* * *

События развивались стремительно. Неожиданно, мне сообщили, что должности помощника следователя уже нет, и я написала рапорт в конвой, но осталась в следствии. Не прошло и месяца, как конвой, в котором я числилась – сократили, и я написала рапорт о переводе в роту, но, опять осталась работать в следствии. Все вернулось на круги своя – я снова оказалась в роте, работая в следствии. Но, через пару недель, то есть – за неделю до Нового года, начались глобальные сокращения штата сотрудников, начиная с роты. Я была в ужасе! Остаться без средств на существование с мамой инвалидом и, нигде не работающим сыном, для меня было ударом. Но и здесь мне подсказали, что я могу перевестись в ОБМ, куда все и бегут.

Я была, крайне удивлена, что в милиции происходят сокращения штата, когда, наоборот, во всех ОВД — нехватка сотрудников. Я знала про сокращения людей на фабриках и заводах…, то есть гражданских лиц, но они происходили, потому что сами заводы закрывались. За все время моей работы в ОВД, ни разу не было никаких сокращений, и вот  – дожили: сначала нас лишили всех льгот, затем бесплатного проезда, а теперь выкидывают на улицу — унижали…, унижали…, и окончательно добили.

Меня перевели в ОБМ за три дня, и с 3 числа Нового 2010 года, я начала охранять детский садик, работая сутки – трое. Это было невыносимо: всю жизнь, работая по графику 5/2, я долго не могла привыкнуть к суточной работе. Это было скучно, и я всю смену боролась со сном, так как сидение на одном месте боле двадцати минут – это предел моего бодрствования. Но, я заставляла себя адаптироваться к новым условиям, ведь до конца выслуги оставалось  три года, и их, хоть «кровь из носу», но надо выдержать. Мне было морально тяжело.

* * *

Сергей всячески старался меня поддержать. Когда я приходила домой, то сначала отсыпалась, и меня никто не тревожил. Сергей успокаивал меня словами и старался развлечь поездками куда-нибудь, или просто совместным просмотром фильмов, или играя в компьютерные игры с ним. Он сам, являясь сладкоежкой, баловал меня разными сладостями, и они, действительно, поднимали настроение.

Однажды он спросил – какая порода собак мне нравится, и что я думаю о лабрадорах или мопсах, добавив: «Давай заведем собаку». Породу лабрадор я знала. Это крупная собака, очень умная и добрая, но держать ее в квартире…. Нет. Мама боится больших собак.

- А кто такие мопсы? – спросила я.

- Ты что? Не знаешь, кто такие мопсы?

- Что-то не припомню.

- Ну, такие, не больше…, еще у Донцовой они есть.

Донцова…. Что-то припоминаю…

- Я читала ее книги, и там были смешные эпизоды с собачками, но убей, не помню, как они выглядят.

Мы полезли в интернет. Увидев мопсов, я разочаровалась:

- Да они страшные, курносые…. Мне такие не нравятся.

- Ты ничего не понимаешь, — запротестовал Сергей, — они такие классные!

Ладно. Хочет – пусть берет мопса. Мы начали искать щенка в интернете, но цены на них (25 – 30 тысяч рублей), были не по карману. Удостоверившись, что мопса нам не купить, а лабрадор слишком большой, я с радостью сообщила ему, что собака нам не нужна. Я объяснила ему, что купить собаку это полдела, но ее надо кормить, гулять и воспитывать, а я к этому не готова.

* * *

Узнав о моем новом графике работы, мама расстроилась. Целые сутки меня нет дома, а ведь с ней надо выходить на улицу, поменять пеленки, и проследить, чтобы она покушала, да и просто общение ей нужно.

Кто-то мне подсказал, что у нас есть социальная служба «Ковчег», где бесплатно, помогают инвалидам. Я позвонила по телефону, который мне дали, и попросила их приходить к маме, только тогда, когда я на сутках: хотя бы сменить пеленку, подогреть ей обед и поговорить с ней. Но мне отказали. На другом конце провода женщина объяснила, что если я живу с мамой, то, как могу, так должна выкручиваться: они помогают только тем инвалидам, которые живут одни.

Я попросила одну из ее подруг – Любу Седову, которая проживала на улице Гоголя, чтобы она навещала маму, пока меня нет. Она согласилась. Однажды, мама сама решила сходить в сбербанк за своей пенсией, и на обратном пути завернула к Любе в гости. Оттуда пришла пьяная, еле ворочая языком. На следующий день, мне позвонила Люба и пожаловалась, что моя мама описала ей кресло, на котором сидела. Я сказала ей:

- А не надо было наливать ей водки! Мне, что придти и помыть тебе кресло? Выкинь его, если оно тебе не нужно.

…Я позвонила тете Люде, и попросила ее приходить к маме, когда я на сутках. Ну, а раз они сестры, то Люда может и погулять ее вывести. Люда согласилась. До этого времени, я все же добилась того, чтобы мама начала чаще выходить гулять на улицу. Я с ней уходила в наш лесопарк. Мы немного гуляли, потом она садилась на скамейку, и я уходила домой, а мама сама потом возвращалась. Проблема была в том, что ей надо было помочь одеться для прогулки.

Тетя потом мне отзванивалась и говорила, что была с подругой (Галей Синициной) у сестры, и они гуляли с ней. Но, мама начала резко толстеть. Она и так была далеко не худенькая, но вдруг начала набирать вес, как на дрожжах. Я не понимала, как…? Как она так поправилась? Ведь гулять ходит – двигается!

Когда мама заявила, что больше на улицу идти отказывается, потому что ей тяжело ходить, я снова запаниковала: она пенсию получала в Банке – ей надо ходить!

В Банк мы ходили вместе. В последние два месяца на поход в Банк уходил не один час. После пары метров она стояла и выравнивала дыхание, потом шла еще пару метров…. Когда на нашем пути попадались скамейки, мама садилась и сидела по полчаса минимум. В Банке нас уже хорошо знали, и сжалились над нами. К нам подошла заведующая Банком и предложила оформить карточку, чтобы я могла сама получать пенсию. Мама левой рукой коряво подписала заявление, и мне сказали самой придти за ее карточкой.

Год назад мне рассказали, почему мама так быстро растолстела тогда. Я узнала это от общей подруги мамы, и от моей тетки лично. Когда я попросила тетю погулять с мамой, пока я была на работе, она приходила с подругой Галей Синициной. Они действительно выходили гулять на улицу, но не бродить по парку, а к палаткам с едой. Это было желание мамы, и она категорически заявила, что хочет купить куриных ножек, а не гулять. Они, каждый раз, покупали целый пакет этих ножек, после чего мама требовала отвести ее домой. Дома она отваривала их в кастрюле, то есть все, что было в пакете (примерно 3 килограмма), и съедала все сразу. Кастрюлю потом они мыли и убирали на место. Тетку и Галю Синицину это забавляло. Когда я приезжала домой, после суток, то тоже старалась накормить маму, думая, что она недоедала в мое отсутствие.

Думаю, что из-за болезни внутренний мир мамы оказался в то время, когда она голодала в детстве, и ей постоянно хотелось кушать, даже после того, как только что поела. Я старалась следить за ее диетой, но моя тетка, все испортила: ее веселило обжорство сестры, и вдоволь навеселившись, перестала к ней ездить. А мама больше на улицу не выходила, из-за нажитых от этого веселья килограмм веса.

Как только тетка перестала к нам ходить, к маме повадился ходить муж Любы Седовой – Николай. Он просил у мамы деньги в долг, а она ему их давала, но с условием, что он купит ей булочек, хлеба, кофе, и сигарет. Она давала ему свою карточку, позволяя снимать деньги. Все это, опять же происходило за моей спиной, пока я была на сутках. Сколько это продолжалось, я не знаю, но, когда она пожаловалась, что на карточке деньги заканчиваются быстро, я отобрала карточку, и снимала ей деньги сама, заказывая в «Утконосе» все что хочет, но раз в неделю.

Моя сестра Ирина, предложила свою подругу, которая выучилась на массажиста, поделать маме массаж, заодно ее подруга подзаработает немного денег. Мы согласились. Девушка приходила к маме несколько раз, а потом перестала ходить. Я спросила маму, почему она отказалась от массажа, но мама сказала, что не знает. Я спросила сестру. Ирина ответила, что ее подруга сама отказалась, потому что бесполезно заниматься человеком, который сам не хочет вылечиться.

Я не понимала маму. Она всегда была такая боевая, и себялюбивая, а тут лапки сложила, даже не старается, самой себе помочь. У меня не осталось сил с ней бороться, и я пустила все на самотек, понимая, что вернуть к прежней жизни ее не получится.

* * *

Примерно в это время, на улице, ко мне подошли две женщины. Одна со светлыми крашеными волосами, а у другой были темные волосы. Та, у которой темные волосы, была ниже ростом своей подруги. Но, ни одну из них я не знала. Женщина со светлыми волосами, назвала меня по имени и участливо спросила:

- Как мама?

- А вы кто? – ответила я вопросом на вопрос.

- Я ее подруга. – Сказала женщина.

Я посмотрела на нее, но не вспомнила такую мамину подругу, но подумала, что эта женщина, одна из подруг ее молодости, с которыми мама общалась редко. Ну, а раз женщина в курсе, что мама болеет, то значит, она слышала об этом, от общих знакомых.

Я рассказала ей, что с мамой совсем плохо, и попросила ее зайти в гости и пообщаться с ней.

- Конечно, конечно – зайду. – Улыбаясь, пообещала женщина.

Дома я рассказала маме про ее подругу. Она попросила описать женщину, но так и не припомнила, кто это.

- Ничего, припомнишь. Она обещала к тебе в гости зайти. – Пообещала я ей.

На следующий день, я спросила ее, не приходила, ли к ней в гости подруга? Мама ответила, что нет. Через пару дней, мне снова, встретилась эта женщина. Она поинтересовалась о состоянии мамы. Я рассказала и спросила, почему она не приходит к нам. Она пообещала, что обязательно придет.

Через день, ко мне подошла соседка по подъезду, которую я раньше видела, но дальше «здравствуйте» мы не общались. На этот раз, соседка заговорила со мной:

- Тамара, ты ничего не говори той женщине про свою маму: она сплетни про тебя распускает.

«Вот это новость! За что? Я даже не знаю ту женщину? Да откуда она вообще здесь взялась? Что ей от меня надо?»

Я подумала, что мама не вспомнила ее потому, что действительно не знала. Спасибо соседке. Буду крайне осторожна.

В этот же день, ко мне опять подошла та женщина и спросила про маму. Она была одна, но мне показалось, что она специально меня караулила. Я ответила, что с мамой все нормально, и прошла мимо. Женщина, еще раз пыталась со мной заговорить в другой раз, но я ее проигнорировала. После этого она ко мне больше не подходила.

И вот, однажды, я с этой женщиной ехала в одном лифте. В лифте мы поздоровались. Женщина улыбалась мне, как старой знакомой, но я молчала. Лифт остановился на моем пятом этаже, и она вышла из него первая. Я вышла следом, слегка озадаченная, а женщина ушла в другое крыло этажа. Я подглядела за ней: она открыла ключом дверь торцевой квартиры и зашла в нее.

«Она живет здесь? А почему я ее раньше не видела? И при этом, она не подруга мамы! Почему лгала мне? – недоуменно думала я, входя в свою квартиру. У мамы никогда не было подруги с нашего этажа, тем более из той квартиры. Это я точно знала».

Я вспомнила: когда она, спрашивая о маме, то не называла ее по имени, что не свойственно было для ее подруг — они всегда называли ее по имени. Значит дело во мне? Но, я не могла понять: где и когда я перешла ей дорогу? В том крыле, я знала только Наташу, но Наташа, там, ни с кем не общалась. Мне все это казалось странным. А еще было странно то, что я даже имя той женщины не знаю, и соседка, которая меня предупредила, тоже не называла ее по имени.

Как-то, подходя к дому, я встретила Леху Макаршина, и мы решили покурить на лестничной площадке нашего этажа. Пока мы разговаривали, услышали, как открылись двери лифта, и в коридор крыла нашего этажа, где был выход на лестницу, прошел молодой человек. Он мельком глянул на нас, тут же отвернулся и пошел вдоль коридора, мимо квартир. Затем дошел до двери квартиры, где жила эта женщина, и своим ключом открыл дверь. Я только чуть-чуть успела, рассмотреть этого парня. Он показался мне несколько младше моего сына. Но я его раньше никогда здесь не видела. Я спросила Леху, знает ли он этого парня. Леха сказал, что тоже не знает его. Интересно было то, что как только этот парень открыл дверь, та женщина уже стояла у порога и радостно его встречала. У меня тогда мелькнула мысль: «Она, что подсматривала за мной и Лехой?».

Живя с детства в 10-м районе, мы знали всех его жителей, и, тем более жителей нашего дома, хотя бы на внешность: кроме тех, кто недавно заселился. Я поняла, что эта семья живет у нас недавно. Только я не поняла, почему та женщина, придиралась, именно, ко мне, которую тоже, практически, не знает?

* * *

Час от часу не легче…. Сережа начал отказываться от еды, говоря, что не голоден. Он начал быстро худеть. Но по утрам, он кушал, а после завтрака уходил мыться, минимум на сорок минут. Мне тоже надо было сходить в душ, но приходилось ждать. Я пыталась ему объяснить, что он меня этим задерживает от дел, и мне надо первой туда идти. Он меня не слышал, а я не понимала, с чего вдруг у него появилась эта привычка. В один из дней, Сережа задержался там дольше, чем обычно. Я подошла к двери ванной комнаты, чтобы напомнить ему о себе. Вдруг я услышала, как моего сына рвет. Он кашлял и давился. Я постучалась к нему и спросила, все ли нормально. Он ответил, что все нормально. Потом он вышел оттуда, вполне здоровым. Я еще раз, спросила его о здоровье. Он сказал, что ничем не болеет.

Эти звуки, когда он мылся, я стала слышать каждое утро, и думала, что он скрывает, что со здоровьем у него не в порядке. Однажды, когда я ждала, когда он помоется, от безделья, заглянула в полиэтиленовый пакет, который заметила под его кроватью, потому что часть пакета была видна оттуда. Там находились какие-то бумаги. Я достала один конверт, адресованный сыну, и прочла на нем обратный адрес – Комитет солдатских матерей. Что это…? Я достала письмо и прочла его. Там говорилось, что Комит солдатских матерей недоволен желанием военкомата отправить Теплова Сергея Юрьевича в армию с недостаточностью его веса…. Что-о-о???

«Кто его надоумил этому??? Да, как он узнал про этот комитет? Что он творит?! – была я снова в недоумении, поступком сына».

Я начала лихорадочно соображать. Получалось, что через месяц начнется весенний призыв. Мой сын, специально опоздал на осенний призыв, когда был годен, и сразу обратился с жалобой в Комитет солдатских матерей. Сам он догадаться, что такой Комитет вообще существует не мог. Значит, ему подсказали. Кто? Его друзья? Им то зачем все это? Они тоже хотят откосить от армии? Я перечислила в уме, всех его друзей: Леха Гаврин учится в институте; Леха – сын Ленки Гутылиной, тоже этим заниматься не станет – Ленка не позволит; Артем, сын Светки – маленький еще. Остаются Андрей Косицын, Дамир и Пал Палыч. Пал Палыч у нас не появлялся, после того, как Лена перестала к ездить к маме. Дамир и Андрей нормальные парни. Я всех друзей сына хорошо знала.

Вышел из ванной Сережа. Я показала ему письмо:

- Сережа, это что?

- Мама, зачем ты лазаешь по моим вещам?! – схватил он письмо и засунул обратно в пакет.

- Кто надоумил тебя на это? – продолжала я допрос.

- Никто. Я сам. – Буркнул он и отвернулся, делая вид, что занят, копаясь в пакете.

- Сережа, ты понимаешь, что с военкоматом нельзя шутить…

- ОТСТАТЬ ОТ МЕНЯ! Я НЕ ПОЙДУ В АРМИЮ! Я НЕНАВИЖУ АРМИЮ! – закричал он, встав передо мной как бык на ворота.

- Как знаешь. Тебе жить. – Отвернулась я от него, и ушла.

Я не понимала, что делать с этим. Решила пока дождаться повестки, если его снова призовут. А там, может, позвоню в военкомат и попрошу, чтобы сами за ним приехали в день сборов.

В весенний призыв, ему дали отсрочку до осени.

* * *

С наступлением тепла, я и Сергей, соскучившись по природе, снова сели на велосипеды. Нам кто-то сказал, что в деревне Каменка (возле 20 района), есть родник. Мы туда повадились ездить за питьевой водой, перед поездкой в СНТ к его родне, или вечером, когда катались по городу, так как на улице было жарко, и без воды невозможно было ездить.

Однажды, ближе к вечеру, из дома мы отправились к роднику, по обычному маршруту, через станцию Крюково.

Один из родников Зеленограда

Сергей решил посмотреть расписание электричек (есть ли там отмены электричек на завтра), и мы завернули к подземному переходу. На станции Крюково два подземных перехода: один старый, который я помню с детства, а второй новый. Его построили в конце 80-х или начале 90-х. Возле нового перехода, по выходным дням, образовался рынок животных. Это такой маленький пятачок метра на три — четыре диаметром. Там продавались рыбки, крысы, котята и щенки. Так же там предлагали животных в хорошие руки. Торговцы животными располагались в ряд, вдоль торцевой стены здания касс; вдоль платформы и возле перехода. Свободное место оставалось возле расписания электричек, куда мы и направились, соскочив с велосипедов.

Вдруг я обратила внимание на табличку «МОПСЫ».

- Серега, смотри, там мопсы.

- Где? – встрепенулся он, выискивая глазами то, о чем я сказала.

- Да вон, табличка с надписью. Видишь?

Сергей уже бежал к табличке, катя рядом велосипед. Я подошла следом и увидела в коробке мопсенка. Увидела и поплыла…. Мне его сразу захотелось забрать себе. Мопсенок – мальчик, подпрыгивал в коробке, уцепившись передними лапами об ее борта, и смотрел на нас, как бы говоря: «Меня, меня возьмите…». Сергей спросил у женщины, продававшей щенка, какова его стоимость. Она сказала – 10 тысяч. Почему так дешево? Потому что жара на улице: она всех щенят старается быстрее продать, потому что они не выдерживают жару.

Погода, действительно стояла жаркая. Это был 2010 год. Уже в июне, от жары, задымили торфяники в Московской области, дым, которых окутал не только область, но и Москву. Дома нас спасал кондиционер, который я купила, когда работала в ОВД «Западном Дегунино», но на улице было невыносимо дышать. На работе, я тоже страдала от жары и дыма, который просочился во все помещения и стоял смогом. Такая жаркая погода в том году держалась с мая месяца, до середины октября.

10 тысяч у нас не было. Это половина моей зарплаты. Но даже ее у меня в тот день не было. Мы уехали на родник. По дороге, мы обсуждали цену щенка. Он стоил дешево. Слишком дешево, но все же…

От родника мы мчались к переходу, боясь, что щенка уже продали. К счастью щенок был на месте. Мы договорились с женщиной на завтра: она завтра утром привезет нам этого щенка, а мы его купим. Женщина обрадовалась, и пообещала, что завтра привезет еще щенят, чтобы мы могли выбрать.

Оставив велосипеды дома, Сергей уехал в Москву к маме за деньгами, а я отправилась, оформлять кредитную карту, чтобы вернуть деньги его маме.

На следующее утро, 27 июня, мы пришли на рынок. Женщина была уже там. В коробке находился один мопсенок — тот же самый. Женщина извинилась, что не привезла других: она сказала, что живет в Твери, и поздно вчера приехала домой, а другие щенки у нее на даче.

Ну и к лучшему: не надо выбирать. Мы сказали, что этого возьмем. В это время, из соседней коробки показался щенок французского черного бульдога. Мопсик, который снова начал к нам подпрыгивать, резко развернулся к соседу и оба щенка уперлись мордяхами друг в друга, причем мопсик встал в стойку и зарычал. Я была в восторге от этого малыша и протянула к нему руки. Щенок развернулся и прыгнул мне на руки. Я его обняла, а он прижался ко мне и затих.

Женщина продавец рассказала, что он вчера, когда мы ушли, умудрился сбежать из коробки, а она его еле поймала. Затем она отдала нам его щенячку. Прочитав его имя, я обомлела. В щенячке увидела его второе имя — Ремми. Рэма! Да! Этого мопса зовут Рэма, как моего черного пса из далекого прошлого! Это было похоже на еще один подарок — судьбы! Первый подарок судьбы — это Сергей. Это было невероятно. Продавец мопсов, смогла только его одного нам привезти, именно Рэму! В щенячке, мы вычитали, что он родился 27 марта. Получалось, что мы взяли его, когда ему исполнилось ровно 3 месяца.

Рэма уже, крепко спал у меня на руках, а мы шли домой. Возле дома мы его выпустили на травку. Бедняжка…, натерпелся и, покрутившись, уселся по большому. Мимо проходили молодые люди. Один из них воскликнул: «Ой, смотрите, Покемон!» — и указал на Рэму. Мы посмотрели в сторону щенка, и увидели повернутую к нам задумчивую мордяху с большими глазами. Со стороны казалось, что голова его держится на двух тоненьких ножках. Задних ног видно не было.

Его воспитанием и кормлением, я занялась сама, так как знаю, как это делать. Сергей, полностью доверил это мне. Рэма сразу выбрал меня, вызывая, небольшую ревность Сергея.

Мама сказала, что он страшненький, потому что курносый, но все равно умилялась им. Сережа, увидев щенка, улыбнулся, но ничего не сказал.

Появление нового члена семьи, разбавило мои проблемы приятными хлопотами. Имея опыт общения с животными, я категорически не стала воспитывать щенка командами для собак, а воспитывала, как члена семьи. К тому времени я убежденно считала, что животные не младшие наши браться, а полноправные жители Земли, как и все твари, живущие на ней, включая человека.

Я попросила Сергея, пока не искать работу, а сидеть дома с Рэмой, пока ему не исполнится год.

Рэма сразу показал себя умным и смышленым ребенком, имея свой режим, в котором, кстати: в десять часов вечера, крепко, засыпал до самого утра, и его не было — ни видно, и неслышно, в этот период суток. Кормила я его только тем, что сама готовила, включив в рацион творог и овощи. Я против кормления животных сухим кормом: считаю, что они сравнимы с чипсами и Макдональдсом для людей. Что касается Макдональдса, то я всегда была категорически против хождения в эту забегаловку. Сергей, наоборот, предпочитал туда ходить, но постепенно я его от этого отучила.

Рэма ни за что не хотел оставаться дома без нас, пока я каталась с Сергеем на велосипеде. Он устраивал в комнате бардак и мочился на покрывало, которое стаскивал с кровати. При нас он ничего такого не делал. И вот как-то, мы решили взять его с собой. Мы посадили его в корзинку для продуктов, постелив там подушку. Рэма был счастлив. Он вставал лапами на край корзинки, и гордо смотрел по сторонам, а иногда облаивал встречных собак и прохожих. Налаявшись, он засыпал в корзинке, пока мы ездили по городу.

Теперь, увидев, что мы выкатываем велосипеды с балкона, он начинал скакать возле нас всеми фибрами показывая, что без него мы никуда не поедем. Однако, через пару недель корзинка стала ему мала, и мы поехали по зоомагазинам в поисках чего-нибудь для Рэмы. Удивительно, но в первом же магазине мы купили специальную корзину для животных –  с крепежами на велосипед, и со специальной подушкой в ней. Там же, мы купили ему шлейку, чтобы привязывать его к корзине, чтоб не свалился с нее.

Мы ездили с ним в гости к родственникам Сергея, и по магазинам, кладя продукты в корзину для продуктов на моем велосипеде, так как Рэму возил Сергей. Однажды, мы остановились возле нашего супермаркета, а Сергей ушел в магазин, ко мне подошла девушка, из компании молодых людей, проходивших мимо.

- Я хочу быть вашей собакой. – Сказала она, вполне серьезно.

-  А ты умеешь лаять? – спросила я, тоже серьезно.

- Гав, гав, гав! – залаяла она.

Я не удержалась от смеха. Смеялись все кто находился рядом, включая и саму девушку.

Но очень быстро Рэма подрос и потяжелел, и на велосипеде возить его Сергею становилось тяжело. Он сказал, что в интернете видел электровелосипеды. Мы, не задумываясь, купили себе велосипеды в кредит, и ничуть не пожалели об этом. Возить Рэму стало легко.

Обычные велосипеды мы решили продать, но свой велосипед, я предложила сыну. Сережа не умел ездить на велосипеде, но я обещала научить его.

Когда-то, когда Сереже было года три, я попросила свекровь купить ему трехколесный велосипед, чтобы он научился ездить на нем. Учение начала, пока в квартире. Маленький Сережа не мог сразу понять, как крутить педали, и тут подсуетился его папаша, который, презрительно высказал, что его сын тупой, раз не может правильно крутить педали. После этого Сережа категорически отказывался садиться на велосипед.

И вот теперь, считая, что научиться ездить на нем, можно в любом возрасте – было бы желание, я решила научить этому сына.

Несколько дней, он ссылался на дела, а когда мы, все же вышли с велосипедом на улицу, Сережа отказался садиться на него, заявив, что не хочет учиться. Велосипед пришлось продать.

… Как потом оказалось — мы не были первыми, в Зеленограде, кто имел электровелосипеды. В один из дней, когда мы возвращались вечером домой из СНТ, на площади Крюково к нам подъехала семейная пара. Их велосипеды светились от светодиодных лент. Они сказали, что их велосипеды тоже на электрических двигателях и предложили ездить вместе.

Алла и Юра оказались массовиками затейниками, и мы с ними сблизились. Начался период веселых праздников и дружеских посиделок у них на огороде в НИИПП. НИИПП – это бывшая птицеферма в Менделеево, которое находится рядом с Зеленоградом. Там уже не выращивали кур, и местные называли НИИПП – НИ ПУХА, НИ ПЕРА.

Алла, называла меня Томычем, а я ее Аленьким. Новые знакомые, и наши велосипеды украсили светодиодными лентами. Они показывали нам окрестности вокруг Зеленограда; другие родники возле нашего города и Татарскую деревню.

Зеленоград. Водопад в МЖК

Огари на Школьном озере

* * *

…Юля Алексеенко снова объявилась. Она позвонила мне и пригласила в гости. Я пошла к ней с Серегой. Юля познакомила меня со своим сожителем – Димой. Мы начали общаться семьями. Сергей с Димой сблизились. Мы его называли – Митя.

По утрам, я гуляла с Рэмой вокруг озера одна, без Сергея.

Зеленоград. Быков пруд Лебеди очень любят позировать

Там познакомилась с собачниками. Среди них был актер театра «Ведогонь» — Ильхам. Мы его называли Ильей. Ильхам выходил гулять с Персидской борзой — Эмиром. Ильхам – умнейший и невероятно образованный человек, и поэтому, когда на озере никого из наших собачников не было, я с удовольствием с ним беседовала на разные темы, прогуливаясь по берегу озера. Как-то мы завели тему об истории. Я решила блеснуть своими познаниями, но Ильхам, выслушав меня, сказал:

- Знаешь…, дело в том, что историю нашу, к сожалению, пишут в угоду того или иного правителя.

Он, подробно, рассказал мне интересные вещи о нашей истории, после которых, я призадумалась, что это действительно так. Поразмыслив, я убедилась в этом, даже потому, что некоторые факты в нашей истории у меня не складывались как-то, а теперь все встало на свои места. Я догадывалась раньше, что с ней что-то не так, но после общения с Ильхамом, многое поняла.

* * *

На работу я стала ездить более охотно, зная, что когда приеду домой, меня там ждут Рэма и Сергей. Но, я не теряла надежды, что вернусь в «Западное Дегунино», и как-то, находясь на работе, позвонила Алле Фоминой. Она обрадовалась, что я позвонила. Я попросила ее, вернуть меня, если есть возможность, и что работа охранником это не для меня.

- Конечно, конечно – постараемся, ведь ты же честная… – начала она говорить, и запнулась.

- Честная? Это как? – сразу среагировала я, не понимая, что она имела в виду.

- Ну…, ты ни как Голубева, которая сразу забеременела. – Ответила она, осторожно.

После разговора с ней, я начала думать, почему она мне это сказала? Я чувствовала, что она сказала, что-то лишнее, о чем я не знала. Я не понимала, в чем тут связь, сравнивая меня с Олесей. Олеся пришла следователем, а я была уже просто помощником. Наши должности, по определению – рядом не стояли. Олеся, сразу начала расследовать нераскрытые уголовные дела, но приезжала, частенько, ко второй половине дня. Меня стали редко загружать поездками, так как я продолжала закрывать старые дела, уже не от своего имени. Где она была первую половину дня? Причем, претензий к ней никаких за это не было. Потом она забеременела, и у меня опять появилась выездная работа. Да и нечестная я была с ними: я неправду сказала, что не умею расследовать дела и составлять карточки.

Время подумать у меня было предостаточно, и вдруг меня осенило: Олеся была младший следователь? Только так можно все объяснить! Им нужен был следователь по висякам. Я заявила, что не умею. Когда пришел новый начальник ОВД, начались перемены в отделении. Возможно, он разговаривал Шиповым, и, подумав, решил снять меня с должности, взяв на мое место другого младшего следователя. Почему-то он не предложил мне перевестись куда-нибудь на свою же должность, а оставил меня, обманув, что мою должность упразднили, и пока я не сообразила что к чему, сразу велел написать рапорт о снятии с должности по своему желанию. Вот почему он так волновался, когда предложил написать этот рапорт! Однако он не хотел меня терять — лишний помощник не помешает.

Олесю могли попросить не говорить мне, что она младший следователь, чтобы я не догадалась, но и ее посылали по разным поручениям (ее отсутствие не работе полдня). Но что-то пошло не так. Олеся забеременела, а меня сократили потому, что в роте я была балластом. Только так я поняла слова Аллы.

Мне было обидно. С другой стороны, а что им оставалось делать? И все же, меня не стоило было лишать должности, а предложить выбор: или перевестись, или сесть за уголовные дела.

Я не захотела возвращаться к ним, даже если мне и предложат. Через несколько дней, мне позвонил Вова Савочкин. Мы перекинулись парой слов, и я радостно ему сообщила, что я беременна и буду рожать. Я не знаю, зачем он мне позвонил: может сообщить, что меня берут обратно. Но даже если это так, я специально опередила его слова, заявив о беременности, чтобы еще больше не расстраиваться, отказываясь возвращаться. Больше мне никто оттуда не звонил.

Самое тяжелое время суток моего дежурства, была ночь. Спать было нельзя. Прогулки по территории садика, не помогали бороться со сном. Два раза в сутки, приезжали проверяющие: один раз днем, и один раз ночью. Приехать они могли в любой час, даже рано утром. Наши ребята, предупреждали нас по телефону, что едет проверка. Это было кстати: я с собой брала портативный видеомагнитофон, и смотрела на нем, скаченные из интернета фильмы и сериалы. Как только узнавала, что едет проверка, я прятала магнитофон и ждала ее. После проверки продолжала смотреть фильм. Через некоторое время, все равно клонило ко сну. Тогда я умывалась холодной водой и выгуливалась по периметру. Так я досиживала до утра. Позже я увлеклась бисероплетением, и на работе по ночам плела поделки, но потом их забросила в пользу картин из бисера. Я вышивала картину примерно часа два (больше нельзя — надо делать перерыв), а потом смотрела фильмы, и потом часа два все же спала, потому что невозможно вообще не спать целые сутки.

В этом же году было сокращение в ОБМ. Это было связано с тем, что, детские сады и школы теперь будут охранять сотрудники ЧОП. Меня перевели в налоговую инспекцию, которую положено охранять двум сотрудникам. Некоторых сотрудников, я больше не видела на разводе: может они работали в другую смену, а может их сократили.

Со мной общался один прапорщик, который тоже сидел в детских садах. Как-то его положили в госпиталь, для прохождения диспансеризации, и оттуда он вышел озадаченный: у него выявили узел в почке. Я его спросила – лечить его будут, или как? Он ответил, что просто наблюдать. Я его спросила:

- А сам ты как…? Переживаешь?

- А как ты хотела? Раньше я не думал об этом, а теперь из мозгов не вылезает этот узел. – Ответил он.

Теперь, я этого прапорщика не видела. Не видела и других сотрудников, которые имели звание прапорщик. Я тоже была прапорщиком, но меня, почему-то оставили.

* * *

Неожиданно, приехать в гости сыну решила мать Юры. Она уже могла ходить, но только с тростью. Она со своим сыночком приехала на такси.

Когда они вошли в квартиру, в прихожую, выбежал Рэма, и начал крутиться возле них, радостно встречая. Они увидели щенка и спросили, как его назвали. Я с гордостью сообщила, что его зовут Рэмой, и что так его назвала не я, а было написано в щенячке.

Они начали раздеваться (снимать верхнюю одежду), и вдруг я увидела, что перед Рэмой упала сосиска. Он ее схватил и начал жевать. Все произошло так неожиданно, что я, даже, не успела отнять сосиску. Сергей забрал Рэму и унес в комнату.

- Зачем вы это сделали?! – возмутилась я, сдерживая гнев.

- Мы хотели его угостить сосиской. – Ответили они, нацепив улыбки полумесяцы.

Это было возмутительно. Я запретила им вообще что-либо давать моей собаке, да и вообще подходить к ней. После этого случая, мы всегда закрывали Рэму в комнате, когда они приезжали.

* * *

Мама начала мне жаловаться, что пока я работаю на сутках, Сережа ее дразнит, и все это происходит, когда Сергея тоже дома нет, например, когда гуляет с Рэмой. Я вызвала сына на разговор. Он уверял, что бабушка выдумывает. Я не верила ему: мой сын не раз попадался на лжи. Я объяснила ему, что бабушка, когда он был маленький, заботилась о нем, и издеваться над ней, когда она стала немощная, это сверхцинично. Я попросила его не делать этого, потому что сам когда-то будет старым, и как он поступает с бабушкой, так и его внуки будут поступать с ним.

Мой разговор не принес положительного результата. Как-то я сама услышала, как Сережа, начал громко шикать и топать ногами, когда мама шла в туалет. Я подошла к нему и потребовала прекратить дразнить бабушку. Он резко ответил, что ничего не делает, и что мне это показалось. Это была наглая ложь. Мама уже шла обратно со слезами на глазах. Я не могла понять, что случилось с сыном. Почему он так делает?

В это же время на городской номер телефона начались странные звонки. Когда я брала трубку, то там молчали. Я сказала маме о странных звонках. Она сказала, что такие молчания были, когда и она брала трубку.

Сын совсем обнаглел: он, уже не стесняясь никого, дразнил бабушку. На этой почве, у меня начались с ним скандалы, в которых, он только огрызался и нагло заявлял, что ничего не делает. Мама плакала, а я не знала, как найти выход из всей этой ситуации.

Иногда, мне удавалось, вытащить сына, погулять с Рэмой. Я старалась говорить с ним на интересные ему темы, пока мы шли вокруг озера. В одну из таких прогулок, нам навстречу шел мужчина в военной форме. Когда он прошел мимо нас, Сережа, вдруг развернулся, закривлялся, и начал махать кулаками в сторону, уходящего мужчины.

- Ты что делаешь! – схватила я сына за руку. – Ты с ума сошел?

- Ненавижу военных!!! – развернулся ко мне он.

Он стоял передо мной с жатыми кулаками, весь напрягшись, и его трясло.

Я испугалась своего сына, глядя на его безумные глаза, но спокойно спросила:

- Что он тебе сделал?

- Ничего! Я их просто ненавижу! – процедил он сквозь зубы.

Мы пошли домой. Я молчала. Он тоже. Я думала, что его в детстве, надо было бы все же лупить по заднице ремнем, а не беседовать с ним, когда проявлял непослушание.

* * *

Сережа уперто, продолжал воевать с военкоматом, и на работу идти отказывался, говоря, что он весь больной. Я поражалась, его резкими переменами. За какой-то короткий период, он из доброго и целеустремленного мальчика, превратился в агрессивного, лживого, и не желающего ничего делать молодого человека. Он ничем не интересовался, кроме компьютерных игр и «войной» с военкоматом. А ведь я приучила его читать книги, пыталась заинтересовать театром, кино…, но он не стал целеустремленным, в нужном направлении, а задавался целью в том, что никак не могло повлиять на его хорошее будущее. Даже в армию не хотел идти.

От военкомата, его клали в больницу, где выявили, какие-то болячки, которым сын безмерно радовался, доказывая мне, что он больной. И с этими болячками можно было служить в статусе «калечей». Это был новомодный термин, призывников, с тем или иным отклонением здоровья. Но это не про моего сына! Он, просто завалил Комитет солдатских матерей жалобами. Наблюдая за ним, я пребывала в тихом ужасе, что это происходит с моим ребенком.

Меня он не слышал вообще, постепенно отдаляясь от меня. Я подумала, что он давно не ребенок, и сюсюкаться с ним тоже не собиралась – пусть живет как хочет. Только было обидно, что мой ребенок не пошел в меня. Я подумала, что это проявились гены по линии отца. А еще я вспомнила, что Юра, хоть и сказал мне, что служил в армии – в ракетных войсках (где, как он сказал — потерял свое зрение), но, ни дембельского альбома, ни военного билета, ни каких либо фотографий, своей службы, он мне не показывал. Даже семейного фотоальбома не показывал, которого, возможно, у них и нет.

Сын часто уходил из дома с утра и отсутствовал до позднего вечера. Я думала, что он гуляет с друзьями, но звонили его друзья, и спрашивали его. Когда Сережа приходил домой, я спрашивала, где он был. Он говорил, что ездил к отцу за деньгами. Меня удивило, что Юра подкармливает Сережу деньгами вместо того, чтобы заставить его искать работу.

* * *

Маму, часто посещала Люба Седова, или ее муж: Любе я была благодарна, что не бросила подругу. Тетка моя, навещала маму редко: они чаще созванивались и по традиции умудрялись ссориться, как и прежде, и потом долго не общались. Мама меня не винила, что я провожу время с Сергеем, целыми днями, она считала, что я не должна губить молодость ради нее, постоянно ее развлекая. Когда я была дома, ухаживала за ней. Мне помогал Сергей. Все было терпимо, кроме одного – мытье в ванной. Когда она набрала большой вес, то, однажды, залезть в ванну, смогла с трудом, а вот вылезти не получилось, и почти сразу, упала там, и застряла. Поднять ее никто не смог. От безвыходности, я позвонила в МЧС. Приехали бравые ребята и вытащили маму. Но, через несколько дней, мама упала в прихожей. Мы, втроем – я, Сергей и Сережа, не смогли ее поднять. У меня, несколько лет назад, была травма крестца, со смещением позвонков; у Сергея протез, а Сережа просто тощий от своих бзиков из-за военкомата. Пришлось снова вызывать МЧС.

Тогда Сергей предложил мне, поменять ванну на душевую кабину. Мы начали обсуждать это, но ванная комната была такая узкая, что кабину ставить можно было при сломе стены, между ванной и туалетом, делая помещение общим, но это означало нарушение планировки квартиры. Что-то мне подсказывало – это делать нельзя.

Тогда, мне пришла другая мысль! Уехать жить в деревню! Да! Именно туда — на свежий воздух! Я уже представила, что маме не надо будет, долго выходить на улицу, чтобы пройтись и подышать свежим воздухом — спустилась с пару ступенек и уже, на природе. В доме можно установить сразу душевую кабину: она может сама мыться, когда пожелает. Да и, я, обязательно вылечу ее там: буду выращивать овощи и заведу кур, чтобы питаться натуральными продуктами. Только было одно но: надо продать квартиру, а для этого ее надо приватизировать. Приватизировать на меня, чтобы с продажей не было проблем. Я решила поговорить об этом с мамой.

- Нет! Не позволю продавать квартиру! Ты ее продашь, а меня сдашь в дом престарелых! –  запротестовала она и заплакала. – Я ее получила с таким трудом, а ты хочешь ее продать…, вот умру и делай с ней, что хочешь…

Я, на какое-то время так и стояла с раскрытым ртом. Дело было не в том, что она, сказала, как ей эта квартира досталась, а в ее уверенности, что я хочу сдать ее в дом престарелых. Откуда она это взяла? Мне было обидно за ее слова: я чувствовала, что она мне не доверяет вообще, что она считает меня какой-то бездушной, раз я могу с ней так поступить. Ее слова ранили меня, как ножом в сердце. Больше эту тему я с ней не поднимала.

* * *

Однажды, мне надо было с Рэмой поехать в городскую ветеринарную клинику Зеленограда. Так как Сергей был в Москве, я вызвала такси. Когда мне позвонили, сообщив, что такси подано, я взяла Рэму и вышла к машине. Машину нашла сразу. Я открыла заднюю дверь и села в салон. Вдруг водитель, грубо сказал, мне, что задолбался меня ждать. Я не ожидала такой грубости от водителя, и только хотела ответить ему как положено, он сам ко мне повернулся, и…, это был Сашка Дмитриев!

- Как? Как ты тут оказался? – От неожиданности я спросила первое, что пришло на ум.

- Вычислил. – Ответил он, улыбаясь. – Ну, кто еще может поехать с собачкой в ветлечебницу, от 1015 корпуса?

По дороге в лечебницу, мы общались на разные темы. Когда мы приехали, я спросила его о семье, зная, что он женат. Но Сашка, вдруг сказал, совсем не то, что я хотела услышать:

- Я всю жизнь любил только одну женщину. – Ответил он, не оборачиваясь ко мне.

Я все поняла, и вышла из машины. Денег он с меня не взял. Я думала, что он через всю жизнь, проносит свою любовь в душе, и ведь с этим ничего нельзя сделать. Как же все-таки складывается жизнь – мечтаем об одном, а получаем другое.

Дядя Женя умер в 2021 году. Мне сказали, что он тяжело болел. Надеюсь, что он исповедовался, перед уходом из жизни.

* * *

В начале 2011 года, на работе, объявили, что милицию переименовывают в полицию, и мы будем сдавать зачеты, чтобы стать полицейскими. Нам велели учить наизусть новый кодекс полиции, особенно переделанную, по новому, статью о применении табельного оружия — если, кто не выучит, то будет уволен.

И, действительно, на разводе, нас стали спрашивать статьи. Начали с парней. Я так поняла, что первыми вызывали тех, кого и так планировали уволить, и за невыученную статью тут же велели писать рапорт об увольнении по собственному желанию. Все это было похоже на пытку, и мы, стоя на разводе, тряслись как осиновые листы.

Когда, ненужные сотрудники были уволены, нас перестали спрашивать статьи, и мы перешли ко второму этапу, принятия в полицию – стрельбы. Я так и не смогла подружиться с пистолетом Макарова, но, после суточного дежурства, отстрелялась, стараясь все выполнять правильно. Затем нас заставили сдавать экзамен на компьютерах, отвечая на вопросы, готовой для этого программы, ставя галочки на нужном ответе. Это было похоже на ЕГЭ. Мне, снова, пришлось делать это после суточного дежурства. После бессонной ночи, моя голова не хотела что-то соображать, и я отвечала на вопросы, просто наугад, которых было, всего лишь – 500.

Ко мне подсела сотрудница из отдела кадров, и шепнула, что я неправильно отвечаю. Я сказала, что я ничего не соображаю, так как не спала. Она диктовала мне, правильные ответы, а я ставила галочки.

Я боялась, что не смогу перейти в полицию, но в марте, нам всем объявили, что мы теперь полиция, но так как многих пришлось уволить, то мы будем не только дежурить сутки — нас так же будут выгонять на всякие мероприятия – хоккей, футбол, митинги…

В том же месяце, Серега, узнал, что есть и скутеры на электрическом двигателе и предложил купить их вместо велосипедов. Немного подумав, мы купили в кредит скутеры, а велосипеды свои продали, закрыв на эти деньги кредит, который мы брали на их покупку. Корзина для животных  Рэмме стала мала, и Серега к весне сделал ему ящик, который крепко прикрепил к своему скутеру.

* * *  

На работе начались трудные дни, но я решила выдержать все трудности, во чтобы то, ни стало, так как до конца выслуги оставалось года два.

Тогда же, еще в феврале, меня впервые послали на хоккей – охранять с моими сотрудниками матч на стадионе ЦСКА. Хорошо, что меня отправили в помещение, а не оставили на улице. Мне указали место, где я должна стоять, а чуть позже начался матч среди молодежи. Мне все равно было, кто там выиграл, но я ушла оттуда с шайбой, которую поймала.

В следующий раз, нас вытащили в оцепление 31 мая, на несанкционированный митинг Лимонова. Кроме нас там был ОМОН. На улице стояла жара, а на табло, на одном из домов в районе метро Маяковская, показывало 32 градуса.

Мы все сидели в автобусах, которые нагрелись от жары до невозможности. Возле открытых дверей автобуса, в котором приехала я и несколько моих сотрудников, курили все кому не лень, и я почувствовала, что мне – становится плохо. Я пыталась выйти и подышать воздухом, но на улице, от асфальта шел такой жар, что я ушла обратно в автобус. Я к тому времени бросила курить, просто потому, что так захотела, поэтому дым от сигарет и жара, для меня были невыносимы.

Нам принесли воду в пластиковых бутылках. У меня сжался желудок, требуя получить что-то из еды, но еду нам не принесли, и я пила газированную воду, от которой становилось еще хуже. Нас привезли в 10 часов утра, а к трем часам дня меня уже подташнивало. Мне было очень плохо.

Лимонова еще не было. Поговаривали, что он все же не придет. Я надеялась, что нас вот-вот увезут, но не тут-то было. Нас не отпускали. К шести вечера, я попросила вызвать мне Скорую, но мою просьбу проигнорировали. Я позвонила командиру Костину, чтобы он меня отпустил домой. Он пообещал, что мы уже вот-вот сейчас поедем обратно.

Мне было уже совсем плохо: я старалась не потерять сознание, но все продолжали курить (уже в автобусе), а жара усилилась, потому, что стояла безветренная погода. Наконец-то нас, в десять вечера, повезли, обратно. Автобус ехал быстро.  Я находилась на заднем сидении одна. Меня подташнивало от тряски. Автобус подскакивал на неровной дороге, а вода в моем желудке просилась обратно. Мне не хватало воздуха, я начала задыхаться и содержимое желудка начало выплескиваться наружу. Меня рвало пеной, а сердце билось так, что я думала, что оно сейчас остановится, и я умру. Я думала о Сергее, маме, сыне и Рэме, стараясь выжить и не умереть. Я упала на пол; позывы рвоты не прекращались, хотя в желудке уже ничего не было. Все ехали, отвернувшись от меня, делая вид, что ничего не видят.

Наконец автобус остановился и все стали выходить из него. Последняя выползла я, и, шатаясь, побрела в здание ОБМ. Там меня встретил Костин. Я его попросила вызвать Скорую, но он предложил переночевать в отделении, так как мне завтра выступать на сутки. Я отказалась и уехала домой.

По дороге меня шатало из стороны в сторону, но я дошла до платформы Моссельмаш, и села в Электричку. В электричке меня еще раз вырвало. Подъезжая к Крюково, я позвонила Сереге, чтобы он меня встретил. Серегу охватил ужас, когда он увидел меня. Он дотащил меня до дома, и я легла спать. Спать оставалось три часа, так как мне нужно было выходить на сутки.

Утром, я увидела, что белки моих глаз, полностью красные от лопнувших капилляров. Сергей уговаривал послать их всех и вызвать врача. Ну, нет уж! Я поеду, и пусть этот Костин видит, в каком я состоянии, а я отсижу сутки, и уйду на больничный.

Костин видел, что у меня с глазами. Я, отдежурила эти сутки, а за день, перед следующим дежурством, я позвонила ему и поставила перед фактом, что я на больничном: вот пусть ищет мне замену за несколько часов.

На больничном, я была по месту жительства, полностью проигнорировав то, что мы менты, не имеем на это право. Когда я пришла на прием к врачу, рассказала ей, как получила тепловой удар. Давление мое было очень высоким, и я пролечилась недели три, после чего закрыла больничный в поликлинике ГУВД. Там перечеркнули весь мой диагноз и написали, что у меня просто хроническая гипертония. На мое возражение, что у меня, вообще-то, в этой поликлинике, не выявляли высокого давления, мне сказали, что это неважно – хроническая гипертония и все тут.

Костин, больше ни на какие мероприятия меня не посылал.

* * *

В конце лета, на работе объявили об очередном сокращении штатов и реорганизации ОБМ. Теперь ОБМ будет находиться на Выборгской улице. Туда мне ехать от дома неудобно и далеко, так как на разводе нужно быть к 7 утра, переодевшись в форму и получив оружие, но я написала рапорт о переводе. Туда все написали рапорт.

Через несколько дней, мое личное дело вернули, вместе с личными делами еще несколько сотрудников – отказ. Как мне объяснили, меня не пропустила поликлиника ГУВД. Эта поликлиника не пропустила и молодых сотрудниц, дела которых пришли с моим делом. У них были небольшие проблемы со здоровьем. Одна из них сказала мне, что как-то пожаловалась на повышенное давление, и теперь из-за этого давления ее забраковали.

Я поехала в поликлинику. Мой терапевт сказала, что это решение заведующей отделением: мне она отказала из-за хронической гипертонии (ах, вот почему, мне поставили этот диагноз!). Она подсказала, что раз мне поставили такой диагноз, то я вправе потребовать увольнение на пенсию по состоянию здоровья. Я отправилась к заведующей отделением.

Заведующая отделением оказалась очень мерзская тетка, которая, услышав мое желание об увольнении по состоянию здоровья, выгнала меня из кабинета, позвонила терапевту, и долго на нее орала, чтобы та не посылала больше всех подряд. Потом она вызвала меня и орала на меня, что я не такая уж больная, чтобы не работать. Я ее выслушала и спросила, почему тогда мне не разрешили доработать. Она начала орать, что таким больным, как я делать в МВД нечего. Я ушла от нее, пожелав ей – получить бумерангом то же самое, как она относится к людям. Но легче от этого не стало — я попала под сокращение.

Немного о поликлинике ГУВД, которая находится в центре Москвы. Я, со своими болячками, обращалась туда редко. Как-то я заболела какой-то простудой. Пришла к врачу с температурой 38. Мне дали больничный, выписали таблетки, но заставили проходить диспансеризацию. К тому же на прием к терапевту приходилось ездить через день. Я с температурой, вместо того, чтобы отлежаться дома, вынуждена была ездить в Москву каждый день и находиться в поликлинике полдня. После того, когда я прошла диспансеризацию, мне назначили физио и спелео терапии, из-за которых я продолжала ездить в Москву. Терапевт была недовольна, что я долго болею, и упрекнула меня, что я не лечусь. Я не выдержала и высказала ей, что как я могу вылечиться, если приходится, каждый день, с температурой, ездить из Зеленограда.

После такого лечения, я перестала обращаться в поликлинику ГУВД. Я брала больничный по месту жительства, а потом закрывала его в поликлинике ГУВД. Так делали все наши сотрудники. Но, неожиданно, пришел приказ, что сотрудникам милиции, запрещено открывать больничные листы по месту жительства. Тогда сотрудники МВД перестали ходить в поликлиники, и отлеживались дома без оформления больничного — дня три. Я тоже так делала. В саму поликлинику ГУВД, по простудному заболеванию, я обращалась всего пару раз. Второй раз, я пришла с небольшой температурой, с соплями, еле стояла на ногах. Я пришла туда, только потому, что была рядом с этой поликлиникой, и мне было уже совсем плохо. В больничном мне отказали, объяснив, что с такой температурой можно и поработать, а то, что я чихаю – так я всегда чихаю. Удивившись, что откуда они решили, что всегда чихаю, я ушла и вечером свалилась с высокой температурой, и уже дома, взяла больничный в своей поликлинике. Из-за цинизма врачей ГУВД, я больше не доверяла этой поликлинике, но пришлось там закрыть еще несколько больничных листов.

…Когда я работала в ОВД «Богородском», у меня началась проблема с рукой. Она при спокойном состоянии, начинала неметь. Когда я ею двигала, то было нормально, но стоило ее опустить, как начиналось покалывание по всей руке, и рука немела от самого плеча и до кончиков пальцев, причем очень болезненно. Я обратилась в поликлинику по месту жительства: пролечилась там, и выписалась с диагнозом – невралгия. Закрывая больничный лист в поликлинике ГУВД, меня заставили сделать еще раз снимок, но не верхней части спины, как мне сделали в моей поликлинике, а локтей обеих рук. Получив описание моего снимка, врач перечеркнула мой диагноз – невралгия и поставила диагноз — артрит обеих локтей, о чем она меня уведомила и убедительно заявила, что от этого у меня рука и болела.

- А почему тогда болело плечо, а не локти? – задала я вопрос на засыпку.

- Потому что от локтей все это и идет. – Ответила она невозмутимо.

- А почему тогда одна рука, а не обе? – не унималась я.

- Ну, вот так вот. – Был неопределенный ответ.

После этого, у меня на диспансеризации появился лишний врач – отропед, к которой приходилось сидеть в очереди ради того, чтобы меня спросили – все ли нормально? Конечно, у меня все было нормально, и локти никогда не болели и сейчас не болят.

…Я сломала ногу. Обратилась, конечно же, в травмпункт по месту жительства и там же лечилась до снятия гипса. Потом мне нужно было ехать в поликлинику ГУВД – долечиваться. Я, ковыляя, приехала в поликлинику своим ходом, и меня там выписали, заявив, что перелома нет, и у меня просто ушиб. Я пыталась объяснить, что я не могу ходить, а у меня работа разъездная. Врач хирург — Баранов, усмехаясь, выписал мне справку об освобождении от физкультуры. Тогда я уже работала в ОВД «Сокол».

Это было издевательство. Мне приходилось, ездить на работу в маминых сапогах дутиках, которые были на размер больше, потому, что из-за перелома большого пальца на ноге, я не могла носить свою обувь. Мне было обидно и больно. Когда мне стало легче ходить, в мае месяце, я купила себе босоножки на плоской подошве. Так же я подала свои меддокументы на экспертизу, потому что мне сотрудники подсказали, что я могу доказать перелом и мне положена компенсация в размере 10 тысяч рублей. Эксперт подтвердил у меня перелом ногтевой кости, и велел, ехать в свою поликлинику, чтобы они все переписали. Он сказал, что не может дать заключение по таким документам, где написано, что у меня ушиб.

- И без перелома не возвращайся! – громко выкрикнул эксперт, когда я выходила из его кабинета.

Но! В поликлинике ГУВД, мне сказали, что мои снимки описывала заведующая отделением, и она сейчас в учебном отпуске, а потом будет в плановом отпуске, и никто, кроме, нее переписывать не будет.

- Так что приходи месяца через три — четыре. – Попрощалась со мной врач рентгенолог.

Больше я к ним не приходила, а просто послала всех в сад.

…Получив травму крестца (тоже, когда работала на «Соколе»), я снова обратилась в травмпункт по месту жительства. Лечилась долго: долго ходила в корсете. Выписали с ушибом крестца и смещением позвонков, а так же с посттравматическими судорогами ног. Закрывая больничный лист в поликлинике ГУВД, мне посочувствовали и посетовали, что я не обратилась к ним сразу – они бы меня в госпиталь положили. Ну, уж нет! Ни в какую больницу я ложиться не собиралась. Врач меня послала сделать контрольный снимок. На описи снимка, про травму ничего не написали, зато написали артрит и какие-то мениски.

Я, окончательно перестала доверять этим врачам. Наглее и тупее врачей, чем в поликлинике ГУВД, я не встречала. Мне уже было все равно, что они там пишут, и, даже перед сдачей крови на гемоглобин не пила «фенюльс». Результат анализа начал показывать пониженный гемоглобин, а мне и это было все равно. И вот теперь, в этой поликлинике, единственный диагноз, из-за которого меня забраковали, это была хроническая гипертония. Захотели придраться – придрались.

* * *

На разводе, нам разъяснили ценную информацию, как пройти медкомиссию, для сохранения работы, чтобы не попасть под сокращение. Для этого в военной комиссии, уже установлен тариф – 15 тысяч рублей с человека, для получения первой физкультурной группы (отменное здоровье). Там нас уже ждут, и обещают четвертые группы переделать на первые, если есть желающие.

Костин предложил мне первый пост. Это означало, что мне не нужно никуда переводиться через медкомиссию. Он даже попросил поработать с вечера до утра на первом посту: может мне понравится.

Это был кошмар. В мое дежурство, приехал проверяющий, и я всю ночь просидела на посту в бронежилете и с пистолетом — без еды и отдыха, пока проверяющий, до утра что-то проверял. Единственное, что у меня было, это пластиковая бутылка с водой из-под крана, которую мне принесли, когда я попросила воды.

Но проверяющий придрался ко мне, что я сижу на месте и не хожу по периметру на улице. Потом он придрался, что меня нет на месте, когда я ходила по периметру на улице. Я сказала ему, что не могу сразу быть в разных местах одновременно. Мне было плевать, что он мог велеть уволить меня, но он ничего не сказал. Утром я сдалась и уехала домой: да пошел он этот первый пост…

Костин уговаривал меня остаться и, хоть как-нибудь дотянуть до конца выслуги на первом посту, но я отказалась и сама попросила меня сократить. После попытки дежурства на первом посту, у меня от старого тяжеленного бронежилета, прихватило поясницу так, что я несколько дней не могла разогнуться (сказалась травма крестца, из-за которой я страдала несколько лет). Меня не прельщала перспектива — пресмыкаться, перед проверяющими, ради выслуги лет, а через полгода (так и не дослужив) оказаться в инвалидном кресле, вместо нормальной пенсии.

* * *

По новому закону о полиции, сокращение сотрудников производится без права на пенсию, если сотруднику нет 45 лет. Мне было 43 года. Меня сократили 11 сентября 2011 года, выписав пятилетний, утешительный бонус в сумме 1 300 рублей, который платили раз в месяц. Мне не дали дослужить 1 год и восемь месяцев.

Когда я сидела в отделе кадров, ожидая свои документы, в дверь постучали, и когда она открылась, я увидела молодого человека. Он, улыбаясь, назвал себя и сказал, что пришел устраиваться на работу. Марина (наш кадровик), велела ему подождать за дверью, и тут я поняла, что нас сокращают, не ради уменьшения сотрудников, как нам говорят, а ради замены предпенсионеров на молодых людей. Я поняла, что теперь такие чистки в МВД, стали закономерностью. О чем думали реформаторы МВД, когда выгоняли на вольные хлеба, набравших опыт — старых волков, набирая молодых щенят? Ответ может быть только один – ничего личного: просто государству невыгодно платить, обещанную пенсию по положенной выслуге лет, привыкшим к рутине и потратившим на этом свое здоровье людям.

У меня в городе, на здании Следственного Управления повесили баннер, который гласил, что МВД принимает молодых и энергичных юношей и девушек в ряды полиции, завлекая их высокой зарплатой, разными льготами, большим отпуском и пенсией через 20 лет. Я вас умоляю…, из всего, что там наобещано, правда, только – большой отпуск. Но, наличие этого баннера, лишний раз доказывало, то о чем я догадалась.

Все было сделано хитро. Нас сначала приняли в полицию, а уж по новому кодексу сократили, без права на пенсию. Для сравнения: Толик Гуржуй, который тоже работал в милиции, был отправлен на пенсию в 2009 году из органов МВД, за три года до конца выслуги – по закону о милиции, и ему не было еще 45 лет.

Вот так нас обмануло Государство. Я никому не советую идти работать в полицию. Эпоха профессиональной милиции закончилась давно. Конечно же, там были и отморозки, но их было мало: основная масса отморозков, все равно находится среди гражданских лиц. Но, милиция все же, еще в 90-х годах, удерживала свою честь и порядочность, невзирая на некоторых индивидуумов, работающих там. Теперь стало еще хуже. Все привилегии, которые обещают вам, завлекая работать в полиции — сплошная ложь. Если у вас отменное здоровье, вас там встретят с распростертыми объятиями. Вы будете там гробить свое отменное здоровье — за средний заработок; за длительный отпуск и за трату своего заработка на мохнатые лапы голодающих врачей и продвижение по службе. Потом, когда вы заработаете свои болячки, а вы их, обязательно заработаете — вас выкинут при плановом сокращении штатов, на улицу, без права на пенсию, как отработанный материал. Конечно же, если вы идете в полицию, ради наживы от взяток, то вам там и место, и у вас будет, реальный шанс дослужить до конца, но…, вы будете всегда на крючке, наивно полагая, что никто не узнает, чем вы занимаетесь. Узнают…, но промолчат, пока вы будете нужны, и вы потом пожалеете, что вас просто не сократили.

* * *

Я была на грани депрессии. Я осталась без средств на существование с мамой инвалидом и неработающим сыном, который и не думал искать работу. Я осталась без рутины, к которой привыкла, работая в МВД. Мне некуда было идти работать: мебельный комбинат уже не существовал, а в один из заводов по электронике, который недавно открылся, идти не хотела, да и удостоверение электромонтажника я забыла в Химках, и была уверена, что его уже выкинули. Впрочем, я никуда не хотела идти: всей своей сущностью, я была еще в МВД, из-за чего мне было трудно перестроиться на что-либо другое.

Я зарегистрировалась в службе занятости, где мне, как сокращенной платили 4 тысячи рублей, и для начал, пыталась адаптироваться к новой жизни.

Сергей, занялся поиском работы, сказав, что теперь я буду сидеть с Рэмой. Сереже, я объяснила, что теперь я безработная, и зарплаты у меня нет, поэтому он должен устроиться на работу. Сын, сказал – хорошо, и уткнулся в монитор компьютера. Мама плакала. Она переживала, наверное, больше чем я.

В службе занятости, мне ничего предложить не могли, посоветовав самой тоже искать работу. Я даже не знала, что я хочу, и решила немного отдохнуть, успокоиться, а там может, что-то само подвернется. Я подала документы на субсидию. Там потребовали, чтобы мой сын устроился на работу, или зарегистрировался в службе занятости. Я еле его уговорила пойти в эту службу занятости.

Чуть позже, я получила деньги за сокращение, в размере 80 тысяч рублей, и закрыла ими кредит за скутеры.

Но, находясь дома каждый день, я обратила внимание на странные звонки на городской телефон. Когда я брала трубку, там молчали. Когда Сережа брал трубку, он с кем-то разговаривал. Бывало, что трубку успевала взять мама, и я, зайдя к ней, заставала ее плачущую.

- Мама, ты чего? Что случилось? – спрашивала ее я.

Она, только отмахивалась и начинала вытирать слезы. Это было странно. У нас был радиотелефон, трубка которого была или на базе – в прихожей, или у мамы.

Однажды, к ней пришла Люба Седова. Люба общалась с мамой в большой комнате, Сережа играл на кухне в компьютер, я с Сергеем была в другой комнате, когда зазвонил телефон. Телефонная трубка была на журнальном столике, возле кровати мамы. Телефонный звонок прервался: я поняла, что кто-то у нас взял трубку. Через тридцать секунд, меня позвала Люба. Я вышла к ней в прихожую. Она, взволнованно, прошептала мне:

- Послушай: сейчас телефон звонил. Света попросила ответить. Я взяла трубку, а там мужик какой-то говорит: «Ну что, жирная свинья, ты еще не сдохла?»

Что…??? Я вытаращила глаза на Любу, а потом зашла к маме.

- Мама, ты знаешь, кто это был? – спросила я ее.

Она отвернулась, и, всхлипывая, отмахнулась от меня. Я ничего не понимала. Поняла только одно, что маму, кто-то унижает по телефону, и она знает кто. Ах, эта наша дурацкая семейная черта – молчать как партизан…

С тех пор, я, как только слышала звонок телефона, шла к маме в комнату и первая брала трубку. Иногда там молчали, но чаще спрашивали сына — его друзья, или его папаша.

Но теперь меня вдруг начал снова удивлять сын. Как-то я вышла из комнаты и увидела, как Сережа, находясь в прихожей, открыл дверь в комнату мамы и с какой-то ненавистью, в полголоса высказал ей:

- Жирная, жирная, жирная! – и закрыв дверь, пошел играть в компьютер.

Я как коршун, налетела на него, и, схватив за одежду и закричала:

- Ты что творишь щенок! Что она тебе сделала? Она моя мать, между прочим, и твоя бабушка! За что ее ненавидишь бездарь!

Он, молча, вырвался и сел за компьютер. Ах, так…! Я схватила клавиатуру, намереваясь разбить ее. Сын вцепился в клавиатуру:

- Мама не надо! Не делай этого! Пожалуйста! – закричал он, чуть не плача.

Я отпустила хватку и сказала:

- Еще раз, я услышу, или кто скажет мне, что ты издеваешься над бабушкой — пеняй на себя. Ты меня понял?

- Да.

Я зашла к маме. Она, молча, плакала. Мы с ней покурили, поговорили, и я вышла. Я пыталась понять, где я уже слышала это слово «жирная», но ничего не могла вспомнить. Меня удивляло, что мой сын, откуда-то вытащил это слово, и почему-то, кто-то тоже говорил это маме по телефону. Меня раздражало, что мама молчит в тряпочку и не говорит, кто это.

Вечером, Сережа зашел к бабушке в комнату и поцеловал ее в щечку. Я увидела это, когда шла на кухню.

Он с 13 лет, сам переселился, спать ночью, на кухню. Раньше я с ним жила в маленькой комнате. Но однажды, он попросил перенести его кушетку на кухню, потому, что ему мешает мой храп, да и к холодильнику поближе. Кухня у нас большая (10 кв.м.), и кушетка туда влезла. Для сравнения: маленькая комната – 11 кв.м. Днем, Сережа играл в компьютер в маленькой комнате, а потом я отдала сыну свой компьютер, а Сергей привез — свой компьютер из Москвы, и мы поставили его в комнату, взамен моего. Таким образом, Сережа окончательно поселился на кухне.

Примечание:
Фотографии в тексте можно увеличить, для этого надо навести на фотографию курсор и щёлкнуть левой кнопкой мыши.

Далее

В начало