Фестивальные хлопоты

Иркутский университет, 2-й курс

1957 год, июнь. Я заканчиваю ГЕОфак Иркутского университета В последние месяцы работала на картфабрике, специальность по диплому — картография. Осталось только защититься и сдать госэкзамены. Диплом был уже готов, завершены даже самые трудные — чертежные работы. Это была огромная карта, да к тому же еще и секретная — у меня вообще весь диплом был секретный, под охраной. Называлась она так — «Полетная карта центральной части Китайской Народной Республики».

Вы, конечно, знаете, что такое полетная карта. Ее особенность в том, что некоторые, заметные с неба объекты (доминанты) отображаются не в масштабе. Например, одиноко стоящее дерево должно быть увеличено, поскольку в реальном масштабе оно будет совсем незаметным. Или пагоды (это китайские церкви), они тоже должны быть нарисованы крупно. Все это для того, чтобы в полете, где важна каждая минута, было проще ориентироваться.

Итак, вся эта большая работа подходит к концу, осталось совсем чуть-чуть, и трудные годы учебы останутся позади. — Пора, пора! — Маленькая дочка Марина, требует большого внимания, ей исполнился годик.

Вдруг меня вызывают в обком партии.
- Вы отобраны для участия в конкурсе для подготовки выступлений на Всемирном фестивале молодежи и студентов в Москве.

У меня маленькая дочь, которую оставить не с кем, и я не смогла сама решить этот вопрос. Тогда в Обком вызывают мою маму. В то время она была Главврач Городской станции Скорой помощи. Каждый район имел несколько подстанций и все они были под управлением моей мамы. Это была очень высокая должность и большая ответственность. И вот, ее вызывают в обком и объясняют ситуацию. Она говорит то же самое про мою дочку, свою внучку. Ей говорят — мы Вам предоставляем отпуск. Члену партии в Обкоме не принято было спорить, она согласилась.

В Обком меня уже больше не вызывали, вызвал ректор университета.
- Юля, надо ехать, надо защищать честь области и нашей страны.
Ну что ж, пришлось отодвинуть все экзамены и всю подготовку к ним, оставить на попечение мамы маленькую дочку и отправиться в Москву. Мы, два кандидата из Иркутска на несколько дней поселились в шикарном поезде Пекин — Москва.

Приехали в Москву и видим прямо на перроне огромный плакат с нашими фамилиями «Багликова и Голубева». И громко через мегафон тоже кричат: «Багликова и Голубева!». — То ли не сообщили им номер вагона, то ли еще что.

И стоит прямо на перроне белая «Волга», рядом с ней две женщины держат этот плакат и выкрикивают наши фамилии. Мы, конечно, очень удивились — кто мы такие, чтобы нас так встречали! Подошли к ним, и они повезли нас в Останкино, рядом с ВДНХ (тогда это называлось ВСХВ — Всесоюзная сельскохозяйственная выставка). Там была специально выделена гостиница, в которую поселяли всех, кто приехал на этот конкурс. Нас поселили на 4-ом этаже.

На следующий день на автобусе с большой надписью «классическое пение» привезли нас в московскую консерваторию. Мы расположились в большом зале. Пришло много известных лиц — народные артисты, солисты Большого театра, солистка Эстонской оперы Фрида Пауле.

У всех, конечно, была ужасная «трясучка» — страшно. Первым собранием руководила Валерия Владимировна Барсова — ведущая солистка Большого театра, обладательница лирико-колоратурного сопрано, т.е. очень высокого голоса, который способен брать самые высокие ноты. Она умела петь разнообразные фиоритуры, т.е. украшения, которые обычным голосам не подвластны.

И вот, Валерия Владимировна рассказала нам об условиях конкурса, как надо вести себя — т.е. обо всех мелких нюансах и правилах, которые надо соблюдать. Напоследок сказала — «Деточки, не мочите ноги!».

- Мы расхохотались, поскольку сидели мокрые с головы до ног. Дело в том, что автобус остановился не у самого входа в консерваторию, а немного в стороне, где была парковка. И пока мы дошли до входа, прошел ужасный ливень, который успел нас промочить насквозь. Сидим мы мокрые, дрожим, и слышим — «Не мочите ноги!».

Потом было несколько репетиций с концертмейстером. А у меня захрипел голос. Простудилась, много ли мне надо!
- Отойди, отойди от меня! — запричитала пианистка, — еще мне не хватает заразиться!
Ну, я отошла, и не было у меня репетиций. Но потом горло смягчилось и последние два дня все-таки прошла репетицию.

В последний день тянули жребий — у кого какой номер будет. На всю жизнь запомнила свой 24-ый номер. По регламенту конкурса нам надо было спеть арию, народную песню и романс. У каждого был листок с его репертуаром. Из шести вещей, которые были у меня, я выбрала гранд-арию Джильды из оперы Верди «Риголетто», романс Власова «Фонтану Бахчисарайского дворца», и русскую песню со словами «Зачем тебя я милый мой узнала:». Все это поется на очень высоких нотах, сейчас я уже не могу их взять. Конкурс проходил в таком порядке: мужские низкие голоса, потом средние, и, наконец, теноры. Затем — женские нижние, средние, высокие.

Все это время мы жили в той же гостинице и, конечно, подружились. Собираемся однажды в консерваторию, сбегали вниз — позавтракали. Затем: АА-АА-АА.. — я распеваюсь. У Джильды была высокая нота верхняя, сверхвысокая, к ней всегда надо готовиться. И вот, сидим мы, еще не одетые — в комбинациях, рубашках, кто в маечке. И вдруг открывается дверь без стука (мы не слышали) — «Антонова!» И входит мужчина, молодой красивый мужчина. Мы сразу все попрыгали, одеялами прикрылись. Он спрашивает: — Здесь Антоновой нет? — Нет, говорим. — А я думал, это Антонова распевается, у нее такой же высокий голос. (Антонова — солистка Новосибирской оперы).

Я узнала этого мужчину — солист Большого театра Юрий Гуляев. Потом мы подружились. Наш гостиничный номер и его номер были совсем рядом. Часто встречались, много болтали, вместе ходили в столовую. Помню, Эдик Стрексон еще был с нами. Для солистов классического пения был отдельный стол — никаких острых блюд нам не давали — только то, что не могло повредить состоянию гортани. Мы жили вместе с классическим балетом, их тоже кормили по-особому.

Так мы познакомились с Юрием Гуляевым. Потом я встретила его через 27 лет, за полтора года до смерти. Он приехал в Братск, где я тогда работала в театре. Приехал с концертом, я зашла к нему, напомнила о нашей далекой встрече. Он, конечно, не вспомнил. У него столько концертов, спектаклей, гастролей! Я смотрю — он сидит за зеркалом, в гримерной и очень тщательно занимается своим лицом. Я вижу — у него такие подглазицы, мешками прямо висят. Он мне говорит — вот, почки дают такое, приходится много накладывать грима. Потом мы поговорили, вспомнили наши юные годы.

У нас выдался свободный день, и мы пошли на конкурс популярной песни, где выступала Эдита Пьеха. Она пела песню «Автобус: червоний…», басом. Она была тогда очень полная, мне совершенно не понравилась — сейчас она намного интереснее и как женщина и как актриса. В то время у меня уже была хорошая вокальная школа и я знала, что нельзя брать такое большое дыхание. Певческое дыхание должно быть очень коротким. И берется оно не легкими, как сейчас «попса» поет, а грудо-брюшной преградой, и когда оно уходит- уходит-уходит, надо взять его опять таким же способом.

И вот, мы сидим на втором ряду и слушаем Пьеху. Она поет этот «Автобус» и на одном из куплетов она перебрала дыхание и задохнулась. Оркестр играет, а пения нет. Она тогда еще очень мало что знала и умела. Я сейчас не помню — были ли у нее какие-то награды — у нас разные жанры — классическое пение и эстрада, которая может быть и не требует вокальной подготовки. Это и называлось «Конкурс популярной песни» — примерно то, что сейчас именуют «попса».

После того, как закончились наши выступления на конкурсе, надо было приехать в консерваторию, посмотреть списки — кто прошел этот конкурс, и будет участвовать в фестивале. Моя фамилия была в этом списке. Для фестиваля были подготовлены две делегации — от РСФСР и от СССР. Я была в союзном списке. На конкурс, как таковой, я не прошла, но прошла как участник национальных концертов. Я уехала домой, а через некоторое время снова вернулась в Москву, уже на фестиваль.

Во второй наш приезд уже такой бурной встречи не было — очень многих надо было встречать, не только «Багликову и Голубеву». Мы выступали в сборных концертах перед вьетнамцами, индийцами, чехами — забыла уже, где еще. У меня остался диплом всех трех степеней за эти выступления. Большие награды никто из наших не получил, но многие имели хороший успех.

Женька Патришев играл на балалайке. Играл Чардаш, т.е. вещь весьма академическую — на балалайке! Там есть очень сложные технические моменты, а он не знал ни единой ноты — все только на слух. И он со своим русским национальным инструментом так понравился публике!

Герка Хабалов из Улан — Уде (он учился в нашем университете) изображал какие-то национальные танцы — охотника какого-то, и Ольга Лепишинская ему предложила работу в Большом театре. Настолько он был гибок и профессионален — видимо, занимался этими танцами у себя на родине.

Хочу рассказать еще одну историю, которая случилась в мой первый приезд в Москву. В Иркутске на вокзале ко мне подошел незнакомый человек и спрашивает — Вы Багликова? — Да, говорю. — Вы знаете, мне на Вас показали, и я хочу, попросить Вас передать посылку моей жене. Он дает адрес, объясняет, как добраться, оставляет посылку. Посылка состояла из кедровых шишек и просто рассыпные орехи, большой пакет — здесь в те годы этого не было. Я согласилась.

В один из дней в Москве я поехала по этому адресу, они жили на Мосфильмовской. Я уже не помню, как звали женщину, которой я должна была передать посылку. Когда-то она была солисткой Большого театра, но к тому времени совсем потеряла «внешнюю форму». Была она уже не молодая и все расспросила про меня — кто я такая. Я говорю — студентка 5-го курса Иркутского университета, приехала в консерваторию, сказала — зачем. Она переспросила — Вы поете? — Ляля! — кого-то там вызывает — Лялечка, ты не сыграешь ли нам? Ноты у меня с собой, я им спела большую арию из Джильды. После этого хозяйка дома подходит к телефону, и кому-то говорит — слушай, зайди-ка ко мне на минутку, здесь есть девушка по твоему профилю.

Через некоторое время, пока мы сидели, пили чай, разговаривали — звонок, заходит очень интересная женщина, исключительная. На ней розовая чалма свисает, розовый костюм. Она великолепно была одета, просто блестяще! Тогда мы даже не представляли, что можно одеваться так. Хозяйка дома знакомит меня с этой женщиной. Это была Вера Давыдова, народная артистка СССР, ведущая солистка Большого театра. Известно, что она была любимой певицей Сталина. Кроме всего прочего, она заведует вокальным отделением института имени Гнесиных в Москве. — Вы, конечно, знаете, что этот институт по существу равен консерватории, у него только такое название — «институт».

Давыдова попросила меня спеть. Прослушав, сказала — ты знаешь, у нас уже предварительное прослушивание закончилось, но я попрошу профессуру придти еще раз и Вас прослушать. Я прекрасно помню этот день. Во вторник я должна к 11-ти часам приехать в институт имени Гнесиных, где соберется вся профессура, чтобы прослушать мое пение…

Но в тот день, в это самое время, я смотрела в окно пассажирского поезда, который уносил меня все дальше от столицы в далекий родной Иркутск — к моему дому, к моей годовалой дочке. Я сама так решила…

Когда я была в Москве, получила письмо от мужа, в котором он писал — если будет хотя бы какая-то возможность «зацепиться» где-нибудь на вокальном отделении — останься, ты должна быть певицей. Ты будешь петь, а я буду греться в лучах твоей славы.

С тех пор прошло более полувека, жизнь сложилась иначе.

Записал О.А.Ханов.
19.01.2011.

Юлия Борисовна, Борис Альвицкий (студент, музыкант, трубач, Галина Голубева, примерно 1955 г.)

В начало
Далее >>

Автор: Борисова Юлия Борисовна | слов 1839


Добавить комментарий