Володя Старцев

Я ловлю себя на том, что в последнее время все чаще вспоминаю одного человека, безвременно ушедшего много лет назад. Это Володя Старцев, Владимир Тихонович, замечательный инженер, очень неординарный и веселый человек.

Мои воспоминания провоцирует мраморная ваза в виде изогнувшейся рыбы, поддерживающей хвостом чашу. На мраморной же подставке выгравирована надпись «Многоуважаемой Ольге Ивановне в день рождения от сотрудников столовой 6/10-55 г.» Она напоминает о нашей с Володей последней встрече. Он был в гостях у нас дома, я впервые показал ему дочку, которой тогда было года два. Помню, как радовались они оба, когда Старцев подкидывал её под потолок. Потом я пошел его провожать. У своего подъезда на Новгородской он попросил подождать, и скрылся в  парадной. Минут через 5 вышел и с улыбкой смущения протянул мне вазу. «Вот, возьми — это мамкина. Я знаю, ты ее сохранишь, а я пропью, пожалуйста, возьми». Я пообещал выполнить его просьбу, и мы расстались. Как оказалось, навсегда.

Володя Старцев, в глазах одних людей — бабник и пьяница, в глазах других — яркая личность и недосягаемый пример человека, умеющего любить и умеющего работать.

Я познакомился с ним в середине 70-ых в ЦНИИ «Гранит». Он был уже ведущим инженером. Мы тогда занимались системами управления оружием. Помню, с каким энтузиазмом, взахлеб он рассказывал о своих инженерных делах: об организации различных типов интерфейсов, о прерываниях и запросах на обслуживание, о приоритетах и очередях. Сегодняшние инженеры-системотехники только улыбнутся, прочитав эти строки, а тогда это было в новинку. Находясь во власти его энтузиазма, я слушал, открыв рот. Старцев много рассказывал и о регулировках аппаратуры, о том, как сутками разработчики не выходили из стендовой, а во время сдаточных испытаний и из самой подводной лодки. И как радовались они, когда дело было сделано. По такому поводу, обычно, все шли в ресторан и расслаблялись, конечно, по полной программе. После успешного окончания работ обычно раздавали премии. Я как-то спросил Володю: «Ну и как ты распорядишься этими деньгами?» — «Ха, уже распорядился: Женьке — джинсы, Катьке — курточку для пионерлагеря, Оле — платье, и себе осталось… на полбанки».

Я не знаю, каким он был мужем, каким отцом. Не мне судить. Но я знаю точно, если Старцев любил, он женился, если чувство проходило — разводился. Ко времени нашего знакомства у него было уже два или три развода. Старший сын Евгений окончил школу, Екатерина еще училась в младших классах.

Здесь я привожу одну свою  фотографию — портрет Володи (размещена в начале текста) . У меня есть такой прием: когда делаю портрет, то прошу человека в момент съемки подумать о чем-нибудь конкретном. Иногда тему подсказываю сам. В этом случае я хорошо помню о чем его попросил: «Подумай, пожалуйста, о последней проблеме с прерываниями в твоём приборе, только представь всё конкретно и точно». Результат вы видите. У меня такое чувство, что удалось сфотографировать его мысль. Часто напоминает о Володе и Екатерина Правдина — корреспондент НТВ на нашем (Питерском) телеканале. Посмотрите на нее и на этот портрет. Не правда ли, одно лицо?

Я хочу показать еще один снимок. Володя со своей последней женой — красавицей Ольгой. Ему исполнилось 42, ей —21. В данном случае я не помню, о чем их попросил подумать. Но фото получилось. Володя и Оля выглядят абсолютно счастливыми. Так это и было на самом деле.

Володя и Оля

У них родились две девочки Вера и Маша. Сейчас уже совсем взрослые.

В 1983 году я был по уши в долгах. Надо было расплачиваться за кооперативную квартиру. Долгами тогда никого было не удивить, особенно нашего брата-инженера. Надо было что-то придумывать. А в то время были распространены «шабашки». Инженеры, студенты, врачи — люди самых различных профессий, многие с учеными степенями брали отпуска или отгулы и ехали строить, собирать урожай, копать, корчевать и т.д. Мне как-то довелось в составе разношерстной бригады собирать яблоки в одном из совхозов Краснодарского края. Так в нашей бригаде работал один кандидат наук и один районный прокурор города Ленинграда. Оба, правда, тщательно скрывали свои должности и звания. Надо сказать, что многие скрывали даже свое высшее образование. Иначе могли не взять в бригаду. Считалось (в среде рабочих- гегемонов), что «эти интели только ноют, на работе штаны просиживают, а делать ничего не умеют, вообще, руки у них растут не из того места». Мне особенно обидно было слышать подобные упреки, т.к. с 14-летнего возраста пришлось работать на Адмиралтейском заводе. Начинал свою трудовую биографию с ученика слесаря-сборщика. Так что с руками было все в порядке.

Итак, я решил организовать свою бригаду, состоящую из близких и проверенных людей. Первым кандидатом был Старцев, которому идея понравилась. Он же нашел работу — валить деревья и выкорчевывать пни для садоводов.

В это время выделялись огромные площади под садоводческие участки. В одном только поселке Мшинская Лужского района было выделено около 50000 участков. Работы по горло. В день можно было заработать по 50 долларов на нос. Тогда это были очень большие деньги. Старцев достал где-то бензопилу «Дружба», я у своего друга Димы Рязановского одолжил лебедку, мощную «лягушку», которая вместе с тросом весила килограммов 25. Нужен был третий человек с автомобилем. И такой человек нашелся — мой школьный друг Боря Смирнов. Боря — самый неавантюрный из нас. Его пришлось немного поуговаривать. Но зараженный нашим энтузиазмом, он вскоре согласился. Решили в первый же выходной съездить на Мшинскую на разведку и заодно найти клиентов. Заранее договорились, что вид должен быть соответствующий: резиновые сапоги, брезентовые куртки, не бриться. «Хорошо бы еще слегка выпить» — добавил Старцев. Напечатали несколько объявлений: «Бригада опытных лесорубов раскорчевывает участки, пилит, валит деревья, полный цикл подготовительных работ». Внизу приводились наши контактные телефоны. Эти объявления решено было развесить вдоль дороги от железнодорожной станции до садоводств.

И вот мы на Мшинской. Субботнее утро. На дворе сентябрь. То, что мы увидели, напомнило рассказы Джека Лондона. Это был настоящий Клондайк. Тысячи людей движутся по дороге к своим заветным наделам, к своим 6-ти соткам. Идти несколько километров. По грязной разбитой грунтовой дороге. С рюкзаками, сумками, топорами и пилами. Многие катят тачки, тележки, коляски. Личные «Запорожцы», «Москвичи», «Жигули» обдают идущих брызгами и грязью. Идут не только мужчины. Идут старики, дети и женщины. Идут семьи и компании. Когда показались первые участки, картина и вообще стала какая-то американская. Наверно, так американцы осваивали дикий запад. Жужжат бензопилы, стучат топоры. Скрепят и падают вековые ели. Крики «берегись», «давай еще немного».

Врезалась в память одна сценка: вся семья — папа, мама и дочка тянут за веревку, привязанную к макушке небольшой березки, пытаясь эту берёзку повалить. Но деревцо только гнется, а пилить они не хотят, так как потом трудно выкорчевывать корень. Они полны сил. Они впервые на своей земле. Это их трава, кусты, деревья. У них никогда этого не было. Здесь ничего нельзя добавить: СВОЯ ЗЕМЛЯ.

Объявления развешаны. Место действия разведано. Теперь надо сделать главное — научиться работать. Старцев — самый опытный из нас. Но и он бензопилу держал в руках лишь пару раз. А как работать с лебедкой, на какой высоте крепить трос. Зацепишь высоко — можно сломать ствол, низко — не вытянешь, да и лебедку можно покурочить. Множество вопросов. Смотрим по сторонам, уворачиваемся от падающих стволов, курим. Нам понравился один работяга, ловко у него все получалось. Подождали пока он сел на перекур, подошли. Поздоровались, предложили свои сигареты. Разговорились. Как будто мы уже закончили свою работу и возвращаемся к станции. Мужик оказался разговорчивым. От выпивки отказался, но наша открытость ему понравилась. И он между делом выболтал нам, своим конкурентам, все секреты. Потом, как бы спохватившись, посмотрел на нас подозрительно и спросил: «Ну, а вы как работаете?» — «Да так же вот и работаем, — нашелся я — Только трос крепим несколько пониже — у нас лебедка помощнее». Надо было видеть, с каким трудом мои приятели сдерживались, чтобы не лопнуть от смеха. «Ну, ты и наглец» — улыбаясь, сказал Старцев, когда мы отошли от мужика.

В следующие выходные мы приступили к работе. Навьюченные железом, канистрами, инструментами, мы с трудом дотащились от Бориного москвичонка, оставленного на лесной дороге, до нашего первого участка. День выдался пасмурный, хотя и теплый. Моросил дождь. Ветер раскачивал верхушки осин и елей. Лишь изредка ему удавалось разорвать густую облачность. В эти короткие мгновения все вокруг преображалось, становилось цветным, объемным: и вывороченные с корнями огромные деревья, и кучи обрубленных сучьев, и предсмертно скрипящие осины, и наспех срубленные времянки на соседних участках.

Старцев был главным инженером нашей экспедиции, я отвечал за технику безопасности, Борис  выполнял функции прораба. И все вместе мы были рабочей силой. Перед нами был выбор: либо убираем каждое дерево по очереди, т.е. сначала валим, потом отпиливаем и отрубаем сучья, а затем уже распиливаем ствол на 6-ти метровые бревна; либо сначала валим все деревья, а потом уже начинаем распиливать и растаскивать. Первый вариант казался более логичным, но мы выбрали второй. Объяснялось это просто: поскольку мы были совершенно неопытными, то каждую операцию хотелось освоить всем вместе.Так было лучше и с точки зрения техники безопасности. Забегая вперед, скажу, что эта тактика, совершенно абсурдная с точки зрения опытных рабочих, в нашем случае полностью себя оправдала, по крайней мере, с точки зрения техники безопасности.

Валить приходилось на себя, а как еще в наших условиях? Один человек «качает» лебедку, используя метровый рычаг из металлической трубы. Двое других подрубают корни, стараясь это делать как можно дальше от ствола, чтобы меньше корней оставалось в земле. Когда дерево «пошло», один остается у корней, а другой переходит поближе к лебедке на подстраховку. Убежать от валящегося на тебя дерева не сложно, если под тобой ровная поверхность, а если ветви, пни, бревна? Тогда есть шанс споткнуться. В общем, пару раз мы вытаскивали друг друга из-под падающей махины буквально в последнюю секунду.

Начав вторую операцию, т.е. работу с бензопилой, мы очень пожалели, что выбрали такую тактику. Вывороченные деревья лежали друг на друге в хаотическом порядке, т.е. в полном беспорядке. Под разными углами, на разной высоте от земли, зажатые друг другом, они иногда напоминали гигантские натянутые луки. Наша работа представляла собой цирковой номер. Один человек, пильщик, стоит на высоте метра 2-3 на покачивающемся дереве с бензопилой в руках, другой с вагой (длинным прочным шестом — рычагом) помогает ему, чтобы цепь бензопилы не зажимало. Третий на подстраховке, он должен внимательно следить за пильщиком и вовремя его поймать, если надо. Естественно, что пилить приходилось и сверху, и снизу, и сбоку. Помогли знания сопромата. Сейчас, вспоминая эту работу, я с удивлением и с удовольствием отмечаю, что у нас не было ни одного несчастного случая, так тщательно мы оберегали и страховали друг друга. Помогла и наша спортивность. Приобретя бесценный опыт, свои следующие участки мы обрабатывали уже более солидно, без цирковых номеров.

Старцев был старше многих из нас в нашей инженерной компании в ЦНИИ «Гранит». И естественно, он был самый опытный. Жизнь часто наказывала его за ошибки молодости, за прямоту, за кураж… А куражиться и дурачиться он любил. Я был свидетелем такой сценки. На Невском, около Московского вокзала, подходит к нему молодой парень и фамильярно так говорит: «Слушай, шеф, дай закурить». Ни на минуту не задумываясь, Володя изрек: «По понедельникам не подаю», и, не оборачиваясь, пошел дальше.

Во время службы в армии, Старцев изрядно попортил кровь и нервы некоторым своим начальникам. Вот один лишь эпизод из его армейских рассказов. Был у них в части старшина, полный самодур, возомнивший себя большим командиром. Выстроив взвод, он подходил к каждому солдату и, близко наклонившись к его лицу, упивался своей властью: «Я тебе покажу», «Как стоишь», «На губу захотел» и т.д. Когда он подошел к Старцеву и стал что-то подобное кричать ему в лицо, Володя достал из кармана носовой платок и стал тщательно вытирать лоб и щёку. «Как стоишь? Команду «смирно» не для тебя подали?». Старцев спокойно так, потупив глаза, ответил: «Вы на меня плюнули, товарищ старшина». — «Что-о-о?» – заорал тот. — «Не плюйтесь, пожалуйста, я Вас очень прошу». Старшина позеленел от злобы, и кончилось все это, конечно, гауптвахтой, но в следующий раз он держался от Старцева на расстоянии.

Володин кураж удивил однажды даже его однополчан. Несколько солдат как-то отправились ночью за яблоками в совхозный сад, расположенный недалеко от части. Среди них был и Старцев.  В тот год был большой урожай яблок. Их не успевали убирать. Часть урожая валялась на земле и портилась. Перелезли через забор, набрали за пазуху яблок, и уже собирались возвращаться. Но откуда ни возьмись злая овчарка, сторожившая сад. Приятели Старцева побросали яблоки и сиганули через забор. Он же принял нестандартное, поразившее всех решение. Встав на четвереньки, он отчаянно залаял на овчарку, повергнув ее в полное оцепенение. Продолжая лаять, он пятился к забору. Когда собака пришла в себя, было уже поздно, и Володя, подбадриваемый солдатами, успел перелезть через забор.

Старцев был ершистым, ёрничающим, но не циником, как некоторые считали. По-моему, его поведение — это протест против чванства, фальши и ханжеской морали того времени. У очень талантливого, но весьма скандального поэта Олега Григорьева есть сборник стихов «Птица в клетке».

— Ну, как тебе на ветке? —
Спросила птица в клетке.
— На ветке, как и в клетке,
Только прутья редки.

Это про Старцева. Вроде бы на свободе, а, как в клетке. Он задыхался в закрытой стране, в закрытой режимной организации. Кто-то может возразить: «Мы же все так жили». Все, да не все. Многие приспосабливались, вступали в партию, одобряли, славили, выступали с речами. Он так не мог. Он уходил в себя. Он пил. Он собирал черные анекдоты. Эти анекдоты я не перескажу даже самым близким друзьям. Они имели право на жизнь только в то время, когда их рассказывал сам Володя Старцев.

У Олега Григорьева есть такое чёрное стихотворение:

Девочка красивая
в кустах лежит нагой.
Другой бы изнасиловал,
а я лишь пнул ногой.

У Старцева было что-то подобное — анекдот про Ромео и Джульетту. Он основан на предельном снижении жанра, от возвышенного к самому низкому. Рассказывал его Володя, когда надо было опустить на землю какого-нибудь моралиста-чистюлю.
Он проживал, как бы не свою жизнь. Ходил, когда посылали, в народную дружину, на стройку, на демонстрации. Но делал все это с какой-то улыбкой на губах, как бы говоря: «Подождите, скоро вся эта дурь закончится, а сейчас можно немного и покуражиться». Помню, после одной первомайской демонстрации я встретил его случайно около своего дома на Фонтанке. Словно про него сказал Беранже:

Как яблочко румян,
Одет весьма беспечно,
Не то чтоб очень пьян —
А весел бесконечно…

Правда, одет он был не беспечно, а весьма солидно. Лишь какой-то искусственный цветок на лацкане пиджака вызвал мое недоумение. «Оцени изобретение»,— сказал Старцев и поднес цветок к губам. Из цветка тянулась тонкая гибкая трубка, уходившая во внутренний карман пиджака. Там, в этом кармане, стояла плоская фляга с коньяком.

В моей инженерной группе работала славная девушка — Эля Лазовская. У нее были огромные мечтательные глаза. Эля отличалась неожиданными и довольно оригинальными высказываниями. На первый взгляд нелепыми, но исключительно какими-то милыми и смешными. Они со Старцевым часто подтрунивали друг над другом. Как-то раз Эля, сладко потянувшись, томно сказала: «Не поехать ли мне в Грузию и не походить ли там пешком?» — «Ночью», добавил Старцев. В другой раз, оторвав свой взгляд от рабочего стола и разложенных на нем электрических схем, смотря куда-то в пространство, Эля на полном серьезе произнесла: «А все-таки монголы — это отличные люди». — «Я не монгол — последовал ответ Старцева. — Я — коми, прошу не путать». Он действительно был коми, так было написано в его паспорте в графе «национальность».

Одно время в «Граните» я работал в секторе Быстрова Виктора Николаевича. Этот человек оставил глубокий след в моей памяти прежде всего своим живейшим интересом ко всему новому. Он организовал семинар, на котором участники делали доклады по новинкам вычислительной техники. На этом семинаре я впервые познакомился с системой остаточных классов, вероятностно-импульсными вычислительными устройствами и многими другими удивительными вещами. Сам Виктор Николаевич постоянно что-то придумывал. Особый интерес у него вызывали самообучающиеся автоматы. Надо было видеть, как он радовался, когда что-то получалось, когда удавалось немного продвинуться в изучении и создании обучающихся объектов. Однажды он придумал новые функции. Это были периодические функции, некоторые аналоги синусов и косинусов, но обладающие другими, очень необычными свойствами. Быстров назвал их Sex и Kex (сексы и кексы). Как-то раз он показал свои функции Старцеву. Тот долго размышлял, потом с улыбкой сказал: «Какая-то сексуальная кибенематика у Вас получается Виктор Николаевич».

У Старцева было одно замечательное качество — это необыкновенные способности рассказчика. Я не писатель и изложить на бумаге так изящно, как он говорил, у меня точно не получится, подзабылись его словечки (помню только он говорил «мамка» и «папка»), не передать его интонации… Но воспоминания об этом человеке были бы неполными без его устных рассказов.

Рассказ Старцева о Феликсе

Ты же видел моего Феликса. Ну, на дне рождения у меня, да еще пару раз. Ну точно, видел. Так вот, ты его не знаешь, а это удивительный мужик. Он программист, программист от бога. И страшный трудоголик. При этом заядлый курильщик. Феликс — настоящий холостяк. Его можно в кино показывать. Он в Парголово живет. Мамка уже старенькая, живет отдельно, неподалеку. Примерно раз в неделю к нему придет, наготовит, что-то поделает, поможет по хозяйству и уйдет — сил-то немного. А Фелька, как с работы придет, чего-то похватает и садится за свой стол, серьезные программы пишет. Вся фирма на нем держится. Так часов до двух ночи и не разгибается. И одну за одной сигареты курит. На столе, на книжных полках перед ним пылища, хабарики, огрызки карандашей, в общем, полный бардак. Мамка сколько раз пыталась навести порядок, так чуть не поссорились. Теперь она к столу не подходит. Кто моет посуду? Да никто не моет. Некогда ему заниматься глупостями. Купил несколько мисок алюминиевых, и, если пища не очень жирная, макароны там, картошка, так ест и пустые миски ставит друг на друга. Такая стопка из нескольких мисок получается. Перед тем, как есть берет две нижние миски, там же все остатки пищи высохли, постучит друг о друга над раковиной и кладет туда жратву. А часто, вообще из сковородки ест целую неделю, не заморачиваясь. А с бельем постельным знаешь, как он поступает? Ну, чтобы пореже в стирку относить. Берет чистый комплект — простыня и пододеяльник. Неделю спит на простыне, потом ее переворачивает, спит неделю на другой стороне. Через две недели простыня становится пододеяльником. Ну, укрывается ей, а одеяло сверху. А пододеяльник же — четыре недели выполняет функцию простыни. Ну, неделя на одной стороне, неделя на другой, а потом он его выворачивает, и еще две недели спокойно спит. Таким образом, белье равномерно пачкается. У него четыре комплекта, раз в полгода носит в стирку. А как же? Когда-то стирать ведь надо.

Рассказ Старцева о шампуне

Была у меня девчонка, Люсей звали. Славная такая деваха, веселая. Ну и привязалась ко мне, ну ты знаешь, как это бывает. Я чувствую, у нее серьезные планы, а я не готов. Со своей развелся недавно, ну не готов еще. А девчонка хорошая. Сказать ей все начистоту не решаюсь, уж больно славная, обидеть боюсь. Как же быть? Думаю, надо сделать какой-нибудь гадкий поступок, чтоб ей, значит, разонравиться.

А она все зовет к себе домой, с папой-мамой познакомить. Я все отнекиваюсь, все, в другой раз, да в другой раз. Смотрю, Люся моя губки надула, и начала помаленьку обижаться. Ну, думаю, твоя взяла, там у тебя в гостях чего-нибудь отчебучу, чтобы сразу и родителям твоим не понравиться. Ну чего ты загрустил? Люсю жалко? Так мне и самому было жалко, не думал, что так быстро влюбится. Ну, слушай дальше. Пришёл  я к ней в гости. Она меня своим представила. Все чинно так, благородно. Сели за стол. Разговоры разговариваем. Спрашивают они меня, чем интересуюсь, да где работаю. А я думаю, вот напиться бы сейчас, так и добился бы своей цели. А на столе одна бутылка сухаря, и все. Что делать? А тут случай такой вышел. Они все втроем вышли на кухню. То ли там что-то подгорело, то ли еще что, а я остался один в комнате.

Тут шальная мысль меня и посетила. Вижу, на туалетном столике флаконы стоят. Думаю, хватану сейчас  одеколона и сделаю так, чтобы они заметили. Кому нужен такой зять — конченый алкаш. Но надо успеть. Другой возможности может не быть. Я хватаю флакон, отвинчиваю пробку, делаю большой глоток… и не понимаю, что со мной. Дышать нечем, рот заполнился мыльной пеной… Вместо одеколона  глотнул шампунь, будь он неладен. А у меня, к тому же, нос был заложен. Чуть не задохнулся. В этот момент входят папаша с мамашей и Люся. Немая сцена, как в «Ревизоре». Я побежал в ванную, прополоскал рот и, виновато посмотрев на всех троих, вышел из квартиры. И должен заметить, меня никто не удерживал.

Рассказ Старцева о романтической южной ночи

Этот отпуск я запомню надолго. Хороший отпуск. Меня пригласили ребята со старой работы в Крым. Они там в палатках стояли в районе Коктебеля, в Тихой бухте. На работе у меня были проблемы, затягивались испытания. Ребята давно уже уехали, а меня не отпускали. Целую неделю потерял. Два года я не был в отпуске, поэтому очень рвался на море. Да там еще и компания хорошая собралась. Наконец, я закончил свою часть регулировок, и мне дали добро. Гуляй, говорят, но адрес оставь, вдруг что не так, придется тебя вызывать. Я пообещал, что через неделю позвоню и со спокойной совестью стал собираться. На следующий день поезд Ленинград — Феодосия нес меня на юг. Наконец-то.

Из Феодосии надо было ехать автобусом до Планерского, а там километра 3  пешком. Я чувствовал, что до темноты не успеваю появиться в Коктебеле, а тут еще дождь пошел. Да какой! И гром грохочет, и молнии сверкают. В общем, мои приключения начались. Вышел из автобуса. Было уже часов 8 вечера. Через 5 минут вымок до нитки. Слава богу, было тепло. Рюкзак на плечи и вперед. Как поселок прошел, абсолютная темнота, под ногами глина, пару раз навернулся. Какие-то потоки несутся с холмов к морю. Море рядом, но идти по береговой полосе невозможно, так как оно разыгралось не на шутку. Мне говорили, что основной ориентир — мыс Хамелеон, его мол, ни с чем не спутаешь. Может, я и не спутал бы, если бы хоть что-то было видно. Не видно было ничего, ну вообще — ничего. Шел на ощупь. Чувствую, хреново мое дело, за час прошел километр, не больше. Ноги скользят и разъезжаются, а тут еще и ветер усилился. Температура вроде нормальная — градусов 20, но насквозь мокрый , да на ветру — чувствую, что дрожу всем телом.

Пристально всматриваюсь в темноту — ведь должен же  в лагере у ребят быть какой-нибудь огонек . В общем, надежда, что найду моих, постепенно стала ослабевать. Но вдруг, справа от меня, ближе к морю, что-то блеснуло. Ура! Огонек. Пошел на него, так и есть, палатка. «Валерка, Валерка!» — закричал я. Но никто не ответил. Тогда я заглянул в палатку, осветив ее фонарем, и увидел там молодую женщину, смотревшую на меня огромными испуганными глазами. Я ее успокоил, представился и сказал, что я не грабитель и не насильник, что ищу друзей. Я был очень рад, что встретил живую душу, да еще с такими красивыми глазами. Моментально взбодрившись, я сделал незнакомке несколько комплиментов, выдал какие-то шутки, и очень скоро она успокоилась, почувствовав человека одного с ней круга, да еще и примерно одного возраста.

Ее звали Ира. Актриса одного из московских театров. Лет  под 30, стройная, симпатичная и, самое главное, с красивым голосом и хорошим языком. Ты же знаешь, насколько я не равнодушен к женщинам, которые умеют говорить. Она мне рассказала, что ее друзья (рядом находилось еще две палатки) оставили ее дежурить в лагере, а сами пошли в поселок. Там, в доме творчества у какого-то их знакомого день рождения и, скорее всего, они придут только утром. Еще выяснилось, что Ира поссорилась с кем-то из них и, с радостью воспользовалась поводом остаться в лагере. А завтра они должны уезжать в Москву.

«Володя — с улыбкой сказала Ира, — мне тебя сам бог послал. Помоги укрепить палатку, а то меня скоро смоет». Выбравшись на дождь и перетягивая палатку, я поймал себя на том, что с удовольствием бы задержался здесь, тем более, что было уже часов 10 вечера и погода не улучшалась.

Дальше все пошло как-то само собой. Она заставила меня переодеться (благодаря моему туристскому опыту, вещи в моем рюкзаке были совершенно сухие). Доставая шмотки , я «нашел» в рюкзаке и бутылку коньяка. Посмотрев вопросительно на Ирину, спросил: «Не возражаешь?» — «Не возражаю», лукаво ответила она и вытащила из сумки плитку шоколада.

Эту ночь я никогда не забуду. Мы с ней оказались очень близки по интересам. Она очень хорошо воспринимала  юмор и  прекрасно шутила. Я почувствовал необыкновенную легкость. Эта незнакомая женщина вдруг стала очень близкой, как будто мы давно были знакомы и встретились случайно после длительной разлуки. Я боялся перейти грань, боялся нарушить эту атмосферу доверия и взаимопонимания. Но в эту ночь, в эту романтическую ночь все проходило как-то легко и естественно, не надо было принимать никаких решений, не надо было ни о чем думать, не надо было ничего бояться. Я расслабился, и это случилось. Под раскаты грома, шум дождя и моря. Мы чувствовали себя абсолютно счастливыми. Мы занимались любовью всю ночь с небольшими перерывами часов до 6 утра. Так и заснули в объятиях друг друга. Но следующий день всё-таки наступил, и нам пришлось расстаться.

Взяв с меня обещание позвонить, как только буду в Москве, она нежно меня поцеловала, и я направился искать своих.

Оказалось, что до лагеря моих друзей было метров 500. «А мы уж думали, что тебя какая-нибудь русалка заманила», — улыбаясь, произнес Валерка. «А, может быть, это и была русалка», — подумал я. Но друзьям ничего не сказал.

Пролетел мой отпуск, мы все вернулись в Ленинград. Я вышел на работу. Как будто и не уезжал. Опять проблемы, опять надо что-то дорабатывать, перерабатывать, разрабатывать, настраивать. Но я с радостным удивлением замечал, что Ирка и мое южное приключение не забываются. Ее лицо, ее улыбка совсем не стираются из моей памяти. Мне все больше хочется опять с ней встретиться.

Прошло недели три, как я приехал с юга. И вот случилась оказия. Посылают в командировку в столицу, в ЦНИИ «Агат» на какой-то трехдневный семинар.

Я не стал звонить из Питера, решил сделать сюрприз. Поезд пришел в Москву слишком рано, очень рано, часов в 7. Звонить актрисе в это время нельзя. Я перекусил, погулял по Москве. В институт мне надо было к двум часам. Решил, что позвоню Ирке в 12, а дальше все должно пойти само собой, как это уже у нас было. Одиннадцать часов 50 минут. Нет, надо подождать. Я волнуюсь. Через 10 минут набираю заветный номер. Длинные гудки. Но вот в трубке знакомый бархатистый тембр: «Алло». «Ирка, это я, Володя, тот самый человек из грозы, я в Москве, звоню тебе, как обещал, ты помнишь?» Пауза. — «Да… Володя… я Вас припоминаю. Я, кажется, обещала контрамарку. У нас как раз завтра премьера. Завтра она будет Вас ждать у администратора театра. А сейчас я должна бежать. До свидания». И на том конце провода повесили трубку.

Я стоял в оцепенении, пока кто-то не постучал в будку. Комок подобрался к горлу. Я вдруг почувствовал себя ребенком, которого обманули. Такого поворота я не ожидал. Хотелось заплакать, но не получилось. Я же тебе рассказывал, что и в детстве не умел плакать.

Рассказ Старцева о соседке-крысе

Жили мы тогда в большой коммуналке. Папка еще был жив. Мамка в столовой работала. В коммуналке нашей 12 комнат было. В основном, все дружно жили, ну, как положено, делали уборку по очереди, когда кто-то шел точить ножи к точильщику, обязательно спрашивал: «Ивановна, тебе ножи поточить?» Если обнаруживали поблизости очередь за продуктами, обязательно сообщали всем: «В генеральском яйцо дают, во дворе, по два десятка в руки, а в третьем доме ножки свиные, кому надо идите скорее, а то они кончаются». Даже праздники часто проводили вместе, как одна семья. На Новый Год сосед, дядя Коля, наряжался Дедом Морозом, а жена его — Снегурочкой. Ну, детям подарки, как положено, хлопушки там разные. В общем, дружная квартира была.

Но только одна соседка держалась особняком. Нелюдимая она была и как-то зло на всех смотрела.

Как-то раз подходит ко мне сын дяди Коли Петька, и говорит: «Дай зуб, что никому не скажешь». — «Ну, даю». Он шепотом и говорит: «Наша соседка, Ольга Ганцевна — крыса». — «Ты чего, с ума сошел, говорю. — Как это может быть, она же человек». А Петька продолжает: «Ты разве не слышал про людей-оборотней?» — Я слышал, конечно, но не верил.

А тут и среди взрослых разговор пошел, что крыса завелась в квартире, что ночью продукты таскает, а один раз ее даже видели утром. Тетя Катя видела. Она раньше всех встает. Вот она утром на кухню заходит. Только свет зажгла, а крыса как метнется под ближайший стол, так след ее и простыл. Тетя Катя чуть от страха не окочурилась, но разглядеть успела. Крыса эта, да не просто крыса, а крысища огромная.

Собрались соседи на кухне и стали решать, что делать. Все собрались, и Ольга Ганцевна пришла. Дядя Коля говорит, что он ее застрелит. У него тогда духовое ружье имелось. Пульками свинцовыми стреляло, ну, как в тире. И стали соседи спорить. Одни говорят: «Застрелить», другие: «Отравить». Мы с Петькой только понимающе посматриваем друг на друга. Конечно, ей лучше, если решат отравить — она ж не дура, отраву есть не будет, а от пули иди, увернись. Тем не менее, желающих отравить оказалось больше. Кто-то достал крысиного яда, разложили, стали ждать. День проходит, неделя. Продукты, как пропадали, так и пропадают. Ничего не меняется. Тогда Петька мне и говорит: «Отравой ее не возьмешь, давай сегодня ночью засаду сделаем». Сказано — сделано. Когда все легли спать, мы с Петькой встретились на кухне. У него отцовское ружье в руках, духовое, уже заряженное. У нас за раковиной коробки стояли тети Катины, а за ними пространство было свободное. Туда Петька и встал, в засаду. Но в темноте стрелять не будешь. Договорились так. Я затаюсь у выключателя. Как только крысу услышу, зажигаю свет. Ну а Петька должен в этот момент выстрелить. Затаились мы в темноте. И боимся только, чтобы кто-нибудь в этот момент не зашел, и не спугнул нечаянно нашу крысу. И вот, когда я уже начал подумывать о том, чтобы зажечь свет и пойти спать, послышались тихие частые шажки, прямо в метре от меня. Шлёп, шлёп, шлёп. Я, раз, и зажигаю свет. Петька от яркого света слегка зажмурился, но все же выстрелил. Крыса метнулась под стол, и больше мы ее не видели. На полу остался откусанный кусок колбасы. «Эх, промазал!» —расстроился я. — «Ничего не промазал, —обиделся Петька, — просто такой пулькой ее не взять». И мы пошли спать.

Утром, когда все соседи готовили завтрак на своих плитках, мы с Петькой были тоже на кухне. Ждали, придет или не придет Ольга Ганцевна. И вдруг, та входит. И мы с Петькой видим, что у нее под правым глазом огромный фингал. Зло смотрит на всех и, ни с кем не здороваясь, проходит к своему столу.
«А ты говорил: «Промазал!» — прошептал Петька.

Рассказ Старцева «Как мамка шпиона поймала»

Во время войны мамка состояла в отряде самообороны, у нас в Ленинграде. Они помогали бойцам МПВО. Тогда ведь как было: до марта 42-го года бойцами отдельных батальонов МПВО были военнообязанные мужики, в основном пожилые, после того, как и их призвали в армию, на смену пришли молодые женщины от 18 до 32 лет. Ну и мамка среди них. Они дежурили на крышах, обмазывали огнестойкими составами балки чердаков, тушили зажигалки. Сколько выпало на их долю. Ну да ты это знаешь.

А папка тогда на Невском пятачке воевал. Мамка два раза похоронки получала, а он потом пришел с войны, живой, лишь с мелкой контузией. Рассказывал, что во время боя контузило его, он и отключился. А санитарки ночью ползали и собирали раненых. Кто не подавал признаков жизни, писали на сапоге «убит» и к следующему ползли. Вот очнулся он утром, а на сапоге надпись мелом. Ну что делать? Лежал не двигаясь, пока не стемнело, а потом к своим приполз.

Так вот мамка такую историю рассказала. Дежурили они с девчонками ночью на крыше. Довольно спокойная ночь выдалась. Ночами немцы меньше бомбили — цели-то не видно. Ну и отпустила она девчонок пораньше — у одной мать при смерти, у другой дети болеют. И осталась одна на крыше до следующей смены. Сидит тихонько, и уже дремать начала. Вдруг совсем рядом «ба-бах», и ракета вдруг полетела красная. Тут уже не до сна. Всматривается в темноту, а он второй раз из ракетницы стреляет. И тут уже она его разглядела. Совсем рядом на крыше дома, который напротив, через дорогу. В нашей офицерской форме (это она уже потом разглядела форму), здоровый такой мужик. Что делать? А она знала, что выйти из дома, спустившись с крыши, он может только из подворотни. Эта подворотня одна была у того дома, а лестницы все во двор выходили. Мамка спустилась и затаилась в своей парадной. Дверь приоткрыла и через щелочку наблюдает за домом напротив. Ждать долго не пришлось. Вышел тот мужик с каким-то чемоданчиком в руке, и спокойненько пошел по улице. Мамка за ним. Шла так за ним минут 10. И вдруг, из-за угла трое наших военных, патруль. На это она и надеялась. А мужик, как не бывало, идет им навстречу. Тут мамка и побежала. Догнала мужика и с криком: «шпион, шпион», вцепилась зубами в его рукав. Да так вцепилась, что часть зубов в его шинели так и осталась. Мужика, конечно, повязали. Действительно, он оказался каким-то шпионом или диверсантом. А мамке благодарность объявили и наградили часами. До сих пор хранит.

Завершая свои воспоминания о Старцеве, я, вдруг, вспомнил еще одну небольшую историю, связанную с этим человеком. Я бы, наверное, и не вспомнил, если бы не полез за чем-то под шкаф, где и обнаружил предмет, о котором сейчас расскажу.

Старцев уезжал в очередной отпуск на море, по-моему, в Сочи. Мой же отпуск в тот год откладывался на зиму, и я ему искренне позавидовал. «Привези мне хоть камешек какой-нибудь с берега моря»,— не скрывая своей зависти, попросил я. — «Нет проблем», — пообещал Старцев, и мы попрощались.

Конечно, я сразу же забыл о своей просьбе. Ведь это было не всерьез. Я хоть и сентиментален, но уж не настолько. Проходит неделя или две, точно сейчас не вспомнить. Получаю с почтамта извещение: «Срочно получите бандероль, пришедшую на Ваше имя», число, адрес, и штемпель нашего почтового отделения. Теряюсь в догадках, прихожу на почту. Мне выносят какой-то сверток, зашитый в белую тряпку, на которой чернилами написан мой адрес. Под моим адресом был указан вес — 12кг 354г. Я с недоумением посмотрел на работниц почты, которых просто разрывало от любопытства. Они и не скрывали этого. «Молодой человек, простите, это, конечно, не наше дело, но нам очень интересно, для чего Вам это, для опытов?» Они, конечно, узнали раньше меня, что в этом свертке. Тряпка была в двух местах надорвана. И тут я посмотрел на обратный адрес: «Сочи, Главпочтамт, до востребования, Старцеву В.Т.» Камешек! Ведь я просил камешек с берега моря. Девушкам же ответил: «Конечно, для опытов, для чего же еще». Мне показалось, что они обе облегченно вздохнули. А сам подумал: «Ай да Старцев!  Ай да сукин сын!».

Шикарный гладкий камень продолговатой формы, весом в три четверти пуда, представитель крупной черноморской гальки, хранится у меня до сих пор, постоянно напоминая об удивительном человеке — Володе  Старцеве.