Станислав Кишкис родился в Санкт-Петербурге в семье больничного фельдшера-литовца. Учился в Анненшуле. Когда ему исполнилось 15 лет и Петербург стал Петроградом, семья переехала в Литву. После учёбы в Анненшуле Станислав хорошо владел немецким, французским и русским языками. В отличие от многих своих соотечественников он с нескрываемой любовью относился ко всему русскому. Станислав окончил Каунасскую семинарию и стал священником. В начале 1930-х годов был направлен на учёбу во Францию. По возвращении домой был поставлен в очень большой приход, в Паневежис.

Гитлеровские войска подошли к Паневежису на третий день вой­ны. Когда отступавшие красноармейцы проходили через центр горо­да, некоторые горожане стали стрелять по ним. На мостовой оста­лись лежать убитые и десяток раненых. Стрелки вышли из домов, чтобы добить их. Отец Станислав выбежал на улицу и не дал им этого сделать. Он приказал соорудить носилки и внести раненых в здание. Там он устроил лазарет с перевязкой и лечением. Немецкая коменда­тура без труда узнала о самодельном госпитале. К священнику явил­ся комендант и потребовал выдачи красноармейцев. Не подчиниться было невозможно.

По возвращении советских войск отец Станислав был арестован. Его осудили на 10 лет лагерей «за предательство советских людей». Комиссия 1956 года реабилитировала отца Станислава. Он поселился в Литве, но каждый месяц улетал в Красноярский край, где на спецпоселении находились около 400 тысяч католиков — литовцев и поляков, лишённых исповеди, причастия, венчания, проповеди, катехизиса, со­борования и отпевания. Отец Станислав нелегально вёл религиозную работу среди единоверцев. Органы безопасности официально предуп­редили отца Станислава, но он продолжал свою деятельность.

Однажды, по возвращении из своей пастырской командировки, пря­мо в аэропорту он был взят под стражу и посажен в вильнюсскую внут­реннюю тюрьму. Литовский Верховный суд ограничился четырьмя го­дами, хотя отец Станислав ждал большего срока.

Отбывал очередное наказание в Мордовском лагере, недалеко от Арзамаса-16, где под руководством Ю.Б. Харитона создавались новые виды атомного оружия. В лагере он познакомился с переводчиком Ни­китой Кривошеиным (его отец Игорь Кривошеин — герой французского Со­противления). Никита в 1947 году вместе с родителями пере­ехал из Франции в Советский Союз, а в 1956 году попал в мордовские лаге­ря. Благодаря Кривошеину, читатели узнали о судьбе отца Станислава (Никита Кривошеин «Блаженный Августин». Звезда. 2001, №7). В своих мемуарах Н. Кривошеин вспоминает случай, когда ему в ногу вонзился ржавый гвоздь. Начальник санчасти по кличке Эльза Кох в ответ на просьбу произвести дезинфекцию ответила: «Симулянт. Следующий». На следующий день температура у Кривошеина зашкалила за 41°С, нога покраснела и опухла. Эльза Кох заявила, что антибиотиков у неё нет, а этап в больницу нескоро. Кривошеину грозила ампутация ноги, а то и об­щая гангрена. Но дальше произошло следующее: «Отец Станислав, уз­нав о происшедшем, пошёл в каптёрку, взял хранившийся там свой дере­вянный «угол» (чемодан), в укромном месте раскурочил его и из занач­ки, двойного дна, изъял хорошо от ударов защищённые ампулы с пенициллином. Отдал свой НЗ В. Тельникову (скончался в Лондоне в 1997 г.) и велел меня вместе с ампулами препроводить к земляку-фельдшеру. Тот не просто придурком зонным был, а вполне эскулап, настоя­щий лагерный лепило-врач, умел производить «блокаду по Вишневско­му» (кольцо уколов по периметру очага инфекции). Таких блокад при­шлось ему произвести три-четыре. Первые инъекции принесли облегчение, а там и совсем всё сошло. Но не забылось. Отец Станислав радовался удаче в открытую, смеялся и хвалил себя, что не зря долгие годы за проволокой жил и зэчью науку выжива­ния освоил».

И ещё воспоминание: «Каждое воскресенье утром вокруг койки отца Станислава рассаживались не менее пятнадцати католиков, в ос­новном молодые, и подолгу с закрытыми глазами молчали. То минут на тридцать шла безмолвная литургия с причастием. И расходились ли­товцы молча. Происходило это настолько незаметно-дискретно, что ни разу засечено старшинами не было. Те литургии остались одним из самых сильных моих лагерных впечатлений. Сосредоточенность, молитвенность этих людей превозмогали разворачивающуюся одновре­менно партию в «козла» в дальнем конце барака: вопли «рыба» впере­мешку с густым матом и проползаниями проигравших под столом».

После окончания срока отец Станислав вернулся в родную Литву, жил на селе, следующее его место также было на селе — под строгим контролем. О полётах в Красноярск, так же как и о миссионерстве сре­ди молодёжи, речи уже быть не могло.

А потом следы его затерялись. Теперь его уже, наверное, нет в живых. Бывший ученик Анненшуле прожил достойно.

Далее >>
В начало