Как я принял азот в систему ГВД на К-42, или, откуда растут ноги теплового взрыва на К-431

ПЛА К-42 заканчивала ремонт на одном из судоремонтных предприятий Дальнего Востока. Я был совсем молодым лейтенантом, но уже допущенным к самостоятельному несению вахты. Допуск этот получить было непросто. Такие зубры в вопросах эксплуатации ГЭУ, как Петров Владимир Семенович, на тот период еще КГДУ-1, спустя короткое время – командир дивизиона живучести, здесь же. И лет через десять мы с ним стали коллегами – командирами БЧ-5 на разных АПЛ, Лукьянчиков Леонид Михайлович (КГДУ-2), командир БЧ-5 Шмелев Александр Асафович и, конечно, командир дивизиона движения Анатолий Федорович Спиглазов. Требовать настоящих знаний по специальности они умели. Сами знали всё досконально, потому как, были одними из первых подводников, которых обучал в совершенно закрытом классе дзержинки (ВВМИУ им. Дзержинского) – лично академик Александров Анатолий Петрович, ближайший сподвижник Курчатова М.В., будущий президент АН и директор ИАЭ (института атомной энергии) им. Курчатова, где мне довелось, впоследствии, обучаться. Так что, закрыв зачетный лист на допуск, я совершенно уверенно чувствовал себя за пультом ГЭУ. К тому же, успел набрать некоторого опыта на подводных лодках, выходящих из ремонта, где, как правило, уже не хватало управленцев.

К концу ремонта у дежурного по ГЭУ хватало дел. То, химотмывка первого контура, то отдача всяких проб, то постановка – снятие с хранения парогенераторов, замена шихты в ионообменных фильтрах и т.п. Скучать было некогда. Конечно, комдив-раз Анатолий Федорович, перед уходом с корабля подробно инструктировал о предстоящих работах. И на сей раз, предупредил, что должны подвезти баллоны с ГВД (газом высокого давления) и надо начать принимать газ в первый контур. Баллоны лежали на железнодорожных платформах и, по мере их расходования, новые будет подключать заводской специалист. А моя задача – заполнить газом группы рессиверных корабельных баллонов ГВД (рессиверных – это означает, что газ может перемещаться из них и обратно). Техническое выполнение этого дела мне было понятно, хотя задача была не из простых и требовала внимания и правильных действий с многочисленными клапанами на колонке ГВД в реакторном отсеке. Процесс перекачивания азота из транспортных баллонов заключался в следующем: на берегу, по очереди, баллоны подключали к медному трубопроводу, идущему к гитаре (своего рода коллектор – распределитель), к которой подключалась система ГВД первого контура. Чтобы перекачать газ из береговых баллонов с большим давлением в корабельные пустые, необходимо вначале этот газ загнать в компенсаторы объема первого контура, а затем подпиточным насосом Т-4А, развивающим давление 250 кг, выдавить этот газ водой первого контура из КО в соответствующую группу баллонов ГВД. Контроль ведется по уровнемеру на пульте. При повышении уровня в КО почти до максимального, насос останавливается, клапан этой группы на колонке ГВД закрывается. Вода первого контура (теплоноситель) из компенсаторов объема дренируется в специальную цистерну. Уровень в компенсаторах понижается до определенного значения. Открывается клапан приема газа с берега в КО. Давление с береговыми баллонами уравнивается и они отсекаются. Включается подпиточный насос. Уровень в КО начинает расти. Растет и давление в контуре. Как только давление уравнялось с рессиверами, отсечной клапан открывается и газ из КО водой-теплоносителем начинает передавливаться в баллоны. Главное при этом, не ошибиться с клапанами высокого давления на колонке ГВД. Их там целая батарея на отдельном щите с манометрами в верхней его части. Каждый клапан – это массивный нержавеющий корпус с выступающим штоком под специальный ключ. Поскольку щит находится прямо напротив двери из 6-го отсека в 5-й, штурмана и прочий народ из БЧ-люкс, проходя мимо, относятся к этому красивому и непонятному сооружению с должным почтением и опасением. Перекачка газа прошла без проблем. Сам я убедился, что матрос – спецтрюмный точно представляет свои действия по моим командам с пульта ГЭУ и всю ночь мы закрывали – открывали клапана, качали теплоноситель и заполняли баллоны. Рессиверные группы уравняли с рабочим давлением первого контура и в запасные набили по 200 кг. Всё готово. Берег отключили. Можно дожидаться смены без всяких проблем.

С началом рабочего дня первым на пульт поднялся командир дивизиона. Я доложил о проделанной за ночь работе. Показал записи в вахтенном журнале по ходу каждой операции. Анатолий Федорович остался доволен – никаких замечаний не последовало. И уже, уходя с пульта, спросил как бы, утверждая – анализы, конечно, на штатном месте, в папочке?

??? – Какие анализы?

– Обычные, газа, который вы закачали в контур.

– ??? – Не было никаких анализов, никто не передавал!

– !!!??? – А что же вы туда закачали?

– Как что? – Азот, конечно! Я сам смотрел, что подключено на берегу к гитаре.

– А анализы где?

– Не знаю…

Далее последовала сцена, по которой театральные столпы и мэтры просто мечтают. Спиглазов молча сел на комингс входной двери, обхватил голову руками и простонал: – Всё! Тюрьма!! И закачался из стороны в сторону.

– Какая тюрьма! Там же написано на баллонах желтой краской – азот!

– А анализы! Там не написаны?!

– Нет, про анализы не написано.

Снова раздался стон. Александр Фёдорович закрыл глаза и с непередаваемой мукой в голосе сказал: – Вы, еще выйдите оттуда сравнительно молодым, а вот я… Дочь. Жена. Выйду – не узнают… – И всё, из-за чего? – Из-за кого? – Доверился лейтенанту!

Я молчал, совершенно огорошенный. Крыть было нечем. Хотя за анализы всех сред, что крутятся в ГЭУ отвечает второй управленец, но, принимал-то азот, непосредственно, я.

Анатолий Федорович, отгоняя жуткие видения, между тем, прочитал замечательную лекцию про священную корову – первый контур главной энергетической установки, в который чихнуть нельзя без предварительного контроля этого чихания. После этого отправил меня к баллонам, переписывать их номера, выбитые на специальном месте возле запорных вентилей. Под мелким дождем, довольно долго я ползал по этим платформам, оттирал номера от налипшей грязи, где удавалось. Но как перевернуть баллоны ГВД размером с торпеду, которые оказались номерами вниз – в голову ничего не приходило, пока, какой-то работяга, не подсказал мне, что все номера баллонов, которые прибыли на стапель, есть у тальмана. Нашел кое-как, этого учетчика-табельщика. Тот несколько удивился этой цели, но открыл какой-то гроссбух. Номера баллонов совпали с теми, которые я уже откопал. И я, несколько успокоенный, переписал остальные.

После долгих блужданий в заводской ЦЗЛ (центральной заводской лаборатории) нашел женщину, у которой оказалась книга анализов азота в наших баллонах. Она открыла ее, убедилась, что в этой группе проверенных баллонов все анализы на четыре девятки (т.е. чистота азота 99,9999%), удивилась моим поискам – сказала, что бланк с анализами давно получил старший строитель. Тем не менее, я ее попросил выписать мне еще один, заверить подписью и печатью. И пришлось мне самому заносить в бланк несколько десятков номеров баллонов и цифрой анализа на чистоту напротив каждого.

Естественно, пока я занимался всеми этими поисками, забыл и про обед и про время, и про то, что давно мой сменщик уже заступил. И когда я появился на пульте – весь из себя никакой, но гордый и с бланком в руке, заступивший дежурный по ГЭУ Вова Лешко очень удивился. Я не стал его посвящать в пройденный мною путь, а просто сказал, что занёс анализы на азот по пути. Мой сменщик еще раз удивился и сказал – ну, надо же, как сильно контроль на заводе поставлен – всё дублируется. Ещё вчера анализы на азот были подшиты в нашу папочку. – Что??? – взревел я, ринулся к подволоку, где на отдельной полочке хранилась эта папка. Открыл ее… – немая сцена, соляной столб!

Бланк с анализами газа лежал подшитый, уже под другими, новыми за сегодняшний день.

Еще было далеко до Чернобыля, но уже приближалась катастрофа К-431. Атомной подводной лодки, в конечном итоге, взорвавшейся от первичной причины – отсутствия анализов на жидкость, вводимую в первый контур, задолго до этой трагедии. На далеком острове в Индийском океане, на пункте технического обеспечения проводили простую операцию – повышение показателя щелочности среды. Для чего надо было ввести в первый контур раствор аммиака. Вместо аммиака ввели раствор – сильнейшего растворителя. БЕЗ АНАЛИЗОВ, на выпуклый военно-морской глаз, по запаху решив, что это аммиак.

Активная зона реактора вышла из строя. Далее – сложнейшая буксировка через весь океан домой на ремонт. Сверхдорогой ремонт, замена активной зоны, технологическая ошибка при испытаниях реактора, тепловой взрыв, десять подводницких жизней (в т.ч. и моего приятеля, Виктора Андреевича Целуйко, с которым мы обучались вместе в ИАЭ, вопросам, той самой ядерной безопасности) и полный комплекс проблем на СРЗ, где проходили испытания – Чернобыль в миниатюре.

Не было у этих ребят таких учителей как у меня. Конечно, знал Анатолий Фёдорович об этих анализах, что они есть и на месте. Иначе, никогда бы, он не разрешил работу по приему газа. И урок, хотя и несколько театральный, преподанный им, молодому управленцу, навсегда предотвратил подобные ошибки, в моей практике.

Далее

Назад

В начало