Эльвира Шатаева. Цейский район.. Сентябрь, 1970 г. Фото автора

Ленинград. Август 1970-го года. Мне 25. Инженер ОКБ имени Соколова, выпускник ЛЭТИ, по уши влюбленный в свою однокурсницу.

Что-то не складывалось в личной жизни, кончалось лето, а с отпуском по разным причинам ничего не получалось. Неожиданно Виталик Корпуснов спросил: «Хочешь поехать в альплагерь? Есть горящая путевка в «Цей» на сентябрь».

Светлый человек, Виталик. В 1965 году он буквально спас меня в Коктебеле. Тогда, оказавшись впервые на море и опьянев от красоты и величия Кара-Дага, я чуть было не поплатился жизнью за свою беспечность и неопытность в лазании по скалам. А дело было так.

Прогуливаясь по тропе вдоль моря, где-то в районе Лягушачьих бухт, мы с Виталиком подошли к большому скальному выступу (на языке альпинистов «жандарму»). И чёрт меня дернул полезть на эту скалу. Виталик только успел произнести «Э-э-э, как будешь спускаться?». Но я уже был на вершине. Всего-то метров 10 до верхней точки.

Вершина жандарма представляла собой полусферу диаметром метра три с довольно гладкой поверхностью. Взобраться на нее не составило ни малейшего труда. Однако, оказавшись наверху, я понял, что попал в самую настоящую ловушку. Как теперь спускаться – ведь сверху не видны зацепки на скале, и направление-то спуска зрительно не определить. Я оказался в положении отца Федора из «12 стульев». Подступала паника.

Виталика не видно, но хорошо слышно. Он сразу все понял. «Старик, не паникуй, сейчас что-нибудь придумаем, сиди, отдыхай и постарайся успокоиться». Я, конечно, пытаюсь успокоиться, но хорошо представляю, что сейчас будет: при попытке начать спуск ноги соскользнут, и я полечу вниз, на острые камни у основания «жандарма». Через некоторое время раздался голос Виталика: «Слушай, план такой – я сейчас брошу камешек вертикально вверх, он пролетит в том месте, где ты выходил на вершину. Ложись на живот и протягивай туда одну ногу. Зацепки для рук будешь выбирать сам, а определять точки опоры для ног я тебе помогу, так как снизу все хорошо видно». Так мы и поступили. Все кончилось благополучно, но страху я натерпелся. Да и Виталик тоже – он потом дня два со мной не разговаривал. В общем, урок я получил хороший.

Но вернемся в август 1970 года. Сам бог мне послал Витальку. Его предложение поехать в альплагерь принял, не задумываясь. Я уже знал, как это здорово. Моим первым альплагерем был «Улу-тау», где прошли первые восхождения на Местиа-тау и Тютю-баши и где в незабываемой праздничной обстановке всем участникам были вручены значки «Альпинист СССР». Не существовало лучшего способа избавиться от хандры, переключиться, поменять обстановку. Да и познакомиться с новыми людьми. А в качестве бонуса заработать третий спортивный разряд по альпинизму.

Альплагерь «Цей» расположен в красивейшем районе Северной Осетии. Мне говорили: «Старик, тебе понравится это место…». Но реальность превзошла все ожидания. Я всегда брал с собой фотоаппарат, но сейчас мне было бы стыдно показывать свои видовые фото, так как в интернете можно найти множество шикарных фотографий этого района, снятых с помощью профессиональных камер и летательных аппаратов-дронов, несущих видеокамеры. Однако никакая фототехника не сможет заменить личное присутствие. Ослепительный снег. Растительность всех цветов: от разных оттенков зелёного и жёлтого до красного и бордового. Новые, экзотические запахи, непривычные звуки, да и люди в горах какие-то особенные.

«Участников» (так нас называли) было много – человек 40-50 из разных городов Союза, в основном, студенты и молодые выпускники ВУЗ-ов. Нас сразу разделили на отделения, примерно по 10 человек в каждом. Я попал в отделение к инструктору Сухареву Владимиру Николаевичу и очень завидовал Борису Горелику, Коле Исакову, Максиму и другим ребятам, зачисленным в отделение мастера спорта Шатаевой Эльвиры Сергеевны.

Эльвира Шатаева со своим отделением. «Цей». Сентябрь 1970 г.

На молодых «участников» эта женщина производила неизгладимое впечатление – в обтягивающих белоснежных брюках, белой кофточке, стройная, грациозная, с какой-то лукавинкой в глазах. Она чувствовала на себе восхищенные взгляды, и это забавляло и даже смешило её. А как она выглядела в пуховой куртке и горных ботинках! Мы чувствовали себя жалкими цыплятами рядом с ней.

Каждый день мы открывали всё новые и новые стороны её характера: демократичность, умение слушать и слышать своих собеседников, необыкновенная простота в общении. Учебные занятия с участием Эльвиры Шатаевой превращались в праздники, а беседы у костра в увлекательные уроки общения между новичками и Мастером.

Шатаева – дизайнер. «Цей». Сентябрь 1970 г.

Запомнилось одно из плановых восхождений на красивейшую вершину Цейского района Сказ-хох. Утром 13-го сентября после общего построения все отделения одно за другим вытянулись в цепочку и вышли на маршрут. Светило солнце, ветра практически не было. Настроение бодрое – шутки, прибаутки, приколы. Вершина простая – всего-то 2-А категории сложности. Все предвкушали легкую прогулку. Воздух наполнен радостью, беззаботностью молодости, какими-то необыкновенными ожиданиями.

За несколько часов добрались до верхних ночевок ущелья Заромаг. Оставался последний бросок до вершины. Поскольку было тепло, и спускаться мы собирались по пути подъёма, решили оставить здесь рюкзаки со спальниками и тёплыми вещами и штурмовать вершину в легких брезентовых штормовках. Кто принял такое решение, сейчас уже не вспомнить, но факт остаётся фактом – мы вышли на последний участок восхождения, одетые совсем по-летнему.

Через пару часов подошли к крутому снежному склону, преодолев который, вышли на предвершинный гребень. Здесь-то наши инструкторы и заволновались. Дело в том, что над открывшейся вершиной показались довольно густые облака, предвестники надвигающейся непогоды. Однако до вершины оставалось всего минут 40 хода. Решили, что реальной опасности нет, а участникам будет только полезно проверить себя в трудных условиях.

Юрий Сергеев

Перед самой вершиной начало задувать. Достигнув высшей точки, практически не останавливаясь (всё равно видимости никакой), разворачивались и шли на спуск, радостными возгласами приветствуя и подбадривая поднимающихся навстречу участников. Но ветер, чёрт возьми, усиливался. Ребята начали мерзнуть.

Когда во время спуска подошли к снежному склону, с помощью ледорубов, воткнутых в снег, установили перила. Мне поручили держать ледоруб между двумя перильными верёвками. Вот тут-то и начались мои мучения. Пришлось стоять, практически без движения, придерживая ледоруб, и дожидаться пока все участники спустятся вниз. А ведь каждому надо было пристегнуться к перилам и затем перестегиваться при переходе с одной перильной верёвки на другую. Руки у всех замерзли, все операции с самостраховкой осуществлялись, как в кино с замедленной съемкой. Инструкторы подгоняли своих подопечных, но всё равно скапливалась очередь. Но ребята были в движении. Мне же приходилось искусственно напрягать и расслаблять разные группы мышц, приседать и делать всевозможные наклоны туловища. Однако это не очень помогало, появилась крупная дрожь во всём теле. И всё-таки я дождался – вот он, последний участник, можно спускаться и мне.

Снимал перила Сухарев Владимир Николаевич. Мы с ним в связке уже без самостраховки бегом спустились к подножью склона, где нас ожидали все остальные. Внизу ветра почти не было, на лицах у ребят опять появились улыбки. Эльвира, видя моё состояние, сказала: «Юра, возьми мою пуховку, хоть ненадолго». – «С удовольствием – ответил я, – только на одну минуту». И эту минуту, целую минуту я блаженствовал в пуховой куртке Эли, согретый её теплом в прямом и переносном смысле слова.

Потом был «разбор полётов». Хвалили и ругали отдельных участников восхождения. Инструкторы рассказывали случаи из своей практики, отвечали на вопросы. Жизнь в лагере потекла своим чередом. Были ещё восхождения, учебные занятия. Как-то само собой получилось, что я чаще стал общаться с Эльвирой. По её предложению мы перешли на «ты».

Позже, вспоминая наши беседы «тет-а-тет», я с великим удивлением отмечал, что Эля разговаривала со мной на равных. Несмотря на то, что она старше, опытнее, несмотря на свой статус, она внимательно слушала и слышала меня. Мы беседовали на самые разные темы, иногда засиживаясь допоздна. Мы задавали друг другу самые разные вопросы, рассказывали о себе, делились планами.

В одной из бесед возникла тема женского альпинизма. Эля рассказала о своих планах восхождений в составе женских команд (как она говорила, «с тётками»). В её планах был и траверс Ушбы, и пик Корженевской и даже пик Победы. Помню, я спросил её: «Эля, ты мастер спорта, а я новичок. Неужели тебе интересно моё мнение по этому вопросу». Она ответила, что ей интересно, а почему интересно – это уже совсем другая история, и она расскажет об этом как-нибудь в другой раз. Забегая вперед, скажу, что этого другого раза, к сожалению, так и не случилось. Так я и не узнал, «почему».

Помню, что я начал убеждать её в том, что сама идея женского высотного альпинизма порочна. Приводил разные доводы, говорил, что не надо доводить идеи феминизма до абсурда, что бог дал мужчине и женщине разные физические возможности, говорил много чего ещё. К моему удивлению Эля внимательно слушала и не перебивала.

Вскоре смена закончилась, и мы разъехались по домам – я в Питер, Эля – в Москву. Мы продолжали наши беседы по переписке. Эля почему-то писала то чёрным шариком, то синим, а однажды даже красным. Бумага тоже была разного цвета, то белая, то зелёная. Эти разноцветные письма почти 50 лет хранятся в моём письменном столе. Иногда я их перечитываю, отказываясь верить в произошедшее…

Разноцветные письма Эли Шатаевой

«День добрый, Юра!
Я уже дома. Встала на каблуки – ничего. Только вот ещё беда с руками, сую их в карманы (как в брюки). Да не беда, – была привычка, будет и «отвычка».
Теперь о горной деве Эльвире …Юрочка, пожалуйста, меня извини за «замечания», но я с горами не на «ты». Я их очень люблю, очень и очень многое связала с ними. Можно сказать половина меня – там, среди вечного снега, тёплых скал, среди буйной непогоды и нежных цветов, среди добрых и суровых людей, среди вас, наши участники. Всё это я очень и очень люблю. Но на «ты» кто с ними отважится, плохо кончает.
Это я к будущей сказке, которую ты мне когда-нибудь напишешь. Напишешь? Я уже начала ждать. Как дела с фотоматериалом? Буду ждать фотографии.
Может, надумаю съездить в Ленинград. Обязательно позвоню, разрешаешь?
Мне, разумеется, весьма любопытно встретиться с вами и с тобой, в частности. И, отбросив все условности, почувствовать себя в кругу людей, которых я будто бы очень хорошо и давно знаю. Так может быть только в горах, где и ребята, и ты мне очень понравились.
Прощаюсь. До следующего письма.

Эльвира

p.s. нескромное предложение – у меня 1 декабря день рождения, поэтому можно выбрать какой-нибудь диапозитивчик и подарить».

И Эля приехала в Ленинград. Мы встретились дома у Максима – старосты ее отделения. Собрались несколько человек – все ленинградцы. Веселое застолье, шутки, анекдоты. Были даже танцы. Потом я её провожал на московский поезд. И мы опять о многом говорили и, в частности, о женском альпинизме. Эля в принципе соглашалась с моими доводами, но ей хотелось хотя бы один раз взойти на семитысячник в составе женской команды. Ей хотелось «чистого» восхождения, чтобы никто не смог сказать «вытянули мужики».

В одном из последующих писем, уже в 1971 году, Эльвира писала:

«Здравствуй, Юра!
Минула вечность… Есть немного времени. Хочу тебе сообщить, что очень хочется поговорить с тобой (пусть даже в письме) на затронутую нами тему. Но, увы… тема весьма и весьма полемична. Здесь нужен живой разговор. Думаю, он как-нибудь состоится. Весной планирую поездку в Ленинград на 1-2 дня. С твоего разрешения – я позвоню. Если у тебя будет время, то обязательно встретимся.
Я сейчас занята больше обычного. Приходится заниматься квартирными делами, да ещё с 1-го февраля начала заниматься (на курсах) три раза в неделю с 19 до 22 час. 10 мин.
Вот пока и всё, что я могу изложить о себе.
Пока у меня адрес старый. Буду рада ответу.
Эльвира».

А вот письмо 72-го года:

«Здравствуй, Юра!
Не знаю, в Ленинграде ты или уже в горах, но всё равно пишу.
28.06.72 сдаю экзамен – английский свой и уезжаю на Памир. Там будет проводиться международная олимпиада.
Мы собираемся подняться на пик Евгении Корженевской женской четверкой. Очень волнуюсь уже сейчас. Базироваться будем на леднике Фортамбек. Предполагается завести сюда 80 советских альпинистов и 60 иностранцев. Юра, если бы ты когда-нибудь увидел эту поляну. Описать можно, но надо это увидеть.
Если получишь письмо, если не будешь занят и, если будет желание, напиши мне, пожалуйста, в г. Душанбе, главпочтамт, до востребования. Числу к 1 августа я уже должна спуститься в Душанбе.
Благодарю за письмо, думаю, ты ответишь мне в Душанбе.
Всего доброго.
Хороших тебе встреч, хорошей погоды и всего-всего самого наилучшего. Ребятам мои наилучшие пожелания.
Эльвира».

Эля получила моё письмо в Душанбе. Вот в сокращенном виде её ответ.

«Добрый день, Юра!
Начну с того, что твоё лицо я не забыла и не забывала. Думала там, наверху, что в Душанбе среди других писем должно быть и твоё письмо. И не ошиблась. Спасибо. Нам с тобой всё не удается поговорить (не следя за временем) где-нибудь в ленинградском кафе. Я всё только собираюсь.
О моих делах.
С английским всё в порядке, буду заниматься в 4-ом семестре. Да вот практики разговорной у меня нет.
А с горой поздравить можешь. У нас ни один пальчик не поморожен. Только рюкзаки были очень тяжёлые, примерно 25 кг. Я бы с удовольствием заплатила шерпам, но увы.
Юрочка, я – счастлива. И по твоему совету увлекаться такими «женскими» восхождениями больше не буду. Буду работать с разрядниками, пойдешь ко мне в отделение?
Только, чур, я на следующий год схожу ещё на одну страшную гору – пик Победы в составе мужской группы, хорошо? И потом с разрядниками.
Через 3 дня я уезжаю в Австрию. Вернусь – напишу. А, может, и приеду на пару дней – субботу и воскресенье. Ленинград – это так близко, а мы всё никак не увидимся.
p.s. Значит, лица забываются. Если сюда прибавить ещё три строки, то это будет кусочек стихотворения.
Эльвира».

Выделение жирным шрифтом сделал я. Значит, мои аргументы дошли, значит, она согласилась? Ведь пишет об этом не просто так, не для красного словца. Следовательно продумала, поняла, услышала. Я ликовал!

А дальше произошло то, что произошло. После пика Корженевской был ещё траверс Ушбы в составе женской четверки в 1973 году, а затем и участие в международной альпиниаде, проходившей на Памире в 1974-ом. В рамках альпиниады решено было провести восхождение на пик Ленина женской восьмеркой. Возглавить команду поручили Эльвире. Конечно, все обещания, данные мне, были забыты.

Этот год на пике Ленина оказался особенно трагичным. Впервые за 45 лет восхождений на эту вершину погиб альпинист. Им оказался один из сильнейших горовосходителей Америки Гарри Улин – 25 июля он попал в снежную лавину. А в начале августа погибла швейцарка Ева Изеншмидт. Несмотря на это, команда Шатаевой от планов восхождения не отказалась. Руководитель альпиниады Виталий Михайлович Абалаков дал добро.

С начала восхождения все шло хорошо. 5-го августа группа вышла на вершину. Однако, со спуском возникли проблемы. Стала резко портиться погода. Благодаря радиосвязи команды с базовым лагерем известно все, что происходило наверху буквально по часам. Стало темнеть, усилился ветер, ухудшилась видимость. Идти вниз в таких условиях женщины не решились. Из радиосообщения Эльвиры: «Видимость плохая – 20 – 30 метров. Сомневаемся в направлении спуска. Мы приняли решение поставить палатки, что уже и сделали. Палатки поставили тандемом и устроились. Надеемся просмотреть путь спуска при улучшении погоды». Немного позднее она добавила: «Думаю, не замерзнем. Надеюсь, ночевка будет не очень серьезной. Чувствуем себя хорошо».

А потом случилось самое страшное. Не дождавшись улучшения погоды, к вечеру 6-го августа группа начала спуск. После полуночи начался сильнейший, редкий по своей мощи ураган. Укрытия не было. Палатки были разорваны в клочья. Из радиосвязи в 15:15: «Нам очень холодно… Вырыть пещеру не можем… Копать нечем. Двигаться не можем… Рюкзаки унесло ветром…» Команда оказалась в безвыходном положении.

В базовом лагере срочно были организованы спасательные отряды из добровольцев.
Лучшие альпинисты мира – русские, французы, британцы, австрийцы, американцы и японцы пытались подойти к терпящей бедствие группе. Не удалось. Никому не удалось.

Не помогли. Не защитили. Не уберегли. Не смогли. Допустили. Проморгали… Вся команда погибла. Об этом много написано. Могу лишь добавить, что чувствую и свою вину – не уговорил, не убедил, не остановил. Прости меня, Эля.

Команду Эли Шатаевой похоронили у подножия пика Ленина, в урочище Ачик-Таш, на «Поляне эдельвейсов».

Вечная тебе память, милая Эля.
Вечная память твоим подругам: Нине Васильевой, Валентине Фатеевой, Ирине Любимцевой, Галине Переходюк, Татьяне Бардашевой, Людмиле Манжаровой и Ильсияр Мухамедовой.
Спите спокойно рядом со своей последней покоренной горой.