следующим утром, мы поехали в сельсовет в Андреевку, чтобы записать сына в удостоверение на могилу. Там мы зашли в нужный кабинет, и я отдала документ молодому человеку, чтобы он поставил нужную запись. Молодой человек открыл удостоверение, начал листать его, затем листать обратно, потом посмотрел на меня и с недоумением, сказал, показывая страницы:

- Мистика какая-то…. Посмотрите, как будто место было готово.

Я и Сергей глянули, и увидели, что маму мою записали через страницу, оставив пустое место, перед ней. Это действительно выглядело, какой-то мистикой. Мне ничего не оставалось, как разрешить записать сына на этой пустой странице, перед записью с мамой.

… Потом мы поехали к следователю. Зайдя в кабинет Дунаева, я отдала ему два мобильных телефона сына, которые, почему-то не забрали во время обыска оперативники, его дневники, и положила, найденный пакетик перед следователем.

- Что это? – спросил он, взяв его двумя пальцами.

- Вот…, я нашла на антресоли в комнате сына. Проведите исследование по нему.

Следователь, открыл пакетик; вытащил одну перчатку, двумя пальцами; приподнял ее на уровне лица; посмотрел на нее и положил обратно. Затем он тоже двумя пальцами взял оттуда пакетик с веществом. Посмотрел на него, положил обратно в первый пакетик и, держа его опять же двумя пальцами, вернул мне.

- Вы…, хотите, чтобы я возбудил уголовное дело по доведению до самоубийства? – вдруг спросил он, глядя на меня, как на полоумную, изобразив на лице улыбочку. Улыбочка не обещала ничего хорошего. Я почувствовала, как кровь схлынула с моего лица. Меня слегка повело, но я заставила себя, усидеть на месте. Он что…, мне угрожает…?

- Что вы хотите этим сказать? – спросила я, взяв себя в руки.

Он, все так же улыбаясь, ответил вопросом на вопрос:

- А скутеры, на которых вы приехали, откуда у вас?

Тут, я вообще ничего не поняла. Причем здесь скутеры? Но ответила, что скутеры мы купили еще год назад, и у нас есть талончики о купле-продаже. Зачем-то, я снова спросила его про ключи, сказав ему, что не нашла там их, где он указал.

- Неужели? Они там лежат…, на парапете, у входа в подвал. Значит, плохо искали. – Сказал он, продолжая, улыбаться.

Понимая, что надо мной уже начинают откровенно издеваться, все же сказала ему, что получила детализацию звонков с городского телефона, но мне дали только на исходящие звонки, а на входящие нужен запрос из полиции. Он посоветовал, что я могу обратиться к участковому инспектору по месту жительства. Я кинула пакетик с веществом, перчатками и медицинскими масками, в пакет, в котором я его принесла и вышла из кабинета.

Психанув, я хотела выкинуть пакет в урну для мусора, возле входа в Следственный комитет, но, подойдя к урне, почему-то передумала и положила его под подушку корзины, в которой сидел Рэма: мы приехали на скутерах вдвоем, взяв с собой Рэму. Сереге сказала, что Дунаев не взял ЭТО.

Мы приехали к дому. Я сходила к подвалу, и никаких ключей не увидела на парапете. Там лежали, только монеты. Так и знала. Ключи кто-то забрал. Теперь понятно, почему мы слышали, как кто-то пытался открыть дверь ключом под утро. Было только непонятно, зачем следователь, так со мной обращается – почему он мне не верит? До него никак невозможно было достучаться, как будто он уже принял решение по материалу и не собирался что либо делать по нему, подгоняя к нужному результату расследования.

Когда мы вышли из лифта, Рэмыч вдруг с неистовым лаем, помчался к нашей двери, потом он рванул к мусоропроводу, и начал там лаять, бегая туда-сюда. Мы поспешили к нему, но никого там не увидели, зато увидели пару выкуренных сигарет, валявшихся на полу, все той же, марки, которые я видела на балконе 15 этажа, крыше и там где сидел странный мужик. Что-то стало страшновато, и прежде, чем открыть нашу дверь, я обследовала ее и увидела, что на ручке двери, была намотана канцелярская резинка, желтого цвета – под цвет ручки. Мы вызвали полицию.

С приехавшими полицейскими, мы открыли дверь (ключ сделал холостой оборот, прежде чем открыл замок) и осмотрели квартиру. Там никого не было, и все было как прежде. Я объяснила полиции, что мы боимся, потому что мой сын умер от падения с высоты. Я не стала им рассказывать про пакетик, который я нашла: раз следователь от него отказался, то этим точно он не нужен. Дома я кинула пакет с этим пакетиком, под компьютерный стол.

Поздно вечером, когда мы собирались спать, наш кот сошел с ума. Он подбежал к двери, и начал орать благим матом на дверь, бросаясь на нее. Я, тихонько, стараясь не скрипеть полами, подошла к двери. Кот не уходил и продолжал орать. Я глянула в глазок и увидела, что свет в коридоре мигает, как будто кто-то быстро прикрывал и открывал глазок. Следом подошел Сергей. Он тоже ничего не понял, и собрался открыть дверь. Я вцепилась в него и запретила это делать. Я сказала, что уже ночь. Завтра утром узнаем, что со светильниками там случилось.

Утром, светильники горели как обычно. Я почувствовала, что еще немного, и мы с Серегой сойдем с ума. Теперь я думала, что кто-то очень хотел, чтобы мы сходили с ума, думая, что это какая-то мистика. А еще я подумала, что кто-то, стоя рядом с дверью, чем-то махал перед глазком двери, вынуждая нас бояться, или открыть ее.

Поход к участковому инспектору результатов не дал. На мою просьбу, взять из МГТС выписку входящих звонков, он сказал, что этим участковые не занимаются, а занимаются следователи. Я поняла, что меня, все так и будут отфутболивать, и надо искать другие пути.

* * *

Неожиданно, я  вспомнила, что в тот день, когда все это случилось, видела двух парней, которые вели себя странно. Хотя бы тем, что за двадцать минут до прихода оперативников ко мне в квартиру, они, выйдя из подъезда, через задний выход, побежали в парк, а потом в сторону станции Крюково, а не обежали мой корпус к его главному подъезду. В тоже время, некоторые прохожие из этого лесопарка, наоборот спешили к углу нашего корпуса, где находился главный вход, как будто увидели, что-то интересное там. Я снова поехала к следователю. Я думала, что сейчас любая зацепка, должна заинтересовать его.

Я попросила его, чтобы он добавил в дело записи о двух парнях, убегающих из заднего выхода нашего корпуса, когда упал мой сын. И допросил их. Он не хотел это делать, но я настояла. Я попросила его, без протокола, чтобы проверил бывшего друга моего сына (назвав его фамилию и имя), на причастность — потому что мне показалось, что видела именно его среди этих двоих, хотя могу ошибаться. На самом деле, я была уверена, что видела именно его, но без каких либо доказательств не могла так просто заявить в протоколе допроса об этом. Но я знала, что нужно сначала собрать доказательства, а уж потом вывести на чистую воду подозреваемого, предоставив ему их. Но следователь возразил:

- А если, этот человек сейчас служит в армии? А если он работает и приличный человек, а вы на него наговариваете?

Естественно, я это понимала, и потому сказала об этом человеке без протокола. Но вдруг, я вспомнила еще один случай, про который забыла, и почему-то, вспомнив его, решила, что это важно, и рассказала его следователю:

Примерно в конце апреля, я и Сергей, вечером, гуляли с Рэмой возле озера. Время было, примерно десять часов. Мы уже возвращались по дорожке, идущей, от озера к нашему дому, когда я случайно увидела на крыше корпуса 1013, молодого человека. Он вскочил на блоки края крыши, пробежался по ним до середины, и…, я подумала, что он прыгнет. Но он от позы прыжка поддался назад. Его шатнуло, и он устоял на месте. Я мгновенно схватилась за телефон, и набрала «02». Услышав, что попала в дежурную часть, быстро сообщила о человеке на крыше корпуса 1013.

- Это Зеленоград? – спросил меня мужской голос.

- Да.

- Вы попали в Солнечногорскую дежурную часть – звоните в Зеленоград, – сказал он, после чего я услышала короткие гудки.

В это время, парень на крыше закричал:

- Ааааааааа!

Мне показалось, что это голос моего сына, да и по комплекции он был похож на него.

Я снова начала набирать «02», в надежде, что теперь попаду правильно, но мой телефон начал глючить и совсем отключился.

В это время парень периодически начал оборачиваться назад, как будто с кем-то там разговаривал.

Сергей взялся за свой телефон и начал звонить, но нарывался на короткие гудки. Я следила за парнем и заметила, в квадратное отверстие между блоками рядом, голову и плечи человека. Я подумала, что мне это кажется, так как корпус 1013 стоял не близко, а на улице уже было темновато. Пока Сергей делал попытки дозвониться со своего телефона, стоявший на краю крыши парень, развернулся и спрыгнул на саму крышу. В это время: то, что я приняла за еще одного человека, шевельнулся, и я уже не сомневалась, что там еще кто-то есть. Я сказала Сергею, чтобы он не звонил, потому что там есть еще один человек, и, кажется, беседует с парнем.

Да. Они общались, но это было похоже на спор. Я подумала, что этот человек высказывает парню, что так делать нельзя, но все же меня не отпускала мысль, что этот парень – мой сын.

Я предложила Сергею, быстро, отвести Рэму домой, заодно посмотреть, дома ли Сережа: если он не дома, то подняться на ту крышу и узнать, что происходит.

Дома Сережи не оказалось. Думая, что теперь с тем парнем ничего не случиться, раз он не один, я быстро помыла Рэме лапы, так как на улице было грязно, и, как только мы собрались выходить из квартиры, пришел мой сын. Он влетел в квартиру, быстро прошел к себе в комнату и бухнулся на кровать, отвернувшись к стене. Я подошла к нему, и спросила, все ли в порядке. Он сказал, что да, но ко мне не повернулся.

… Выслушав меня, следователь, начал насмехаться надо мной, потому что я звонила по «02». Он говорил, что такого номера давно нет, и мне не могли по нему ответить. Ну, что-то в этом роде. Я смотрела на него и не верила, что «02» уже не существует: мне же ответили! Пусть даже дежурная часть Солнечногорска, но мой разговор слышал Сергей. Я подумала, а куда же тогда звонить, если что? Я другого номера не знала: с детства знала только двузначное число экстренных служб. Я даже не знала, когда успели убрать двузначные номера? В новостях, которые не часто смотрела, я не слышала об этом. Про службу «112» я слышала, но как я понимала, это была служба спасения, а не полиция. В тот день – в апреле 2013 года, откуда мне было знать, что «02» уже не существует? А может, следователь что-то напутал? Может все же еще существовал, хотя бы в Московской области?

Я не стала с ним спорить – себе дороже. Общаться с ним я уже не хотела. Он все равно меня не слышал. Вообще, мне казалось странным, что следователь занимается допросами, без уголовного дела. Впрочем, я не вникала, как он себя обозначал вначале допроса, потому что, когда у меня дома были оперативники, они говорили, что приедет следователь, приехал именно он. Да кто его знает: может теперь правила такие, что следователь сначала допрашивает не в рамках уголовного дела, а занимается этим сам, вместо оперативников. Но, на все мои попытки помочь следствию, опровергал словами: « А, если…? Если…, если…, если…», и всегда с какой-то ядовитой улыбочкой: оставалось только ноги об меня вытереть, для пущего превосходства надо мной.

И вот сидит передо мной — молодой, холеный человек, у которого вся жизнь еще впереди, и пока что у него все хорошо, потому что все прелести взрослой жизни еще не прочувствовал, слушает меня, опровергая мои доводы, давая понять, что я глупее его. Сидит, этакий — фон барон, и демонстрирует, превосходство действующего сотрудника полиции, перед бывшим сотрудником:

- Вот вы сами работали в следствии…, где вы видите тут связь…? А если…

ДА НИГДЕ! Я просто рассказала, что видела, потому что В-И-Д-Е-Л-А. Что?! Так трудно проверить? В отличие от него, я знала, как это делается, но, не имея полномочий, была практически полностью ограничена в действиях. А у него были все возможности. Даже, эту долбанную выписку из МГТС, мог уже давно получить, если б было желание. Вещество, которое ему приносила, мог сдать на исследование, и если исследование подтвердило бы, то о чем я думала, то я б костьми легла, но доказала, кому выгодна была, смерь моего сына. А выгодна она была, в первую очередь, тому парню, в красной спортивной куртке, потому что, я была уверена, что видела его: по чертам лица, которые хорошо успела рассмотреть. Ошибиться я не могла, так как черты лица его, были своеобразные, и второго человека с такой внешностью, в нашем районе не было. Так же, комплекция его тела и красная куртка, в которой, не раз его видела, дополняли сходство с ним. Можно, конечно предположить, что «друг» сына просто заходил к кому-то в гости, например к Андрею. Но Андрей на похоронах говорил мне, что давно не видел Серёжу.

Вот она – полицейская реформа! БРАВО! Дорогу только молодым и физически здоровым людям! Главное, чтобы анализы были хорошие…

Возможно, следователь думал, что безутешная мать, должна плакать в его кабинете? Но я давно научилась не показывать своих слез никому. Я столько в жизни пролила их, что никто даже не догадывался об этом. Я не Козел, который запросто мог выдавить из себя слезы, чтобы разжалобить собеседника, когда преследовал какую-либо цель в своих интересах.

* * *

На девятый день, я со Светиком поехала за урной. На этот раз, я согласилась, с ней съездить, а не трястись в общественном транспорте. Скажу только, что очень страшно, сидеть в обнимку с собственным ребенком, когда он в урне.

На обратном пути, Светка завела тему, что Сережа, все-таки сам выбросился. Она, начала, меня убеждать, что склонные суициду, добившись всего, лишают себя жизни. Ну, типа: работа есть, дети есть, все хорошо, и вот – хлоп и суицид. Я начала с ней спорить, что мой сын, как раз не добился ничего в жизни, чтобы от счастья бросаться с балкона. Наш спор, чуть не перешел в ссору. Я попросила ее не спорить, а всем остаться при своем мнении. Про вещество, найденное в квартире, я ей не стала говорить.

Еще она говорила, что Артем, как только узнал, что случилось с Сережей, закрылся у себя в комнате, и с тех пор, так и сидит дома и на улицу вообще не выходит, даже в ПТУ не ездит. В основном, он лежит на кровати, лицом к стене.

На кладбище приехали родственники Козла. Приехал и его отец. Я подошла к нему поздороваться, но папаша Козла, брезгливо, отстранился от меня. Ну и не надо. Я больше внимания на него не обращала.

На поминках, никто из их родни, не прикоснулся к еде, и никто не выпил даже – как сговорились. Через минуты три, они встали, распрощались и ушли.

Ночью, опять кто-то скрежетал об железную решетку. Мы не выходили смотреть, кто это делает, из-за страха, что нас этим выманивают за дверь. Поскрежетав минут двадцать звуки прекратились. Под утро, мы проснулись от того, что кто-то ключом, опять пытается открыть дверь. Рэма залаял. Мы посмотрели в глазок, но никого не увидели. Хорошо, что мы догадались поменять личину, и закрывали дверь на два замка, повернув ключ другого замка, так, чтобы нельзя было открыть снаружи.

Утром я все же сходила на лестницу, и рассмотрела решетку. Следов распила там не было, но посреди решетки были следы трения, где краска и ржавчина немного сошли. Я не понимала, кому это нужно? Но видно же, что об решетку чем-то скребут по ночам.

В эти же дни, возвращаясь с вечерней прогулки с Рэмой, я и Сергей, снова увидели того мужика, который сидел на парапете напротив нашего корпуса — в день похорон, и следил, как нам показалось, за нашим балконом. Он сидел на скамейке, возле пешеходной дороги, вдоль улицы Гоголя, рядом с дедом, на которого ссылались соседи, что он что-то видел. Они о чем-то беседовали, а мужик этот курил сигарету. Я велела Сергею, сделать вид, что не обращаем на них внимания, и мы спокойно прошли мимо. Однако я убедилась, что этот мужик не местный. Он был одет в тот же костюм (брюки, пиджак), в котором был одет, когда мы его видели с балкона. Незаметно, разглядев его, я увидела, что лицо мужика красного цвета, как будто, его лицо сильно подгорело на солнце.

Этот дед любил сидеть на этой скамейке, и в одиночестве пить водку. Раньше, я его там часто видела. Проходя мимо них, я подумала, что может этот дед, сидел на этой скамейке, когда упал мой сын, и все-таки видел и слышал, что произошло. Ведь мне соседи говорили, что есть свидетель, который видел, что мой сын был там не один, и с кем-то ругался. Потом он упал, молча – без крика.

Через два дня, консьержка сказала мне, что у нас в доме умер дед. Именно, тот самый дед, на которого ссылались все, что он что-то видел, и сидел на скамейке с тем мужиком. Совпадение? Случайность?

* * *

Я уже решила продать квартиру и уехать из города, потому что тяжело жить там, где умер сын, и пошла к нотариусу для оформления наследства доли сына. Нотариус меня «обрадовал», что папаша Сережи, тоже, как и я является прямым наследником доли своего сына, то есть части квартиры моей матери. Я пыталась убедить нотариуса, что не знаю, где его отец, который с нами не жил и с которым я была разведена, но закон, есть закон. В расстроенных чувствах, я вернулась домой, раздумывая, что мне делать. Это было невероятно! Человек, который никогда — не имел никакого отношения к квартире, даже не был прописан в ней, и вдруг – наследник! Нет! Нет! Нет! Только не это!

Дома, я начала думать, как заставить Козла отказаться от наследства. Если он получит часть квартиры, я просто не смогу ее продать, потому что Козел сделает все, чтобы я никуда не уехала, и тем самым – исчезла с его поля зрения. Это была катастрофа.

Я начала строить план, как лишить его наследства. Его трудно обмануть, но у меня не было выбора, я начала вспоминать, в чем его слабость, и только этим его можно обмануть. И так…

Я начала вспоминать его методы, которыми он пользовался, когда разрушал мою семью. Принцип его мерзких интриг, был предсказуем – разделяй и властвуй. Для этого, он лихо использует сплетни, ложь, лицемерие и двуличие – все в одном флаконе.

Слабость…, слабость его была в сентиментальности. Сентиментальность и жадность к чужому кошельку, и имуществу, это то, чем можно его обезоружить. Маловато, но можно было попробовать: главное, усыпить его бдительность.

Я подумала, чем я смогу его обдурить? Его же методом — ложью и хитростью, добавив, кое-что от себя, чтобы не догадался. Этот метод, я применила как-то много лет назад, и у меня получилось. Я вспомнила, как он настраивал против меня нашего сына. Чего он добивался этим? Он добивался, чтобы я страдала, сходила с ума и, возможно, наложила на себя руки, или попала в психушку. Ну, что же…, он получит за мои страдания.

У меня сформировался план действий, и реализовывать его надо было немедленно. Подумав, я поняла, что мой план на половину выполнен, осталось довести его до конца. На похоронах, я сама к нему подошла и попросила забыть о прошлом, и не держать друг на друга зла, потому что теперь нам нечего делить — мы оба остались без сына. Кстати, это было искренне. Он согласился. Я часто звонила ему, и рассказывала про свои сны, в которых приходил ко мне сын, где Сережа, сначала не понимал, что происходит, потом ему было холодно, потом он боялся, что за ним придет полиция, и его посадят. Козел пожаловался тогда, что Сережа ему почему-то только один раз приснился, и во сне попросил сигарету. Я рассказывала ему о том, что происходит по ночам у нашей квартиры. Он слушал и сочувствовал.

Все это было в пользу моего плана, и я сразу позвонила ему, зная, что именно сейчас, когда он уязвим, смертью сына, мне надо действовать. Я выложила ему последние новости. Затем, я чуть не плача (проявление страдания), рассказала, что не могу больше жить в этой страшной квартире, да и вообще в этом районе, добавив, что, квартира какая-то порченая и жить в ней невозможно. Затем, я сообщила, что приняла решение продать ее, получив наследство сына, но и сам он тоже является прямым наследником доли сына. Затем я рассказала, что квартиру проще продать, когда в ней один собственник, то есть я, потому что я в ней живу: мне не надо никуда ездить, в отличие от него, когда покупатели будут приходить и осматривать ее. Поделилась с ним своими планами, что хочу купить однокомнатную квартиру в другом районе Зеленограда, и дать ему денег – 200 тысяч рублей, потому что он тратился на сына, помогая ему деньгами. И…, что я уже была у нотариуса, и там ждут его. Еще, я, как бы невзначай, посетовала, что моя тетя с сестрой, могут догадаться о наследстве, и тоже присоединиться к дележке пирога, и тогда доля Сережи раздербарится на несколько частей.

Как ни странно, но он поверил, и на следующий день, приехал к нам. Дома был и Сергей, который, все же уволился с работы, опасаясь оставлять меня дома одну. Мы попили кофе, поговорили о сложившейся ситуации. Я рассказала, что все равно докажу следователю, что нашего сына убили, и после беседы, мы отправились к нотариусу.

По дороге к нотариусу, Козел предложил поставить памятник на могиле. Я сказала, что у нас сейчас с деньгами плохо, но Козел заверил, что сам заплатит за памятник. Тогда я заверила его, что когда продам квартиру, то и за памятник он получит деньги.

Я боялась, что он меня обманет, но свое волнение не выдала. У нотариуса, я спросила, как оформить договор, что я хочу дать своему бывшему мужу, двести тысяч, с продажи квартиры. Нотариус ответила, что они этим не занимаются, и мы должны решать это между собой. Затем я вышла, а Козел остался в кабинете.

Когда он вышел от нотариуса, то сказал, что все нормально, только у него нет тысячи рублей заплатить пошлину. Сергей заплатил за него, а Козел пообещал вернуть деньги позже.

Когда я пришла на прием к нотариусу, в следующий раз, то узнала, что он, действительно отказался от наследства. Сергею я запретила, требовать у Козла эту тысячу, и забыть про нее.

… Затем, мы пошли в Крюково. Там был магазин (под мостом), где можно купить памятник на могилу. Когда я девушке продавцу начала перечислять всех, кто должен быть обозначен на памятнике, она спросила: «Зачем, всех-то на памятник заносить?». Я ответила, что мой сын не один там лежит.

В день установки памятника, я, предчувствуя подвох от Козла, посоветовала Сергею, взять с собой деньги. Так и вышло. Когда уже поставили памятник, Козел отдал рабочим только половину суммы тех денег, которые надо было заплатить, и, улыбаясь своей омерзительной улыбочкой, уставившись на меня, нагло заявил, что денег у него больше нет, хотя заранее знал, сколько нужно было доплатить. Сергей отдал рабочим, недостающие несколько тысяч рублей.

Незадолго до этого, после сорокового дня смерти сына, я попросила Галку Сорокину продать все мои золотые изделия, так как мне они были больше не нужны, а она могла их продать. Кстати этими деньгами мы и расплатились за памятник, когда Козел на кладбище поставил нас перед фактом, что денег у него больше нет.

* * *

Теперь, я могла заняться тем, что нашла в тайнике сына. Я понимала, что сына уже не вернуть, но после бесполезных разговоров со следователем, я озадачилась целью, самой найти, кто это сделал, и доказать ему, что он не прав. Начала с того, что решила написать, в поисковой строке Яндекса, несколько фраз с листка, который нашла на кресле сына. Когда Сергей уехал в Москву к родителям, я включила компьютер, достала из-под компьютерного стола, свернутый в рулон пакет, развернула его и открыла. Я заглянула в него, высматривая, где находится там этот листок. Вдруг, мне в лицо, ударил едкий запах, да так, что меня отшвырнуло назад, и я упала. Лицо и глаза зажгло, а из глаз потекли слезы. От неожиданности, я начала тереть глаза, и глубоко дышать, потому что этот запах попал мне и в легкие, сбив дыхание.

Отдышавшись, я отползла на четвереньках от пакета и, встав на ноги, побежала промывать лицо и глаза, потому что они продолжали гореть. Боле менее умывшись, я закапала в глаза глазные капли для животных «бриллиантовые глаза» (ничего другого у меня не было) и посмотрелась в зеркало. Белки глаз покраснели. Такие же глаза были и у Сережи, в последнее время. Вот почему он ходил в черных очках по улице! Он сжег чем-то свои глаза?

Я вернулась к пакету, и осторожно, вытащила пакетик с веществом, перчатками и медицинскими масками. Следователь, когда вернул его мне, не потрудился его закрыть на защелку. Я, осторожно, вытащила оттуда пакетик с веществом. Он был плотно закрыт, что меня удивило, потому что озадачило, откуда тогда просочилось то, чем обожгло мне лицо и глаза. Глаза мои еще слезились, и я вышла с пакетиком на балкон, где было светло, так как стояла солнечная погода. Я сфокусировалась на содержимом пакетика, приблизив его к глазам. Там находились сероватые кристаллики. Они сверкали на солнце желтоватым цветом. Потом вдруг блески стали чуть темнее. Мне показалось…? Нет. Не показалось. Кристаллики, прямо на моих глазах, уже приобрели, розоватый цвет, быстро коричневея, приобретая цвет йода. Я опрометью бросилась обратно в комнату, запихнула пакетик в пакетик с застежкой, закрыла его, и быстро убрала в большой пакет. Из большого пакета, быстро, вытащила нужный мне листок, который я обнаружила на самом дне, а сам пакет, свернула и засунула обратно под стол компьютера, где он лежал до этого. Меня трясло от страха, и я не понимала, почему мне так страшно.

Успокоившись, я села за компьютер и написала, в строке Яндекса: белый, кристаллический порошок, меняющий цвет. То, что я там увидела, повергло меня в шок. Я не верила, что мой сын на такое пошел. За это можно и убить исполнителя, чтобы не было лишнего свидетеля. Но я не могла на сто процентов быть уверена, что это то, о чем я думаю, но если это правда, то мы в большой опасности, и защитить нас некому – наглядный пример с нашим следователем. К нему было бесполезно обращаться — он пригрозил мне статьей по доведению до самоубийства, дав понять, чтобы я не отбивала к нему пороги.

Затем, я написала в строке Яндекса, самое первое предложение с листочка, который вытащила из пакета. Это была лекция второго курса Тимирязевской академии – строение подсолнуха.

Эти два открытия, не оставили сомнений, с каким человеком оно связано. Получается, что мой сын осенью того года соврал мне, что они не общаются? Они продолжали общаться все это время?

Только один человек мог подтолкнуть моего сына на такую авантюру. Только этот человек, до фанатизма занимался такими вещами, и это не наркотики. Сын мне показывал видео и фото, достижений своего друга, и говорил, что он только поэтому пошел учиться в школу с биохомическим направлением, и только поэтому, Сережа побежал учиться в эту школу за своим, как он считал — другом. Так как на этих фото и видео — самого этого «друга» я не видела, то не воспринимала всерьез эти записи, объясняя сыну, что это просто подростковое хвастовство, на которое не стоит обращать внимание, а сама я не верю, что на это способен пятнадцатилетний подросток. Именно тогда Сережа показывал мне эти фото и видео.

Так вот, вернусь к теме. Этот «друг» Сережи, не раз, жестоко подставлял моего сына, даже тогда, когда они учились в обычной школе, хотя они дружили с детского сада. Я говорила Сереже, что он вовсе не друг ему, и не надо с ним общаться. Но моего сына, как магнитом влекло к этому товарищу, потому что с ним было интересно, потому что этот «друг» занимался интересными вещами и хвастался ими перед Сережей, заставляя завидовать, тем самым, приближая к себе, а заодно, считая лохом. Когда они перестали общаться, я была только рада этому, но, примерно, в сентябре, 2012 года, я и Сергей, гуляя с Рэмычем, увидели их вместе. Они сидели, вдвоем, на берегу озера, и о чем-то разговаривали.

Я потом, спросила сына: «Ты, что, опять с ним дружишь?». Сережа ответил тогда, что нет – они просто так встретились. И тогда же он сказал, что его бывший друг, учится в Тимирязевской Академии.

Но, именно, после этой их встречи мой сын начал проводить какие-то опыты, из-за которых однажды в нашей квартире устроил дымовуху, но я не думала, что это может быть как-то связано с этой их встречей.

Примерно в тоже время этот товарищ зашел за моим сыном, позвонив в нашу квартиру. Вместе с ним был парень с темными волосами и роста выше среднего. Он был одет в черный (темный) спортивный костюм, и когда я открыла дверь, этот парень, почему-то спрятался за спину «друга» сына, пряча лицо. И, кстати, сам «друг» Сережи, был одет тогда в спортивный костюм с красной курткой. Возможно, это совпадение, а возможно и нет, но эти два парня, были одеты тогда — именно так.

Но в этот же, вечер, я спросила сына про второго парня, потому что мне не понравилось, как он, прятал свое лицо от меня. Сережа сказал, тогда, что это знакомый его «друга». Этот приход двух товарищей к сыну, я вспомнила, когда начала думать, сколько раз, за последний год, я видела этого «друга» и сына вместе. Впрочем, мне все равно не с кем было поделиться своими подозрениями, тем более со следователем, который на все, что я говорила, сразу парировал, кучей аргументов, что мои доводы к делу не относятся.

Я знаю только одно, что мой сын сам не мог догадаться составить или придумать рецепт этого вещества (знаний не хватало), но по готовому рецепту мог сделать его просто ради того, что мечтал, сделать самому, что-то подобное, завидуя «другу». А дать этот рецепт, из его друзей, кого я знала, мог только он. Имя его не называю, потому, что прошло много лет, и никаких доказательств, у меня давно нет, чтобы проверить это.

И так, чтобы доказать, что моего сына могли убить, за то, чтобы ему не платить за сделанное им вещество или за то, что он теперь много знал, я начала лихорадочно думать, как узнать, что в этом пакетике. Впрочем, Сережа мог взяться за это только ради интереса, но поняв, что сделал – испугался и отказался делать это в большом количестве, а само вещество спрятал в тайнике, не зная, куда его деть, потому что просто выкинуть не мог.

Я вспомнила про мужа Дины Давыдовой. Дина говорила мне, что он работает в ФСБ. Я позвонила Дине, рассказала ей, что у меня больше нет сына, и попросила помощи, в одном деле у ее мужа. Алексей выслушал меня и обещал завтра приехать и забрать ЭТО, для исследования, потому что я не стала скрывать от него, что я думаю об ЭТОМ.

Когда приехал Серега, я ему все рассказала, и попросила его наложить мне в глаза «корнерегель», который, как потом я вспомнила, был у нас в аптечке.

Но прошли сутки, а Алексей не приезжал. Потом он просто не брал трубку. Я подумала, что он испугался, и начала искать других знакомых, кто может мне помочь. Напрямую в ФСБ, я обращаться побоялась — а вдруг я ошибаюсь? В прокуратуру тоже было страшно идти: кто его знает, какие люди там работают, раз у них Следственный комитет такой.

Я позвонила однокласснице Ольге Фроловой и спросила ее: нет ли у нее знакомых, которые работают в полиции, так как мне нужна консультация. Она сказала, что есть один, и дала мне его телефон. Я рассказала ему обо всем, и спросила, что мне делать. Он ответил, что мне надо провести независимую экспертизу по веществу, или найти, кто это сделает, а если все подтвердится, позвонить ему, и мы свяжемся с ФСБ. Это было уже кое-что. Но, как провести эту экспертизу, если у меня нет такой возможности?

Я начала думать, кто из бывших сотрудников, может мне помочь. Самый лучший вариант, это связаться с теми, кто работал со мной в ОВД «Сокол». Я позвонила Тане. Она на тот момент не работала, и находилась в отпуске. Я позвонила Валере Юркину и рассказала, что случилось с моим сыном, и спросила, может ли он узнать, есть ли уголовное дело по моему сыну, или нет. Про найденный пакетик, я не стала говорить с ним по телефону. Через час, я ему позвонила, и он сказал, что мое дело под особым контролем. Он сказал это, как будто разговаривал с пятилетним ребенком, поэтому я не поверила ему. Я сомневалась, что вообще существует это дело, потому, что Дунаев, ясно дал понять, что уголовного дела нет. Я поняла, что Валере, тоже неинтересно все это.

Я была в отчаянии и не могла поверить, что все это происходит со мной. Мне было страшно. Мне никто не верил. С подобной ситуацией, на работе, я никогда не сталкивалась. И тогда я вспомнила, что один из бывших сотрудников, имеет свое детективное агентство. Я позвонила ему, но уже не стала говорить лишнего по телефону, а рассказала, что случилось с моим сыном, и попросила приехать, потому что мне нужна его помощь. Он пообещал приехать завтра днем.

Вечером, когда я и Сергей погуляли с Рэмой и вернулись домой, то увидели, что личина одного замка входной двери, была вся покоцанная, и замок открыт. Но второй замок оставался закрытым. Мы не стали звонить в полицию и позориться очередными страхами, якобы к нам кто-то хотел залезть, но я осмотрела входную дверь. Над дверью, я увидела приплюснутый кусок пластилина, коричневого цвета. Я отлепила его и выкинула в мусоропровод. Наличие пластилина на моей двери, удивило, но я не стала заморачиваться этим.

Далее

В начало