Женщины советского альпинизма. Ирина Вячеславовна Корзун

Ирина Вячеславовна Корзун

Совершенно случайно на сайте «Мемоклуб.ру», я прочитал воспоминания Ирины Корзун. Раньше я не обращал внимания на это имя, но воспоминания произвели на меня такое впечатление, что захотелось поделиться.

Для начала несколько фактов, подтверждающих статус И. Корзун как одной из зачинательниц альпинизма в СССР. Зимой 1935-1936 гг. первым трем женщинам-альпинисткам (И. Корзун, Е. Казаковой и В. Чередовой), были вручены значки «Альпинист СССР II степени». В 1936 году, И. Корзун получила удостоверение инструктора альпинизма за № 9. А в 1937 г. в Постановлении Всесоюзного комитета по делам физической культуры и спорта при СНК СССР от 23 января значилось: «Для руководства альпинизмом в СССР организовать секцию альпинизма Всесоюзного комитета по делам физической культуры и спорта при СНК СССР. Утвердить следующий состав секции альпинизма: Крыленко Н.В. – председатель, члены секции: Семеновский В., Абалаков Е., Корзун И., Белецкий Е., Погребецкий М.,».

Ирина Вячеславовна Корзун родилась в 1914 г., в Колпино, Петербургской губернии и скончалась в 2007 г., в Москве, прожив, таким образом, 93 года.

Но всё по порядку. Росла она в семье Вячеслава Карловича Корзуна, и вместе с братом Олегом в 13-летнем возрасте (1927) совершила первый поход в горах, пройдя через Клухорский перевал из Теберды в Сухуми.

Во время учебы в Московском энергетическом институте (МЭИ) она активно участвует в работе туристской секции, и в 1934 году получает приглашение от Алексея Малеинова (уже тогда известного в стране альпиниста) принять участие в горнолыжном походе в Домбайском районе Кавказа. А летом того же года после цикла занятий первой смены, первого палаточного альпинистского лагеря МЭИ на Домбайской поляне (начальник лагеря И.А. Волченсков), было принято решение силами лучших учеников лагеря совершить первое советское восхождение на Белалакаю. Подобное восхождение в те времена стало довольно заметным альпинистским событием в стране.

Официально об этом восхождении известно следующее. В туре на вершине восходители: Г. Прокудаев, И. Корзун, А. Фельд, П. Цалагов и Тауби, обнаружили записку о первовосхождении на Белалакаю, совершенном в 1904 году Председателем РГО А.К. фон Мекком, швейцарским альпинистом Андреасом Фишером, гидом Христианом Йосси и известным российским проводником Яни Бузуртановым.

А вот как вспоминает об этом Ирина Корзун: «Инструктором был назначен Жора Прокудаев. … У него была заветная мечта: совершить восхождение на ближайшую к нам вершину красавицу Белала-Кая. Несколько раз во время выходов на горные маршруты мы осматривали ее со всех сторон, в том числе и с перевала Суфуруджу. К нашему лагерю как-то незаметно прибился местный юноша, карачаевец Тауби. Этот Тауби обязательно сопровождал нас с Жорой во время наших осмотров Белала-Кая. А Прокудаев постепенно подготавливал Волченскова к согласию на попытку восхождения на Белала-Каю перед окончанием лагеря. В конце концов, Жора своего добился, и перед снятием лагеря собралась «комиссия» для утверждения состава группы, которая будет участвовать в попытке восхождения. В комиссию входили: Волченсков, Жора и наш врач Вячеслав Александрович. Тут меня ждало ужасное разочарование. Меня не утвердили, и в команду были назначены две двойки: Прокудаев с Тауби и Толя Фельд с Петей Цалаговым. Я была ошеломлена. Оказалось, возражал врач из-за особенности моего организма (пульс подскакивал до значения 144-145 ударов в минуту на подъеме, тогда как в состоянии покоя он был не выше 60). Волченсков решил, что меня включать в группу восходителей не следует.

Жора рассказал мне, как он отстаивал мою кандидатуру и уверял комиссию, что я никого не задержу, но Волченсков был непреклонен. Что делать? Я попросила Жору уговорить Волченскова разрешить мне пойти вместе с группой до ночевки и там ждать возвращения восходителей, приготовить им обед и возвратиться в лагерь вместе с ними. На это согласие было получено. Тауби сказал, что он знает прекрасную пещеру для ночевки, поэтому мы решили не брать с собой палаток и идти сравнительно налегке. Вышли на следующее утро по уже не раз пройденному нами подъему к подножию Белала-Каи. Пещера оказалась хорошей и теплой, но была несколько маловата для пяти человек. Я улеглась с края на самом неудобном месте, чтобы восходители могли, как следует выспаться. Ночью я практически не спала: отчасти от неудобства, отчасти от волнения, так как я обдумывала пришедший мне в голову план дальнейших действий. План заключался в том, что я пойду провожать восходителей, а потом постараюсь дойти с ними до вершины.

Утром я встала первой, умылась, приготовила завтрак и только тогда разбудила всех в назначенное накануне время. Никто не возражал, чтобы я пошла вместе с ними. Подойдя к тому месту, которое мы когда-то облюбовали с Жорой, как возможное для начала восхождения, сели отдохнуть. Тауби попросил, чтобы мы показали ему, как мы думаем подниматься, и мы втроем полезли потихоньку до удобного места обзора. С собой мы не взяли ничего, кроме ледорубов. Незаметно для себя поднимались все выше и выше. Скалы не казались трудными. Вот вроде и дальнейший путь виден. Не просматривается только выход на него, скрытый за выступом большой скалы. Чтобы обогнуть выступ, нужно было организовать страховку. Покричали нашим, чтобы поднимались к нам с веревками.

Скальный выступ опоясывает узкая полочка, на которой не помещается полностью ботинок, но если двигаться лицом к скале пройти эту полочку без рюкзака можно. Беда в том, что не видно, что делается за выступом. А ребята все не подходят, кричат, что идут, а голоса их еле слышны. И тут нервы Жоры не выдержали. Он сказал, что пройдет без страховки и посмотрит, что нас ждет впереди, а мы с Тауби должны ждать его сообщения и встретить ребят. Вот Жора пошел, благополучно одолел выступ. Потом он сообщил, что нашел площадку для страховки. Я внимательно следила за Жорой, когда он шел по полочке, и поняла, что вполне могу пройти ее. Недолго думая, пошла, и, огибая выступ, увидела, что за мной идет Тауби. Скоро мы оказались снова втроем.

Наконец, подошли ребята, сказали, что отдохнут и обсудят сложившуюся ситуацию. Через некоторое время они передали нам, что решили на вершину не идти, полочка им не очень понравилась. А что делать нам? Проводить длительную операцию по передаче веревки, или идти на вершину без веревки? Жора решил идти к вершине. Если дойдем без веревки – великолепно! Если же встретится место, требующее страховки, вернемся и завтра повторим попытку восхождения. Слава Богу, таких мест нам не встретилось, и мы сравнительно быстро достигли вершины, на которой нашли записку Мерцбахера (немецкий альпинист, первый побывавший на вершине). Спустились счастливые, совершив первое советское восхождение на Белала-Каю без веревки. Об этом мы договорились особенно не распространяться. … Ночь застала нас до того, как мы ступили на настоящую дорогу или тропу, по которой могли бы двигаться в темноте. Нам пришлось пережить холодную ночевку, ведь палаток, в расчете на ночевку в пещере, мы не взяли. Спального мешка у меня не было. Я буквально окоченела. С первыми лучами солнца, видя мое жалкое состояние, мне разрешили бежать в лагерь одной. Дорога была много раз хожена. Конечно, согрелась я очень быстро, но мне не терпелось скорее попасть в лагерь и организовать восходителям достойную встречу. Я понимала, что мне предстоит серьезная дисциплинарная взбучка, поэтому, придя в лагерь, о своем участии в восхождении я умолчала. Победителей встретили цветами и роскошным обедом. К вечеру был зачитан приказ по лагерю. Обо мне было сказано так: «объявить благодарность за успешное восхождение и одновременно строгий выговор за серьезное нарушение дисциплины».

Вот такая история. Различия в двух версиях восхождения легко объяснимы. Когда И.В. Корзун на старости лет писала свои воспоминания, то запросто могла перепутать имя первовосходителя и написала Мерцбахера, вместо, А.К. фон Мекка. Что же касается состава взошедших на вершину, то через 80 лет это уже не имеет никакого значения. В то же время восхождение на Белалакаю начинающих альпинистов, да ещё без веревки впечатляет.

Осенью И.В. Корзун становится членом горной секции ОПТЭ и исполняет обязанности секретаря комиссии по расследованию несчастных случаев в горах. В 1935 г. альпинистская секция МЭИ направляет Ирину Корзун для обучения на краткосрочных курсах инструкторов альпинизма в Адыл-су, по окончании которых она получает первое звание – «помощник инструктора альпинизма».

Здесь же её приглашают принять участие в первом советском восхождении на Джан-Туган в звездном коллективе под руководством Олега Аристова, а после его успешного завершения – в группу инструкторов Г. Прокудаева и В. Науменко для восхождения на Зап. вершину Эльбруса через западное плечо. Там впервые у В Науменко случился серьезный приступ горной болезни. И именно там в камнях скальной гряды группа Г.Прокудаева. находит стеклянную четырехгранную бутылку с плотной пробкой. Разбив горлышко, они обнаружили записку исторического содержания: «31 июля 1890 года военный топограф Андрей Васильевич Пастухов в сопровождении казаков Хоперского полка взошли сюда в 9 часов 20 минут при температуре -5°. Имена казаков – Дорофей Меринов, Дмитрий Нехороший, Яков Таранов».

После восхождения, они через перевал Хотю-Тау переходят в Карачай для работы в альплагере «Аксаут». Здесь Ирину Корзун назначают руководителем-инструктором группы восходителей МЭИ на вершину Кара-Кая. Вот как она сама рассказывает об этом.

«Прокудаев предложил мне сводить небольшую группу участников II смены на Кара-Каю. Это будет первым восхождением, на которое я должна буду идти в качестве руководителя-инструктора.

Мне стало страшно. На вершине я не была, участники второй смены – новички, гор еще не нюхавшие, побывавшие только на одном скальном занятии, еще не умеющие организовывать страховку и прошедшие только через один перевал (из Домбая в долину Аксаута). Это восхождение я хорошо помню до сих пор.

Жора пошел показывать мне путь на вершину и посоветовал выходить на северо-восточный гребень не там, где выходил он с группой, а попробовать другой путь. Через день почти весь лагерь пошел сооружать стационарную переправу через реку Аксаут, по которой, не теряя сил и времени, мы будем ходить на намеченные вершины, а я повела на Кара-Каю группу из шести человек.

Кара-Кая – вершина несложная, проблема только в том, чтобы выйти на гребень в правильном месте. Мы подошли к месту, где наверх уходил желобок в виде уголка. Я показала ребятам, с которыми шла в связке (это были Таня Курыгина и Коля Дружинин), как следует меня ловить в случае срыва, но они сказали, что не смогут меня удержать при падении сверху. Действительно, площадка была малюсенькая. Кроме того, все участники сказали, что по такому желобу они пролезть не смогут. Поиски другого пути требовали длительного спуска и обхода. И тогда я решила пролезть желоб без подстраховки, а выбравшись наверх, организовать для остальных надежную верхнюю страховку. Скомандовала всем развязаться и отойти в укрытие, а сама, взяв с собой веревку, полезла без страховки. Желобок оказался трудным, почти без зацепок, но я прошла его благополучно, хотя и не без труда. Усевшись наверху, организовала надежную страховку через плечо, стараясь держать веревку почти натянутой. Надо сказать, что только двое из шести смогли пройти этот желобок самостоятельно и без срывов. Остальных я фактически вытягивала наверх на натянутой веревке. Когда все оказались наверху, Коля Дружинин сказал: «До конца жизни не забуду, какого страха я натерпелся, когда смотрел, как ты лезешь».

Затем были «рабочие» восхождения на Джаловчат, Сунахет и Эрцог. После завершения работы лагеря, группа инструкторов и наиболее подготовленных участников лагеря «Аксаут»: В.С. Науменко, Г.М. Прокудаев, И.В. Корзун, П.И. Цалагов, Н.И. Лепешинская, В.А. Пашков перебрались в Безенгийский район Центрального Кавказа. В составе этой группы было совершено восхождение на Ляльвер (4350) и первое советское восхождение на Салынан-баши по ЮЗ гребню – по пути первовосходителей 1888 года Коккина и Хольдера с проводниками Альмером и Ротом. Затем Г. Прокудаев, В. Науменко и И. Корзун совершили восхождение на Гестолу по Сев. стене (4860).

Ирина вспоминает: «На этом восхождении, первый и почти последний раз за всю свою альпинистскую карьеру, я сорвалась. Мы поднимались на кошках по крутому фирновому склону, шли одновременно, без страховки. Впереди Прокудаев, за ним я и последним Науменко. Сорвавшись, я громко крикнула: «Жора, держи!», после чего сразу же перевернулась лицом к склону и, воткнув ледоруб, стала съезжать вниз. Жора успел не только воткнуть ледоруб и перекинуть через него веревку, но еще и подтянуть ее до рывка. Таким образом, это происшествие нисколько нас не задержало. Однако склон становился все круче и дальше мы пошли с попеременной страховкой. Может быть, из-за срыва, восхождение на Гестолу запомнилось мне, как достаточно сложное. По-моему Гестола самая красивая из всех вершин стены».

Так Ирина Корзун Заработала значок «Альпинист СССР II степени».
В 1936 г. группа в составе: Г. Прокудаев, В. Науменко и И. Корзун совершает два первых советских восхождения – на Гл. вершину Шхара по СВ гребню (5068), и Зап. Мижирги по зап. гребню 4Б к.с. (5057). По итогам сезона, восхождение на Шхару было признано лучшим восхождением сезона советского альпинизма.

Ирина Корзун, 1937 г.

Георгий Прокудаев, 1937 г.

В 1937 г. уже сформировавшаяся тройка: Г. Прокудаев, В. Науменко и И. Корзун, была приглашена для участия в большой высотной экспедиции, посвященной 20-й годовщине Советской власти. Тремя группами были запланированы три высотных восхождения — на пик Сталина, пик Е. Корженевской и пик Ленина. Их включают в группу для восхождения на пик Е. Корженевской.

Ирина вспоминает: «Группа состояла из шести человек: А. Гетье (начальник), Д. Гущин, Г. Голофаст и мы трое. … Необходимо сказать о том, что нашей группе достичь вершины не удалось. В лагере на высоте 6500 тяжело заболел Володя Науменко. Мы оставили его одного в палатке, поднялись до высоты 6910 м, и поняли, что в этот день дойти до вершины не успеем. Решили, что если Володино состояние позволит, на следующий день на вершину пойдут отлично себя чувствующие Прокудаев и я, а Гетье, Гущин и Голофаст останутся с больным. Однако мы застали Володю в тяжелейшем состоянии, без сознания. Пришлось пожертвовать вершиной и спускать срочно вниз по стене, завернутого в спальный мешок и палатку безжизненного Володю. К счастью успели спустить вовремя». (В 1990 году Ирина Вячеславовна в память об участии в восхождении на пик Корженевской 1937 года получила памятную медаль «Снежный барс»).

Вспоминает она и о трагедии в том году на пике Сталина, когда, после длительной отсидки на большой высоте в ожидании погоды, уже на подходе к вершине погиб Олег Аристов, и о слухах по поводу того, кто взошел, а кто не взошел на вершину. И ещё слова И. Корзун: «В 1937 году мы с Прокудаевым окончили институт (а Володя на год раньше) и наша тройка распалась. Мы с Жорой строили грандиозные планы на летний сезон 1938 года совместно с Женей Абалаковым, когда выяснилось, что летнего сезона в этом году у меня вообще не будет».

Семью Ирины Корзун затронула волна репрессий, связанная с так называемым «Делом альпинистов». По подозрению в заговоре, с целью убийства Сталина во время демонстрации на Красной площади 7 ноября, было арестовано много альпинистов-шуцбундовцев (австрийские, как правило, очень сильные, альпинисты, члены Шуцбунда, которые после подавления в Австрии в 1934 году восстания, приехали в СССР).

4-го ноября 1937 г. был арестован брат Ирины Олег. Она вспоминает: «Зашел домоуправ и попросил Олега выйти и поговорить. Олег вышел, как был дома, накинув только легкую куртку. Домой он больше не вернулся.

Но почему Олег? Он был настроен очень патриотично, увлекался своей работой в лагере ЦСКА. Скоро выяснилось, что арестован еще один молодой инструктор из этого лагеря, некто Русанович. Время шло, арестов среди альпинистов становилось все больше, и никого не выпускали. … В начале девяностых годов родственникам погибших в 1937-38 годах и посмертно реабилитированных, было разрешено ознакомиться в НКВД с их делами. Я сидела целый день, листая дело Олега и записывая его, и вот что я узнала:

Готовилось «групповое дело альпинистов» под названием «контрреволюционная фашистская террористическая и шпионская организация среди альпинистов». Задача вскрытой и ликвидированной организации, как было сказано в обвинительном заключении Олега: способствовать интервенции фашистских стран против СССР и путем террористических актов над руководителями ВКП(б) свержению Советской власти и восстановлению (???) фашистской диктатуры в СССР.

Олег Корзун, тюремная фотография, 1937г.

Главными обвиняемыми были выбраны: старейший альпинист Семеновский (работавший ранее в МИДе), Бархаш (один из организаторов в альпинизме) и В. Абалаков. Они «вербовали» участников «организации» среди инструкторов альпинистских лагерей и школ РККА и ЦДКА.  Дело было сфабриковано безграмотно и непоследовательно и велось с применением физического воздействия. Позднее, после снятия Ежова и прихода к власти Берии дело было, видимо, пересмотрено, потому что и Бархаш и Абалаков, которые находились еще в тюрьме, были освобождены прямо из зала суда военного трибунала МВД и полностью оправданы 20/03/1940г. … Бедные Олег и Русанович оговаривали себя и других. Олег признался в том, что 7 ноября 1937 года на демонстрации он и еще некоторые (по сценарию НКВД) собирались стрелять по трибунам из револьверов, которые должен был достать Семеновский в одном из посольств, с которым был связан раньше по работе в Министерстве иностранных дел. Это оружие Семеновский должен был достать пятого ноября, Олег же был арестован четвертого ноября. Мне страшно было читать всю ту ерунду и бессмыслицу, в которой «признавался» Олег. И в конце этого страшного «признания» стояли слова, продиктованные, конечно, следователем, но написанные самим Олегом: «Записано с моих слов, мною прочтено и соответствует действительности»! И подпись. Но каким ужасным «прыгающим» почерком это было написано!

Но, все-таки, почему именно Олег? Ведь я убедилась в том, что решительно все обвиняемые, из допросов которых были приведены выписки в деле Олега, так же оговаривали себя и других и признавались во всех смертных грехах. Исключение составлял Абалаков, который, хотя и называл какие-то фамилии, будто бы завербованных им, но непонятно в связи с чем, а в конце написал: «нет, ни в какой контрреволюционной деятельности виновным я себя не признал».
Я думаю, что Олега погубило: 1) то, что два года он учился и работал в школах и лагерях РККА. 2) то, что ему по сценарию следователя было назначено действовать 7/11 37-г. и чтобы этот сценарий не «провалился», требовалось убрать его пораньше. Поэтому и арестован он был раньше всех 4-го ноября, как-то странно, как бы в спешке (по-видимому, это относится и к Русановичу) и, наконец, 3) то, что после ареста к нему (или к ним) применялись особенно жестокие методы физического воздействия, которые Олег не смог выдержать».

Вячеслав Корзун, 1936 г.

Затем был репрессирован и её отец, правда, без какой-нибудь связи с альпинизмом. Ирина вспоминает: «Однажды, зайдя в столовую, я увидела отца, сидящего за столом, подперев голову руками. Он поднял голову и тихо сказал: «Сегодня покончил с собой Андреев (начальник технического совета Наркомтяжпрома и, соответственно, начальник отца), а до этого он полдня отсутствовал, его вызывали в НКВД». … «Теперь все, это подошла уже моя очередь, не знаю, доживу ли до завтра» — сказал тогда отец».

Потом ночью был обыск. «Отец сидит в кресле у своего стола, но не перед ящиками, а с торца. … Двое энкведешников выбрасывают из книжного шкафа одну за другой книги, предварительно как бы вытряхивая их. … Меня вдруг начало «трясти» и при этом стали стучать зубы. … Я, в попытках унять свою дрожь, не могла внимательно следить за происходящим в комнате. Вдруг почувствовала движение, и мимо меня прошел отец в сопровождении одного энкаведевца. Проходя, он потрепал меня по плечу и по руке, и я почувствовала в руке бумажку, которую сразу же зажала в кулаке. … В записке, видимо уже при обыске, было написано: «отдай ружье», дальше следовала женская фамилия и номер телефона. … О каком ружье шла речь, я знала. Это было папино любимое ружье. … Лежало оно почему-то у меня под кроватью».

Тут надо, видимо сказать, что отец Ирины увлекался охотой, а она сама была чемпионкой Москвы по пулевой стрельбе.

«В удобное время я позвонила по телефону, указанному в записке, из ближайшей телефонной будки. Подошла женщина, … сказала так: «раз Вячеслав Карлович хотел этого, значит так и надо сделать» и дала мне адрес, по которому я и привезла ружье, прямо в чехле».

Позже, после ареста матери, уже перед самой войной Ирина со своим мужем Анатолием с трудом и с большими предосторожностями, тайно утопили это ружье где-то в уединенном месте в реке Яузе.

Ирина Корзун, Бакуриани, 1940 г.

Политические проблемы и семейные трагедии не оборвали связь Ирины Корзун с альпинизмом. В 1939 году по приглашению Е. Казаковой, И. Корзун принимает активное участие в работе бригады по исследованию техники страховки в горах. После окончания работы, группа под руководством Е. Казаковой (Я. Гуревич, С. Лукомский, В. Кватер и И. Корзун) совершила восхождения на вершины Кой-Авган-баши и Виа-тау.

В 1940 г. И. Корзун, Б. Гарф и Г. Веденников в Безенгийском районе совершили восхождение на Миссес-тау, а с Е.Казаковой, Б.Гарфом и Г.Веденниковым, Ирина Корзун совершает траверс вершин Дых-тау и гребня до Зап. Мижирги.

Даже во время ссылки Ирина Вячеславовна не расстается с горами.
В 1950 г. она работает на Западном Тянь-Шане в группе Е. Казаковой по описанию малоисследованных ущелий, ледников и перевалов в Чаткальском хребте. В двойке с Е. Казаковой, И. Корзун совершает восхождение на пик Каратау, Чаткальский хребет, Западный Тянь-Шань.
В 1951 г. в бригаде Иванова она принимает участие в разработках методик для определения категории трудности альпинистских маршрутов восхождений. После окончания работы, И. Корзун, С. Иванов и Г. Веденников совершили восхождение на Сулахат, а затем Ирина Корзун в группе с Г. Веденниковым и И. Дайбогом совершает траверс Домбая от Зап. вершины. Это уже был мастерский норматив.

В 1952 г. в составе альпиниады Урала и Сибири И. Корзун совершает восхождение на Вост. вершину Белухи.

Слева направо: Нелли Казакова, Исай Дайбог, Ирина Корзун, Виталий Абалаков, ?, Сергей Лукомский, Лев Керцман, 1981 г.

Впереди была ещё длинная жизнь, более полувека, реабилитация и возвращение в Москву, работа над своими воспоминаниями, изданными в издательстве Пробел – 2000, Петрозаводск, 2006 г.
Думаю, что имя Ирины Вячеславовны Корзун должно занять свое достойное место в антологии альпинизма.

Автор: Ицкович Юрий Соломонович | слов 3470

комментариев 2

  1. Грачев Владимир Германович
    27/01/2017 23:34:09

    Благодарю Вас, Юрий Соломонович, за рассказ о женщинах советского альпинизма. Узнал для себя много новых фактов. Рассказ яркий, живой, вроде как снова побывал в горах. Жду Ваших новых публикаций.

  2. Локшин Борис
    25/02/2021 22:02:58

    Дополню рассказ Юрия Соломоновича одним эпизодом, показывающим, каким человеком была Ирина Вячеславовна. В начале двухтысячных в гостях у Наташи Ратнер, дочери И.В., я сказал Наташе что-то в том смысле, что её нудёж по поводу отсутствия машины меня достал и что никто не мешает ей получить права и купить автомобиль. Наташа ответила, что она плохо видит, что уже не молода и проч., и как бы в шутку указала на присутствующую здесь же И.В. — пусть, мол, лучше мама получит права. Ирина Вячеславовна ответила совершенно спокойно и серьёзно: «Сейчас я занята написанием мемуаров, но когда закончу, могу получить права — я в молодости водила мотоцикл и большой проблемы здесь не вижу!» А И.В. было тогда уже за девяносто. После революции часть семьи Корзун ушла в Финляндию по льду Финского залива. Сейчас их потомки живут в Швеции. Наташа разыскала их, и они с матерью летали в Стокгольм в мае 2007 года повидаться со своими вновь обретёнными родственниками. Вернулись в Москву третьего июня, по дороге из Шереметьева И.В. стало плохо в такси, и она скончалась в тот же вечер в больнице. В 2019 вышло подготовленное Наташей новое издание мемуаров матери — более удобного формата и дополненное рассказом о поездке в Швецию, новыми документами и фотографиями. Названием книги послужила фраза из текста: «Живите, пока ещё можно». Оба издания, первое, вышедшее при жизни автора, с дарственной надписью Ирины Вячеславовны, стоят у меня на полке. Закончу отрывком из постскриптума, написанного её дочерью Наташей: «Она прожила … длинную счастливую жизнь, часто вела себя героически, никогда не шла на компромиссы с совестью, даже в самые тяжёлые времена. Пожалуй, самым большим страхом для неё было поступить непорядочно, ну и ещё стать бременем для своей семьи в старости. Всего этого она смогла избежать, и это всегда вызывало моё восхищение. Но вот чтобы так умереть, мало героизма. Это талант, дар небес, наверное, в этом единственно я готова видеть божественное присутствие. Благодаря этому таланту как-то так она сделала, что печаль моя светла. Светлая память».


Добавить комментарий