Я не помню, откуда я взялся и кто мои родители. Но ясно было одно –

они были породистые, иначе, откуда у меня такой фокстерьер в мои – то годы!?

В 3-4 месяца я оказался подброшенным к очень неплохим людям, но у них уже была взрослая овчарка, которая с неприязнью ко мне отнеслась.

Хозяева терпели наши неоднозначные отношения пару месяцев, потом договорились с какими-то людьми и отдали меня в хорошие руки.

Помню первую встречу с новой хозяйкой и её внуком. Мы ждали «хорошие руки» на станции метро «Пионерская». Я нетерпеливо вилял тем обрубком, который у меня остался после купирования, высматривая своих новых хозяев. И я увидел ЕЁ, догадался, что это ОНА, кинулся ей на грудь, обнял передними лапами и облизал ей всё лицо. Это произошло в 2-3 мгновения, она растерялась и растрогалась, а внук кричал от радости и удовольствия и хлопал в ладоши.

— Бабушка, мы берём его!

– Как хоть его зовут? – почти вслед уходящим бывшим хозяевам вопрошала новая хозяйка.

– Точно не знаем, но он откликается на кличку Джек – и они исчезли в толпе.

– Ну, все, Джек, теперь ты наш, – кричал Максим и держал меня за короткий поводок, ведя к машине. Я не возражал, мне все было ново, я был возбужден от вида новых хозяев, от неизвестности. Куда это они меня повезут, ведь я ещё никогда не ездил в машине.

– Садитесь все на заднее сидение,- сказал хозяин, сидящий за рулём, – только постелите ему что-нибудь.

Я не мог сидеть на заднем сидении, я мог только стоять и дрожать всем телом.

Мы проехали примерно с полпути, как меня стало тошнить. Хозяйка попросила остановить машину. Это было как раз возле парка Горького на Петроградской.  Меня выпустили, и мы с Максимом бросились в заросли кустов, там мне стало легче, и я мог носиться с ним наперегонки.

Пока мне нравились новые хозяева. Дома мне сразу же отвели место в комнате под пианино, потому что прихожая была настолько мала, что в полную длину я там не помещался. Одним словом «хрущёвка». Я ещё не понимал, что в доме пачкать нельзя, да и терпеть долго не мог, поэтому иногда мочился прямо в комнате. Хозяйка ворчала, но исправно убирала за мной, ждала, когда я подрасту и поумнею, чтобы выгуливаться два раза в день, как приличные собаки.

Когда приходил Максим и выводил меня погулять, мы резвились с ним во – всю. Я был неутомим, знакомился с собаками, приставал к ним. Некоторые меня терпели, потому что были старше и умнее, снисходительно относились ко мне. Но другие были злобные, покусывали меня, если я приставал, и я вынужден был искать защиты или у Максима, или у хозяйки, смотря, кто из них  в тот день был со мной.

И вот однажды я почувствовал себя плохо. Мне не хотелось бегать и прыгать на улице, я с трудом доплелся до дома и лег на своё место. Есть не хотелось. Я лежал, закрыв глаза и вытянув лапы. Хозяйка забеспокоилась и вызвала ветеринара. Тот осмотрел меня и вынес вердикт: «Чумка».

– Странно, – сказал он, у этих пород собак, эрдельтерьеров, чумка бывает очень редко, но надо перестраховаться. Взял у меня все анализы и велел хозяйке ехать в лабораторию сдать их. Через пару дней пришли результаты с подтверждением диагноза – чумка.

Я к этому времени не мог шевелить ни одной конечностью, ни на что не реагировал, на еду тем более. Хозяйка пыталась меня кормить и поить, но все – безрезультатно. Пришел врач, выписал какие-то уколы, показал, как надо их колоть и ушел.

От первого укола я лишь вздрогнул и все. Хозяйка меня жалела, гладила и приговаривала, что все будет хорошо. В день по пять-шесть уколов я переносил стоически, и на третий день почувствовал, что сознание возвращается ко мне. Я не знал, как благодарить хозяйку, поэтому после каждого укола я поворачивался и лизал ей руку. Она меня понимала и гладила в ответ. Потом я стал подниматься на подстилке и потихоньку вставать. Мы стали выходить на прогулку, но обратно на пятый этаж хозяйка почти несла меня на руках. А весил я уже около 20 кг.

Постепенно я приходил в себя, но через пару дней я понял, что с моими глазами что-то не так. Я пытался лапой снять это «что-то», но никак не удавалось. Я мотал головой, пытался, теребясь о подстилку, снять это «что-то» – не получалось. Хозяйка в ужасе побежала со мной к ветеринару.

Он вышел из своей квартиры на лестницу и, лишь взглянув на меня, с сожалением сказал: «Жаль, пес ослепнет, это осложнение после чумки».

После такого приговора мы понуро стали спускаться по лестнице и только между вторым и третьим этажами до нас донесся голос ветеринара: «Попробуйте народное средство: вдувайте ему в глаза сахарную пудру».

Хозяйка тут же достала сахарную пудру, хозяин держал меня за голову и раскрывал попеременно глаза, а она вдувала мне из ложечки сахарную пудру. Мне эта процедура не очень-то нравилась, но я терпел, тем более, что чувствовал себя уже вполне окрепшим. А через пару дней, теребя лапой глаза, я почувствовал, что пленка с глаз сошла. Я подбежал к хозяйке, чтобы она посмотрела, так ли это. Она радостно закричала, что все в порядке и её Джекуня всё видит.

Мне исполнился год, но у меня ещё оставались дурные привычки из моего беспризорного детства. Мне ужасно нравились запахи какой-нибудь падали и разложившихся фекалий, и, когда меня отпускали с поводка, я мчался на этот запах и старался унести его с собой, то есть я должен был вываляться в этой грязи. За это мне здорово доставалось.

Однажды мы с хозяйкой и её старшим внуком Максимом гуляли, а дело было ранней весной. Снег начал таять, но сверху он был ноздреватый и колючий.

Когда Максим поймал меня и пристегнул поводок, от меня воняло по человеческим понятиям за версту. Хозяйка была возмущена до предела, и пока Макс бегал на пятый этаж за канистрой с водой, хозяйка пыталась вывалять меня в колючем снегу, чтобы хоть немного убрать этот запах.

Она приговаривала, что выгонит такого  вонючего пса, если он не прекратит себя так вести. Я почти не сопротивлялся, знал, что виноват. Но когда после наждачного снега меня окатили холодной водой из канистры, я возмутился и стал отряхиваться прямо здесь же, на хозяйку и Макса.

– Ладно, – сказала хозяйка, – сейчас ты полезешь в ванну, и я тебя так отмою шампунем, что ты навсегда разучишься валяться в грязи.

Я, опустив голову, плелся на пятый этаж, остановился в прихожей, чтобы мне обтерли лапы, и опрометью кинулся в ванную, хотя очень не любил душ. На этот раз хозяйка вымыла меня дважды шампунем и теплой водой, накинула на меня махровый халат и вытерла досуха, приговаривая и ругаясь. Потом, когда я обсох и виновато подошел к ней, она погладила меня и примирительно сказала:

– Ну как тебе не стыдно, ты такой породистый и красивый пес, а ведешь себя, как дворняжка. А ведь завтра я тебя собираюсь стричь. Тримминговать тебя дорого и больно, поэтому завтра готовься, а то уж очень ты оброс.

На завтра для меня соорудили что-то вроде помоста, я вспрыгнул на него и замер. Хозяйка стригла меня ножницами, старалась не больно и приговаривала: «Ты у меня будешь самым красивым псом во всей округе, тебе будет легко бегать» – и клочья шерсти падали на помост.

Особенно она старалась над усами и бородой. Хоть я и был молодой, но усы и борода мне полагались по породе. Когда она закончила правый бок, я не выдержал и спрыгнул на пол, отряхиваясь во все стороны. Я очень устал стоять на помосте. Представляю, как устала хозяйка, но она стала уговаривать меня потерпеть ещё немного. Ну, нельзя же недостриженным выходить на улицу, а мне уже очень хотелось!  Пришлось смириться и стоять ещё около часа. Зато, когда мы вышли на улицу, все знакомые собачники удивлялись и спрашивали, почему Джек стал таким худым и стройным. А я носился со всеми соседскими собаками и все отряхивался от колючих волосков.

Весной мы отправлялись на дачу.

Мне очень нравилось ездить с хозяевами в машине. Я усаживался впереди рядом с шофёром задом на колени хозяйки, а голову старался высунуть в полуоткрытое окно. Задними ногами упирался в сидение, а передними – в дверцу машины. Проезжающие мимо люди с интересом оглядывались на меня, а мне было очень хорошо. Встречный ветер обвевал мне морду и не было так жарко.

Иногда мы с хозяйкой ездили на электричке. Это было настоящее испытание. Хозяйка жалела меня и не надевала на меня намордник, поэтому, когда мы входили в троллейбус или в электричку, я сразу же подлезал под сидение, чтобы меня не было видно и чтобы контролеры не приставали к хозяйке. Я мужественно терпел два часа в электричке, но зато потом на воле и свежем воздухе я бегал и прыгал, как щенок.

На даче я пометил по-хозяйски всю территорию участка и решил выполнять свою функцию – сторожить дом и участок. Но была весна, люди копали грядки, пахло свежей землёй и навозом. Ну как можно усидеть на своем участке? И я незаметно выскользнул за калитку и пошёл носиться по окрестным местам. Где-то меня просто прогоняли, где-то пытались огреть чем-то тяжелым – и отовсюду слышался крик: «Чья собака, привяжите её, она нам все грядки потопчет!»

Я совершенно ошалел от запахов,  хозяйка поймала меня с трудом и посадила на цепь. Мне это не понравилось, и я стал лаять. Как только я не видел в поле зрения кого-либо из хозяев, я начинал звонко лаять. Это тоже всех раздражало и меня закрыли на веранде. Хозяйка переживала – ведь вывезли меня на свежий воздух всего на пару дней, а я из-за своей несговорчивости должен сидеть в доме.

Я очень хорошо чувствовал настроение хозяйки. Как-то раз к нам на участок зашел мужчина, и они долго о чем-то спорили, он кричал, размахивал руками. В итоге хозяйка велела ему уйти и никогда больше не появляться на нашем участке. Я очень хорошо запомнил его запах, и, когда он просто проходил мимо нашего участка, я его чувствовал и начинал рычать. Хозяйка уже сразу догадывалась, кто идет мимо.

Если хозяева ходили в лес за грибами, я радовался, как щенок. Там я носился как угорелый, лаял по любому поводу, гонялся за ящерицами и мелкими обитателями леса, а вот дорогу к дому запомнить не мог, и этим сердил хозяев. Они сами плохо ориентировались в лесу, особенно в пасмурную погоду, и думали, что я со своим собачьим нюхом выведу их на дорогу к дому. Но я сам не понимал, что они от меня хотят, обзывали меня глупым бесполезным псом, и больше ко мне не приставали с вопросом определения дороги.

Один раз я с хозяином пошел в лес. Он очень любил собирать грибы, увлекся и забыл о времени. Спохватился, когда стало темнеть. Я крутился около него, боялся далеко отбегать, но ничем помочь ему не смог. Но все-таки, я думаю, ему со мной не было так страшно. Как мы вернулись домой, не помню. Было совсем темно, как бывает темно поздней осенью. Соседи стали беспокоиться, выходили на дорогу с фонариками. У моего хозяина тоже был фонарик. И когда мы, наконец, вышли из лесу на дорогу, я радостно залаял, и побежал вперёд. Устали мы страшно и сразу же завалились спать.

У хозяев появился второй внук Даня. Мне велели его охранять и никому не давать в обиду. Сначала он был в коляске и никакого интереса для меня не представлял. Я просто по-хозяйски подходил к коляске, обнюхивал его и отходил. Потом Даня стал ходить и тоже решил не ограничиваться территорией участка. Он подсмотрел, как я подлезаю под калиткой и оказываюсь на свободе, и сделал то же.

Хозяйка, занимаясь чем-то на огороде, услышала крик: «Чей это карапуз свободно гуляет на дороге, заложив руки за спину?»

Она бросилась на крик. Трехлетний Даня независимо шел посреди дороги, а редкие машины гудели ему, но он их не боялся. Я все видел из-за кустов, но что я мог сделать? Хозяйка схватила Даню подмышку и потащила на участок, а мне пригрозила поводком. Потом ей пришлось заделать этот лаз под калиткой.

Вообще с Даней у меня сложились теплые отношения. Он меня жалел, гладил, а иногда из любознательности дергал меня за усы и бороду. Тогда я начинал рычать, он боязливо отдергивал руки, но не уходил. А хозяйка мне повторяла: «Джек, это ребёнок, его кусать нельзя!» – И я слушался. От него так вкусно пахло, и я лизал его в нос, а он радовался и кричал: «Фу, Джек!» – и смеялся.

У нас в доме часто бывали гости, и это для меня тоже было праздником. Особенно, когда приходила подруга моей хозяйки. Обычно мне запрещали заходить на кухню или в большую комнату, где сидели гости. Я должен был сидеть или лежать на своем месте в прихожей. Но, когда первый ажиотаж от встречи стихал и все, сидя за столом, закусывали и вели тихие разговоры, я незаметно для хозяйки прокрадывался к подруге и доверчиво клал ей голову на колени. Она гладила меня и тихонечко подкармливала или колбаской со стола, или чем-нибудь вкусненьким. Как только хозяйка замечала все это, раздавалось: «Джек, место!» и я опрометью бросался на свое место, виновато глядя на хозяйку. Я понимал, что она права. Я вообще много чего понимал, только сказать по-человечески не мог.

Если хозяева были расстроены чем-то, я тихонько подходил к ним и лизал руки. Они отвечали мне взаимностью, и мне было хорошо с ними. Хозяин часто уезжал в командировки, и мы оставались вдвоем с хозяйкой. Она всегда была чем-то занята, особенно, когда мы переехали в новую большую квартиру. Что-то мыла, чистила, убирала, но не забывала и меня кормить и выгуливать. И все-таки, ей было ужасно одиноко. Однажды в очень плохую погоду мы вышли с ней на выгул. Она меня отпустила с поводка, и я помчался по знакомым кустикам. Был сильный ветер с моросящим дождем, холодно, неуютно и тоскливо. Но я носился, мне нужно было выгуляться, прежде, чем возвращаться домой. Вдруг между порывами ветра я услышал какой-то странный вой. Я остановился и удивленно оглянулся на хозяйку. Она шла, наклонив голову против ветра, из глаз её струились слёзы вместе с дождём, и она выла! Да, да, выла, потому что так воют брошенные собаки, которым негде спрятаться от непогоды, и которых никто не может пожалеть.

Я подбежал к ней, потерся об её ноги, посмотрел ей в глаза, лизнул в щеку, и она перестала выть, погладила меня: «Иди, Джек, гуляй!» – и утерла слёзы. Я далеко не отбегал от неё, но она уже успела выплакаться, и мы вернулись домой.

К кошкам я был неравнодушен с самого детства – просто ненавидел их всеми фибрами души. На даче, когда мне удавалось вырваться на свободу, я гонялся за ними по всем участкам, иногда догонял, но они шипели и царапались, и я их отпускал.

Как-то в городе нам нужно было сходить в магазин. Хозяйка отпустила меня с поводка, и я носился по кустам, заодно гоняя кошек. И вот около одного дома я заметил двух кошек и кота. Я мгновенно кинулся на них с лаем, думая поймать хотя бы одну. Кошки тут же исчезли из моего поля зрения, а кот занял круговую оборону, став на задние лапы спиной к дому. Передние лапы он держал перед собой, выпустив когти. Шерсть на нем вздыбилась, он стал как бы в два раза больше и дико кричал, не мяукал, а кричал. Я не мог прийти в себя от такой наглости и кинулся на него. Он только махнул одной лапой, и я отскочил, как ужаленный, от невыносимой боли – по моей морде текла кровь. Меня это не остановило, я вновь кинулся с лаем на него, стараясь укусить, но снова получил лапой по морде. Я завыл и снова полез в атаку.

На этот шум и лай из окон стали выглядывать люди и криками пытались разогнать нас, но ничего не выходило. Наконец, появилась хозяйка с полными сумками и кинулась нас разнимать, но не тут-то было. Она пыталась оторвать от стенки кота, чтобы дать ему возможность убежать, но кот так ощетинился на хозяйку, что она отскочила в сторону. Я же не давался, чтобы она взяла меня на поводок, выл и лаял, жаловался на этого наглого кота, хотел ему отомстить. Наконец, хозяйке удалось схватить меня за ошейник и пристегнуть к поводку. Вся морда у меня была в крови. Она салфеткой  обтерла меня, а дома уже лечила мои раны. После этого я ещё больше возненавидел кошек.

Когда мы переехали в новую квартиру, к хозяйке пришла её сослуживица с кошкой. Хозяйка сама её попросила об этом, потому что в новую квартиру, якобы, надо вначале запускать кошку, чтобы она определила, где надо ставить кровать или диван. Там, мол, где кошка ляжет, там и ставить. Про меня совсем забыли, вытолкали меня в коридор, но запах-то мой был, да и кошачий запах на меня сильно действовал, но, будучи интеллигентным псом, я терпел и лишь тихонько подвывал.

Только они вошли, и сослуживица выпустила кошку, как та опрометью кинулась в ванную комнату и забилась под самую ванну, чтобы её никто не смог достать. Все время, пока люди пили чай, эта дурацкая кошка просидела под ванной. Её потом с трудом выволокли оттуда и унесли. Я, наконец-то, облегчённо вздохнул.

Иногда меня отпускали самостоятельно гулять. У нас место тихое, машин внутри квартала мало. Мы с хозяйкой выходили, она спускала меня с поводка и наказывала прийти через час. Внизу в доме дежурили консьержки, и входная дверь была закрыта. Хозяйка договаривалась с ними, чтобы они мне открывали, когда я прибегал к парадной и начинал лаять. Консьержки впускали меня в лифт и нажимали кнопку нужного этажа, а там меня встречала хозяйка, и все были довольны.

Как-то зимой мы с внуками и санками пошли в ближайший парк. Там были горки и ребята катались на санках с этих гор. Я носился  вокруг них с лаем, радостно виляя хвостом, когда младший, Даня, вываливался из санок и зарывался в снегу. Я его оттуда вытаскивал, он хохотал и обнимал меня за шею. Взрослые стояли внизу и радостно смотрели на нас.

В этой суетне я заметил двух низкорослых узкоглазых мужчин, которые были без детей. Они просто наблюдали за нами, а потом, как мне показалось, именно за мной. Они о чем-то разговаривали, глядя на меня, когда я пробегал мимо, и пытались подозвать меня. Я был в такой запарке, что не останавливался, но их запах я почуял. Не могу сказать, что я был в восторге от этого запаха, было что-то тревожное в нем.

Ребята веселились, веселился и я и скоро забыл об этих людях.

Через пару недель мы с хозяйкой и Даней гуляли на площадке недалеко от дома. Даня бросал мне палку, и я должен был бежать за ней и приносить её Дане. Мы оба веселились и бегали друг за другом. Вдруг я опять почуял тот же запах, что и в парке, и увидел этих двух мужчин, пересекающих нашу площадку. Это был запах смерти, я не мог больше терпеть, он исходил от этих двоих! Я кинулся внезапно к ним и укусил за руку одного из них.

Они испуганно остановились и вскинули вверх руки. Хозяйка бросилась ко мне, успела поймать меня за ошейник.

–  Джек, ты что, с ума сошел,- закричала она.

Да, действительно, я никогда раньше ни на кого не бросался, тем более, не кусал. Она извинилась перед этими двумя. Они не стали возмущаться, а, улыбаясь, быстро удалились. Я рычал им вслед. Я чувствовал, что это мои враги.

Мне бы надо было быть чуть осмотрительнее. Я все же уже взрослый эрдельтерьер, мне недавно исполнилось восемь лет, у меня слегка волнистая отличная шерсть. Я неплохо прожил эти свои восемь лет. У меня было всё: любящие хозяева, крыша над головой, неплохая еда и хорошее здоровье. Но, когда начался очередной сезонный гон, я не мог остановиться.

Это случилось через пару месяцев после случая с «низкорослыми». Я вышел, как всегда, на улицу, на выгул, меня отпустили с поводка. Я почувствовал запах текущей сучки, но к нему примешивался ещё и тот, который выводил меня из себя. Это только ещё больше озлобило меня. Я должен был добраться до тех, от кого исходил этот запах убийства. Я уже не мог контролировать себя. Я мчался на этот запах, не видя ничего перед собой.

Чем быстрее я приближался к этому запаху, тем сильней он становился.

Мелькали рядом какие – то дома, парадные. Я почти не задерживался нигде, не сомневался, что правильно мчусь. И, вот она, открытая дверь в парадную, вот он, этот запах! Одним махом я вскочил по лестнице на первый этаж. Дверь в квартиру была открыта, как будто меня там уже поджидали, и я ворвался туда, ничего не видя перед собой. Только этот сладостный, дикий запах сучки и запах смерти! Я нашел их! Удар по голове, искры из глаз и… всё!