В те времена, когда мой родной город именовался Асхабадом, т.е. примерно за 50 лет до моего рождении,  он еще считался  военным укреплением, и  горожан в их каждодневных делах сопровождали доносящиеся из крепости в зависимости от времени суток звуки («На рассвете и на закате солнца в тихом воздухе слышались звуки трубы, игравшей зорю, и протяжные голоса солдат, певших утреннюю и вечернюю молитвы» В. Ян. «Голубые дали»). Был и полуденный выстрел из пушки, но потом, подсчитав расходы на порох, от него отказались.

Асхабад являлся центром Закаспийской области, расположенной в западной части Средней Азии, но в отличие от Ташкента или Самарканда, например,  не имел ярко выраженных примет «восточного»  города.  Это было большое поселение русского типа … с  «каплей Шанели»*: гостиницы «Гранд Отель» и «Парижские номера», сады-рестораны, заведения для души — «Французская кондитерская»  и для тела  — тайные и явные публичные дома с содержанками с именами типа Мари, француженки-портнихи, обшивавшие местную «знать» и т. д.  Французский дух привнесли в этот городок предприимчивые маркитантки войск генерала Скобелева. Сами местные жители, льстя себе, называли Асхабад Закаспийским Парижем.

* впрочем, если максимально приблизиться к тому времени, то правильнее сказать «с каплей Жикки». Jicky – тогда  эти  французские духи были в моде.

В то же время, если бы не величественное окружение – горы Копет-Дага, — можно было представить себя в каком-нибудь губернском российском городе. Есть здесь, соответственно,   «все отделы областного управления, как то: управление Среднеазиатской железной дороги, окружной суд, отделение Государственного банка, таможня, казначейство, акцизное управление и т. п. Имеется женская гимназия, мужская прогимназия, железнодорожное техническое училище, Куропаткинская школа садоводства, воскресные школы, детский приют, церковно–приходская школа и баханнское училище бабистов. Существует Закаспийское общество любителей охоты, общество врачей и музыкальное общество. Наконец, в городе имеется пять православных церквей, лютеранский молитвенный дом, две мечети и синагога» (В. Н. Гартевельд. «Среди сыпучих песков и отрубленных голов. Путевые очерки Туркестана»). Добавим еще:   есть военное собрание (здесь проходили костюмированные балы и сеансы синематографа), Клуб велосипедистов (на углу Мервской и Серахской улиц — впоследствии просп. Махтумкули и ул. Пушкина), Скаковое общество при ипподроме, Народный дом.

Полуторное жалование (по причине отдаленности и жаркого климата) тогдашних «госслужащих» делало жизнь достаточно дешевой, да и тратить деньги было особо некуда.  Приветствовались увеселения и развлечения: выезды офицерской и чиновничьей знати в наемных фаэтонах и с нарядившимися женами на холмы Гауданского шоссе (весной тогда, как впоследствии и в мое время, они сплошь покрывались цветущими тюльпанами и маками), балы — маскарады с сопутствующими им интригами и неожиданными знакомствами и пр.

Местная газета сообщала новости и рассказывала о происшествиях:

«12 декабря состоялся сеанс (синематографа – мое примечание) в цирке Добржанской: «Во время демонстрирования будет играть хор военной музыки. Половина чистого сбора поступит в пользу пострадавших от землетрясения в Андижане. Просим не сравнивать с охотниками легкой наживы, которые, приобрев негодные аппараты и картины, вводят публику в заблуждение».

15 декабря состоялись два прощальных сеанса: дневной «по программе, данной для учениц и учеников обеих асхабадских гимназий»; «вечером в 6 ч. сеанс исключительно для женщин-мусульманок». «Асхабад», 1902, 11-15 декабря.

 С ротного двора 1-й роты 4-го стрелкового батальона пропал ишак.

У перса Ибадуллы обнаружена курица, украденная год тому назад из дома Князькова за полотном жел. дор. По словам Ибадуллы курицу он купил у текинца.

Из дома подполковника Соснина ночью похищено 9 курей.*

«Асхабад», 1906, июнь.

* Интересно, что когда  наш дом  в Ашхабаде остался  первый раз без охраны собакой, первое, что у нас украли, это куры. Видимо, курокрадство  — местная особенность.

Российские газеты  тоже не оставляли без внимания свои новые владения:

Начатые в прошлом году крупным землевладельцем Бабошко работы по устройству орошения в восьми верстах от Асхабада увенчались успехом. Стало возможным орошение более 1000 десятин земли.

Приступили к устройству виноградной и табачной плантаций. На опытной табачной плантации будут посеяны семена гавайских и турецких табаков.

Здесь начата постройка каменного пятиглавого храма. Работами заведует распорядительный комитет.

Русский курьер, 1899 год.

Проходившие днем по Пушкинской улице были перепуганы револьверной стрельбой. Одна из пуль ранила продавца сельтерской воды Беджанова.* Оказалось, что стрелял из «нагана» стражник Шалафалов. На допросе он заявил, что сидел на скамейке и объяснялся в любви предмету своей страсти. Получив отказ, он хотел убить ее и себя. Пули пролетели мимо.

Русский курьер, 1901 год.

* Настоящий привет из прошлого: в пору моего детства мы любили пить газировку в  киоске на Пушкинской.

*  *  *

Вот так в истории остались имена участников этих происшествий. Но меня интересовали личности, которые жили здесь в конце XIX- начале XX-го века и были отделены во времени от моего рождения всего лишь пятью десятками лет.* И вот о некоторых безусловных личностях я хочу немного рассказать.

* Ведь про себя я, как и Питер Вайль, автор телевизионной передачи «Гений места» и, между прочим, имеющий мать – ашхабадку, могу сказать: родилась в первой половине XX-го века. Звучит, правда?

Например, об Александре Александровиче Семенове – историке, антропологе, этнографе. В советское время он – академик Академии Наук. А в то время в Асхабаде он работал помощником делопроизводителя канцелярии начальника области. Начальником тогда  был Д.И. Суботич, который и не подозревал о той страсти, с которой молодой выпускник Университета восточных языков изучал статистические материалы этнографического характера (статистика входила в его обязанности), древнюю культуру Средней Азии (а это можно назвать его хобби). Семенов много сделал для сохранения памятников древности Закаспийской области, выступал против самодеятельных раскопок и расхищений древностей. Организовал в Асхабаде курсы восточных языков с преподаванием туркменского и персидского языков, а также обычного (племенного) права туркмен.*

* Обычное право – адат — регулировало общественную, хозяйственную и семейную жизнью туркменов. Обычное, потому что существовало еще религиозное право – шариат.

 Здесь в Асхабаде Семенов написал серию книг по этнографии. Был активным членом Асхабадского отделения Общества востоковедения.

*  *  *

Председателем  Общества востоковедения  в Асхабаде был тогда Калмыков Андрей Дмитриевич — востоковед, чиновник МИД, собиратель восточных рукописей. Некоторые из этих рукописей он приобрел у бухарского эмира. Впоследствии Калмыков передал их в музей рукописей при Институте востоковедения. Дипломатическую карьеру начинал при Александре III и  именно в этот период считал  внешнюю политику «самой успешной за всю русскую историю».  В Асхабаде в Обществе востоковедения, в частности, сделал доклад об Аму-Дарьинском кладе. История этого клада, увлекательная и таинственная (все-таки клад!), это  -  отдельная «песня», но все рассказать невозможно! Как и его однокашник по гимназии П.Б. Струве*, переворот 1917 года Калмыков не принял. Эмигрировал  в США, там был членом Американского восточного общества.

* П.Б. Струве -  депутат  Государственной думы II созыва от Санкт-Петербурга, в разное время зав. кафедрой политэкономии в политехникуме Санкт-Петербурга и профессор Петербургского университета.

*  *  *

Кроме газеты «Асхабад», в городе  была  еще конкурирующая газета – «Закаспийское обозрение».  Ее  редактором был Константин Михайлович  Фёдоров. В  судьбе Федорова был эпизод, когда он тесно общался с Н.Г. Чернышевским.  Чернышевского перевели в 1883 году с Нерчинской каторги в Астрахань, там  Федоров работал у него переписчиком.    Есть версия, что именно из-за общения с Чернышевским Федорова сослали в Асхабад. Впоследствии он публиковал в газете материалы о Чернышевском, а в 1904 году в Асхабаде  была издана книга «Жизнь великих русских людей. Н. Г. Чернышевский», автор – Федоров К. М.  Он также автор  нескольких книг о Средней Азии.

*  *  *

Среди военных инженеров, работающих в Асхабаде (а потом в Мерве и Кушке) был болгарин Георги Минчев Вазов.  В 1886 году Вазов был одним из организаторов свержения болгарского князя Александра Баттенберга. Князь отрекся и был выслан заграницу. Но Вазов и его товарищи выпустили из рук инициативу, и произошел контрпереворот. В результате Вазову пришлось эмигрировать в Россию. С 1887 года он стал ее поданным и стал именоваться по русски — Георгием Минчевичем  Вазовым. Закончил Николаевскую инженерную академию в Санкт-Петербурге и был назначен на службу в Закаспийскую область. Работал в Кушке (строил укрепления, а также церковь, здание военного собрания), Мерве, Асхабаде. Своим отношением к делу он заслужил самую высокую оценку от бывшего в те годы (1888-1890) губернатором Закаспия  А. Н. Куропаткина. Позже, в 1912 году, когда Вазов уже вернулся в Болгарию, одна из улиц Кушки была названа его именем.  В 1913 году генерал Г.  Вазов был назначен военным министром Болгарии.

*  *  *

В бытность свою в Туркмении Вазов имел много друзей. Одним из них был Николай Николаевич Йомудский*. Н. Н. Йомудский  был в то время самым образованным человеком среди туркменов,  первым, хотя и не профессиональным, этнографом — туркменом. По происхождению Йомудский был обрусевшим, крещеным туркменом-полукровкой – мать его была казачкой, отец – полковником действующей русской армии, участником штурма крепости Геоктепе. Личность Йомудского настолько глобальна, а жизненные события и судьба его так  сложны, что писать об этом походя бестактно. Из всех его деяний упомяну, наверное, главное – деятельность, как говорят, на ниве просвещения.  Отойдя от политики, он полностью посвятил себя вопросам образования, выполняя завет своего отца, который писал незадолго до своей смерти: «Проси, чтобы тебя отпустили домой, здесь страшная духовная нужда, надо помочь».** Положение в то время с обучением местного населения  описано в докладе  начальника Закаспийской области Боголюбова: «Среди современных условий жизни туркмен видное место занимают туземные школы. Для туземцев существуют особенные школы, в которых преподавателями являются, главным образом, кавказские татары, окончившие курсы в кавказских учительских семинариях, лица, подготовка коих и взгляды не всегда соответствуют поручаемой им важной задаче. Между тем, именно от школ должно ожидать перерождения грядущих поколений туркмен. Конечно, для воспитания в русско-государственном духе нужны соответственные учителя, лично проникнутые теми началами, которые они призваны развивать в туркменских мальчиках…» 

Таким учителем и стал Йомудский. Прибыв на родину в Асхабад, Н.Н. Йомудский заново знакомится с бытом и языком своих земляков, считает главным недостатком общества – необразованность его элиты, становится ярым сторонником европеизации туркменов. Учится сам (вернулся в Петербург и стал вольнослушателем юридического факультета; кроме того, он был слушателем института восточных языков и академии генштаба), учится учить -  ездил в Харьков к известной в то время организаторше воскресных школ Х. Д. Алчевской – учился у нее постановке преподавания грамотности.

Все знания, накопленные по вопросам образования, и все свои чаяния в этой области ему удалось воплотить в, как сейчас бы сказали, проекте под названием Туркменский Дом просвещения.  Под это образовательное учреждение было отведено бывшее имение помещика Корзинкина в Серебряном бору под Москвой. 250 воспитанников -  не только из состоятельных кругов, в Домпросе учились ребята со всех регионов Туркменистана, всех социальных слоев, но в основном бедняки и сироты – жили  в соответствии с почти военным порядком. Обслуживали себя сами, занимаясь и огородом, и хозяйством.

Из воспоминаний выпускника Домпроса, академика, доктора химических наук А.Н. Ниязова: «Учебный процесс был поставлен на высоком уровне. Большинство учителей было из Москвы… Домпрос был замечательной школой, где его воспитанники получали не только прекрасное образование, воспитание, но и всестороннюю морально-этическую подготовку. Впоследствии многие из них стали академиками Туркменистана, известными учёными, государственными деятелями».

* Перед отъездом Вазова в Болгарию Йомудский подарил ему османскую саблю и пистолет, которые сейчас хранятся в Историческом музее в Софии как имеющие коллекционную стоимость.  

** Йомудский после Павловского военного училища обязан был 3 года отслужить в 1-м Закаспийском стрелковом батальоне.

*  *  *

Продолжая рассказ о личностях, конечно, невозможно не упомянуть Кази-Бек Ахметукова (он же Юрий Кази-Бек, Магомед-Бек Хаджетлаше, Магомед Айшин, М. Muslim, M. Tatarine и пр.) – писателя и журналиста.  Он автор многочисленных художественных произведений, публицистических очерков и статей, издатель журнала «Мусульманин» и газеты «В мире мусульманства» (Санкт-Петербург).  Его жизнь настолько загадочна, запутана, начиная с рождения (подлинная ли фамилия Эттингер, а имя Григорий  Яковлевич, или же он — Ахметуков  Кази-Бек, кабардинец, усыновленный семьей Эттингеров?), что специалистами создано обширное ахметуковедение. Сейчас  убедительно доказано, что полковник Хаджет Лаше, возглавляющий «Лигу спасения Российской империи»* («Лигу убийц»)  в повести А. Толстого «Эмигранты», «списан» с Кази-Бек Ахметукова. А кроме того: персональный информатор Столыпина в среде  мусульман, агент ЧК по  выявлению и уничтожению врагов советской власти среди эмигрантов **, мусульманский «Азеф»*** — это все об одном и том же человеке, несомненным авантюристом по натуре. О том, что он был в Асхабаде, известно от В. Яна («Голубые дали»), он же пишет, что Юрий Кази-Бек «неожиданно исчез из Асхабада», оставив после себя яркое впечатление.

* Эта антибольшевистская лига была одной из первых террористических организаций. Ее действия санкционировались английскими, французскими, американскими и шведскими властями.

** Сведения из доклада на конференции «Элита-IX», организованной Русским генеалогическим обществом.

*** Азеф Евно Фишелевич (Евгений Филиппович)  - российский революционер-провокатор, один из руководителей партии эсеров и одновременно Секретный сотрудник Департамента полиции.

*  *  *

С 1899 по 1904 год в Асхабаде в должности члена окружного суда работал Николай Павлович Петерсон. Будучи студентом в  1862 году, прервав учебу в университете, он приехал по приглашению  Л.Н.  Толстого в Ясную поляну. Так же, как и Толстой, Петерсон считал, что в основе образования должен быть принцип «совершенной свободы детей, при которой, кроме искусства читать и писать, насильно не вносилось бы никакое воспитательное влияние, кроме того, которое они сами охотно принимают». Около года он проработал в Головлинской и Плехановской народных школах, высказывался по вопросам образования в журнале «Ясная Поляна».

Вернувшись в университет, увлекся революционными идеями. Но отошел от революционной пропаганды, познакомившись с Н.Ф. Федоровым*, стал его учеником и последователем. Дело просвещения, вслед за Федоровым, Петерсон понимал расширительно. «Обучая детей, необходимо также изучать край, его географию и климатические особенности, историю и культуру. По сути, школа должна превратиться во всенаучный музей — и только таким всесторонним, любовным исследованием края может быть совершено его духовное завоевание», — так связывал Петерсон вопросы народного образования с проблемой духовной миссии России в Азии. Его статьи по этим вопросам печатались в газете «Асхабад».

*  *  *

Закаспийская область в те годы находилась под военным управлением, поэтому  неудивительно преимущественное  наличие среди местной элиты офицеров царской армии.  Таковым, например, был Маргания Малахий Кваджиевич, соратник Скобелева, полный георгиевский кавалер, впоследствии  – герой первой мировой войны (у В. Яна он упоминается как Малахий Клавдиевич).

Привожу описание эпизода, относящегося по времени к военным годам, но мне кажется правомерным судить по нему об отношении пришлых закаспийцев к туземному, как тогда называли, населению и в последующие  мирные годы:  «9 февраля бомбардир 3-й подвижной батареи Титов в нетрезвом виде ворвался в кибитку текинцев, причем убил одного текинца и ранил женщину. Приказом от 10 февраля за №61 был собран полевой военный суд, который приговорил вышеозначенного бомбардира к расстрелу. Приказом 11 февраля за №63 приговор суда был приведен в исполнение…» (из журнала военных действий за февраль месяц 1881 года).

Вам ничего не приходит на память в связи с аналогичными событиями, а, главное, их завершением, в наши дни?

*  *  *

В 1892 году после окончания в Петербурге Михайловского артиллерийского училища был направлен служить на 3 года в Туркестанский военный округ поручик Л. Г. Корнилов, впоследствии Верховный главнокомандующий «белой» армией. В 1897году, окончив Академию Генерального Штаба, он уже по собственному желанию возвратился в Среднюю Азию. Путь верхом по почтовому тракту от Оренбурга до Ташкента был Корниловым и его молодой женой по обоюдному согласию воспринят как свадебное путешествие.

Теперь его, помимо военной, ожидала служба на дипломатическом и разведывательном поприще.  Корнилов – это еще один блистательный пример  «погружения в среду обитания». Он прекрасно владел восточными языками и досконально знакомился с местными обычаями.  Корнилов великолепно знал туркменский язык и не раз ходил с туркменами в разведку на территорию Афганистана.

В октябре 1899 года он был в Ашхабаде, где участвовал в разработке оперативных мер на случай войны с Великобританией.

Итогом работы Корнилова в Туркестане стала объемная монография «Кашгария или Восточный Туркестан. Опыт военно-стратегического описания». Это исследование  Корнилова до сих пор считается одним из наиболее полных описаний Кашгарии — области, расположенной юго-восточнее озера Балхаш, примерно в 200-х км от границы с  британской Индией.

С именем Корнилова связаны события (начало которым было положено в эти годы)  и ситуации, известные как «слава и трагедия Текинского конного полка».* В 1929 году в Белграде была издана на русском языке книга «Великий Бояр». Ее автор Хан Хаджиев – текинец, начальник отряда охраны штаба армии Корнилова. Его настоящее имя — Байдаран-Хаджиев Надзар-Бек. Прозвище «хан» ему дал Корнилов.  Под таким именем и были опубликованы воспоминания Хаджиева, благоговеющего перед памятью генерала. Хаджиевым были написаны и другие книги. В свою очередь, его имя встречается в художественной литературе, например у А. Толстого («Хождение по мукам») и С. Шолохова («Тихий Дон»).

* Впрочем, славу полк приобрел раньше — вскоре после своего создания (июль  1914 года) из Туркменского конного дивизиона, существующего с 1892 года, сформированного из добровольцев и  выполняющего в основном милицейские обязанности. Они несли службу в своем национальном одеянии и на собственных красавцах-конях.  Место дислокации дивизиона – село Кеши под Ашхабадом. Полк был назван Текинским конным полком, поскольку состоял, в основном, из текинцев Ахальского и Мервского оазисов.

С  самого начала первой мировой войны туркмены участвовали в боевых действиях. «В бою под Сольдау, на германской земле, впервые видел новые конные части нашей армии из туркмен. В громадных папахах и халатах, на которых так странны погоны и кривые дореформенные сабли, они так похожи на каких-то древних монголов-воителей, полудикие на вид, стройные, темно-смуглые, на стройных, нервных и сухих лошадях, на седлах с круглыми чепраками красного цвета, вышитыми яркими шелками… Их появление всюду производит фурор и обращает всеобщее внимание. Они не держатся ровного строя, действуют как друзья, как соратники, равноправные, равносильные, признающие только свои заповедные конные и сабельные приемы, свою рубку, свой натиск, свою разведку. Не признают рыси – только галоп и карьер или мелкий шаг, ровный, в котором сидят, как вкопанные в конские спины, ровно, стройно, красиво, заставляя всякого собою любоваться» — так писал в ноябре 1914 «Петроградский курьер». Противник — один из офицеров германского генерального штаба — так отзывался о боевых качествах текинцев: «Кто же мог думать, что у русских есть «дьяволы», совершающие то, что должно быть вне пределов человеческих сил. Разве можно предвидеть подвиги, граничащие с безумием. Они не поддаются здравому расчету». Только за два с половиной месяца участия туркменов в боевых действиях на германском фронте 67 всадников были награждены Георгиевскими крестами, свыше 70 человек – орденами Св. Станислава и Св. Анны разных степеней, а также медалями.

Корнилов, став Верховным главнокомандующим, забрал с фронта Текинский полк для охраны Верховной Ставки, которая тогда размещалась в Могилеве.  В Петербурге (тогда – Петрограде) видели эскадрон текинцев, когда Корнилов приезжал для переговоров с главой Временного правительства Керенским. Обеспечивая охрану генерала, текинцы частью  расположились  на площади перед Зимним дворцом, где происходило совещание Временного правительства, а другая часть  — взяла под охрану подъезд и все выходы.

Когда Корнилов был смещен со своего поста («корниловский мятеж»), арестован и заключен в тюрьму города Быхова, охрану его и генералов — Деникина, Маркова и других -  также несли текинцы. В ноябре 1917 года Корнилов и несколько генералов были освобождены, и отсюда начался их путь на Дон и Кубань с Текинским полком.  Поход, проходивший в условиях ожесточенных сражений («Ледовый поход»), был длителен и труден.  Генерал Корнилов, не желая подвергать преданный ему полк  риску, расстался с текинцами и продолжал путь по железной дороге без них. Корнилов вскоре был убит, а полк, потерявший теперь уже окончательно своего «великого бояра» (так звали текинцы генерала), с большими потерями добрался до Киева. Около 200 туркменов попали в плен. Позже их амнистировали и отправили на родину. Но прежде несколько десятков из них В.И. Чапаев отобрал в свою дивизию. Из всего личного состава полка домой, в Туркмению, вернулось меньше двух десятков.

Часть текинцев, уже после роспуска  полка в 1918 году,  охраняли генерала Деникина и вместе с ним отправились в эмиграцию.

*  *  *

Такие личности, безусловно, воздействовали на общество, формировали его духовные запросы, создавали атмосферу активной  интеллектуальной жизни.  Круг их интересов (местный язык, обычаи и право, материальные и духовные памятники старины и древности и т.л.)  — это не случайный  набор «хобби». Большинство из этих интеллектуалов, не имея специального образования, самостоятельно определили для себя, что все это – доминанты культуры этнических групп, составляющих коренное население. Изучая и распространяя свои  знания об этих основах культуры через печатные издания и различные общества* в Асхабаде одни, таким образом, влияли на умы, другие — оставили после себя результаты реальных дел. И те, и  другие, вызывают уважение  и восхищение: ведь их деяния основывались на энтузиазме и бескорыстии. Не было здесь тогда ни НИИ, ни академий, которые в наше время спонсируют такие исследования и сложные по условиям и дорогие по оснащению экспедиции.

* Закаспийский кружок любителей археологии, Общество исследователей Закаспия, Общество востоковедения.

*  *  *

О духовной жизни в Асхабаде пишет В. Ян: «Ими* устраивались народные чтения о путешествиях по Востоку и о прошлом Туркмении, об открытии Рентгена и о будущем развитии нефтяных богатств острова Челекен. Они отмечали Гоголевские и Пушкинские дни, посещали концерты и спектакли заезжих музыкантов и артистов, спорили о новых пьесах Чехова и Горького, обсуждали творчество Льва Толстого и туркменских поэтов Кеминне, Молланепеса, Махтумкули…».

На страницах газеты «Асхабад» ими обсуждается вопрос о том, каким быть городскому Народному дому. Народные дома — учреждения, возникновение которых в России относится к 1890 — м годам, возникали тогда и в столице, и в губернских, и в уездных городах, в селах и даже деревнях. В Асхабаде вопрос о постройке Народного дома был поднят в связи с пушкинскими торжествами 1899 года. Организовался попечительный комитет, городом были выделены необходимые средства, начался сбор пожертвований. В мае 1900 года состоялась торжественная закладка дома, а в декабре того же года строительные работы были завершены. Асхабадский народный дом, включавший в себя дешевую столовую, кухню, буфетную, библиотеку, а также большую залу на 200 чел. «для общедоступных собраний и разного рода народных чтений начал свою деятельность» («Асхабад», 31 декабря 1900, № 366). Как и везде, Народный дом был центром культурной и общественной жизни общества. Первоначально попечительство над Народным домом взяло на себя братство Святого креста и, соответственно, использовало его в своих целях.  Но со временем общественность на страницах газет, основываясь на ситуации многоконфессиональности города, стала  указывать на нецелесообразность религиозной ориентации: «В Народных домах, по идее, лежащей в самой их сущности, должен найти отдых, развлечение или расширение своих познаний всякий человек, будь то русский, еврей, поляк, калмык, татарин и т. д., а потому знание и искусство, одинаково важные и насущные для всех национальностей, единственно могут быть, думается, пищей Народных домов, а молиться и проповедывать каждая национальность будет в иных местах». Предлагались другие направления деятельности, общие для всех людей,  более широкие, а именно  — в просветительстве. Например, в области медицины (вопросы оказания первой помощи), в искусстве, в расширении познаний через чтение и т. д.

* местными интеллектуалами – мое примечание.

В начало