Вакханалия перестройки конца 80-х в советской истории имела свой аналог — конец 50-х. По моим впечатлениям, это был апогей развития Советского Союза, «пик коммунизма». Далее был спад и постепенное угасание, закончившееся распадом. В то время сошлись несколько процессов. После многих лет жесткого сталинского тоталитаризма вдруг появилось ощущение свободы, границы которой были еще не очень понятны. После аскетичной индустриализации, напряженных военных лет, послевоенной бедности и разрухи вдруг настало изобилие (по моим ощущениям, в том числе и по ретроспективным ощущениям последующих лет). В магазинах было дорого, но было все, что угодно. Такого не было (вероятно) со времен НЭПа. Магазины тратили немало сил для привлечения покупателей. Мы ходили на Невский, смотреть на витрины магазинов. На углу Невского и  площади Восстания (около прохода на 1-ю Советскую) был большой гастроном. Одна из витрин была оформлена так, что по всей ее площади симметричными рядами и колонками струилась вода. Я и сейчас не представляю, как все это было (технически) сделано. А тогда это просто завораживало. Около улицы Марата был магазин музыкальных инструментов. Там была композиция на тему басни Крылова «Квартет». Игрушечные мишка, мартышка и прочие двигались, изображая игру на музыкальных инструментах. Это — то, что запомнилось. Вероятно, было и много другого — необычного и красивого. Говорят, так было только в Москве и Ленинграде, но мои впечатления — ленинградские.

В культуре помимо идеологии появилась составляющая «развлечение». Молодежь того времени («шестидесятники») с энтузиазмом приняла эти изменения. Разрыв между поколениями в то время был как никогда велик. Естественно, кроме Окуджавы, Евтушенко (о которых я тогда, конечно, ничего не знал) было и многое другое, не вполне положительное. Появились (в частности) стиляги. В конце 50-х стиляги были самым популярным объектом официальной критики. Образ стиляги-мужчины: ботинки на широкой каучуковой подошве, неимоверно узкие брюки, широкий пиджак. У женщин — узкая юбка с разрезом, туфли на высоком каблуке, много косметики. Музыкальные пристрастия — джаз. Презрительное, доходящее до цинизма отношение к советским святыням. Из песни, которую исполняли по радио:  «Ай да парень, паренек. Из-за моды сбился с ног. Такого нет, чтоб он одеть не смог…». Появились фарцовщики («По проспекту, словно манекен вечером эффектно бродит джентельмен. Все продаст вам лодырь и барчук — стильный галстук, брюки в трубку и «на каучук»… «). Позднее (кажется, у поэта Грибачева) я видел потрет – собирательный образ молодого человека того времени:

Коктейль соломкой тянет медленно,
Острит, как будто бы скользя по льду,
Склоняет Гегеля и Ленина
С Цветаевой в одном ряду ..

Интересно, что этот образ как-то согласуется с персонажем из фольклорной «детской» песенки: «Задравши нос, идет по бару шпингалет. Он забрался на высоченный табурет. Он с высоты большого табурета плевать хотел, плевать хотел на белый свет…»

Как и для большинства моих сверстников, единственным авторитетным для меня воспитателем была улица, двор. Дети жили своей обособленной жизнью, но если речь заходила о политике, настроения и высказывания были повсеместно исключительно антисоветские. Другое было просто неприлично. «Ах Мэри, Мэри, Мэри, как плохо в СССРе…». В 1959 (или 60-ом?) году  на Дальнем Востоке советскую баржу оторвало от берега и с 4-мя моряками (Зиганшин, Поплавский…) унесло в открытый океан. Моряки были без связи, без воды и пищи 40 дней. Баржу случайно обнаружил и спас американский корабль. Советские газеты много и долго писали о героизме советских моряков, выживших в экстремальных обстоятельствах. Была попытка вызвать единодушие и соучастие всего советского народа, как это было, например, с Челюскинцами или перелетом Валерия Чкалова. Но времена были другие. Дворовый фольклор реагировал на событие (вероятно, все-таки на пропаганду) цинично. Появилась песня в ритме рок-эн-рола со словами: «Как на Тихом океане тонет баржа с чуваками. Чуваки не унывают, под гитару напевают: Зиганшин-буги, Зиганшин-рок, Зиганшин съел один сапог… »