Нахума Гузика я невольно сравнивал с президентом другой компании, с которым мне удалось познакомиться. Это был Чарльз Лемба – президент компании в Монтерее, городке южнее, в двух часах езды от нашего. Случилось это в самом начале нашей жизни в Америке. После окончания компьютерных курсов я стал задумываться о работе инженером и решил попробовать себя в проектировании касс, в чем разбирался более всего и более всего преуспел. Я не знал тогда, что кассами стала заниматься Марина Ярошевская, считая, что она продолжает проектировать персональные компьютеры.

Я решил позвонить моему давнишнему знакомому по работе над проектом «Онега» и ныне работающем в Ленинградском зональном вычислительном центре министерства связи Леониду Генриховичу Каганеру. Он ответил, что я попал в точку, они связаны по поставкам кассовых машин с американской компанией в Монтерее. Каганер сообщил мне, что очень заинтересован в моем посредничестве. Он связал меня с упомянутым Чарльзом Лемба. Мы созвонились, и меня попросили приехать.

Повез меня в этот неблизкий путь Боря. Он быстро сориентировался и мы подъехали к компании «Сайбердейта», расположенной почти на берегу океана, вернее, Монтерейского залива. Когда я представился секретарю, ко мне вышел небольшого роста коренастый человек лет пятидесяти с широкой улыбкой. Мы познакомились, он сказал, что ему рекомендовал меня российский менеджер Леонид. Я, конечно, знал, в чем дело и подтвердил наши с Каганером добрые в прошлом отношения. Как мог я рассказал Чарльзу о себе, о своей работе. Внезапно он достал пачку визиток и стал спрашивать меня, не знаю ли я их. Вот уж, действительно, мир тесен. Как же мне было их не знать. Это был Земцов Юрий Петрович, директор Рязанского завода САМ, еще несколько фамилий с этого завода, некоторые были из  Курского «Счетмаша». Я подтвердил, что знаю их и дал свое согласие на его запрос их мнения обо мне. Чарльз был удовлетворен. И тут он меня спрашивает, не знаю ли я Марину Ярошевскую. Видно на моем лице отразилась целая гамма чувств. Я мгновенно вспомнил, как я от нее уходил со своими конструкторами. Я подтвердил, что, конечно, знаю Марину, очень умного человека и прекрасного специалиста. Но что-то в моем лице и тоне, похоже, Чарльзу не понравилось, он оставил меня со своим заместителем и куда-то вышел. Вернулся он уже более холодным и официальным и вскоре, пообещав позвонить, закончил беседу.

Мне было не по себе. Я понял, что Чарльз позвонил Марине и сообщил ей о моей реакции на ее имя. Что подумала Марина, не знаю, но только ничего плохого я о ней не произнес, да и что я мог сказать своим ужасным языком. Но, наверно, все было написано на моем лице: во-первых, неожиданность, что она здесь известна, во-вторых, неуверенность в ее хорошем отзыве.

Приехав домой, я тут же позвонил Марине и все ей рассказал. Она очень горячо восприняла мой звонок и заверила меня, что даст обо мне самые лучшие рекомендации. Вероятно, так оно и было. Чарльз мне действительно позвонил и сказал, что едет в Россию и по приезде будет решать мой вопрос. Время шло. Наконец, звонит Чарльз и сообщает, что получил обо мне самые хорошие характеристики, особенно, от Леонида. Вот это «особенно» меня напрягло, значит от других отзывы были не такими блестящими. Я себя чувствовал без вины виноватым. Впрочем, это длилось недолго.

Вскоре приехала в Калифорнию Марина Ярошевская. Мы с ней встретились у ее родственников  в Сан-Франциско. Были такие искренние поцелуи и объятия, что мои последние сомнения исчезли. Оказывается Чарльз Лемба собирался заключить договор с Ярошевской и Каганером о поставке кассовых машин для почтовых отделений. Если бы я знал это раньше. Лемба был очень заинтересован в Ярошевской, которая в этом вопросе играла первую скрипку.

Я рассказал Марине о своем видении направления развития кассовых машин в России, в том числе о направлении портативных машин для киосков и ларьков и специализированных трехдокументных машин. Это был 1995 год, когда НПО «Искра» под ее руководством только начинало заниматься кассами.

Результатом этого приезда стала наша новая встреча с Чарльзом Лемба у меня дома, когда он приехал с переводчицей. Жена напекла пирогов, и мы сидели по-домашнему и говорили. Чарльз был очень прост и демократичен в общении, и если бы я не знал, что он – президент, то никогда бы этого и не подумал. Только его белый пятисотый «Мерседес», на котором он приехал, выдавал его социальное положение.

Он и Нахум Гузик – две противоположности, как два представителя двух ментальностей, двух противоположных миров. Чарльз пообещал специально для меня открыть новый проект, но что-то не сработало, и я оказался в компании Гузика, о чем совершенно не жалею.

Но нет-нет, да и стараюсь понять, что помешало Чарльзу выполнить свое обещание и все больше склоняюсь к мысли, что это произошло в результате нелепого непонимания. Когда я рисовал Чарльзу схемы построения печатающих устройств, он сказал, что я мог бы стать вице-президентом таких компаний, как Сэйко или Тошиба. Это японские компании, занимающиеся много лет печатающими устройствами для ЭКВМ и ЭКРМ и которые мне были хорошо известны. Я тогда ответил, что меня вполне бы устроила компания Чарльза. Может быть он подумал, что я претендую (что совершенно не так) на должность вице-президента.

С тех пор я не раз беседовал с президентами и вице-президентами компаний и понял, что при этих разговорах необходимо взвешивать каждое слово, как дипломатам, а я тяготею к свободному словоизлиянию, а при официальных встречах, тем паче, на интервью, это совершенно недопустимо.

Далее

В начало