Где-то я прочитал или услышал фразу: «Старость — это возраст, когда оживают воспоминания детства». А ведь — и правда. Последнее время я все чаще стал ловить себя на этом. Что бы я ни делал, то одна то другая картина моей прошлой жизни встают передо мной, и я начинаю мысленно перебирать те, теперь уже далекие, события и, странно, они начинают обрастать давно не вспоминаемыми, подчас интересными и дорогими моему сердцу деталями. Иногда переосмысливаю события и переживания тех лет, увлекаюсь, чувствую, что это превращается в какую-то игру, хочу отвязаться, стараюсь переключить внимание на что-нибудь другое, но картины прошлого встают в моей памяти вновь и вновь. Наваждение какое-то. Подумал, что надо искать средство от этого и пришел к мысли, что лучшим лекарством может быть письмо. Думаю, дай напишу, сброшу с себя этот груз. Может быть, небольшой опыт моей жизни окажется кому-то интересным, всколыхнёт и его собственные воспоминания. С тех пор, как я стал помнить, прожито более восьми десятков лет, и жизнь за все те долгие годы во многом непохожа на современную, а многим и неизвестна.

Сразу скажу: в этих записках я не претендую, и даже не буду стараться оценивать перемены и события с исторической, общественно-политической, идеологической или какой-либо иной «вумной» позиции. Не в пример устоявшимся канонам мемуарного жанра, непременным требованием которого служит выпячивание автором себя любимого, описанием встреч, а то и дружбы, со знаменитостями, я хочу всего лишь показать истоки становления обыкновенного человека тех лет, проследить в каких условиях проходило формирование его духовного мира, и всего лишь небольшую часть истории моей личной и нашего скромного рода, в перипетиях истории страны.

При этом я излагаю только мои личные наблюдения, мироощущения, взгляды и оценки событий. Мне хотелось передать бытовой колорит и духовное содержание того времени. Предполагаю также, что восприятие того времени, событий и обстоятельств были такими же для многих читателей советского периода, да и начала либерального тоже. Иллюстрациями к тем или иным разделам служат краткие зарисовки — «крупицы памяти».

Мой век

Смею полагать, что по насыщенности грандиозными переменами и событиями, не было в истории нашей страны такого периода, как годы моей жизни. На них пришлись не просто события, а настоящие ураганы событий и перемен, такие как:

— коллективизация, а по существу уничтожение (в немалой доле и физическое) российского крестьянства;

— полная национализация всей экономики и индустриализация огромной страны, до той поры аграрной и индустриально отсталой;

— тяжелейшая Отечественная Война с фашистской Германией, жесточайше выкосившая добрую половину дееспособного мужского населения страны и оставившая огромную часть СССР в руинах;

— Победа в войне, быстрое восстановление страны и вывод её на первые роли среди стран мира, причём полностью за счет собственных ресурсов, тяжелейшего и напряжённого труда, крайне низкого уровня жизни населения;

— автаркия, пресловутый «железный занавес», и как её результат — научное, техническое, технологическое отставание и, наконец, — экономический застой; загнивание и крах советской политической системы, разложившиеся лидеры которой не смогли разглядеть надвигавшийся кризис (не осмелюсь утверждать, что в рядах верхушки (партбюрократии) не было явного перерожденчества и предательства);

— быстрое разграбление страны кучкой алчных безнравственных дельцов, в основном из правящей элиты -— по существу, той самой партийно-правительственной бюрократии;

— окончательная потеря научного потенциала, развал промышленности и сельского хозяйства, обезлюдение огромных, по большей части восточных, регионов, обнищание подавляющей массы населения;

— посадка страны на иглы: с одной стороны — экспорт ресурсов, с другой — импорт продовольствия и как результат — потеря независимости страны в обеспечении населения самым существенным, стратегически жизненным ресурсом — продовольствием;

— ослабление осознания населением страны, принадлежности к единому народу Российской Федерации, в результате чего — конфликты на национальной почве и эмиграция;

— отбрасывание страны с позиции второй супердержавы мира на уровень ослабленной, малоразвитой страны, но с устаревшим ядерным арсеналом;

— начало демографической катастрофы, грозящей не так уж далёким распадом России и исчезновением русской нации, как результат вышеназванных политических и военных бурь. Под угрозу была поставлена сама способность русского народа к самовоспроизводству, по меткому выражению А. Солженицына — русский народ духовно иссяк, надорвался;

— постепенная, трудная стабилизация и восстановление российской государственности, экономики и обороноспособности в попытке создать нечто прилично капиталистическое. И опять же за счёт благосостояния народа на фоне небывалого расслоения общества, обнищания и обезлюдения целых регионов.

Это всего лишь краткий перечень — вехи отрезка истории страны величиной в мой век. Жизнь мчится не просто быстро, а с невероятным ускорением. И если раньше оно шло в гипоарифметической (черепашьей) прогрессии, то в двадцатом веке имело уже форму алгебраической, а в двадцать первом перешло в какую-то ещё более высокую, но с явно сумасшедшей степенью.

Легко ли подумать, но я застал остатки уклада жизни, который до того веками почти не изменялся. Тогда жизнь текла медленно. В большинстве своём люди столетиями, из поколения в поколение обитали в одной и той же местности, одних и тех же условиях труда, быта, обычаев и культуры. Они жили в таких же жилищах, занимались таким же трудом, как и их предки. Были те же тяготы, заботы и чаяния. Их окружали те же предметы и вещи, представления, поверья, мораль и культура, что и их родителей и прародителей.

Чуть раньше моего появления на свет, а во многом и на моих глазах, основная масса русских людей впервые узнала, что такое электрический свет и энергия, радио, проводной телефон, автомобиль, самолет, бытовой фотоаппарат, центральное отопление, горячая вода в доме, кино, телевидение, спутник, беспроводной телефон и… до компьютеров, цифровых технологий, клонирования и создания (не стесняясь Бога!) генетически модифицированных растений и животных, и продуктов из них, а робототехника и биоконструкторы добираются даже до человека.

В начале 21 века огромные перемены произошли в политической, социальной и культурной сферах. И это всё, конечно же, неоспоримый и неудержимый процесс развития человеческой цивилизации. Но, кто может сказать что либо о его конечной цели? Куда мчится человечество!? Очень метко охарактеризовал этот бег мой любимый журналист Василий Голованов, назвав его апокалиптически устремлённым. При этом необходимо учитывать и то, что мы не одни — полным ходом, с судорожным нетерпением пошёл процесс глобализации с целью политического и экономического подчинения и закабаления почти всех стран мира и концентрации мировых жизненных ресурсов в угоду процветания одной державы с небольшой группой стран-саттелитов.

При рассмотрении данного процесса на перспективу, нельзя не считаться с важностью возможного попадания нашей страны на стол мирового гегемона в качестве жирного блюда, и среди факторов её сохранения, наряду с политическими экономическими и оборонными мерами, своё место должны иметь крепость духа и сплочение народа, воспитанные на любви к своей родине, гордости ею, чего невозможно достичь без опоры на своё историческое прошлое, преемственность культуры и духовных ценностей поколений, которые у нас в ходе современной суперпрогматической жизни, к сожалению, недооценены и, больше того, иногда прямо игнорируются.

И всё же, в этом вихре смен событий и даже общественных формаций я рад, что мне довелось кое-что застать, своими глазами увидеть и хотя бы немного прикоснуться к той животворной почве — тысячелетней жизни народа, в первую очередь крестьян, — основного кладезя самобытности русской нации.

Как старый антиквар, который перебирает древние вещицы, стряхивает с них пыль веков, расставляет их в застеклённом шкафу и вдоволь любуется ими, я перебираю в памяти картины прошлой жизни села.

Например, такие как: пахота конным плужком Буккера, уборка хлебов серпом или косой, ручная вязка снопов соломенными перевяслами, просушка их в поле сначала в копёнках (суслонах), а затем в копнах; скирдование и молотьба вручную цепом или рифлёным каменным катком, или обмолот снопов на допотопной «аглицкой» молотилке с приводом или конным, или от столь же допотопного, работающего на мазуте, движка с зажиганием топливной смеси от раскалённого шара — махина огромного размера, а мощность всего пять-десять лошадиных сил; первые трактора и МТС.

А быт? Русская печь как, жизненное прибежище — основной, материальный и духовный, очаг большой русской не только крестьянской, но и большинства городских, семей того времени. Многочисленные принадлежности печи, такие как: таганок, разновеликие чугуны, чугунки, горшки и сковородки, рогачи-ухваты, лопатки, совки и пр. Деревянная и глиняная посуда, и еда деревянными ложками, кое-где ещё по старой традиции из общей чаши.

Деревенские избы с помещениями для скота, свиней и птицы под одной крышей с жильём человека, причём молодняк этих животных обычно прибывает зимой и поэтому содержится в жилой (тёплой) половине, зачастую вместе с ребятишками. Свечи, коптилки на масле и керосиновые лампы, как основные источники света долгими зимними вечерами. Стирка щёлоком, вываренным самой хозяйкой из печной золы, и полоскание белья на речке — летом с мостков, а зимой в проруби.

Начальная школа, в единственной классной комнате которой одновременно учатся ученики всех четырех классов. Школа семилетка (тогда ещё существовала такая) и десятилетка — нередко за несколько километров от дома, а школьники группкой пешком туда и обратно и в дождь, и в снег, и в грязь. Один фельдшерский пункт на десяток деревень.

Лошадь, а в наших местах и волы, как единственное средство транспорта. При этом, ход лошади резвый, к тому же местами можно ехать и рысью, а то и галопом, а вот волы…, тут уж сразу надо запасаться большим терпением, так как они идут упрямо медленно, невзирая ни на окрики, ни на хлыст вожатого. Их даже не впрягают в конные косилки, так как тихий ход замедляет движение ножей, что затрудняет срезку стеблей.

Старинный песенный и устный фольклор: народные песни, сказания, легенды и сказки. Традиционные и религиозные, а часто сохранившиеся ещё и языческие праздники, гулянья и ярмарки с шутами, скоморохами, медведями и соревнованиями, весёлые вечерние посиделки с частушками и танцами под гармонь или балалайку и пр.

Национальные одежды с отличительными особенностями покроя и художественной отделки, присущих тем или иным областям, районам и даже сёлам, старинные ремёсла и промыслы т.д.

Всё это составляло национальный образ жизни и рождало национальное самосознание русского народа, его духовное содержание, мораль и нравственность, любовь к своему родному краю.

Однако под натиском бурь революций, войн, резкой смены общественных формаций (четыре разных государства в одной и той же стране всего лишь за один двадцатый век) традиционный национальный быт, физические и моральные устои российского народа претерпели огромные изменения, пошатнулись.

К большому сожалению, накопленное многими поколениями духовное богатство народа, в катастрофически короткий срок, за небольшой отрезок моей жизни — (с шестидесятых, семидесятых и далее), стало быстро отмирать, а многие из его элементов уже исчезли полностью и навсегда.

Под натиском идейных бурь глобализации во всех сферах политики, экономики и культуры, упорно дующих с запада, ослаб производительный потенциал страны, резко усилилась зависимость жизни всего её социума от непроизводственной сферы: вывоза сырья (национального достояния будущих поколений) и таких форм как: услуги и такой спрут, как спекулятивный виртуальный капитал — по некоторым данным — во много раз превышающий стоимость ВВП и др.

Свою лепту внесло несовершенство законов о собственности, труде и налоговой политики (ни в одной из развитых стран нет такого нонсенса, как плоский подоходный налог). Все это вкупе с всеобъемлющей коррупцией и породило беспрецедентное имущественное расслоение населения и привело к диссоциации, утере скреп единения общества, выветриванию национального самосознания, потере самого чувства принадлежности к русскому народу, чувства локтя. В таких условиях даже при концентрации больших масс населения в городах происходит так называемая атомизация общества, — замыкание всех интересов личности на самой себе, как одно из условий её деградации.

Деревни, сёла, городки и даже города, будь то на севере или на юге, на западе или на востоке нашей необъятной страны, стараниями бездушных чиновников от властей и малограмотных, но услужливых архитекторов, потеряли свои лица; стёрты черты местной самобытности, традиций, а следовательно, и следы истории.

Политика раскулачивания, расказачивания, и коллективизации нанесла первый сокрушительный удар по полноценному, живительному сельскому образу жизни. Крестьянство, как таковое, было уничтожено. Затем, по инициативе Н.С. Хрущёва на идеологической подоплёке — примата общественного интереса над личным -— была проведена обширная кампания по переводу сельских жителей в так называемые «агрогорода», в ходе которой, более 150(!) тысяч малых российских деревень, плоть от плоти душа страны, были стёрты с лица земли. (Депутат Госдумы Кашин В.И. называет цифру 236 тысяч, с учётом и лет нового строя).

Таким образом, многие сотни тысяч семей были лишены малой родины. Вместе с могилами их предков утрачена связь с землёй, питавшая вековые традиции, уклад, да и весь духовный мир людей российского села. Невозможность иметь и обрабатывать собственную землю окончательно превращала их в батраков, работников по найму, с присущим этому безразличным отношением к сельскому труду.

Исчезли уникальные ландшафты многих малых городов и сёл, подчёркивающие особенность и самобытность каждого из них. Теперь они «исправлены», подстрижены под безликий типовой стандарт. В какой русский город или городок ни приедешь везде те же унылые пяти-девятиэтажки, те же типовые административные здания.

Я уж не говорю о навсегда утраченных типах и узорчатом весёло-праздничном убранстве традиционных построек, характерных для того или иного края России, старинных промыслах, национальных и региональных одеждах, фольклоре, говорах, обычаях, праздниках и т.д., и т.п. Кое-что из этого ещё как-то поддерживалось при советской власти, а при новой «демократической» оставлено на полное вымирание.

К этому надо добавить и быструю смену самого социума страны. Даже в год моего рождения сельское население составляло 80 % сейчас же из-за неуклонного движения урбанизации — только около 20% населения страны.

Жаль. В других европейских странах, (у нас их принято подобострастно величать цивилизованными) сельский ландшафт, старинная архитектура, уклад жизни, сельское хозяйство, архитектура, быт крестьян и традиционные ремёсла, праздники, песни и танцы, костюмы — то есть всё, что составляет понятие сельского образа жизни (Rural Life), своего для каждой отдельной страны — бережно сохраняется.

Там это является важной частью национального достояния и высоко ценится. В Германии, Голландии, Франции, Великобритании и многих других странах при поддержке государства заботливо сохраняются старинные облики городов, выделяющиеся по красоте обширные природные ландшафты, костюмы и быт целых деревень, не говоря о содержании множества музеев (почти в каждом маленьком городке и даже в деревне).

И это в странах высокой степени урбанизации, в экономике которых доля сельского населения, да и всей сельскохозяйственной отрасли, незначительна (2-5%). А им ничего бы не стоило, используя огромные финансовые ресурсы, покрывать свои потребности в продовольствии за счёт импорта, и даже по ценам значительно ниже себестоимости их производства у себя.

Однако, понимание всей очевидной важности своего сельского хозяйства для обеспечения продовольственной безопасности, заставляет эти страны поддерживать эту отрасль. И не только это, — весьма значительным аргументом в деле её поддержки, является сохранение сельского образа жизни — животворного источника народных традиций, укрепление морального духа всей нации. Истоки этого лежат в особых физических и духовных рекреационных свойствах этой самой Rural Life — красота родных природных сельских ландшафтов, а также сельского и провинциального укладов жизни.

И это не просто дань сентиментальной ностальгии. На этом воспитывается национальное самосознание и любовь к Родине. Я своими глазами видел, что произошло с англичанами во время фолклендской заварушки, когда Аргентина осмелилась заявить претензии на суверенитет малюсенькой английской заморской территории населённой всего несколькими сотнями британцев.

Все тридцать с лишним политических партий Великобритании в одночасье стали одного цвета. Вспыхнувший патриотизм по существу явился решающим фактором победы. Не уверен, что в таком подъёме духа не сыграли своей роли красоты родных сельских ландшафтов, их особая — британская Rural life, как один из источников духа нации.

Надеюсь, что остались ещё подобные чувства и у нашего, российского народа, несмотря на, подчас нерадивое, отношение к селу со стороны правящих элит. При всём этом, осмелюсь выразить твёрдую надежду, что в нашей стране устоявшиеся за сотни, если не тысячи, лет особенности труда, быта, культуры русских людей не могли не сформировать своеобразных черт их характера. Как бы ни менялась внешняя атрибутика жизни, выработанные тогда нормы человеческих отношений, морально нравственные качества всегда остаются важным содержанием Человека и служат критерием его оценки, как личности.

Укор недомыслию молодости

Вот теперь, в мои годы, приступив к воспоминаниям и оглянувшись в своё прошлое, я ощутил горькое сожаление о том, что из-за занятости и повседневной рутины и суеты, а признаться по совести, и из-за подросткового нигилизма и непризнания авторитета взрослых, недостаточно интересовался окружающим меня миром, воспринимал его, как данность, любовался им и порхал в нём, как беззаботная птичка.
Здесь мне пришла на ум одна из идей модного в 60-е годы финского писателя Ларни, приведенная в его повести «Четвёртый позвонок». В одной сценке он описывает, как малыш с гордостью шагает рядом с отцом, сжимая в кулачке его палец. Всем своим видом он даёт понять окружающим, какой его отец сильный, красивый и умный — лучше всех!

С возрастом его восхищение отцом ослабевает, он уже не держится за его палец. А в пятнадцать лет он стесняется отца, боится как бы и другие мальчишки не узнали, что его отец безмозглый отсталый тип, ничего не понимает в жизни, и с ним просто не о чем разговаривать.

В тридцать лет, сам уже став родителем, он начинает понимать своего отца и, больше того, открывать в нём хорошего парня и надёжного, друга, с которым можно душевно поговорить, даже о сокровенном.

Прав Ларни, такова, к сожалению, естественная возрастная метаморфоза сознания. Плохо только, когда подростковый нигилизм в отношении старших, застревает в головах у некоторых индивидуумов до зрелости и даже до самой старости, и вот они-то и остаются пустыми «иванами, непомнящими родства».

Признаюсь, что в своё время и я, от явного недостатка должного внимания к родным людям, да и, скорее, к самому себе, совершенно недостаточно расспрашивал своих дедушек, бабушек, даже отца с матерью, не говоря о других близких и дальних родственниках.

Я мог бы попросить дедушку Сергея рассказать о подробностях старой жизни на селе, о порядках и обычаях, бытовавших в его время; о его отце и предках; о его службе в царской армии и, в частности, в Туркестане; о Германской войне; о первой в истории войн газовой атаке, унёсшей множество жизней русских солдат, предпринятой немцами на соседнем участке фронта. О применении этого поистине нечеловеческого оружия массового уничтожения он только упомянул однажды.

У многих моих дружков не было отцов, а я ни разу не спросил никого, почему их нет. Я даже не могу с твердой уверенностью сказать об участии моих дедов в Гражданской войне. Они оба говорили, что были в Красной Армии, но так тогда говорить вынуждены были все. С дедушкой Иваном я вообще не разговаривал, кроме обычных приветственных фраз.

По известным причинам, в то время сами они не могли более подробно рассказывать мальчишке об особенностях событий, происходивших при коллективизации, и о раскулачивании, арестах и высылке людей. За такие разговоры тогда можно было получить немалый срок тех же лагерей.

Сожалею очень, что я сам не вёл никаких записей, хотя в то время такой эпистолярный жанр, как ведение личных дневников, был еще обычным делом для многих мальчишек и девчонок. В памяти сохранились только картинки редких разговоров, отрывки подслушанных бесед взрослых и мои личные впечатления и наблюдения. Поэтому, даже эти небольшие картинки той прошлой жизни приходится теперь восстанавливать исключительно по памяти.

Сейчас только понимаю, какой багаж интереснейшего опыта, настоящей человеческой (не книжной) истории, остаётся скрытым от нас навсегда в ушедших поколениях наших предков.

Далее

В начало