Мне веселье не нравится, оно легкое, часто легкомысленное, поверхностное, всегда ограничено во времени, бывает неестественное, обидное. Веселье — состояние социальное, вызывается внешними обстоятельствами. Радость — индивидуальная, глубокая, имеет веские причины. Радость может вызывать веселье, и веселье переходить в радость. Это не антиподы, но это разное… 

Становится понятным, почему мне не нравятся многие юмористические передачи, — я не люблю веселье, если оно выглядит как суррогат радости. А такое бывает, когда его слишком много, — так веселье пытается скрыть свою временную мимолетность. Предполагается, что это может получиться, поскольку проявления радости и веселья схожие. Вот, на похоронах в Южной Африке принято веселиться. — Это дает очень четкое разделение радости и веселья, поскольку в таких случаях могут радоваться только недруги. На похоронах Н.Мандейлы президент Обама был замечен в том, что весело что-то рассказывал своей собеседнице. Недоброжелатели, в том числе, наши, язвили по этому поводу, забыв упомянуть о традиции. Общее веселье заряжает, вызывает ответную реакцию. 

Но все-таки хорошо, когда думают о пустяках или об отвлеченном. Значит реальность не тянет тяжелые думы, не требует обдуманного вмешательства. Подобно земной физической природе, создающей фон для жизни, окружающая действительность является фоном для жизни духовной, человеческой. И хорошо, когда она остается только фоном. 

Скрыть плохое настроение трудно, оно будет проступать даже сквозь нейтральные слова и беспокоить смутным ощущением неприятности, усиленное неизвестностью. Один из атрибутов близости — искренность. Она, собственно и начинается со взаимного проникновения в закрытые области души и тела. Есть какой-то глубокий философский смысл в том, что сознание раздроблено на индивидуальности, причем есть стремление к единению, это большая внутренняя потребность. Высокое счастье и удовлетворение возникают, когда удается мыслить синхронно или гармонично. Синхронность бывает на массовых действиях, когда «все как один» повторяют одинаковые действия или слова. (Пример: «Кто не скачет, тот москаль»). Это само по себе дает ощущение счастья, хотя и какого-то странного, привнесенного, всеобщего. Вижу здесь то же различие, как между всеобщим весельем и индивидуальной радостью. Христос тоже говорил о единении, о всеобщей любви, в которой готов выступать как посредник. Стремление ко всеобщему есть, но на практике оно принимает весьма неприятные формы, садомические. Социализм, кстати, тоже много говорил о всеобщем. Потребность во всеобщей любви существует, но пока еще нет хороших примеров, пока удалась освоить только любовь двух разнополых существ, мужчины и женщины. На западе в этом вопросе идут дальше, снимая половую принадлежность. Следующая ступень — любовь втроем. В 60-е годы пытались ввести семейные коммуны, но они не прижились. Эксперименты продолжаются. 

Я человек, не склонный к веселью. Веселье — эмоциональная реакция, а радость — состояние души. Не эмоциональный = невеселый. Но из памяти выплывают слова, которые прочитал в далекой молодости: «Жалок тот, кто не умеет веселиться!». Возможно, это с возрастом человек становится невеселым и (по тексту) жалким. Но, быть может, все оттого, что я когда-то прочитал и усвоил Экклезиаста как источник крайнего пессимизма. Копирую: 

1. Сказал я в сердце моем: «дай, испытаю я тебя весельем, и насладись добром»; но и это – суета! 
2. О смехе сказал я: «глупость!», а о веселье: «что оно творит?» 
3. Вздумал я в сердце моем услаждать вином тело мое и, между тем, как сердце мое руководилось мудростью, придержаться и глупости, доколе не увижу, что хорошо для сынов человеческих, что должны были бы они делать под небом в немногие дни жизни своей. 
… 
10. Чего бы глаза мои ни пожелали, я не отказывал им, не возбранял сердцу моему никакого веселья, потому что сердце мое радовалось во всех трудах моих, и это было моею долею от всех трудов моих. 
11. И оглянулся я на все дела мои, которые сделали руки мои, и на труд, которым трудился я, делая их: и вот, все – суета и томление духа, и нет от них пользы под солнцем! 
… 
17. И возненавидел я жизнь, ибо злом мне показались дела, что совершаются под солнцем. 

Экклезиаста следовало бы запретить, а я с упоением читал его в 30 лет. И почему-то не застрелился. Потом я развивал теорию, в которой доказывал, что веселье всегда основано на абсурде. А в древних комедиях — греческих и римских шутки располагались преимущественно «ниже пояса». Я не могу себя назвать проводником высокой нравственности, но публичное обсуждение интимных тонкостей мне как-то неприятно. Оно лишает тайны, избранности, чуда, низводит сакральное к обыденной процедуре. Это абсурдно, оттого и смешно. Цивилизация идет к тому, что понемногу падают запреты, и прежде всего, в сексуальной сфере. Наверно, такие мои слова — проявление возраста. Старики во все времена осуждали бесстыдную молодежь. Впрочем, неправильно думать на эти темы, лучше радоваться и веселиться. И ощущать себя полным желаний. Вывожу формулу: Уровень счастья определяется обилием неудовлетворенных желаний. Чем больше их, тем лучше… 

Книга «Экклезиаст» — «образец крайнего пессимизма», но он не «травит душу». Это шедевр мысли и слова, чтение которого вызывает наслаждение, зовет взглянуть на жизнь с огромной высоты, откуда малое и мелкое становится незаметным, только большое хранит свои очертания. Я бы сравнил эту книгу с полотнами художников, например, Рембранта, с изображением обнаженной натуры. Казалось бы, женское нагое тело должно вызывать определенные мысли и реакции, что противоречит нравственности. Но общепризнанно, что это не так. Экклезиаста (вернее, его восприятие) можно сравнить c Кустодиевым, у которого на полотнах изображены упитанные купчихи. Мне чем-то нравятся его картины. Есть ощущение праздника жизни, спокойствия и оптимизма, хотя я терпеть не могу купеческое дело, и представляются безобразными чрезмерно пышные формы его дам, мне все в его антураже не нравится. — Это если рассматривать детали, а все в целом — хорошо. Нечто похожее я испытываю по отношению к Экклезиасту. Да и вообще, прекрасное способно проступать только сквозь безобразное, как его альтернатива, без чего ничто существовать не может. Наш мир дуалистичен, абсурден и противоречив.
31.03.2015.

«Излишняя серьезность опасна для здоровья», но я не очень верю в смехотерапию. Моя позиция совпадает с позицией Р.Тагора. Не исключаю, что он к ней (к позиции) «руку приложил», как один из моих давних авторитетов, его слова:

«Мир полюбил человека, когда человек улыбнулся.
Мир испугался его, когда человек засмеялся.»

Далее цитирую себя: «Казалось бы, и улыбка и смех питаются из сходных источников, и различие между ними — исключительно в уровне эмоционального напряжения. Но если внимательно присмотреться к этим двум психологическим состояниям, то можно обнаружить, что смех — это чисто биологическая реакция на определенные события. Интеллект здесь подавлен и отключен и уже никак не участвует в том, что происходит. Смех груб, и несмотря на его эмоционально положительные причины, заключает в себе исключительно природное, «животное» начало человека. Улыбка — это тоже биологическая реакция человека на сходные обстоятельства, но интеллект здесь еще жив, он присутствует и так или иначе принимает участие. Его присутствие отражается и на внешнем облике улыбающегося человека. Улыбка может много больше сказать о человеке чем, например, его речи или даже действия. Потому что это симбиоз природного, биологического и разумного, человеческого…»

Сейчас прочитал этот текст, написанный 8 лет назад, обратил внимание на фразу: «Смех…заключает в себе исключительно природное, «животное» начало человека…». Значит, смех — плохо? Но секс — это еще более «животное», — значит, секс — это совсем плохо, просто безобразно! — Логика неумолима.

Не буду вдаваться в подробности рассуждения, но здесь вмешивается причины индивидуальные и публичные. Мне кажется, они такие, как я прочитал в воспоминаниях одной актрисы.  По сценарию ей предстояло сняться обнаженной. Она согласилась, но только при одном условии — абсолютно все присутствующие на съемках будут обнажены — операторы, осветители, сам режиссер, — все! Условие было принято. — Любые «социальные» действия оказываются допустимыми.

В последнее время смех действительно стал меня раздражать, —  из-за его обилия на телеканалах. Внук смотрит только юмор, сын, невестка, — все включают только те каналы, где «делают смешное». Какие-то Воронины, Шесть кадров, бесконечный американский мультсериал (не помню имена), Задоронов, Винокур, за кадром в записи дружный смех. Нет, он меня не заражает, — слишком много, перебор. При изобилии шуток, они начинают повторяться, уровень снижается. Смех хорош как приправа. Жизнь, конечно, достойна смеха (в ней много абсурдного), но бывает и серьезное, а иногда даже грустное. Нынешняя ситуация мне напоминает «Счастливый остров» из «Незнайки», куда нас упорно завлекают.
01.10.2013

В начало