ГЛАВА 1. ИСТОРИЯ МОЕГО ПОСТУПЛЕНИЯ В ЛРТ №1

Итак, начинаю с Начала, т.е. с того момента (как я сам это осознаю), когда у меня впервые мелькнула мысль о поступлении в техникум по окончании семилетки. А в то время семилетка была тем, чем несколько позже стала восьмилетка и чем теперь является фиктивная девятилетка (всё равно в ней учатся восемь лет, пропуская один номер класса, обычно четвёртый), а именно – неполным средним образованием. Так вот, насколько помню, эта мысль впервые у меня возникла, когда мой двоюродный брат Сергей Хохлов начал учиться в Техникуме Холодильной промышленности. Это был год 1956, я учился ещё в 6-м классе, и если такая идея у меня и появилась, то только «краешком» и абсолютно неконкретно. Более отчётливо она стала о себе напоминать в седьмом классе. Во-первых, после окончания семилетки надо было определяться: оставаться в школе или нет. Во-вторых, меня всю жизнь какая-то сила отвлекает, оттягивает от столбовых дорог, а в то время столбовой была дорога «десятилетка — институт». В-третьих, я понимал, что, учась в техникуме, я буду получать стипендию и смогу пополнять скромный семейный бюджет, а окончив его, я буду иметь свой собственный  кусок хлеба, в 18 лет. В-четвёртых, на горизонте была очередная реформа системы образования, и как всегда, никто толком не мог сказать, чем она обернётся вообще и для каждого конкретного ребёнка, подростка – в частности. Наконец, в-пятых, на меня действовала агитация моего лучшего школьного друга Кирилла Борейчука, дядя которого в своё время окончил Ленинградский Радиотехнический техникум №1, был этим доволен и хорошо зарабатывал.

По прошествии сорока лет я, пожалуй, назову ещё одно событие, которое неявно, но, видимо, достаточно сильно действовало мне на психику, усиливая желание к поступлению в техникум. Дело в том, что в девятилетнем возрасте я был обвинён своими родителями в тяжёлом проступке. У моего отца были золотые карманные часы фирмы «Павел Буре» — пожалуй, единственная его личная ценная вещь. И вот однажды летом, когда мы жили на даче в Саблине, у отца эти часы пропали. И обвинили в этом меня и моего двоюродного брата, уже упоминавшегося здесь Сергея. Обвинение было построено только на том факте, что я нарушил материнский запрет кому бы то ни было рассказывать о пропаже – не выдержал и разболтал обо всём Серёже, а тот – своей матери, т.е. моей тёте. Круг замкнулся, и мои родители решили, что это именно мы с Сергеем украли часы. Разумеется, ни я, ни мой двоюродный брат (и друг) не имели к этому ни малейшего отношения. Однако с тех пор я жил под страшным подозрением, и хотя спустя короткое время родители перестали мне о нём напоминать, я, естественно, забыть об этом не мог. Меня это ужасно тяготило, но доказать свою невиновность я, разумеется, тоже не мог. Подспудное желание как-то возместить пропажу (хотя и случившуюся не по моей вине) действовало в том же самом направлении. Ведь,  по моим прикидкам, моя возможная стипендия за полтора года покрыла бы стоимость злосчастных часов (отец тогда говорил, что они стоили около 5 тысяч рублей – конечно, деньгами того времени).

Доскажу уж эту историю до конца. Упомянутые часы я прекрасно запомнил, запомнил даже выцветший шнурок, на котором папа их носил. Они иногда мне снились, а один раз – настолько явственно, что я даже утром полез в шкаф проверять, не там ли они лежат! Разумеется, никаких часов я там не нашёл.

И вот через сорок с лишним лет после описываемых событий, когда моего отца уже не было в живых, в один из моих дней рождения вдруг мать отдаёт мне эти часы! Да-да, те самые и даже на том самом шнурке! Как отцовское наследство. А история была довольно простая. Через некоторое время после пропажи часы нашлись, пардон, при чистке дачного туалета. Видимо, отец их туда уронил. Однако родители тогда решили никому об этом не говорить, даже мне. Таким образом, я был в их глазах полностью реабилитирован, но я-то сам об этом не знал! Я жил все эти годы с душевной раной, полагая, что самые близкие мне люди считают  меня вором. Я никогда об этом не забывал. Слава Богу, хоть теперь я знаю истину и знаю, что все эти годы меня уже вором не считали. С моей души скатился тяжеленный камень и я рад, что такие точно камни скатились с душ моих родителей – только я узнал об этом сейчас. Разумеется, я не могу сейчас упрекать мою старую маму в том, что так долго я не знал о своей реабилитации – лучше поздно, чем никогда.

Итак, как видно, к моему поступлению в техникум побудительных мотивов было достаточно. Однако надо было ещё получить согласие родителей и определиться, куда именно поступать. Точку зрения отца на этот вопрос я знал очень хорошо: он о техникуме и слышать не хотел. Только десятилетка, и потом – только институт. Мама не была столь категорична и в конце концов стала моим союзником. Сначала она тоже не очень-то восприняла мою идею, но потом как-то свыклась с ней – возможно, помогли и мои аргументы (см. выше) – разумеется, кроме часов. Кроме того, я твёрдо заявил, что после окончания техникума я обязательно пойду учиться в институт (хотя бы в вечерний), а ещё, я думаю, сыграло большую роль и помогло маме переубедить отца её опасение, что я, оставшись в школе, могу попасть в «плохую компанию». Особенно ей не нравился мой детский роман с одной одноклассницей. Впрочем, мама так никогда и не узнала даже её имени и уж тем более не знала подробностей наших вполне невинных отношений, а также того, что к окончанию седьмого класса пик нашей первой любви у обоих нас уже прошёл. Мы с моей девочкой просто остались добрыми знакомыми. Впрочем, не об этом сейчас речь.

Итак, мама убедила отца, и он стал если поначалу не моим сторонником, то по крайней мере и не противником. Оставалось немного: закончить школу и выбрать техникум. Вообще-то меня в то время сильно влекли две специальности: радио и химия. В обеих областях я разбирался на уровне неплохого любителя, кое-что делал (и сделал) сам. Увлекался я ещё и железнодорожными делами, но об этом как-то у нас речи не заходило. Важную роль сыграло территориальное расположение техникумов: Химический был на Воронежской улице, т.е. «где-то далеко», а Радиотехнический – на улице Чайковского, 11, довольно близко – за Кировским мостом, и сообщение было хорошее: четыре или пять остановок  1-м автобусом. К тому же туда собирался поступать и Кирилл, и ещё я сагитировал туда же Лёню Плоткина, второго своего хорошего школьного друга. Итак – ЛРТ №1!

                                  *   *   *

Автор, 1958 г.

Лето 1958 года. Экзамены за седьмой класс я сдал хуже, чем мог и чем должен был: и по русскому, и по математике (оба письменно) получил четвёрки. Ошибки были незначительны, но спорить не будешь. Правда, по русскому мне итоговую оценку всё-таки выставили «пять», но а математика осталась на «четыре». Поступление в техникум без экзаменов мне не светило, надо было готовиться.

Первый раз узнавать о порядке приёма документов в  Техникум мы поехали вместе с Кириллом. Доехали, Техникум нашли, почитали у входа все объявления и … побоялись войти внутрь! Вот так. Наверное, маленькие ещё были. Дома я об этом рассказал, и во второй раз мы уже поехали с папой. Был ли тогда с нами Кирилл – решительно не помню. Зашли в приёмную комиссию, всё узнали, записали. Потом я с заявлением от мамы пошёл в школу за документами. Разговаривала со мной нелюбимая всеми нами Валентина Петровна Королёва – учительница русского и литературы. Она имела на меня, оказывается, «старый зуб»: в шестом классе Витька Иванов написал ей грубое, похабное письмо, и она теперь меня спросила – не я ли исправлял в нём орфографию, поскольку там не было ни одной ошибки! Витька сам такого грамотного текста написать, мол, не мог. Не знаю, кто уж там редактировал и правил то письмо, но я в этом не участвовал (хотя вместе с мужской половиной класса и читал его), о чём честно и заявил. Поверила ли В.П. – не знаю, да и знать не хочу. Я получил Свидетельство об окончании неполной средней школы и табель за седьмой класс. По совету мамы я снял со свидетельства заверенную копию, т.к. подлинник остаётся в техникуме даже после его окончания. А копию храню в своём домашнем архиве.

Мы с папой поехали в Техникум, подали документы. Пришлось писать автобиографию. Казалось бы, какая у 14-летнего школьника может быть автобиография?! Отец задал в приёмной комиссии этот вопрос, и ему сказали, что, конечно, больше надо писать о родителях, чем о себе. Так я и поступил. Подав документы, получил в этом расписку. Позже получил извещение о допуске к вступительным экзаменам – не помню только, по почте или лично. Во всяком случае, 26-го июля я в Техникуме был. 28-го июля снова ездил в Техникум, чтобы получить экзаменационный лист, узнать расписание экзаменов и в какую группу я записан.

К экзаменам я готовился в основном на даче, в Саблине. У меня был «Справочник для поступающих в техникумы в 1958 году» с программами по всем предметам, школьные знания были твёрдые, и подготовка моя была основательной. Хотя, конечно, встреча с незнакомыми, «чужими» преподавателями всегда немного пугает. На экзамены я приезжал с вечера, ночевал дома и утром ехал в Техникум. Время было жаркое, погода хорошая. Родители теперь были уже моими союзниками и за меня переживали. Конечно, они хотели, чтобы я поступил. Мои четвёрки на экзаменах за седьмой класс их несколько обескураживали, но в целом всё было нормально. А незадолго до экзаменов они решили купить мне часы   - мои первые часы. Мы с папой поехали в магазин, и я сам выбрал «Маяк» за 400 рублей. Это тогда было довольно дорого, но отец сказал, чтобы я не смотрел на цену, а выбирал то, что мне понравится. Я так и сделал. Время показало, что выбор был удачным: эти часы ходят до сих пор очень точно и я ими пользуюсь. Такая вот память у меня осталась от времени моего поступления в Техникум, а теперь это уже и память о моём отце…

Приходит на ум крамольная мысль: а не была ли покупка часов своеобразным извинением моих родителей за то чудовищное и беспочвенное обвинение?

                                 *   *   *

С 1-го августа мы с Лёней сдавали вступительные экзамены. Кирилл нас «обманул»: он дрогнул и побоялся брать из школы документы – «вдруг не поступлю, так потом обратно придётся идти?!» Я получил 4 + 4 + 4, вполне проходной балл, принимали даже с 11-ю баллами. Лёня получил 3 + 3 + 4, так что его не приняли, но он потом  свои документы перебросил в ЛРТ №2 и впоследствии успешно его окончил.

Экзамены были нетрудные. По русскому письменному был диктант. Русский с литературой устно я сдавал Елене Карловне Закржевской  (везде наши люди – поляки!). Помню, что было в билете стихотворение Пушкина «Кавказ» и что потом она задала мне коронный дополнительный вопрос: «Что означает слово «вотще»? Я ответил хорошо. А вот на матеметике (сдавали только устно) у меня вышел конфликт с Татьяной Борисовной Вышеславцевой, которая после оба курса и вела у нас математику. Вопросов из алгебры и геометрии не помню – видимо, там прошло всё нормально. А вот из арифметики мне попалось умножение дробей (теория). Я это знал очень хорошо, твёрдо, но Вышеславцева начала меня путать. Тогда я подумал, что она это специально, но после того, как я у неё поучился, думаю, что просто она это сделала по своей, как бы поделикатнее сказать,… невысокой сообразительности, что ли? Признаться, было страшновато: вдруг возьмёт да поставит двойку? Но всё-таки я непреклонно стоял на своём, она прервала мой  ответ и я вообще-то мог ожидать всего, чего угодно. Однако в экзаменационном листе появилась четвёрка. Так что проходной балл я миновал с запасом, преодолев довольно серьёзный конкурс – семь человек на место.

29-го августа съездил в Техникум узнать, в какой я группе, посмотреть расписание занятий и т.п. На доске объявлений на так называемой «парадной площадке» главной лестницы (на плане обозначена как В1,5 – «вестибюль полуторного этажа») висит объявление о том, что все вновь поступившие должны в какой-то день (очевидно, 30-го или 31-го) явиться со всеми плавательными принадлежностями в бассейн на улице Правды для сдачи норм по плаванию. А плавать-то я почти не умел, во всяком случае, о бассейне и речи быть не могло. Я это объявление просто проигнорировал, что потом явилось для меня серьёзным источником беспокойства (об этом в своё время и в своём месте напишу).

 Далее
В начало

 

Автор: Домбровский Алексей Казимирович | слов 2045


Добавить комментарий