Путь в Будапешт
22.07.1968 я был призван в Советскую армию. Из военкомата автобус доставил призывников в г.Пушкин, в пересыльной пункт 116, где через два десятка лет начинал свою службу и мой сын Сергей. В Пушкин приезжали «покупатели» — представители воинских частей, которые нуждались в доукомплектовании. Понемногу солдат разбирали, а до меня очередь долго не доходила. Неделя в Пушкине прошла праздно. Призывников было человек 25, среди них Юра Кузнецов, товарищ по техникуму. Запомнился призывник, который показывал тетрадь, куда записывал интересные мысли — свои и чужие. Занимались в основном тем, что играли в шахматы, слушали рассказы заходивших к нам «бывалых солдат», много разговаривали, а однажды достали водку и пьянствовали. Местные солдаты приходили с предложением поделиться с ними гражданской одеждой и всякими предметами, которые мы взяли из дома. — Все это вам уже не пригодится, — убеждали они нас. — И были правы — по прибытии на место службы я сдал свой рюкзак в каптерку, при получении, в нем уже не было ничего, что имело хотя бы какую-то ценность.
Наконец, приехал старшина из Венгрии, выбрал меня и Юру Кузнецова. На следующий день под его руководством отправились в путь. Поезд Ленинград-Львов добирался до места назначения двое суток. В плацкартном вагоне мы с Юрой расположились на верхних полках, на них и провели большую часть пути. У нашего «покупателя», старшины, были свои интересы, нами он никак не занимался. Познакомился в вагоне с женщиной, попутчицей, и всю дорогу — день и ночь провел с ней здесь же, в нижней части плацкартного купе.
Во Львове — пересадка. До отправления поезда оставалось несколько часов. Пообедали в привокзальном ресторане, за свой счет. Старшина не платил — вам, говорит, надо потратить все деньги, которые есть — через границу провозить ничего нельзя. У старшины и здесь были свои дела, он быстро куда-то удалился. Уходя, дал инструкции, не сильно ограничившие нашу свободу. Ее подрывало другое — солдатская форма, стрижка «наголо» и полное непонимание, как себя вести. Весь наш вид говорил о том, что мы — призывники, любой военный патруль должен был отправить нас в комендатуру, поскольку никаких увольнительных документов, естественно, мы не имели. Но и об этом наши представления были очень поверхностные, мы с Кузнецовым покинули вокзал, ушли в город. Проблемы начались сразу. Старшему по званию положено отдавать честь. Мы это знали, видели, как это делается, но привычки еще совсем не было. К нам приближался майор милиции, надо было что-то делать. Посоветовались с Юрой, неуклюже откозыряли, майор инстинктивно ответил, мы пошли дальше.
Львов не оставил четких подробных картинок — помню трамвай, холмистую местность, солнечный день, невысокие здания. Конечно, я много фотографировал, но все это вскоре пропало вместе с фотоаппаратом.
Вечером погрузились на поезд Москва-Прага. Поезд был, вероятно не советский, чешский, поскольку разница между ним и тем, который нас доставил из Ленинграда во Львов, была огромная. Все было красиво и уютно под мягким светом настольной лампы, тихо. Из соседнего купе доносились негромкие звуки приемника. Низким приятным тембром диктор что-то говорил по-чешски. В незнакомой речи мелькали знакомые имена — Дубчек, Черник, Брежнев…
В тот год политическая ситуация вокруг Чехословакии сложилась непростая. Весной Антонин Новотный, первый секретарь ЦК компартии и президент республики ЧССР был смещен со всех постов, к власти пришли реформаторы А.Дубчек, Л.Свобода и Черник. Наступила «Пражская весна. Одним из своих указов новая власть отменила цензуру. Стали говорить о социализме «с человеческим лицом», который должна была показать новая Чехословакия. Естественно, для Советского Союза такой поворот событий был неприемлем «по определению» — какое же лицо тогда у нас? СМИ Чехословакии, выйдя из-под контроля стали безудержно чернить социализм как таковой. Подвергались сомнениям, в частности, экономические успехи — экономический рост за послевоенное время получился исключительно за счет «производству средств производства», но, отнюдь, не благодаря прогрессивному общественно-экономическому строю. Москва пыталась урезонить своих коммунистических товарищей, но успеха в этом не было. Встречи руководителей КПСС и КПЧ происходили часто. Последняя состоялась в городе Чиерна над Тиссой. В тот день, когда мы приближались к границе, она еще не завершилась…
Поезд Москва-Прага доставил нас в приграничный город Чоп. Город располагался на стыке трех границ — Советской Украины, Венгрии и Чехословакии. — «Чиерна над Тиссой здесь совсем рядом, километрах в десяти» — просветил нас сопровождавший старшина и снова исчез. Мы остались одни, опять надо было ждать целый день, и мы с Юрой отправились в город. Где-то познакомились с местными солдатами-пограничниками, они провели нас к себе на пост. Здесь я увидел западную границу Советского Союза. По ту сторону была дружественная страна, Венгерская Народная Республика. В том месте, куда мы пришли, граница проходила через лес. Она представляла собой расчищенную от всяких насаждений распаханную полосу шириною метров 20, по обе стороны которой была натянута колючая проволока. Мы подошли к ней достаточно близко. — Хорошая здесь служба, спокойная, — говорили наши знакомые. Наряды перемежаются увольнениями. А какие тут девочки-хохлушки! — С удовольствием и завистью мы слушали рассказы о похождениях здешних бравых солдат.
Потом был венгерский поезд, граница, мост над Тиссой, и несколько часов дороги до Будапешта. Вагон внутри немного напоминал наши электрички — только сидячие места, но между сидениями, обращенными друг к другу, располагался небольшой стационарный столик. Кроме нас и старшины в этом открытом 6-местном купе расположились две симпатичные мадьярки. Старшина оживленно разговаривал с ними по-венгерски. Как мы успели узнать, его жена — гражданка Венгрии. Как ему, служащему советской армии, удалось оформить этот брак, остается загадкой.
Поезд прибыл в Будапешт, на вокзал Келети. Отсюда надо перебраться по городу на другой вокзал, где пригородный поезд доставит нас до пункта назначения, до станции Текель.
Вот, он, Будапешт! Я жадно смотрел вокруг, пытаясь каждую картинку сохранить в своей памяти. Вот он, тот далекий город, о котором я много слышал, куда попал случайно и куда, быть может, уже никогда не вернусь. Мне было неуютно в новой гимнастерке, к которой совсем не привык. Она еще не приняла мои формы, мешком висела на фигуре, подчеркивая мой убогий вид с неровной, бледной, стриженной наголо головой, прикрытой пилоткой. Мне казалось, что все на меня обращают внимание, как на дурную экзотику. А город жил своей жизнью. Много людей — степенные прохожие, красивые девушки, все разговаривают на незнакомом языке, куда-то спешат…
Я никуда не спешил, я не знал, куда направляюсь и как в ближайшее время сложится жизнь. Я никак не мог повлиять на это свое неизвестное будущее. Воли и свободы не было, они уступили место безусловному подчинению. — Меня куда-то ведут по этому прекрасному городу, в котором я совсем чужой. Потом, все время службы меня не покидало то первое ощущение — я здесь чужой, мое пребывание в этих местах неестественно. Было большое желание заменить военную форму на гражданский наряд и, не выделяясь из толпы себе подобных, просто пройти по улицам города.
12.11.2012
Ханов О.А.
Автор: Ханов Олег Алексеевич | слов 1064
Добавить комментарий
Для отправки комментария вы должны авторизоваться.