Предисловие

Перебирая бумаги, которые время от времени требуются, обнаружил распечатку практически готовой статьи Михаила Семёновича Лурье и ещё нескольких наших коллег о становлении КБ. И мелькнула мысль, что самое начало – создание Специальной лаборатории СЛ-11 в составе ОКБ 998 – описано не так подробно, как более поздние события. И, главное, не подчёркивалось то, что стало идеологическим знаменем руководства СЛ-11 и всего коллектива, а именно вертикальная интеграция и микроэлектроника. Эта идеология и результаты работы привлекли к себе внимание руководства военных, оборонной промышленности и в конечном итоге внимание первого лица государства.

Вспоминая историю создания в 1956 году Специальной лаборатории №11 (СЛ-11) в составе ОКБ п.я. 998 Министерства авиационной промышленности, трудно отделаться от мысли, что стартап, тоже давший впечатляющие результаты, уже был в истории Советского Союза. Имеется ввиду Группа изучения реактивного движения (ГИРД), ставшая одной из основных частей Ракетного НИИ (РНИИ), созданного маршалом М.Н. Тухачевским. И хотя области техники и время событий, в которых развивались ГИРД и СЛ-11 очень далеки друг от друга, многое в этих историях кажется мне похожим даже с учётом разницы эпох, в которых это развитие происходило. Очень символическим представляется и факт личных контактов людей, ставших лидерами своих работ – С.П. Королёва и Ф.Г. Староса, контактов, прерванных смертью Генерального Конструктора.

В чём заключались главные идеи двух американских инженеров, ставших во главе СЛ-11, суперсекретной лаборатории секретного ОКБ, и положенных в основу её деятельности? Это вертикальная интеграция и микроэлектроника. Сегодня первая идея не нуждается в объяснении. Идея создания предприятия, опирающегося, в основном, на собственные разработки и производство от элементов до конечного продукта, а в данном случае от микросхем до управляющей ЭВМ, сегодня никого не удивляет. Но в 1956 году не было не только термина, но даже сама идея в Советском Союзе казалась противоречащей принципу разделения «социалистического» труда, как фактора «дальнейшего» повышения его производительности. Однако реализованная в СЛ-11 и в последующих уже более крупных структурах, возглавляемых этими американскими инженерами, она дала наряду с другими поддерживающими решениями блестящие результаты¹.

Сложнее с идеей микроэлектроники. В тот период ламповых монстров – вычислительных машин, занимавших десятки квадратных метров площади и пожиравших десятки киловатт электроэнергии, руководители лаборатории Ф.Г. Старос и И.В. Берг выступили с идеей тотальной микроминиатюризации элементов, узлов и блоков вычислительной техники для создания управляющих ЭВМ военного назначения. Они предложили определённую методологию, названную очень понравившемся военным начальникам термином – микроэлектроника. Тогда это была методология миниатюризации, направленная на минимизацию габаритов, весов и потребляемой мощности управляющих ЭВМ военного назначения. Реализация этой методологии в виде управляющей ЭВМ УМ-1 на фундаменте вертикальной интеграции СЛ-11 в 1958 году подтвердила обоснованность такого подхода и дала возможность называть Ф.Г. Староса отцом советской микроэлектроники². Появление этой машины (даже просто как действующего образца) испортило жизнь всем ведомственным разработчикам военной ВТ, так как у военных заказчиков появилось новое перспективное решение³.

Для тех, кто впервые сталкивается с этими людьми, несколько слов о двух американских инженерах, начавших с 1956 года работать на третьем уровне секретности в области вооружений и военной техники (на первом уровне – урановый проект, на втором – ракетная техника). Иосиф (Йозеф) Вениаминович Берг и Филипп Георгиевич Старос – американские инженеры и коммунисты «не корысти ради, а идеи для», работая в американском ВПК, в составе разведывательной группы Юлиуса Розенберга с начала 40-х годов прошлого века передавали советской разведке ценнейшие данные о новинках американской военной техники. Когда ФБР начало понимать их роль в передаче секретных сведений в СССР, они разными путями оказались в Советском Союзе, поработали пять лет в Чехословакии, создав там аналоговый компьютер для обработки информации от РЛС и управления стрельбой, в основе которого лежали разработанные ими же функциональные потенциометры.

Дальнейший рассказ о судьбе этих выдающихся инженерах и учёных будет представлен несколькими статьями сотрудников предприятия, начавших работать в нём с самого или почти самого его создания. И здесь немного о статьях и авторах. Прежде всего о Викторе Петровиче Кукушкине, пришедшем на преддипломную практику в СЛ-11 в 1959 году, и с 1960 года начавшим работать в созданном на основе СЛ-11 СКБ-2 абонементного ящика 233 в «Доме Советов» на Московском проспекте Ленинграда.

Он ПЕРВЫЙ начал описывать историю предприятия и его руководителей. В середине 90-х годов (в многотиражке «Горизонт» холдинговой компании «Ленинец» №2433 от 17.12 1996 года и №2436 от 07.02.1997 года) он опубликовал статью «Филипп Георгиевич Старос». Его описания и оценки особо значимы ещё и потому, что в связи с конфликтом его непосредственного начальника Н.И. Бородина со Старосом, Виктор Петрович вместе с Н.И. Бородиным и группой специалистов перешёл в 1965 году в соседнее КБ.

Рудольф Николаевич Лаврентьев

И ещё добрые слова хочу сказать и выразить благодарность Рудольфу Николаевичу Лаврентьеву за те его труды, которые связаны с созданием диска для книги Марка Петровича Гальперина «Прыжок кита» (М.П. Гальперин – Прыжок кита. – СПб. Политехника – сервис, 2010. – 352 с.). На этом диске есть и статья В.П. Кукушкина и статья М.С. Лурье со товарищи, которые я решил разместить здесь, чтобы те, у кого нет этого диска, могли познакомиться с этими публикациями о Ф.Г. Старосе и И.В. Берге.

Собирался на этом закончить публикацию под рубрикой «Архивы не горят», как почти одновременно случились два события. Мой коллега, с которым я знаком с институтских времён и благодаря которому я оказался в КБ Староса, Марик Баранов прислал мне тезисы своего интервью, данного ещё во время его жизни и работы в Израиле.

А Любовь Локшина, беззаветный подвижник и радетель сайта MemoClub.ru предложила мне подумать о размещении там статьи моего непосредственного начальника с 1965 года по 1989 год (год его ухода из КБ) Марка Гальперина, посвящённой 100-летию первого министра электронной промышленности А.И. Шокина, сыгравшего большую роль в деятельности КБ Староса. Эти статьи, как и уже две подготовленные к публикации, также освещают различные стороны становления и жизни КБ при Старосе, добавляя новые краски, и также несут яркий отпечаток личностей и судеб каждого из авторов. Поэтому проект «Архивы не горят» разросся более, чем вдвое. Но зато, благодаря этому, охватил практически всю историю нашего предприятия. Более подробно со многими успешными работами КБ можно ознакомиться, обратившись к сборнику статей.

Все статьи снабжены моими комментариями (ссылками), уточняющими даты и события. Это сделано, в основном, в связи с тем, что авторы в период написания статей не имели тех данных, которые сейчас уже имеются. Правда, в ряде комментариев я не смог отказаться и в выражении собственного мнения, не совпавшего с мнением автора статьи.

¹ У Илона Маска вертикальная интеграция по максимуму введена для его космического проекта SpaceX. Это дает возможность быстро вносить изменения, не ведя переговоры с поставщиками и не дожидаясь, пока довезут нужную деталь с другого края света (https://www.vedomosti.ru/management/articles/2015/09/16/608862-ilon-mask-vistraivaet-vertikal). У Ф.Г. Староса и И.В. Берга мотивы были схожи, позволяя принципиальные проблемы решать им самим независимо ни от кого. Но они реализовали эту идею на полвека раньше.

² С середины 60-х годов прошлого века московская техническая тусовка Министерства электронной промышленности, не без участия её министра А.И. Шокина, начала успешно сужать это понятие, сводя его к достижениям полупроводниковой промышленности, отодвигая на задний план, а впоследствии и просто забывая исходное значении этого термина вместе с его истинным отцом.
Сегодня, когда разработчики используют кристаллы с 50 миллиардами транзисторов (https://www.ixbt.com/news/2023/12/27/200-1-tsmc.html), когда заданные объёмы и площади насыщаются всё большим числом сложнейших функций не только с помощью электроники, неплохо бы вспомнить об основоположниках этого подхода, сформулированного в конце 50-х годов прошлого века.

³ В ноябре 1958 года Старос был приглашен выступить с докладом о своих идеях на совместном заседании коллегий Госкомитета авиационной техники и Госкомитета по радиоэлектронике. Выступая в зале, полном высших должностных лиц, Старос суммировал новейшие зарубежные достижения в электронике и в процессе доклада употребил новое слово в русском языке: «микроэлектроника». Он описал основные компоненты формирующейся области микроэлектроники, такие как тонкопленочные транзисторы и новые технологии памяти. Старос также призвал отказаться от ряда технологий, которые уводили советскую промышленность от микроминиатюризации. Советские военачальники были готовы услышать доклад Староса. Сообщения, предупреждающие о серьезном разрыве в возможностях военной электроники СССР и США, циркулировали годами. Высшие эшелоны партийной власти и военной промышленности получали отчеты во время Корейской войны, приписывающие способность самолетов F-86 противостоять более мощным МиГ-15с за счёт использования бортовых компьютеров.
[Мириам Р. Левин. Культуры контроля. Amsterdam: Harwood, 2000. С. 253-254; Слава Герович. От новояза до киберязыка. История советской кибернетики. Cambridge, Mass.: MIT Press, 2002. С. 139-140
Usdin S.T. Engineering communism: how two Americans spied for Stalin and founded the Soviet Silicon Valley. London: Yale University Press. – 2005. (перевод М.Н. Кайдановской)]

ФИЛИПП ГЕОРГИЕВИЧ СТАРОС

Статья В.П. Кукушкина из заводской многотиражки

В.П. Кукушкин

В 1959 году, когда был основан наш институт (тогда организация а.я. 233 – Предприятие абонементный ящик 233), во главе его встали шесть человек: директор Николай Васильевич Аверин, главный инженер Вениамин Иванович Смирнов, начальник СКБ-1 – Валентин Михайлович Глушков, СКБ-2 – Филипп Георгиевич Старос, СКБ-3 – Евгений Александрович Зазорин, СКБ-4 – Витольд Сабинович Шумейко. О троих из них (В.И. Смирнове, Е.А. Зазорине и В.М. Глушкове) наша газета уже писала. Сегодня очередной рассказ. Ведёт его начальник отдела 234 АО «НИИРЭК» Виктор Петрович Кукушкин, работающий в институте со дня его основания.

Попробуйте представить, какой совокупный объём интеллекта многих поколений вложен только в одно из творений человечества – персональный компьютер.

Утверждаю, что первый персональный компьютер был сделан в 1958 году в нашем институте. Он стоял на столе бывшего начальника СКБ-2 Филиппа Георгиевича Староса и был показан тогдашнему главе государства Никите Сергеевичу Хрущёву (04.05.1962). Мне возразят – мол, что за характеристики (объём памяти, быстродействие и т.д.) были у этого компьютера! Отвечу: характеристики – это количественные показатели, дело наживное (и не перестающее прогрессировать!), а в качественном смысле это был настоящий персональный компьютер.

Часть 1. Лидер

Я познакомился с ним в сентябре 1959 года, когда пришёл на преддипломную практику в СЛ-11 (специальную лабораторию) КБ Е.А. Зазорина, которая размещалась тогда на территории нынешнего завода «Радиоприбор». Мы тогда не знали подробности его биографии. Легенда гласила: он и его товарищ – Иосиф Вениаминович Берг прибыли в Союз из Чехословакии, где занимались разработкой прецизионных функциональных потенциометров¹. На выставке их продукции, проходившей в Москве, они получили приглашение работать у нас, которое приняли. Известно было, что Старос по национальности грек, учился в Штатах, работал в Канаде и был членом канадской коммунистической партии. Так или иначе, но его позже как члена братской компартии кооптировал в члены КПСС сам Центральный Комитет, минуя кандидатский стаж и прочие формальности – по тем временам случай уникальный. Всё это придавало определённую загадочность СЛ-11 и не могло не интриговать нас, молодых, неоперённых.

А вскоре мне показали его самого. Было ему тогда чуть за сорок. Невысокого роста, но замечательно сложен. В безупречно сидящем как будто «с иголочки» костюме. Черноволосый, начинающий седеть. С европейскими, тщательно подстриженными усами. Но главное – глаза. Черные, просвечивают тебя насквозь – очень острый, проницательный взгляд. По всему видно, незаурядный человек.

А что по-настоящему поражало – его феноменальный инженерный талант. В то время в Лаборатории (какое название! – а ведь в ней тогда работало уже около 200 человек) вовсю шли работы по созданию первой в Союзе миниатюрной ЦВМ. Всё было новым: элементы, конструкция, технология. Старос был и душой, и мотором всех составляющих разработки. Скажем, мне – ещё студенту-дипломнику, поручили исследование быстродействия транзисторов. Не ахти какая проблема, а отчёты по работе я докладывал непосредственно Старосу, с ним же планировали и последующие эксперименты.

Помню такую историю: оперативная память делалась на ферритовых пластинах, из которых собирался так называемый «куб памяти». Пластины перфорировались ультразвуком с помощью специально изготавливаемого из металла инструмента, именуемого «ёршиком». На одном из заседаний НТС (уже в СКБ-2) начальник цеха заявляет, что на имеющихся у нас фрезерных станках нельзя обеспечить необходимую точность обработки «ёршиков». Станки действительно были не очень – устаревшей марки ДИП, что среди рабочих расшифровывалось «Догоним И Перегоним» (естественно, Америку). Старос возражает: «Как нельзя! А ну, пойдём в цех». Весь состав НТС направляется в цех. Старос подходит к станку, аккуратно отстраняет ничего не понимающего рабочего, закрепляет заготовку, включает станок и, как будто всю жизнь этим занимался, делает этот самый «ершик». Работница ОТК замеряет деталь – всё точно. Вот такая у него была практическая выучка, такое чутьё возможного и невозможного.

Ещё пример. Снова заседание НТС, докладчик завершил доклад, приступили к вопросам. Один из наших очень долго и путано задаёт вопрос. Докладчик не менее долго и путано на него отвечает. Встаёт Старос и говорит: «Вам, – обращается к задавшему вопрос, – надлежало свой вопрос сформулировать так», – и даёт точное и краткое содержание вопроса. «А вам, – обращается к докладчику, — надлежало ответить так» – и даёт такой же лаконичный чёткий ответ. НТС заседал в 1959 году, Старос приехал в Союз в 1956. Согласитесь, три года для освоения языка (да ещё какого – русского!) не так уж и много. И хоть говорил он по-русски с весьма украшавшим его речь акцентом (и безупречном английском), но мыслил уже и находил абсолютно адекватные формулировки на русском. Уж, не говоря о том, что умел и пошутить чисто по-русски. Скажем, когда без большой нужды затягивалось какое-нибудь совещание, он вставал и говорил: «Ну хватит, пора закрывать этот лариок!» Нас, молодёжь, это не могло не впечатлять.

Кстати, о безупречном английском – он тоже сыграл свою роль в становлении новой отрасли техники в стране – микроэлектроники. А дело было так. Произошло знакомство Староса с первым замом Минрадиопрома Александром Ивановичем Шокиным. Оно было предопределено, поскольку они, во-первых, работали в одном министерстве, а во-вторых, оба были яркими фигурами: Старос как инженер и специалист, Шокин как тонкий и дальновидный политик от техники (в будущем дважды Герой Социалистического Труда), один из самых авторитетных наших министров 1960-70-х годов.

Шокин почувствовал, что за микроэлектроникой перспективы, что это конёк, козырная карта. Старос, в свою очередь, понял, что Шокин это почувствовал, а честолюбия (в хорошем понимании) им обоим было не занимать. И они составили слаженный тандем. Старос получал одним из первых в Союзе свежие, ещё пахнущие типографской краской англоязычные технические журналы, мгновенно извлекал всю необходимую информацию и готовил отчёты Шокину. Надо сказать, что делал он это сверх профессионально, глубоко зная предмет, обладая мощными аналитическими способностями и редким талантом популяризации. Немало помогал ему в этом Берг, с которым они неукоснительно (хоть гори всё огнём!) один день в неделю проводили в библиотеке Академии наук (вот истинно западный, достойный подражания стиль!). Шокин, в свою очередь, руководствуясь политической конъюнктурой, отбирал то, что нужно, и готовил лично записки в ЦК, доклады в Совмин. Результатом этой прямо скажем плодотворной деятельности явилось постановление ЦК и Совмина об организации Министерства электронной промышленности (МЭП), последовавшее в июле 1961 г.²

Естественно, МЭП отпочковался от МРТ, министром стал А.И. Шокин. В числе первых поменял принадлежность (от МРТ к МЭП) КБ, руководимое Ф.Г. Старосом, которое получилось наименование «Предприятие а.я.155». Нас это окрылило, ибо открывались новые возможности. Думаю, тогда наших восторгов не разделяли наш прежний директор М.В. Аверин и особенно главный инженер В.И. Смирнов, много сделавший для развития СКБ-2. К его чести следует сказать, что он недолго пребывал в растерянности, быстро организовал отдел 570 под руководством Е.М. Ляховича, которому поручил разработку бортовой ЦВМ. Но это уже другая история.

¹ Они занимались разработкой аналоговой ЭВМ управления зенитным огнём по данным от РЛС. В основе ЭВМ лежали функциональные потенциометры. В 1955 году эта ЭВМ успешно прошла испытания в составе прототипа зенитной батареи (Usdin S. T. Engineering communism: how two Americans spied for Stalin and founded the Soviet Silicon Valley. London: Yale University Press. – 2005).

² В этот момент от Государственного комитета радиоэлектроники (ГКРЭ), в составе которого был а.я.233, отпочковался Государственный комитет электронной техники (ГКЭТ) вместе с СКБ-2, ставшим а.я.155.

Часть 2. Люди

ЧЕЛОВЕК, даже самый большой, в наше время ничего не значит (не может, не нужен), если вкруг него нет ЛЮДЕЙ.

Ведя разговор о Старосе, нельзя не упомянуть о его правой руке – Иосифе Вениаминовиче Берге, главном инженере бывшего СКБ-2. Они были ровесниками, и их связывала давняя дружба, о чём позже. В отличие от рационального, собранного и чёткого во всех проявлениях Староса, Берг был человеком в высшей степени иррациональным, с эмоциональными перехлёстами, склонным к фантазиям и даже авантюре. Впрочем, слово «был» не очень подходит, потому что, в отличие от Староса, Берг, слава богу, ныне здравствует. Они неплохо дополняли друг друга. Берг фонтанировал идеями, Старос слушал его, и кое-что отбирал для реализации. О его натуре очень красноречиво говорит такой факт: у Берга была старая-престарая «Волга-21» — чёрная (монополия исключительно государственных машин). Но… с иностранными номерами (Берг, в отличие от Староса, долгое время не принимал советского гражданства). Когда у него прогнило крыло, Берг, ничтоже сумняшеся, заклеил дыру плотной бумагой, правда, чёрного цвета. Но зато он собственноручно собрал и установил на автомобиле автоматику, включающую в мороз двигатель для прогрева радиатора. Машина его всегда стояла на улице. Представляете изумление прохожих, когда на их глазах, точнее, слуху, заводился двигатель пустой закрытой машины, а через какое-то время выключался. Примерно тем же, в смысле общего подхода, он занимался и в технике.

Когда я пришёл в СЛ-11, там уже сложился крепкий костяк специалистов, и это большая заслуга Староса.

Л.И. Бородин – крутая русская натура, сибиряк, уже тогда к.т.н., доцент, большой умница. Несмотря на свою молодость (31 год), он был крупным специалистом по транзисторной схемотехнике, разработавшим теорию схем «с непосредственными связями». Немало сделал он и для развития логической схемотехники (оригинальные схемы умножения, ускоренного переноса и т.п.)

В.Е. Бандура – классный схемотехник, М.И. Гуревич – ОЗУ (упомянутый «куб памяти»), В.Е. Панкин – преобразователи «напряжение-код», В.М. Вальков – преобразователи «вал-код», Ю.М. Ильюшенко – теория полупроводников, да всех уж и не перечислишь. Уж, не говоря о том, что кроме схемотехников, что я назвал, были физики, химики, конструктора. И хоть я их знал меньше, но не вспомнить некоторых не могу: М.С. Лурье, М.И. Гнюбкин, А.Л. Харинский, Л.Г. Фролова, П.А. Петров, Я.Б. Сорочкин и другие.

Но основное вливание в дело микроэлектроники, только начинавшей своё существование, было сделано моими однокашниками. Это уже потом я узнал, что нас, тех кто попал к Старосу, тщательно отбирали. А отбирать было из кого.

Кончилась самая страшная и кровавая в истории человечества война. И сразу началась новая, уже «холодная». Нам, поколению детей войны, на роду было написано «крепить щит родины» вместо не вернувшихся отцов. Куда идти после школы? Университет – старомодные академические химеры. Мед, пед – вузы для филантропов (что, как теперь стало понятно, было довольно легкомысленно и привело впоследствии к огромным потерям в социальном плане). Торговый – вы что, шутите? Только приезжие, только девчонки и только не сдавшие приёмные экзамены в других вузах. А конкурс 10-20 человек на место: в Политехе, ЛИАПе, ЛЭТИ, ЛИТМО, Военмехе, ЛКИ – где тот самый «щит». И там собиралась элита. В нашей группе в ЛИАПе была треть «золотых» медалистов. Соотношение юношей к девушкам – 2 к 1 (для сведения, без комментариев)

Вот те, кого тогда отобрали: И. Шилин, Ю. Тихомиров, Е. Мешечкин, М. Гальперин, В. Кузнецов, И. Грачёв, Е. Жуков, В. Хлебников, Б. Шмелев, Л. Дьяконова, Г. Васильева, Р. Лаврентьев, Ю. Осипенко, Р. Никаноров, Т. Тучкова, Л. Мичурина, Б. Федосов, О. Горбачев, В. Хорин, Б. Фетисов, Н. Беляева, В. Бондаренко, С. Абатуров, С. Александров, А. Росляков, В. Бессребренников, Э. Попов, М. Алексеевский, Т. Федорова, В. Хавкин, Э. Никитин, И. Евзович, Ю. Маслеников, В. Городецкий. Да простят меня те, кого не назвал. Это только «электронщики» (тогда «радисты») Была еще славная когорта «физиков». Как наиболее яркие личности запомнились Л. Щепкин, Г. Черкашин, С. Грамм, Г. Филаретов, Э. Васильев.

Были и другие, которые сейчас пребывают в Штатах, Израиле, Японии. пусть им там хорошо живётся, но вспоминать о них я не буду. Какое им дело до России, до нас, до меня, а значит, и мне до них?¹ Также не буду говорить о специализации тех, кого назвал, она пришла позже. Тогда в микроэлектронике ещё не было «школы», «направлений» и т.п. Всё делалось впервые и молодыми.

Начало нашей производственной деятельности после института совпало с переездом в новое здание на Московском проспекте, которое когда-то, ещё при С.М. Кирове, задумывалось как резиденция Ленсовета. Находившееся на переднем крае обороны, оно серьёзно пострадало во время войны и его восстановление оказалось под силу только сначала Министерству обороны, которое в части здания разместило училище морских вооружений, а затем Минрадиопрому, которое уже в целом здании собрало три разрозненных СКБ (В.И. Смирнова, Е.А. Зазорина и В.С. Шумейко) в единый институт. Из СКБ Е.А. Зазорина отпочковалось СЛ-11 Ф.Г. Староса, получившее в составе института статус отдельного СКБ-2 (думаю, не без участия В.И. Смирнова, всегда чувствовавшего «куда ветер дует»).

Это здание, строившееся в 1930-е годы всей страной с присущим тому времени размахом и роскошью с одной стороны, и с учётом всех достижений строительной науки того времени с другой, было и остаётся одним из лучших в Ленинграде-Петербурге. Мы въезжали в пустое, светлое, громадное здание (суммарная длина всех коридоров и лестниц, как нам сообщил на первом собрании Н.В. Аверин, составляет 10 км). Мы видели его будущим храмом, святилищем науки, а себя – её будущими светочами.

Но в то время «светочам» было 22-23 года. Нас больше, чем тщеславие, переполняли энергия, оптимизм, то, что принято называть «задором молодости». Носились по коридорам (тогда ещё пустынным, таким, какими, к сожалению, они становятся теперь, только носиться почему-то не хочется). Играли в пустых комнатах в футбол тряпичным мячом (стекла ни разу не пострадали). А однажды устроили настоящий матч с настоящим мячом – семь «радистов» на семь «физиков» (теперь это называется минифутболом) в абсолютно пустом актовом зале. Штанги ворот заменяли стулья. Как сейчас помню, в одну из дверей вошёл какой-то хромой мужик с красным лицом и давай нас отчитывать. Мы (дураки ещё были!) ничего лучше не придумали как начать его обстреливать футбольным мячом, благо он хорошо отскакивал от стен. Поняв, что расклад сил не в его пользу, мужик ретировался.

Через несколько дней один из участников того матча Марк Гальперин (надо отдать должное, один из самых внешне интересных наших ребят), проходя по коридору второго этажа, неожиданно был приглашен в один из кабинетов. В хозяине кабинета Марк узнал того самого «мужика». А этот в свою очередь захотел с ним поближе познакомиться. В конце концов всё закончилось благополучно. Выходя из кабинета, Марк прочел табличку на дверях «Заместитель директора по кадрам и режиму Скоробогатько В.Е.». Так Марка подвела запоминающаяся внешность, а Владимир Ефимович провёл необходимую «работу с кадрами». Надо сказать, он был большой специалист в этом деле. Я позднее с ним довольно близко познакомился. Это был замечательный человек: в годы войны парторг ЦК завода «Электросила», после войны пострадавший в «Ленинградском деле». Отсюда и хромота, цвет лица.

Среди молодёжи нашего призыва в СЛ-11 сейчас очень многие занимают ответственные посты на разных предприятиях города. Большая часть осталась в ЛКТБ завода «Светлана», куда было переведено после опалы Староса предприятие а.я. 155. Кто-то ушел из техники или уходит сейчас по известным причинам. Но я всех помню и люблю как свидетелей нашей общей молодости и членов того замечательного братства, которое основал замечательный человек – Филипп Георгиевич Старос.

¹ Жаль, что в этом пассаже Виктору Петровичу отказал его в целом объективный взгляд на историю нашей организации в частности и страны в целом. Отмечу лишь, что при Ф.Г. Старосе никто не уезжал.

Часть 3. Дело

СРАЗУ по прибытии в Ленинград и организации СЛ-11 «чехи» (так называли заочно Староса и Берга в нашей среде) приступили к созданию микроминиатюрных ЦВМ. Термин «микроэлектроника» зазвучал параллельно. Старос читал лекции в Центральном лектории уже про искусственный интеллект, где определял предельные возможности реализации триггера на базе модели атома, когда переключение состояния представлял переход электрона с одного энергетического уровня на другой. Отсюда шли расчёты по энергетике, габаритам и весам. У нас кружилась голова.

Это вообще было время романтиков в науке. Мы спорили до хрипоты по поводу адекватности математической модели транзистора в режиме «большого сигнала» (модель Эберса-Молла). Мы боролись с «детскими болезнями» транзисторов, среди которых была, например, «фиолетовая чума», когда плоскостной транзистор (тогда исключительно германиевый) буквально «сдыхал», а кристалл покрывался отчётливо видимым под лупой фиолетовым налётом. Напряжение питания у схем с непосредственными связями было 1,2 В, а перепад между уровнями «0» и «1» не превышал 100 мВ. И много крови нам попортили помехи по земле, пока не стали делать земляные шины будь здоров: чтобы уже никаких сопротивлений и индуктивностей. Это всё круг проблем электронной схемотехники.

Не меньше их было и в логической схемотехнике. Это сейчас – выбирай подходящую серию ИМС (поднимай выше – микропроцессорных комплектов), читай инструкцию по применению и делай какую нужно схему. А тогда все эти регистры, счетчики, сумматоры нужно было изобретать, поскольку ещё ничего не было. И от нас шел буквально поток заявок в Москву, многие из которых признавались изобретениями. А уже вставали задачи организации работы машины в целом, задачи контроля, наконец, задачи управления объектом, а значит, программирования. Возникли первые контакты с представителями заказчика.

Романтика романтикой, а нужно было делать «изделия» – подпирали программы, планы, графики. Первой в СКБ-2 была сделана управляющая машина УМ1 (тогда все бортовые машины назывались управляющими). Сначала она задумывалась как макет – логика была выполнена на транзисторах в корпусах и обычных сопротивлениях ОМЛТ навесным монтажом, но, как это часто бывает, получила самостоятельную жизнь как первая в стране управляющая машина, только к её названию добавили НХ (для народного хозяйства). УМ1-НХ была принята высокой Государственной комиссией, внедрена в серийное производство на ЛЭМЗе и сразу же оказалась в центре внимания. На её базе были созданы управляющие системы, широко применявшиеся еще до недавнего времени в производственных технологических линиях – в больницах, на атомных электростанциях (в частности, на Белоярской АЭС). Коллективу разработчиков УМ1-НХ во главе со Старосом была присуждена Государственная премия, первая в стране по направлению управляющих ЭВМ.

В первом ряду: Президент АН СССР М.В. Келдыш и Ф.Г. Старос

СЛЕДУЮЩАЯ машина называлась УМ2 (Старос говорил: «УМ – один хорошо, а два лучше»). В ней была сделана попытка миниатюризировать всё до той степени, которую позволяла тогдашняя технология. Появились первые логические микросхемы – подложки делались уже средствами пленочной технологии (это касалось сопротивлений и проводников), бескорпусные транзисторы присоединялись с помощью проводящего клея, всё заливалось студнеобразным компаундом, микросхемы припаивались к платам печатным монтажом. Все эти новшества, каждое в отдельности, представляли огромные конструкторско-технологические проблемы, уже не говоря об их совместимости (скажем, транзисторы приклеивали, а компаунд при полимеризации деформировался и отрывал клееный контакт и т.п.). Впервые возникла очень любопытная логическая проблема – выбора оптимального количества и состава микросхем (тогда ещё на низком уровне интеграции). Но нам хватало упорства и энтузиазма преодолевать все эти барьеры. Уж больно привлекала цель. В то время о Старосе и его коллективе уже широко знали в стране.

12 апреля 1961 года в космос поднялся Гагарин, и у нас вскоре появились две новые темы: УМ2-К (то есть «Королев») и УМ2-С («Союз») – разные модификации в рамках базовой машины УМ2.

Долго ли коротко ли, но пришло время предъявлять машину государственной комиссии. Положение обязывало, и Старос разослал приглашения всем её членам. Их уровень был весьма высок – назову только академиков С.Л. Соболева и А.А. Дородницына, тогдашних столпов вычислительной математики. Председателем комиссии был начальник ЦНИИ-22 генерал В.П. Балашов. А у нас за неделю до приезда комиссии в арифметическом устройстве шли только две операции: сложение и вычитание. Бригада настройщиков во главе с Иваном Шилиным работала круглые сутки. Наконец, получили умножение. Деление не шло, хоть тресни. Я уж не говорю о сложной тестовой программе на всю машину (с охватом всего состава операций ОЗУ, ПЗУ, устройств ввода-вывода и т.д.)

И вот – я не перестаю удивляться человеческой мудрости! Генерал Балашов моментально оценил ситуацию и на первом пленарном заседании комиссии (и это тоже Старос!) сказал примерно следующее: «Коллектив во главе с Ф.Г. Старосом проделал огромную работу, но у ребят пока ещё не всё получилось. Предлагаю дать возможность довести всё до ума (подчеркну слово большими буквами УМ), а нам разъехаться и собраться через два месяца». И что бы вы думали? Через два месяца всё работало и шел полный тест. Я не буду говорить, как мы «пахали» эти два месяца, лучше скажу, что не много помню таких счастливых месяцев в своей жизни. И ещё – убежден, что не будь того блефа с первым сбором комиссии, не получился бы конечный результат. И это взял на себя Старос!¹

Не могу не отказать себе в удовольствии вспомнить счастливую концовку: подписание акта комиссией и банкета в ресторане «Восток» в Приморском парке Победы на 150 персон (дело было в разгар лета). Помню хорошо, потому что за два дня до этого Старос отозвал меня (почему именно меня, не знаю) из комиссии и попросил организовать банкет, выложив в качестве аванса свою личную зарплату 700 рублей (и это – тоже Старос!).

Но далеко не все было безоблачно на небосклоне Староса. Человек бесконечно живой и динамичный, он, тем не менее, не мог адаптироваться настолько, чтобы вписаться в рамки поведения типовой партийно-хозяйственной номенклатуры того времени, в основе которого было безусловное подчинение районному и тем более городскому партийному руководству. Это не могло не вызвать сначала недоумения, и затем и прямого недовольства со стороны последних. Было организовано несколько комиссий, заключения которых были неутешительными. В обычной ситуации после этого должны были следовать оргвыводы. И плохо бы пришлось Старосу, если бы не Шокин, обладавший огромным авторитетом в Совмине, а значит, и в ЦК тоже.

Но и Шокин не был всевластным. Всевластным был первое лицо в партии и государстве Никита Сергеевич Хрущев. И хоть Староса трудно «обвинить» в скромности, похоже, идея организации визита Хрущева в КБ всё же принадлежала Шокину. Это потребовалось ему для поднятия престижа всего нового министерства и выбор из всего, что у него было в хозяйстве, КБ Староса, не случаен – именно здесь к тому времени были наивысшие достижения, да и сама личность Староса, как понимал Шокин, была не последним козырем. К тому же этот визит должен был ускорить решение вопроса с Центром. И хоть сделать это было архисложно, ибо Хрущева приглашали все, Шокину затея удалась. Отчетливо помню тот день, когда к нам приехал Хрущев. В центральном подъезде был снят турникет, дабы Первый со свитой мог пройти, не испытывая неудобств. Ковров правда не было. Никита Сергеевич мимоходом посетил выставку достижений НИИРЭ (т.е. фирмы Н.В. Аверина), пробыв там не более получаса, а затем вся команда была препровождена в северное крыло к Старосу, где находилась в общей сложности около пяти часов. Сначала всех повели к лабораторным установкам, которые помещались на 5-м этаже. И хоть нам было предписано сидеть на рабочих местах, все высыпали в коридор. По коридору ходили рослые спортивные ребята с оттопыривающимися бортами пиджаков (правда, я насчитал их не больше четырех). Никита Сергеевич с Д.Ф. Устиновым, А.И. Шокиным, В.С. Толстиковым (тогда – первый секретарь Ленинградского обкома) поднялись на лифте. Остальные гости, среди которых замыкал шествие Г.В. Романов (в ту пору второй секретарь обкома) поднялись по лестнице. В Хрущеве, который оказался от меня в трёх шагах, поразили два момента: очень здоровый цвет лица (а ведь он уже был в годах, но похоже, не «злоупотреблял») и очень прилично сидевший на его полной фигуре тёмно-серый костюм. Он поприветствовал нас, помахав рукой, и прошёл со встречавшим его Старосом в лабораторию.

Стоят в первом ряду слева направо: Главком ВМФ С.Г. Горшков, заместитель Председателя Совета Министров СССР, председатель Комиссии Президиума Совета министров СССР по военно-промышленным вопросам Д.Ф. Устинов, председатель ГКЭТ А.И. Шокин, Ф.Г.Старос, заместитель Д.Ф. Устинова Г.А. Титов, Н.С. Хрущёв, И.В. Берг, Е.И. Жуков (инженер, один из разработчиков ЭВМ)

После лаборатории все спустились в кабинет Староса (который ныне занимает руководство СКБ «Транспорт»). Остальные разговоры, переговоры шли там. Старос продемонстрировал Хрущёву машину, показал макет и рассказал о Центре. Расчёт Шокина оправдался – обаяние личности Староса, вместе с его романтической биографией, подействовали на Первого секретаря. Хрущёв спрашивал его о заработке, о семье, о житье-бытье. О заработке я уже говорил, а что касается семьи, то у Староса было четверо детей (что в особенности понравилось Хрущёву), он занимал две смежные трёхкомнатные квартиры на одной лестничной площадке, между которыми прорубили дверь. Дело дошло до того, что Первый конфиденциально предложил Старосу в случае необходимости обращаться непосредственно к нему.

После этого визита Старос предложил нескольким своим сотрудникам (в их числе был и я) собирать чемоданы в Зеленоград. Мы большую часть времени проводили там в командировках, планировали и проектировали, чем чёрт не шутит, свои собственные институты. Старос «сидел на двух стульях»

Сводная таблица, где приведены первые в мире бортовые ЭВМ в космической отрасли – Г.В. Носкин http://epizodyspace.ru/bibl/noskin/pervye/Pervye_BCVM.pdf оставаясь директором предприятия а.я.155 в Ленинграде, однозначно считался будущим руководителем Центра. Считался, но не стал.

Точку в этом деле поставил октябрьский Пленум ЦК КПСС 1964 года, освободивший Хрущева от должности Первого секретаря. В его канцелярии нашли корреспонденцию от Староса, которую «по принадлежности» отправили в МЭП, т.е. Шокину. Между ними сначала пробежала кошка, а затем «тандем» и вовсе развалился.

Старос не «въехал на белом коне» в Центр, вместо него это сделал В.Ф. Лукин – один из чиновников МЭПа, приближенный к Шокину⁴.

Этому немало способствовала часть из тех руководителей Центра, которые работали там по приглашению Староса (запомнил фамилию одного из них – Букреев). Старос так и не смог распознать – нет, не «загадочную русскую душу», а тот сорт людей, кто пер и лез в партхозноменклатуру, и эта цель оправдывала для них любые средства. И сегодня ещё они бросают тень на миллионы рядовых коммунистов, честно выполнявших свой долг у станков, тракторов и кульманов.

Не буду подробно живописать последующую судьбу Староса – карьера его пошла по нисходящей. Коротко – приехал замминистра МЭП Михайлов, специалист «по порке», и устроил оную в актовом зале в присутствии всего коллектива, навешав на Староса всех собак (это, увы, умели делать). Через некоторое время предприятие а.я.155 как самостоятельная фирма перестало существовать, став «Ленинградским конструкторско-технологическим бюро» (ЛКТБ) в составе фирмы «Светлана». К тому времени относится и переезд его в новое здание в Шушарах⁵.

И хоть работы успешно продолжались, ЛКТБ имело много заказов (в частности, от ВМФ – управляющие системы для подводных лодок), затем начали разрабатывать сложные интегральные схемы, Старос, человек очень гордый, не смог согласиться с положением зависимого начальника. Будучи к тому времени уже д.т.н., профессором ЛИТМО, он уезжает из Ленинграда в Дальневосточный филиал АН СССР во Владивостоке. Все его знавшие шутили: «Старос заканчивает кругосветное путешествие». Помните? Штаты, Чехословакия, Ленинград, Владивосток. Оставался всего-то Тихий океан, и тут особых проблем не было – Старос организовал во Владивостоке яхт-клуб, имел прекрасную яхту (у этого человека не было предела возможностей).

Но его увлекло другое направление – Москва, АН СССР. В 1979 году Старос в возрасте 62 лет баллотировался в члены-корреспонденты. И хоть у меня нет никаких сомнений в том, что выбор его сразу в действительные члены составил бы честь Академии наук, он не был избран даже в членкоры. Слава Богу он об этом не узнал. Он умер от инсульта в такси в Москве по дороге в Академию наук. Вот такая судьба.

Старос был похоронен во Владивостоке, затем его прах был перенесен в Ленинград и покоится ныне на Большеохтинском кладбище. На могильной плите рядом с годами жизни – 1917-1979 выбито «Филипп Старос» – на латинском и русском.

В одном из разговоров И.В. Берг назвал настоящее имя Староса – Альфред Сарант, и настоящую дату рождения – 26 сентября 1918 года.

¹Gemini – Бортовая ЭВМ на космических кораблях проекта Gemini, 1963-1966 гг.

Сводная таблица, где приведены первые в мире бортовые ЭВМ в космической отрасли –
Г.В. Носкин http://epizodyspace.ru/bibl/noskin/pervye/Pervye_BCVM.pdf

² Примерно в это же время (1961-1962 гг.) КБ-2 посетил молодой инженер, работающий у Владимира Челомея, одного из ведущих разработчиков ракет в Советском Союзе. KБ-2 делало некоторую работу для Челомея, компоненты для межконтинентальных баллистических ракет (МБР). Посетитель отвечал за создание системы наведения для новой системы оружия, крылатых ракет, с помощью которых военные лидеры надеялись компенсировать недостатки военно-воздушных сил Советского Союза. Он хотел выяснить, может ли КБ-2 разработать устройства для летающих бомб. Обычно подобное предложение исходило от руководителя, но в этом 27-летнем инженере было что-то экстраординарное, что побудило директора и главного инженера КБ-2 обращаться по-королевски, демонстрируя свои самые захватывающие проекты. Его звали Сергей Хрущев, и, как сын Никиты Хрущева, он был очень близок к королевской семье в СССР в 1962 году.
Сергей Хрущев, один из немногих в Советском Союзе, который знал в то время, что его собеседники были перебежчиками от «главного противника», был впечатлен KБ-2. Он рассказал своему отцу о компьютере УМ-2 и объяснил, что конструкторское бюро делает интересную работу, которая может иметь далеко идущие последствия для советской технологии. «Отец был очень любопытным человеком, и ему нравились инновации.
Он встречался с разными учеными, инженерами, проектировщиками самолетов. Поэтому, услышав от меня, что это интересно, он решил посетить их», — вспоминает Сергей Хрущев³
³ Телефонное интервью с Сергеем Хрущевым
Usdin S.T. Engineering communism: how two Americans spied for Stalin and founded the Soviet Silicon Valley. London: Yale University Press. – 2005. (перевод М.Н. Кайдановской).

⁴ Здесь Виктор Петрович ошибся. Фёдор Викторович Лукин – не совсем чиновник, скорее, совсем не чиновник. Опуская начальный период его боевой биографии, последние вершины её таковы:
1953-1960 – заместитель начальника – главный инженер КБ-1 (впоследствии НПО «Алмаз») – ПВО Москвы «С-25» и мобильная зенитно-ракетная система С-75;
1960-1963 – директор – научный руководитель НИИ-37 (НИИДАР) Государственного комитета при СМ СССР по радиоэлектронике (ГКРЭ) – РЛС дальнего обнаружения для систем ПВО и ПРО;
29.01 1963 – заместитель председателя Государственного комитета при СМ СССР по электронной технике (ГКЭТ);
08.01.1963 – 1970 – первый директор создаваемого в Зеленограде Научного Центра.
По воспоминаниям коллег Ф.В. Лукин пытался наладить контакт с Ф.Г. Старосом, назначенным его заместителем по науке, но Филипп Георгиевич от сотрудничества отказался и руководил КБ до середины 1973 года. К счастью для подавляющего большинства его подчинённых, проработавших в КБ под его руководством ещё девять счастливых лет.

⁵ Предприятие а.я.155 в 1966 году стало Ленинградским Конструкторским Бюро (ЛКБ), в 1970 году введено в состав НПО «Позитрон», в 1972 году – в состав объединения «Светлана», а в 1973, будучи объединённым с одним из подразделений «Светланы», получило название Ленинградское Конструкторско-Технологическое Бюро (ЛКТБ).

Вместо послесловия

19 августа 1994 года в газете «Известия» появилась статья Бориса Коновалова «Кто же Вы, инженер Берг?» (очевидная реминисценция, помните, давнюю статью в «Правде» – «Кто Вы, доктор Зорге?). Из неё явствует, что советский инженер Иосиф Вениаминович Берг, который в Чехословакии был англичанином Джоном Мором, родившемся в Йоханнесбурге, на самом деле является сыном еврея из России, эмигрировавшего в Америку в 1905 году, родившимся в известном нью-йоркском районе Бруклине, и к 1991 году получившим американский паспорт на имя Джоэля Барра. Кроме того, он получает в США пенсию как человек, 10 лет проработавший там инженером-электронщиком. Вот такая почти детективная история.

О Старосе такие подробности не излагаются, кроме того, что Старос – фамилия, данная ему в СССР. Однако сказано, что в молодости Старос и Берг были друзьями, оба вступили в коммунистическую партию, а их первичную ячейку возглавлял Розенберг, впоследствии вместе с женой казненный на электрическом стуле якобы за передачу России «секрета атомной бомбы» (прогремевшее в 1950-е годы «Дело супругов Розенберг»).

Берг (будем пользоваться известными нам фамилиями), предвосхищавший такое развитие событий в условиях жесточайшего разгула маккартизма, решил покинуть США. После того как его за профсоюзную деятельность уволили из «Вестерн электрик», он, защитив степень магистра Колумбийского университета в Нью-Йорке, получил приглашение одного из голландских университетов на стажировку и уехал кораблём во Францию, одолжив у брата 600 долларов. За два года побывал в разных странах, но услышав о деле Розенбергов, кинулся в советское посольство в Париже. Месяц его проверяли, потом – кружным путем – переправили в Москву.

К Старосу после ареста Розенберга приезжали сотрудники ФБР и взяли подписку о невыезде, но он получил официальное разрешение посетить больную сестру в Нью-Йорке. Вместо это они с будущей женой Анной Петровной (русская интерпретация имени) отправились к мексиканской границе. И здесь Старос переиграл ФБР, обратившись не в советское, а в польское посольство. И только тогда он – кружным путем – по «липовому» паспорту попал в Москву.

В Москве друзья встретились. Здесь им предложили поехать в Прагу – спецслужбы готовили им добротную легенду. Там они возглавили небольшую лабораторию в 30 человек, создали первые вычислительные машины, но отношения с руководством не сложились. Они написали письмо на имя Хрущёва с просьбой дать им работу в Советском Союзе и зимой 1956 года появились в Москве, а затем были направлены в Ленинград.

В номерах 7-9 журнала «Новый мир» за 1994 год опубликован в журнальном варианте и в 1995 году издан в издательстве «Новости» в «чистовом» виде роман Даниила Гранина «Бегство в Россию», посвящённый описанным в статье из «Известий» событиям. Здесь Старос и Берг получают ещё одни, теперь уже вымышленные ФИО. Соответственно, Андрей Георгиевич Картос и Иосиф Борисович Брук (как видите, у Староса сохранено отчество, а у Берга имя). Впрочем, упоминаются их исходные имена: Старос – Андреа Костас (где же всё-таки истина!), Берг – Джо (без фамилии), их и использует автор в своем повествовании. Нет никаких сомнений в том, что источником документального материала является всё тот же И.В. Берг, хотя я не могу сказать, сколько диктофонных кассет он передал Гранину и какой гонорар за это получил¹.

И тем не менее, то обстоятельство, что Старос и Берг попали в поле зрения маститого писателя, чего не удостаивался, по крайней мере, никто из когда-либо работавших в нашем институте, говорит о масштабе их личностей. Однако чувство гордости за них у всех, кто их знал и читал роман Гранина (а я обменивался мнением со многими из них, в том числе и с Бергом), смешивается с некоторой досадой, связанной вот с чем.

В романе резко изменена, и ничего не имеет общего с реальной, судьба жены Староса Анны Петровны. Когда она приходила на наши праздничные вечера, мы, тогда ещё юнцы, буквально боготворили эту женщину и почитали за честь по очереди танцевать с ней тур вальса. Спора нет: в романе все имена изменены, это самостоятельное художественное произведение и автор имеет право на художественный вымысел, тем более что как не адюльтер гарантированно способствует повышение «читабельности» современной литературы. Однако здесь есть несколько «но». Во-первых, и адюльтера, и секса предостаточно в части книги, посвященной досоветской истории двух героев, что может быть оправдано: молодо – зелено! Во-вторых, в романе описаны абсолютно узнаваемые герои и события. И в-третьих, эти герои, и прежде всего сама Анна Петровна, не исторические прототипы, а живые люди. И поэтому оставим на совести автора совершенно очевидную здесь измену вкусу.

Что касается дальнейшей судьбы героев, то Анна Петровна и трое детей Староса сейчас живут в США. У Анны Петровны много хлопот с многочисленными внуками. Одна дочь с четырьмя внуками осталась в России. Берг, отправив заграницу своих детей, сам с женой живёт в Санкт-Петербурге – факт, достойный внимания. А почему бы и нет? Приведу слова Берга из статьи в «Известиях», в искренности которых нисколько не сомневаюсь: «Для нас коммунизм был светлой мечтой. Я начал убеждать Розенберга и других друзей: давайте уедем, мы там пригодимся, будем помогать строить социализм. Наверное, вы не поверите, но, когда я наконец попал «за железный занавес», и везде увидел эти лозунги «Да здравствует коммунизм!», то плакал от счастья!» Не очень это похоже на «бегство».

Возвращаясь к Старосу, скажу: я благодарю судьбу за то, что она предоставила возможность познакомиться с этим прекрасным человеком и великим инженером. Инженером от Бога. Каких мне больше в своей жизни встречать не приходилось.

¹ «В середине 1955 года чехословацкая армия провела испытания прототипа зенитной батареи с компьютерным управлением, первой в советском блоке, способной нацеливать ракеты в реальном времени на реактивные самолеты. Испытание было успешным, что побудило чехословацкое правительство наградить Староса и Берга в знак признания их достижений. Чешские ученые говорили Бергу, что разработанная им технология составляла основу чехословацкой противовоздушной обороны вплоть до начала 90-х годов². В цифровых компьютерах качество компонентов определяет надежность и, возможно, скорость, но редко оказывает влияние на точность результатов. Однако точность аналогового компьютера напрямую связана с качеством элементов, из которых он изготовлен. Компьютер Староса и Берга был способен сбивать самолеты не только потому, что в него были заложены правильные расчеты, но и потому, что они разработали компоненты и контролировали процесс их изготовления.
Технический успех, достигнутый Старосом и Бергом в создании первого автоматизированного зенитного оружия советского блока, принес им признание в советском оборонном ведомстве. Он продемонстрировал (для других и для них самих), что двое американцев, которые никогда ранее не были наделены ответственностью за что-либо, смогли творчески преодолеть технические и политические препятствия и могут управлять научно-техническим процессом. Он выявил возможность больших достижений и убеждение в том, что Чехословакия слишком мала, чтобы поддержать такие амбиции.»

² Джозеф Берг. Консулу Китайской Народной Республики, 03.10.1994 (Личные документы Джоэла Барра).
Steven T. Usdin. Engineering communism: how two Americans spied for Stalin and founded the Soviet Sili-con Valley. — Printed in the United States of America by Vail-Ballou Press, Binghamton, New York, 2005 (Перевод М.Н. Кайдановской)

В. Кукушкин,
начальник отдела 234
ОАО «ВНИИРЭК», 1996-1997 гг.

Школа микроэлектроники
Ф.Г. Староса

1. Начало. Пленочные технологии

В начале пятидесятых годов прошлого века многие отечественные предприятия и зарубежные фирмы работали над проблемами миниатюризации электронного оборудования. Идеология и технология создания устройств оставались, в принципе, прежними; миниатюризация достигалась главным образом за счет менее габаритной элементной базы. Однако в зарубежной научной литературе уже обсуждались пути возможного решения принципиально новых подходов к технологии создания электронных приборов, подходов, основанных не на индивидуальном, а на групповом интегральном способе изготовления. Позднее этот новый подход получил название микроэлектроники.

Один из мощных стимулов развития микроэлектроники в СССР связан с приездом в нашу страну Ф.Г. Староса и И.В. Берга. Обстоятельства, заставившие их покинуть США, достаточно подробно освещены в ряде публикаций.

В 1956 г. решением правительства, в Ленинграде на заводе №104 Минрадиопрома формируется специальная лаборатория СЛ-11, которую возглавляют инициаторы этого решения – Филипп Георгиевич Старос и Йозеф Вениаминович Берг.

Целевой задачей предприятия на всех этапах его развития была разработка практических основ микроэлектроники, т.е. принципиально нового подхода и к проектированию, и к технологии изготовления микросхем, создаваемых групповым способом и имеющих в своем составе все необходимые схемные компоненты.

Будучи первопроходцем микроэлектроники, предприятие много лет оставалось своеобразным «центром кристаллизации» нового направления. А его руководитель Ф.Г. Старос является одним из родоначальников микроэлектроники в СССР. Из целевой задачи предприятия вытекала и первоочередная – найти способы создания схемных компонент в рамках интегрального подхода к производству микросхем.

Вспоминают Михаил Семенович Лурье и Гелий Алексеевич Филаретов

Михаил Семёнович Лурье

Лаборатория в 1956 году располагалась в небольшом помещении под крышей заводского корпуса на Волковской улице. Помещение составляли шесть комнат, метров по 15 каждая. Одну из них занимали шефы, две были объединены в макетную мастерскую. В лаборатории уже работали будущие руководящие сотрудники предприятия – ведущий теоретик системотехники Николай Иннокентиевич Бородин и ведущий схемотехник Вил Емельянович Бандура.

В декабре 1956 г. и январе 1957 г. были приглашены на работу мы – физики Лурье и Филаретов. Общая задача – найти подходы к созданию пленочных пассивных и активных элементов схем. А пока мы с нуля обзаводились элементарным лабораторным хозяйством.

Гелий Алексеевич Филаретов

Довольно быстро группа технологов, занимающихся пленкам, увеличивалась; расширялась и конкретизировалась тематика. Появились физики Цветкова, Игнатьева, Довжик. Надежда Алексеевна Сибирякова возглавила химическую группу (в СКБ-2 – лабораторию).

Был принят на работу в СЛ-11 Леонид Маркович Норкин и возглавил группу твердотельной электроники¹. Такой параллельный поиск (пленочная и твердотельная технологии), как показало будущее, был не только оправдан, но и дальновиден. Хотя твердотельная технология в тот период ограничивалась одиночными корпусными транзисторами, а пути интеграции в этом направлении, в отличие от пленочных технологий, в литературе почти не обсуждались, с появлением планарных технологий именно этот путь развития микроэлектроники оказался магистральным, а все наработки пленочных технологий вошли в него, как составная часть.

За неимением подходящего оборудования, первой работой Норкина было изготовлении лабораторного макета установки и отработка операции струйного травления кремния для формирования базы p-n-p транзистора.

Пилить, паять, заниматься стеклодувным делом пришлось всем, кто работал «на чердаке», просто потому что того, что требовалось, большей частью еще не существовало. Нам пришлось самим не только проводить исследования, но и заказывать вакуумные насосы, собирать вакуумные установки, изучать литературу, договариваться о поставках оборудования, ездить в многочисленные командировки и т.п. Это потом, когда мы уже стали КБ-2 и ЛКБ, все наши заявки выполнялись почти сразу, стоило только их грамотно обосновать.

Работа коллектива проходила в совершенно удивительной творческой атмосфере. По манере общения с подчиненными Старос и Берг разительно отличались от общепринятого: они по возможности старались не командовать. Шефы могли зайти к нам на участок, присесть на краешек стола, поговорить о музыке, о том, что «…все общественные формации – это борьба человека с человеком, и только коммунизм – это борьба человека с природой», и только потом поинтересоваться как дела и дать ненавязчивые рекомендации. Иногда форма вопроса была такой, что сама наталкивала на решение задачи. При этом они сумели каким-то образом воспитать в своих подчиненных не только дисциплинированность, но и абсолютную пунктуальность.

Старос обладал удивительным даром технического предвидения: в 1960-ом году, в частной беседе о будущем микроэлектроники, он рассказывал нам о вещах, которые тогда казались немыслимыми и вообще не имели имени, и которые сейчас называются персональными компьютерами (в том числе и в «карманном» варианте) и информационно-управляющими технологиями. Напомним, что это было еще во времена первых БЭСМ.

Филипп Георгиевич и Йозеф Вениаминович удивительным образом дополняли друг друга: Старос – воплощенная аккуратность, Берг – его полнейший антипод, но в его руках – пусть на проволочках и ниточках – начинало работать все, что по законам здравого смысла работать не могло.

Старос и Берг были большими любителями и знатоками классической и джазовой музыки, и уже в конце 50-х они организовывали у себя дома музыкальные вечера. Сначала это были музыкальные записи на пластинках, проигрываемых на собранном руками Староса стереопроигрывателе, а затем, когда подросли дети, Старос и Берг музицировали и сами с детьми². Эти вечера неформальных встреч очень сплачивали коллектив и способствовали развитию творческого начала. Традиция музыкальных вечеров продолжалась Бергом и после смерти Староса и прекратилась только с уходом Берга из жизни.

Посиделки у Иосифа Вениаминовича по случаю его 80-летия 08.10.1997. Слева направо сидят на полу: Сергей Сергеевич Абатуров, Борис Николаевич Котлецов, Илья Симонович Евзович. Слева направо сидят на диване: Юрий Александрович Маслеников, Евгений Иванович Жуков, Марк Петрович Гальперин, Владимир Ефимович Хавкин, Мария Андреевна Яковлева, Иосиф Вениаминович Берг, Николай Иннокентьевич Бородин, Владимир Яковлевич Кузнецов

Задачей «пленочной» группы в СЛ-11 было исследование и развитие основ пленочных технологий. Все делалось на самодельном оборудовании, другого подходящего еще не существовало. Позже, уже в СКБ-2, появилось специализированное оборудование, которое разработали по нашему заказу. Отрабатывались вакуумные методы нанесения металлов. Полученный опыт использовался в других разработках предприятия (например, в работах, выделенной из состава НИО-10 лаборатории Станислава Абрамовича Грамма, при создании гибриднопленочных микросхем).

Примечание редактора

В 1957-1959 г., еще на Волковской, были впервые разработаны состав и технология изготовления тонкопленочных сегнетоэлектрических элементов с прямоугольной петлей гистерезиса для емкостных запоминающих устройств. Поскольку работы с сегнетоэлектрическими пленками методологически были связаны с технологиями керамики, тем же сотрудникам (Лурье, Довжик) было поручено создание ферритовых пластин с необходимыми характеристиками для устройств памяти на ферромагнетиках (будущих «кубов памяти»). После успешной разработки состава, технологии прессования, спекания и шлифовки таких пластин, много трудностей возникло с процессом ультразвуковой прошивки отверстий; инструмент, напаиваемый на концентратор ультразвукового преобразователя, быстро изнашивался. Пробовали штыри, впаивая проволоку в отверстия матрицы; фрезеровали стальную пластинку, превращая ее в «ёрш» …, но окончательные решения были найдены уже в СКБ-2 в НИЛ-71 (С.И. Крейнин), куда были переданы все наработки.

С увеличением числа сотрудников (а росли пропорционально все тематические группы), лаборатория уже не умещались на прежних площадях. Тогда крышу над ней подняли и соорудили мансарду, после чего большая часть электронщиков перебралась на антресоли.

Кроме емкостных устройств памяти, для пленочных интегральных схем разрабатывались пленочные диоды на основе токов, ограниченных объемным зарядом, и на туннельном эффекте. В то время появились работы о выпрямляющих свойствах контактов металла к окислу алюминия, в связи с чем, были начаты работы по созданию матриц на диодах металл – электрохимический окисел алюминия – металл.

Проведенные в 1958-64 годах исследования механизма прохождения тока в диэлектрике намного прояснили природу токов, ограниченных объемным зарядом, в том числе, такие явления, как отрицательное сопротивление в диодах Al-Al2О3-М и М1-TiО2-М2 и фотолюминесценция в них.

Диоды с отрицательным сопротивлением были защищены авторским свидетельством.

Особенно обстоятельно изучались нанесенные в вакууме пленки полупроводниковых соединений A2B6, которые предполагалось возможным использовать и в диодных матрицах, и в транзисторных структурах. С первых же опытов стало очевидно, что наибольшие трудности придется преодолевать для сохранения в конденсате стехиометрического состава. Уже в 1962 году были получены первые действующие образцы пленочных триодов. На заседании Коллегии министерства электронной промышленности (МЭП) от ЛКБ демонстрировался пленочный микрофонный усилитель на полевых CdS триодах. К 1965 году была разработана газодинамическая теория движения пара в вакууме и методика инженерного расчета режимов осаждения стехиометрических пленок многокомпонентных соединений при вакуумном напылении в квазизамкнутом объеме. Метод защищен авторским свидетельством с участием в составе авторов Ф.Г. Староса. Этот метод нашел в дальнейшем широкое применение в создании ИК-приемников на пленках сложных полупроводниковых соединений и до сего времени применяется многими исследователями.

В 1960 г. СЛ-11 переехала в северное крыло Дворца Советов на Московском проспекте. На её базе и было образовано специальное конструкторские бюро СКБ-2 в предприятии абонементный ящик (а.я.) 233 (впоследствии НИИРЭ) Государственного комитета по радиоэлектронике (ГКРЭ). В 1961 году СКБ-2 стало самостоятельным предприятием а.я. 155 в составе Государственного комитета по электронной технике (ГКЭТ), получившим в 1966 году название Ленинградское конструкторское бюро (ЛКБ) в составе Министерства электронной промышленности (МЭПа).

С самого начала СКБ-2 (да ещё и СЛ-11) формировалось по принципу системной самодостаточности: в его состав входили математики, физики различного направления, химики, системотехники, схемотехники, прибористы и т.д. По каждому направлению имелись исследователи, разработчики и производственники; это разделение четко прослеживалось в структуре предприятия, групповых и индивидуальных заданиях. Большое внимание уделялось развитию деловых связей и обмену научной информацией с другими предприятиями и ВУЗами Ленинграда, Москвы, Риги, Вильнюса, Воронежа, Харькова, Новосибирска. Мы знали многих и многие знали нас.

«Пленочники» и «твердотельщики» поделили поровну четвертый этаж здания между будущими отделами 10 (Лурье, позднее – Петр Давыдович Токарев) и 30 (Норкин, позднее – Лариса Григорьевна Фролова и Альберт Матвеевич Скворцов).

Помимо работ, отмеченных выше, в НИО-10 имелась лаборатория структурного и спектрального анализа (Михаил Дмитриевич Успенский), которая обслуживала все технологические подразделения КБ-2.

После разработки в ЛКБ планарной технологии, когда стало очевидным, что твердотельная микроэлектроника получает доминирующее развитие, НИО-10 был частично преобразован: Лурье была поручена организация лаборатории имплантации, а Филаретову – лаборатория физических измерений.

В начале 1962 г. КБ-2 посетил Н.С. Хрущев. Ф.Г. Старос в беседе с ним выдвинул предложение создать, в противовес американской, советскую «кремниевую долину» и обрисовал в общих чертах свое видение проблемы. Зеленоградский Центр микроэлектроники задумывался Старосом как единый комплекс, осуществляющий и фундаментальный перспективный поиск, и текущие практические разработки, и опытное и серийное производство. Предприятия микроэлектроники и профилирующие ВУЗы в Ленинграде, Минске, Воронеже, Риге, Ростове, Тбилиси и некоторых других городах должны были стать филиалами Центра и образовать, таким образом, распределенную сетевую структуру, которая обеспечила бы координированное развитие отрасли.

Предложение было Хрущевым поддержано и 26 августа 1962 г. состоялось Решение Правительства о создании Зеленоградского Центра микроэлектроники. Ф.Г. Старос был назначен по совместительству и.о. руководителя Центра. В Крюково нам был предоставлен дом бывшей школы. Старос по несколько раз в неделю метался между Москвой и Ленинградом в постоянно забронированном купе «Красной Стрелы», а группа сотрудников КБ-2, среди которых были и мы, полгода работала с проектировщиками в Москве и Крюково, согласовывая технические параметры проекта будущего Всесоюзного Центра микроэлектроники.

Примерно через год строительство Зеленограда началось.

¹ Выпускник ЛИАПа 1956 года, Л.М. Норкин в начале 1957 года перешёл в СЛ-11 из другой лаборатории ОКБ п.я.998 и начал разрабатывать сумматор на основе резисторно-транзисторной логики. В связи с производственной необходимостью Л.М. Норкин позднее был включён в состав группы физиков.

² Все дети И.В.Берга окончили Ленинградскую консерваторию.

2. Кубы памяти
Вспоминает Владимир Ефимович Хавкин

Владимир Ефимович Хавкин

Микроминиатюрные кубы памяти на многоотверстных ферритовых пластинах начали разрабатываться в СЛ-11 еще в 1958 г. В качестве прототипа был выбран куб памяти, предложенный 1957 году американским ученым Я. Райхманом. Принципиальное отличие технологии заключалось в том, что в варианте Староса и Берга отверстия в пластине изготавливались не литьем под давлением, а ультразвуковым сверлением уже изготовленных сплошных пластин с помощью специального многоместного инструмента. Это дало возможность уменьшить диаметр отверстия до 0,3 мм, а позднее до 0,18 мм, что позволило значительно снизить управляющие токи и повысить устойчивость, за счет эффекта неограниченного магнитного потока. На основе таких ферритовых пластин (в одной пластине один разряд памяти) были созданы кубы памяти «Куб-1» на 128 16-разрядных чисел, который сначала изготавливался на опытном участке СЛ-11, а позднее был серийно освоен и выпускался на девяти заводах. Он продолжает выпускаться до сих пор, для поддержания работоспособности систем вооружений. Разработку «Куб-1» под руководством Староса и Берга вела группа специалистов в составе: С.И. Крейнин, Ю.И. Шендерович, Р.А. Лашевский, Я.М. Беккер, М.Н. Максимов, Н.Г. Тамарченко и другие.

Куб памяти был, по существу, первым интегральным устройством, хотя еще и не полупроводниковым.

В последующие годы были созданы кубы памяти «Куб-2″ (1964 г.) и «Куб-3″ (1966 г.) на числовых пластинах с более высокими техническими характеристиками (плотность упаковки, температурный диапазон, радиационная стойкость и т.д.). «Куб-2″ и «Куб-3″ были также внедрены в серийное производство на ряде заводов, выпускались и продолжают выпускаться до настоящего времени, так как нашли широкое применение во многих разработках военной техники на очень большом числе предприятий различных ведомств.

Используя разработанные в СЛ-11 системотехнические решения транзисторно-транзисторной логики с непосредственными связями, а также «Куб-1» и созданный в тот же период В.М. Вальковым контактный преобразователь вал-код (КПВК), был разработан макет вычислительной машины УМ-1, который был продемонстрирован посетившему СЛ-11 Д.Ф. Устинову.

В этом макете воплощены идеи Староса и Берга о создании мини-ЭВМ на схемах с непосредственными связями, что давало возможность ее дальнейшей миниатюризации. Разработку вела группа, руководимая Вилом Емельяновичем Бандурой. Развитие основных принципов макета привело к созданию мини-ЭВМ УМ-1НХ, которая в 1962 г. была показана Н.С. Хрущеву во время его визита в КБ-2, и в последующие годы внедрена в серийное производство на Ленинградском электромеханическом заводе (ЛЭМЗе).

3. Твердотельная микроэлектроника

Как уже отмечалось, на самом первом этапе развития СЛ-11, на чердаке, в совершенно неподходящих условиях начались работы над созданием бескорпусных транзисторов для построения гибридных интегральных схем.

Этими работами руководил молодой радиоинженер Леонид Маркович Норкин, которому пришлось с азов осваивать основы технологии промышленного выпуска главной части транзистора — самого кристалла. Именно Норкин собрал первую команду специалистов, они научились делать кристаллы транзисторов, и это было главным результатом. Конечно, они не могли и не надеялись, что смогут немедленно сделать то, чего полупроводниковые заводы добивались годами упорного труда, но это дало им необходимый опыт. В конце концов, для гибридных схем кристаллы стали получать с таких заводов, а всю остальную цепочку операций, приводящую к созданию надёжного безкорпусного транзистора, стали отрабатывать сами.

Вспоминает Альберт Матвеевич Скворцов

Альберт Матвеевич Скворцов

Меня приняли на работу на предприятие а.я.155 ведущим инженером в июне 1962 г. В лаборатории, начальником которой была Лариса Григорьевна Фролова, а заместителем – Леонид Маркович Норкин, разрабатывались бескорпусные транзисторы для ЭВМ. Транзисторы двух видов: германиевые сплавные типа p-n-p, на основе p-n-p переходов, получаемых из Новгородского завода полупроводниковых приборов, и микросплавные также p-n-p типа. Разработкой технологии микроструйного химического травления кремния и электрохимического осаждения индия занимался к.т.н. Сергей Маркович Репинский, а вплавлением и конструктивным оформлением – Юрий Михайлович Ильюшенко. Микросплавные транзисторы должны были обеспечить существенное увеличение быстродействия по сравнению со сплавными.

Осенью 1962 г. по просьбе Владимира Ефимовича Хавкина и Теймураза Каспалатовича Цогоева, которые занимались электроникой к кубам памяти, мы начали разработку интегральной диодной матрицы (ИДМ) на основе германия – материала, который в то время широко применялся в полупроводниковых приборах.

В 1963 году выяснилось, что транзисторы в эпоксидной упаковке с контактами на основе проводящей пасты не обеспечивали необходимой надёжности в блоках ЭВМ в связи с увеличением сопротивления контактов в местах присоединения транзисторов к платам коммутации. Технология микросплавных транзисторов оказалась недостаточно отработанной для внедрения в производство. Кроме того, имелись обоснованные опасения в стабильности таких транзисторов в связи с использованием активных химреактивов при их изготовлении. Руководством ЛКБ было принято решение использовать для ЭВМ транзисторы с гибкими золотыми проволочными выводами. Кристаллы транзисторов защищали тонким слоем эпоксидного лака, а проволочные выводы распаивались в специальной таре, приспособленной для измерения параметров транзисторов и транспортировки.

В этом же 1963 г. был согласован со Старосом вопрос о начале разработки планарной технологии, которая позволила бы приступить к созданию интегральных микросхем. Фактически можно сказать, что была основана лаборатория планарной полупроводниковой микроэлектроники.

Мы начали приглашать нужных специалистов. Первым приглашённым был начальник участка диффузии цеха полупроводниковых приборов «Светланы», талантливый инженер, выпускник кафедры физики полупроводников ЛПИ им. М.И. Калинина Цветков Владимир Васильевич. Он начал работы по изготовлению установки для диффузии в кремний. Позже к работам по диффузии примесей были привлечены молодые специалисты Кайдановская Мария Наумовна, студентка вечернего факультета Щелкунова Нина Сергеевна, а также опытный инженер Щетинина Нина Васильевна. Организацию работ по созданию лабораторного оборудования для проведения процесса фотолитографии – основы планарной технологии возглавил Л.М. Норкин. Были сделаны необходимые устройства и приспособления, которые обеспечили возможность отрабатывать фотолитографию в слоях алюминия и SiО2. Освоение операций процесса фотолитографии осуществляла лаборантка Эльвира Александровна Одинцова, тогда студентка-вечерница. Позже к этим работам подключилась инженер-химик Людмила Александровна Житкова. Все эти люди проработали в коллективе до полной ликвидации полупроводниковой тематики в 90-е годы.

Для разработки позитивного фоторезиста был заключён договор с кафедрой анилиновых красителей Ленинградского технологического института им. Ленсовета. Работы по синтезу светочувствительных диазосоединений – основной компоненты фоторезистивного раствора, возглавил доцент этой кафедры Макс Соломонович Динабург. В результате совместных работ было опробовано несколько перспективных составов фоторезистов. К концу 1963, началу 1964 года лаборатория обладала самодельным лабораторным оборудованием, позволившим реализовать основные процессы планарной технологии.

В 1964 году, когда коллектив лаборатории начал работы по созданию МОП-транзистора, был создан отдел полупроводниковой микроэлектроники (А.М. Скворцов). В отделе были сформированы три лаборатории: бескорпусных транзисторов, технологии микроэлектроники, схемотехники и измерения параметров изделий микроэлектроники. Начальники лабораторий соответственно: Ю.М. Ильюшенко, Л.Г. Фролова, В.С. Гальперин, заместитель начальника отдела Л.М. Норкин.

Изготовление лабораторных образцов интегральных диодных матриц на основе германиевых меза-диодов обеспечило макетирование магнитных ЗУ с диодным дешифратором. В результате стала возможной разработка ЗУ на многоотверстных ферритовых пластинах с диодным дешифратором, т.е. полностью интегрального ЗУ.

Параллельно с работами по диодным матрицам проводились работы по разработке технологии изготовления МОП-транзистора. Согласно плану главка, в работах по МОП-технологии участвовали: ЛКБ, НИИМЭ (научный руководитель работ – Королёв Михаил Александрович) вместе с МИФИ (Кармазинский Андрей Николаевич), который должен был разрабатывать схемотехнику МОП ИС для Королёва, Петин из Киева и Остапенко из Новосибирска. В вышеназванном составе мы первоначально совместно с Карминским (представитель главка Минэлектронпрома) составили общую министерскую программу НИР по МОП ИС. Это был первоначальный план, в котором приняли участие соответствующие предприятия МЭП, то есть те предприятия, представителями которых и была составлена программа. Дальнейшие работы по МОП ИС согласовывались по мере сдачи НИР участниками программы.

В результате в работах по этой программе мы оказались впереди, так как у нас оказался задел по планарной технологии для диодных матриц. Весной 1966 года мы сдали Госкомиссии НИР по теме «Орнамент», научный руководитель работы А.М. Скворцов. В акте Госкомиссии было записано: «Впервые в СССР разработан МОП-транзистор с параметрами, позволяющими разрабатывать на его основе МОП интегральные схемы».

По результатам «Орнамента» была открыта ОКР «Ориентир» (Главный конструктор Старос, заместители Главного конструктора: по технологии Скворцов, по автоматизированной системе разработки фотошаблонов Виталий Михайлович Вальков). Этот ОКР был сдан в начале 1969 года. Первоначально Госкомиссии было представлено восемь типов микросхем. Испытания микросхем прошли нормально, и на основании Акта Госкомиссии ЦБПИМС зарегистрировало эти микросхемы под 120 серией. В Акте Государственной комиссии по приёмке ОКР отмечалось, что в ЛКБ получены первые отечественные МОП интегральные схемы.

К концу 1970 года в серии 120 было уже 20 типов ИС. Эта серия была внедрена на заводе приёмно-усилительных ламп в г. Саратове. Есть информация, что часть типов схем этой серии выпускалась даже в 2000 году.

Дальнейшим развитием МОП тематики была ОКР «Объект» – «Разработка промышленной технологии изготовления сложных интегральных устройств на основе транзисторов типа МОП». Главный конструктор Старос, заместитель главного конструктора по технологии Скворцов, заместитель главного конструктора по конструированию Анатолий Леонидович Харинский.

Дальнейшим развитием МОП тематики была ОКР «Объект» – «Разработка промышленной технологии изготовления сложных интегральных устройств на основе транзисторов типа МОП». Главный конструктор Старос, заместитель главного конструктора по технологии Скворцов, заместитель главного конструктора по конструированию Анатолий Леонидович Харинский.

Основная идея работы заключалась в следующем. Большое увеличение числа транзисторов в чипе с интегральной схемой приводило к резкому уменьшению процента выхода годных. Была предложена идея создания, как мы их назвали, «мозаичных БИС». На кремниевой подложке — плате коммутации создавалась двухслойная (диффузионная и алюминиевая) коммутация. На эту плату монтировались бескорпусные МОП ИС 120 серии. Для этого на контактных площадках кристалла с ИС наращивались гальваническим способом столбиковые выводы. Работы по созданию выводов для флип-чип монтажа успешно проводил начальник химической лаборатории Василий Иванович Гнюбкин. Ф.Г. Старос любовно называл его ходячей энциклопедией по химии. Эта работа была сдана Госкомиссии в конце 1971 года.

Наиболее важные работы в области твёрдотельной микроэлектроники связаны с новым производственно-лабораторным корпусом.

Проект этого корпуса разрабатывался в 1961 – 62 годах Ленинградским проектным институтом ГСПИ-10. В эти годы считалось, что для занятия микроэлектроникой достаточно создать помещения, где обеспечивалось кондиционирование и некоторая очистка воздуха от посторонних частиц. Именно так и были построены 13 – этажный корпус, в который мы переехали в 1969 г., и большая гермозона на первом этаже.

Однако аппетиты микроэлектроники прогрессировали быстрее, чем строилось здание. Оказалось, что в этих помещениях можно поставить современную большую ЭВМ, сборочное производство. Никакой планарный процесс там разместить невозможно – недостаточная гигиена.

И тут снова потребовался необычный талант Берга: он решил, что надо создавать суперчистое помещение только для манипулирования с кремниевыми пластинами, прошедшими предварительную очистку, помещение, где должно работать минимальное число людей, прошедших многократное переодевание, а всё, что можно – вынести за пределы этой зоны. Так родилась идея «чистой комнаты», и построить её решили на месте, где по проекту должно было размещаться металлообрабатывающее оборудование.

Своей идеей Берг увлёк Староса, потом технологов, потом — проектировщиков из ГСПИ-10, а дальше было уже не спрятаться от руководства отрасли: настало время выпрашивать дефицитное оборудование, деньги и прочее. Сначала проект запретили, потом решили просто не заметить, подождать, что будет дальше. В конце концов, широким жестом разрешили построить одну комнату, хотя проект предусматривал место для пяти комнат. Берг пошёл на прямой наивный обман высоких руководителей, сделав вид, что у него с русским языком по-прежнему проблемы, и быстро построил три чистые комнаты.

Вскоре стало известно, что на западе тоже начали строить такие комнаты, и это уже становится модным.

В 1969 г. с переездом в новый корпус, было организовано опытное производство матриц ИДМ и ИДМА. Исполняющим обязанности начальника цеха был назначен Л.М. Норкин, так как именно он занимался его организацией (естественно без освобождения от должности заместителя начальника отдела). Тему «Орнамент» мы сдавали уже в новом здании. Госкомиссия занимала кабинет Берга. В этом же году начала работать первая в Советском Союзе «чистая комната». Впервые нам пришлось решать, куда и как целесообразно устанавливать технологическое оборудование с учётом наличия этой комнаты. Много всяких делегаций побывало тогда у нас для ознакомления с ней. Именно благодаря этой комнате интенсивно разрабатывались новые типы микросхем 120 серии потому, что увеличился выход годных микросхем. В чистой же комнате изготавливалась и планарная часть интегральных диодных матриц.

Росла потребность в диодных матрицах. Опытное производство было загружено их производством, что сдерживало работы по МОП ИС. Поэтому серийное производство ИДМ и ИДМА было налажено на Херсонском заводе полупроводниковых приборов.

Вспоминает Владимир Васильевич Цветков

Владимир Васильевич Цветков

В ЛКБ я появился в феврале 1963 года. Так же, как и А.М. Скворцов, я пришёл туда с завода «Светлана», где проработал три года как молодой специалист в цехе номер 13. К слову сказать, первым «светлановским» технологом в коллективе Староса была Н.В. Щетинина, начавшая работать в группе Л.М. Норкина чуть ли еще не на Волковской.

Хорошо помню атмосферу энтузиазма, царившую в коллективе после недавнего визита Хрущёва. Ещё меня поразил высокий уровень научной информации в библиотеке, которой могли и должны были пользоваться все работники. А первыми все эти журналы подробнейшим образом изучали сами шефы во время своих еженедельных походов в БАН. Ещё удивляло, что в каждом научно-исследовательском подразделении – отделе или лаборатории — имелась своя макетная мастерская с отличным станочным парком и универсальными механиками, которые становились равноправными участниками практически всех работ.

Нередко в макетку заходил Старос или Берг, о чём-то шептался с механиком, давал ему персональное задание, а если у того что-то не получалось, то один из шефов и сам мог встать к станку и показать, как это делается. Так что эти рабочие как бы составляли команду самих шефов, но распределённую по направлениям. Не возбранялось, если один из таких универсалов приходил прямо в лабораторию шефов, где работали два самых близких им механика. Они шептались, спорили, а потом иногда вызывали одного из шефов, и нередко это приводило к прекращению споров во время очередного совещания, его завершение передавалось кому-нибудь из присутствующих, а шеф «смывался» в лабораторию. Бывали ситуации, когда один из шефов, чаще всего это был И.В. Берг, после такого вызова пропадал в своей лаборатории на несколько дней, а то и суток, а заканчивалось это разрешением какой-нибудь головоломки, которая перед тем лихорадила всю контору. Так было, например, когда очень не ладился процесс прошивки отверстий в ферритовых пластинах, а найденное решение стало основой технологии производства этого изделия на многие десятилетия.

Такого высокоэффективного сотрудничества инженеров и высококвалифицированных рабочих не приходилось встречать ни в одной из фирм, с которыми мы работали. Здесь уместно добавить, что ЛКБ стало настоящей кузницей кадров, перешедших работать во многие научно- исследовательские институты и производственные предприятия и перенесших туда дух делового сотрудничества, творческого поиска и глубокого уважения к людям, независимо от их положения в сложившейся иерархии.

С самого начала моей работы в ЛКБ передо мной была поставлена задача по разработке так называемой «планарной» технологии. К этому времени в НИИ–35 был разработан первый планарный транзистор, в технологии которого был использован метод локальной диффузии примесей в кремний, его мы и положили в основу своих работ.

Все работы, начиная от нарезания кремниевых пластин из слитка, их шлифовки и полирования проводились группой специалистов под руководством А.М. Скворцова, куда кроме меня входили недавняя выпускница Ленинградского Университета М.Н. Кайдановская, Н.В. Щетинина и студентка вечернего отделения Эля Одинцова, ставшая прекрасным и надежным специалистом. Этот коллектив стал костяком технологической цепочки, обеспечившей позже все разработки технологии интегральных схем ЛКБ, а в дальнейшем – отделения планарных технологий ЛКТБ объединения «Светлана», вплоть до закрытия этих работ в ходе немыслимой перестройки.

Ещё на стадии рождения новой технологии в лабораторных условиях, на самодельном оборудовании, на самодельных кремниевых пластинах (другого тогда ещё вообще не было), всё это было востребовано и скорее даже затребовано разработчиками ферритовых кубов памяти для создания дешифраторов на основе интегральных диодных матриц. Вот так работала идея вертикальной интеграции, и от неё технологам было не спрятаться. Ведь всё это обсуждалось не только на Научно-технических советах или совещаниях, но и в столовой во время обеда, в перерывах при уборке овощей в совхозе или на лыжной базе – все были вместе, все были задиристы и амбициозны, порой сложнейшие задачи решались просто по подначке, на спор – «А слабо тебе!».

Работы по созданию МОП-транзистора и вентильных матриц велась параллельно, и это позволило создать в 1968 году диодную матрицу с общим анодом. Эту работу вела Н.В. Щетинина. В результате был разработан куб памяти с полным электронным дешифратором.

Работы по совершенствованию p-канальной МОП-технологии сосредоточилась на использовании чистых и особо чистых материалов. Особое внимание было уделено очистке воды. На смену бидистиляту пришла так называемая деионизация воды; бидистилят дополнительно очищался с помощью ионнообменных смол.

Были начаты работы по схемотехническому и топологическому проектированию, которые сначала выполнялись двумя инженерами – Ю.В. Беленьким и Г.И. Берлинковым. Топологическим проектированием занялась необычайно энергичная и умная Т.Н. Ковалевская; она и руководила топологической службой до самого конца работы организации. К работам по метрике был привлечён Б.И. Голубев, который тоже пронёс свой флаг до последних дней работы фирмы. Сложилась отличная, дружная команда, которая умела также и оформить должным образом результаты своих работ, что было отмечено различными наградами технических выставок, подтверждено более чем сорока авторскими изобретениями.

Созданные первые схемы требовали весьма высокого питающего напряжения, что сказывалось на эффективности их использования. Было выяснено, что причиной этого являлись «паразитные» транзисторы в местах пересечения алюминиевых шин с p-областью схемы. Пусть за счёт некоторого усложнения схемы, но эффект паразитного транзистора был устранён. Именно это изменение обеспечило успешное внедрение МОП-схем серии 120 на Саратовском заводе, а в дальнейшем – всего семейства МОП БИС (больших интегральных схем) в производстве ЛКБ и ЛКТБ, цехах головного завода и других заводах Министерства. Это же обеспечило и внедрение диодных матриц на Херсонском заводе, что помогло разгрузить наше опытное производство для новых изделий. Работы по внедрению схем на серийных заводах и в цехах Объединения вели М.Н. Кайдановская и Э.А. Одинцова. Основы технологии и организации всего цикла работ позволили обеспечить эволюционное развитие многих поколений и типов ИС и БИС. Были разработаны первые модели БИС для простейшего калькулятора модели «Электроника 24-71», калькуляторов для инженерных расчетов, микропроцессоров и микро-ЭВМ семейства «Электроника С-5» и даже корабельной системы «Кентавр» на p-канальных схемах. При этом постоянно уменьшались проектные нормы, росла надёжность схем. Прямым результатом этих работ стал переход к N-канальным схемам, многие из которых продолжают работать до сих пор в составе систем управления оружием, прежде всего в составе корабельных комплексах вооружения.

Сейчас, по прошествии многих лет, авторы этих воспоминаний работают на разных предприятиях Санкт-Петербурга. Каждый вырастил немало собственных учеников, – школа Староса расширяется и живет. Все «старосята», которым посчастливилось соприкоснуться с этими удивительными людьми, навсегда сохранили благодарную память о своих шефах и наставниках Филиппе Георгиевиче Старосе и Йозефе Вениаминовиче Берге.

М.С. Лурье, А.М. Скворцов, Г.А. Филаретов, В.Е. Хавкин, В.В. Цветков
2001-2002 г.г.

О Старосе и Берге

Представляю выдержки из интервью, взятого мною у профессора Самария Баранова в 2006 году. Полностью это интервью было опубликовано в «Окнах» приложении к русскоязычной газете «Вести», издающейся в Израиле. Это интервью интересно широкому читателю тем, что в нем Баранов рассказывает о своих впечатлениях от совместной работы с Филипом Георгиевичем Старосом.

Зачастую, когда хотят показать свое отношение к тому или иному человеку, говорят: «Он настоящий профессионал и достоин всяческого уважения». Однако не всегда «хороший профессионал» одно и то же, что и «хороший человек». Разные начальные условия требуются, чтобы быть мастером своего дела или просто хорошим человеком. Для того чтобы из подростка, юноши или девушки, получился профессионал необходимо, чтобы в определенный момент жизни он (она) попали в руки хорошего мастера наставника. И это не зависит от специальности: будь то хороший портной, пекарь или физик-теоретик. Конечно же, если у профессионала-мастера еще и хороший характер, и человек он открытый, и интеллект у него выше среднего, то с таким человеком хочется общаться как можно больше, и я представляю читателю результат этого общения, в основном, за чашкой кофе, в перерывах между лекциями. Вот что Самарий Баранов рассказал о себе.

Самарий Баранов

– Я полный профессор Института Технологии в Холоне. И в качестве профессора работаю еще в Университете Бар-Илан. Если говорить о том, чего я добился в профессии, я написал девять книжек, семь из них вышли на русском языке, одна на французском и одна на английском. Все эти книги относятся к теме, которую коротко можно назвать «чип-дизайн» или проектирование систем на сверхбольших интегральных схемах. Для проектирования систем на чипах сейчас есть очень модное название – SOC (System-on-a-Chip), когда на одном чипе реализуются целая система или даже совокупность систем. Нужно сказать, что «чип-дизайном» я занимаюсь почти всю свою жизнь, то есть разными аспектами этой темы. Был руководителем проекта, когда делалась первая в Советском Союзе большая интегральная схема. Сейчас заканчиваю новую книгу, в которой хочу обобщить результаты своей работы за последние десять лет.

– Давайте поговорим о том, как вы дошли до жизни такой, что стали ведущим специалистом в своей области. Поговорим о том, как вы начинали в Ленинграде.

– Я считаю, что мне в жизни повезло, не просто повезло, а исключительно повезло. После окончания Ленинградского электротехнического института им. Ульянова (Ленина) я попал в ЛКБ – Ленинградское конструкторское бюро, которым руководил Филипп Георгиевич Старос (1918-1979 гг.) – человек необыкновенной судьбы¹. Это американский ученый Альфред Сарант (Сарантопулос), подозревавшийся в сотрудничестве с советской разведкой и бежавший из США в Чехословакию, а затем в СССР. Он считается отцом российской микроэлектроники, входящим в двадцатку крупнейших изобретателей страны.

Филипп Георгиевич родился в Греции, окончил университет Купер Юнион (Торонто, Канада) по специальности инженер-электрик и магистратуру этого же университета по специальностям математик и электроник². С 1940 по 1950 г. работал над созданием самолетных радиолокаторов и системы управления синхротроном в должностях инженера, начальника лаборатории, главного конструктора в компании «Вестерн Электрик» и на предприятии в Торонто (Канада), а также в Корнельском университете (Нью-Йорк, США). В США работал с супругами Розенберг³. В 1955 году приглашен в СССР для создания нового направления науки и техники – микроэлектроники. С 1959 года Главный конструктор предприятия – начальник Ленинградского конструкторского бюро (ЛКБ) МЭП. После конфликта с партийным руководством Ленинграда уехал во Владивосток. С 1973 г. член президиума, заведующий отделом Дальневосточного научного центра АН СССР во Владивостоке. Баллотировался на вакантное место члена-корреспондента АН СССР, но умер в Москве за несколько часов до предстоящего голосования. Автор более 100 открытых и ряда закрытых научных работ, в том числе 50 патентов и изобретений. Награжден в 1958 году орденом Трудового Красного Знамени.

Он обладал замечательной коллекцией поп-, рок-музыки и классики. Играл на гитаре, банджо и флейте. Был яхтсменом и поэтом. Во Владивостоке создал не только лабораторию в Институте автоматики и процессов управления (ИАПУ) и кафедру на физическом факультете, но и музыкальный и английский клубы на филологическом факультете ДВГУ.

– Чем еще ваше КБ отличалось от других советских учреждений?

– Самое главное отличие состояло в том, что начальником его был Старос. Он был, что называется инженер с большой буквы. Как в Германии иногда пишут на дверях «Гер Инженер». Он и сам генерировал огромное число новых идей, и на лету схватывал предлагаемые ему идеи. Кроме того, был он человек необычайного обаяния. Без преувеличения могу сказать, что все женщины в КБ были в него просто влюблены, а все мужчины его обожали. Конечно, как начальника и как старшего товарища. Когда я пришел в КБ, Старосу было 43 года. Он умел работать не только головой, но и руками.

Первые большие интегральные схемы, для которых технология еще не была отработана, были очень чувствительны к электростатике и, несмотря на то что у нас был достаточно большой монтажный цех, была только одна девушка, которая умела эти схемы паять. И вдруг эта девушка заболевает, в самый ответственный момент, когда мы уже кончали, по существу, проект. И кто нас выручил? Старос! Вечером он приходил в лабораторию со своим паяльником, с очень тонким жалом, и паял лучше, чем та единственная монтажница. Он приходил, садился и говорил: «Марэк, ну дайте мне работу». Говорил он почти без акцента и русский язык знал очень хорошо. Знал русские поговорки, и даже сам придумывал, например, «рвет и метит». Когда вечером приходит начальник и работает вместе со всеми, это создает особый настрой в коллективе.

В КБ работало очень много евреев. За это Староса ненавидел «товарищ» Романов, первый секретарь Ленинградского обкома. Никакого разрешения брать евреев Старос, естественно, не получал. Во всех организациях подобного типа существовал заместитель директора по режиму. Кроме того, и директора предприятий, зная негласные установки, что они должны соблюдать процентную норму, сами не брали евреев⁴. Могу рассказать такую историю. У нас работал Марк Гальперин, участвовал он в оборонной работе, даже орден получил за нее, был членом партии, и, вообще, у него все было хорошо, кроме того, что он был на половину евреем. И должен был этот Гальперин поехать в командировку в ФРГ. Старос подписал ему все необходимые документы на командировку. Приходит к Старосу Николай Дмитриевич Сергеев, заместитель директора по кадрам и режиму и говорит: «Филипп Георгиевич, вы посылаете Гальперина в командировку в Западную Германию?». – «Да, ну и что?» – «Но он же не коренной национальности!» – «Николай Дмитриевич, немедленно выйдите вон, и, если вы еще раз придете ко мне с чем-то подобным, то для вас это будет последний день пребывания в нашей организации». И он мог это сделать, хотя присылали этих людей соответствующие службы.

– Почему Старос мог так поступать, а какой-либо другой директор нет?

– Понимаете, Старос, он был не советский человек. Он не был воспитан в таком страхе как большинство советских людей. Про него говорят о том, что он был шпионом в пользу России. Может быть, может быть, но я не хочу этого утверждать. Со Старосом мы об этом не говорили. Старос и Берг были коммунистами в период маккартизма. То есть они были очень смелые люди. Не многие могли себе позволить быть коммунистами в то время. И, кроме того, как мы знаем сейчас из книжек, которые все чаще появляются, в Америке было очень много людей, которые искренне симпатизировали Советскому Союзу. Они просто толком не знали, что это такое. Они считали, что Союз оплот мира, социализма, и будущее – всё там. Социалистические идеи – они сами по себе может и не плохие, но их практическая интерпретация всегда ужасна.

Старос вел себя в соответствии с его представлениями об обществе развитого социализма, и его до поры до времени терпели, поскольку наверху было известно, что он каким-то образом связан с ведомством на Лубянке. Единственное, чего Старосу не позволяли никогда в течение всей его жизни, так это стать начальником какого-нибудь крупного научно-технического объединения. Даже когда возникла идея создания советской Силиконовой долины, и он организовал научный центр в Зеленограде. Староса не сделали директором этого центра, хотя проект его был разработан им и Бергом. Директором назначили заместителя министра электронной промышленности Лукина, а его лишь научным руководителем.

В нашем КБ была совершенно необычная обстановка для советского учреждения. У нас работало очень много молодежи, и нам, молодым, доверяли больше, чем мы бы сами себе доверили. Климат в КБ определился с момента создания организации в 1959 году. Старос беседовал с каждым, кого принимал на работу. По-видимому, это была единственная организация, где директор предприятия беседовал с каждым кандидатом, выяснял, чем он хочет заниматься, и рассказывал ему, что от него лично ждет директор. Когда я пришел в КБ, ядро его уже было сформировано. Очень важно то, что в него вошли не случайные люди по знакомству, не выдвиженцы по партийной или профсоюзной линии, а действительно люди с головой, которые хотели работать и понимали, что задачи, которые перед ними ставят, совершенно уникальны. А задачи стояли по тем временам невероятные – сделать компьютер величиной с современный монитор. Для этого разрабатывались специальные блоки памяти, о которых прежде вообще даже никто не мыслил. Мы сделали приемник, который просто вешался на ухо. Это был 1962 год! Тогда такого чуда никто не видел, тогда все приемники были стационарными, не было таких приемников, которые можно было бы положить в карман.

Организация была совершенно уникальной и с точки зрения организации научной работы. У нас была своя аспирантура, хотя в конструкторском бюро – какая там аспирантура? И я думаю, что из нашего конструкторского бюро вышло около ста кандидатов наук и около двадцати докторов наук. Доктор наук довольно серьезное звание было в Союзе. Мы занимались и научной работой, которая весьма поощрялась, и практической инженерной деятельностью, поскольку это все-таки было КБ. Работали мы не восемь часов, а минимум по двенадцать, а когда было что-то срочное, то оставались на работе допоздна.

– Как вы попали в команду Староса?

– У Староса была команда молодых ребят, которым он доверял безгранично, и я могу сказать, что я в этой команде был третьим – из молодых, я не беру в расчет Берга, его первого помощника. Первым был мой большой друг Эрик Фирдман, он сейчас в Америке. Вторым был Марк Гальперин, о нем я уже упоминал. Мы делали первую вычислительную машину, которая должна была лететь в космос. С этой машиной произошло некоторое недоразумение. По заказу Королева делался, по существу, первый бортовой компьютер. У американцев тогда не было еще на борту компьютера, более того, тогда они еще об этом и не думали. А Королев хотел завязать все системы космического корабля через компьютер. Когда уже все было согласовано, и даже больше того, уже реализовано, нас попросили добавить еще около двух десятков входов для управления системами корабля и в результате вместо одного корпуса, на самом деле очень небольшого, меньше чем обычный монитор для современного компьютера, получилось два, и места на корабле не хватило. Компьютер в космос не полетел. Через два года американцы запустили космический корабль с компьютером, и их компьютер работал в режиме советчика. Он не был завязан в систему управления (см. ссылку 8 – прим. ред.).

Когда я пришел, первый вариант компьютера был разработан. Но надо было повысить степень унификации отдельных его частей. Я стал смотреть схемы. Там на плате были небольшие модули, включающие несколько точечных бескорпусных транзисторов, примерно по восемь транзисторов в одном модуле. И было 256 типов разных модулей. Меня поразило, что некоторые модули удивительно похожи. Я занялся унификацией этих модулей, и вместе с коллегой мы сократили число типов модулей с 256 до 8. Правда, потом для следующего образца для того, чтобы платы сохранили свою функциональность, пришлось добавить четыре типа и получилось 12. Когда на Научно-техническом совете я докладывал об унификации модулей, я в начале пытался какую-то науку подвести под это дело: систему машин, семейства, то-се… Старос слушал минут 15, потом ему это надоело, видимо слушать всю эту науку, и он говорит: «Ну что, товарищ Баранов, если вы нам скажите, что вам удалось уменьшить число типов модулей до 30, я немедленно пожму вам руку, и мы дадим вам большую премию». И я ему отвечаю: «Не 30, а только 12!». Это был первый случай, когда Старос меня заметил.

Через короткое время я занялся вещами, которыми потом всю жизнь занимался – формальными методами проектирования. Я чувствовал, что все инженеры-электронщики лучше меня, ребята уже работали года два, и у них был свой особый жаргон описания схем. Они говорили: вот здесь единица идет нулем, здесь единицей и так далее. На третьем переходе единицы в ноль, я уже переставал что-либо соображать: почему единица должна идти нулем, а не единицей. И тогда я решил, что должна же быть все-таки какая-то теория в этом деле. Я занялся булевой алгеброй, прочел классическую монографию по теории релейных контактных схем, затем я прочел книжку Глушкова, это была лучшая книжка по тем временам по теории автоматов. Потихоньку я почувствовал, что становлюсь специалистом в области формального проектирования. И дальше меня всю жизнь это интересовало, я занимался разработкой методов проектирования очень сложных цифровых систем формальными методами.

– Народная молва гласит, что Старос подарил Никите Сергеевичу маленький приёмничек, и именно его размеры поразили Хрущева.

– Я не могу сказать точно каким образом, но вот как-то наша организация оказалась связанной непосредственно с Никитой Сергеевичем Хрущевым. Я думаю, что, кто-то обратил внимание Хрущева на наши изделия, которые демонстрировались на выставке министерства электронной промышленности. Было назначено посещение Хрущевым нашей организации. Встреча прошла довольно-таки интересно, особенно для Хрущева. Кода Старос привел его в очень небольшую комнату, причем это было сделано сознательно, и сказал: «Вот в этой комнате находятся два компьютера». Никита Сергеевич оглядел всю комнату, пытаясь отыскать привычные шкафы, напичканные электроникой, но кроме двух сравнительно небольших приборов на одном из столов ничего не обнаружил. Хрущев был совершенно сражен тем, что увидел в нашем КБ, и после этого Старосу была обеспечена его полная поддержка.

На самом деле наибольшее впечатление на него произвели эти компьютеры. Уже потом, ему подарили приемничек, который он засунул за ухо и был очень поражен, когда в последних известиях ему сказали «на ухо», что он находится в Ленинграде. А приемничек был действительно очень маленький, наподобие современного слухового аппарата. И сотворили у нас это чудо, потому что у нас были уже бескорпусные транзисторы, были уже разработаны соответствующие пленочные схемы, было неплохое оборудование, но самое главное были у нас непревзойденные умельцы, великолепные инженеры.

Хрущев был страшно доволен, всем, что он увидел. Насколько я помню тогда же, во время этого визита Хрущев утвердил проект о строительстве в Зеленограде Центра микроэлектроники. Старос предполагал, что центр не будет представлять собой расположенные в одном месте совершенно самостоятельные институты, как это оказалось впоследствии, а будет представлять собой одну организацию с единой программой. Институты же, которые там планировались, должны были быть, как отделы в организации. Он хотел, чтобы направления их работы были жестко скоординированы и определялись той идеологией, которую он мечтал воплотить в жизнь в области микроэлектроники, компьютеров и в области искусственного интеллекта.

Никита Сергеевич был настолько потрясен тем, что увидел в нашей организации, что сказал Старосу: «Если что, то обращайтесь прямо ко мне», т. е. не через министра, а напрямую. И началось строительство центра. Я работал там в самом начале, вел определенный проект, кстати, вместе с Мишей Алексеевским, который теперь тоже в Израиле. Все шло хорошо, но в какой-то момент Старос и Берг почувствовали некоторое противодействие в работе со стороны министра. Берг, как более эмоциональный человек уговорил Староса написать письмо Хрущеву, что, мол, не дают нормально работать. Старос долго собирался, но, в конечном счете, написал такое письмо. Письмо попало прямо к помощнику Хрущева, который положил его в сейф Хрущева, поскольку Хрущев был на отдыхе в Пицунде. Как раз в это время в октябре 1964 года группа заговорщиков во главе с Брежневым отстранила Хрущева от власти. И когда открыли его сейф, там обнаружили письмо Староса. Письмо было немедленно отправлено министру на проверку. После этого была коллегия министерства в Москве, на которой Староса изгнали из Зеленограда. Потом была выездная коллегия в Ленинграде в нашем КБ. Все думали, что Староса снимут и с должности директора КБ. Однако дело ограничилось тем, что нас влили в одно из ленинградских производственных объединений, и КБ потеряло в какой-то степени свою самостоятельность.

– Вы первыми научились делать настольные компьютеры, как случилось, что в СССР так и не смогли сделать персональный компьютер?

– К этому времени мы уже не были впереди. Почему? Во-первых, не было достаточно хорошей технологической базы. Технология, можно сказать, обеспечивается определенными технологическими машинами, а качество машин определяется общим уровнем развития машиностроения в стране, который был весьма низким. Это касалось всего машиностроения, не только прецизионного машиностроения для создания сверх больших интегральных схем. Отсутствие хороших машин стимулировало создание в Советском Союзе совершенно небывалой школы в области автоматизации проектирования цифровых систем. Причем было несколько направлений. Я занимался автоматизацией логического проектирования или цифрового проектирования. До сих пор работы советских специалистов в области логического синтеза цифровых систем намного опережают американские. Я могу похвастаться, например, тем, что система проектирования, которую я сделал сейчас, и для которой большинство программ по моим алгоритмам написали студенты, работает в двести раз быстрее, чем все американские системы, а число элементов в сложных схемах в два раза меньше, чем у лучших американских систем. У нас была такая «Всесоюзная школа по теории автоматов», которой руководил член-корреспондент АН СССР Гаврилов, а когда однажды он занемог, мне поручили руководство этой школой. В эту школу входили суперспециалисты. Когда лет пять тому назад я делал доклад по нашим работам в университете Беркли, то там мне пришлось объяснять такие вещи, которые казались тривиальными с нашей точки зрения.

© Copyright: Владимир Арлюк-Шапиро,
2014

¹ Тогда, в 1961 году это было ещё СКБ-2 абонементного ящика 233, из которого оно вскоре выделилось в абонементный ящик 155, ставший в 1966 году ЛКБ.

² Купер Юнион, Нью Йорк, США. Бакалавриат. Usdin, Steven T.Engineering communism: how two Americans spied for Stalin and founded the Soviet Silicon Valley. Vail-Ballou Press, Binghamton, New York.- 2005, 329 (Прим. ред.)

³ В августе 1950 года А. Сарант под угрозой ареста через Мексику бежал в Советский Союз. До 1955 года был направлен вместе с И.В. Бергом на работу в Чехословакии. (Прим. ред.)

⁴ Современным читателям стоит объяснить, почему в КБ Староса оказалось много толковых евреев. Это отнюдь не связано с любовью начальника КБ и его главного инженера к данной национальности. Они-то были реальными интернационалистами. Но существовавший порядок распределения по предприятиям студентов, заканчивающих обучение, формировал группы студентов с высоким средним баллом, но не отбиравшихся в крупные и давно сформировавшиеся приборостроительные предприятия атомной, ракетной, космической и т.п. промышленности их кадровыми службами из-за различных «шероховатостей» биографии. А эти предприятия имели приоритет при отборе. Пресловутый «пятый пункт» — национальность в паспорте самого студента или его хотя бы одного родителя был в числе ещё некоторых аспектов биографии очень сильной «шероховатостью». Автор сам в 1960 году был свидетелем и участником этого процесса. А в КБ Староса такое ограничение не поощрялось руководством, и отбор шёл уже в группах студентов, отфильтрованных по указанному выше принципу.
https://memoclub.ru/2020/07/pervyiy-zvyozdnyiy-chas-sovetskoy-mikroelektroniki/

Н.С.Хрущёв знал о руководстве КБ. Кроме этого председатель ГКЭТ А.И.Шокин проделал огромную органи-зационную работу, чтобы Н.С.Хрущёв посетил КБ. – Шокин А.А. Министр невероятной промышленности СССР: Страницы биографии. – М,;ЦНИИ «Электроника», 1999. – 374 с., ил.
С.Н. Хрущёв, сын Н.С. Хрущёва советовал отцу посетить КБ и познакомиться с Ф.Г. Старосом и И.В. Бергом после своего визита в КБ. Usdin, Steven T.Engineering communism: how two Americans spied for Sta-lin and founded the Soviet Silicon Valley. Vail-Ballou Press, Binghamton, New York.- 2005.

⁵ Н.С. Хрущёв знал о руководстве КБ. Кроме этого председатель ГКЭТ А.И. Шокин проделал огромную организационную работу, чтобы Н.С. Хрущёв посетил КБ. – Шокин А.А. Министр невероятной промышленности СССР: Страницы биографии. – М,;ЦНИИ «Электроника», 1999. – 374 с., ил.
С.Н.Хрущёв, сын Н.С.Хрущёва советовал отцу посетить КБ и познакомиться с Ф.Г.Старосом и И.В.Бергом после своего визита в КБ. Usdin, Steven T.Engineering communism: how two Americans spied for Sta-lin and founded the Soviet Silicon Valley. Vail-Ballou Press, Binghamton, New York.- 2005.

СПЛЕТЕНИЕ ПОКОЛЕНИЙ И СУДЕБ
К 100-летию А.И. Шокина

(Очерки истории российской электроники.
Выпуск 2. ЭЛЕКТРОННАЯ ПРОМЫШЛЕННОСТЬ СССР, 1961-1985 гг.)

Статья М.П. Гальперина

Марк Петрович Гальперин

Уважаемые коллеги! Не ждите от меня никаких обобщений и откровений о судьбе Великого Министра Великой страны.

Я осмелился поделиться личными воспоминаниями о нескольких встречах с Александром Ивановичем в период моей работы в электронной промышленности начиная с 1959 года и до завершения им в 1985 году воистину подвижнической деловой карьеры. Карьеры этого жёсткого руководителя, неистового созидателя, увлечённого и многогранного инженера, деликатного воспитателя и человека.

Некоторые заметки связаны не с личными встречами, а с проектами, в которых мы участвовали по воле Шокина. Порой эта воля совпадала с нашими желаниями, а порой носила директивный характер. Важно, что во всех описанных случаях мы делали общее дело и сумели достичь успеха, о котором помним, которым гордимся и воздаём честь памяти Александра Ивановича.

Лаборатория на чердаке

Первую встречу с Александром Ивановичем и встречей- то назвать не очень удобно. Летом 1959 года я несколько месяцев простоял на лестнице, ведущей на чердак одного из ленинградских предприятий Авиационной промышленности, где размещалась лаборатория «чехов» – Староса и Берга: я дожидался и дождался, когда меня перераспределят в эту лабораторию СЛ-11, не зная ещё, что я добиваюсь своей непростой и очень интересной судьбы поработать в совершенно новой области науки и техники, которую уже тогда называли «Микроэлектроника», толком даже не понимая, что же это такое.

В тот день Шокин привёз к Старосу нескольких военных очень высокого ранга и плотной комплекции, из-за чего тощему студенту пришлось прилипнуть к стене, чтобы дать дорогу командирам. Уже потом я узнал, кто такой Шокин, что он нередкий гость в этой лаборатории на чердаке, и что его визиты чаще всего носили инженерную направленность.

Что же так интересовало Александра Ивановича на этом чердаке, почему он при первой возможности перетащил быстро растущую команду Староса из авиационной промышленности в Госкомитет Радиоэлектроники, в котором Шокин занимал пост Первого Заместителя председателя?

Не следует забывать, что до своего прихода в электронную промышленность долгие годы Шокин отдал развитию приборостроения для нужд Военно-морского флота и отечественной радиолокации, и это во многом определяло его интерес к Старосу, у которого в кабинете на отдельной заветной полке всегда стояли книги по радиолокации, изданные Массачусетским Институтом технологии – издание, в те годы трудно доступное, но хорошо известное и уважаемое среди профессионалов.

Познакомить Староса и Шокина вполне мог Аксель Иванович Берг, академик и полный адмирал, который многие годы относился к Старосу и его команде с необъяснимой симпатией и всегда старался помочь советом. Именно он порекомендовал начать работать с этой непонятной фирмой и её создателями многим крупнейшим личностям советской промышленности и науки.

Отношения А.И. Шокина и А.И. Берга сложились за годы их совместной работы в качестве Заместителей председателя Совета и Комитета по радиолокации, в период с 1943 года. Лучше всего эти отношения проявились в письме академика в связи с 50-летием Александра Ивановича с подписью: «Ваш старый, старый друг А.И. Берг» (Стр. 114 – Шокин А.А. Министр невероятной промышленности СССР: Страницы биографии. – М;ЦНИИ «Электроника», 1999.- 374 с., ил.).

СЛ -11 была организована в 1956 году, и за четыре года было сделано много очень интересных вещей.

Во-первых, за эти годы были разработаны новые для советской радиоэлектроники изделия – функциональные спиральные потенциометры для построения аналоговых счётно-решающих приборов, а также высокоавтоматизированное оборудование для их производства и всё это освоено в серийном производстве, и это производство продолжалось до 2007 года.

Неплохое начало для молодого коллектива, и Шокин как опытный приборист хорошо понимал, что такие потенциометры позволяли создавать принципиально новое, современное и высокотехнологичное поколение приборов управления стрельбой, отказаться от применения в этих приборах механических устройств – кулачковых механизмов, коноидов и других.

Во-вторых, уже работал макет настольной вычислительной управляющей машины УМ-1. Она состояла из блока арифметики, блока оперативной памяти на многоотверстных ферритовых пластинах, блока постоянной памяти на ферритовых кольцах, а также блоков преобразователей «напряжение – код», «код – напряжение» и «угол – код». Такой состав машины и её структура в будущем станет стандартом для управляющих мини – и микро-ЭВМ, сначала в виде настольных приборов, сравнимых по размеру с лабораторным осциллографом, через десять лет – в виде отдельной, платы, а ещё через десять – в виде однокристальной машины¹. Их все объединяет то, что они изначально предназначались для ВСТРАИВАНИЯ в управляемый объект, в измерительный прибор, аппаратуру связи, а потом – в мобильный телефон и в карманный прибор определения местонахождения по искусственным спутникам земли типа GPS.

Даже разрядность этой машины почти совпала с разрядностью будущих поколений управляющих машин.

Для Шокина – прибориста и локационщика такие машины виделись как продолжение эволюции техники вычислений и управлении от механических устройств к электромеханическим аналоговым, а далее – к цифровым вычислительным устройствам.

В-третьих, удивительной оказалась судьба интегральных ферритовых кубов памяти и Контактного Преобразователя Вал-Код КПВК-13. (Существует и другая расшифровка аббревиатуры ВК – это сокращённая фамилия одного из создателей этого измерительного прибора Виталия Михайловича ВальКова, с этим человеком мы ещё встретимся в этой статье.)

Кубы памяти КУБ-1, 2 и 3 были освоены на девяти серийных заводах электронной промышленности и других министерств, применялись в гражданских и военных моделях вычислительных машин, их производство продолжается до настоящего времени, что подтверждает простой факт, что эти кубы входили в комплектацию военной аппаратуры, до настоящего времени находящейся в эксплуатации в войсках, очевидно, ракетных, на борту космических аппаратов и подводных лодок.

В этих кубах Шокин – будущий Министр электронной промышленности увидел первое интегральное устройство, пусть не на полупроводниковой технологии, но ПЕРВОЕ И ИНТЕГРАЛЬНОЕ. Эти кубы долгие годы выдерживали конкуренцию даже с интегральными полупроводниковыми запоминающими устройствами за счёт высочайшей радиационной стойкости.

КПВК успешно использовались во многих народнохозяйственных системах управления, в том числе – на Белоярской Атомной электростанции. Судьба этого преобразователя связана с первой с микроэлектронной системой «Узел» для дизель-электрических подводных лодок. Эта система находится на вооружении военно-морских сил России, Китая, Индии и других стран. Сам КПВК-13 продолжает производиться на серийном заводе судостроительного приборостроения строения «Молот» в городе Петровске Саратовском и идёт на комплектование самых современных систем управления торпедным оружием подводных лодок. КПВК-13 успешно преодолел 50-летний рубеж производственной жизни.

Всё это не прошло мимо Александра Ивановича как человека, чья судьба началась в кругу людей и идей, связанных с разработкой и серийным производством приборов управления артиллерийской и торпедной стрельбой для Военно-Морского Флота.

Огромное значение в успехе проекта машины УМ-1 имел выбор схемотехники логических элементов этой машины, и к этому выбору приложил руку Александр Иванович Шокин, как опытный инженер – производственник.

В это время для молодой промышленности полупроводниковых транзисторов большой проблемой были крайне высокие, а порой просто недоступные требования к их рабочей частоте и надёжности работы, выдвигаемые Главными конструкторами вычислительных машин и систем управления. Это порой служило очень удобным оправданием отставания отечественной вычислительной техники от мирового уровня. Познакомившись с принятой в УМ-1 схемотехникой, Шокин поставил задачу использовать самые медленные из выпускаемых типов транзисторов П-13 и П-15, большая часть которых уходила просто в брак из-за низкого быстродействия. Эта задача была успешно решена за счёт применения статической схемотехники с непосредственными связями, а также работы транзисторов при пониженных номиналах питающих напряжений, что привело к уменьшению тепловыделения и значительному повышению надёжности работы².

Все эти решения принимались не позднее 1958 года, потому что через год Александр Иванович уже демонстрировал макет машины тогдашнему Председателю Военно-Промышленной Комиссии Д.Ф. Устинову ещё не как начальник Староса, а, скорее, как его единомышленник. С этого эпизода я и начал свой рассказ.

Так уж получилось, что все описанные особенности машины УМ-1, в том числе и предложенные Александром Ивановичем оказались провидческими и широко использовались в течение сорока лет на разных этапах развития микроэлектроники, включая микропроцессорные устройства и машины 80-90 годов двадцатого века.

В-четвёртых, одновременно с разработкой машины и устройств для неё в маленькой лаборатории велись работы по конструированию безкорпусных транзисторов для следующего поколения бортовых машин УМ-2. Работы велись в кооперации с рядом полупроводниковых заводов, в том числе с заводом «Светлана». Результаты этих работ в течение многих лет развивались другими предприятиями отрасли и использовались при конструировании гибридных интегральных схем. Делались попытки разработать оригинальные варианты кристаллов транзисторов, и пусть в условиях чердачной технологии эта попытка была обречена на провал, но она позволила подготовить специалистов для той поры, когда коллектив получит свои производственные мощности, и сразу приступить к разработке и производству интегральных схем на МОП- технологии во второй половине 60-х годов.

В-пятых, активно велись работы по плёночным интегральным схемам. Через несколько лет работы по созданию полностью плёночных интегральных схем были прекращены во всём мире, не получался главный её элемент – плёночный транзистор. Эти работы не пропали даром – была использована технология изготовления пассивной части гибридных микросхем, да ещё и оборудование, которое работало долгие годы и в КБ Староса, и на заводах Зеленограда. Эти работы помогли быстро создать серийные образцы оборудования для заводов электронной промышленности и других министерств, создававших для себя специализированные гибридные схемы. На многих аппаратных заводах в дальнейшем стали руководить этими направлениями работ по гибридным интегральным схемам и устройствам специального применения бывшие молодые специалисты, которые создавали эту технологию в коллективе Староса и внедряли её на заводах электронной промышленности в шестидесятые годы.

Это не могло не вызвать интереса у Шокина как руководителя, который по своему должностному положению отвечал перед страной и перед самим собой за рождение и развитие новой области науки и производства, уже получившей название «Микроэлектроника». Так на чердаке на Волковской увидел Александр Иванович прототип будущей организации его мечты – Центра микроэлектроники, поверил создателям этого маленького и столь плодовитого коллектива и пригласил их во вновь организованный Государственный Комитет Электронной Техники³.

¹ Мой уважаемый начальник здесь слегка подкорректировал историю. Макет УМ-1 пропускаем. Первая серийная управляющая машина такого рода – УМ1-НХ принята Государственной комиссией в 1962 году. Первая отечественная 16-разрядная микро-ЭВМ «Электроника С5» – 1975 год. Одноплатная микро-ЭВМ «Электроника С5-11» – 1976 год. Первая отечественная 16-разрядная однокристальная микро-ЭВМ – 1979 год. После ухода в 1973 году Ф.Г. Староса из КБ последние три работы были сделаны, благодаря усилиям М.П. Гальперина, в том числе, и по сохранению большей части коллектива, воспитанного при Ф.Г. Старосе

² Здесь панегирик А.И. Шокину уместно подкорректировать. «Огромное значение в успехе проекта машины УМ-1 имел выбор схемотехники логических элементов этой машины, и к этому выбору приложил руку Александр Иванович Шокин, как опытный инженер-производственник». Как инженеры к этому приложили головы и руки сотрудники КБ Н.И. Бородин и В.Е. Бандура, разработавшие и реализовавшие новый схемотехнический подход к использованию в ЭВМ транзисторов типа П-15. А Шокин – «тёртый калач» в межведомственных отношениях, отвечавший тогда в ГКРЭ за элементную базу, получил и использовал этот козырь в отношениях с разработчиками ЭВМ других ведомств, жаловавшихся на качество указанных транзисторов. М.П. Гальперин эту историю прекрасно знал, но, видимо, не смог в этом эссе отойти от модели застольного спича.

³ С трудом удержался от решения исключить этот абзац из публикации. Как поздравительный тост на празднике – лучше не придумаешь. Как факт – «Так на чердаке на Волковской увидел Александр Иванович прототип будущей организации его мечты – Центра микроэлектроники, …» — более, чем сомнительный. См. статьи выше.

Дворец на Московском и Центр микроэлектроники

Вторая серия моих контактов с Александром Ивановичем связана с подготовкой и принятием Решения о строительстве Центра микроэлектроники в Зеленограде. Ещё раз хочу напомнить, что в эти дни мне, да и большинству моих коллег, которые были привлечены к этому судьбоносному проекту, не было ещё и двадцати пяти лет. И именно об этом я и хочу рассказать. Конечно, время было такое – дело было новое, люди в основном приходили со студенческой скамьи и сразу оказывались вовлечёнными во все научно-технические и политические коллизии. Но не менее важно, что этим делом занимались два необычных, пусть каждый по-своему, человека – Шокин и Старос. Способность, умение и желание работать с молодыми, неопытными, но в то же время независимыми, амбициозными и просто способными ребятами была свойственна тому и другому человеку.

Они оба умели и любили общаться с людьми таким образом, чтобы никто из участников деловых совещаний, жарких споров и не вспоминал, что их положение в обществе, их деловой опыт разделены многими ступенями иерархической лестницы.

Каждый из них умел завести, зажечь собеседника, а вместе – превратить обычное совещание в подлинно творческий процесс. За многие годы работы мне посчастливилось неоднократно быть ещё зелёным свежесрубленным бревном, которое превращается в яркий костёр, согревающий душу и мозг, когда «костровым» является кто-нибудь один – Шокин или Старос.

А уж когда это бревно оказывалось между двух огней, то процесс приносил очевидную пользу немедленно, пользу многим поколениям людей, да ещё и дал возможность старой, обгоревшей коряге на склоне лет гордиться тем, что ей довелось быть в общем костре, на котором была сварена такая новая и вкусная похлёбка, как наша отечественная микроэлектроника.

Один из моментов такого массового «кострового» общения удачно схвачен на одной из фотографий, сделанной постоянным фотобиографом Александра Ивановича М.С. Лихачёвым. Фото хранится в семейном архиве одного из лиц, присутствующих на снимке – Геннадия Алексеевича Титова, в то время Заместителя Председателя ВПК. Вместе с А.И. Шокиным и Ф.Г. Старосом они работают над проектом Постановления о создании Центра Микроэлектроники в Зеленограде. Остальные участники процесса – это и есть те самые молодые чурбачки, которые ждут своей очереди отстоять свои формулировки подготавливаемого документа, каждый в своей зоне ответственности. Есть среди них и автор этой статьи, хотя признать его непросто, слишком много лет прошло!

А с Георгием Алексеевичем мы встретимся в этой статье ещё раз, примерно за четверть века до появления этой фотографии, и опять он будет рядом с Александром Ивановичем.

Моменту, запечатлённому на том снимке, предшествовал приезд в ЛКБ главы государства Н.С. Хрущёва. Основные моменты встречи и её подготовки для истории микроэлектроники, да и для истории её создателя Министра Шокина сумел сохранить всё тот же М.С. Лихачёв.

Среди этих снимков отмечу один, где число участников встречи минимально. Этот снимок увидел свет в изданной в США книге Уздина¹.

На этом снимке кроме А.И. Шокина и Ф.Г. Староса и его заместителя И.В. Берга мы видим начальника 4 ГУ Ивана Александровича Комлева – прямого начальника Староса и его близкого друга. На встрече не было никого посторонних, шла напряжённая подготовка к визиту Хрущёва.

На всех остальных фотографиях весьма многолюдно. Здесь и Председатель ВПК Д.Ф. Устинов и его заместитель Г.А. Титов, и высшие чины ВМФ во главе с Адмиралом С.Г. Горшковым, конечно, А.И. Шокин и руководство партийной организации Ленинграда. Здесь ближайшее окружение Староса, в каждом эпизоде – это или сборщицы электронных компонент, или различные инженеры и руководители, которые докладывают Хрущёву о различных аспектах работ, ведущихся в ЛКБ, как прообразе будущего Центра Микроэлектроники, о создании которого идёт разговор. Именно эти снимки широко растиражированы различными изданиями, телевизионными передачами.

Но для этой статьи, посвящённой памяти Александра Ивановича, очень важно другое. Ни на одном из этих снимков нет никого из работников электронной промышленности, кроме работников КБ.

Объяснение этому простое: в таких важных делах Министру не были нужны помощники, он все вопросы умел держать в собственной голове и решения принимал сам. На последующих этапах к реализации величайшего по размаху проекта будут подключены десятки и сотни людей – работники предприятий Министерства, а также работники государственного и партийного аппарата. Дальнейшие этапы рождения Центра, его строительства и развития не являются предметом данной статьи.

¹ Usdin, Steven T.Engineering communism: how two Americans spied for Stalin and founded the Soviet Silicon Valley. Vail-Ballou Press, Binghamton, New York.-2005

Управляющие машины. Система для ВМФ

А теперь расскажу, как и что происходило в эти же годы в стенах КБ-2, расположенного в знаменитом здании Дворца Советов.

Машина УМ-1, к рождению которой приложил руку Александр Иванович, была доведена до серийного производства на заводе ЛЭМЗ Ленинградского Совнархоза и выпускалась семнадцать лет. Многие сотни этих машин послужили основой создания локальных систем управления, крупных систем, в том числе системы контроля второго энергоблока Белоярской АЭС, а в рамках МЭП на многие годы стала основой построения систем автоматизации производства, контроля изделий традиционных изделий электроники – резисторов, конденсаторов и других, а также новейших интегральных схем в Зеленограде и на серийных заводах.

Впервые в отечественной практике по личной инициативе А.И. Шокина, практически по его техническому заданию была в кратчайшие сроки создана системы оперативно-диспетчерского учета работы серийных заводов, терминалы которой стояли на столах всех начальников Главных управлений, в том числе производственного, планового, но главное – на столах заместителей министра и самого Министра.¹

По личной инициативе Министра комплекс работ по созданию, организации серийного производства и широкому внедрению в народное хозяйство был отмечен Государственной премией за 1969 год. С момента рождения машины прошло больше десяти лет, и эта премия не была каким-то политическим шагом или авансом на будущее, она была достойной оценкой многолетнего труда десятков коллективов страны.

Только благодаря поддержке Александра Ивановича Старосу удалось задолго до появления современной интегральной технологии с использованием первого поколения безкорпусных транзисторов и ниточных сопротивлений создать плоские логические модули с поэлементным резервированием, которые выпускались до 1992 года и показали необычайно высокую надёжность, недостижимую для всех поколений гибридных и ряда поколения твёрдотельных схем.

Простая технология их производства, уступающая последующим поколениям схем лишь по своей массовости, позволила уже в 1962 году получить уже первые опытные образцы бортовых вычислительных машин серии УМ-2, а в 1964 годы завершить Государственные испытания машины, которые впервые проводились по новому стандарту «Мороз-2». Председателем Государственной Комиссии был начальник ЦНИИ-22 В.П. Балашов, а в комиссии работали представители всех Главных конструкторов бортовых машин и комплексов, созданных на традиционных, устаревших компонентах, и после жарких дискуссий все вынуждены были признать, что машина является ПЕРВОЙ ОРИГИНАЛЬНОЙ, СООТВЕТСТВУЮЩЕЙ… И ПРОЧЕЕ, И ПРОЧЕЕ.

Я отлично помню, что все эти формулировки были подчёркнуты рукой Александра Ивановича, когда Акт испытаний поступил к нему на утверждение. Мы понимали, что это признание нашей технической победы, победы электронной промышленности, но что это победа далека от окончательной. Уж слишком она задевала интересы других министерств и больших, достойных уважения коллективов, которые объективно не могли выиграть в этом турнире, в открытом бою, но были практически непобедимы в области закулисных игр.

Поэтому судьба машин семейства УМ-2 была бы печальной, если бы… не великое братство морских офицеров, морских инженеров, независимо от того, являются ли они боевыми офицерами, как академик инженер-адмирал Аксель Иванович Берг, или сугубо гражданскими людьми, как Анатолий Александрович Розанов, или специалист по созданию корабельных приборов управления огнём Георгий Алексеевич Титов…

Я уж не говорю о Главкоме ВМФ Адмирале Флота Советского союза С.Г. Горшкове и его заместителях, прошедших войну и стоявших у истоков рождения океанского ракетоносного современного флота.

Но всё мне стало окончательно ясно, когда я в двадцатый раз прочитал воспоминания об отце, написанные А.А. Шокиным и наконец- то увидел Шокина в форме капитана 1 ранга с правом ношения кортика и с огромным опытом работы в области морского приборостроения. И тут я понял, что есть ещё одна тайна, которую я не раскрыл. Я должен вернуться в историю приборостроения тридцатых годов. А читателю предстоит решить, что из последующих страниц является набором неоспоримых фактов, а что попыткой найти какие-то иррациональные объяснения происшедшему.

Я решил оставить разрешение этой загадки для завершающих строк нашей статьи. А пока кратко изложу историю создания на основе работ по машинам серии УМ-2 современнейшей по тем временам Боевой Информационно-Управляющей Системы (БИУС) «Узел», которая стала первой системой и для Флота, и для всего Министерства Обороны, построенной на первом поколении микроэлектронных компонентов.

БИУС – это система, которая решает комплекс задач навигации, обработки радиолокационной и акустической информации, определения элементов движения целей, а также выработки данных для стрельбы торпедами и торпедоракетами, ввод данных в торпеды и выполнение самой стрельбы, а также много вспомогательных задач, повышающих эффективность действий лодки.

К середине 60-х годов такие системы уже были созданы институтами Минсудпрома для новейших проектов лодок, вооружённых межконтинентальными баллистическим ракетами. Эти лодки позволяли разместить некое подобие вычислительного центра с мощной вычислительной машиной, построенной на обычных транзисторах, памяти на ферритовых сердечниках, с мощнейшей системой вентиляции, с полным резервированием.

Перед нами была поставлена задача создать систему с такими же возможностями, но, чтобы её можно было устанавливать на самых массовых и малогабаритных дизель-электрических лодках, для чего нужно было уменьшить систему не менее чем в десять раз.

Ведущие разработчики подобных систем в Минсудпроме подняли нас на смех, когда мы обсудили вопрос с военно-морской наукой и признали задачу осуществимой. Нас поддержали и проектировщики дизельных лодок, которые стремились, чтобы по своим средствам борьбы с лодками и надводными кораблями противника они по крайней мере не уступали мощным ракетоносцам, которых и должны были защищать эти маленькие лодки.

Мы не могли понять только одного – кто же нам разрешит взяться за столь несвойственную для электронной промышленности задачу. Оказалось, что всё произошло очень быстро. Уже через полгода вышло постановление Правительства, и мы начали работу в 1965 году. Главным конструктором системы был назначен Ф.Г. Старос, я стал его первым заместителем. Теперь мы понимаем, что этот вопрос был решён между Главкомом и Министром, поддержан Военно-промышленной Комиссией, безусловно с участием Г.А. Титова. Это было нужно не только флоту. Нужно было показать, что современный уровень развития электроники в стране способен обеспечить решение столь сложных задач, чтобы столкнуть с мёртвой точки другие фирмы, заставить их более активно двигаться вперёд, а не прятаться за спиной нашего министерства.

В исключительно сжатые сроки система была разработана, в 1968 году установлена для проведения испытаний на действующую лодку проекта 641, прошла все стадии корабельных испытаний, успешно прошла Государственные испытания в марте 1970 года.

Казалось бы, можно на этом остановиться, ведь мы показали, как надо делать системы, Но мы пошли дальше, наш общий успех окрылил проектантов дизельных лодок, и нам предложили установить «УЗЕЛ» на новую дизельную лодку проекта 641-Б. Технически мы были к этому готовы, но для этого нужно было создать совершенно новую кооперацию как внутри Минэлектронпрома, который взял на себя не только освоение серийного производства логических модулей специального назначения, интегральных ферритовых кубов памяти, но и изготовление вычислительных комплексов – основы системы. Минсудпром взял на себя серийное изготовление всех пультовых и электромеханических приборов, сборку и отладку комплексных систем на стенде и на лодке и проведение всех комплексных испытаний.

Строительство лодки начиналось одновременно на нескольких заводах. И освоение нужно было провести в столь сжатые сроки, что Минсудпром просто не успевал выполнить привычный цикл подготовки серийного производства. МЭПу пришлось взять на себя ещё и полный выпуск систем для трёх первых лодок.

Принятие на себя столь сложных и непрофильных обязательств было крайне обременительно для МЭП. Далеко не сразу удалось убедить Александра Ивановича взять не себя такую ответственность.

Это был следующий этап, когда добиться принятия решения удалось только благодаря серьёзному пониманию руководителями Министерства государственной важности этой работы. С Шокиным многократно встречался по этому вопросу С.Г. Горшков, восемь раз к Министру выходил с разными вариантами проекта Решения об организации серийного производства его заместитель А.А. Розанов, тоже морской приборист, глубоко понимавший важность решаемой проблемы.

Большую роль сыграла позиция Генерального Директора объединения «Позитрон» Алексея Никифоровича Голенищева, принявшего на себя обязательства по изготовлению трёх систем для головной серии лодок.

В итоге было принято совместное решение ВМФ, МСП и МЭП. Конечно, последнее слово сказал Александр Иванович Шокин, и это был слово морского инженера и большого государственного деятеля.

Начались серийные поставки систем. Буквально с первых лодок «Узел» завоевал репутацию самой малогабаритной, самой надёжной и самой эффективной систем такого класса, поставляемой промышленностью для нового кораблестроения. Всего в период до 1992 года было выпущено и установлено на лодки около 65 таких систем, еще около 15 комплексов стояли и стоят в лабораториях военно-морских училищ, готовящих офицеров-подводников, в учебных центрах и ремонтных мастерских².

Системе досталась счастливая судьба. Вскоре она была включена ещё в один проект дизельной лодки, проект 877, а затем ещё и на часть лодок проекта 636. Лодки перечисленных проектов поставлялись не только Российскому флоту, но и флотам Китая, Индии, Алжира, Ирана, Польши и Румынии. И сейчас они несут боевую службу, проходят нормальные профилактические работы, возвращаются в Россию для плановых ремонтов, давая, помимо всего прочего, работу многим сотням бесценных специалистов.

В их числе – работники Псковского СКБ вычислительной техники, единственная сохранившаяся часть крупного объединения «Рубин», развитию которого столько сил отдал Александр Иванович Шокин.

Совсем недавно в ремонт поступил блок из состава вычислительного комплекса системы «УЗЕЛ», на шильдике которого обозначен срок его изготовления – 1974. 35 лет работает и ещё долго будет работать блок на плоских логических модулях, который не рискнул использовать ни один Главный конструктор, кроме работников электронной промышленности! Это ли не подтверждение правильности технической политики Шокина в шестидесятые и последующие годы по создание сложнейших систем для различных областей военной и гражданской техники на основе новейших достижений электроники.

Нужно помнить при этом, что успех приходил только в тех случаях, когда участниками проекта являются смелые и умные люди со стороны заказчиков таких изделий. Успех системы «УЗЕЛ» – это успех Минэлектронпрома, Военно-Морского флота и Минсудпрома.

В 1984 году за разработку системы «Узел» мне была присуждена Государственная премия СССР в составе коллектива – создателей лодки проекта 877, получившей название «Варшавянка». Во многом получение этой высокой премии являлось результатом поддержки, оказанной Александром Ивановичем и Генеральным директором объединения «Светлана» Олегом Васильевичем Филатовым.

Возглавлял авторский коллектив Генеральный конструктор неатомных подводных лодок Юрий Николаевич Кормилицын. Именно этот человек обеспечил успех и популярность наших дизельных лодок не только среди отечественных моряков-подводников, но и на мировом рынке вооружений. Его активная позиция обеспечила и успех разработки системы «Узел», которую он сумел превратить в одну из основных систем подводной лодки, обеспечивающих высокие боевые и эксплуатационные качества лодки.

¹ Система «Выпуск-4». Работу вёл и успешно завершил в 1967 году начальник комплексного отдела Виталий Михайлович Вальков.

² По отзывам специалистов, занимавшихся обслуживанием ПЛ указанных проектов, им практически не приходилось использовать базовый ЗИП, когда лодки возвращались из похода.

Чаепитие с министром

Запомнилась ещё одна встреча с Александром Ивановичем во время фантастически задуманной им операции по превращению лучшего в стране завода цветных кинескопов «Хроматрон» в широко автоматизированное предприятие. В этой работе участвовали десятки институтов, конструкторских бюро и заводов. Повседневное руководство работой осуществлял Заместитель Министра Сергей Васильевич Илюшин, и каждую пятницу он проводил оперативные совещания на «Хроматроне»¹.

ЛКБ было поручено создание системы управления линии откачки кинескопов. Руководство всей нашей сборной командой было поручено Виталию Михайловичу Валькову, человеку с неистощимой изобретательностью и уже немалым авторитетом и опытом создания подобных систем. А эта работа была совершенно незаурядной по своим масштабам, политической весомости и предоставленным для её успешной реализации возможностям. Не напрасно ветераны создания подобных систем вспоминают этот проект с особой теплотой и радостью.

Эти воспоминания интересны ещё и тем, что к моменту нашего участия в проекте «Хроматрон» их авторы были уже сложившимися людьми, немало поработавшими в крупных вычислительных проектах шестидесятых годов, и им было с чем сравнивать свои впечатления.

Один из них, Борис Голованов руководил программной частью проекта. До прихода работать в ЛКБ он работал в одном из научно-исследовательских институтов ВМФ, а затем участвовал в создании системы ПВО для защиты больших городов, а после ЛКБ – в московском НИИ – разработчике системы обработки данных о результатах выборов, «ГАС ВЫБОРЫ». Борис и сейчас продолжает работать над развитием этой вечной системы, которую будут продолжать развивать, даже если процедура выборов самых разных ветвей власти в России окажется в значительной степени обесцененной. Второй, Геннадий Федотов, до прихода в ЛКБ прошёл лейтенантскую службу на Байконуре, а всю последующую судьбу построил на работах в области АСУТП.

Мне не часто приходилось присутствовать на еженедельных оперативках на «Хроматроне», в это время я разрывался на части между вопросами принятия на вооружение системы «Узел» и организации её серийного производства более чем на десяти заводах МЭП и МСП.

Поэтому особенно удивительно, что я оказался на «Хроматроне» именно в тот день, когда оперативка с обычных десяти утра переносилась несколько раз без каких-либо комментариев, и всё стало понятно где-то после трёх часов пополудни, что оперативку будет вести Министр!

Обычно на оперативках присутствовали только ведущие разработчики по всем системам, такую практику внедрил Илюшин, который предпочитал общаться с ответственными исполнителями, а директоров приглашал только для того, чтобы сильно побить или даже предупредить о неполном служебном соответствии. Так что добровольцев – директоров на этих сборах можно было увидеть нечасто, да и приезд Министра не отменял принятые правила.

Сама оперативка мне не запомнилась, думаю, что и для Александра Ивановича главным было обойти все участки работ и поговорить с ребятами прямо на месте. Самое интересное было после окончания официальной части. Шокин как-то неожиданно для всех сказал, что ему хочется просто вместе попить чаю и поговорить так, ни о чём. Дело было в пятницу, у всех были свои планы, билеты на поезд, самолёт и прочее, но основная масса осталась: не каждый день молодого инженера, начальника лаборатории приглашают попить чайку с Министром. Больше всего хлопот досталось директору завода, Юрию Дмитриевичу Павлову, но чай получился, были и сухарики, и конфетки.

Первая неловкость очень быстро прошла, и вскоре Александр Иванович начал рассказывать о своих встречах с крупными инженерами и бизнесменами – руководителями ведущих электронных компаний мира.

¹ На самом деле всё было попроще. Об этом хорошо написал Б.Г.Голованов в своей статье об этой работе. «Итак, действительно, где-то во второй половине 1971 года родные и до слез любимые Партия и Правительство нашей страны задумали в очередной раз провести в 1972 году демонстрацию нерушимого единства их лично и, так называемых, «братских и рабочих партий (БРП)». К этому историческому для всех нас событию МЭП как, вероятно, и другие министерства, получило указание продемонстрировать руководству БРП преимущества социалистического способа хозяйствования в самых высокотехнологичных отраслях промышленности. И в МЭПе был выбран «Хроматрон». Выбор был удачный. В этот период времени производство цветных кинескопов с полуметровой диагональю могли себе позволить производить лишь считанные страны — Япония, США и еще одна-две кроме нас. Поэтому демонстрация таких диковинных производств славным представителям БРП должна была сильно укрепить их уверенность, что с ними будет все хорошо. Недавно отстроенный завод по производству цветных кинескопов «Хроматрон» позиционировался высшими руководящими органами как «предприятие 21-го века» и был оснащён лучшими на тот момент отечественными средствами автоматизации, и работы по его созданию на всех этапах контролировались лично Министром электронной промышленности». https://memoclub.ru/2024/03/24323/

² Дальнейший текст описывает подробности чаепития и других положительных переживаний автора от встреч с Министром в период «после Староса». Он выпадает из контекста всей подборки и не приведён здесь. При необходимости с ним можно ознакомиться, пройдя по ссылке https://memoclub.ru/2020/07/pervyiy-zvyozdnyiy-chas-sovetskoy-mikroelektroniki/

М.П. Гальперин
2009 год

Послесловие редактора

Эти четыре статьи и статья Юрия Иосифовича Шендеровича «Старос и Берг – начало пути микроэлектроники» (https://memoclub.ru/2020/07/staros-i-berg-nachalo-puti-mikroelektroniki/) ярко показывают, как масштабно мыслили Ф.Г. Старос и И.В. Берг, закладывая основы микроэлектроники и вертикальной интеграции в СЛ-11 во второй половине 50-х годов.

Вертикально интегрированная СЛ-11 – от бескорпусных транзисторов и тонкоплёночных структур до систем на основе собственных ЭВМ.

Миниатюризация на всех уровнях – элементов, модулей, плат, узлов, блоков и внешних устройств типа преобразователь «вал-код».

И в обеспечение этого – широкий спектр специалистов при удивительно малом их количестве на фоне большого и разнообразного перечня задач.
И главное воспоминание, что так хорошо, как тогда, никогда не работалось.

Ю.А. Маслеников
08.03.2024

Примечание:
1. Фотографии в тексте можно увеличить, для этого надо навести на фотографию курсор и щёлкнуть левой кнопкой мыши.

В начало