Исчезновение подачи питательной воды

Где-то,  году в 83-м,  после выполнения очередной задачи в море,  поздним вечером вернулись в свою бухту Павловского, что в Приморском крае, в заливе Стрелок.  Выход  был без всяких приключений.  Железо работало,  до скуки исправно.  Вдруг, перед самой швартовкой к пирсу сработала сигнализация аварийной  защиты,  т.н. второго рода по расходу питательной воды. Не успели управленцы толком сообразить,  откуда  растут  ноги  этого сигнала – как сработала аварийная  защита реактора уже по сигналу первого рода. В центральном заревел ревун. Упали на батарею,  т.к.  работала ППУ только правого борта. А в это время,  вовсю, работали оба гребных электродвигателя. Так что,  несколько тысяч ампер качнули с  аккумуляторов  только так.  Распорядился пустить дизель, сменился командиром третьего дивизиона А.М. Малышевым и направился на пульт ГЭУ посмотреть, что там происходит.

Несколько огорошенный, командир первого дивизиона Барилов,  с двумя управленцами,  делали какие-то попытки оживить  установку.  Но стрелка прибора по расходу питательной воды не показывала никаких признаков оживления.  Мне было более всего непонятно, почему не сработал резервно-питательный насос.  При падении давления на напоре работающего основного насоса он включается автоматически. Этого,  почему-то не произошло.  При всём при этом,  электрики докладывают, что рабочая нагрузка питательного насоса ЭПН-1 нормальная, хотя расхода нет. Это означает, что конденсатный насос, создающий подпор питательному,  работает исправно. Питательный  пытается подать воду в контур, но что-то, ему мешает.  Так или иначе, швартовка идет полным ходом с помощью дизель-генератора, но реактор ввести придется, потому как, впереди отдача проб на введенном борту, да и расхолаживание надо провести в штатном режиме.  Запускаем питательный  насос  левого борта.  Командир турбинной группы С.Н. Чернышев открывает клапана  на необходимых перемычках  и начинаем выводить реактор на мощность.  Приходится считаться с попаданием реактора в йодную яму  из-за отравления  его  ксеноном.  Такими учеными словами называется процесс  поглощения нейтронов  компонентами таблицы Д.И. Менделеева, образующимися при делении ядер урана. По истечении порядка пяти суток после сброса аварийной защиты  произойдет полный распад ксенона с превращением его в йод,  поглощение нейтронов которым, несоизмеримо  меньше.  И т.н. йодная яма (такой провал на графике интенсивности нейтронного потока) – ликвидируется. Но у нас этого времени нет, поэтому придется внимательно контролировать положение автоматических регуляторов мощности, которые будут по мере накопления ксенона идти вверх, для поддержания нейтронного потока, а когда начнется разотравление ксенона, т.е. превращение его в йод – они будут идти вниз, уменьшая поток. Важно не прозевать, когда АР достигнет крайних положений, после чего  вернуть их  в среднее положение  с помощью компенсирующей решетки. Хорошо еще, что наша активная зона далека от завершения ресурса. А то, бы были шансы, вместо йодной ямы попасть в прометиев провал и остаться в нем навсегда.  Прометий поглощает нейтроны гораздо эффективнее ксенона, накапливается от вывода к выводу и не распадается за счет своего долголетия. И если зона выработана годами эксплуатации, может случиться и такой момент, что эффективности компенсирующей решетки не хватит для поддержания нейтронного потока. Поглощение прометием будет сильнее, чем рождение нейтронов остатками урана.   После такого демарша в ядерную физику – через определенное время, вышли на мощность, получили пар, ввели турбину и тут же получили добро на вывод,  т.к.  ошвартовались уже давно и разбежались все, кроме БЧ-5. Ну,  это как всегда.  Комдиву-раз дал команду ставить парогенераторы на  бескислородное хранение и расхолаживать реактор.  А сам с командиром турбинной группы полез в трюм 6-го отсека к главному конденсатору посмотреть на путь конденсата из него до подачи в парогенераторы.  Никаких  там  сложностей нет. Два побортно расположенных гигантских главных конденсатора, в которые стравливается отработанный пар после турбины.  Через тысячи мельхиоровых трубок циркуляционными насосами  прокачивается забортная вода и пар, охлаждаясь, конденсируется. Конденсат забирается конденсатными насосами и подается на всас питательных насосов ЭПН-1.

Сливные полости конденсаторов соединены между собой перемычкой,  которая разобщается клинкетной  захлопкой. Перемычка эта едва ли не полметра в диаметре и клинкет на ней совершенно неслабых размеров. Эта захлопка  постоянно была головной болью первого дивизиона, потому как в силу своих размеров и видимо, всё-таки, не очень удачной конструкции, она не обеспечивала достаточной герметичности одного конденсатора от другого. Уровни воды в конденсаторах из-за этого не держались и, время от времени, происходил срыв конденсатных насосов.  В бытность свою командиром дивизиона движения, я нашел какие-то свои методы восстанавливать работу  сорванных конденсатных насосов. (Это означает, что насос работает вхолостую, т.е. не забирает воду и нагрузка по току равна нулю). И нередко, из центрального, даже будучи командиром БЧ-5, летел по отсекам на пульт, помогать управленцам справиться с этой проблемой.  Срыв конденсатного насоса чреват тем, что без его подпора,  у питательного насоса могла подплавиться пятка вала в своем опорном подшипнике. А это означало неслабые проблемы по его ремонту.

Вот и сейчас, пробираясь через нагромождение трубопроводов в трюме турбинного отсека (недаром, когда Гагарина  Ю.А. прокатили на атомной лодке – он сказал: «Это же надо! Уметь жить в часовом механизме!»), где то холодная труба, то дотронуться невозможно, что-то на тебя льется, там и сям свистит пар из каких-то трубок (впрочем, не из каких-то – это, т.н.,  система РАИ, предназначенная для отбора проб пара на содержание радиоактивных золей. Изготовленная из тонкого металла – она постоянно пропускала пар в отсек и являлась весьма сильным источником утечки питательной воды.  Сколько  на  залатывание ее дыр  было изведено эпоксидной смолы – известно только мне,  рефу Артемычу – специалисту по эпоксидке,  да Сереже Чернышеву.

По пути мы проверяли через вентиляционные гусаки –  есть ли вода за тем или иным клапаном.  Так и добрались до самого питательного насоса, где убедились, что на всас вода подается, а в самом насосе во что-то упирается и  дальше ей ходу нет. На выходе насоса уже никаких вентиляционных трубок нет. Понятно, почему автоматически не запустился резервно-питательный. Он срабатывает при падении давления от основного насоса. А тут, оно было.  Трубопровод от улитки уходит к парогенераторам  прямо в переборку реакторного отсека, до которой, где-то метра полтора. И ничего на нем нет. Голая труба диаметром 150 мм.  Сам насос – здоровенная махина, сверху которой расположен вращающий его электродвигатель таких же габаритов.  Гидравлическая часть его консольно подвешена, т.е. крышка находится снизу. В насосе, если бы не пять его рабочих колес – можно было бы жить.

Рядом с питательным  вдоль переборки находится таких же размеров циркуляционный насос главного конденсатора. Этот насос не обладает таким напором как питательный, но имеет большую производительность, что необходимо для прокачки забортной воды через ГК. Эти два реальных монстра со своими трубопроводами создают такой лабиринт, что свободного пространства – чуть, да маленько. К тому же, впритык к ним, расположено маневровое устройство с массой труб, трубочек и всевозможных клапанов.

Мы с Сергеем прикинули, что, если, что-то стряслось с самим насосом, то чтобы его заменить, надо демонтировать большую часть маневрового,  полутонный  электродвигатель циркуляционного и только тогда будет доступ к питательному.  На всякий  случай сказал командиру турбинной группы, чтобы они попытались отдать напорный трубопровод от насоса. Хотя и видел, что доступ к двум болтам на фланце практически невозможен – никаким гаечным ключом не подлезть. Мелькнула мысль – срезать их газорезкой, но непонятно, пока, стоило ли на это идти.  И пошел думать в казарму, что же завтра сказать в ЭМС соединения.

Сообщил заместителю НЭМС по СЭУ о нашем казусе при швартовке и своем недоумении по поводу работы насоса.  Нашли чертеж гидравлической части и стали его изучать. Судя по тому, что вода в насос поступает, а на выходе ее, почему-то нет  – что-то,  перекрывает ей путь. Причем, это – что-то, весьма основательное.  Внимательно изучили чертеж. Конечно – агрегат сложный. На валу, упирающемуся на нижней крышке  в опорный подшипник,  крепятся пять рабочих колёс.  Внутри корпуса разнообразные уплотнения, не позволяющие перетекать воде по мере увеличения давления от колеса к колесу.  Предусмотрены разгрузочные каналы для подачи воды в подпятник,  чтобы вал не подплавился в своем подшипнике.  На выходе напорная улитка – такое спиральное сопло, к которому подсоединяется  напорный трубопровод.  Вал выходит через уплотнение из верхней крышки для соединения муфтой с валом электродвигателя.  На фоне всех этих технических элементов – совершенно непонятно, что же,  является препятствием для хода воды.

Решили, что причина кроется в третьем рабочем колесе. Если срезалась,  в силу износа, шпонка, крепящая его к валу, то оно вполне могло упасть на второе колесо и перекрыть своим телом подачу воды от него.  Таким образом – всё вроде бы вращается и даже с нагрузкой, но вода перестает поступать к концевым колесам, а следовательно, и к улитке.  Таким образом, теоретическую базу под наше происшествие мы подогнали.

Но, так или иначе, а с насосом, надо что-то делать.  Заменить его полностью – это означает разбомбить пол турбинного отсека. Разборка одного маневрового – сложнейшего – устройства, чего стоит.  И других препятствий немерено. Этот путь возможен, но как самая крайняя мера.

Можно попытаться разобрать насос изнутри. Т.е. снять нижнюю крышку и после этого выпрессовывать поочередно все рабочие колеса.  Пока не дойдем до причины.  Но для снятия рабочих колёс, надо специальное приспособление – длинные, почти 2-х метровые шпильки. Они вворачиваются в технологические отверстия на колесах, а с другим своим концом  проходят  через опорную планку. И далее, накручивая поочередно гайки, которые упираются в эту массивную планку, шпильки начинают тянуть колесо, пока оно не слетит со шпонки.  Причем для первого колеса шпильки должны быть гораздо короче, иначе их не подвести под насос. Таким образом, необходим целый набор этого дела. Также, нужны запасные колёса на случай, если обнаружатся повреждения или сами, что-то сломаем при демонтаже. Так что, желательно иметь под рукой целый насос, который также можно разобрать, прямо на пирсе и использовать на запчасти.  Демонтировать несколько мешающих трубопроводов под насосом, для намеченной  работы,  особого труда не составляло. Хотя в переплетении тьмы трубопроводов с их фланцевыми соединениями тоже разобраться было не так просто. Но здесь, я целиком полагался на Сергея Николаевича Чернышева  – командира турбинной группы. Недаром, впоследствии, он заменил Барилова в должности командира первого дивизиона. А это, в принципе, довольно редкий случай, когда офицер – турбинист занимает эту должность. Обычно назначаются управленцы (КГДУ)  – поскольку работа на пульте включает специфику эксплуатации реактора. Но, как правило, не каждый управленец,  может знать большое и сложное хозяйство турбинной группы так хорошо, как сам командир турбинного отсека.

Грамотный  турбинист – это абсолютный залог успеха в эксплуатации ГЭУ.  Мне везло с этим народом. Перед  Чернышевым С.Н. командиром турбинной группы был Валентин Дубенский – выпускник Голландии (так среди нас называлось в то время Севастопольское училище такого же профиля, как наше в Адмиралтействе).   Валя был внешне чистым греком – смуглый, с орлиным носом и полностью соответствовал южному темпераменту.

В свое время, при его непосредственном участии, сгорел купейный вагон скорого поезда, в котором курсантов Севастопольского ВВМИУ везли на  практику.  Курсантские нравы не меняются с давних времен. Так и в том случае – канистра с шилом, неотслеженная командирами, при ее эксплуатации в купе, где находился Дубенский, нечаянно пролилась несколькими каплями. Чтобы  уничтожить следы спирта на полу, сосед чиркнул зажигалкой. В это время поезд  дернулся по какой-то причине и незакрытая канистра с полки оказалась на полу. Выскочить успели в одних трусах, но вагон сгорел дотла. Эту историю нам постоянно вдалбливали перед отправкой на практику на Северный флот. Но не думал, что буду служить на одной лодке с участником тех событий. Я был назначен  командиром первого дивизиона на К-115, в то время как Валя уже являлся ее ветераном и пережил на ней немало некоторых событий. Одно из них стряслось не очень задолго до моего появления. Валя, после прихода ПЛА с моря и постановки ПГ на хранение, лёг спать в своей каюте в 7-м отсеке на верхней койке.  Где-то ночью, на время положенного отдыха в каюту пришел дежурный по кораблю – его однокашник и друг Слава Набоков.  Зачем Славику потребовалось, сидя на нижней полке под  Дубенским, передергивать затвор положенного дежурному  пистолета – одному богу известно. Сам он потом, будучи в абсолютном ступоре, это никак не мог объяснить. Так или иначе – раздался выстрел. К счастью для Валентина, пуля пробив дерево койки попала ему в мякоть ноги выше колена и, не задев костей вышла, не доходя попы.

Можно представить какой грохот был в ночной тишине в пространстве небольшой каюты. Вова от неожиданности превратился в соляной столб и очнулся только, когда рука приятеля бессильно свесилась сверху и закачалась перед его носом. Слава от ужаса содеянного вылетел из каюты с воплем: – Убил!!! – Лучшего друга убил!!! И побежал в центральный. Примчались все дежурные службы и скорая помощь.  С большой осторожностью у Славика отобрали пистолет и только тогда начали выкрикивать ему риторические вопросы – почему, да как.  На что Слава Набоков только мотал головой и долдонил одно – что он убил лучшего друга. Как мне рассказывал сам Дубенский, он не почувствовал какой-то боли в момент выстрела, а было впечатление, что по ноге, что есть силы огрели какой-то дубинкой. Но, когда хотел повернуться посмотреть вниз, тут и проткнуло внезапной болью. Тем не менее, с помощью вахты 7-го отсека (электротехнического) сам перетянул ногу какой-то ветошью и когда приехала скорая, сам поднялся по трапу 8-го наверх, подтягиваясь на руках. Вытащить человека из входных люков подводной лодки совершенно непросто – только с помощью специальных носилок и то, с большим трудом. Даже, когда у моего предшественника по 115-й Юры Комова во время взрыва в реакторном отсеке дыхательного патрона от ПДУ,  матросу, наклонившемуся над этой мусорной коробкой, переломало все кости – всё равно, он сам поднялся по трапу 8-го. Хотя очевидцы говорят, что был весь, как резиновый.

Валентина отвезли в госпиталь, а Славу на гауптвахту.  В госпитале врачи осмотрели рану и промыли ее для обеззараживания медицинским бензином. Вот, тут-то,  Валентин и терял трижды сознание,  когда ему эдаким шомполом  с бензином зачищали эту дыру. Наконец, его оставили в покое и уложили в палате в койку. Но стало нестерпимо жечь от бензина ниже живота. Валя не выдержал, позвал медсестру.  Та мигом сообразила, в чем дело и принесла тазик с тепой водой и помогла Дубенскому в нем устроиться. Валя говорит, что большего блаженства не испытывал. И в момент этой эйфории в палату зашла целая  команда из адмиралов – своими глазами посмотреть на невинно, почти убиенного. Валя говорит, что картина была еще та…  В конечном итоге всё для всех закончилось благополучно.

В другом случае, когда в бытность курсантом, Валёк обучал  боксу Васю Перепеченова, в последующем и моего приятеля, с которым мы были в одно время командирами БЧ-5 и позже,  встретились в ВМА им. Гречко. Там вечного отличника  Васю вызывали на ученый совет  из-за неуспеваемости!. Как  медалиста,  его приняли без экзаменов и это его несколько подкузьмило по началу обучения. Во времена юности Вася Перепеченов  драться не умел, но хотел как-то научиться. И попросил своего друга. Валентин провел несколько уроков, и спустя какое-то время, они встретились на полянке для контрольного занятия. И тут Валя не учёл, что имел дело с профессиональным отличником.  Начали боксировать,  как бы шутя.  Валя провел несколько показательных ударов, но вдруг почувствовал необходимость активнее  защищаться. Закончилось дело, едва ли не поражением.  Оказывается Вася очень серьёзно подошел к этой науке, проанализировал, сделал выводы, отработал до тонкостей и применил на практике.  Человек он был развитый и в спортивном отношении. Много позднее мы с ним встретились, когда он с московской проверкой прилетал на ТОФ.  Показывал мне приемы из ушу – модное увлечение, но у Васи  отработанное до профессионализма.

Конечно, общие друзья  с Валей Дубенским  нас сближали.  Мы тоже стремились, как-то не ударить в грязь лицом.  Вместе с Валентином, мы первые из дивизии на Камчатке сдали экзамены на мастеров военного дела. Никто нас не заставлял – сами пошли в штаб флотилии, где заседала эта комиссия, взяли там билеты и ответили, наверное, лучше всех. Были мы тогда капитан-лейтенантами и не боялись никаких проверок своих знаний. Когда вышел приказ Командующего флотилией о присвоении этих званий, наш командир Елаков Ю.Г. на  утренних посиделках командиров боевых частей начал было говорить об этом, но вдруг, осёкся и перешел на другое. Верный своему принципу – во всем видеть подвох, и тут заподозрил, что-то неладное. Как это –  сами офицеры, без понукания, пошли и сдали экзамены  флотильской комиссии. Что-то, подлецы,  задумали!  Нельзя про нас сказать, что мы ему отвечали сыновьей любовью.

На боевой службе у Валентина прихватило зуб.  Сутки  он промучился – никакого настроения и весь почернел.  Всякие наши доморощенные средства  никак не помогали. Доктор Платонов Николай Леонидович, посмотрев  вовнутрь –  изрёк – только ампутация! Валёк уже был согласен не то, что на удаление зуба, но даже головы.  Доктор Коля достал устрашающие щипцы – ну прямо – по известному рассказу А.П.Чехова и сделал обезболивающий укол. Во время заморозки предупредил меня, что больного надо придержать, чтобы тот не тянулся за щипцами, когда будет тащить зуб. Валентин сел на баночку в каюте доктора – она же лазарет, а я обхватил его сзади под мышками руками в замок. Начали!  Платоша без особых усилий выдернул несчастный зуб, несмотря на сдавленное мычание страдальца. И когда щипцы с зубом были  нам продемонстрированы – я отпустил свой захват. Переведя дух, Дубенский мне сказал, что еще бы мгновенье, и он бы от удушения скончался. И мычал он не от боли, а просто хотел, чтобы его перестали сдавливать. Ни до какого зуба ему в этот момент не было ни мыслей, ни дел. И сказал, что меня уважает, но никогда больше не подвергнется такому прессингу с моим участием.  Как бы там ни было, а через пару часов пациент был в боевом строю.

С Серёгой Чернышевым мы тоже сделали немало экстремальных  дел, начиная от замены в подводном положении воздухораспределителя ШПМ,  включая постоянную борьбу с  утечками питательной воды и  воспитание краснофлотцев  срочной службы. Вот и сейчас, его ожидало непростое действо по выявлению  отказа питательного насоса. По прошествии какого-то времени Сергей Николаевич объявился в казарме и доложил, что, несмотря на титанические выверты, двух болтов с фланца, прижатого к борту, отдать не удалось.

Делать нечего. Объяснил ему и командиру первого дивизиона наш план и они отправились на корабль.  Между дел, ЭМС подсуетилась и на пирс доставили со склада новый ЭПН-1 необходимого вращения.  А с судоремонтного завода  привезли необходимые штанги-шпильки. И наши герои полезли в подпайольное пространство. (Пайолы – это во флоте металлические рифлёные листы, привинченные к каркасу палубы над трюмом). Я бы, тоже туда полез, но там и одному человеку будет сложно поместиться, и своих дел по горло. Но, думаю, еще не вечер.

Наступил,  действительно вечер. Объявляется комдив-раз Барилов и  говорит, что я должен, на что-то посмотреть в отсеке.  Идем на корабль. Барилов интригующе молчит. Ну, ладно, поживем – увидим.  Лезу с переносной лампой  в  открытую дыру в настиле, протискиваюсь к корпусу насоса и снизу влезаю в него. Несмотря на свисающий вал, места вполне достаточно, чтобы поместиться всему. Выпрямляюсь и в свете лампы вижу, что-то черное, на входе в нагнетательную улитку. Царапаю пальцем – что-то, черное, непонятно упругое. Но сразу ясно одно, что именно это – запрессовало выход воды.  Переговариваемся, но, к какому-то мнению не приходим.  Прошу дать мне какой-нибудь крюк, чтобы зацепить это препятствие.  Находят в приборочных приспособах более-менее прочный.  Цепляю за край этой черной пробки и начинаю тянуть. Поддается.  Какая-то прочная ткань непонятного назначения. Постепенно вытягиваю ее всю. И… глаза лезут на лоб…

В моих руках черная матерчатая куртка. Когда-то, год назад, нам выдавали такие, как одежду РБ. По цвету мы их называли танкистскими. Вылезаю с ней наверх. Мои  коллеги тоже на нее смотрят с широко разинутыми глазами.

Начинаем предполагать, как она попала в насос. И приходим к следующему. Год назад мы вскрывали  клинкетную  захлопку на перемычке по конденсату между  главными конденсаторами. Достали перетечки из ГК, приводящие к частому срыву конденсатных насосов. Фланцы по 350 мм при демонтаже клинкета закрыли ветошью от попадания в полость ГК, чего-либо постороннего. И вот, одной из таких занавесок оказалась рабочая куртка. Как она очутилась в конденсатосборнике – остается только гадать. Ясно одно, что были нарушены с нашей стороны требования ИВЗ-69 (Инструкции по вскрытию и закрытию технических средств). Всевозможные лючки, фланцы и прочие отверстия, через которые есть доступ в полости устройств и механизмов должны вскрываться по строго определенным правилам. В присутствии ответственных лиц. Скорее всего, этой курткой прикрыли  фланец, а вот далее – или абсолютная халатность в том, что не было при  закрытии  отверстия командира группы или старшины команды – не был осмотрен фланец и конденсатосборник. Куртка могла и по нечаянности быть затолкнутой вовнутрь, а могла и по злому умыслу  народным  мстителем.  Народ всякий приходил служить.  Конечно, и на мне лежит ответственность.  Кем бы, я не был, на тот момент – командиром дивизиона или БЧ-5 – такие вскрытия весьма ответственны и заинструктировать  народ,  к этому причастный,  надо было до слёз. (Вообще-то, я убежден, что так и было. Но не всегда разговоры дают эффект). А теперь, можно только диву даваться, как эта куртка пропутешествовала через  клапана  до  и  после  конденсатного насоса,  и сам конденсатный насос, не отличающийся, какими-то габаритами. Прошла через пять (!)  рабочих колёс питательного насоса – никогда бы не поверил, если бы не виденное, собственными глазами. И застряла только на сужении напорной  выходной улитки.  Фантастика!  Когда ее развернули – она была целая – надевай и носи! И, оказывается, интуитивно, я был прав, когда хотел, чтобы отдали напорный трубопровод  от  насоса. Надо было, конечно, срезать те два недоступных болта газорезкой.

Собрали насос относительно быстро. Запчасти из нового не пригодились. Отправили его обратно. А электромеханической службе, чтобы она не расстраивалась, сказал, что – да, действительно  третье рабочее колесо сорвалось со шпонки  и  перекрыло ход воде.  Все довольны.

Далее

Назад

В начало