В бытность свою магистрантом РГПУ им. А.И.Герцена, на кафедре Всеобщей Истории, я интересовался историей Второй Мировой войны, ее военно-морской стороной. Прочитав некоторое количество книг по морским сражениям той войны (как отечественных, так и зарубежных), я понял, что авторов не часто интересовала повседневная жизнь моряков,  условия, в которых им приходилось сражаться, то время, которое составляло большую часть их жизни на войне. Собственно, из того, в каких условиях и как выживает на войне солдат (или моряк в данном случае), и зависит исход предстоящего боя.  Так как ранее я изучал действия Королевского ВМФ Великобритании, то решил в своей работе объединить (или даже противопоставить) их повседневность и  жизнь моряков советского флота. А местом их соприкосновения стали всем известные Полярные конвои.  Представляю здесь выжимки из своей диссертации, многие истории из которой, на мой взгляд, весьма интересны.  Основан текст, в основном, на материалах Центрального Военно-Морского архива РФ.

Флот  — это, в первую очередь, люди. Корабль — прежде всего, экипаж. Экипажи кораблей Королевского флота и экипажи транспортов подвергались в течение двух и более недель жесточайшим стрессам, находясь в Северных водах. Постоянное напряжение, ожидание атаки и тяжелые условия несения службы в экстремальных погодных условиях выматывали как физически, так и эмоционально.

Людям была необходима не только отдушина в виде какого-либо досуга, но и простые человеческие условия жизни: общение, еда, медицинское обеспечение и.т.д.  Это было необходимо не только для выживания, но и для того, чтобы выполнять свои обязанности на высоком уровне, так как от них зависели многие жизни не только моряков с транспортных судов и экипажа своего корабля, но и простых солдат, которых они никогда не увидят, но которые сражались под Сталинградом и по всему Восточному фронту.

Поэтому вполне логично обратиться к повседневной жизни английских моряков на Русском Севере, их проблемам и взаимоотношениям, как с советскими моряками, так и с мирными жителями.

Сперва стоит отметить, что контингент англичан в портах Северной России можно разделить на две группы: первая – члены Военно-морских миссий в Полярном, Мурманске и Архангельске, экипажи подводных лодок, тральщиков и личный состав Королевских Военно-воздушных сил, которые находились в СССР в течение длительного времени; вторая группа – это экипажи кораблей Королевского флота и транспортных судов, составлявших конвои, их пребывание было не столь долгим и обычно ограничивалось временем разгрузки, погрузки и формирования обратного конвоя в Англию.

В первые месяцы после начала проводки конвоев одной из основных проблем, с которой пришлось столкнуться и той и другой группе английских моряков, было продовольствие. Не всегда время пребывания в порту оказывалось кратким, случалось, что суда стояли в России месяцами, хотя припасы на кораблях были рассчитаны на 2 недели.

Советская сторона в первые месяцы сотрудничества не могла в полной мере снабжать продовольствием англичан. Командующий Северным флотом адмирал А.Г. Головко писал 22 ноября 1941 года контр-адмиралу сэру Ричарду Бевану, старшему британскому военно-морскому офицеру на Севере: «Такие продукты как мука 30%, сахар, овощи, сыр, яйца, макароны, фрукты, консервированная ветчина отсутствуют вовсе». Из вышеперечисленного видно, что отсутствовало практически все. Ситуация была достаточно серьезной, так как в конце письма Головко предлагал Бевану в целях ускорения решения этой проблемы обратиться в Адмиралтейство или к адмиралу Майлзу в Москве.

В декабре, когда  в Архангельском порту стоял прибывший 22 ноября 1941 года конвой PQ-3 (состоявший из 7 судов и 7 кораблей эскорта, общая численность экипажей превышала 1600 человек), ситуация с продовольствием выглядела следующим образом. В конце ноября штаб Северного флота сообщил английской стороне, что на декабрь может быть выделено из запасов 7,7 т мяса, 1,1 т свежей рыбы, 9,6 т хлеба, 12 т картофеля и 50 кг яичного порошка. Если разделить на общую численность англичан, то получаются довольно скромные цифры. Стоит учесть запасы, имевшиеся на борту каждого корабля, но они не могли заметно улучшить ситуацию.

Такая тенденция сохранялась на протяжении всей войны, за редкими исключениями. Но, несмотря на свои собственные ограниченные запасы, Советская сторона никогда не утаивала ничего от союзников. Однако предложить что-то еще русские просто не могли. Например, в 1942 году ситуация с продовольствием в Архангельске была ненамного лучше чем в блокадном Ленинграде.

Англичанам приходилось изыскивать способы как самим добыть пропитание в случае чрезмерно длительного пребывания в России. Длительное употребление рисовых блюд, сухарей, размоченных в некоем подобии чая и варианты использования одного продукта для приготовления разных блюд, как это было, например, с консервированной колбасой, ослабляло как физическое состояние, так и моральный дух моряков. «Лишь изредка удавалось разнообразить стол парой картофелин и горсткой свежих овощей». В ход шли все средства, и каждый отдельный экипаж по-разному проводил «операции» по получению продовольствия. Многое из этого вполне может быть выдумкой или чрезмерным приукрашиванием, но сам факт таких действий показывает, насколько остро стояла проблема с продовольствием.

Например, экипаж корвета «Поппи» решил воспользоваться своими глубинными бомбами для того чтобы выловить немного рыбы из Белого моря. Но, несмотря на все старания, удачного улова у них не получилось. После этого моряки корвета решились провести некое подобие спецоперации. Одевшись во все черное, обмотав весла тряпками во избежание звуков от всплесков воды, отправились на один из берегов Двины, где под охраной находилось картофельное поле, и вынесли оттуда несколько мешков картошки. Но эта история вызывает большие подозрения насчет своей правдоподобности.

Один из экипажей пробовал печь свой собственный хлеб, однако, ввиду почти полного отсутствия дрожжей, не всегда эксперименты были удачными. Члены экипажа тральщика «Ноферн Гем» ходили на вельботе вверх и вниз по Двине, обращаясь к другим морякам с торговых судов с просьбой поделиться чем-нибудь съестным.

Имел место и бартер между англичанами и местными жителями. Моряки обменивали шоколад, теплые вещи и многое другое, что было у них на борту, но не имело особой надобности, на картошку и любые другие овощи. Часто все обменивалось на местный самогон, который, по воспоминаниям, вызывал бурные положительные эмоции.

Имели место и ситуации, когда командование Северного флота в качестве награды или благодарности за службу по ошибке доставляла корзину со свежими овощами не на тот корабль. В некоторых случаях это объяснялось простой невнимательностью, в некоторых – ошибочными суждениями, например об открытии Второго фронта, как, например, после неудачной высадки английских и канадских войск в Дьеппе в августе 1942 года. Иногда овощи успевали вернуть, иногда экипаж уже пускал продовольствие в дело и на корабле случался непредвиденный праздник.

Очень сильное влияние на отношение к сложившимся бытовым условиям оказывал огромный разрыв в уровне жизни. Этот фактор сказывался на многом, и был определяющим в отношении обеих сторон друг к другу, к восприятию проблем не только голода и отсутствия многих продуктов, но и других сфер повседневной жизни на войне. В том числе и на личных взаимоотношениях. С точки зрения жителя СССР времен войны тот факт, что англичанам приходилось пить чай без молока и это вызывало у них искреннее недовольство, выглядит возмутительным. Хотя сами моряки «Туманного Альбиона» признавались, что условия жизни у русских намного хуже, чем у них самих. При посещении советскими морскими офицерами английских эсминцев с дружескими визитами большое удивление вызвал тот факт, что Королевский флот использовал только дистиллированную воду, хотя процесс ее получения был достаточно трудоемким, потреблявшим энергетические ресурсы корабля. Британские офицеры объясняли это общим для всех кораблей Королевского военно-морского флота приказом во избежание эпидемий. Этим самым подчеркивался тот факт, что для англичанина и русского понятия о санитарных нормах различались, как, впрочем, и другие представления о пределах допустимого.

На фоне описываемого голода контрастом выглядят воспоминания и заметки в английских журналах военных лет, таких как «The War Illustrated». В них описывается, что при посещении мест проведения досуга, таких как гостиницы и клубы в Мурманске и Архангельске, английским матросам и офицерам подавались красная икра, копченая семга, крабы, мясо, яйца, масло. Или что летчики «Харрикейнов» уже в марте 1942 года отмечали «переизбыток свежего мяса, ветчины, копченого лосося, масла, молока», хотя и был небольшой недостаток свежих овощей.

Наиболее неудовлетворительно обстояли дела с питанием у спасшихся с потопленных судов и раненых, размещенных в госпиталях Северного флота. Рацион их был еще скромнее в силу того, что питались лишь тем, что выдавали, и не было никакой возможности раздобыть или обменять свои вещи на еду, и то, что после получения ранения для выздоровления была необходима более богатая витаминами пища.

Однако не только с питанием в госпиталях были трудности. Остро вставшая после первых потерь на северных морских дорогах проблема медицинского обеспечения вызывала разногласия и трудности до 1944 года. Тут тоже сказывался разрыв в уровне жизни и понимании того, что приемлемо, а что недопустимо в условиях того времени.

Несмотря на оптимистические заявления в послевоенных мемуарах о том, что «отличным было медицинское оборудование», реальная картина была далека от такого описания. Медицина в госпиталях на севере России сравнивалась со средневековой. Отчасти такая оценка была правомерной, так как вместо ваты использовался мох, экстракт из хвои заменял здесь витамины, специально выращенная плесень использовалась вместо пенициллина. Не было и каких-либо обезболивающих и наркоза, что представляло особую проблему, так как наиболее часто врачам приходилось сталкиваться, в силу природных условий, с обморожениями. Из-за уже упомянутого недостатка медикаментов и в силу того что не всегда была возможность как-либо положительно повлиять на результаты обморожения приходилось довольно часто проводить операции по ампутации конечностей, что из-за отсутствия анальгетиков превращалось в настоящий кошмар для пациентов. Операции проводились в спешке и проходили очень болезненно. Такому варварскому, но в то же время единственному варианту лечения подвергались на равных как советские моряки, так и английские. Только отношение к таким операциям у них было разным.

После проведения операции пациенты оказывались в помещениях, малопригодных для содержания раненых. По воспоминания вице-адмирала сэра Йена Кембелла, «жесткие неудобные кровати, застеленные простынями сомнительной чистоты, стояли в палатах вплотную». Из-за соблюдения затемнения для препятствия обнаружения авиацией противника, все окна были заколочены и помещения, где находились раненые, не проветривались. Это вело к тому, что в лазаретах было душно и в воздухе витали сомнительные «ароматы». В зимние месяцы ситуация усугублялась пониженной температурой в помещениях госпиталя. Иногда в операционных и палатах она доходила до 12 градусов по Цельсию. К тому же постоянно случались перепады электричества, лишая помещения освещения и возможности работать с такими аппаратами как рентген. Иногда операции проводились при свете факелов. Самым возмутительным, по мнению англичан, было то, что британским врачам не разрешалось самим проводить операции, только ассистировать и посещать пациентов. Большего они не могли, к ним даже не прислушивались. Возможно, это было связано с тем, что врачи Северного флота несли ответственность не только за советских моряков, но и за их английских товарищей и не могли допустить, чтобы ошибка, совершенная британским врачом, которые не подотчетен советскому руководству, стоила им больших проблем при объяснении перед начальством. Также не стоит отрицать вероятность профессиональной конкуренции и зависти.

Низкое медицинское обеспечение вызывало бурю недовольства с английской стороны. С точки зрения Королевского флота подобное обращение с пострадавшими английскими моряками было недопустимо, так как они пожертвовали почти всем ради грузов для Советского Союза. Однако и тут крылось непонимание и следующая за ним обида. Непонимание того, что ничего лучше советская сторона не могла сделать, а врачи Северного флота, проводя сложные операции в условиях почти полного отсутствия какого-либо обеспечения оборудования и лекарствами ставили на ноги многих моряков, выполняя свою работу настолько хорошо, насколько это было возможно.

Особенно обострились отношения в медицинской сфере и, как оказалось потом, во всех отношениях между англичанами и русскими в августе 1942 года. Тогда, 12 августа 1942 года премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль прибыл в Москву для переговоров со Сталиным. Цель переговоров была следующей: «совместно обсудить вопросы, связанные с войной, и в дружеском контакте принять совместные решения». В ходе них были затронуты темы предстоящих военных операций англичан, таких как подготовка к высадке в Северной Африке и упоминавшаяся выше высадка в Дьеппе. Сталин сообщил Черчиллю о планах советских войск, заверил британца в том что, РККА продержится до зимы и затем контратакует немцев. Это успокоило Черчилля, ранее беспокоившего в устойчивости «Русского фронта», и позволило ему обратить все свое внимание на более насущные проблемы самой Великобритании. Сталин сразу после переговоров осознал свою ошибку: на Черчилля теперь нельзя было влиять угрожая падением  Восточного фронта, требуя все больших поставок после того как он сам проинформировал премьер-министра о том что СССР в силах не только обороняться, но и контрнаступать в широких масштабах. Этот факт по мнению одного из выдающихся историков Полярных конвоев М.Н. Супруна привел к следующим событиям.

23 августа 1942 года в Мурманск на борту американского крейсера «Тускалуза» был доставлен мобильный британский госпиталь с медперсоналом для частичного размещения в Ваенге и основном базировании в Архангельске. Союзники собирались создать на берегу свой госпиталь для лечения моряков из-за неудовлетворительного медицинского обслуживания с советской стороны. Но развернуть госпиталь им не дали. Причиной этому могла быть обида Сталина и последовавший за ней демонстративный отказ на размещение госпиталя. Маловероятно, что от современного, оснащенного не только медицинской техникой, но и автономными источниками питания госпиталя отказались по причинам, приведенным английской стороной: зависть с советской стороны по поводу высококлассного оборудования и на фоне общего ужесточения визового режима на Севере – отсутствие виз. С визами действительно часто возникали сложности, виной тому служили взаимные ошибки и неточности английской и советской сторон, но они никогда не приводили к столь серьезным проблемам. Обычно людей все же пускали в страну, ненадолго задерживая их, а затем исправляя все бюрократические оплошности.

Несмотря на этот инцидент, советская сторона все же прилагала усилия для облегчения ситуации спасенных и раненых с конвоя PQ-17, в лице главы Главсевморпути и уполномоченного ГКО по перевозкам в Белом море Ивана Дмитриевича Папанина. Он, несмотря на обострение отношений, приложил все усилия, чтобы выделить спасенным все необходимое и передать им «постельные принадлежности, одежду, обувь, медикаменты и продовольствие из находившихся в порту грузов».

В итоге почти все оборудование и персонал госпиталя отправился обратно в Англию с конвоем QP-14. Однако, благодаря находчивости офицеров английской военно-морской миссии, часть врачей все же оставили, оформив их не как медперсонал, а как наземный обслуживающий персонал Королевских ВВС.

Однако этот инцидент стал только началом в ухудшении отношений между союзниками.

25 августа был издан приказ по Северному флоту, согласно которому общение между иностранцами и советскими моряками запрещалось.

17 сентября 1942 года в переписке между адмиралом Головко и контр-адмиралом Дугласом Фишером, сменившим Бевана на посту Старшего Британского Морского офицера в Полярном, еще раз встал вопрос о создании госпиталя в Ваенге. Фишер выражал желание все же создать именно английский госпиталь. Но, по его словам, не из-за неудовлетворительного медицинского обслуживания в советских медицинских учреждениях, а из-за языковых проблем в общении между врачами и английскими пациентами. Несмотря на вежливость и аккуратность в формулировках английского офицера, положительного ответа не последовало вплоть до 1944 года, когда острой необходимости в госпитале уже не было.

14 октября 1942 года начальник Главного Морского Штаба ВМФ СССР контр-адмирал Владимир Антонович Алафузов практически приказал командующему Северным флотом адмиралу Головко ограничить присутствие английских военных на Севере до 40 человек с формулировкой «количество англичан выросло, что не вызывает практической необходимости». При этом ставилось условие что в штат, который будет оставлен, не должны входить следующие категории англичан: авиагруппа, группа радиопомех и медперсонал.

Всего на 7 октября 1942 года в северных портах и военно-морских базах ВМФ СССР находился 181 подданный Британской короны. Из них 27 человек составляли медперсонал, находящийся в Ваенге.

Адмирал Головко, проявив благоразумие и осознавая возможные трудности, связанные с доскональным исполнением требования Алафузова, не согласился с цифрой в 40 человек. И принял решение не высылать медперсонал полностью, а лишь сократить его до 13 человек, тем самым пойдя на устраивающий обе стороны компромисс.

Советская сторона в течение всего срока пребывания моряков Королевского военно-морского флота в северных портах России постоянно настаивала на уменьшении штата, при этом постоянно требовала выделения специальных офицеров для связи, которые занимались бы только этой деятельностью и не совмещали ни с какой другой должностью в Военно-морской миссии. Налицо противоречие, не первое и не последнее, которое создавало психологическое давление на англичан.

Следующим шагом, который означал ухудшение отношений и влиял на повседневную жизнь англичан, было усиление слежки за ними. Помимо того, что НКВД одобрял списки прибывавших союзников в СССР, за офицерами английского флота с самого начала велась неприкрытая слежка. Она заключалась в прикреплении к англичанам сопровождающего офицера. Британские офицеры выказывали недовольство, но не самим фактом постоянного наблюдения, а тем, что присутствие советского офицера «вызывает задержки, а, следовательно, и лишнюю потерю времени».

В конце октября поведение англичан стало вызывать критику. Согласно донесениям НКВД, следившем за иностранными моряками, увольнение на берег английских матросов и офицеров было недостаточно организовано: они нарушали порядок, пьянствовали, спекулировали, продавали контрабанду. Также английские корабли посещаются советскими гражданами. Не все из этого было правдой, и некоторые моменты, связанные со «спекуляцией» и продажей контрабанды, вовсе не воспринимались англичанами как нарушение законов, а вынужденная мера для выживания, так как выше описываются ситуации, когда для получения пропитания было необходимо что-то выменять у местных жителей. В этой ситуации опять прослеживается факт того, что общего понимания о допустимости и недопустимости не было в силу барьера уровня и представлений о жизни.

По результатам наблюдений НКВД Нарком ВМФ приказал следующее: жестче требовать от английского командования надлежащего поведения подчиненных. За нарушения правил лишать увольнения (что вовсе не было страшным наказанием для английских моряков) или сокращать пребывания их на берегу. Органам НКВД должна быть обеспечена «возможность контроля за посещением иностранных военных кораблей гражданами, установив места подхода для иностранных шлюпок».

Помимо уже упомянутого открытого наблюдения за британскими морскими офицерами осуществлялась и реальная слежка за их деятельностью. Согласно приказу от 12 ноября 1942 года офицерам Отделения Связи при штабе Северного флота (именно они обеспечивали связь между английскими миссиями и советским командованием) следовало шпионить за союзниками. В это понятие входили следующие задачи: запись всех разговоров, наблюдение за поведением иностранцев, характеристики на офицеров и унтер-офицеров, какие недоразумения хозяйственного порядка возникали, жалобы на советских военных, на государственные учреждения, высказывания о политике, случаи из жизни.

За 4 дня до этого приказа, Начальник Разведывательного управления Главного Морского Штаба ВМФ СССР капитан 1-го ранга М.А. Воронцов дал указания офицерам Отделения Связи не только о наблюдении за англичанами, но и об их вербовке, путем использования их слабых сторон, привязанностей (алкоголь, деньги ит.д.). Существовала инструкция по вербовке и ведению агента, но никаких успехов эта идея Москвы не принесла, достоверных данных о том, что удалось завербовать хотя бы одного английского моряка нет.

Еще одним моментом, осложнявшим взаимодействия союзников, стала цензура личной переписки. Официальная дипломатическая почта не проходила досмотр, но личная должна была проходить не только стандартную британскую военную цензуру, но и советскую. Это могло привести к еще большим задержкам, что вызвало бы недовольство моряков, которых бы лишали единственной связи с домом. Такие инциденты только лишь ухудшали атмосферу сотрудничества и нередко приводили к нервным срывам британских офицеров, возмущенных поведением советской стороны. Например, данный вопрос с цензурой привел к тому, что 26 февраля 1943 года лейтенант М. Каллин устроил скандал в Штабе Северного флота, что весьма разозлило адмирала Головко и выразилось в его письме контр-адмиралу Фишеру. Но, к счастью, решение о дополнительной проверке личной переписки был решен в пользу англичан.

Похожий случай произошел 26 октября 1942 года. Коммодор конвоя QP-15 У. Меек не имел въездной визы по прибытии в Архангельск. Он был задержан на час и оставлен на борту тральщика «Харриер», который доставил его в Россию. Старший Британский морской офицер в Архангельске  кэптен Дж. Монд узнав это, в резкой форме заявил о незаконности действий погранотряда и фактически устроил еще один скандал.

Судя по поведению английских офицеров в обоих случаях они находились в достаточно нервном состоянии, этот факт подчеркивает то, что и Каллин и Монд угрожали, что если их требования не будут выполнены, то они обратятся в Адмиралтейство с просьбой немедленно прекратить конвои в СССР, то конечно было неосуществимо, но подтверждало высокий уровень недовольства англичан.

Также особую неприязнь вызывали постоянные проверки документов у англичан на берегу. Капитан-лейтенант Эллиот замечал, что у него 6 раз требовали предъявить паспорт: «Сам я ничего против не имею, так как понимаю, что раз русские требуют, значит надо дать и я даю. Но не все офицеры так думают. Большинство раздражено такими частыми требованиями паспортов».

Все время пребывания в СССР британские моряки постоянно подвергались различным придиркам, находились под очевидным наблюдением, их донимали всевозможные бюрократические задержки и трудности. Все это не могло не сказаться на их моральном состоянии английских моряков, когда помимо негативного влияния самой войны на психику человека, положение усугубляли и действия их союзников. Хотя делалось это не с целью создать трудности британцам и объяснялось скорее менталитетом и особенностями самого государства.

Для предотвращения ухудшения морального состояния и поддержания его был необходим досуг, позволявший ненадолго, но все-таки отвлечься от проблем повседневной жизни в чужой стране во время войны.

В тех условиях досуг нельзя было назвать разнообразным. Официально предлагалось только посещение гостиниц с ресторанами и клубов. В Мурманске находилась гостиница «Арктика» (разрушенная во время авианалета10 июня 1942 года) и Международный клуб, а в Архангельске — гостиница «Турист» и такой же Международный клуб. При этом доступ в гостиницы был ограничен офицерами, матросы могли посещать лишь клубы, которые по местной иерархии занимали более низкое положение. Это были единственные заведения, предусмотренные для неофициального общения сторон. Там можно было отведать деликатесы, конечно, с поправкой на военное положение. Хотя все же вызывает сомнение то, что «их ждал роскошный стол с икрой, рыбными блюдами и пловом — под водку и белое вино». В той ситуации это было скорее исключением, подтверждающим правило. Наибольший интерес у моряков вызывали так называемые Международные клубы в Архангельске и Мурманске, где можно было не только подкрепиться, но и, теоретически, пообщаться с местными девушками. Согласно воспоминаниям, атмосфера была весьма дружественной, девушки знали не только английский язык, но и редкие народные танцы англичан. Однако, в реальности,  девушки не знали и двух слов на английском, не улыбались и вели себя очень сдержанно и едва могли танцевать. Причиной тому было не то, что они были негативно настроены к английским союзникам, а то, что им было запрещено общаться с иностранцами, за этим тщательно следили женщины-контролеры и находящиеся на расстоянии «мужчины в униформе». В случае если ухаживания были бы замечены, девушки могли быть арестованы (однако бывали и исключения). При этом женщины, следившие за молодыми девушками, пытались еще распространять коммунистическую литературу среди англичан. Последние не выражали явного протеста против этого, вероятно, чтобы не создавать еще больших сложностей и в итоге «стали «хорошими коммунистами» для женщин-контролеров.

В Международных клубах проходили показы кинофильмов и концерты. Фильмы были как английские, так и советские, но британские картины должны были сначала получить удостоверение на демонстрацию от Кинокомитета.

В клубах также проводились уроки русского языка, что было весьма полезно в силу тех трудностей во взаимоотношениях, которые возникали от незнания языка и, следовательно, непонимания друг друга. Эта проблема особенно остро стояла в бытовых взаимоотношениях, так как на официальном уровне всегда предоставлялись переводчики, а в повседневном общении приходилось объясняться без их помощи. Некоторую помощь оказывало знание обеими сторонами, как ни странно, французского языка, но со временем англичане увеличивали словарный запас русских слов, в то время как русские улучшали свой английский.

Стоимость хорошего обеда в «Арктике» или «Туристе» была порядка 100 рублей на одного человека, то есть примерно 5 фунтов с человека (исходя из того что в течение всей войны по данным Центрального Банка РФ официально фунт стерлинга стоил 21 рубль). Но довольно часто обед был за счет советской стороны и проходил по приглашению офицеров Отдела Связи. Начальник этого отдела Григорий Александрович Ригерман, в то время еще капитан 2-го ранга,  в октябре запросил отдел внешних сношений Наркомата ВМФ на выдачу ему на представительские цели, в которые помимо угощения англичан входили также и подарки, 1500-2000 рублей в месяц . Расходы постоянно росли из-за увеличения количества прибывающих и находящихся на севере офицеров, и за декабрь Ригерман потратил уже 5 тысяч рублей.

Это был единственный досуг, который местные власти могли обеспечить и со временем он начинал приедаться.

Сами города не представляли никакого интереса для союзников. Во многих воспоминаниях упоминается, как союзники называли Мурманск и Архангельск: везде присутствует одна и та же фраза — «город-призрак». Единственным занятием, доступным в городе для англичан, был поиск сувениров для своих родных и в качестве напоминания о СССР. Тут снова свою роль сыграли различия в менталитете — для русских казалось очень странным во время войны легкомысленно искать сувениры, причем не те, которые можно было снять с поверженного противника после боя, а в более или менее мирных условиях на территории союзного государства. Особой популярностью пользовались значки Красной Армии, обычно их обменивали на плитку шоколада. В магазинах не было практически ничего, кроме всяких безделушек. Имели место и курьезные события. Например, один из британских офицеров обменял на сигареты несколько пластинок, даже не поинтересовавшись о том, что на них записано. Удивлению не было предела, когда оказалось что на них записана вовсе не музыка, а речи Сталина.

Еще одной формой проведения досуга были взаимные визиты вежливости друг к другу на корабли английских и советских моряков. Обычно это встречи проходили по следующему сценарию. После получения официального приглашения на борт и прибытия на корабль проводилась экскурсия (не более получаса) и беседы с моряками находящимися на постах. В ходе бесед выяснялись некоторые технические особенности корабля. Советская сторона обычно держалась сдержанно, а вот английские матросы очень активно шли на контакт, рассказывая не только о том, что их спросили, но и описывая годы своей службы и всевозможные интересные случаи. Кульминацией визита был концерт. В большинстве случаев он проводился на борту британского корабля, советские гости не могли прийти в гости без «подарка». Для англичан это было совершенно необычное шоу, обычно длившееся порядка двух часов и состоявшее из «народных песен, сельских и цыганских танцев». Такие концерты собирали аншлаги на английских эсминцах, так что приходилось разделять выступление на два помещения, чтобы как можно больше моряков из команды могли им насладиться. Русская самодеятельность пользовалась огромным успехом, особенно тогда, когда советские офицеры сочиняли и исполняли произведения, написанные специально для британских коллег. Единственной проблемой состояла в том, что эти песни были на русском и англичане не имели ни малейшего понятия об их содержании, но, тем не менее, это было весьма приятно для них.

После концерта, офицеры удалялись в кают-компанию, где их уже ждал фуршет. И пение начиналось уже со стороны англичан, в основном пели национальный гимн Великобритании, советские офицеры отвечали им «Интернационалом», а затем переходили на народные песни.  В процессе общения обычно поднималось несколько традиционных тем, таких как обсуждение даты открытия Второго фронта в Европе (что нервировало англичан, так как этот вопрос их преследовал всегда и везде в России, и из-за того, что простые офицеры не несли ответственности «за большую стратегию»), обмен мнениями о противнике (практически всегда критиковали итальянцев как военных), споры о преимуществах того или иного алкогольного напитка и склонности всех моряков к выпивке. Далее происходил обмен подарками, чаще всего ими являлись алкогольные напитки (с советской стороны) такие как водка и вино, с английской стороны частым подарком была треска, выловленная тральщиками Королевского военно-морского флота в Кольском заливе.

При проведении этих официальных мероприятий проявлялись очередные различия между союзниками в традициях. Согласно переводчику, технику-интенданту 2-го ранга Георгию Трахтебергу, ярким отличием было то, что при посещении с дружественным визитом британского корабля никто никогда не предлагал сесть советским офицерам, их английские коллеги предпочитали вести все беседы, стоя «с сигарой и стаканом виски, джина или рома».

Существовала также традиция раз или два в неделю приглашать небольшой количество английских моряков в местные концертные залы на танцы, в кино или на концерты.

Другим способом проведения досуга были различные спортивные соревнования. Если официальные визиты и концерты распространялись лишь на экипажи военных судов, то спорт был доступен всем. Наибольшим успехом пользовались спортивные состязания, напрямую связанные с профессиональной  деятельностью моряков: гребля в шлюпках наперегонки, парусные регаты и эстафеты на спасательных плотах. Когда позволяла температура воды проводились соревнования по плаванию. При этом в них вносился элемент риска: по Двине спускали лес, и участникам заплывов приходилось еще и уклоняться от бревен и топляков. Помимо таких видов спорта были и сугубо сухопутные: футбол, регби и крикет. Причем распорядок дня в силу отсутствия у большинства членов команды каких-либо постоянных занятий, составлялся исходя из того, что до обеда играли в одно, после – соревновались в чем-то еще.

Спорт играл еще и отвлекающую роль, когда не было еды, не было хороших вестей с фронтов, проблемы с доставкой писем из дома. Также соревнования и состязания помогали поддерживать хорошую физическую форму, необходимую для обратного перехода, максимально хорошую при тех условиях пропитания, в которых находились моряки. Хотя и не всегда вынужденная диета позволяла длительное время заниматься спортивными упражнениями. Советская сторона не мешала этим начинаниям и зачастую предоставляла без ограничений спортивный инвентарь, например, в зимнее время – лыжи. Проводились совместные матчи по футболу между моряками Северного флота и англичанами, которые зачастую оканчивались победой русских. Также весьма популярны были и пешие прогулки в окрестностях военно-морских баз. В ответ на вопрос, где англичане могут прогуливаться в свободное время, им отвечали лаконично: «Там где нельзя ходить – стоят часовые, которые всегда остановят не только вашего человека, но и нашего». Прямых запретов не было, но существовало негласное наблюдение, выраженное в форме просьбы сообщать о своих действиях.

Имели место и сложности связанные с так называемыми советской стороной «предрассудками» англичан. Под этим подразумевалось то, что моряки Королевского военно-морского флота большое внимание уделяли приметам (командир британского корабля никогда не выйдет в море в понедельник без крайней необходимости). Так, например, возникли затруднения в декабре 1941 года, когда делегация Всесоюзного центрального совета профессиональных союзов, возглавляемая секретарем ВЦСПС Н. М. Шверником, должна была отправиться в Великобританию. В ее состав входило 13 человек. Это и составило основную трудность, так как командиром крейсера «Кент», который должен был доставить делегацию в Англию, был опытный моряк Ангус Эдвард Каниннгхэм-Грэхем. Он категорически отказывался брать на борт советских граждан, так как их было 13 человек, включая двух женщин, что было вдвойне плохой приметой. Командир не поддавался на уговоры даже самого министра иностранных дел Великобритании Энтони Идена. Выход из положения нашел посол СССР И.В. Майский, который предложил включить его в состав делегации, доведя ее количество до «безопасных» 14 человек и заявил, что женщины тоже «борются за общие интересы Советского Союза и Англии, поэтому для нее должно быть сделано исключение». И в итоге проблема была решена.

Нередко нежелание понимать не только традиции, но и то, что многие события и действия обеих сторон происходят не из-за личной неприязни или слабости характера, а в силу объективных причин или особенностей менталитета приводило к взаимным обидам и обвинениям. Хотя при этом обе стороны старались поддерживать взаимоотношения на профессиональном уровне. И эти обиды не распространялись на общее отношение к союзному флоту, а лишь к конкретным его представителям.

Примером может служить трагедия легкого крейсера «Эдинбург» в начале мая 1942 года. Тогда при проводке обратного конвоя QP-11 немецкая подводная лодка U-456 торпедировала «Эдинбург». Легкий крейсер, получивший повреждения, прикрывали два английских эсминца и два советских: «Сокрушительный» и «Гремящий». Получив тяжелые повреждения, крейсер стал отходить обратно в Мурманск. 1 мая советские эсминцы, израсходовав топливо, поспешили вернуться в Полярный для дозаправки, обещав вернуться. Этого не произошло. На следующий день израненный крейсер был обнаружен немецкими эсминцами и получил еще одно попадание, несмотря на действия сопровождавших его эсминцев и тральщиков. В результате полученные повреждения привели к тому, что был отдан приказ снять экипаж и затопить «Эдинбург», что и было сделано эсминцем «Форсайт». Вечером 2 мая оставшиеся корабли вернулись на базу Северного флота. Моряки британского флота были весьма разозлены поведением экипажей советских эсминцев, не вернувшихся в тот момент, когда они были особенно нужны и не спасли «Эдинбург». Англичане списали все на то что «русские отмечали очередной праздник – 1 Мая». Однако истинные мотивы этого «предательства» не были известны и не могли быть поняты англичанами. Проходившее параллельно с проводкой обратного конвоя наступление морской пехоты в Западной Лице окончилось неудачей, вместе с этим получили повреждения две подводные лодки Северного флота. Если бы к этим неудачам прибавилось бы повреждение или даже потеря одного из немногих крупных надводных кораблей флота, то «последовали серьезные «оргвыводы».

Многие факторы, вынуждавшие к тем или иным действиям на протяжении войны, оставались тайной  для обеих сторон, что не могло не сказаться на их взаимоотношениях и оценках друг друга. И лишь после окончания войны, а также после распада СССР, проявились истинные причины поступков во время проведения конвойных операций.

Немаловажным в повседневной жизни английских моряков было и общение с местными жителями, а не только своими коллегами по флоту. Несмотря на запреты общаться с иностранцами, обе стороны находили свои способы.

Вследствие того, что большинство взрослого мужского населения было мобилизовано на фронт, в городах и поселках на Севере России основой населения стали старики, женщины и дети. Особого интереса у англичан общение с пожилыми людьми не вызывало, да и сами старики не стремились к этому.

Общение с женским населением представляло из себя проблему: многие моряки хотели оказаться в обществе с девушкой, но постоянное наблюдение, как за иностранцами, так и за местными девушками сводили все на нет, хотя исключения были, но они оставались большой редкостью и зачастую влекли за собой неприятные последствия. И если для англичан все могло закончиться препровождением под конвоем обратно на корабль, то последствия для девушек, могли быть гораздо серьезней. Поэтому такого рода контакты практически не имели места.

Поэтому в основном общение английских моряков с местным населением выражалось в контактах с детьми. В условиях войны, мобилизации или гибели родителей, многие дети оказались без присмотра. Детская натура наиболее настроена на восприятие чего-то или кого-то нового и более открыта для общения. В силу этих причин дети стали наиболее активной группой, которая имела контакты с иностранными моряками.

Общение это имело две формы. Первой был бартер. Дети встречали корабли еще до прихода их в крупные города, где над ними устанавливалось наблюдение, что позволяло заниматься не совсем законными предприятиями. Выше уже говорилось, что курс фунта стерлинга по отношению к рублю был официально установлен как один фунт к двадцати одному рублю. На детском черном рынке, за плитку шоколада с британского корабля или сигарету давали от 50 до 40 рублей. Тем самым это курс был гораздо выгодней для англичан. Как вспоминают моряки: «Карманы у них тоже были битком набиты деньгами». Это объяснялось тем, что рубли обесценились и принимались только от иностранцев в ресторанах или клубах. При этом дети обменивали шоколад или сигареты не для собственного потребления, а, возможно, использовали его в качестве валюты.

Еще одной формой отношений с детьми было такое явление как «сын полка». Многие дети являлись сиротами и некоторые из них «усыновлялись» экипажами кораблей, которые заботились, кормили и одевали их. Зачастую это происходило даже без одобрения капитана. За детьми ухаживали, кормили, мыли, даже шили им одежду. Например, экипаж корвета «Дианелла», «усыновив» мальчика по имени Володя, сшил ему форму унтер-офицера со всеми нашивками, и сделал ему подвесную койку. Моряки так привязались к мальчику, что когда корвет уходил из России хотели усыновить его по- настоящему, но этого не получилось, что было вполне предсказуемо.

В целом можно отметить, что отношения с мирным населением носили дружественный характер настолько, насколько это было возможно в условиях военного времени, особенностей внутренней ситуации в стране и различий в менталитете.

Подводя итог тем проблемам, с которыми сталкивались представители Королевского военно-морского флота в повседневной жизни и взаимоотношениях со своими советскими коллегами и жителями Северной России, можно с уверенностью сказать, что, несмотря на разногласия, задачи которые были поставлены перед двумя сторонами, выполнялись. Несмотря на тяжелые условия, как для русских, так и для англичан, на некоторые психологические срывы, никогда дело не доходило до серьезных нарушений и санкций, которые бы поставили под угрозу не только взаимные связи и отношения, но и сотрудничество в целом. Обе стороны прилагали все усилия, чтобы облегчить быт и службу друг другу. Британские и советские моряки хорошо понимали, что они воюют на одной стороне. По-человечески радовались победам друг друга и разделяли горе при потерях, например, английские офицеры считали долгом прийти и лично выразить соболезнование советской стороне, когда подводная лодка Северного флота не возвращалась на базу.

Те случаи, когда ухудшались отношения между союзниками, имели под собой основание в виде приказов и указаний из Москвы. Командование же Северного флота и адмирал Головко лично шли на все, чтобы помочь союзникам и весьма часто даже перевыполняли просьбы Старшего Британского Морского офицера. Правда, возможность идти на уступки ограничивалась теми сферами, где противоречие общей линии приказов из Москвы не было заметно и не столь важно.

На наш взгляд, единственными серьезными причинами противоречий в бытовой сфере между Королевским военно-морским флотом в ВМФ СССР было уже много раз упомянутое различие в менталитете, образе жизни и огромном разрыве по уровню жизни между англичанином времен Второй Мировой войны и советским гражданином того же периода, а также некое высокомерие британских морских офицеров по отношению к советским коллегам. Вызвано это было несколькими факторами: англичане считали себя настоящими «морскими волкам» (что не лишено смысла), которые наставляли своих советских товарищей, чья страна не являлась «владычицей морей» и моряки Северного флота не обладали теми знаниями, боевым опытом, которые британцы получили в первые два года Второй Мировой войны. Такая ситуация делала англичан, по их мнению, наставниками, у неопытных на тот момент моряков Северного флота, который был сформирован лишь в 1937 году. В свою очередь непонимание советской стороной многих поступков и действий моряков Королевского военно-морского флота вытекало из той же неопытности советских моряков по части дальних переходов и действий в открытом море.

Список литературы, которая может вас заинтересовать после прочтения сего произведения:

Супрун М.Н.  Ленд-лиз и северные конвои, 1941-1945.

Скофилд Б. Русские конвои.

Блон Ж. Война в океанах