Бабушка Нехама Томашова (17 лет) 1893-1975 гг.

Дедушка Лазарь 1893-1920 гг. .

В 1946 году моя бабушка Нехама Томашова (ее многие звали Нина Моисеевна) впервые после войны приехала из Бобруйска в Ленинград повидаться со своими дочерьми.

Мне год и семь месяцев

Я, рожденный в декабре 1944, был очень болезненным, не говорил, не ходил к своим 1.5 годам, и бабушка забрала меня с собой в Бобруйск. Во дворе бабушке говорили, зачем привезла ребенка хоронить в Бобруйск, неужели в Ленинграде нет кладбища.

Скульптура Бобра (скульптор В.Н. Гавриленко)

Так я стал бобруйчанином на всю жизнь. Бабушка и тетя Маня выходили меня, в 3 года отвели к фотографу на углу К. Маркса и Социалистической запечатлеть здорового ребенка. На этом углу теперь памятник Бобру.

А жили мы на углу Бахарова и Советской в двухэтажном доме на втором этаже, прямо над парадной, в которой никогда не было дверей. Жили тесно и скромно. Одна стена всегда была влажной, так как была торцевой. У входа справа стоял шкаф, на котором стоял огромный радиоприемник – источник информации, радиоспектаклей, музыки. Затем стояла тумбочка, далее кровать, на которой спали «валетом» грузная бабушка и тетя. Вдоль окна во двор стояла кушетка, на которой до июля 1959 спал я. Далее уже вдоль торцевой стены стоял стол, затем беленький буфетик и наконец печка, грубка с маленькой лежанкой, где я сиживал в холодные зимние вечера. И все это три на четыре метра. Все удобства на улице. Ни кухни, ни отопления, ни воды.

Кстати, это жилье бабушка получила, встретив свои сотрудницу по работе в довоенном буфете тетю Надю. Она уже жила в этом доме и показала бабушке пустующую комнату.

Помню, как мы с бабушкой рано утром ходили в очередь за хлебом к «Пролетарке». Давали только одну буханку в руки. Тетя уходила на работу на фабрику Халтурина и каждый день зимой приносила чурочки для растопки печурки.

Пленные немцы отдавали мне честь

А еще помню, как покрывали брусчаткой нашу улицу пленные немцы, и они отдавали мне честь, так как на мне была военная форма. О своем отношении к пленным немцам не помню, ведь мне было около трех лет. Но мы, послевоенные дети, понимали, что военные это герои. Жаль, что нет фото восстановления Бобруйска тех лет. Удивительно, но когда начал писать эти заметки, прочитал на сайте «Вечернего Бобруйска» воспоминания 100-летнего ветерана, где он упоминает о пленных немцах, ремонтирующих улицу Бахарова!

Потом улицу асфальтировали. Я любил смотреть на эту дорогу, а запах асфальта полюбил на всю жизнь. Свежий асфальт до сих пор чую за версту.

Моя мама некоторое время жила с нами в Бобруйске, работала в авиагородке. Именно там мне и сшили военную форму.

Внук нашего дворника, который родился в 1941 г., учился в Минске в суворовском училище. Когда он приезжал в суворовской форме домой на каникулы, ребятня старалась быть с ним рядом, увязывались всюду за ним. Он был наш герой. Поэтому я так гордился своей военной формой.

У нас на этаже ни у кого двери не закрывались, я помню, как ходил любоваться собой в форме к соседям, у которых на стене висело огромное зеркало.

С мамой

Наш двор

Наш двор

Это был не еврейский дворик, а целый Еврейский Двор. Одновременно в нашем дворе как-то жило пять Борисов Левиных.

Двор состоял из нашего дома, к нему вдоль Советской примыкал одноэтажный дом, Советская, 28.

Помню, в конце 1940-х наш двор был полностью запружен «студобеккерами», огромными американскими машинами. Еще помню, как меня катал на «виллиусе» доктор.

Вдоль Бахарова примыкали частные дома Шапиро, семьи двух братьев, и далее дом, где жили семья Михаила Палея и его сестра с сыном Мариком и дочерью Ирой. У них был свой дворик, в котором в году 1954 случилась трагедия. У Марика был мотоцикл, а его друг Додик заправлял мотоцикл бензином в подвале, где вспыхнул пожар.

Когда мы, дети, подбежали на страшные крики к их дворику, то увидели ужасную картину – обожженный Додик, и мать Марика мазала его маслом. Увы, Додик не выжил, это были душераздирающие похороны.

После дома Палея были ворота, затем еще дом. В нем жили две русские сестры. Старшая с мужем, дочерью Леной, сыном Валерой. Младшая жила в своей комнатенке со своим сыном Борей.

Рядом жил один из Борисов Левиных. Он, помнится, занимался успешно акробатикой. Завершал наш двор еще один дом, но вход в него был не через нашу калитку. И дальше шли сараи вплоть до забора, за которым была наша школа №3 имени Пушкина, моя любимая альма-матер.

У большинства семей были очень маленькие комнаты. Жило много родственников. И что удивительно – все были в ссоре. Не знаю, что их разделяло. Но скандалов не было.

Три врача, два художника и кондитер.

Во дворе жили четыре сапожника, три военных музыканта, три врача, два художника, один известнейший кондитер из «Красного пищевика». Уходя на пенсию, он так и не раскрыл секрет рецепта то ли зефира, то ли халвы. В прихожей, что вела в комнату художника и комнату кондитера, всегда стоял сладкий запах и запах красок. Как-то художник взял меня позировать для его картины «Мальчик у окна». Художника звали Александр (Абрам) Островский. И он даже заплатил мне, кажется, три рубля. А его дочь сыграла важнейшую роль в моей жизни. Она, кстати, единственная из всех нас так и живет в этом дворе. Другим художником был Михаил Тынянов.

Жил во дворе еще один очень талантливый парень – Леня Окунь. Он увлекся резьбой по дереву. И уже в 9 классе возглавил соответствующий кружок в Доме пионеров. Он позвал меня и моего пожизненного друга Рому в кружок. Талант у нас не проявился, мы ушли. Только шрам от скальпеля на левом указательном пальце остался у меня на всю жизнь как память. А Леня позже стал знаменитом мастером. Кстати, о нем был эпизод во всесоюзном киножурнале как о юном таланте.

Мы с Ромой 1960 г.

«Мальчик, ты не видел, откуда несут мацу?»

Еда наша была скромной, но всегда вкусной. А уж бабушкины картофельная запеканка (тэйгахц) на утиных шкварках и фаршмак – просто шедевры! Когда я приезжал на каникулы, а потом в отпуска – эта еда была всегда. Она делала креплах (пельмени), тэйглах – мучные шарики обжаривались и заливались медом! Иногда покупали живую куру, даже сало, ели только я и тетя. Бабушка соблюдали еврейские традиции. Еще очень нравились галушки из мацы.

На пасху бабушка подрабатывала, ходила на Коммунистическую улицу к тете Мнухе.

В конце 40-х и начале 50-х годов каждый год перед праздником Песах в ее доме собиралась группа женщин, они пекли мацу. Называлось это «подрад». Помню два эпизода. Я всегда был там с бабушкой.

1 апреля я посмотрел в окно и крикнул: «Тетя Мнуха, ваша корова взбесилась и бегает по двору!». Хозяйка метнулась к окну, ну а я: «Первый апрель, никому не верь». И поругали, и посмеялись.

А однажды (мне было лет пять) я гулял по улице, ко мне подошел мужчина в черном плаще и спросил: «Мальчик, ты не видел, откуда люди несут мацу?». Я показал ему, далеко, мол, видел, несли. Он ушел, а я побежал в дом и рассказал тете Мнухе. Она велела все остановить, убрать муку, прибрать столы. Как потом мы узнали, человек позже пришел, но ничего не застал. Я получил тогда первую денежку.

Евреи собирались тайно для выпечки мацы. Каждая женщина приносила определенное количество муки, готовили тесто, раскатывали деревянными качалками, а детям, как правило, доверяли специальными колесиками (рэделэ–идиш) прокатывать тесто.

Как Гдаля Годкин порядок во дворе наводил

В нашем дворе жило много детей. Это были и рожденные перед войной, и такие как я, а к концу 40-х – началу 50-х родилось еще с дюжину ребят. Так что двор кишел ребятней почти круглые дни и был отнюдь не тихим.

Самой примечательной фигурой во дворе был наш дворник Гдаля Годкин. Он был ровесник Сталина и всегда ходил в сталинской фуражке. Где-то в году 53-54-м он организовал всех навести порядок во дворе. Под его руководством убрали весь мусор, поставили скамейки, столики, посадили деревья, кусты, цветы. Двор похорошел, стал уютным. Приходили местные журналисты, фотографировали. Двор признали лучшим в городе, а в бывшем костеле была организована фотовыставка. Найти бы эти фото!

Гдаля Годкин в семейном кругу

Все берегли свой двор. Помню, тогдашний 3-летний мальчик говорил: «Дедушка Годкин! Лебята ломают цветы!». И это была не ябеда, а понимание ребенка, что так делать нельзя. Помню, как в августе все варили клубничное, вишневое варенье. Запах… Тогда все было сезонное, свежее, вкусное. В конце августа расставляли огромные длинные столы и заполняли угощениями для детей.

Игры нашего двора

Дети нашего двора. Полненькая девочка во втором ряду – Люда Островская-Гиршина, единственная из всех так и живёт в нашем дворе, а слева от неё Ромина сестра-близнец 1954-1955 гг.

Вспоминаю игры нашего двора. Прежде всего, это были «чиж», «квач» и, чего уж скрывать, «буц».

Буц – бита для игры на деньги. На кон ставили по 3-5 копеек решкой вверх, метров в 5-6 от кучки монет каждый бросал буц. Перевернулась монетка на орла, монетка твоя.

Не помню, где мы доставали свинец, но помню, как его расплавляли и заливали в земляные лунки, сделанные лампочкой.

Еще мальчики играли в ножички, «руки-ноги-голова», а девочки скакали через скакалки, играли в классики. И все вместе играли в прятки. Еще мы играли в маялку. Где-то доставали кусочек бараньей или овечьей шкурки с длинной шерстью и подшивали к нему свинцовую «пуговицу». Шерсть расчесывали и соревновались, кто больше набьет или, как сейчас говорят, начеканит. Я обожал это занятие и достиг рекордных во дворе результатов. Уезжая в Ленинград, я отдал свою маялку другу.

Маялка, маялки – устаревающая игра, в которой набивают ногой некий предмет – «маялку» – это мог быть мешочек с песком, кусочек меха со свинцом и т.п. В разных дворах эту игру называли также зоска, лянга, лянка.

К слову, игрушек у меня было кот наплакал. Но одна игрушка из моего детства до сих пор со мной. Это целлулоидный сидящий пупсик.

На выборы за воблой

Помню смерть Сталина. Городской митинг у театра. На мне черная повязка. Но хорошо помню и тревожные передачи накануне его смерти, дело врачей и нехорошие слухи о судьбе евреев, т.е. нас. На сей раз пронесло.

Запомнились выборы 1954 года. Уже с раннего утра стучали в двери и призывали идти на выборы. Помню небольшого роста человека, который говорил: «Все на выборы, не задерживайте нас». Все ходили. Во-первых, рядом, в 3-й школе, и опять же буфет. В одни руки тогда давали один продукт. Особенно помню воблу.

Очень благодарен всем учителям: Анне Станиславовне Гуриной, вела 1-4 классы, Самуилу Львовичу Берковичу (математика), Нине Николаевне Виноградовой (русский), Глушакову Н.И. (его брат – известный оперный певец Николай Глушаков) и Артюшевскому (белорусский), Иде Абрамовне Гоман (история), жене директора школы Александра Ароновича Фридмана,  Пушкарёвой (ботаника, увы, забыл ее имя), Семену Шендеровичу (физика и труд), учителю пения Нельсону (вел хор, и я там был, как мог пел), Марии Евсеевне Кацнельсон (английский язык). Спасибо всем!

Одноклассники

Отношения между учениками были разные. Была очень мощная группировка из форштадских девочек во главе с кукольной красавицей Людой Лапицкой. Объектом атак она выбрала меня. Я был записан как русский (с моим-то именем Олег Иванович как иначе), но все знали, что я – из еврейского двора, да и моя активная бабушка – чистая еврейка. Однажды в своей парте обнаружил мацу, мол, знаем, кто ты. В другой раз дружно напали на меня, когда брал пальто с вешалки. Но по прошествии стольких лет зла на них уже не держу. И даже больше – на мои первые зимние каникулы я приехал в Бобруйск и, конечно, пришел в школу. Был очень рад видеть всех. И в этот раз меня хотели побить, но по другому поводу.

После 7 класса мне приглянулась Клара Щепакова, кстати, примкнувшая к форштадским. Она была красивая девочка, похожая на Любовь Полищук. Уехав в Ленинград, я с Кларой полгода переписывался. И вот ее друзья по месту ее жительства хотели меня побить, о чем меня предупредили, но все обошлось. Но после этих каникул мы почему-то перестали с ней общаться.

Когда я уже был женат, мне позвонил мой одноклассник Ваня Семенцов (он был лучший из нас по человеческим качествам и один из лучших учеников) и пригласил на свадебный обед, а невестой его была… Клара Щепакова! Свадьбу справляли буквально за углом от дома, где я жил. Увы, их брак был недолговечен.

Не могу не упомянуть и настоящую трагедию. В наши первые летние каникулы, летом 1953-го, утонул наш одноклассник Толик Хромович. Его отец был офицером милиции, и говорили, что он потерял рассудок от переживаний.

Моя любовь Рита

Летом 1961-го случилось событие, изменившее мою жизни навсегда.

Но немного назад, в детство. Мы любили играть не только в своем дворе, но и во дворе напротив. Там был двор попросторнее, с заброшенной конюшней. И вот в 1955-м в этом дворе начали строить двухэтажный дом со всеми удобствами. Рядом с домом была колонка, куда за водой ходил весь наш двор. Как-то девочка с нашего двора, дочка художника, разговорилась с девочкой на балконе нового дома. Они познакомились, стали ходить друг к другу. И все эти годы я ее видел у нас во дворе. Но летом 1961-го увидел уже девушку. Ей было 14,5, а мне 16,5. И я влюбился.

Я с удовольствием ходил за водой, брал в руки лист тополя, раздавался взрыв, и на балкон выходила она, моя любовь Рита Алескер. Бобруйск некоторые называют своей Меккой, а для меня он стал Вероной – тут и наш с Ритой возраст, и балкон. Если Ромео и Джульетта погибли, оставшись, правда, навеки для всех вместе, то мы, пройдя пять лет переписки, стали мужем и женой. К октябрю 2019 года мы уже 53 года вместе, а в августе 2019-го у нас родился правнук.

Рита с дочкой Мариной

У нас на этаже жил Марик Каждан со своей мамой, в комнатке, меньше нашей. Он был лет на десять старше меня. Не помню как, но он взял шефство надо мной. У него на дверях висела знаменитая картина с довоенного съезда партии, вырванная из «Огонька». И он зачеркивал лица тех, кого называли «врагами народа». И еще у него была коллекция советских гашеных марок. Одна была очень примечательна. Это была марка Всемирной спартакиады 1935 года (которая так и не состоялась) с изображением футболиста. На ней четко видна была часть штемпеля «Бобруй».

Когда я уезжал в Ленинград, Марик подарил мне марки, включая и футбольную. Увы, уезжая в 1993-м в США, я продал всю свою большую к этому времени коллекцию.

В 1998-м состоялся чемпионат мира по футболу во Франции. В одном из рассказов о чемпионате показали выставку футбольных марок. К моему изумлению, гордости и огорчению, там была и марка Марика. Эту бобруйскую марку я должен был беречь!..

Врач Аня Уман

Не могу не вспомнить врача во дворе моего детства. Это Аня Уман. О ней как-то писали на одном из бобруйских сайтов лет 10 назад. В одном из откликов я понял, что человек жил рядом. Списались, оказалось, он дружил с моими одноклассниками и сообщил печальную новость о Ване Семенцове, умершем в начале 2000-х.

Я же еще в неполные 10 тоже чуть не умер. Мы обедали, и вдруг я выронил нелепо ложку, бабушка возмутилась и стала совать мне ее назад, а я не могу взять. Оказалось, у меня парализовало правую часть. Я вроде был в сознании, помню, положили на кровать. Бабушка позвала Аню. Стоял вопрос о больнице, бабушка была против, и какие-то процедуры, предпринятые Анной, привели меня через день-два в нормальное состояние. Больше такого со мной не было. Я до сих пор очень ей благодарен.

Художник Абрам Рабкин

Абрам Рабкин

Художник Абрам Рабкин родился в Бобруйске, а после войны переехал в Ленинград, но каждый год весну и лето старался проводить в Бобруйске. Он хорошо знал и очень любил наш город, и всю жизнь изображал его в своих картинах.

Рабкин жил на нашей улице, которая после войны стала называться Бахарова. Рабкин жил в доме 44, а я в доме 41. Кстати, в его доме жила моя первая учительница. Аптека находилась слева от моего дома, а кинотеатр справа.

В 1997-м году в журнале «Нева» была опубликована повесть Абрама Рабкина «Вниз по Шоссейной», действие в которой разворачивается в Бобруйске.

Последний раз он посетил Бобруйск в ноябре 2013 г., а умер в декабре 2013 в возрасте 88 лет.

Аптека

Кинотеатр «Пролетарский»

Америка – это где-то рядом с Бобруйском

В Америку я переехал в 1993 году. В 1994-м надо было купить машину. Когда разговорился с агентом, оказалось, что он – бобруйчанин, и одет был в спортивный костюм фабрики Дзержинского.

В другой момент я «купился» на объявление хорошего вложения денег (которых не очень-то и было) в постройку дома во Флориде. И построил там недорогой дом. А агентом, который уговорил меня на это, оказался, опять же, бобруйчанин. Он даже учился в моей школе!

Работал я в нефтеперерабатывающей компании программистом. Как-то, сидя в своем крошечном офисе, услышал, как женщина на английском спрашивает: «Он что, русский?». И зашла ко мне. Разговорились, она оказалась бобруйчанкой и даже сидела за одной партой с двоюродной сестрой моей жены. Как тесен мир! В компании пара тысяч человек, из них трое русских, а двое из этих «русских» – бобруйчане!

Дом во Флориде я продал – нерентабельно оказалось содержать. Дочь, внуки, вся моя родня сегодня живет в Нью-Йорке. И мы построили дом рядом, в Пенсильвании, два часа – и мы у дочки. Пока работал, это была как дача по выходным. А выйдя на пенсию, живем здесь постоянно. Это небольшое поселение и примерно 1300 домов. И здесь имеют дома шесть семей выходцев из Бобруйска! В одном из них живет невестка моего одноклассника. Самый ухоженный участок и дом – у совсем не еврейского парня, а у чистокровного белоруса, опять из Бобруйска! Он – страшный выдумщик и трудоголик.

Как-то смотрел шоу из России, в котором обсуждалось качество зефира. Первое место получил Питер, а второе – «Красный пищевик» из Бобруйска. Сегодня, возвращаясь домой, в русском магазине купили бобруйский зефир.

В общем, вы поняли, что Бобруйск со мной навсегда.

Пользуясь случаем, поздравляю всех, с кем жил во дворе, с наступающим в 2020 году 75-летием Победы. И, конечно, моих одноклассников, ровесников Победы. Надеюсь, многие из них прочтут и откликнутся.

И, конечно же, Люду Островскую-Гиршину, ту самую дочь художника, до сих пор живущую в нашем дворе и так много сделавшую для меня и моей жены. Она помогла мне обновить могилу моих бабушки и тети, носит туда цветы до сих пор.

Пенсильвания
2020 г.

Примечание:
Фотографии в тексте можно увеличить, для этого надо навести на фотографию курсор и щёлкнуть левой кнопкой мыши.