Примерно в четыре года меня определили в детский сад. Тогда это заведение называлось «очаг». Мой «очаг» находился на первом этаже нашего же дома. Обстановка для меня в очаге сложилась непростая. Взяли меня сначала в младшую группу по возрасту. Но вскоре выяснилось, что делать мне там нечего, поскольку я уже читал, считал и даже писал печатными буквами. Меня «повысили», переведя в среднюю группу. Это первое в жизни «повышение» оказалось для меня неудачным. Я и в младшей-то группе был по росту почти меньше всех, а в средней оказался совсем крошкой. Тут же проявились некоторые плотные и «крутые» и стали меня всячески задирать. Я был у них нарасхват. Каждое утро я ревел и не хотел туда идти, и меня вели в очаг чуть ли не насильно.

Как-то я принес с собой какую-то игрушку, кажется машинку, только что купленную папой. Ее сразу приметили, в том числе какой-то крепыш из старшей группы. Я в момент просек ситуацию, отдал ему игрушку насовсем и спросил: «Будешь за меня заступаться?» Он сказал: «Буду». Так у меня появилась «крыша», и я стал организатором рэкета. Слава богу, отец пропажи игрушки не заметил. К счастью для меня и к несчастью для родителей я был в очаге редким гостем из-за моих частых хворей.

Я рос, в основном, с нянями, потому что родители с утра и до вечера были на работе, мама в школе, а папа в Ленэнерго, где он работал старшим экономистом. Был такой старый анекдот: «Мама, а кто такой Карл Маркс? – Карл Маркс был экономист. – Как наш папа? – Ну нет, наш папа – старший экономист». Так вот, это про нас, хотя мама бы так не говорила. Няни назывались тогда домработницами.  Слово «няня» мало подходило, потому что эти девушки или молодые женщины помогали вести всю домашнюю работу, в том числе ходить за продуктами, а не только смотрели за детьми. Они приезжали из деревень и за временную прописку и небольшую плату, питание и кров нанимались к горожанам. Их наличие вовсе не  говорило о достатке хозяев. Домработницы подолгу не задерживались, то оказывались не очень добросовестными и честными, то находили лучшую работу, иногда находили мужей. Так или иначе, мама всегда принимала участие в их судьбе.

Помню последнюю перед войной домработницу. Звали ее Шура, молодая статная работящая, честная и добрая. Мама не могла на нее нахвалиться. Она быстро стала членом нашей семьи. Мы ее все любили и горевали, особенно мама, что не пришлось Шуре поехать с нами в эвакуацию. Она заболела воспалением легких и попала в больницу. Когда мама узнала, что Шура умерла во время блокады, она очень переживала и считала себя виновной в этом несчастье.

Далее

В начало