От Карповки до Норвежского моря. Часть 4

 

Часть 4. Западная Лица (первый этап)

4.1. Второе начало

Переход лодки к месту своего постоянного базирования явился для нас совершенно новым этапом в скатовской эпопее. Мы должны были начинать новую жизнь в условиях двойственных рабочих отношений. С одной стороны сохранялись уже сложившиеся отношения с заводом-строителем, а с другой — появлялись совершенно новые для нас отношения с Флотом.

Первая половина января 1979 года ушла на подготовку нашего пришествия в Лицу. Нужно было решить массу организационных вопросов нашего нормального существования: подготовить всевозможные письма-прошения по поводу гостиницы, по поводу материально-технического снабжения со стороны, теперь уже, Флота, решить вопрос об отправке на Север автобуса и т.д. Мне нужно было ещё выполнить работу по реализации в комплексе определенного количества замечаний комиссии, которые находились на стыке различных подсистем комплекса или имели отношение к проектанту лодки, в т.ч. и замечание, вошедшее в историю как «эффект Куприянова».

В 20-х числах января Пармет, Наружный и я были готовы к поездке на Север. Мы знали, что на месте найти Башарина или кого-то из наших строителей-электриков можно в группе гарантийного надзора (ГГН) ЛАО, и что лодка стоит в губе Малая Лопаткина (непосредственно в Западной Лице было два места, где базировались лодки: губа Большая Лопаткина — основное место базирования лодок и губа Малая Лопаткина, где базировались лодки на время межпоходовых ремонтов, и вспомогательные надводные корабли-плавбазы и плавмастерские.

Обе губы, носившие, по всей видимости, имя их первооткрывателя, почти никем так не назывались, а говорили просто Малая Лопатка и Большая Лопатка), а «Котлас» уже в пути следования получил указание зайти на судоремонтный завод «Нерпа» в районе г. Полярный, где должен был обеспечить временное проживание экипажа одной из лодок 671РТ проекта на период её краткосрочного ремонта.

Перед отъездом Боря Наружный предложил по пути заехать в штаб Северного Флота в Североморске и заручиться поддержкой начальника штаба вице-адмирала Поникаровского. Сначала мы восприняли это предложение как шутку, но когда на другой день Наружный сказал, что его отец, которого связывала многолетняя совместная офицерская служба с Поникаровским, позвонил ему и тот согласился нас принять, мы решили такой возможностью воспользоваться и побывать в штабе Северного Флота.

Итак, наш путь должен был лежать через Мурманск и Североморск в поселок Западная Лица. Без особого труда мы добрались до Североморска, нашли штаб Северного Флота, и Боря попросил дежурного доложить, что прибыли представители ЛНПО «Океанприбор» по предварительной договоренности Наружного с Поникаровским. Миша Пармет идти на встречу не захотел и остался внизу, а я пошел, хотя и неотчетливо представлял себе, какой поддержкой надо было заручиться. Наружный сказал, что говорить будет он. Встреча длилась ровно 2 минуты. За первые полминуты Боря успел сказать, кто мы есть и куда держим путь, а остальное время начальник штаба Северного Флота хлопал его по плечу и говорил, что он очень похож на своего отца, одновременно разворачивая его на выход из кабинета. Прощаясь, Поникаровский пожелал нам успехов во взаимодействии с 1-ой Флотилией.

Окрыленные его напутствием, мы заночевали в Мурманске, а утром приняли решение немного изменить наш маршрут и заехать на завод «Нерпа», чтобы точно узнать дату отправления «Котласа» в Лицу, да и присутствие на «Котласе» большого числа моряков срочной службы вызывало определенную тревогу за наше имущество.

Во второй половине дня мы добрались до завода. Очень долго длилось оформление пропусков. Почему-то вся режимно-охранная служба на этом заводе состояла из милиции, которая досконально проверила все наши личные вещи и только потом мы попали на «Котлас» На «Котласе» было тепло и уютно, нас гостеприимно встретили наши старые знакомые из экипажа, но ни одной свободной каюты не оказалось, и мы отправились в наш изолятор, который, как и наша шара, оказался целым и невредимым.

Постепенно, с прибытием экипажа лодки на отдых, стала меняться обстановка на «Котласе» и после ужина он превратился из теплого и уютного в настоящий «гудящий улей». Все палубы «ходили ходуном», а твердая походка подводников стала еще более развалистей, чем у их надводных «братьев по оружию». Вскоре почти из каждой каюты стало раздаваться пение и среди нестройного хора низких мужских голосов иногда заметно выделялись высокие женские. К полуночи «Котлас» уже «качало», как при шторме в Баренцевом море. Никого из командного состава «Котласа» нам обнаружить не удалось и мы, уже отчаявшись узнать что-либо о судьбе «Котласа», решили утром отправиться в Лицу. Неожиданно нас окрикнул Гриша Моцар, дубравский начальник отдела снабжения, который ещё смог нам рассказать, что «Котлас» возможно через два-три дня отправится в Лицу, а если мы хотим, то можем завтра выехать с ним туда на грузовике. На большом КРАЗе он выезжает в Лицу за каким-то оборудованием. Мы согласились и утром грузились на здоровенный трехосный КРАЗ. Пармета, как самого старшего из нас, мы отправили в кабину, где рядом с водителем восседал и Гриша, а мы, два Бори, полезли в кузов. Гриша предусмотрительно забросил в кузов четыре ватных матраца и пару одеял.

Была ясная морозная погода и мы поехали по старой, но более короткой дороге, надеясь на повышенную проходимость и три ведущих моста КРАЗа. Через полчаса медленного тряского пути внезапно начался сильный ветер и пошел мелкий густой и колючий снег. Кстати оказались и матрацы, и одеяла — наши шубы уже не спасали от ветра и снега. Погода совсем испортилась, моментально замело дорогу и почти пропала видимость. Мы ползли с черепашьей скоростью, а иногда Грише приходилось выходить из кабины и указывать водителю путь. Несколько раз на довольно крутых подъемах грузовик буксовал, с трудом их преодолевая. Особенно страшно было нам наблюдать из кузова, как при буксовке разварачивает КРАЗ и он буквально повисает над крутыми обрывами. Как мы сумели подъехать к Лице, совершенно непонятно, т. к. дорогу так замело, что огромные кразовские колеса наполовину утопали в снегу.

Мы остановились у маленького домика с шлагбаумом, который перегораживал дорогу. Это было, как нам сказали, нижнее КПП, от которого до поселка уже около двух километров. При проверке наших документов в списке допущенных на въезд в гарнизон не оказалось Пармета. Наши доводы, что из института было отправлено письмо, где были все наши фамилии, во внимание приняты не были и Миша остался до окончательного выяснения на КПП, а мы двинулись в поселок. Сплошная лавина колючего снега прекратилась и теперь только налетали снежные заряды с очень сильным ветром. Как и ожидалось, сразу для нас мест в единственной в Лице гостинице «Северное сияние» не оказалось, и нам предложили подождать до вечера.

Я и Боря устроились в фойе в креслах и приготовились ждать Пармета и вечера. В гостинице было очень тепло и мы повесили наши шубы и шапки на вешалку перед входом в ресторан. Буквально через час в гостинице появился Миша, фамилия которого просто случайно выпала из списка. В какой-то момент, взглянув в сторону вешалки, я не обнаружил там моей новой ондатровой зимней шапки. Она бесследно исчезла. Вот с такого «приятного» события началась моя жизнь в Лице.

Ночь мы провели на раскладушках в бельевых комнатах 2, 3 и 4 этажей, а на следующий день оформили пропуска и пошли на свидание с нашим комплексом, предварительно зайдя в магазин, где я купил шерстяную спортивную шапочку. От городка до КПП Большая Лопатка было около 4-х километров извилистого пути, а сразу после КПП нужно было повернуть направо и идти вниз ещё примерно 1, 5 км до КПП Малая Лопатка. Перед самым КПП Малая Лопатка дорога, делая большую петлю, круто спускалась вниз к воде. После очередной проверки на очередном КПП мы попали на узкую полоску земли между губой Малой Лопаткой и почти вертикально обрывающимися скалами высоких сопок. У первого пирса с левой стороны была пришвартована наша эртээмка. И снова меня выручил Сережа Малацион. Узнав про историю с моей шапкой, он принес и подарил мне новую шапку из зимней формы одежды тогда капитанов 1 ранга — черный кожаный верх, отделанный черным каракулем. От него мы также узнали, что завтра к вечеру притащат сюда «Котлас».

Через день рано утром в Малой Лопатке у первого пирса уже стоял «Котлас», а к его правому борту была пришвартована эртээмка.

Познакомились мы и сразу прониклись взаимной симпатией с появившимся новым ст. помощником капитана «Котласа» Романом Еникеевым, вместе с которым иногда проводили свободное время. Роман нравился нам своей общительностью и постоянной готовностью помочь. «Котлас» сразу стал жить привычной для него напряженной командировочной жизнью, такой, для которой он и был предназначен. Стоял в фиорде и только вместо лесорубов на нем жили механики и монтажники, техники, инженеры и даже научные сотрудники.

Экипаж полностью перешёл на автономное проживание и в его составе появилась молодая толстая повариха Зойка, которая стряпала еду для экипажа на малом камбузе прямо под нашим изолятором. В тихую и размеренную флотским распорядком жизнь Малой Лопатки «Котлас» и толпа командированных внесли заметное оживление присутствием и там, и там довольно большого количества женского персонала. Это с одной стороны нервировало товарищей матросов, старшин, мичманов и младших офицеров, а с другой — заставляло товарищей старших офицеров, по долгу службы боровшихся за моральный облик советских военнослужащих, организовывать специальные патрули, которые вылавливали на «Котласе», в основном, моряков срочной службы, которые проникали туда под покровом полярной ночи.

Первым делом мы открыли наши помещения и ещё раз убедились, что всё на своих местах, как мы оставили перед уходом «Котласа». Затем очень быстро была решена жилищная проблема. Я и Наружный поселились в одноместных каютах, а Пармет остался в изоляторе. Первые две недели нашей новой жизни были довольно тяжелыми, т.к. приходилось много километров выхаживать пешком.

За это время мы выходили знакомство с лаовской группой гарантийного надзора (ГГН) и её руководителем (отныне наше общение с заводом-строителем будет происходить только через ГГН); познакомились с группой техпомощи нашего завода «Водтрансприбор», несущей гарантийную службу и обслуживающей по договору с Флотом серийные комплексы и станции, и её руководителем Мартом Йыыгрэ, говорившим с небольшим, но заметным эстонским акцентом, удлиняя гласные звуки и смягчая согласные; познакомились с флагманскими специалистами радиотехнической службы (РТС) дивизии и Флотилии. Лодка была первоначально включена в состав 33-ей дивизии, штаб которой был расположен на такой же плавказарме, как и «Котлас», стоявшей в Б. Лопатке у стацпричала. С командиром дивизии мы познакомились случайно при первом же посещении дивизии. Тогда это был контр-адмирал Барановский, с которым наши пути больше не перекрещивались.

От этого посещения дивизии запомнилась одна из дверей каюты какого-то флагманского специалиста, на которой была табличка «Капитан 2 ранга Дуб». Интересная эта штука память. Все отношения с Флотилией у нас осуществлялись через флагманского специалиста РТС дивизии кап. 2 ранга Сорокина Владимира Дмитриевича и флагманского специалиста РТС Флотилии кап. 1 ранга Ибрагимова Евгения Ильича, с которыми сразу установились хорошие деловые отношения. Ещё мы договорились со службой тыла о нашем снабжении и не смогли в эти первые дни договориться о заселении наших людей в гостиницу.

Как и во всех гостиницах Советского Союза, в этой далекой северной гостинице всегда не было свободных мест. Мой первый визит к директору гостиницы оказался простым знакомством и не обернулся для нас массовым заселением. Директором, как сразу показалось, была совершенно неприступная женщина (так уж получалось, что почти всегда директорами флотских гостиниц были жёны служивших здесь же на довольно высоких должностях офицеров и эти-то жёны производили впечатление гораздо более строгое, чем их мужья. По крайней мере, так казалось после первого знакомства. После второго и последующих — впечатление менялось в лучшую сторону).

История Западной Лицы довольно интересная. Первые постройки на берегу губы Западная Лица Мотовского залива Баренцевого моря появились в 1939 году, когда в соответствии с соглашениями в рамках договора Молотова — Риббентропа Советский Союз обязался предоставить Германии порт или место для строительства военно-морской базы для немецких крейсеров, курсирующих на торговом пути «созников» в Северной Атлантике. Германскими морскими стратегами была выбрана губа Западная Лица и вскоре там начались работы по строительству складов, причалов и ремонтных мастерских секретной базы ВМС Германии «Порт Норд». Но после высадки немцев в 1940 году в Норвегии они получили множество удобных для своих баз фиордов, интерес к базе «Порт Норд» был утерян и её строительство было прекращено.

Советским военно-морским ведомством стратегически выгодное положение Мотовского залива было оценено в конце 50-х годов, когда возникла необходимость создания на Северном флоте базы для атомных подводных лодок. В 1958 году началось строительство поселка Западная Лица и военно-морской базы будущей 1-ой Флотилии Северного флота. До середины 70-х годов попасть из Мурманска в Лицу можно было только по старой узкой и разбитой дороге военных времен, по которой мы пропутешествовали на КРАЗе.

В наше время из Мурманска в сторону границы с Норвегией вела очень живописная асфальтированная дорога с крутыми подъемами и спусками, с множеством мостов через бурные незамерзающие мелкие речки и протоки между большущими озерами, с подступающими вплотную скалами и обрывами. От этой магистрали ответвлялась также асфальтированная и не менее живописная дорога в сторону 1-ой Флотилии, владения которой начинались сразу после моста через реку Западная Лица и где все транспортные средства делали остановку.

Это КПП-5, на котором проверяют разрешение на въезд, наличие справки-допуска и на котором всегда у кого-нибудь возникают трудности то с отсутствием разрешения, то с просроченной справкой, а то и просто с отсутствием фамилии в списках, получаемых из Флотилии. Автобус терпеливо ждет, народ мерзнет, а гарнизонная служба охраны не торопясь пытается что-то выяснить. Иногда автобус уходит дальше, а некоторые пассажиры вынуждены оставаться до выяснения возможности проникновения в закрытую зону.

За время своего существования поселок несколько раз переименовывался и менял свой статус на город. Когда мы появились в Западной Лице, это был уже поселок Заозёрный. Потом был город Североморск-7, в 1981 году он стал городом Мурманск-150, а в 1994 году, в соответствии с духом времени, получил имя ЗАТО Заозерск (закрытое административно-территориальное образование г. Заозерск). Но для целого поколения военных и гражданских, кто бывал там, запомнился он как Западная Лица.

Как и во всех военных гарнизонах, центральным местом поселка (города) являлся Дом офицеров — центр общественной, культурной и, конечно же, политической жизни военных и членов их семей, к которому можно было попасть по 8-ми поселковым улицам и 4 переулкам. Две самых больших улицы носили имя Колышкина (командира легендарной ПЛ «Д-3″ времен войны) и Ленинского Комсомола (не в честь собственно комсомола, а в память о первой атомной ПЛ «Ленинский Комсомол»).

Справа и слева от ДОФ’а в стандартных пятиэтажках находились магазины, немного позади — бассейн, аптека, госпиталь и недалеко почта с переговорным пунктом. Гостиница «Северное сияние» находилась почти на самом въезде в город, который уже при нас оформился двумя девятиэтажными домами, в одном из которых открылся продовольственный магазин, а в другом авиакасса.

Напротив гостиницы у подножия сопок находилось главное поселковое сооружение — ТЭЦ, обогревавшая весь поселок длинной полярной зимой, а часто и холодным коротким летом. Если идти от гостиницы в поселок, то совсем рядом отходила направо маленькая короткая улица, на которой в старом деревянном домике находился главный продовольственный магазин. Магазин этот был известен абсолютно всем, т.к. только в нем продавались вино-водочные изделия и он ласково назывался «Деревяшка». Несмотря на появление нового магазина на въезде в поселок, где тоже можно было купить горячительные напитки, «Деревяшка» традиционно продолжал пользоваться всенародной любовью и уважением.

Непосредственно военно-морская база располагалась на скальном спуске к воде Большой Лопатки и была построена по террасообразному принципу (тремя уступами). На первом этаже были расположены пирсы, к которым швартовались лодки; на втором — служебные помещения, казармы и представительства обслуживающих Флот организаций; на третьем— также различные флотские службы и отдельно стоящее большое здание штаба Флотилии.

В ясную и не очень морозную погоду было даже приятно совершить пеший переход из Малой Лопатки в Большую или в поселок, но когда вдруг ударял мороз или неожиданно обрушивалась оттепель с сильнейшими снежными зарядами, то даже относительно короткий переход между обеими Лопатками никакого удовольствия не доставлял. Иногда нас подбирал азимутовский автобус, иногда удавалось втиснуться в агатовский, которые появились у наших коллег, как и в Северодвинске, раньше, чем у нас. После положительного принципиального решения автобусной проблемы перед нашим отъездом на Север автобус никак не мог до нас доехать.

В начале февраля мы узнали о назначении Владимира Борисовича Идина начальником нашей лаборатории и Первым заместителем Главного конструктора комплекса. Прибытие наших людей не вызывало трудностей с жильем — нижние палубы «Котласа» с многоместными каютами были ещё свободны, зато появились серьезные проблемы с обедом, который происходил в помещении ресторана гостиницы «Северное Сияние“ («Эсэс»), куда добраться в обеденное время было чрезвычайно трудно. В чужие автобусы всем нам было уже не втиснуться, своих пассажиров набивались полные салоны, а пара автобусов, которые ходили рано утром, в обед и вечером между поселком и Б. Лопаткой перевозила, в основном, военнослужащих. Зато условия для работы были, можно сказать, идеальными — работа и дом стояли борт к борту.

Середина февраля ознаменовалась большим праздником — пришел наш автобус, наш «ПАЗ’ик» А для меня, Пармета и Наружного праздник был двойной — приехала Ирочка Торхова, освободив нас от множества дел с пропусками и допусками, поселением и выселением, табелями, талонами, требованиями, инструкциями, визами, подписями и пр. пр.

Наличие собственного автобуса в условиях Западной Лицы переоценить очень трудно. Конечно, когда команда состоит из 3-5 человек, то тем или иным образом добраться до Б. Лопатки или назад до поселка можно почти всегда. Но, когда команда состоит из 30-50 человек, это вырастает в практически неразрешимую проблему. Рано утром на кольце рейсового автобуса недалеко от гостиницы задолго до его отправления выстраивается длиннющая, резко контрастирующая с белым снегом, очередь черных шинелей, которая снова оживает в конце обеденного времени, предварительно оформившись сначала в Б. Лопатке, где возникает ещё раз в конце рабочего дня. Попасть на эти рейсы можно было в исключительных случаях и исключительно малым количеством, а при необходимости работы в субботу или воскресенье вся надежда оставалась только на собственные ноги и чрезвычайно малая на возможность проникновения в автобус азимутовцев или агатовцев (в суровых условиях Севера заметно потеплели и нормализовались наши отношения с москвичами, как в сфере рабочих отношений, так и во всех других).

Познав на собственном опыте, что такое жизнь в Лице без транспорта, мы с пониманием относились к автобусным просьбам всех, с кем мы вплотную сталкивались, не думая извлекать из этого какую-то выгоду, а ответные действия, носившие характер благодарности или помощи нам в решении каких-то вопросов, просто облегчали наше существование.

Не раз мы выручали и нашего командира, и некоторых членов экипажа нашей лодки, и наших флагманских офицеров, и команду «Котласа», и лаовцев, и наших водтрансприборцев. За помощь гостинице явно ослабла неприступность суровой директрисы «Эсэс» и мы начали её постепенное «завоевание». Я уже говорил, что на протяжении всей скатовской эпопеи в нашем коллективе всегда существовала высокая готовность придти на помощь, эта была черта нашего коллективного характера, которая распространялось не только на наши внутрискатовские отношения, но и на отношения внешние. Это было каким-то образом заметно и абсолютно без всякого преувеличения могу сказать, что к нам обращались за различного вида помощью, не только автобусной, гораздо чаще, чем к другим.

На этот раз нам здорово повезло с водителем. Иван Георгиевич Маслов был очень опытным водителем с огромным стажем, который приехал к нам на всё время наших работ. Худой, высокий, мрачноватого вида, ворчливый, а иногда и грубоватый, он был очень заботливым хозяином автобуса. Он захватил с собой из Ленинграда все, что было можно из запасных частей, и очень внимательно следил за техническим состоянием автобуса. Нам сразу стало ясно, что автобусных проблем у нас будет на несколько порядков меньше, чем в Северодвинске. В особенно морозные ночи Иван Георгиевич несколько раз вставал, чтобы прогреть двигатель или большой паяльной лампой разогреть масло в коробке передач.

Автобус был в любую минуту дня и ночи готов двигаться, как и сам его хозяин, несмотря на ворчание, к которому мы все быстро привыкли. Зимой очень часто дорога на Мурманск была трудно проходимой из-за заносов или гололёда, по Флотилии проходила команда «Дорога 1″, что означало запрет на движение всех флотских транспортных средств и только наш автобус, при необходимости, мог двинуться в путь — Иван Георгиевич был водителем самой высокой квалификации и ему были подвластны любые дороги.

Заканчивая автобусно-лирическое отступление, мне вспоминается, как происходила первая посадка в наш автобус. Первый наш штатный рейс мы совершали из Малой Лопатки в поселок. Как только открылась передняя дверь автобуса, туда ринулись все, кому нужно было попасть в поселок — и лаовцы, и военные, и азимутовцы с агатовцами, и где-то между всеми этими «чужаками» мы. Иван Георгиевич, усмотрев во врывающихся в автобус людях явно не морфизовские лица, сначала пытался закрыть дверь, а когда это не получилось, то вышел из автобуса, растолкал суетящихся у входа «иноземцев» и, преградив путь внутрь, громко и сурово закричал, чтобы не лезли, т.к. «сначала заходят мои рабочие». Первая посадка на первый рейс нашего автобуса показала, что нам, так же, как и всем другим обладателям собственного транспорта, необходимо выставлять у входной двери «посадочный патруль», регулирующий состав и количество пассажиров, что мы и делали почти всегда. Была установлена четкая иерархия: первыми заходили «рабочие Ивана Георгиевича» вместе с нашими военными, затем наши водтрансприборцы, затем просто ленинградцы (азимутовцы, эровцы, лаовцы, пролетарцы), а затем все по очереди, если можно было еще втиснуться. Но, как правило, первый рейс автобуса уже переполнялся основной иерархической категорией и мы даже не всегда могли взять наших родных водтрансприборцев.

По пути к месту работы на перегоне между двумя Лопатками в районе большого плоскогорья мы иногда делали вынужденную остановку, особенно часто это бывало после обеда. На этом плоскогорье было расположено учебное стрельбище, где моряки вспоминали, что они хоть и подводники, но все-таки военнослужащие и должны уметь стрелять. На время этих стрельб дорога, на всякий случай, перекрывалась и проскочить этот участок можно было только во время короткой паузы.

4.2. Работа и отдых

При содействии Е.И. Ибрагимова мы получили возможность небольшим количеством (порядка 10 человек) поселиться в гостинице. В числе этих «счастливцев» был я и наш водитель, а все мои помощники оставались пока ещё на «Котласе». С этого момента началось наше постепенное проникновение в гостиницу, т. к. при всех несомненных положительных факторах житья на «Котласе» (свобода, братство и равенство) более высокая гостиничная степень цивилизации, возможность индивидуального отдыха и выхода «в свет» многим представлялась более предпочтительной.

Процесс этот был непростой, но нам помогало то, что весь обслуживающий персонал гостиницы, включая работников ресторана, где мы обедали, состоял из милых, симпатичных и отзывчивых женщин. К марту месяцу наша команда завершила свое окончательное формирование и наш состав варьировался в пределах от 35 до 50 человек. Мы уже полностью освоились в самом поселке и обеих Лопатках.

Основным направлением работ было устранение замечаний комиссии по ходовым испытаниям, укомплектование комплекса возимой частью ЗИП’а и дальнейшая подготовка первых четырех подсистем к государственным испытаниям — мероприятию под символичным кодовым названием «Обух».

Этот период был характерен очень тесным взаимодействием с группой гидроакустиков и начальником РТС, на которых помимо своих прямых обязанностей была возложена совместно с нашим научно-техническим военным наблюдением, которое представлял Жорж Петровский, приемка выполненных нами замечаний и рекомендаций комиссии. Миша Пармет с Ирой Торховой занимались организационно-хозяйственной деятельностью, Боря Наружный был занят передачей ЗИП’а и помогал мне в некоторых делах, связанных с реализацией в комплексе замечаний комиссии. Среди множества замечаний были и очень серьезные, и совсем простые, но почти ни одно из них не было бы выполнено и принято, если бы самоотверженно не работали наши руководители подсистем и отдельных групп приборов или люди их заменявшие.

По первой подсистеме это были или Б.А. Сидоров, или Женя Щуко, или Володя Антипов; по второй — или Ваня Емельяненко, или Юра Храпенков, или Коля Никандров; по третьей — или М. Н. Казаков, или Игорь Михайлов; по четвертой — или Илья Дынин, или Аркадий Мамут-Васильев; по системе встроенного контроля — или Володя Шишов, или Боря, фамилию которого так и не могу вспомнить; по пульту и общим приборам — или Женя Новожилов, или Володя Балаш; по АКП — или Петя Нодельман, или Валера Кветный; по ЦВС — или Юра Глебов, или Сережа Глазов, или Боря Аршанский, по передающему тракту — или Н.М. Иванов, или А.В. Виногор. Безусловно, за этими людьми стояла целая гвардия наших сотрудников специализированных лабораторий от регулировщиков до ведущих инженеров, а также наши механики и монтажники опытного производства.

Сошедшая почти на нет интенсивность наших отношений со строителями лодки, вновь вспыхнула на почве реализации замечания комиссии о выносе арфовского пульта в ЦП. В нашей рубке оказалась «дыра» между правой (эховской ) секцией пульта и пультом станции «Штиль», которую акустики тут же заняли тем самым ящиком-сейфом, который мы им в конце концов подарили.

Несмотря на неудачи на ходовых испытаниях с 5 и 6-ой подсистемами и уже практически решенными вопросами о переносе испытаний этих подсистем за пределы сроков испытаний первых четырех, в наш малолопаточный период проводились интенсивные работы по пятой подсистеме. Собственно, это были работы не по всей пятой подсистеме, а только в части наших отношений в тандеме «антенна — УПВ». Нужно было и нам, и «Пролетарскому заводу» окончательно решить все вопросы тесного контактирования концевого тела (стабилизатора положения антенны) с выходным отверстием гондолы, проверить и окончательно убедиться в правильности работы кабелеукладчика.

Необходимые составляющие этих работ уже находились в Малой Лопатке — на берегу стояли два больших барабана, на одном из которых находилась антенна, а на другом — её полноразмерный имитатор; гондольное седло прибыло вместе с «Котлас’ом» и стояло на верхней палубе, а в недрах «Котласа» уже обосновались специалисты — пролетарцы во главе с Б.И. Селивановым и наша команда, состоявшая из Толи Рачкова, механиков Валеры Максимова, Коли Витвинского, и руководителя работ остепененного м.н.с. Алексея Алексеевича Гурвича (Леша Гурвич — веселый, компанейский, с отличным чувством юмора, великолепно рисовавший, используя только бумагу, перо и тушь, как-то сразу плавно «въехал» в нашу уже установившуюся систему комплексных внутрискатовских отношений, да так, что порой казалось будто он, вообще, работает в нашей лаборатории. Говоря о себе и всех нас, Леша почему-то всегда любил использовать выражение «мы дети Галактики»).

Стоянка лодки в М. Лопатке с одной стороны была почти идеальна для проведения работ по первым четырем подсистемам — лодка была в стороне от глаз командования, как в отстойнике, и её не терзали никакими учебными выходами в море, а с другой - удаленность от центра жизни флотилии создавала огромные трудности с техническим обеспечением совместных работ с пролетарцами. Прежде всего, для этих работ нужны были грузоподъемные средства.

Башарину и его строителям, пользовавшимся существенно большим авторитетом, чем мы и пролетарцы, потребовалось около двух недель, чтобы добиться прихода мощного автокрана для одевания седла на гондолу и подъема туда нашего имитатора. А когда нам потребовалось заменить имитатор на антенну, то на все наши совместные усилия, доведенные до визита к флагманскому механику Флотилии, очень суровому контр-адмиралу, потребовалось ещё полторы недели.

Время вынужденнных простоев Леша зря не терял и с помощью Толи Рачкова и своих механиков исследовал гидродинамические свойства антенны. Каждое утро к краю пирса механики прикатывали барабан с антенной, поднимали его на невысокие самодельные козла, а затем Леша садился в спущенную с «Котласа» шлюпку, привязывал к ней конец антенны и начинал работать веслами, а его береговая команда медленно раскручивала барабан, помогая вытягивать антенну поперек бухты. На шлюпке вместе с Лешей уходил в плавание Толя Рачков и их оживленная беседа, переходящая в бурную дискуссию с постоянно произносимым Толей словом «объясняю», разносилась над тихой водой Малой Лопатки.

Из Ленинграда нам прислали новый стабилизатор, который уже не имел раскрывающихся крыльев, был меньше и на его теле появились два белых фторопластовых пояска, которые должны были обеспечивать беспрепятственное скольжение по поверхности выходного отверстия гондолы и гарантировать его выход и вход в любых условиях. Но и он после опробования в работе потребовал механических доработок уже на месте пока не был полностью одобрен пролетарцами.

Март месяц, да и апрель в Западной Лице еще не совсем весна, хотя и довольно часто светит солнце. В Малую Лопатку солнце попадало уже на своем пути к закату и в заходящих его лучах удивительно красиво в лилово-красный цвет окрашивались круто обрывающиеся к узкой береговой полосе высоченные скалы, окружавшие бухту. Скупая природа кольского Заполярья завораживала своей неприступностью и суровой красотой. В моей памяти именно такой она и сохранилась.

В один из выходных дней лаовцы уговорили нас поехать на близлежащее озеро на зимнюю подледную рыбалку. Был прекрасный солнечный день с легким морозцем. В этом мероприятии участвовал я, Миша Пармет, Боря Наружный, Витя Соколов и еще несколько лаовских ветеранов Лицы, с помощью которых мы раздобыли необходимые удочки для такой рыбалки, коловороты для высверливания лунок во льду и нужную экипировку, включая теплые валенки. Проведя полдня на свежем воздухе с легким ветерком и солнцем, мы наловили все вместе примерно ведро мелких и средних рыбешек, опустошили наши запасы еды и горячительных напитков и, благополучно вернувшись на «Котлас», устроили в малой кают-компании хороший ужин с тройной ухой, отмечая день весеннего равноденствия — на календаре было 22 марта.

4.3. Визит

Наша заполярная жизнь вошла в уже привычное для многих морфизовцев командировочное русло с короткими отъездами в Ленинград на переотметку и возвращением в Лицу. Помимо просто необходимости выполнять нашу работу, командировки на Север давали всем нам, как это я уже говорил ранее про лаовцев, возможность немного поднять наш скромный материальный уровень за счет северных командировочных, надбавок за тяжелые и вредные условия и дополнительной оплаты подводных часов.

Очень редко уезжал или приезжал кто-нибудь один. Как правило, это были сразу несколько человек и наш автобус доставлял их в Мурманский аэропорт или оттуда в Лицу. За время с начала лицевской жизни у нас сложился постоянный коллектив специалистов, который просуществовал, практически, до конца года. Число морфизовцев, обосновавшихся уже в гостинице, перевалило за 20, но «Котлас» всё еще оставался нашим гостеприимным домом.

Незаметно, за работой, пролетел апрель, майские праздники и в Лицу пришла короткая прохладная весна с редкими теплыми днями и снегом на сопках.

Однажды, приехав утром в М. Лопатку, мы обнаружили одиноко стоящий «Котлас». Так долго прижимавшейся к нему нашей эртээмки не было. Со слов экипажа «Котласа» и его обитателей мы узнали, что поздно вечером пришел буксир и утащил её, якобы, в Б. Лопатку. Оставив народ на «Котласе», наша тройка (я, Пармет, Наружный) поехала на поиски лодки.

В Б. Лопатке все уже всё знали. Наша лодка, заметно выделяясь своей гондолой с одетым на неё седлом, стояла у одного из пирсов где-то в середине и, как вся Флотилия, готовилась к завтрашнему визиту заместителя Командующего Северным Флотом вице-адмирала Кругликова. Как говорили, главным в программе его визита является знакомство с головной лодкой РТМ. Никого из нас внутрь прочного корпуса не пустили, а мне передали приказ(!) командира прибыть на лодку завтра к 15. 00 для доклада адмиралу.

Остаток этого дня и первую половину следующего мы провели на «Котласе». Как всегда, к часу дня мы двинулись в поселок на обед, который происходил в ресторане гостиницы «Северное сияние». Между командировочным людом шла необъявленная война за первенство к столовской раздаче. Одновременно к обеду прибывало более сотни человек и всем хотелось быть первыми. Дело доходило даже до высылки заранее гонцов для занятия очереди, а затем к одному или двум занявшим очередь подстраивалась прибывшая толпа из 25-30 человек. Будучи перед началом обеда третьим, можно было вполне оказаться почти сотым. Обеденная обстановка всегда была наполнена взаимно обостренными отношениями между всеми желающими поесть.

В тот день нам неповезло, мы были в числе последних и поэтому вернулись в Б. Лопатку буквально без нескольких минут три. Иван Григорьевич подъехал к пирсу, я выскочил из автобуса и побежал на лодку. Впопыхах никто из нас и не заметил, что лодки у пирса нет. Когда я это увидел, автобус уже был далеко. На пирсе мне подсказали, что «пароход» стоит у первого пирса, справа от стацпричала около плавучего дока. Расстояние около полукилометра при полном зимнем обмундировании я пробежал с рекордной скоростью, успев заметить на площадке стацпричала наше снятое с гондолы седло.

У входа на пирс меня дожидался мичман Горбач с новеньким комплектом внутрилодочной одежды (РБ). Спустившись в центральный, я переоделся в нашей рубке и с опазданием минут на 10 одновременно постучал в закрытую дверь офицерской кают-компании, открыл её и произнес «прошу разрешения». Сразу я смог заметить только сверкнувшие в мою сторону глаза Русакова, который делал свой доклад, и жест Ибрагимова, указывающий на место около него. Кают-компания была заполнена до предела.

На командирском месте сидел вице-адмирал Кругликов и взирал на контр-адмиралов и капитанов 1 ранга Флотилии во главе с командующим Флотилией контр-алмиралом Р.А. Голосовым. Из гражданской братии был зам. Гл. конструктора лодки Сергей Хорюшин да Боря Башарин с привязанными к нему ответственными сдатчиками НК «Медведица» Леней Прицкером и БИУС «Омнибус» Толей Щукиным. Среди докладов промышленности мой доклад был последним. После каждого доклада Кругликов спрашивал есть ли какие-либо вопросы и просьбы у промышленности к Флоту. Никто ничего к Флоту не имел. Закончив свой короткий доклад, я, в ответ на вопрос Кругликова, сказал, что, понимая все трудности Флотилии с обеспечением нас в Малой Лопатке грузоподъемными средствами для работы на гондоле, просил бы перевести лодку вместе с «Котласом» в Большую Лопатку. Вице-адмирал что-то тихо сказал Голосову, а тот, оставив мой реверанс по поводу флотских трудностей без внимания, зло посмотрел на меня и произнес одно слово:»так».

На следующий день, приехав в Малую Лопатку, мы снова увидели «Котлас», к которому тесно прижималась его подружка эртээмка. Все было по-старому. После обеда меня вызвонил Ибрагимов и сказал, чтобы я срочно приехал в штаб Флотилии к Командующему. После кабинета начальника штаба СФ Поникаровского я был второй и последний раз в кабинете большого морского начальника. Я даже не успел сказать здравствуйте Рудольф Александрович, как он гневно обрушился на меня. Всех деталей его речи я уже не помню, но суть была примерно такой: «Вам не нравится тихое место в Малой Лопатке. Так я могу поставить лодку вместе с вашим плавучим борделем «Котлас» в такое место с краном, у меня здесь есть, что вы будете умолять вернуться назад. Мы еще не дожили до того, чтобы рядом с боевыми кораблями находился бордель». Не очень лестно отозвавшись о «Котласе» и выпустив пар гневного раздражения, Голосов отпустил меня. После этой встречи с Командующим у меня никаких серьезных просьб к Флотилии больше не было, а «Котлас» в скором времени все-таки оказался рядом с боевыми кораблями.

4.4. Гос. испытания первых четырех подсистем

Где-то в начале июля 33 дивизия перебралась на берег, ПКЗ, где она размещалась, куда-то утащили и на этом месте обосновался «Котлас». Головная лодка проекта 671РТМ заняла положенное ей место постоянного базирования в Большой Лопатке; контр-адмирал Голосов стал вице-адмиралом и ушел на повышение; его место Командующего Флотилией занял вице-адмирал Чернов; многие младшие офицеры из экипажа лодки стали старшими; наши старлеи-акустики ждали очередной звёздочки на погоны, чтобы стать каплеями; начальник РТС подумывал о дальнейшей учебе в Академии; старпом Сережа Малацион стал капитаном 2 ранга и  непрочь был стать командиром, а мы, оставаясь техниками, инженерами тех же рангов и даже младшими научными сотрудниками, заканчивали устранять замечания и готовили комплекс к Государственным испытаниям.

Стоянка лодки в Б. Лопатке не только не уменьшила наши совместные с пролетарцами трудности, но и добавила много новых. Прежде всего, это было связано теперь с часто проводимыми учениями экипажа, они как бы наверстывали полгода тихой и спокойной жизни и, как нам казалось, бесконечно частой чередой влажных приборок. Мы даже были участниками нескольких коротких выходов в Баренцево море, на которых экипаж сдавал свои задачи и показывал свою морскую выучку — ведь впереди был серьезный и длительный поход в Норвежское море (Северная Атлантика) на наши Госы.

Безусловно, все эти учения и контрольные выходы лодки в море были бы и из М. Лопатки или даже из «такого места с краном», куда грозил нас отправить Голосов. На одном из выходов произошло событие, которое особенно мне запомнилось. Морская выучка экипажа заключается не только в совершенстве владения своей специальностью, но и в умелых коллективных действиях при возможных аварийных ситуациях. Поэтому-то на кораблях так много внимания уделяется учебным тревогам, имитирующим различного рода аварии, когда весь экипаж борется за живучесть. И на нашей лодке (думаю, что за столь долгое пребывание на головной лодке, и мы имеем право называть её нашей) очень часто проходили разного рода учения. Были и пожарные тревоги, и химические, и радиационные, иногда возникали пробоины прочного корпуса и пр. пр.

И вот, как-то после отбоя проведенной пожарной тревоги, в центральном посту после непонятного треска в динамике громкоговорящей связи раздался слабый голос — «Центральный. Пожар в седьмом отсеке». Центральный мгновенно отреагировал приказом: «Отставить пожар в седьмом отсеке. Вы что там проспали отбой пожарной тревоги». Через несколько секунд из динамика раздался уже испуганный голос: «Центральный. Пожар в седьмом отсеке, фактически». Волшебное флотское слово «фактически» вывело Центральный из состояния благодушной успокоенности после окончившейся учебной тревоги и началась борьба с фактическим пожаром. К счастью пожар не успел разгореться и был почти мгновенно ликвидирован. От короткого замыкания слегка подгорел контакт в электрическом щитке и оплавилась оболочка провода.

В конце июля мы получили возможность окончательно проверить готовность первых четырех подсистем к Госиспытаниям на двухсуточном выходе, где наша лодка участвовала в отработке совместных действий с одной из лодок проекта РТ. Из наших участников выходов в море наибольшие трудности на лодке испытывал ростом около двух метров Володя Балаш. А на этом выходе он ещё вынужден был обратиться к доктору из-за сильной почечной колики. После этого выхода Володя в море больше не ходил. Результатами были довольны и мы, и команда акустиков. Ведь на предстоящих испытаниях акустики должны будут самостоятельно обслуживать комплекс, как на боевой службе. Нашим государственным испытаниям придавалось очень большое значение и совместными решениями Министерства и Флота был обозначен целый ряд организационных и технических мероприятий в обеспечение испытаний. Государственные испытания комплекса должны были проводиться в объеме первых четырех подсистем, а пятая и шестая подсистемы подлежали доработке и дальнейшим отдельным испытаниям.

Необходимо было форсировать испытания комплекса, корректировать техническую документацию и передавать её в серийное производство, т. к. программа строительства подводных лодок была довольно обширной (лодки проектов 671РТМ, 941, 945, 949). К этому времени уже был изготовлен первый серийный образец для первой лодки пр. 671РТМ дальневосточной постройки и находились в производстве образцы для следующих лодок РТМ, а также для головных лодок проектов 941 и 949, но всё ещё по документации Гл. конструктора. После доработок и испытаний пятой и шестой подсистем они должны будут постепенно вводиться в строй на уже сданных серийных образцах комплекса. Таким образом, произошло отделение испытаний первых четырех подсистем от испытаний пятой и шестой. Испытания этих подсистем в составе комплекса трудно представить без функционирования всех других и их тесного между собой взаимодействия. Поэтому ценой разделения испытаний становились, по сути, повторные испытания комплекса уже в полном составе, тем более что испытания пятой и шестой подсистем, несмотря на самостоятельные заводскую и государственную комиссии, как было предписано совместным решением, должны будут проводиться под эгидой Государственной комиссии по приемке лодки.

Николай Сергеевич Борисеев оставался с нами не из особой симпатии к нашему комплексу, а из-за «долгов» после гос. испытаний лодки 1977 года, которые напрямую зависели от функционирования полностью в штатном режиме комплекса «ГАК — БИУС — Оружие». А положение с БИУС «Омнибус» было не менее тяжелое, чем с нашими пятой и шестой. Впрочем, это теперь было нашей дальней перспективой, а ближняя — государственные испытания первых четырех подсистем дополнялись расширенными океаническими испытаниями комплекса «Скат» в Северноой Атлантике.

В пакете совместных решений было решение, которое предписывало проведение расширенных океанических испытаний комплекса в двух районах Мирового океана — в Северной Атлантике и Тихом океане. Само собой разумеется, что наши госы и расширенные испытания оказались совмещены. Целью расширенных испытаний являлось объективное определение потенциальных возможностей комплекса, прогнозирование его работы в различных гидролого-акустических условиях и определение его тактических характеристик. По совокупности этих характеристик предстояло сделать выводы об эффективности комплекса в дуэльных ситуациях с последними модификациями американского комплекса AN/BQQ-5, а в конечном счете определить эффективность использования лодок проекта 671РТМ против американских лодок класса «Лос-Анджелес».

Для обеспечения расширенных испытаний организовывалась специальная экспедиция на научно-исследовательских судах Акустического института Академии наук СССР, в задачу которых входил контроль гидролого-акустических условий в районах испытаний и измерение акустических характеристик кораблей-целей.

Испытания первых четырех подсистем потребовали не только тщательной подготовки нашего комплекса, но и гидроакустических комплексов на обеспечивающих кораблях. И если на надводных кораблях-целях этим занимались непосредственно корабельные акустики, то на подводных лодках это производили специалисты нашего объединения. Большую помощь оказали нам группы гарантийного надзора и техпомощи завода «Водтрансприбор», а так же как и на ходовых испытаниях, наши связисты-штилевцы.

В качестве обеспечивающей лодки для проверок режима СПС подсистемы связи была выделена вторая из двух лодок проекта 675, на которой была установлена аппаратура «Штиль-1″. Мы встречали теперь уже в Лице наших специалистов-штилёвцев, которые отправились в недалекий от Лицы поселок Видяево в Ура-губе (тогда малоизвестную базу подводных лодок, а сегодня, после гибели ПЛ «Курск», известную всему миру), чтобы проверить функционирование аппаратуры и остаться на этой лодке на период наших испытаний. Нашу Государственную комиссию возглавлял начальник Управления 14 института ВМФ тогда кап. 1 ранга, в последствии контр-адмирал, В.В. Лавриченко (Вениамин Васильевич, внешне очень строгий и серьезный, умевший прислушиваться к мнению разработчиков; между своими сотрудниками, да и нашими, его сурово-уважительно называли Лавр).

Заместителями были — начальник нашей лаборатории, Первый зам. Гл. конструктора В.Б. Идин и начальник отдела 14 института ВМФ кап. 1 ранга к.т.н. М.В. Журкович (Михаил Васильевич, беззаветно преданный гидроакустике, свободный от узковедомственных интересов и отличавшийся от многих других своих военных коллег тем, что считал разработку и испытания комплекса нашим общим делом. Он вместе с нами огорчался скатовскими неудачами и вместе с нами радовался скатовскими успехами. Человек, беспрестанно искавший конструктивные решения в любой сложной ситуации и понимавший всю значимость вооружения Флота таким комплексом, как «Скат». Человек контактный, с обостренным чувством сопереживания и готовностью помочь, с большим чувством юмора, великолепный рассказчик (многие, как и он сам себя, ласково называли его Мишаня).

В августе я полетел в Ленинград на переотметку, чтобы снова вернуться в Лицу и идти в море на госы. Но вернулся я в Лицу только почти через два месяца, когда уже были закончены испытания. Дело в том, что, приехав в Ленинград, я неожиданно попал на операционный стол и два месяца выпали из моей скатовской жизни. Я, конечно, был расстроен, что не смог вместе с моими коллегами принять участие в Государственных испытаниях первых четырех подсистем комплекса, но в то же время был уверен в положительном исходе этих испытаний, т.к. первые четыре подсистемы были полностью подготовлены к испытаниям и на борту лодки была квалифицированная команда разработчиков комплекса. Моих собственных воспоминаний о первом походе в Норвежское море, естественно, нет.

Несмотря на существенные отличия реальных условий испытаний от прогнозируемых (худшая гидрология, меньшая шумность целей, интенсивное судоходство), все четыре подсистемы выдержали испытания с отличными результатами, а по некоторым режимам работы результаты даже превышали требования ТТЗ. Чтобы не терялась нить рассказа о скатовской эпопее я позволю себе привести некоторые фрагменты, описывающие Государственныые испытания (1 этап) первых четырех подсистем в Норвежском море, из статьи М.В. Журковича, В.Э. Зеляха, В.Б. Идина, И.Н. Дынина «Третье поколение гидроакустических средств для подводных лодок. Комплекс «Скат», опубликованной в сборнике «Из истории отечественной гидроакустики», выпущенным в связи с 300-летием Российского флота (издательство ЦНИИ им. акад. А.Н. Крылова, 1999 г.)

«Государственные испытания опытного образца всегда достаточно сложное мероприятие. В нашем случае сложность возрастала многократно. Предстояло проверить и отработать принципиально новые методики, обеспечивающие в море инструментальные проверки параметров ГАК, объективно определить его тактические характеристики и эффективность решения новых задач в широком диапазоне гидрологоакустических условий. Всё это требовало участия значительного корабельного обеспечения, четкой организации взаимодействия кораблей, особенно в удаленных районах океана в течение длительного времени.

График обеспечения испытаний в удаленных районах, длившихся три с лишним недели, выдерживался с точностью до нескольких минут, в чем заслуга штаба Северного флота и его начальника адмирала Поникаровского. Этот этап испытаний проходил при участии Главного конструктора ГАК В.В. Громковского.

На переходе в Норвежское море в секторе кормовых углов была обнаружена цель. После уменьшения скорости хода и излучения по известному шумопеленгу сигнала гидролокатора убедились, что это чужая ПЛ. Понаблюдав за её маневрами на уклонение и обменявшись с чужой взглядами через перископы, мы двинулись дальше. А так хотелось посостязаться… Но программа есть программа! Также на переходе, с использованием тракта АСЦ, на протяжении нескольких часов, по отраженным от дна сигналам, с оценкой дальности наблюдался надводный корабль.

Не обошлось без «сюрпризов» и по прибытии в район испытаний. Во-первых, гидрологоакустические условия в районе оказались хуже ожидаемых (по результатам многолетнмх наблюдений), а во-вторых, как подтвердили результаты обмеров, шумность работавшей с нами ПЛ-цели оказалась существенно ниже прогнозируемой.

Низкая шумность цели потребовала от членов комиссии, сдаточной команды и личного состава употребить весь свой опыт, умение и в максимальной степени  использовать потенциальные возможности системы шумопеленгования. Пришлось оперативно изменить схему взаимного маневрирования, разработать дополнительную методику, совместно с командиром ПЛ С.И. Русаковым отработать организацию взаимодействия акустиков, БИПа, штурмана и центрального поста. Необходимо было повысить эффективности обнаружения и поддержания контакта с ПЛ-целью при наличии большого числа локальных мешающих источников шума. В результате был получен необходимый опыт, нашедший отражение в документах. Много сил, выдержки и настойчивости потребовалось в этих условиях и от участников испытаний системы гидролокации, с помощью которой практически осуществлялся поиск цели.

Блестящие результаты были получены при испытании системы обнаружения сигналов работающих гидролокаторов и связи. С их помощью осуществлялся независимый контроль за маневренными силами, чем была обеспечена возможность не только предварительной объективной оценки результатов испытаний на борту, но и оперативность при принятии решений для наилучшего использования рабочего времени. Результаты испытаний системы обнаружения сигналов полностью подтвердили правильность заложенных технических решений, обеспечивших впервые автоматизацию не только процедур обнаружения и определения направления, но и процедур точного пеленгования и измерения параметров сигналов. Таким образом, в системе впервые была реализована полная автоматизация всей совокупности процедур принятия решений.

По системе связи были подтверждены требования технического задания и, прежде всего, по широкополосному режиму работы в дальних зонах акустической освещенности.

Данный этап испытаний завершился. Корабли обеспечения уходили, мы оставались одни… Ночь, скорость 6 узлов, глубина 150 метров… И вдруг по каналу гидроакустической связи слышим: «Счастливо оставаться! До встречи дома! Даем прощальный концерт…» И долго ещё звучали любимые матросские песни с уходящего домой корабля обеспечения. К приходу в базу все результаты были обработаны, проанализированы, сравнены с имеющейся на борту объективной информацией. Всё было подготовлено для комплексной оценки на берегу.»

1979 год. Западная Лица.
Группа участников первого этапа Гос. испытаний ГАК «Скат» у гостиницы «Северное сияние».
Слева направо, первый ряд: (?), Новожилов, Лавриченко, Громковский, Идин,(?), Пармет, Машошин, Ильин,
(?), Годзиашвили, Ермоленко. Второй ряд: Сидоров, Емельяненко, Журкович, Антипов, Кветный.

4.5. Сразу после гос. испытаний

Как только я вышел на работу, мне был вручен довольно объемный перечень замечаний и рекомендаций комиссии, которые нужно было реализовать в опытном образце и соответственно откорректировать документацию. Планировалось, что последний квартал этого года и первый квартал следующего 80-го года будет занят на опытном образце двумя основными работами — устранением замечаний Госкомиссии и передачей в эксплуатацию первых четырех подсистем личному составу.

Уже давно я говорю о первых четырех подсистемах комплекса, но под этими тремя словами скрываются не только собственно подсистемы шумо- и эхопеленгования, обнаружения сигналов и связи, а также часть подсистемы встроенного контроля; аппаратура контроля помех; общекомплексная аппаратура, включающая пульт и рекордеры, часть аппаратуры первичного и вторичного электропитания, прединдикаторная обработка и часть вычислительного комплекса. Закончив эту подготовительную работу, вооруженный графиком, я во второй половине октября снова вернулся в Лицу, чтобы согласовать наш план работ с ответственным сдатчиком, командиром лодки и флагманскими специалистами дивизи и флотилии.

Меня встречал прямо в Мурманском аэропорту Миша Пармет и пока мы ехали на нашем автобусе до Лицы он рассказал мне об основных проиcшедших событиях. Каково же было моё удивление, когда следующим утром мы поехали в М. Лопатку, где, как и прежде, эртээмка стояла, прижавшись своим бортом к «Котласу». Было впечатление, что всё вернулось вспять — Малая Лопатка, лодка, «Котлас», экипажи, толпы лаовцев, азимутовцев, агатовцев, наша шара и наш изолятор. Но это было только первое впечатление.

На самом деле было много разных новостей. Прежде всего, меня «обрадовали» мои помощники, которые с нетерпением ждали моего возвращения, чтобы навсегда покинуть Лицу, лодку, «Котлас» и оставить меня одного. Боря Наружный уходил на свою собственную работу ответственным сдатчиком на строящиеся в Северодвинске лодки 941 («Акула») и 949 («Гранит») проектов. Ирочка Торхова собиралась, вообще, переходить из института на завод и осесть в Северодвинске. Миша Пармет после лицевских контактов с В.Б. Идиным «продал свою душу» в организованную в нашей лаборатории группу «Скат-БДРМ» (длительные командировки были для него уже тяжелой нагрузкой), руководителем которой стал назначенный Гл. конструктором этого комплекса Новожилов, также покинувший навсегда опытный образец.

Неразлучную пару эртээмку и «Котлас» собирались в ближайшее время снова перевести в Большую Лопатку; командир Сережа Русаков стал капитаном 1 ранга, а наши старлеи-акустики Исхаков и Левчин — каплеями. Отдельно согласовывать наш план работ мне не пришлось, т.к. через пару дней состоялось большое совещание под руководством Башарина, где без каких-либо осложнений были рассмотрены дальнейшие планы работ по навигационному комплексу, БИУСу и наш. Всё было просто и понятно, но Башарин предупредил, что проводиться работы должны так, чтобы лодка в любой момент могла выйти в море (в наибольшей степени это касалось навигационного комплекса и нас), поскольку пока ещё без конкретных дат, но планируются её выходы в море на ракето-торпедные стрельбы, на флотские учения, на сдачу экипажем зачетов и на декабрь запланирован поход в высокие широты (на Северный полюс) для проверки работы навигационного комплекса и где также будут проведены испытания наших станций ледовой разведки.

Это был относительно спокойный период работы, нас было немного и мы все жили в гостинице «Северное Сияние». От каждой из подсистем несли вахту, в основном, комплексники. По первой — Юра Смирнов, Женя Щуко или Володя Антипов; по второй — Юра Храпенков или Коля Никандров; по третьей — Игорь Михайлов; по четвертой — Аркадий Мамут-Васильев и Андрей Зеленцов; пульт и общекомплексные приборы опекал Володя Балаш.

Некоторые замечания комиссии мы реализовывали прямо на месте, некоторые требовали институтских проработок и по мере их проведения приезжали представители специализированных отделений для корректировки «железа». Работа по передаче сданных подсистем в эксплуатацию началась с того, что я получил от акустиков довольно большой перечень отсутствующих элементов ЗИПа и пришедшей в негодность документации.

Вскоре мы навсегда покинули уютную Малую Лопатку и обосновались в Большой. «Котлас» опять стоял у стацпричала, а лодка периодически перешвартовывалась от одного пирса к другому. Перед ноябрьскими праздниками я уже остался без моих штатных помощников, но, по мере возможности, мне стали помогать Володя Балаш и Андрей Зеленцов.

На первом коротком выходе в море на сдачу экипажем зачётов произошло событие, которое имело трагические последствия. В составе экипажа лодки был один из офицеров, капитан-лейтенант, командир дивизиона живучести Толя Московчук. Он был среднего роста, крепкого телосложения, рыжеволосый и с множеством веснушек. В силу своей должности на лодке он больше всех других членов экипажа присматривал за гражданской братией и каждый из нас неоднократно получал от него замечания — то за несанкционированное передвижение по лодке, то за незакрытую за собой крышку переборочного люка, а больше всего он ругал нас за то, что мы не носили с собой аппарат ИДА. Ругал нас по-флотски сурово, но справедливо. Между собой мы звали его «рыжая бестия».

И вот, по пути домой, во втором отсеке неожиданно стало повышаться давление. Все, кто там находились, сразу почувствовали это по возникшему болевому ощущению в ушах. Командир второго отсека мгновенно доложил в центральный и разбудил отдыхавшего от вахты командира дивизиона живучести. Толя спустился на нижнюю палубу второго отсека и начал там оперировать какими-то вентилями, одновременно переговариваясь по громкой связи с центральным. Как известно, всё, что должно делаться особенно быстро, неизменно получается особенно медленно. В центральном нажимали не на те кнопки, Толя что-то кричал, ругаясь, по громкой связи, а давление в отсеке медленно повышалось и уже ощущалась довольно сильная боль в ушах. Затем командир дивизиона живучести, поняв бесполезность переговоров с ЦП, вылез на среднюю палубу и побежал в 3-ий отсек. Вероятно, он решил, что, несмотря на перепад давления между вторым и третьим отсеками, ему удастся удержать крышку переборочного люка, которая открывалась в сторону третьего отсека, но он ошибся и крышку вырвало у него из руки, а его самого с силой втянуло в коридор средней палубы третьего отсека, над настилом которой он пролетел метра два-три. Находясь в возбужденном состоянии, он сразу и не почувствовал, что отпружинившая назад крышка переборочного люка задела его по голове.

Толя еще успел подняться в центральный и сделать необходимые отключения, прежде чем он сам и все присутствующие заметили, что его лицо покрыто кровью, а на настиле средней палубы осталась кровавая дорожка. Корабельный доктор наложил несколько швов на рану и уложил его в медизолятор с диагнозом сотрясение мозга, а когда мы вернулись с моря Толю переправили в госпиталь. Все было бы хорошо, если бы уже в конце этого года у него не начались сильные головные боли и не началось ухудшаться зрение. Потом он опять надолго оказался в госпитале, а позже, насколько мне стало известно, у нашего первого командира дивизиона живучести возникли серьезные проблемы со зрением…

После первого выхода в море последовал следующий выход на стрельбы. В один из дней (или ночей) этого выхода акустики обнаружили существенное увеличение уровня помех в носовой оконечности с «эпицентром» на левом борту. Придя в базу, провели водолазное обследование обтекателя, в результате которого на левом борту в верхней части была обнаружена трещина и расслоение стеклопластика на участке примерно 2×2 метра. Появилась новая проблема, которая изменила все планы и вывела лодку из строя до 20-х чисел декабря. Как всегда в таких случаях, была создана комиссия, в которую вошли представители от Флота, ЦКБ-проектанта лодки, ЛАО, ЦНИИ им. ак. Крылова, ЦНИИ технологии судостроения и завода изготовителя обтекателя. От нашего института в комиссии были специалисты из «обтекательной» лаборатори Е.Л. Шендерова и я.

Плавучий док флотилии оказался свободным и лодка была сразу же туда заведена. В течение одной недели комиссия собралась и после детального обследования к однозначному выводу о причинах, вызвавших расслоение обтекателя, прийти не смогла. Было лишь установлено, что это не дефект конструкции и изготовления, а следствие механического внешнего воздействия, которое, в свою очередь, могло быть вызвано или ударом о пирс при швартовке, или ударом носа выводящего буксира при развороте лодки в бухте (все лодки, базировавшиеся в Лице, кроме лодок проекта 705, имели довольно большой радиус циркуляции и не могли самостоятельно развернуться в сравнительно узкой губе. Поэтому сразу после отхода от пирса к ним подбегали два буксира и, уперевшись соответственно с разных бортов в нос и корму, разворачивали их в сторону выхода в Мотовский залив. И вот в этот-то момент упора в нос возможно и происходил удар в обтекатель, иногда слабый и без последствий, а иногда…), или столкновением с полузатонувшим предметом в море (топляком).

Версия столкновения с топляком была наименее вероятной, т.к. удар об обтекатель был обязательно услышан и не только гидроакустиками. Для устранения повреждения специалистами ЦНИИ технологии судостроения была предложена методика сравнительно быстрого ремонта способом закачки в поврежденный район эпоксидной смолы. Ремонт производился силами завода-изготовителя обтекателя. Вся операция от момента обнаружения поломки обтекателя и до выхода в море на контрольную проверку заняла рекордно короткое время — чуть больше трех недель.

Поход в высокие широты перенесли на январь следующего года, а оставшиеся дни декабря мы готовили комплекс к походу. Были снова проверены все четыре подсистемы, но наибольшее внимание было уделено первой подсистеме, на которую падала основная нагрузка на этом выходе. Для Жени Щуко, который вместе с Юрой Смирновым, готовил первую подсистему к походу, это была последняя командировка в Лицу, его уже ждали на первом серийном образце на лодке дальневосточной постройки.

В конце декабря, перед самым отъездом в Ленинград, я получил информацию о том, что количество «посадочных мест на прогулку к полюсу» очень ограничено и мы можем рассчитывать не более, чем на три.

4.6. Год 1980

1980 год. Западная Лица.
Командование головной ПЛ пр. 671РТМ «К-524».
Слева направо: командир БЧ-5 кап. 2 ранга Андронов В.П.,
зам. командира ПЛ по политчасти кап. 3 ранга Александрович В.К.,
командир ПЛ кап. 1 ранга Русаков С.И., ст. помощник командира ПЛ кап. 2 ранга Малацион С.П.

С учетом ограниченного количества участников похода к Северному полюсу мне не пришлось много размышлять над составом нашей команды. Однозначно должны были идти специалисты по входящим в комплекс станциям ледовой разведки «Север-М», НОР-1 и НОК-1, чтобы окончательно их сдать при работе по прямому назначению, и кто-то из шапэшников для подстраховки основного постоянно действующего режима работы комплекса. Таким образом образовалась тройка наших участников похода: Юра Смирнов (ШП), В.М. Щербаков («Север-М») и ведущий инженер одного из секторов нашего 13 отдела В.М Алексеев (НОР-1, НОК-1).

Руководил походом непосредственно новый Командующей Флотилией вице-адмирал Чернов. На лодку пришел новый старший помощник кап. 3 ранга В.В. Головко, высокий и красивый морской офицер. С ним у меня также установились хорошие отношения, он в чем-то напоминал прежнего старпома, но держал немного большую дистанцию от всей гражданской братии.

Наш старший помощник, уже кап. 2 ранга Малацион С.П., на этом ответственном и сложном выходе был вторым командиром. Поход на полюс прошел успешно, если не считать, что Щербаков опоздал прилететь из Бельц, и весь комплект наших ледовых станций с помощью акустиков пришлось сдавать Алексееву. Как рассказывал Юра Смирнов, не найдя ни одной полыньи для всплытия во льдах и определив с помощью эхоледомера, что лед слишком толстый для пробивания его рубкой, выстрелили торпедой. Образовавшуюся полынью обнаружили с помощью станции НОР, а с помощью станции НОК определили её размеры и всплыли.

1980 год. Северный полюс.
Слева направо: командир головной ПЛ пр. 671РТМ «К-524» кап. 1 ранга Русаков С.И.,
второй командир кап. 2 ранга Малацион С.П. и члены экипажа

1980 год. Северный полюс.
Группа офицеров и мичманов головной ПЛ пр. 671РТМ «К-524»
во главе с командиром ПЛ кап. 1 ранга Русаковым С.И. (в центре)

1980 год. Северный полюс.
«Хозяин» приветствует головную ПЛ пр. 671РТМ «К-524»
и ждёт подарков от экипажа

Юра рассказывал также, что даже разрешили выйти на лёд для небольшой разминки и показывал памятную фотографию. На обратном пути отличился Володя Алексеев, который получил благодарность от адмирала за помощь при устранении неисправности в лодочном телевизионном комплексе, а потом и Юра Смирнов, когда в навигационном комплексе возникли сбои в работе, а опекаемая им и отлично функционировавшая подсистема ШП помогла выйти из подо льдов по пеленгу на ледокол, обеспечивавший поход и стоявший у кромки льда.

Уже в конце 79 года в Лице рядом с нами стояла первая серийная РТМ (зав. № 638) и на серийном образце комплекса работали наши коллеги водтрансприборцы, которым мы всегда помогали в трудных ситуациях.

С конца января мы смогли продолжить наши работы, которые наращивались по мере институтских проработок. Лица в первой половине этого года была не очень загружена командировочным людом и многие из нас могли жить в гостинице. Ну, и всегда мы имели надежный и обеспеченный тыл на ПКЗ «Котлас».

Постепенно сокращался перечень замечаний госкомиссии и продвигалась работа по передаче первых четырех подсистем в эксплуатацию личному составу. Наши доработки, как и после заводских испытаний, принимали акустики и Жорж Петровский. С нами теперь ещё постоянно работал представитель акустического полигона 5 Управления Северного Флота кап. 2 ранга Немчинов (Слава, немного стеснительный, улыбчивый и обходительный). Пожалуй, самым слабым нашим местом была эксплуатационная документация,  требовавшая корректировки с учетом всех изменений, которые были внесены в опытный образец. Без откорректированной документации не могло быть и речи о передаче комплекса личному составу и я обратился в институт с просьбой обобщить все внесенные изменения и командировать в Лицу сотрудниц группы документации для оперативной корректировки прямо на месте. Кроме того, я просил командировать мне на помощь «девочку» для выполнения всей той работы, которую раньше выполняла Ира Торхова.

В середине марта я встречал наших замечательных женщин из группы документации — Инну Козлову, Галю Баранову и Иру Матюхину, которые привезли с собой часть перевыпущенной эксплуатационной документации со всеми внесенными изменениями, а также целую пачку извещений для внесения изменений прямо здесь. А несколькими днями позже приехала непосредственно для помощи мне Наташа Полуботко — молодой послевузовский специалист. К сожалению, устроить в гостинице приехавших «девочек» оказалось невозможным и я разместил их в просторной 6-ти местной каюте-лазарете в корме «Котласа» рядом с нашим изолятором. Чтобы не бросать их на произвол судьбы, я и сам временно переехал на житье в наш изолятор. За полтора года в Лице уже стало привычным жить непосредственно на работе. Потребовалось около полутора недель для того, чтобы вся документация в части первых четырех подсистем была откорректирована и наши сотрудницы из группы документации уехали, а Наташа Полуботко помогала мне до июня месяца.

4.7. Короткое лето 80-го

Лето 80-го года в Лице было для меня коротким, т.к. в конце июля я уезжал в Ленинград. У меня были вполне определенные планы на августовский полноценный отпуск и совершенно неопределенные планы на ближайшее будущее. Прошедшие два месяца были полны событий, главными из которых для нас явились устранение замечаний госкомиссии по приемке первых четырех подсистем, а также передача этих подсистем в эксплуатацию личному составу.

Создалась довольно странная ситуация, когда у комплекса образовалось два хозяина. Большая часть принадлежала личному составу, а меньшая, пока, как говорили, находящаяся «в дровах», нам — «лесорубам». И эта нестандартная ситуация создавала определенные трудности в дальнейшем, когда развернулись работы по 5 и 6-ой подсистемам, которые затрагивали, естественно, и комплекс в целом. По крайней мере, с этими трудностями мы сталкивались пока командиром группы акустиков оставался Ноиль Исхаков.

На лодке тоже происходили события, свидетелями которых мы были. Во-первых, лодки проекта 671РТМ готовились к передаче в 6 дивизию, которой командовал контр-адмирал Волков, будущий председатель Государственной комиссии по приемке 5-ой и 6-ой подсистем (Виктор Яковлевич, спортивный, волевой, строгий и решительный. Его дивизию, в которую входили все построенные лодки проекта 705, высокоскоростные и маневренные, в шутку именовали «волчьей стаей»). Ушел учиться в Академию начальник РТС Слава Фролов и его место занял такой же выдержанный и скромный, как Фролов, командир радиотехнической группы капитан-лейтенант Володя Костусик. Покинули нас командир лодки и старпом. Сережа Русаков ушел в дивизию заместителем к Волкову, а Сережа Малацион стал командиром одной из лодок проекта 671РТ. На лодку пришел новый командир кап. 1 ранга Протопопов (Валентин Владимирович был полной противоположностью прежнего командира — суховато-сдержанный, не очень разговорчивый и малоконтактный).

И, наконец, ещё в начале лета на Флотилии произошло историческое событие. С визитом на нашу лодку прибыл сам Главком ВМФ — адмирал Флота Советского Союза Горшков. Подготовка началась с прекращения всех прочих работ на лодке, кроме работ по её, в буквальном смысле, вылизыванию, которые продолжались дня три. Параллельно делалась генеральная (адмиральная) уборка территории Флотилии, а пирс, где была пришвартована «К-524» и трап, ведущий с пирса на борт лодки, были устланы красной ковровой дорожкой. Никто из гражданских на встречу с Главкомом допущен не был и никаких докладов не делал. Визит и встреча проходила в узком кругу военных.

Как потом рассказывали, самым интересным был спуск Главкома в центральный пост, где, в связи с трудностями прохождения Главкома через лодочные люки, начался и закончился осмотр подводной лодки. Перед отъездом в Ленинград я попросил Володю Балаша, который оставался в Лице, отдать наши небольшие «долги» личному составу после официального завершения работ по передаче первых четырех подсистем и быть за старшего до выяснения дальнейшего плана работ, на что он охотно согласился. Я уезжал, увозя с собой в институт акты о реализации замечаний и рекомендаций госкомиссии и о передаче первых четырех подсистем в эксплуатацию личному составу и совершенно не представлял дальнейшую судьбу 5 и 6-ой подсистем и всего комплекса. В Лицу до меня долетали только отдельные разрозненные слухи. Да и моя собственная дальнейшая судьба была неясна, т.к. при последнем телефонном разговоре Идин неожиданно предложил мне работу по модернизации комплекса и просил на эту тему подумать. Было ясно только одно. Завершена часть большой и трудной работы длиною в четыре года.

Новый командир ПЛ «К-524» кап. 1 ранга Протопопов В.В.
и командир БЧ-5 кап. 2 ранга Андронов В.П.

4.8. Новое назначение

Я настолько вжился в работу на опытном образце, настолько привык к обитанию на лодке и, вообще, настолько привык к командировочной жизни, что считал естественным продолжение своей деятельности до полного завершения испытаний и сдачи «Ската».

Вернувшись из отпуска, я был полон решимости отказаться от предложения Владимира Борисовича и приготовился к серьезному разговору. Разговор состоялся, но совершенно другой и в сентябре я снова оказался в Лице. Пока на опытном образце проводились работы на первых четырех подсистемах после их гос. испытаний, были приняты основные решения о порядке и сроках введения в строй пятой и шестой подсистем и их испытаниях, а уже в августе в Лицу отправились первые «пятерочники» и «шестерочники» для доработок этих подсистем, проведения их заводских и последующих Государственных испытаний.

Объем доработок подсистем был настолько велик, что, практически, был сопоставим с полной их модернизацией. В самом общем виде это выглядело так: помимо чисто аппаратных изменений в 5-ой подсистеме, связанных с переходом из инфразвукового диапазона в область более высоких частот (низкочастотное шумопеленгование при непрерывной буксировке антенны), заново вставал вопрос о взаимодействии с УПВ, т.к существенно уменьшалась длина и отдельные конструктивные элементы антенны; по 6-ой подсистеме необходимо было откорректировать всё программное обеспечение с учетом накопленных данных о физических алгоритмах классификации. В обе подсистемы вводились свои самостоятельные пульты, что приводило к определенным изменениям в общекомплексной аппаратуре и системе обмена информацией с БИУС. И если пятая подсистема представляла собой автономную группу аппаратуры, то шестая была самым тесным образом связана с другими подсистемами, главным образом с первой, из информации от которых она «выуживала» классификационные признаки. Поэтому изменения частично затрагивали и эти части комплекса. С учетом того, что все изменения и дополнения необходимо было проводить прямо на установленной на лодке аппаратуре, задача введения в строй этих подсистем и обеспечение требуемых показателей надёжности намного усложнялась.

К этому времени в институте уже была практика руководства особо сложными работами, особенно на выезде, первыми лицами института. Руководство всеми работами по введению в строй 5-ой и 6-ой подсистем было поручено Д.Д. Миронову, тому самому Дим Димычу, который в 78 году сдавал в Северодвинске НОР и НОК и отморозил уши, но сейчас это уже был заместитель Директора института по научной части. Со своей стороны, Дим Димыч потребовал, чтобы в работах обязательно принимал участие представитель комплексной лаборатории из группы Главного конструктора. В.Б. Идин предложил мне легализовать мой новый статус в качестве руководителя группы Главного конструктора — и.о. зам. Гл. конструктора комплекса и вновь отправиться в Лицу.

Одновременно он сказал, что Володя Балаш уже много раз обращался к нему с просьбой оставить его в Лице на следующий этап работы и сейчас представляется удобный случай это сделать, назначив его ответственным сдатчиком вместо меня, а согласие Балаша уже имеется. На мое замечание, что Балаш очень конфликтный и неуживчивый в коллективе человек Идин ответилтил, что, с одной стороны, не видит другой кандидатуры, а с другой — ведь там будет ещё и руководитель группы, имея в виду меня, в которую он, естественно, будет входить. Вопроса возвращаться на опытный образец или нет для меня не было, и я дал свое согласие. Сразу был подготовлен приказ, в котором я освобождался от своих обязанностей и получал новые, а также назначался новый ответственный сдатчик В.А. Балаш. В середине сентября я снова возвращался в Лицу.

Для целого поколения военных и гражданских, кто бывал там,
и посёлок, и город запомнился как Западная Лица.

Далее

В начало

Автор: Тесляров Борис Владимирович | слов 10586

комментариев 4

  1. Ермолаев Петр М.
    23/06/2022 18:07:11

    Хорошая статья. тем более что я был участником этих испытаний со стороны экипажа. Помню испытания в норвежском море, т.к. только был назначен штурманом этой лодки. Часто вспоминаю сдаточную команду и то время. Как молоды мы были. Многих из упомянутых уже нет: командир Русаков С.И., командир БЧ-5 Андронов В.П., командир ГАК Исхаков Н.А. Но я все помню и очень рад, что не один помню это время и людей окружающих меня. С уважением к автору. П.М. Ермолаев.

  2. Поникаровский Евгений Валентинович
    31/08/2022 22:12:55

    Уважаемый автор, в фамилии ПОНИКАРОВСКИЙ Вы сделали две ошибки. Думаю Валентину Николаевичу, о котором Вы пишите, это не понравилось бы.

  3. Администратор
    9/11/2022 15:55:28

    Уважаемый Евгений Валентинович, спасибо Вам за замечание. Ошибку исправили.

  4. Отвечает Тесляров Борис Владимирович
    9/11/2022 19:21:33

    Уважаемый Евгений Валентинович, если я правильно понял, то Вы сын адмирала В.Н. Поникаровского, и я выражаю Вам благодарность за сделанное замечание о правильном написании фамилии Вашего отца. Безусловно, это досадная ошибка, в оправдание которой я могу только сказать, что о Вашем отце в моей книге, практически, ничего не написано, а лишь упоминается его фамилия при пятиминутной с ним встрече в январе 1979 года в его рабочем кабинете в штабе Северного флота; упоминается, когда я был в кабинете Командующего 1-ой Флотилии Северного флота контр-адмирала Р.А. Голосова и в отзыве участников первого этапа Госиспытаний ГАК «Скат» в Норвежском море (первая редакция книги написана в 2013 и вторая в 2017 году !!!). Я также благодарен Вам за прочтение моей книги на сайте «МемоКлуб.ру» (думаю, что Вы прочли все главы книги) и сожалею, что не могу принести извинения лично Валентину Николаевичу. Возможно, он простил бы меня.


Добавить комментарий