А.С. Попов
Автор: С. КУДРЯВЦЕВ-СКАЙФ
Статья впервые опубликована в издательстве ОГИЗ (Объединение государственных книжно-журнальных издательств) при Наркомпросе РСФСР в 1943 г. (Материалы из архива Александровой Л.М.)
Рано утром, задолго до того, как выйдут газеты, оповещает нас радио о том, что происходит на фронте борьбы против немецких захватчиков. Круглые сутки ровным биением метронома напоминает нам репродуктор, что радио – на страже нашего покоя, нашего труда, что радио тотчас подаст сигнал тревоги, как только появятся на горизонте фашистские стервятники…
Невозможно представить, как мы обходились бы без радио в эту тяжёлую годину великих испытаний. Одесса, Севастополь, Ленинград, отрезанные от всей страны вражеской блокадой, черпали силы для стойкой борьбы против фашистов в том голосе родины, который доносило им радио со всех концов Советского Союза. А как трепетно ловят этот голос родины, прильнув к своим радиоприёмникам, партизаны и пленённые советские граждане в районах, временно оказавшихся под пятой кровожадных гитлеровцев!
Радио, это могучее средство пропаганды большевистской правды, – такое же разящее оружие в борьбе против фашистской Германии, как наши пушки, наши боевые корабли и быстрокрылые самолёты, как сокрушительный штыковой удар доблестных советских воинов.
Радио родилось в нашей стране. Его изобрёл гениальный сын великого русского народа Александр Степанович Попов.
Александр Степанович Попов родился 16 марта 1859 года в рабочем посёлке «Турьинский рудник», бывшего Богословского округа, на Северном Урале (ныне посёлок Турьинской, Надеждинского района, Свердловской области).
Уже с ранних лет он стал интересоваться техникой, поражая своей сообразительностью и изобретательностью инженеров местного медеплавильного завода. Его любимым занятием была постройка моделей всевозможных заводских машин; эти модели приводились в действие водой небольшой речки, протекавшей вблизи посёлка. Юный конструктор не слепо копировал машины, а вносил в модели свои усовершенствования.
Первоначальное образование А.С. Попов получил в Долматовской духовной школе и в Пермской семинарии. Юный техник мечтал стать учёным. Для этого следовало окончить сначала гимназию, а потом университет. У родителей А.С. Попова (отец его был священником) было 14 детей; жили они небогато и, хотя и слышать не хотели о том, чтобы их сыновья пошли по пути своего отца, всё же были вынуждены обучать их в духовных школах, где с детей священнослужителей не брали платы за учение, тогда как обучение в гимназии стоило больших денег.
В 1877 году восемнадцатилетним юношей Александр Степанович окончил семинарию и стал готовиться в университет. Для этого требовалось сдать экзамены за полный курс гимназии. Попов самостоятельно подготовился к этим экзаменам и осенью того же года был принят на первый курс физико-математического факультета Петербургского университета.
Вместе с ним в Петербург приехали его сёстры – Августа и Анна. Первая поступила в художественную школу Академии художеств, а вторая – на Рождественские женские медицинские курсы. Родители не могли оказать им никакой материальной помощи, и молодому студенту пришлось заботиться не только о себе, но и о своих сёстрах. Прилежно, учась в университете, вечером он зарабатывал деньги на плату за обучение, квартиру и пропитание всех троих, работая сперва репетитором нерадивых гимназистов, а потом – электриком.
Несмотря на переутомление от совмещения учебных занятий с изнуряющей работой ради заработка, Попов занимался очень упорно и считался лучшим студентом не только своего курса, но и всего факультета. Будучи студентом четвёртого курса, он был назначен ассистентом профессора – случай небывалый в истории университета: обычно эту работу выполняли молодые учёные, уже окончившие высшее учебное заведение.
Попов особенно интересовался физикой, в частности мало разработанным в то время её отделом – электричеством. Однако университет в этом отношении многого дать не мог. Электротехника тогда ещё только зарождалась. «Знание по этой части, — пишет проф. В. К. Лебединский, окончивший университет на несколько лет позже Попова, — приобреталось самообучением по книгам и на заводах. Сочинения таких иностранных самоучек, как Г. Капп, Томсон, Э. Жерар, П. Жане, ещё даже не были переведены на русский язык. История возлагала всё это как раз на молодых физиков того времени – и самообучение, и перевод классиков, и организацию преподавания, а в то же время и продвижение самой электротехники вперёд… »
Вот в таких условиях и учился будущий изобретатель радио. Те знания, каких нельзя было получить в университете, пришлось приобретать самостоятельно. Вдвоём с одним из своих однокурсников Попов по иностранным руководствам самостоятельно изучил основы математической физики, науки, неведомой тогдашним университетским профессорам. Работая электротехником на первых в России электростанциях, он добился того, что стал одним из крупнейших русских специалистов своего времени по практическому применению электрической энергии.
Тяжёлым, упорным трудом приобрёл А.С. Попов те знания, которые вскоре помогли ему сделать гениальнейшее открытие XIX века.
По окончании университета Александр Степанович был оставлен при кафедре физики для подготовки к научной деятельности.
Однако это не особенно обрадовало молодого учёного. Университетские лаборатории были оборудованы плохо. В них нельзя было вести сколько-нибудь серьёзной исследовательской работы, тогда как практическая электротехника выдвигала множество жгучих вопросов. Их надо было всесторонне и углублённо изучить.
И Александр Степанович был несказанно обрадован, когда в 1883 году получил предложение морского ведомства перейти на преподавательскую работу в Минный офицерский класс в Кронштадте.
К этому времени Попов был уже вполне зрелым учёным. В 1883 году было опубликовано его первое научное исследование «Условия наивыгоднейшего действия динамо-электрической машины». Современник Попова проф. А.А. Петровский так писал об этой работе молодого учёного: «Ясная и определённая постановка вопроса, короткий и простой приём решения, наглядно и изящно представленные результаты, — всё говорило о недюжинных способностях автора.
Как-то по делам электротехнического предприятия, в котором Попов работал в последние годы университетских занятий, Александр Степанович побывал в Кронштадте и подробно ознакомился с прекрасно оборудованными лабораториями Минного класса, этого единственного тогда в России учебного заведения, в котором преподавание электротехники было на высоте знаний того времени. В лабораториях Минного класса можно было производить любые самые сложные исследования. Это-то и влекло Попова в Кронштадт.
Осенью 1883 года Александр Степанович Попов стал преподавателем в этой школе, где провёл восемнадцать лучших лет своей научной деятельности и где сделал изобретение, поставившее его имя в первом ряду славнейших имён человечества.
Время, когда А.С. Попов появился в Кронштадте, было для флота переломным. Устарелые деревянные корабли вытеснялись новейшими стальными плавучими крепостями. На смену допотопным парусам шла сложнейшая техника. Флот паруса и «Дубинушки» уступал место флоту пара и электричества.
На кораблях устанавливались электромоторы, устраивалось электрическое освещение «свечами Яблочкова».
Корабельные электротехники большого опыта ещё не имели. Да и электричество было ещё слабо изучено. И часто морские офицеры, заведывавшие корабельными электроустановками, никак не могли совладать с новой техникой: то отказывался работать электромотор, то без всякой видимой причины капризничала динамомашина.
Особенно много хлопот доставляли «свечи Яблочкова». Стоило только включить электрическое освещение, как между проводами и стальными переборками судна вспыхивали целые снопы искр, а корабль наполнялся смрадным чадом от горящей изоляции. Эти «злые шутки электрической искры», как окрестили это явление моряки, серьёзно волновали новоиспечённых корабельных электротехников. Как офицеры ни бились, им так и не удалось избавиться от этого неприятного явления.
В конце концов они обратились за помощью к Александру Степановичу: за недолгое время работы в Минном классе он приобрёл славу первоклассного электротехника. «К 1889 году ни один крупный вопрос, так или иначе соприкасающийся с областями физики и в особенности электротехники, не решался в морском ведомстве без участия А.С. Попова», – рассказывает бывший его ассистент профессор Н.Н. Георгиевский.
Вопрос оказался новым и для Попова. Было ясно, что происходит самое обыкновенное короткое замыкание или, как его называли тогда, «боковое сообщение». Но где причина этого «бокового сообщения»? Почему появляется искра и пробивает достаточно надежную изоляцию?!
Александр Степанович был настоящим человеком науки. Заинтересовавшись каким-либо научным вопросом, он не успокаивался до тех пор, пока не выяснял его всесторонне и полно.
Так случилось и на этот раз. Он довольно быстро нашёл технические причины «бокового сообщения» и разработал способ ликвидации этого не только неприятного, но и опасного (на корабле — порох!) явления. Но на этом он не остановился.
Искра. Электрическая искра! Что знают люди об этой яркой вспышке?
И Попов занялся изучением электрической искры. Это была увлекательнейшая и труднейшая работа. Только за немного лет до этого учёные окончательно выяснили, что электрическая искра вызывается быстрыми электрическими колебаниями. Было учёным известно и то, что при быстрых электрических колебаниях должны возникать особые электромагнитные волны, что эти невидимые электрические волны распространяются в пространстве со скоростью света, который, как уже тогда было известно науке, пробегает в секунду около 300 тысяч километров. Но ни один, учёный «во всём мире ещё не сумел на практике доказать существование этих невидимых таинственных волн.
Электромагнитные волны были такой увлекательной тайной природы, что, столкнувшись с ней, Попов уже не мог оторваться от исследований в этой области.
Электрическая искра излучает электромагнитные волны. Но как уловить эти таинственные волны? Как сделать их осязаемыми, как заставить их «заговорить» о своём существовании?!
Попов с головой окунулся в необъятный океан научных тайн и загадок. Он производил всё новые и новые опыты, он изучал скудную иностранную литературу об электромагнитных волнах, он упорно искал способ обнаружения этих неуловимых волн.
Ни одно изобретение в мире не появляется само по себе. Любому изобретению предшествует длинный путь исканий не только самого изобретателя, но и его предшественников. «Общим трудом является всякий научный труд, всякое открытие, всякое изобретение. Он обусловливается частью кооперацией современников, частью использованием работы предшественников» (К. Маркс, Капитал, изд. 8-е, т. III, стр. 94.)
Всякое новое изобретение появляется, когда назрела в нём необходимость и когда наука и техника подготовили для него почву, сделав все открытия, необходимые для его осуществления.
Так было и с изобретением радио. Наш великий соотечественник Александр Степанович Попов завершил многовековую историю исканий наиболее совершенного средства связи. Десятки учёных, создавших науку об электричестве, и множество изобретателей средств связи подготовили фундамент для открытия А.С. Попова.
Вот наиболее значительные этапы этого многовекового пути:
В 1600 году Вильям Гильберт положил начало науке об электричестве.
В 1709 году Гауксби произвёл первые наблюдения над электрической искрой.
В 1753 году М.В. Ломоносов установил первую в мире антенну — «Електрическую стрелу», с помощью которой изучал природу молнии.
В 1799 году – Алессандро Вольта изобрёл первую гальваническую батарею — «вольтов столб»,
В 1802 Году В.В. Петров открыл и описал «вольтову дугу» — электрическую искру большой силы.
В 1820 году Христиан Эрстед открыл электромагнетизм.
В 1831 году М. Фарадей открыл электромагнитную индукцию.
В 1837 году С. Морзе изобрёл свой знаменитый телеграф и телеграфный код.
В 1850 году Румкорф построил первую индукционную катушку.
В 1873 году Джемс Максвелл опубликовал «Трактат об электричестве и магнетизме», в котором математическим путём доказал существование электромагнитных волн и электромагнитную природу света.
Наконец, в 1888 году Генрих Герц построил приборы – вибратор и резонатор – для излучения и обнаружения электромагнитных волн и с помощью этих приборов практически подтвердил теоретические доказательства Максвелла о том, что, во-первых, существуют невидимые электромагнитные волны, и что, во-вторых, эти таинственные волны и видимый свет подчиняются одним и тем же физическим законам.
Таким образом, к концу ХIX века, когда жизнь настоятельно требовала нового средства связи, наука уже произвела все открытия, необходимые для изобретения радио. Нужен был только человек, который, сочетая в себе со светлым умом учёного большой опыт практика, синтезировал бы и претворил в жизнь сформулированное наукой.
Таким человеком и был Александр Степанович Попов.
Приборы Герца были необычайно удобными для проведения научных исследований над электромагнитными волнами, но не годились для лекционного демонстрирования опытов с ними. Наличие электромагнитных волн или, как их тогда называли, «лучей Герца» приборы этого учёного регистрировали настолько слабой искрой между шариками резонатора, что её можно было наблюдать лишь в абсолютной темноте, да и то, вооружившись сильной лупой.
А.С. Попов свои лекции и доклады обычно иллюстрировал наглядными опытами. Убедившись, что приборы Герца для этого непригодны, он решил для опытов с электромагнитными волнами построить свои, собственные приборы.
Это было нелёгким делом и стоило Попову многих месяцев упорных исследований. Всё же в конце концов он построил вполне надёжные приборы для опытов с лучами Герца. Это была большая победа. Теперь опыты можно было производить уже не в темноте, а при ярком солнечном свете. Не требовалась больше и лупа. Искра в резонаторе была чётко видна на далёком расстоянии.
Вибратор и резонатор Попова были удобнее приборов Герца и по другой причине. Приборы Герца были необычайно громоздкими, их надо было перевозить на ломовой телеге, а приборы Попова умещались в небольшом чемодане.
Уже в 1889 году, через несколько месяцев после открытия Герца, Александр Степанович прочёл в Кронштадте первую публичную лекцию о «лучах Герца». Называлась она: «Новейшие исследования о соотношении между световыми и электрическими явлениями».
На этой лекции и были впервые продемонстрированы опыты с новыми приборами.
Свою лекцию Попов закончил следующими вещими словами:
— Человеческий организм не имеет ещё такого органа чувств, который замечал бы электромагнитные волны в эфире. Если бы изобрести такой прибор, который заменил бы нам электромагнитное чувство, то его можно было бы применить и в передаче сигналов на большие расстояния…
Передача сигналов на расстояние! Вот какую цель видел практичный ум учёного в слабой искорке резонатора.
И Попов решил найти способ этой сигнализации, решил осуществить свою идею о беспроволочном телеграфировании «лучами Герца».
Так в 1889 году впервые возникла мысль о радио (кстати заметим, что слово «радио» появилось не сразу. Вначале ученые называли электромагнитные волны «лучами электрической силы». Луч по-латыни — «радиус». Из этого слова и было впоследствии образовано название «радио»).
Это была необычайно смелая и дерзкая мысль. Никто в мире серьёзно не верил в такое могущество «новорожденных» электромагнитных волн.
Сам Герц на вопрос о возможности применения его лучей для беспроводной связи ответил, что из этого ничего не выйдет.
Один из ревностных последователей Герца, английский учёный Оливер Лодж в 1894 году, когда электромагнитные волны были уже хорошо изучены, мысль об использовании этих волн для связи на далёкие расстояния назвал бредовой мечтой.
Попов отличается от большинства людей науки своего времени прежде всего тем, что он был не только учёным, но и практиком. Всякое научное открытие он старался поставить на службу человеку. Этим он предвосхитил тот путь, на который встала советская наука, вкладывающая все свои достижения в великое дело социалистического строительства и обороны нашей родины.
И Александр Степанович стал упорно работать над осуществлением своей заветной мысли о беспроволочном телеграфе.
Он вносил всё новые и новые усовершенствования в вибратор и резонатор, собственноручно построил необычайно сложные трансформаторы Элио Томсона и Тесла для получения токов высокого напряжения и большой частоты.
В 1894 году Попов придумал новый прибор для обнаружения электромагнитных волн — «электрический радиометр». 20 ноября того же года он демонстрировал свой радиометр в Русском физико-химическом обществе в Петербурге.
Учёные были восхищены этим изящным прибором, который, как и все свои приборы, Александр Степанович построил собственноручно. Он сам выдул стеклянный баллон, сам смонтировал в нём лёгкую вертушку. Из тончайших платиновых листочков, сам выточил для радиометра деревянную подставку.
Опыты Попова с этим радиометром вызвали всеобщее изумление. Всякий раз, как Александр Степанович включал вибратор, начинали быстро вращаться лёгкие листочки радиометра, находившегося в другом конце комнаты и ничем не соединённого с вибратором.
Учёные понимали, что вращающиеся листочки радиометра сигнализируют о приёме этим прибором невидимых электромагнитных волн, излучаемых вибратором. Никто из них, однако, не догадывался, что этот радиометр был ещё одним шагом к осуществлению заветной мечты скромного исследователя «Лучей Герца». Они даже не предполагали, как велико стремление Попова поставить электромагнитные волны на службу человечеству.
Александр Степанович Попов жил в Кронштадте, в самом сердце русского военного флота, и видел, как насущно необходимо флоту какое-то новое средство связи, для которого были бы преодолимы морские просторы. Электромагнитные волны – вот это новое средство связи, и, совершенствуя свои приборы для опытов с «лучами Герца», Попов прежде всего добивался увеличения дальности передачи волн. «Моя задача, – говорил он своему ассистенту в 1894 году, – добиться передачи волн на большие расстояния. Не на сажени, а на вёрсты!»
Однако обстоятельства далёко не благоприятствовали углублённой исследовательской работе. В Кронштадте, как, впрочем, до этого и в Петербурге, у Александра Степановича почти не было свободного времени для научных исследований. С восьми часов утра и до восьми-девяти часов вечера он был ежедневно занят преподавательской работой в Минном классе и в Морском техническом училище. Многие часы своего скупого досуга Попов отдавал пропаганде вопросов электротехники среди моряков Балтийского флота и экспертизе всевозможных предложений флотских изобретателей и рационализаторов.
Ещё до отъезда из Петербурга в Кронштадт Александр Степанович женился на Раисе Алексеевне Богдановой. Он помог ей подготовиться в женский Медицинский институт, и в Кронштадт она приехала уже с дипломом врача. Однако в то время женщине было трудно получить платную должность, и Раиса Алексеевна долгие годы работала врачом в Морском госпитале, не получая за это ни копейки.
Тем временем появились дети, стали расти расходы. Заработки же научных работников тогда были прямо нищенскими.
Попову приходилось работать с утра до ночи. Он не имел даже летнего отпуска. Ради заработка он в течение девяти лет – с 1889 по 1898 год – заведывал электрической станцией в Нижнем-Новгороде. Едва в Минном классе наступал летний перерыв, как уже нужно было собираться в Нижний-Новгород, где в это время открывалась знаменитая ежегодная ярмарка, которая обслуживалась этой электростанцией.
Служебные занятия сильно изматывали Попова, и всё же он сразу забывал об усталости, едва урывал свободный часок для научных исследований.
Эти исследования пошли особенно успешно с 1894 года, когда помощником Попова стал молодой физик Пётр Николаевич Рыбкин. П.Н. Рыбкин родился 1 мая 1864 года в семье учителя начальной школы в Петербурге. В 1892 году он окончил физико-математический факультет Петербургского университета, где особенно интересовался электромагнитными волнами. Этой теме была посвящена и его выпускная диссертация «Электромагнитная теория света».
Общность интересов быстро сблизила Попова и Рыбкина; Они отдавали научным исследованиям все свои свободные дни и часто проводили в физическом кабинете целые ночи,
Ранней весной 1895 года, просматривая английский научный журнал «Электришен», Попов натолкнулся в нём на статью известного учёного Оливера Лоджа, описывавшего свои опыты а «лучами Герца». Лодж писал, что он добился больших успехов в приёме электромагнитных волн, применив для этого стеклянную трубку с заключённой в ней щепоткой железных опилок. Эта трубка, сконструированная в 1891 году французским учёным Эдуардом Бранли совсем для других целей, оказалась прекрасным резонатором для приёма «лучей Герца». Лодж назвал эту трубку «когерер», что по-английски значит – связывающий, сцепляющий. Под действием электромагнитных волн металлические опилки в трубке как бы сцепляются и проводят ток.
Попов сразу же изготовил когерер и построил прибор Лоджа.
Целый вечер воспроизводили А.С. Попов и его ассистент П.Н. Рыбкин все опыты Лоджа. Попов не мог нахвалиться чудесной трубкой с опилками. Однако в приборе Лоджа ему нравилось далеко не всё, хотя этот прибор был надёжнее всех прежних резонаторов. Но и он не всегда улавливал электромагнитные волны. Об этом, впрочем, предупреждал в своей статье сам Лодж. Он думал, что корень «капризов» когерера лежит в несовершенстве индукционной катушки и вибратора.
Попов не мог с этим согласиться. Он был уверен в своём передатчике и считал, что причины непостоянства когерера надо искать в самом приёмнике.
И он решил усовершенствовать приёмные приборы Лоджа. На самом же деле он построил совсем новый приёмник электромагнитных волн.
Когерер обладает одним недостатком: под влиянием электромагнитных волн его опилки становятся хорошим проводником электричества, но после того, как опилки стали проводить ток, электромагнитные волны на них никакого действия не производят. Для того чтобы опилки вновь стали принимать электромагнитные волны, их необходимо слегка встряхнуть.
Это встряхивание Бранли производил пощёлкиванием пальцем по трубке когерера. Лодж пошёл дальше. Он приспособил для встряхивания часовой механизм.
Ни то, ни другое Попова не удовлетворяло. Он решил добиться вполне автоматического встряхивания когерера после каждого сигнала, полученного приёмником от передатчика.
Лодж для регистрации приёма сигналов использовал обычный гальванометр. Попов заменил его гальванометром Д’Арсонваля. Основной особенностью этого гальванометра является то, что он имеет горизонтально расположенную подвижную рамку, которая и отклоняется под действием тока. На рамку этого гальванометра Александр Степанович положил листок слюды, а на неё насыпал металлические опилки, которые соединил с цепью приёмника.
«Капризов» — как не бывало. Приёмник стал работать безотказно. Гальванометр Д’Арсонваля, регистрируя отклонением своей подвижной рамки приём электромагнитных волн, одновременно встряхивал и опилки, лежавшие на этой рамке.
Попов мог передавать своим передатчиком сигналы любой продолжительности, и его приёмник послушно повторял их. Излучал вибратор электромагнитные волны непрерывной чредой – быстро металась рамка гальванометра; если же индукционная катушка вибратора включалась лишь на мгновение, то и рамка гальванометра делала только одно резкое отклонение.
Это открытие было решающим шагом к изобретению радио. И Попов сделал его в первый же день своих опытов с трубкой Бранли.
Уже одно это показывает, насколько А.С. Попов стоял выше всех остальных исследователей электромагнитных волн. Опыт Герца и Лоджа повторяли учёные всего мира, но никто из них не додумался до такой простой – и решающей! – вещи, как использование для встряхивания когерера самих сигналов, посылаемых передатчиком.
Автоматизация встряхивания опилок сделала приёмник настолько чувствительным, что он свободно принимал электромагнитные волны на расстоянии 12 метров от передатчика, тогда как прибор, построенный по схеме Лоджа, отказывался принимать сигналы уже в 8 метрах от вибратора.
Но и эта невиданная до того дальность передачи была незначительной. Александр Степанович мечтал о сигнализации «лучами Герца» не на метры, а на километры!
Как раз в это время в Минном классе был перерыв занятий. Попов воспользовался этим для того, чтобы как следует заняться усовершенствованием своего приёмника.
Прежде всего он решил улучшить когерер. Он изобретал и испытывал когереры всевозможных форм, перепробовал опилки и порошки самых разнообразных металлов. В конце концов, после недели упорной работы с утра до поздней ночи, Александр Степанович сконструировал когерер, который вполне удовлетворял его. Этот когерер, даже отдалённо непохожий на трубки Бранли и Лоджа, отличался замечательной чувствительностью и большим постоянством действия.
Казалось бы, на этом можно и успокоиться, но Александр Степанович был не из тех людей, которые удовлетворяются первыми успехами.
А как же быть со встряхиванием? Рамка гальванометра Д’Арсонваля для встряхивания когерера не годилась. Надо придумать что-то другое.
И Попов прекратил свои опыты. Целых два дня не появлялся он в физическом кабинете Минного класса. Не пускал туда и Рыбкина.
– Давайте отдохнём, Пётр Николаевич, – сказал он своему вконец измотавшемуся помощнику.
На самом же деле Попов и не собирался отдыхать. Два дня бродил он по улицам и бульварам Кронштадта, что-то сосредоточенно обдумывая.
Первое, что он сказал Рыбкину, когда снова встретился с ним в физическом кабинете, было:
– Следует цепь сотрясения выделить из цепи опилок…
Эти семь простых слов являются для радио столь же значительным этапом, как открытия Максвелла и Герца. В них впервые был выражен один из основных принципов, на которых зиждется вся современная радиотехника – принцип многократного усиления.
Александр Степанович не просто сказал эти поистине исторические слова – он уже знал, как их осуществить. Он начертил на лоскутке бумаги схему совершенно нового прибора, не имевшего ничего общего ни с резонатором Герца, ни с приёмником Лоджа. Этот прибор и положил начало телеграфированию без проводов.
Для этого нового приёмника в здании оказалось тесно. Пришлось опыты перенести на улицу. Передатчик был установлен на столе в кабинете Попова, приёмник — в саду Минного класса.
Всего две недели прошло с того времени, как Попов узнал о чудесном свойстве металлических опилок, и вот результат: новый приёмник улавливает электромагнитные волны на расстоянии 80 метров от передатчика.
Во время этих опытов на открытом воздухе Александр Степанович сделал ещё одно открытие. Он изобрёл антенну. Свою первую антенну – тонкую медную проволоку – Попов поднимал на детских воздушных шариках.
Однажды электрический звонок, присоединённый к когереру, резко зазвонил. Оказалось, что как раз в это время где-то, за три десятка километров от Кронштадта, была гроза.
Если прибор принимает такие сильные сигналы, как грозовые разряды, надо его заставить и записывать их. Попов присоединил к прибору регистрирующий аппарат. Перо этого аппарата стало чертить на его барабане волнистую линию, регистрируя далёкую грозу.
Это были первые в мире радиограммы. И посылали эти радиограммы те самые атмосферные разряды, которые так часто мешают нашим радиолюбителям! Гроза, этот враг радиотехников, сослужила немалую службу делу изобретения радио.
И свой первый радиоприёмник, испытанный на приёме грозы, этой единственной тогда в мире мощной передающей «радиостанции», Александр Степанович назвал «грозоотметчиком».
Закончив конструирование грозоотметчика и произведя первые опыты с ним, Попов сказал Рыбкину:
— Пётр Николаевич, мы с вами сделали такое открытие, всё значение которого сейчас едва ли кто поймёт. Эти несколько недель, которые мы провозились с грозоотметчиком, верьте мне, являются самым знаменательным временем во всей нашей жизни…
И он был прав. Именно с грозоотметчиком родилось новое, совершеннейшее средство связи — радио.
7 мая 1895 года Александр Степанович впервые публично демонстрировал свой грозоотметчик. Было это на заседании Русского физико-химического общества в Петербурге. Грозоотметчик безотказно принимал все сигналы передатчика, отмечая их звоном электрического звонка. Свой доклад о грозоотметчике Попов закончил такими словами:
«В заключение могу выразить надежду, что мой прибор, при дальнейшем его усовершенствовании, может быть применён к передаче сигналов на расстояние при помощи быстрых электрических колебаний…».
Этот день — 7 мая 1895 года — история и считает днём рождения радио.
Через несколько дней после доклада об изобретении радио Александру Степановичу надо было собираться в Нижний-Новгород на свою летнюю службу.
Эта служба на посту директора Нижегородской электростанции так загружала Попова, что у него не оставалось времени не только для исследовательской работы, но даже для нормального отдыха.
Эта служебная загрузка была всё же, пожалуй, самой лёгкой и безобидной из тех многочисленных помех, которые с первого же дня рождения радио стали вырастать на творческом пути его гениального творца.
Вот что, например, писал об этих помехах один из близких свидетелей изобретательской деятельности Попова, покойный профессор В. К. Лебединский:
«Жизнь А. С. Попова поучительна, как жизнь одинокого русского изобретателя 90-х годов прошлого столетия, учёного, страстно верящего в свои силы и не встречающего нужного доверия, а тем более — товарищеской поддержки в окружающей среде и людях, даже тех, которые понимали, что им творится. В неорганизованной среде тогдашней царской России Александр Степанович был брошен игре внешних нелепых случайностей, то грубо мешавших, то вдруг на миг необычайно благоприятствовавших его работе. До какой степени это должно было увеличивать внутреннюю трудность изобретательской работы, которая всегда трудна сама по себе; полная горьких разочарований, глубоких недоумений, основанная на упорной настойчивости преодолевать неведомого!..».
А. С. Попов, этот революционер науки, не побоявшийся, вопреки установившимся отсталым традициям, выдвинуть новую подлинно революционную идею, прекрасно понимал, какие трудности стоят на пути осуществления этой идеи. Но он не боялся никаких трудностей. Он был до мозга костей русским человеком и знал, что его труд принесёт славу его родине» и он был готов перенести всяческие лишения, лишь бы его детище получило всеобщее признание и принесло пользу его отчизне.
Всё лето 1895 года продолжалось практическое испытание грозоотметчика — в Нижнем-Новгороде самим Поповым в редкие часы досуга и в Петербурге —| одним из учёных друзей изобретателя.
Первая практическая проверка грозоотметчика вполне удовлетворила чрезвычайно требовательного изобретателя. Приёмник работал безукоризненно, отмечая все грозовые разряды. Можно было переходить к новому этапу — к окончательному превращению грозоотметчика в прибор для беспроволочной связи.
Вернувшись из Кронштадта, Попов в конце сентября того же 1895 года метеорологический регистрирующий прибор заменил телеграфным аппаратом Морзе. Грозоотметчик стал радиоприёмником.
24 марта 1896 года в физическом кабинете Петербургского университета Попов ознакомил со своим новым приёмником учёный мир России. Присоединённый к приёмнику телеграфный аппарат Морзе выстукал на ленте сигнал, переданный из другого здания, находившегося в 250 метрах от этой аудитории. Это были два слова: «Генрих Герц».
Так была публично передана и принята первая в мире радиограмма.
Однако сам Попов в своей вступительной речи ни словом не обмолвился о том, что его приборы предназначены для радиосвязи. Не зарегистрировали этого и в протоколе заседания, где было сказано, что «А. С. Попов показывал приборы для лекционного демонстрирования опытов Герца».
Это вызвало сильное недоумение у всех участников заседания.
Почему же А. С. Попов, осуществивший, наконец, свою заветную мечту поставить электромагнитные волны на службу человечеству,, тщательно зашифровал сообщение о первой в мире радиограмме?
Сделал он это по приказанию начальства — руководителей морского ведомства, которые считали необходимым сохранить в тайне от заграницы новое средство связи.
Естественно было ожидать, что морское ведомство, придающее такое большое значение новому изобретению, сделает всё для того, чтобы как можно скорее вооружить им свой флот. Не тут-то было. На просьбу Попова ассигновать на летние опыты 500 рублей морское .министерство ответило гробовым молчанием, а его ближайший начальник— заведующий Минным классом — объяснил это странное поведение вершителей судеб русского флота такими словами: «Ваше: изобретение, по-видимому, имеет великую будущность, но, к сожалению, … довольно скромное настоящее».
Невесёлые мысли обуревали Попова, Беспросветным казалось ему . будущее его великого изобретения.
С тех пор, как новое средство связи своей первой радиограммой завоевало право на жизнь, следовало работать и работать над его усовершенствованием. Но у Попова не было для этого ни времени, ни средств. Пришлось ему, скрепя сердце, отправиться на всё лето в Нижний-Новгород, а там, как назло, его загрузили больше прежнего. То самое морское министерство, на помощь которого Попов возлагал столько надежд, приказало ему взять на себя обязанности морского эксперта электротехнического отдела открывшейся в Нижнем-Новгороде Всероссийской промышленной и художественной выставки.
В конце лета Александр Степанович пережил большое огорчение. Все газеты, захлёбываясь от восторга, стали писать о том, что изобретено, наконец, средство связи без проводов.
Попов? Вовсе нет. О Попове газеты даже не упоминали. Они на все лады славословили другое имя: молодой итальянец Гульельмо Маркони— вот, кто облагодетельствовал человечество, изобретя беспроволочный телеграф!
О том, какие приборы изобрёл Маркони, — как он осуществляет связь без проводов,— в газетах не было ни слова, И многие люди науки и техники решили, что вся эта газетная шумиха поднята впустую.
Не так смотрел на это дело Попов. Он сразу понял, что речь идёт о приборе, подобном его радиоприёмнику. И он не находил места от огорчения.
Александр Степанович был далёк от зависти к удачливому итальянцу, чьё безвестное до того имя было теперь на устах всего мира. Попов не собирался оспаривать у Маркони права на приоритет в открытии радио. Его волновало и огорчало другое. Маркони, сумевший так себя разрекламировать, несомненно добьётся и всемерной поддержки в своей изобретательской работе. Может получиться так, что Россия — родина нового средства связи — окажется в хвосте у других государств.
Покажет Русь, что есть в ней люди.
Что есть грядущее у ней, —
шептал Попов любимые некрасовские строчки и с тоской вопрошал себя, когда же наступит это время, время радостного творчества на благо родине, родине не убогой и забитой, а обильной и всесильной, ликующе встречающей достижения своих сынов.
Кто же был Маркони, этот счастливый иноземный соперник Попова, и что за приборы ой изобрёл?
Гульельмо Маркони, сын богатого итальянского помещика, родился в 1874 году. Учась в университете в городе Болонье, он особенно интересовался лекциями талантливого профессора Риги, который, как и Попов, упорно изучал электромагнитные волны.
Молодой итальянец (ему в это время было всего 21 год) был человеком чрезвычайно практичным. Он быстро сообразил, что приборы, которыми оперировал на своих лекциях его учитель, могут быть использованы для дела связи, и, соорудив точную копию этих приборов, в начале 1896 года бросил учение в университете и уехал в Англию.
В Англии он сумел заинтересовать своими приборами сенатора Приса, главного инженера Британского почтового ведомства. Прис помог ему запатентовать эти приборы. Получив 2 июня 1896 года патент на новое средство связи, Маркони сразу же принялся за его реализацию. Авторитет Приса — сенатора, видного инженера и известного изобретателя, —; помог ему быстро создать акционерную компании), и к лету 1897 года Маркони обладал уже миллионным состоянием. Колоссальные деньги, вложенные в его общество английскими финансистами, позволили Маркони объединить вокруг себя лучших конструкторов мира и щедро расходовать деньги на опыты. Это сказалось на их результатах. Приехав в Англию, Маркони с большим трудом передавал сигналы на десяток метров. Через полтора года, в июле 1897 года, он успешно продемонстрировал опыты радиосвязи на 22 километра.
В течение этих полутора лет Маркони тщательно скрывал сущность своего изобретения. Свои приборы он держал в запломбированных ящиках.
Когда же летом 1897 года Маркони опубликовал, наконец, схемы своих приборов, учёные, знакомые с новейшими достижениями в области изучения и использования электромагнитных волн, сразу же увидели, что в запломбированных ящиках юркого итальянца не было ничего нового. Его передатчик был точной копией всемирно известного вибратора Риги. Его приёмник в мельчайших деталях воспроизводил схему грозоотметчика русского учёного А. С. Попова. Таким образом, на долю Маркони, этого непомерно наглого юнца, осталось только одно «изобретение»: запломбированные ящики, в которые он запрятал чужие изобретения, выдав их за свои собственные.
Маркони мог не бояться разоблачений. Он подкупил капиталистические газеты и журналы. Если бы кто-либо и вздумал выступить с разоблачениями, то его одинокий голос был бы покрыт омерзительным воем несметной своры газетных писак. Так случилось с некоторыми учёными, попытавшимися сказать правду об «изобретении» Маркони. Их заставили замолчать.
Но может быть, действительно, эти учёные были неправы? Может быть, в самом деле, Маркони сконструировал свои приборы совершенно самостоятельно? Мало ли на свете одинаковых изобретений, сделанных независимо друг от друга!
История решительно выступает против Маркони. Вот несколько документально подтверждаемых исторических дат:
В 1888 году Генрих Герц нашёл способ возбуждения и обнаружения электромагнитных волн: и подстроил для этого особые приборы — вибратор и резонатор.
Через год, в 1889 году, русский учёный Александр Степанович Попов произвёл свои первые опыты с приборами Герца и тогда же сконструировал новые, более совершенные, чем у Герца, приборы — для исследования электромагнитных волн. Этим он завершил первый этап своей исследовательской работы в области изучения электромагнитных волн, работы, которую он начал ещё в 1883 году.
Через пять лет, в 1895 году, А. С. Попов уже публично демонстрирует свой радиоприёмник и даёт его описание в «Журнале Русского физикохимического общества».
24 .марта 1896 года Попов публично демонстрировал свои усовершенствованные приборы для радиотелеграфирования и передал первую в мире радиограмму.
Через два месяца после этого, 2 июня 1896 года, Маркони взял в Англии свой первый патент на беспроволочный телеграф.
Итак, во-первых, Попов пришёл к своему изобретению в результате многолетнего научного изучения электромагнитных волн, гениально завершив этим искания своих великих предшественников. Во- вторых, Попов опубликовал своё изобретение на год раньше, чем Маркони взял свой первый патент.
Таковы неопровержимые факты.
Передовые учёные всего мира считают изобретателем радио не Маркони, а именно А. С. Попова.
Даже ближайший сотрудник Маркони, известный английский учёный Флеминг, описывая приборы Попова 1895 года, писал: «Здесь мы имеем не только явное зарождение идеи телеграфирования при помощи волн Герца, но уже и осуществление его».
Изобретатель когерера французский учёный Бранли говорил: «Телеграфия без проводов вытекает в действительности из опытов Попова».
В 1908 году, уже после смерти Попова, Русское физико-химическое общество создало специальную комиссию, которая получила задание установить, кто же в действительности изобрёл радио — Попов или Маркони? Комиссия всесторонне изучила историю изобретения радио и постановила:
«Александр Степанович Попов по справедливости должен быть признан изобретателем телеграфий без проводов помощью электромагнитных волн».
Узнав об этом решении, знаменитый Оливер Лодж писал:
«Я радуюсь тому, что профессор Попов, по-видимому, получает признание своих заслуг в своей собственной стране».
Эти заслуги были значительно больше, чем первое практическое осуществление радиопередачи. «А. С. Попов не только первый осуществил радиопередачу, — пишет проф. В. К. Лебединский, — он дал на долгие годы вперёд главнейшие принципы радиопередачи».
К этим принципам относятся основы основ радио: идея многократного усиления, приёмная и отправительная антенна, заземление.
Что же в таком случае изобрёл Маркони, которому радио дало всемирную славу и миллионное состояние?
Английский физик Леджгет писал: «Маркони воспользовался тою формой антенны, какую изобрёл Попов…».
Профессор Риги, руководивший первоначальными опытами Маркони и помогший ему сконструировать его первые радиоприборы, рассматривая первую патентную заявку своего изворотливого ученика, констатировал, что «… применение реле для замыкания тока, так же как звонкового молотка для встряхивания когерера, наконец применение антенны, во всяком случае для приёма, мы находим уже у Попова, который опубликовал описание своего прибора еще в 1895 году, в то время как Маркони взял свой первоначальный патент 2 июня 1896 года».
Всемирно известный учёный Неспер писал ещё определённее: «Маркони возымел в 1896 году мысль помощью вибратора Риги и приёмного устройства Попова установить беспроволочный телеграф, после того как он тщетно пытался достичь сколько-нибудь удовлетворительных результатов с одним вибратором Риги».
Один видный английский радиоспециалист, долголетний свидетель деятельности Маркони, указывал, что Маркони обладал исключительной способностью «быстро схватить чутьём необходимые пополнения в незаконченных идеях других», т. е. попросту обкрадывал всех и всякого.
Таким образом, история точно устанавливает, что ничего, кроме запломбированных ящиков, в которые были запрятаны чужие изобретения, Маркони не изобрёл. Известной его заслугой является лишь то, что он своей рекламой помог радио молниеносно завоевать мир.
Поэтому никогда не следует ставить в одну строку имени гениального сына великого русского народа Александра Степановича Попова с именем авантюриста Гульельмо Маркони, окончившего свои дни в гнусной шайке фашистских бандитов, лютых врагов истинной науки.
Даже после того, как реклама предприимчивого Маркони раззвонила на весь мир о могуществе нового средства связи, все просьбы Попова к морскому министерству о том, чтобы ему дали возможность широко поставить опыты по радиосвязи на флоте, оставались гласом вопиющего в пустыне. На рапорте Попова с просьбой отпустить 1500 рублей на производство опытов управляющий морским министерством немецкий барон Авелан наложил резолюцию:
«На такую химеру средств отпускать не разрешаю!».
Так одним росчерком пера тупоголовый немец, в чьи руки безмозглый царь вверил судьбы русского флота, категорически воспретил производить опыты по беспроволочному телеграфированию.
Впрочем, мы напрасно назвали Авелана тупоголовым. Этот барон был себе на уме. Ставя рогатки на пути изобретения Попова, он, во-первых, в корне душил возможности для развития русской радиопромышленности и, во-вторых, расчищал путь для того, чтобы самому поживиться на новом средстве связи. И, как читатель увидит дальше, он действительно, на этом здорово поживился.
Потеряв надежду на помощь морского ведомства, Попов решил строить опытные радиоприборы на личные средства. Увы, их у него было нищенски мало. Семья у него была большая, расходов много, а, работая с утра до поздней ночи, он зарабатывал всего-навсего 200 рублей в месяц. Всё же из этих денег он ежемесячно отчислял на опыты по 80 рублей. Его верный соратник П. Н. Рыбкин из 60 рублей своего жалованья давал на опыты по 30 рублей.
110 рублей в месяц, тогда как Маркони расходовал на свои опыты тысячи!
И всё же, конструируя свои самодельные приборы, Попов шёл от достижения к достижению. Во флоте нашлись дальновидные люди, и Попову разрешили в строгой тайне от Авелана проводить опыты на боевых кораблях. На этих опытах была достигнута дальность передачи в шесть километров.
Если бы Попов имел деньги на постройку вполне надёжных радиостанций, ему уже в том же 1897 году удалось бы удвоить, а может и утроить дальность передачи.
Но флотское начальство и слышать не хотело об его опытах.
Александр Степанович нервничал. Временами этот обычно спокойный и уравновешенный человек готов был рвать на себе волосы. Сообщения об успехах Маркони стали выводить его из себя. Россия, родина радио, всё больше и больше отстает от Запада! Неужели адмиралы не понимают, что своим пренебрежением к новому средству связи они наносят непоправимый вред обороне своей страны? .. Нет, дальше терпеть этого нельзя! Надо что-то предпринять … Но что, что?!
Как раз во время этих треволнений вконец измотанный изобретатель неожиданно получил приглашение одной американской фирмы «бросить неблагодарную Россию и переехать в Америку». Американцы обещали Попову выдать немедленно 30 тысяч рублей, а по приезде в Америку предоставить неограниченные средства на его опыты. Единственным условием американская фирма ставила передачу ей всех прав на изобретения Попова…
Попов не ответил на это предложение, как не ответил он позже, в 1901 году, на подобное же многообещающее предложение фирмы Маркони.
Попов не ответил на эти предложения, потому что всей душой был предан своей родине, потому что был подлинно русским человеком и считал бегство из России величайшей изменой нашей отчизне.
«Я русский человек, — говорил он П. Н. Рыбкину, — и все свои знания, весь свой труд, все свои достижения я имею право отдавать только моей родине. Пусть меня не понимают, пусть глумятся надо мной, всё же я горд тем, что родился русским, русским и умру. И, если не современники, то, может быть, потомки наши поймут, сколь велика моя преданность нашей родине и как счастлив я, что не за рубежом, а в России открыто новое средство связи…»
Об американском предложении узнали в морском министерстве. Переезд Попова в Америку грозил морскому начальству всесветным скандалом, и ему была обещана всяческая поддержка.
Эта поддержка выразилась в… 500 рублях, отпущенных на опыты, и в разрешении проводить опыты на кораблях флота.
Попов был рад и этому малому, тем более, что нашлись частные предприниматели — русский лейтенант Колбасьев, владелец механической мастерской, и французский фабрикант Дюкрете, — предложившие Попову безвозмездно строить приборы для его опытов. Эти дельцы предвидели, что пройдет немного времени, и они с лихвой возместят свои расходы поставками радиоприборов русскому флоту.
Таким образом в 1898 году Попов впервые получил возможность проводить опыты, не ломая головы над тем, где раздобыть денег на постройку приборов.
И каждый новый месяц опытов приносил всё новые и новые успехи. В 1899 году Попов изобрёл приёмник для приёма радиограмм на слух. Приём на телеграфную ленту в это время осуществлялся лишь на 8 километров. В первый же день испытаний приёма на слух была достигнута дальность передачи на 30 километров. Сконструированные в том же году Поповым приборы, приспособленные для радиопередачи при помощи так называемых «звучащих искр», увеличили дальность передачи ещё на 10 километров.
Открытие способа приёма на слух ни для Попова, ни для Рыбкина не было неожиданностью. Они уже давно искали способ телефонного приёма радиосигналов, тогда как Маркони со всей своей многочисленной армией помощников даже не помышлял о том, что радиограммы можно принимать на слух.
Опередил Попов заграничных радиоспециалистов и в открытии «звучащих искр», которые стали известны на Западе лишь через три года.
Поздней осенью 1899 года из Кронштадта в свой первый поход вышел только что построенный, оборудованный по последнему слову военно-морской техники броненосец «Генерал-адмирал Апраксин». Едва выйдя из гавани, броненосец попал в жестокий шторм со снежной пургой, сбился с курса и вскоре наскочил на подводные камни возле острова Гогланд.
Все попытки броненосца сняться с камней самостоятельно потерпели неудачу. Он плотно сидел на крепких гранитных утесах и имел серьёзные пробоины в подводной части. «Апраксину» пришлось бесславно зазимовать возле дикого, пустынного, скалистого острова.
Между тем, в районе Гогланда весенний ледоход отличается особенной силой, и если не снять броненосца с камней в течение зимы, — с ним придётся вообще распроститься.
На Гогланд была послана комиссия из лучших специалистов флота. Она пришла к выводу, что успех работ по спасению броненосца до ледохода возможен лишь при условии надёжной связи места аварии с Кронштадтом — штабом флота.
Но как установить связь?
Ближайшим пунктом, имевшим телеграфную связь с Кронштадтом, был город Котка, на финском побережье, в 40 верстах от места аварии «Апраксина». Но Финский залив уже был покрыт льдом, и прокладка подводного кабеля затянулась бы до весны, Когда Миновала бы надобность в связи, так как ледоход разрушил бы корабль. Прокладывать линию по льду на столбах — безрассудно, ибо в этом районе Финского залива в течение всей зимы происходят передвижки льда.
И тут кто-то в министерстве вспомнил об опытах А. С. Попова по беспроволочному телеграфированию. Решено было попытаться связать Гогланд с материком при помощи радио.
Однако руководители морского министерства оказались верными себе. Они не доверяли Попову, этому «чудаковатому» преподавателю Минного класса, руководство «Экспедицией по устройству беспроводной связи между Гогландом и материком». Во главе экспедиции были поставлены люди, ничего в радио йе понимавшие: капитан 2-го ранга Й. И. Залевский и лейтенант А. А. Реммерт. Попов и Рыбкин были привлечены в экспедицию лишь как технические работники.
Попова это не смутило и не обидело. До того ли, когда получена, наконец, возможность доказать значение радио на настоящем деле!
Александр Степанович никогда так не волновался, как перед этим решающим испытанием своего изобретения.
Сорок вёрст! Расстояние для постоянной, практической беспроволочной связи в то время — невиданное. Правда, летом 1899 года была уже осуществлена передача на 40 километров. Но, во-первых, это было только один раз и, во-вторых, — летом, в привычных условиях открытого моря. Здесь же предстояло преодолеть 40 вёрст ледяного залива и совершенно не изученных лесных заслонов на берегах.
Всего хуже было то, что это ответственнейшее испытание, от которого зависела судьба радио, приходилось производить со старыми самодельными лабораторными радиостанциями. Адмиралы торопили, времени на изготовление новых приборов не было, и пришлось ограничиться лишь небольшим ремонтом старой аппаратуры.
Точно в назначенный срок из Кронштадта выехали две группы радиоэкспедиции. Одна, во главе с лейтенантом Реммертом, направилась в Котку. С этой группой поехал А. С. Попов. Другая группа, руководимая Залевским, поехала в Ревель, чтобы оттуда на только что построенном ледоколе «Ермак» перебраться на Гогланд. В качестве радиоспециалиста к этой группе был прикомандирован П. Н. Рыбкин.
Радиостанция на Финском берегу, вблизи Котки, была установлена в доме службы связи Балтийского флота,
Значительно сложнее обстояло дело на Гогланде. Здесь станцию пришлось устраивать на высоком голом утёсе, в сильнейший мороз, при свирепом северном ветре.
Первые русские радисты — кронштадтские матросы — работали героически. Несмотря на непогоду, они вручную тащили по торосам и обледенелым скалам и водружали на утёс двадцатиметровую мачту и собирали привезённый из Ревеля разборный домик.
14 февраля 1900 года всё было готово. Рыбкин надел наушники и стал трепетно вслушиваться…
Слабое попискивание телефонных мембран дало знать, что победа одержана.
Это было невиданное в мире достижение радио, ибо на самом деле между станциями Попова и Рыбкина было не 40 вёрст (около 43 километров), как они предполагали, а целых 52 километра.
Станции обменялись первыми проверочными сигналами, но ещё не могли приступить к нормальной работе. Это было воспрещено официальным руководителем экспедиции капитаном 2-го ранга Залевским. Он решил, что первые в мире практические радиостанции начнут работать 10 февраля, в день именин «августейшего шефа» броненосца «Генерал-адмирал Апраксин» — царской сестры Ксении.
Первой радиограммой должно было быть поздравление «августейшей имениннице» от офицеров броненосца.
Судьба не благоприятствовала великосветским подхалимам. Едва Рыбкин сел к столу с приборами и вооружился наушниками, как услышал судорожные сигналы с Котки. Он стал быстро расшифровывать знаки азбуки Морзе.
И в вахтенном журнале первой в мире практической радиостанции появилась первая запись: «24 января (10 февраля нового стиля) 1900 г. 2 часа 15 минут дня. Командиру «Ермака». Около Лавенсаари оторвало льдину с рыбаками. Окажите помощь. Авелан».
Авелан — морской министр! Засуетились офицеры на Гогланде, бросились выполнять распоряжение министра, а угодливая радиограмма царской сестре так и осталась непереданной.
«Ермак» сразу же вышел в море. Переход из Ревеля к Гогланду был проверкой его ледокольных качеств. Теперь корабль шёл в свой первый практический рейс…
К вечеру «Ермак» снова был у Гогланда. На нём находились 27 рыбаков, спасённых благодаря первой в мире практической радиограмме, собственноручно переданной самим изобретателем радио. _
С этого дня началась нормальная работа радиостанций. Она продолжалась вплоть до начала летней навигации, когда снятый с камней броненосец увели в Кронштадт. Станции обменялись 400 радиограммами от 10 до 40 слов каждая.
Гогландская победа Попова пробила, наконец, брешь в косности царских адмиралов. Морское министерство распорядилось «ввести беспроволочный телеграф на боевых судах флота как основное средство связи».
Наконец-то дождался А. С. Попов осуществления своей заветной мечты. Русский флот признал радио!
Большое впечатление произвело это новое достижение русского учёного и за границей. Там никто — ни Маркони, ни другие радиоспециалисты, — не мог ещё установить длительной связи на таком большом расстоянии.
Окрылённый успехом, Александр Степанович стал работать с невиданным энтузиазмом. Его не охладило даже газетное сообщение о наградах за гогландскую экспедицию. Приказ о наградах был подписан самим царём. Залевский и Реммерт получили чины, ордена, крупные денежные куши. О Попове в этом приказе не было ни слова, ему даже не объявили благодарности. Лишь позже ему и Рыбкину были выданы денежные премии «…в вознаграждение за труды по применению на судах флота телеграфирования без проводов… ».
До обид ли, когда приняла такой размах радиофикация флота! И Попов дни и ночи проводил то в своей лаборатории за совершенствованием, приборов, то на кораблях, устанавливая на них радиостанции, то на специальных курсах, обучая первых русских радиоспециалистов.
В 1901 году он изобрёл новые «резонаторные станций», которые дали надёжный радиообмен на расстоянии 148 километров. Его радиостанции стояли уже на двадцати боевых кораблях флота. Ещё двадцать кораблей должны были получить новое средство связи к лету 1902 года.
Любимое детище Попова — радио, которому отдал он все свои творческие силы, прочно завоевало право на жизнь.
Казалось бы, теперь перед творцом радио раскрывались широкие перспективы для углублённой творческой работы, для совершенствования дела радиосвязи на флоте.
Увы, как раз в 1901 году Попову пришлось распрощаться с флотом, и произошло это помимо его желания.
Известный уже читателю адмирал Авелан, вершитель судеб русского флота и немец душой и телом, во главе радиофикации флота поставил тоже немца — остзейского помещика Реммерта, того самого, который участвовал в гогландской экспедиции Попова. В радио Реммерт ничего не понимал, в чём и сам откровенно признался в своей статье, напечатанной в «Морском сборнике» в 1908 году. Зато он в совершенстве овладел искусством казнокрадства. Во время гогландской экспедиции он чуть не погубил всё дело, установив в Котке такую жидкую радиомачту, что она рухнула при первом же свежем ветре. Счета же он представил такие солидные, что на деньги, якобы израсходованные им на установку этой мачты, можно было соорудить на деревянную, а стальную мачту.
На радиофикацию флота были отпущены громадные деньги, и Авелан, Реммерт и присные с ними решили поживиться на этом деле.
Для этого они избрали свой излюбленный способ— биржевые спекуляции на акциях зарубежных фирм. Во флоте уже давно стало привычкой сдавать заказы не лучшим иностранным фирмам, а тем, чьи акции низко котировались на бирже. Скупив все наличные акции такой прогорающей фирмы, адмиралы неожиданно сдавали ей крупный заказ. Её акции бешено дорожали. Адмиралы продавали акции по новой, повышенной цене, а разницу клали себе в карман. Так, в ущерб мощи русского флота, богатели русские дворяне и немецкие бароны в русской морской форме (последних, кстати сказать, в русском флоте было немало).
Лучшей в мире радиопромышленной фирмой было английское акционерное общество «Маркони», но его акции были слишком дороги. Тогда Авелан, Реммерт и другие «радиофикаторы» русского флоте сдали богатый заказ на радиофикацию кораблей безвестной тогда немецкой фирме «Телефункен», чьи акции они скупили за бесценок.
Для того чтобы без шума провести эту грязную спекуляцию, и потребовалось отстранить Попова от радиофикации флота. Кому-кому, а Реммерту и его покровителю Авелану была хорошо известна неподкупная честность бескорыстного изобретателя, который до глубины души был возмущён, когда узнал о махинациях Реммерта с деньгами, ассигнованными на постройку радиостанций в 1900 году. Поэтому они, боясь разоблачений со стороны Попова, устроили его перевод на должность профессора в петербургский Электротехнический институт.
Отстранением Попова от руководства радиофикацией флота и передачей заказа на радиовооружение кораблей далеко не первоклассной немецкой фирме Авелан и Реммерт нанесли непоправимый вред боевой мощи русского флота.
Незадолго до позорного цусимского разгрома Попов имел случай познакомиться с состоянием радиостанций на кораблях, готовившихся к военным действиям против японского флота. Состояние этих радиостанций было плачевным. Попов писал, что станции, изготовленные немецкой фирмой «Телефункен», отличаются крайне низким качеством, установлены наспех и прошли лишь поверхностное испытание, что «…приборы не были никому сданы и никто не обучен обращению с ними… Ни на одном корабле нет схемы приёмных приборов». О том же, уже после Цусимского боя, писала правительственная комиссия, обследовавшая крейсер «Жемчуг», чудом спасшийся от неприятельских снарядов. Комиссия нашла, что фирмой «Телефункен» «.. .установка станций закончена в несколько дней, небрежно, и затем без всякого приёмного испытания сразу перешла в руки и на ответственность неподготовленного персонала…». Участник Цусимского сражения капитан 1-го ранга Вл. Семёнов в своей книге «Расплата», вышедшей в свет в 1907 году, писал, что дозорным кораблям «приходилось держаться в пределах видимости обычных отдалённых сигналов, так как ни одной минуты мы не могли положиться на исправность действия нашего беспроволочного телеграфа…». Другой участник Цусимского боя, писатель А. С. Новиков-Прибой, автор известной книги «Цусима», пишет: «Можно смело сказать, что слабая организация радиосвязи и ещё более слабое её использование явились одной из немаловажных причин, ускоривших трагическую гибель русского флота в бою под Цусимой…».
Шёл грозовой 1905 год. На полях Манчжурии и в пучинах Тихого океана погибали лучшие сыны народов нашей многонациональной родины. Война с Японией, заставшая царизм, этого «колосса на глиняных ногах», врасплох, окончилась полным поражением дутой военной мощи необъятной вотчины русского царя. Война показала, что «…Военное могущество самодержавной России оказалось мишурным… Отсталыми и никуда не годными оказались и флот, и крепость, и полевые укрепления, и сухопутная армия».
Военный крах вызвал глубокий политический кризис. Начались забастовки и восстания. Против царя, капиталистов и помещиков выступили не только рабочие и крестьяне, но и трудовая интеллигенция.
Призрак окончательного крушения царского самодержавия был таким грозным, что перепуганное правительство было вынуждено пойти на уступки.
Одной из таких уступок было объявление «автономии» высшей школы; университеты и институты получили право выбирать директоров. До этого делами в высших учебных заведениях управляли директора, назначенные из числа самых бесталанных царских сановников, которым нельзя было доверить более высокие посты.
В сентябре 1905 года в Электротехническом институте были торжественно проведены выборы нового директора. Профессора единодушно выдвинули на этот пост Александра Степановича Попова. Этим они выразили свое преклонение перед гениальностью великого учёного, «лучшего из вождей армии научных работников», как правильно охарактеризовал Попова один из его современников.
Наступили самые беспокойные и тревожные месяцы в жизни многострадального учёного.
Под напором революционных масс 17 октября 1905 года царь издал манифест о «незыблемых» основах гражданской свободы. Этот манифест утверждал неприкосновенность личности, свободу совести, слова, собраний и союзов, широкое избирательное право. Но всё это было только на словах, на деле продолжалось прежнее притеснение народа. Всё так же свистели жандармские нагайки и грохотали залпы полицейских, расстреливавших безоружные рабочие демонстрации. Страна изнывала под гнётом царских «свобод». Рабочие и крестьяне отвечали царю-провокатору всё более грозными революционными выступлениями.
Не стояли в стороне от этого мощного движения народных масс и студенты Электротехнического института. В аудиториях и общежитиях института происходили многочисленные митинги и собрания.
Полиция требовала от Попова воспрещения этих «студенческих сборищ». Она хотела превратить его в своего агента. Попов впервые в жизни изменил своей обычной уравновешенности. Разгневанный гнусным предложением, ой вытолкал представителя полиции из своего кабинета.
Полиция между тем не унималась. Охранники подсовывали Александру Степановичу угрожающие письма, якобы написанные студентами. Злосчастного директора то и дело вызывали в министерство внутренних дел, где то лестью, то угрозами пытались перетянуть на сторону душителей революции.
Царские опричники неспроста так сильно интересовались именно Электротехническим институтом. В этом институте в 1905—1907 годах скрывался от царского самодержавия В. И. Ленин. Здесь же он читал лекции по историческому материализму кружку студентов-большевиков.
Всё более наглые требования и угрозы полиции изматывали несчастного учёного, напрягавшего последние силы для того, чтобы выпутаться из липкой паутины полицейских провокаций.
Особенно велико было душевное потрясение, перенесённое Поповым во время последней его встречи с главой жандармерии министром внутренних дел П. Н. Дурново. Было это 11 января 1906 года. Дурново свирепо орал на Попова, требуя допустить в институт полицейских шпионов для слежки за революционным студенчеством. Попов и на этот раз, несмотря на всяческие угрозы матёрого царского опричника, остался непреклонным. Он твёрдо заявил министру, что, пока является директором института, не допустит в институт ни одного ни явного, ни тайного охранника.
Эtot разговор сильно отразился на самочувствии Попова. Его нервы были напряжены до крайности. Началось сильное недомогание. Всё же к вечеру Александр Степанович несколько оправился от нервного потрясения и поехал на заседание Русского физико-химического общества. Здесь его ждала неожиданная большая радость. Учёные избрали его председателем Общества, этого всероссийского центра подлинной научной мысли.
Волнение, которое пережил Попов, приветствуемый учёными, оказалось гибельным для его вконец измотанного организма. Он едва добрался до своего дома и через несколько часов потерял сознание.
Болезнь была непродолжительной. В 5 часов дня 13 января 1906 года Александр Степанович Попов умер от кровоизлияния в мозг.
Так на 47-м году жизни, в полном расцвете творческих сил, погиб человек, давший миру новое средство связи — радио.
Фашисты задались бредовой целью истребить всю русскую нацию, давшую миру таких титанов мысли, как Ленин, Пушкин, Павлов, Попов…
Око за око, зуб за зуб! Лучшим памятником таким светочам русской науки, как А. С. Попов, будет беспощадное истребление моровой язвы человечества — немецко-фашистских захватчиков.
И самым радостным днём для великой русской нации, давшей миру творца радио, будет тот день, когда радио возвестит миру о том, что Красная Армия и Военно-Морской флот Советского Союза, в боевом содружестве с вооружёнными силами наших союзников, выполнили все три исторические задачи, поставленные нашим великим вождём товарищем Сталиным в день 25-летия Октябрьской социалистической революции. Недалёк этот день, день справедливого возмездия, день, когда детище гениального сына великого русского народа Александра ‘Попова — радио возвестит миру, что навсегда уничтожено гитлеровское государство и его вдохновители, уничтожена гитлеровская армия и её руководители, разрушен ненавистный «новый порядок в Европе» и подвергнуты суровой каре его строители.
Опубликовал: Ханов Олег Алексеевич | Автор: С. КУДРЯВЦЕВ-СКАЙФ | слов 8700
комментариев 2
Добавить комментарий
Для отправки комментария вы должны авторизоваться.
26/09/2020 00:43:51
Превосходная статья! Я, наконец, понял сущность, место, роль и значение АС Попова в нашей науке и радиотехнике. По этой статье можно читать лекции студентам- радистам на тему, как от больших идей и мечтаний придти к реализации их на практике. Здесь описано буквально всё, что сопровождает любую разработку или изобретение, все усилия, тернии, но и радости жизни в творческом процессе. Всё это было в жизни Попова, как и любого креативного инженера.
И второе. Пробивная сила, изощрённое чутьё, предпринимательская деятельность Маркони в контрасте с творчеством Попова. Сразу подумалось, вот бы работать им в одной структуре! Горы можно свернуть.
30/10/2020 22:30:36
Мне кажется, одна из давних проблем России — недостаток удачливых менеджеров, либо нет условий для проявления таких талантов. Возможно, тому не способствует наша культура. В то же время, как я понял сравнительно недавно, именно менеджер — главная фигура прогресса. Не ученый, писатель, производитель, но тот, кто обеспечивает продвижение и признание ярких личностей, внедрение и распространение результатов их деятельности. По некоторым данным, не Ньютон открыл известные законы, он их у кого-то заимствовал. Но как бы то ни было, именно он сделал так, что те законы вошли в научный обиход, и европейская наука получила мощный импульс.