Песков Михаил Глебович

После окончания школы по совету своего дяди Пескова М.С., преподавателя кафедры математики Военно-воздушной академии в Ленинграде, я решил поступать в эту академию, но из-за своей близорукости не прошёл туда уже на медкомиссии в военкомате, но был допущен к поступлению в ВКИАС. Решение поступить в военную академию в какой-то степени было связано с моим желанием стать самостоятельным и независимым человеком, полезным своим близким и стране. После сдачи вступительных экзаменов я был зачислен слушателем ВКИАС.

Время учёбы в Академии было напряжённым и насыщенным многими событиями в нашей академической жизни. Как-то незаметно мы, безусые юнцы, превращались в ответственных мужчин, офицеров, которым предстояло в условиях “разгоравшихся” в то время холодной войны и гонки вооружений между СССР и Западом крепить оборону нашего Отечества. И здесь велика роль профессорско-преподавательского состава Академии, низкий поклон всем нашим педагогам. Велика и роль нашего взаимного общения в нашей курсантской жизни для становления характера и воспитания чувства товарищества и коллективизма, без чего невозможно представить себе настоящего офицера российской армии. Поэтому свой сборник стихов “О жизни в рифмах” я посвятил моим товарищам по академии.

Особо отмечу влияние культурной среды Ленинграда на наше духовное становление. Эрмитаж, Русский музей, Петергоф и другие пригороды, “Мариинка”, “Александринка” и другие театры города – встречи с ними оставили глубокий след и самую добрую память в наших душах.

Но …вот и кончилась студенческая жизнь. Как-то всё пролетело незаметно: и окончание десятилетки, и поступление в академию, годы учёбы в ней, последние семестры и, наконец, диплом. Служба моя началась на Урале в одном из закрытых городков с поэтическим названием Снежинск. Таких городков довольно много появилось в России в 50-60-е годы, когда гонка вооружений между США и СССР достигла, казалось бы, своего апогея. И вот волею судеб мне пришлось принимать посильное участие в этой самой гонке, будь она неладна. Правда, это я сейчас так говорю. А тогда… Магическое слово “надо“ – и вот мы уже круглосуточно проводим контрольные испытания “изделий” и…, упаси боже, ошибиться. Последствия могли быть самыми серьёзными как с самим “изделием”, так и с нами. Поэтому нервное напряжение было обычным состоянием, особенно на первых порах, когда мы, молодые специалисты, как тогда говорили, были действительно очень молоды и не отягощены жизненным опытом старших товарищей.

Помню своё первое впечатление от встречи со своим первым “изделием”, которое мне в качестве военного представителя пришлось принимать для натурных испытаний на полигоне. Ощущение того, что под твоими руками дремлет гигантская мощь, испепелившая Хиросиму и Нагасаки, мгновенно испаряющая и убивающая все живое, рвущая на части и свивающая в клубок могучие металлоконструкции и строения на полигонах, трудно передать словами. И, наверно, более точным будет определение – заглянуть в бездну.

Но самое интересное, что когда начинаешь работать с “изделием”, проверяя все его системы, то чувство ответственности за свою работу вытесняет все другие ощущения. И вот уже перед тобой одно из сложнейших творений человека – машина, начинённая разнообразными активными и пассивными системами автоматики, надёжно обеспечивающими защиту от случайного срабатывания в любых условиях и такое же надёжное срабатывание при выполнении боевой задачи (не дай бог!). Но это всё в теории, так сказать, на бумаге. А на практике? А на практике – вот она, «адская» машина, в металле, заводской номер такой-то, над которой потрудились руки сотен людей, на финише своего производственного цикла изготовления. И ты должен дать ей “добро“. Проверить, сделано ли “изделие” без ошибок, скрытых дефектов, могущих привести в дальнейшем к непоправимой трагедии, или же с ними? Ибо после приёмки все будут считать его полностью исправным. Конечно, понимаешь, что все элементы и системы “изделия” многократно проверялись и перепроверялись другими людьми, но не им, а тебе надо взять на себя ответственность дать или не дать “добро“ “изделию“. И это обстоятельство подобно тяжёлым веригам висит на твоей шее и давит к земле. Однако, к счастью или к несчастью, но человек ко всему привыкает. И со временем груз вериг кажется легче, но появляются в душе чётко очерченные красными флажками границы: что можно, а чего нельзя.

И, видимо, поэтому среди людей, занимавшихся приемкой, почему-то было не принято говорить о своих эмоциях и впечатлениях по поводу своей работы. Работа как работа – и точка. А после работы – обычная жизнь, как у всех людей. Заботы о хлебе насущном и пропитании для себя и близких, познание жизни в её радостях и горестях, познание самих себя через общение с другими. В общем, тогда это всё выглядело довольно обыденно. Была какая-то спокойная уверенность в том, что конструкторская документация, по которой изготовлялись узлы и собиралось само “изделие”, а также проводились проверки и контроль качества сборки, разработана правильно, без ошибок. А посему – всё должно быть без каких-либо сюрпризов и “мин замедленного действия“.

Вот такой характер работы был у нас, молодых специалистов в то время. А свободное от службы время летом 1960 г. я посвящал хождению под парусом на яхте в составе военпредовского экипажа по озеру Синара.

Кстати, одним из членов этого экипажа был Гена Фёдоров, с которым мы вместе тогда работали. Нам особенно запомнился один вечер на яхте, который запечатлелся в моей памяти красотой природы Урала и послужил сюжетом для одного стихотворения в упомянутом выше сборнике под названием “Вечер на озере Синара”.

В апреле 1961 г. меня перевели в Москву. Началась служба в ВП 12 ГУМО, теперь уже с участием в исследованиях и разработке составных частей «изделий», которая продолжалась до увольнения из рядов ВС СССР в декабре 1986 г. С января 1988 г. я продолжил эту работу в качестве научного сотрудника ВНИИА “Росатома”. Разработка совместно с коллегами некоторых базовых составных частей “изделий”, защита кандидатской диссертации – вот основные вехи моей работы в этот период.

В 1965 г. закончилась моя холостяцкая вольница и началась семейная жизнь. Сегодня моя семья – это жена Ирина Георгиевна, взрослые дети Маша и Антон, внуки Дима, Костя и Диана (дети Маши), Жора и Данила (дети Антона), правнуки Саша и Петя – дети Димы. Все живы и здоровы: взрослые трудятся, дети – учатся.

Что касается вышеупомянутого сборника стихов, то первые рифмованные строчки у меня возникли в 1964 г. и я их тогда записал в своей записной книжке, не придав этому никакого значения. После этого подобных опытов не припомню вплоть до 1986 г. И вот здесь неожиданно для меня самого в голову полезли стихи. И самое удивительное, что чаще всего строчки приходили в голову во время поездок на автобусе, в метро и, вообще, в пути. В какой-то момент я начал записывать их на листках бумаги; и так строчка за строчкой, четверостишие за четверостишием стали оформляться в законченные стихотворения на разные темы.

Первое было – ещё раз о любви. С отдельных листочков-черновиков эти стихи в году 1987 перекочевали в зелёную тетрадь, о которой шла речь выше. Заглянув в неё сегодня, я обнаружил, что стихов набралось ровно 50 на самые разные темы. Наиболее продуктивными оказались 1986-1987 годы. По-видимому, это было связано с тем, что в 1986 г. я уже потерял интерес к своей военной службе в силу целого ряда обстоятельств и, в том числе, в связи со своим увольнением в запас в декабре 1986 г. по возрасту.

Весь 1987 год я не работал, так как моё назначение в “Росатом” затянулось и состоялось только в январе 1988 г. Видимо, потребность в интеллектуальном труде сделала своё “чёрное“ дело, и с тех пор я понемногу кропаю стишки. Точнее говоря, всякие сумбурные мысли в голове привожу в мелодический порядок, который мне иногда очень даже нравится самому, а иногда кажется сущей ерундой, не стоящей внимания, этакой интеллектуальной блажью.

Из-за подобного двойственного отношения к своим творческим выбросам, а, может быть, следуя совету Д. Карнеги – если вас беспокоит очередная проблема, необходимо представить её в виде письменного меморандума…– меня занесло не только на стихи, но и на размышления в прозе, которые я озаглавил “Размышления о недавнем прошлом, настоящем и будущем России среднего российского гражданина”.

Так вот, к вопросу о моих литературных опытах. И стихи, и “Размышления …” – всё это нужно прежде всего мне самому, дабы разобраться в своих взглядах на жизнь и, вообще, посмотреть как бы со стороны, что это там у меня в голове понаворочано. И, похоже, эта писанина действительно помогает это сделать. К тому же, сочинительство не такой уж плохой способ убить время, если оно вдруг появилось. Кроме того, перечитывая свои “перлы“, я обнаружил, что иногда они дают хороший эмоциональный настрой и заряд положительных эмоций, что само по себе не так уж плохо.

Добавлю только, что появление сборника стихов “О жизни в рифмах”

под псевдонимом М.Г. Беляев в количестве 50 экземпляров – это совершенно не заслуга автора, а результат стараний моей замечательной коллеги Галины Морозовой, сделавшей компьютерный набор сборника, и моего товарища Игоря Захарова, который помог его напечатать.

На этом и заканчиваю этот затянувшийся опус словами признательности всем, кто был ко мне добр и отзывчив. Попутного ветра в паруса Вашей судьбы!

Далее

В начало