Почти каждое лето мы выезжали на дачу. Дачи снимали либо под Ленинградом, во Всеволожске, либо в Разливе, либо где-нибудь подальше, потому что чем дальше, тем дешевле было и жилье, и питание, а главное – дешевле были ягоды. Дальние дачи объяснялись еще и тем, что у мамы и моих теть Фиры и Лии были длинные, как у всех учителей, отпуска, около двух месяцев, и они могли позволить себе жить вдалеке. Это было выгодно и с точки зрения организации поездки – вещи грузились на одну машину, которая объезжала три адреса. Ну и потом, вместе было веселее, и в случае необходимости была поддержка и помощь, мама и тети могли по-очереди ходить на базар, который был в Сольцах – одном из полюбившихся нашим семьям мест. Эта станция и районный центр были в Новгородской области. А дачи наши были в деревне Каменка, на берегу реки Шелонь. На этой реке, кстати сказать, во времена Ивана III произошло сражение между войском Великого княжества Московского и ратью Новгородской республики, в результате которого Новгород был присоединен к Московскому княжеству. Но гораздо древнее был, конечно, огромный камень, благодаря которому деревня и получила свое название. Он лежал, зарывшись в землю главной деревенской улицы на всю ее ширину, выставив лишь свою плоскую спину. По этой улице меня водили на речку.

Проходили мы всегда мимо дома, где снимала комнату Анна Львовна Барская со своим мужем. Она была учительницей русского языка в маминой школе и большой маминой приятельницей. Именно она порекомендовала нам этот вишневый рай. Все умели варить варенье и делали это потому, что вишни в Каменке было много, а делать витамины из сырых ягод еще никто не умел. Но Анна Львовна варила варенье особенно хорошо. Она жила в вишневом саду и говорила, что хозяева позволяют ей рвать вишню бесплатно. Иногда мы к ней заходили, и она угощала нас изумительно вкусным своим вареньем. Помню ее мужа, лысоватого человека, не расстававшегося с мухобойкой и бившего ею по воздуху, иногда радостно крича «есть!». Папа их обоих называл «цудрейтер», что означало на идиш «чокнутые».

Идя на речку и обратно, мы проходили мимо загона, где стоял и смотрел на нас налившимися кровью глазами огромный бык – мне тогда все казалось огромным – который якобы забодал местного пастуха. Говорили также, что это бык-производитель. От этого таинственного слова я боялся быка еще больше и старался пробегать мимо загона как можно быстрее. Мне казалось, что этот могучий бык сломает своей мощной грудью тонкие жерди, бросится на нас и будет нас производить.

Именно здесь, в Каменке, дядя Фима, муж тети Лии, сделал наши первые детские фотографии. Он долго расставлял треножник своего «фотокора», вставлял пластинку, покрывался зачем-то тряпкой и просил смотреть на птичку, которая так и не появлялась. Но карточки получились и хранятся до сих пор.

А еще мне запомнилось, как дядя Фима сел на велосипед и срочно поехал за врачом, когда я подавился большой рыбьей костью и рассказывали, что уже стал синеть. Было мне четыре с небольшим. Неля у тети Лии родилась год назад, тети Фирин Алик уже родился в январе, а мама ходила с животом, и все ждали Юру, следующего представителя младшего поколения детей наших семей.

Далее

В начало