Как поедешь на Кавказ,
Солнце светит прямо в глаз;
Возвращаешься в Европу Солнце светит…
Снова в глаз!
Туристская песня

В те времена (1957 год) поездка на Кавказ не представляла никаких сложностей. Сел на Московском вокзале в поезд «Ленинград-Сочи» – и знай, кати себе в гостеприимный Краснодарский край без задержки.

Но мы выбрали значительно более дальний и интересный маршрут – через Киев и Одессу в Батуми.

Валерий Коржик на киевском речном трамвае

Это был первый наш визит в Киев. Город этот, как знает каждый русский, был началом русской государственности и сыграл в истории важнейшую роль задолго до того, как была основана Москва. Через Киев пролегала важнейшая, если не единственная, русская торговая магистраль того времени – река Днепр, по которой потоком лились товары «из варяг в греки» и обратно. По этой же реке шли «в греки» и любители военной добычи, неоднократно осаждавшие Константинополь и возвращавшиеся с богатыми трофеями.

Через Киев пришло на Русь христианство из Византии, и сам этот факт определил в значительной степени исторические судьбы России. Здесь в Киевско-Печерской лавре монашествовали и вели затворническую жизнь наиболее преданные идее христианской веры; здесь же, под землей, их и хоронили.

Мы побывали в подземельях, посмотрели на древние захоронения, но зрелище это оставило нас равнодушными.

Ведь мы были в то время твердокаменными атеистами, чего и добивались наши многочисленные наставники в безверии.

Молодые семинаристы, которые были гидами, и не пытались пробить стену равнодушия. Может быть, они надеялись в душе, что это посещение зародит у кого-то хотя бы интерес к отечественной истории, если не к религии праотцов.

На стене монастыря прочли мы старую трогательную надпись о казни Кочубея и припомнили историю гетмана Мазепы и Матрены (у А.С. Пушкина – Марии) Кочубей.

Надпись была на украинском языке, но смысл ее был нам понятен без перевода.

Легенда утверждает, что решение о крещении Руси было плодом долгих размышлений и консультаций. Известна и причина, по которой был отвергнут ислам, во многих отношениях устраивавший Великого князя.

Узнав о том, что мусульмане не пьют вина, он отказался от этой религии, потому что «веселие Руси есть пити». Так ли это было или не так, мы не знаем.

Вообразите, насколько изменилась бы мировая история, стань тогдашняя Киевская Русь мусульманским государством.

Фактически же Великий князь Владимир принял христианство, чтобы получить в жены византийскую принцессу Анну в 988 году (это было условие византийских базилевсов), и в том же году, вернувшись из похода, крестил Русь, велев сказать жителям Киева: «Кто не придет к реке креститься, богатый или бедный, тот будет мне противен».

Желающих стать противником князя киевского не нашлось, во всяком случае, история о них следа не сохранила.

Этот исторический поворотный момент привел к результатам, которых сам Креститель не ожидал. Принятие православного (т.е., правильного) христианства не сблизило Русь с западными соседями.

Могущество и богатство Византии, более тысячи лет сохранявшей и развивавшей культурную, религиозную, гуманитарную и техническую традицию Рима и древней Греции, исторического правопреемника античного Рима, было предметом зависти соседей, которые грабили византийские провинции и сам Константинополь.

Немало преуспели в этом и «борцы за веру» – крестоносцы, которые были для Византии страшнее чумы, потому что после раскола Церкви не видели в православных христианах единоверцев.

Падение Византии оставило Россию главным оплотом православного христианства в противовес христианству западного толка, которое православные законоучители рассматривали и рассматривают как ересь.

Таким образом, Россия практически оказалась в одиночестве, имея потенциальных врагов и в лице мусульманских государств, и в лице Западной Европы. Братья по вере – Сербия и Болгария – вряд ли могли рассматриваться как стратегические политические союзники. А великодержавные устремления Византии перешли в Россию и были сформулированы в теории трех Римов: «Два Рима (Рим и Византия) пали, третий (Москва) стоит, четвертому – не быти».

Из Византии пришли на Русь и культ столицы как главного города, который следует украшать даже в ущерб другим городам и весям, Византии мы обязаны и концепции греховности земного богатства и противопоставлению его спасению души.

Таковы, или примерно таковы, должны были бы быть наши размышления при посещении Киева. На самом деле мы до такого рода мыслей не дозрели, поэтому время в Киеве провели бездумно и безмятежно.

Мы прошли по недавно отстроенному после войны Крещатику, полюбовались видами Днепра с Владимирской горки.

Город был прекрасен. Мы не знали еще тогда книг М.А. Булгакова, не читали его проникновенных строк о Городе, но просторы открывались действительно неоглядные, и позднее мне легче было понимать М.А. Булгакова, так как я видел место действия, разворачивающегося в его романах и пьесах.

За целый день, проведенный в Киеве, мы так и не нашли минуты, чтобы спуститься к Днепру. За всю жизнь, трижды побывав в Киеве, я только однажды подошел к реке, чтобы коснуться рукой ее воды. А ведь столько написано о Днепре, столько русской и украинской крови пролито на его берегах…

В тогдашнем Киеве не было упоминания о Бабьем Яре – месте массового уничтожения евреев немецкими фашистами. Позже будет установлен монумент, много позже.

В Одессе мы тоже провели всего один день и, конечно, не успели понять и ощутить всю прелесть этого города. Мы прошли по Дерибасовской, посмотрели на памятник дюка Ришелье, вот, пожалуй, и все.

Пройдет еще немало лет, прежде чем на эстрадах Москвы и Ленинграда начнут выступать юмористы нашего поколения из Одессы. Одесские сатирики старшего поколения – Ильф и Петров долгие годы находились под запретом, так что их замечательные «12 стульев» и «Золотой теленок» я прочел впервые в хрущевские времена.

Был репрессирован Сталиным и другой талантливый выходец из Одессы – Исаак Бабель, чью «Конармию» мне удалось прочесть еще до официальной реабилитации писателя. Думаю, что запрещена была «Конармия» по той же причине, что и «Десять дней, которые потрясли мир» Джона Рида: в книге ни слова не было сказано о Сталине, а ведь он был комиссаром Первой конной армии.

А пока что, это был для нас город как город. Только помидоры здесь продавали без продавца, каждый отвешивал, сколько ему надо, и платил символическую цену – пять копеек за килограмм.

Вечером того же дня мы отплыли на теплоходе «Победа», который являлся частью германских репараций и носил раньше имя «Adolf Hitler».

Так или иначе, теплоход был роскошный, многопалубный, с несколькими плавательными бассейнами и множеством столовых, баров и ресторанов, причем, первый бар открывался в пять утра, а последний закрывался ночью в три часа. Перерыв в снабжении едой и выпивкой составлял всего два часа; веселиться можно было круглые сутки.

Пассажирские суда Черноморского пароходства «Победа» и «Россия» (бывший «Deutschland») считались украшением и венцом всей системы организованного отдыха на юге.

НКВД и позднее МВД внимательно следили за происходящим на борту этих красавцев-теплоходов. Немало случаев, когда человек, приехав отдыхать, терял привычную бдительность и начинал «жить не по средствам», что являлось сигналом к началу углубленного расследования его дела, а то и к аресту.

Нам бояться было нечего, наш бюджет был довольно скромным, и мы не очень тянулись к выпивке, поэтому проводили время в плавательном бассейне и на палубах, наблюдая за морем. На борту имелись и кинозалы, не помню только, какие фильмы мы посмотрели.

Нашим соседом по дешевой трехместной каюте оказался молодой представитель партийной бюрократии из Москвы. Он рассказал нам, что в Одессе не мог купить билет на наш рейс, но зашел в местное отделение Комитета Молодежных организаций СССР, и все было мгновенно улажено. А мы, честно говоря, и слыхом не слыхали про этот комитет. Сосед принял нас за «своих», так как мы занимали такое же место, какое ему досталось, «из брони».

Тут я должен отвлечься и рассказать подробнее, что такое броня (или бронь?). Так называли систему выделения некоторого количества билетов на всех видах транспорта и номеров в гостиницах для партийных и советских организаций в СССР. Эти билеты не продавались в общих кассах и их сохраняли до последнего момента. Только убедившись, что командированных и просто имеющих право получить билеты из брони не будет, билеты эти продавали минут за десять до отправления.

Такую же бронь имели военные коменданты, органы МВД и КГБ. Это было порождение все той же системы дефицитной экономики, потому что билетов постоянно не хватало, особенно в летнее время. Несколько раз в жизни я тоже покупал бронированные билеты, но это было значительно позднее.

Рано утром следующего дня мы проснулись на стоянке в Севастополе. Солнце уже поднялось, но не было видно из-за скал, окруживших наше судно почти сплошным кольцом. Было по-утреннему свежо. Мы оказались чуть ли не единственными проснувшимися пассажирами, многие эту стоянку просто проспали.

Не помню, выходили ли мы на берег в Сочи, где наш теплоход тоже стоял.

В конечный пункт нашего морского путешествия – Батуми – мы пришли часа в два-три ночи и вынуждены были до рассвета провести время на автобусной остановке, сидя на скамейке. Время от времени проносились порывы ветра, шумели под ветром пальмы, которые здесь были заметно крупнее, чем в Крыму. Мы слегка озябли и изрядно проголодались.

Первый ресторан открывался, по-моему, в семь часов. Мы были в числе первых посетителей. Ресторан помещался в одной большой комнате, где стояло порядка восьми столиков.

Молодая официантка быстро прошла вдоль задней стены и приняла заказы, не подходя к столикам. Сделать это было несложно, так как в меню было только два горячих блюда. Нас она спросила издали: «Хачапури, молодые люди?» – «Нет, чахохбили!» – ответил я по совету нашего соседа по столику – майора с пехотными петлицами.

Конечно, я не знал, что такое хачапури и чахохбили, но второе было из цыпленка, а нам хотелось мяса. Официантка быстро вернулась с кухни и поставила перед нами наши тарелки.

Я с жадностью проглотил первый кусок и вдруг понял, что плачу крупными слезами. То же случилось и с Валерием. Мы знаками показали официантке, что нам нужно что-нибудь, чтобы запить это необыкновенно острое блюдо. Она принесла нам лимонад, мы выпили по стакану и смогли отдышаться.

Лимонад был прекрасный; сосед сказал, что причина в том, что лимонад в Батуми производят из свежих фруктов, а не из концентратов, как в России.

Сам наш сосед чувствовал себя прекрасно. Он съел все мясо без всякого лимонада, а затем вымакал кусочками хлеба и доел еще и соус. Сказалась многолетняя привычка – майор служил на Кавказе уже более десяти лет.

После завтрака мы побродили по городу, полюбовались растительностью, удивились близости границы с Турцией – восемь километров! Обеденное время застало нас в городском парке. Мы зашли в маленькое кафе и к нашей радости обнаружили в меню щи из капусты.

Мы хлебнули по первой ложке, и повторилась сцена в ресторане, только лимонад на этот раз мы заказали заранее. Щи тоже были насыщены специями выше всех разумных пределов. Восток – дело тонкое, как говорил товарищ Сухов в кинофильме «Белое солнце пустыни».

Пока мы обедали, пошел сильный дождь, и мы расстроились, но гроза так же внезапно кончилась, как и началась, все очень быстро просохло под ветром с моря. Трава и деревья выглядели значительно свежее и пахли непривычно остро и терпко.

Местные женщины–аджарки ходили в черных нарядах и черных же головных повязках. Позже ту же картину я наблюдал в Абхазии. Нам объяснили, что черный костюм – знак траура по родственникам. Интересно только, что мужчины никаких примет траура не носили. После наших вопросов мужчины объяснили, что почтить память родственника трауром – обязанность женщин, а поскольку родственников на Кавказе знают и помнят, женщинам приходится носить траур круглый год. Думаю, что это – одна из мужских хитростей, чтобы к женам поменьше приставали.

Отобедав, мы пошли на железнодорожный вокзал и отправились в Сочи, где хотели провести остаток отпуска.

Мы с Валерием откуда-то знали, что в самом Сочи квартиры дороже, а пляжи забиты отдыхающими до предела. Кто-то нам посоветовал, уже не помню, кто именно, поискать квартиру в Лоо – небольшом поселке к Западу от Сочи. Это была первая остановка поездов дальнего следования от Сочи, поездов местного сообщения тогда вообще не было, и мы решили, не дожидаясь поезда, поехать (правильно, по-морскому, – пойти) в Лоо морским путем на морском трамвае.

В отличие от Крыма, хозяев, ожидающих клиентов на причале не оказалось, и мы спросили у кассира, не знает ли он, кто сдает комнату. Кассир отослал нас к милиционеру, прохаживавшемуся по берегу, и тот сразу указал нам путь, каким надо идти к желаемой цели.

После примерно часового хождения по задним дворам и огородам мы заметили в одном из дворов группу женщин лет 35-40, загоравших под вечерним солнцем. «Койки не сдаете? – спросил я, приняв их за местных жительниц. «Нет, – ответила самая бойкая из них, – разве только полкоечки». Мы пересекли двор под общий хохот, и в соседнем доме нашли, наконец, свободную комнату.

Хозяйка – тихая старушка – охотно приняла нас, разместив в отдельной комнате, что было большой удачей, так как обычно в комнате помещалось 4-6 коек.

Дом, в котором жила хозяйка с дочкой нашего возраста, достался им готовым, когда они переселились на Кавказ с Украины. Опыта ведения хозяйства в местных условиях у них не было, обстановка была нищенская, несмотря на обширный участок пригодный для сада и огорода земли.

Ходить в столовую нам показалось далеко, и мы тут же попросили «принять нас на довольствие», за что заплатили отдельно. Думаю, что этих денег хватало и на питание хозяйки с дочерью.

Дочь считалась невестой какого-то помощника капитана. На эту свадьбу хозяйка сильно рассчитывала и строго смотрела за дочкой, что не мешало последней флиртовать с нами напропалую. Впрочем, все ограничилось объятиями и поцелуями; на большее невеста не соглашалась, а мы не очень настаивали.

Дом был расположен удобно – с одной стороны море подходило близко, а за домом с другой стороны почти сразу начинались горы.

Меня всегда удивляло на курортах, как мало влияния оказывает море на жизнь местных жителей. Мы проводили на пляже целые дни и почти никогда не видели там аборигенов. На мой прямой вопрос, купаются ли они в море, хозяйка призналась, что это случается раза два в год.

Теперь-то я понимаю, что постоянно жить на курорте – это своего рода проклятие. Народу в сезон много, очереди всюду, никуда не пробьешься. Дороговизна – ведь считается, что люди приехали отдохнуть и потратить относительно большие специально сэкономленные деньги.

А местные жители живут «на одну зарплату», и денег постоянно не хватает. Морская влажность и соль ускоряют коррозию металлов, а белье в морском климате гниет и быстро приходит в негодность. Хорошо живут на курортах только те, кто умеет зарабатывать деньги на отдыхающих.

Здесь, как и в Крыму, с наступлением темноты пляж переходил в распоряжение пограничников. Патрули с собаками каждую ночь по нескольку раз обходили берег, освещая путь мощными фонариками. Лай собак и разговоры пограничников были отчетливо слышны в ночной тишине. Кроме того, с ближайшего мыса прожектор всю ночь освещал морские волны, сканируя луч во все стороны.

Если бы случилось что-то из ряда вон выходящее, мы узнали бы об этом, но ничего не случилось и во время этого отпуска; нарушителей не было. В этих условиях любое самое незначительное событие превращалось пограничниками в чрезвычайное происшествие: ведь им приходилось каждый день чем-то оправдывать свое существование.

Задержанные ночью на пляже неизменно доставлялись на заставу; писались длинные рапорта и объяснительные записки; если у задержанных не было документов (а кто носит с собой документы в плавках и майках?), это было почти что доказательством вины. Для установления личности пограничные «газики» ночью приезжали за документами к перепуганным домохозяевам. Бдительность – наше оружие.

Конечно, мы вволю накупались в море и наловили рапанов и успели к этому привыкнуть, прежде чем нам пришла в голову идея забраться на эти горы и посмотреть, что там дальше. Так или иначе, в одно прекрасное утро мы взяли с собой небольшой запас воды и продуктов и отправились в горы.

Подъем был утомительным, но не трудным; часа через три-четыре мы уже шагали по зеленым просторам горного пастбища в поисках более простого пути назад, так как спускаться по каменистым осыпям всегда труднее, чем подниматься, а мы уже порядком устали. Вскоре мы нашли колодец, напились и наполнили наши бутылки, а еще через час, расспросив пастухов, нашли и удобную пологую дорогу домой.

Природа на Кавказе оказалась более дикой, чем в Крыму. Пляж был покрыт крупной галькой, по которой было трудно ходить босиком. Погода менялась чаще и была непредсказуемой. Два или три дня мы не могли купаться из-за больших волн.

Однажды мы вышли на берег. Сияло солнце, ветра не было, но на берег накатывались с грохотом огромные волны. Видимо, где-то далеко от берега разыгрался настоящий шторм.

От нечего делать мы пошли вдоль берега по направлению к маленькому причалу и вдруг увидели группу людей, возбужденно бегающих по берегу. Чуть позже разъяснилась и причина их беспокойства: один из отдыхающих заплыл в штормовое море и теперь не мог выбраться на берег.

Кто бывал на море, тот знает, что при высокой волне зайти в море легче, чем вернуться. Волна не дает приблизиться к мелкому месту, а обратный поток воды утягивает в море, где пловца с головой накрывает очередная волна. Мы успели к причалу в момент развязки драмы.

Мужчинам удалось с берега перебросить пловцу веревку (конец, поправит меня моряк), он схватился за нее, а мужчины дружно потянули. В результате пловец, высоко поднятый на гребне волны, взлетел в воздух и со всего маху шлепнулся на мокрые доски причала. Он долго лежал на этих досках, отдыхая и переводя дыхание, а спасатели громко высказывались по его поводу, не стесняясь в выражениях.

В такие штормовые дни делать в Лоо было абсолютно нечего, и мы уезжали в Сочи. Там были кинотеатры, знаменитый Дендрапарк и другие развлечения. Иногда мы ехали поездом или автобусом, а то и просто попутной машиной.

Вечером возвращаться в Лоо приходилось поездом дальнего следования. Билетов мы, конечно, не брали, надеясь на то, что контролеры едва ли начнут проверку сразу после отправления поезда из Сочи. Для полной гарантии безопасности мы садились в вагон-ресторан и ужинали, а потом спокойно выходили на своей станции.

Запомнилось первое такое возвращение. Было непроглядно темно, а мы не знали времени прибытия и спрыгнули на ходу. К счастью, оказалось, что поезд в этот момент уже останавливался и двигался очень медленно, так что обошлось без травм.

Лоо в то время было совсем маленьким поселком, неприспособленным к отдыху большого количества отдыхающих. Впрочем, и отдыхающих было относительно немного. Правда, рядом со станцией была неизменная танцплощадка и открытый кинотеатр, где сеансы по необходимости начинались после захода солнца. В этом кинотеатре мы познакомились с двумя москвичками.

Не знаю почему, но меня всегда считали старше Валерия. И на этот раз старшая из девушек хотела иметь дело со мной, а мне больше нравилась младшая. Не знаю, чем кончилось дело у Валерия, а мы с партнершей получили удовольствие прямо на дощатом полу веранды ее дома.

Потом мы встречались еще много раз, а на зимних каникулах я даже заехал к ней в гости, но обстановка у нее в доме до такой степени напоминала мой собственный дом в худшем смысле, что я ушел, чтобы никогда не вернуться.

Недалеко от станции был оборудован деревянными навесами небольшой базар. Там продавали овощи, фрукты и сухое вино домашнего изготовления в любом количестве, начиная со стакана. Цены на этом базаре в течение одного дня постоянно колебались. Причины этих колебаний мы сначала не знали, а потом догадались. Если на станции стоял поезд с Севера, цены повышались в два-три раза. Мы просто выжидали десять-пятнадцать минут, а затем покупали все по мгновенно снизившимся ценам.

Несколькими годами позднее эти колебания исчезли: независимо от расписания поездов цены стали очень высокими, примерно такими же, как на Московских колхозных рынках.

Как-то Валерий купил билеты на концерт в Сочи, а я поехать не смог, и он отправился один. Вернулся он возбужденный и рассказал, что на концерте увидел в ложе Н.А. Булганина с охраной. Надо сказать, что маршал Булганин, который в это время еще был Председателем Совета министров СССР, пользовался в народе симпатией и был популярен.

Из зала его стали приглашать спуститься из ложи «к народу». «Да я бы с удовольствием, – ответил Булганин, – да вот они почему-то против». – И он указал на своих телохранителей.

Одним из запомнившихся моментов нашего отпуска была наша экскурсионная поездка на озеро Рица.

Рано утром к назначенному времени мы были в Сочи на остановке автобусов. Наш автобус был открытым, так что в движении нас обдувал приятный прохладный ветерок. Шофер знал свое дело и гнал машину на предельно допустимой скорости. Дамы в автобусе дружно визжали, когда он в очередной раз приближался к краю обрыва или к скале. Авария казалась неизбежной, но всякий раз оказывалось, что есть выход. Страх в дороге был частью развлечения.

Мы приехали, глянули на серебристую водную гладь в окружении гор, покрытых лесом, и долго молча рассматривали открывшуюся перед нами красоту. Да, недаром одна из дач И.В. Сталина была построена на озере Рица. Конечно, она называлась государственной, но как-то так получалось, что пользовался ею почти исключительно «великий вождь» и приглашенные им гости.

Мы перекусили в ресторане на берегу и отправились обратно под уже привычные хоровые визги женщин.

На обратном пути нам показали маленькое озеро под скалой. Вода его была малахитово-зеленой. Это был явно карстовый провал, поэтому я не удивился, когда гид сказал, что глубина этого озера неизвестна. Эхолокационных приборов в распоряжении гражданских тогда еще не было.

Это теперь в США любой рыболов может иметь на лодке сонар для поиска рыбы за сравнительно небольшие деньги, а тогда это была секретная и совершенно секретная техника, к тому же громоздкая и тяжелая.

Однажды мы вернулись из Сочи катером. Было еще не поздно, но солнце клонилось к закату. Неожиданно мы услышали незнакомый женский голос, окликнувший нас.

Мы остановились, и вскоре нас нагнала миловидная девушка лет двадцати пяти. Она попросила нас проводить ее до дома, который был километрах в трех от нашего, сославшись на то, что боится идти пустынными местами одна. Мы по-джентельменски согласились.

Дошли мы до ее дома достаточно быстро, но она вдруг заявила, что не может нас отпустить из-за позднего времени.

Мы устроились на ночлег в свободной комнате, в которой стояло две кровати. Комната была проходная с двумя дверями, и наши головы располагались прямо у дверей. Мне это не понравилось. Я вдруг остро почувствовал опасность.

Я встал с кровати, Валерий – тоже, и мы принялись одеваться, стараясь не шуметь. Но девушка уже стояла в дверях. Мы объяснили, что должны уйти, так как у нас еще есть срочное дело, о котором мы забыли.

Мы вышли на улицу и увидели группу мужчин, стоящих на краю поля. Они что-то обсуждали. Мы прошли мимо них, ожидая чего угодно. Но все обошлось. Когда мы вернулись домой, Валера показал мне кухонный нож, который он позаимствовал на кухне, когда мы покидали незнакомый дом.

Мы расхохотались с облегчением. Наутро при ярком свете наши страхи показались нам глупыми, и мы отправились в уже знакомый дом, чтобы отдать нож и посмеяться над вчерашним происшествием.

Тут вдруг выяснилось, что наша случайная знакомая… спешно покинула дом в неизвестном направлении. Что это было? Не знаю, и никогда уже не узнаю.

Не помню, как случилось, но однажды я оказался в Сочи один и бродил по городу, не зная, чем заняться. Мое внимание привлекла группа людей, скопившихся у подъезда одного из зданий. Я подошел ближе и увидел гору мебели прямо на тротуаре.

Молодые люди выносили столы, стулья, диваны и ставили прямо на землю. Мебель была не новая, но еще в приличном состоянии. Распоряжался происходящим пожилой плотный мужчина с военной выправкой. Несмотря на жару, он был одет в суконную гимнастерку, галифе и хромовые сапоги. Ни за что не одел бы я эту форму в такой день добровольно.

Один из стоящих рядом мужчин – явно пенсионер – просил о чем-то распорядителя, а тот отрывистым тоном отказывал: «Нет! Нельзя! Не положено!»

Выяснилось, что учреждение меняет мебель. Старая мебель подлежала ликвидации.

Спросите у американца, что такое ликвидация, и он ответит, что это распродажа по сниженным ценам нереализованного или ненужного запаса товаров. Ликвидационные распродажи – одно из излюбленных мест приобретения долларов за центы или по-русски «на пятак рублей».

Бухгалтерский термин «ликвидация» в СССР понимался в терминах гражданской войны. Увиденную мною мебель грузили на автомашины и вывозили, чтобы… сжечь на костре. При этом категорически запрещалось что-либо отдавать людям.

В магазинах того времени мебели было мало, она была дорогой и малодоступной для людей с низким доходом, но ведь закон требовал «ликвидации»… Пенсионер из толпы был счастливым исключением – после долгих униженных просьб распорядитель разрешил ему унести домой два легких стула.

Разумеется, мы попробовали местное вино. Его нельзя было сравнить с крымскими винами. Но сравнение некорректно: в Крыму мы пили профессиональный продукт, а на Кавказе – самоделку. Теперь, когда я попробовал многие вина из Крыма и с Кавказа, я не могу отдать предпочтение тем или иным. Скажу только, что из коньяков лучший – это армянский коньяк бывшего Шустовского завода, впоследствии завода «Арарат». Но это опять-таки мое субъективное мнение.

Как и все хорошее в жизни, отпуск быстро подходил к концу. Мы старались насытить остающиеся дни чем-либо интересным, но это не очень у нас получалось. Специалистами по Кавказу мы не были, заняться чем-то серьезным в отпуске нам и в голову не приходило, да и не приспособлены курорты для серьезных занятий. Поэтому мы продолжали купаться и питаться. Разнообразили наши будни только встречи со знакомыми девушками.

Но часы неумолимо тикали, и вскоре мы отправились в Ленинград для продолжения учебы на четвертом курсе.

Далее

В начало