Вначале, когда наступили шестидесятые, мы даже не догадывались, насколько это значительный период в жизни страны. Шестидесятые набирали ход незаметно, понемногу. 61-й – полет Гагарина. К 64-му на большей части территории страны стало работать телевидение. Происходили какие-то другие события, на которые мы вначале не обращали внимания. Не придавали им значения. У нас в институте на кафедре физики появился странный преподаватель. Худой, изможденный. Не знаю, в каком потоке он вел занятия. Может, и не вел нигде. Никто ничего о нем не говорил. Иногда можно было услышать вскользь непонятное «оттуда». Теперь мы понимаем, что такое «оттуда». Люди возвращались из лагерей.

Но здесь, на воле мало что изменилось. Очередное напоминание об этом – специально подготовленное для небожителей, каким я, безусловно, оставался еще долгое время, – было получено мною после окончания института. Распределение прошло благополучно. У меня самый высокий бал на курсе, я могу выбирать, куда распределиться. В соответствии с распределением вышел на работу первого сентября. В отделе кадров учреждения сказали, что мне в трудоустройстве отказано. При распределении не было отказано, теперь отказано. Причина понятна. Щелкнули по носу. Я – в институт. Там звонки, скандал, переговоры. Тоже не дети, понимают, откуда ноги растут. Перераспределили. В ЦНИИ «Гранит». Получилось не хуже. Даже лучше. Работа интересная. Окунаюсь с головой. Но послевкусие осталось.

Во дворе здания на Манежном висит перетяжка «Коммунизм неизбежен!». Перетяжка выгорела на солнце. Фон стал светло бурым, а буквы, которые когда-то, видимо, были красными, стали блекло зелеными. Этот духоподъемный плакат я наблюдал почти пятнадцать лет.

Однажды мне довелось объехать вокруг Каспийского моря и посетить поселок Бекдаш, построенный недалеко от легендарного залива Кара-Богаз-Гол, «залива черной пасти». Посетить Красноводск (ныне Туркмен-Баши). В предвкушении поездки открыл повесть «Кара-Бугаз» Паустовского, написанную в 1932 году. Читал о розовой пене раковой икры на берегах залива. О стаях розовых фламинго. Один из героев повести говорит, что после строительства комбината по добыче минеральных солей и нефтеперегонного завода действительность превзойдет все ожидания. Кара-Бугаз и эти проклятые пустыни убьют закон энтропии. Советские люди бросят дерзкий вызов космическим законам, превратят солнечную энергию в электричество, край расцветет так, как никогда не цвели самые пышные сады. Одолевать пустыню тяжело, когда человек делает это ради своего месячного оклада, объясняет герой. Работа в пустыне – дело славы, дело высокого племени новых людей. Не упускайте из виду далеких горизонтов. Скулят лишь близорукие. Воспитайте в себе чувство времени и чувство будущего, говорит герой повести. Интересно, что я увижу? – думал я. Комбинат и завод уже построены. Всю ночь на пароме из Баку в Бекдаш меня преследуют видения городов из сверкающего радугами стекла. Города подымаются из моря и отражаются в зеркалах заливов нагромождениями хрусталя и теплых неподвижных огней. Над ними разгораются летние рассветы. Рассветы в Красноводске и Бекдаше опустили меня на землю. В портах – лес кранов. «Портальные краны, портальные краны, я выполню с вами квартальные планы». Жалкие, обшарпанные промышленные строения. Покосившиеся, запыленные, убитые деревянные хибары. Торчащее из земли искореженное железо. Ни деревца, ни листочка, ни травинки. Ни обещанной розовой пены раковой икры, ни фламинго. Пустыня. Бесконечные мертвые озера со следами нефти. Редкие трупы фламинго. Над всем этим висит желтая соляная мгла. И огромные выцветшие, запыленные перетяжки на зданиях. «Коммунистом стать можно лишь тогда, когда обогатишь свою память знанием всех тех богатств, которые выработало человечество». «Коммунизм – светлое будущее человечества». Наглядное свидетельство, какое нас ждет светлое будущее.

Стоит ли этому удивляться? Мы – монополисты самой передовой идеологии, мы научим весь мир, как надо жить. Маоистский Китай, правда, нос задирает, осуждает нашу праведную борьбу с культом личности. Китай – нам не указ. Империалисты проклятые – тем более. 60 год – Хрущев стучит каблуком плетеной сандалии на Ассамблее ООН: «Я вам покажу кузькину мать!». Кто эта «мать Кузи»? – не могут понять дипломаты иностранных держав, непонятно, но страшно. На том же заседании Хрущёв называет филиппинского докладчика, требовавшего, чтобы Советский Союз освободил свои колонии, «холуём американского империализма». Народ отвечает привычной частушкой: «А сам народной водки выпил много, Петровну к светской жизни приучал. Он в Индии дивился на йога, на Ассамблею каблуком стучал». 61 год – показательный расстрел трех валютчиков Рокотова (кличка Косой), Файбишенко (Червончик) и Яковлева (Дим Димыч) по закону, принятому после совершения преступления. Рокотова не спасло и то, что он был осведомителем ОБХСС и сотрудничал со следствием. Такая вот специальная «оттепель» для валютчиков!

57 год – проведение фестиваля молодежи и студентов в Москве. С целью пропаганды, так сказать, советского образа жизни и укрепления дружбы народов. Получилось неплохо, дружбу народов, безусловно, укрепили – вскоре в Москве у белых мамочек появились чернокожие детки, новые чернокожие коренные москвичи.

Хрущев заявляет, что покажет по телевидению последнего попа в 80 году. Продолжается уничтожение церквей.  Это я видел собственными глазами. Каждый день ходил в институт по Сенной площади мимо величественного Спаса-на-Сенной. В один “прекрасный” день вместо второго по размеру и значимости храма Ленинграда – гора каменных обломков. И газетные реляции – как изящно взорвали, почти ничего не пострадало. Уничтожение храма дало неожиданный эффект. Ансамбль развалился, площадь осиротела. Что только там ни делали в дальнейшем. И обелиск поставили. И огромные торгово-развлекательные центры. И малые архитектурные формы по периметру. Все впустую. Полный волапюк – умственности и архитектурной суеты много, а толку чуть.

Тро́ице-Се́ргиева пу́стынь – православный мужской монастырь на территории Стрельны под Ленинградом, в котором наместником в XIX был архимандрит Игнатий (Брянчанинов), автор знаменитых «Аскетических опытов». На кладбище пустыни похоронены Апраксины, Дурасовы, Мятлевы, Строгановы; здесь упокоились Ольденбургские, Потемкины, Шереметевы, Зубовы, Энгельгардты, Нарышкины, Голенищевы-Кутузовы, Разумовские, князья Зубов и Горчаков, генерал Чичерин, потомки А. В. Суворова. Главным сооружением был красивейший Троицкий собор, построенный самим Растрелли. Взорван в 1960 году. В 1960-е гг. в здания монастыря въехала Специальная средняя школа милиции. Могилы прославленных сынов отечества были закатаны под асфальт, по которому маршировали курсанты. Маршировали Иваны, не помнящие родства. Не понимали, что под асфальт была закатана слава отечества. Тогда же на территории пустыни был разобран Воскресенский собор, взорвана Церковь Покрова Пресвятой Богородицы.

62 год – Карибский кризис, мир на грани ядерной войны. Выступление рабочих в Новочеркасске, подавлено войсками. Хрущев на выставке художников-авнгардистов, посвященной 30-летию МОСХа. «Дерьмо, говно, мазня! Вы что, мужики или педерасы проклятые? Все это не нужно советскому народу. Запретить безобразие!». Очевидцы вспоминают, как Оскар Рабин, организатор выставки, повисший на ковше бульдозера, был протащен через всю выставку. Художников увозили в участок, где заявляли: «Стрелять в вас надо! Только патронов жалко…». Рабин арестован и выслан из Союза. 63 год – воодушевленный выступлением генсека, бывший военный журналист Иван Шевцов выпускает, наконец, в свет лежащую много лет без движения книгу «Тля» о художниках сионистах-абстракционистах, написанную еще в 1949 году в разгар борьбы с космополитами. Шевцов открыл нам глаза на то, что космополиты, как тля, разъедают страну. В свои последние годы этот махровый юдофоб говорил (интервью О.Кашина), что не хотел бы сейчас повторения Брежневских времен. Потому что в Брежневском Политбюро русские жены были только у Кириленко и Долгих. Вот такое объяснение. 64 год – арест Бродского, статьи «Окололитературный трутень», «Тунеядцу воздается должное». Анна Ахматова пророчествует: «Какую биографию делают нашему рыжему!». Поэт сослан (этапирован под конвоем вместе с уголовными заключенными) в Коношский район Архангельской области. Заступничество Д.Д. Шостаковича, С.Я. Маршака, К.И. Чуковского, К.Г. Паустовского, А.Т. Твардовского, Ю.П. Германа, Ж.П. Сартра. 65 год – возвращение Бродского в Ленинград. Ему негде жить – никак не прописаться к родителям в «полторы комнаты» в коммуналке в Доме Мурузи на Пестеля. Хрущев критикует термин Эренбурга «оттепель», называет знаменитого писателя жуликом. Никита Сергеевич никогда не стеснялся в выражениях.

В 64-ом у руля встает доблестный Леонид Ильич, искусный охотник. Хрущева отправляют на пенсию. Даже не исключают из партии. Массовых репрессий не возобновили. Но отношение к отцу народов смягчили. Перестали склонять его имя, замяли проблему. В 79-ом к столетию со дня рождения Сталина в прессе появилось несколько статей о нем. О советской власти продолжали радеть, всячески укрепляли страну победившего пролетариата. 65 год – Семичастный арестует Синявского и Даниеля. Ишь ты, мерзавцы, как они посмели, еще в 60-ом пришли на похороны Пастернака. 68 год – подавление Пражской весны. Дубчек проработал восемь месяцев. Хотел частично децентрализовать экономику, дать свободу СМИ, дать свободу слова, передвижения, демократизировать страну. Вторжение стран – членов Варшавского договора (кроме Румынии). Танки, вертолеты. Как бы у нас в Союзе тоже свободы не захотели, говорили в Кремле. Новый зажим прессы. Новый взлет самиздата. Но это будет потом, чуть позже.

Руководство отдела без стеснения выказывало мне свою неприязнь. Почему должна быть приязнь? Инвалид по пятому пункту, держится независимо. Откуда взялся такой? Ершистый. Говорит, что думает. Что-то вещает. Какой-то не наш юмор. Какие-то рассказы с блатным душком. Какие-то песни. То ли антисоветские, то ли блатные. Не нравился я многим. Но работать давали. В чем причина? Я не боялся брать на себя проблемы, не выбивал зарплаты. И быстро рос по служебной лестнице. Но во внеслужебной обстановке – в колхозе, у костра – я подчас чувствовал себя чужим человеком.

Тем не менее, оглядываясь назад, можно с уверенностью сказать, что в эти годы все у меня сложилось неплохо – и в работе, и в науке. О работе писать нетрудно.  А вот, что это была за наука и насколько она оказалась полезной для прогресса… Своими размышлениями об этом с удовольствием поделюсь в одной из следующих глав. Мы поговорим о различных способах обработки информации в вычислительных машинах, о бурном развитии компьютеров, о системе остаточных классов, о частотных машинах, об энтропии. Но чуть позднее. Я не могу умолчать об этом. Потому что мы оказались свидетелями взрыва информационных технологий, которые существенно изменили нашу жизнь и жизнь всего человечества.

В начало

К предыдущей главе

Далее