Валерию Фёдоровичу Петренко посвящается

В.Ф. Петренко (из личного листка по учёту кадров)

Как сошлось. В начале 70-х годов в наш отдел 915 программного обеспечения управляющих систем Ленинградского Конструкторско-Технологического бюро (ЛКТБ) объединения «Светлана» (незабвенный почтовый ящик Г-4783) начальником лаборатории Б.Г.Головановым, собиравшимся по состоянию здоровья переехать в Москву, был приведён из Ленинградского института водного транспорта Валерий Фёдорович Петренко. Классный программист, закончивший филфак ЛГУ по специальности математическая лингвистика, он блестяще (для человека, основным делом которого была работа по специальности) играл в шахматы. В шахматной команде ДСО (так называемое добровольное спортивное общество) «Водник» Ленинграда В.Ф. Петренко сидел на первых досках. В.Ф. обладал и другими замечательными качествами – неконфликтный, компанейский, очень работоспособный, любил и тонко чувствовал поэзию и театр, особенно балет.

Рассказывает Е.И. Розенштейн
В самом конце семидесятых годов мы с Валерием Фёдоровичем и другими программистами и аппаратчиками сидели  в  Таллинне на испытаниях нашей системы. Был последний день работы, который мы надеялись провести по сокращённой программе, сходить в театр (инициатива конечно Валерия Фёдоровича) в компании со мной и М.А. Алексеевским (начальником лаборатории, в которой я работала) и на другой день уезжать в Ленинград. Для концовки запустили сложный тест. И он не прошел. Сокращённая программы работы превратилась в расширенную до вечера и кончилась решением отложить отъезд  на неопределённое время. И в театр пошли прямо  с базы. По пути Валерий Фёдорович и М.А. Алексеевский шутливо препирались, у кого билеты. Когда же пришли в театр, выяснилось, что билеты находятся у Валерия Фёдоровича, но в гостинице в одежде, в которой он собирался пойти в театр. Однако при покупке этих билетов эти двое устроили такое шутливое шоу, что работники театра их запомнили и нас пропустили без билетов.

С моей точки зрения ему бы надо было ещё интересоваться футболом и любить «Зенит», но вот чего не было, то за 15 лет нашей совместной работы так и не случилось. А в шахматном смысле В.Ф. Петренко попал в хорошо знакомую ему атмосферу почти повального увлечения блицем в инженерном кругу.

Вспоминает Э.А.Лабецкий.             В отделе во время обеденного перерыва и часто по окончании рабочего дня собирались сотрудники и те, которые играли в шахматы и те, которые просто наблюдали за игрой. Так вот, очень интересно было наблюдать. как В.Ф. обыгрывал всех наших ребят. И делал это всегда с шуточками и прибаутками, которые сыпались из него, как из рога изобилия. Это было настоящее шоу.

Активно участвуя в играх он, как большой методист, внёс несколько замечательных организационных предложений, главным из которых было создание и ведение (в течение нескольких лет) им самим таблицы Эло  для всех желающих, среди гонявших блиц. В лучшие дни там циркулировало до 50-60 человек. Каждую неделю таблица Эло распечатывалась на АЦПУ (для молодых  -  алфавитно-цифровое печатающее устройство) ЭВМ БЭСМ-6. Внедрил он в наше сознание и многие фразы шахматного фольклёра.

Б.Г. Голованов вспоминает
В 70-х  годах, когда я уже работал в Москве в НИИ «Восход», Валера, бывая в Москве в командировке, неоднократно заходил ко мне в гости. Естественно после товарищеского ужина садились за шахматы. Я, считая себя вполне приличным шахматистом (в лучшие годы головные доски МАИ, боровшегося с МГУ за первое место), проигрывал уважаемому Валерию Фёдоровичу примерно 1:2 или 1:3. Но Валера, будучи чрезвычайно деликатным человеком, старавшимся сгладить любые неприятности,  игру сопровождал популярными шахматными «подкликами», достаточно остроумно смягчающими горечь неудач.  Так, делая решающий ход в конце партии, он любил сказать мирным тоном: «Ну что, жить будешь первое время?», а выиграв (даже «в одну калитку»), пафосно произнести: «Да-а! Но в какой борьбе! Давно я так не напрягался!».

Валерий Федорович (справа) и автор укрепляют обороноспособность страны на полях совхоза «Парголовский»

В часы, свободные от блица, а также работы в колхозе и на овощебазе (для молодых поклонников советской власти сообщаю, что это в  славном объединении «Светлана» занимало 2,5-3,5 месяца в году), наша, в буквальном смысле замечательная контора, проектировала и выпускала  большие интегральные схемы (БИС). Многие из этих схем становились элементной базой серий  одноплатных  микропроцессорных  модулей и специализированных плат собственной разработки. И на основе создавались системы управления, обработки и передачи данных военного и гражданского назначения. И делалось всё это достаточно прилично [1, 2, 3].

Не могу упустить случая, напомнить старым и молодым (родившимся в семидесятых годах ХХ века и позже) поклонникам советской власти, ищущим причины развала СССР на Западе, что работа в колхозах, совхозах и на овощебазах  инженерного контингента и научных работников страны была повсеместной. Это наряду с низкой в общем случае производительностью труда в нашей стране закладывало дополнительное техническое отставание от передовых капиталистических держав. Не трудно сосчитать, что с 1972 года (вхождение в «Светлану») до 1982 года – в десятилетие основной борьбы за мировой уровень микропроцессорной техники (потом мы быстро и безнадёжно стали отставать) – наш коллектив, не последний в стране в этой области, потерял на «колхозах» не менее двух лет.

Можно с уверенностью говорить, что по своему уровню наши разработки, как и другие разработки Министерства электронной промышленности (МЭПа), к которому мы относились, до начала восьмидесятых годов шли почти вровень с мировой электроникой и продуктами на её основе. [4]. Заметное отставание было лишь в масштабах производства, связанного с полным отсутствием нормальной экономики и ориентацией, в основном, на военную технику.

И примерно в начале 80-х я стал допекать В.Ф. предложениями создать программу для шахматного компьютера (ШК). Он, достаточно глубоко (в отличие от меня) понимая проблему,  деликатно отнекивался, ссылаясь, в основном, на слабоватые параметры наших одноплатных компьютеров и, прежде всего, по памяти. Против этого возразить было трудно, и задача всё откладывалась и откладывалась.

В 1982 году, просматривая очередной выпуск МЭПа «Экспресс-информация. Вычислительная техника»,  я наткнулся на сообщение о том, что на  базе однокристального микропроцессора фирмы AMD (США) с параметрами, близкими нашему однокристальному микропроцессору «Электроника С5-31» (и уже применявшемуся нами), создан ШК. С этим выпуском я пришёл к В.Ф. и спросил: «А что же мы?». В.Ф. опять заскучал, но сказал, что он подумает.

Через две-три недели В.Ф. пришёл и принёс план организации работ. На первом месте стояла задача создания алгоритмов работы ШК. Обсуждая ранее эту задачу, мы часто вспоминали шахматную программу «Каисса». И В.Ф., говоря о ней, всегда настаивал, что за этой программой лежит очень серьёзная работа. Будущая работа над ШК в общем подтвердила это, но только сейчас, прочитав воспоминания разработчиков программы «Каисса», я понял, насколько серьёзен был научный фундамент этой программы [5, 6].  И здесь В.Ф. со свойственной ему основательностью жёстко выдвинул условие – без помощи разработчиков программы «Каисса» он поставленную задачу не решит.

Вторым пунктом программы стала задача выделения этой работы как плановой работы отдела. В.Ф настаивал (и, как всегда, в дальнейшем оказался полностью  прав), что между делом создать шахматную программу не удастся.  В плане было создание собственного отладочного комплекса на основе одноплатной машины С5-22 (или С5-21М) с расширенной оперативной памятью и средствами отладки. Такие стенды для решения других задач уже имелись [7].

Третьим организационным решением предлагалось на эту работу поставить в помощь В.Ф. Александра Эммануиловича Резника или тогда просто Алика. Алик – молодой специалист нашего отдела («птенец гнезда В.П. Котлярова», доцента Политехнического института, тесно и успешно тогда работавшего вместе с нами по микро-ЭВМ серий Электроника С5), которого мы уже высоко оценили при прохождении им у нас практики. Благодаря нашему начальнику отделения Марку Петровичу Гальперину, его удалось оставить у нас после окончания института, несмотря на его глубоко неарийское происхождение. На фото (сентябрь 1983 года) в составе дружественного отдела разработки структуры и программного обеспечения САПР БИС Алик Резник стоит в первом ряду справа, В.Ф. – в последнем  ряду слева, а автор сверкает очками и черной шевелюрой на заднем плане. Фото сделано  в связи с завершением большой темы, где мы соучаствовали, создавая ПО управления фотонаборной установки.

Все предложения и условия мне были понятны. Мы с В.Ф. двинулись к упомянутому М.П. Гальперину, именовавшемуся за глаза большинством сотрудников устоявшимся  именем  Петрович (или реже М.П.) Мне сейчас кажется, что М.П. быстро оценил, что не очень большие затраты, если удастся, окупятся  эффектным интеллектуальным ширпотребом. Но (как я понимаю), чтобы облегчить свою участь на случай неудачи, а его отношения с директором были, мягко говоря, непростые, он сказал мне примерно следующее: «Юра! И ты, и директор (Виктор Пантелеймонович Цветов) – любители шахмат и блица. Вы друг друга быстрее поймёте (сам Петрович не был любителем  шахмат в частности и спорта вообще). Я договорюсь, и он тебя примет по этой теме». На этом и порешили. Вскоре В.П. Цветов принял меня, мы  получили разрешение на контакты с разработчиками программы «Каиссы» и одобрение в целом плана работ. Чувствовалось, что почва Петровичем была хорошо удобрена. То есть, получилось так, что и волки целы, и овцы сыты.

«Час зачатья я помню не точно» (В.С. Высоцкий). А я хорошо помню, что В.Ф. достаточно быстро достал и передал мне телефон В.Л. Арлазарова, математика,  возглавлявшего команду разработчиков программы «Каисса» -Г.М. Адельсона-Вельского, М.В. Донского и А.Р. Битмана. Начальный разговор В.Ф. попросил провести меня. Эта его любопытная склонность проявилась ранее ещё и на других наших с ним работах, где приходилось иметь активное дело с внешним миром. То ли лёгкое почти незаметное заикание стесняло его начинать разговор, то ли он считал, что моя, как правило,  достаточно напористая (хотя и не всегда складная в те времена) речь была лучше для начала разговора, но у нас с ним так было всегда. Я позвонил Арлазарову, представился по полной программе, сказал, что мы хотим разработать общедоступный шахматный компьютер с программой – наследницей «Каиссы» и не мыслим это без их участия. Арлазаров сказал: «Приезжайте, поговорим!».

И жарким днём лета 1983 года мы отправились с В.Ф. в Москву на встречу с нашими легендами шахматно-программного сообщества. Придя с В.Ф. по указанному адресу к полуподвальному помещению дома, мы обнаружили  около входа в это помещение группки молодых симпатичных мужиков, оживлённо о чём-то переговаривающихся. Подойдя к одной из этих группок, мы, извинившись, попросили указать нам, как найти Арлазарова. Нам указали на одну из группок и мужчину, который должен был сознаться, что он – В.Арлазаров. Подойдя к нему, мы представились, а он познакомил нас со стоящими рядом  М. Донским и Г. Адельсоном-Вельским. Учитывая жаркую погоду, В. Арлазаров предложил, если мы согласимся, поговорить здесь же в микроскверике перед входом в их апартаменты. Кратко обсудив различные технические аспекты шахматного программирования и особенностей реализации алгоритма на скудных ресурсах одноплатного компьютера «Электроника С2-21», В.Ф. и кампания однако пришли к соглашению, что ШК, играющий на уровне слабого второго разряда, создать, наверное, можно. Из этого разговора, где с нашей стороны ведущая роль принадлежала В.Ф., стало также понятно, что:

во-первых, В.Ф. фундаментально подготовился к этому обсуждению и легко оперировал терминами и понятиями, употреблявшимися нашими шахматно-программными экс-чемпионами;

во-вторых, характеристики машины, на которой стояла программа «Каиссы», и нашей машины столь различны, что требуют адаптации алгоритмов работы к характеристикам «Электроника С2-21»;

и, в-третьих, работа по адаптации требует некоторого времени (3-5 месяцев) с учётом других работ.

В. Арлазаров по итогам разговора сразу принял решение, что их представителем в наших взаимоотношениях будет Михаил Донской и он же будет основным исполнителем. Тогда же мы договорились и о примерной стоимости этой работы, копеечной по тем временам и неприлично микроскопической по этим. М. Донской договорился с В.Ф. о возможном плане работ, длительности и содержании этапов. Довольные сделанным мы двинулись в Ленинград. Результаты переговоров были доложены М.П. и директору, было получено организационное и финансовое «добро» и работа начала раскручиваться в плановом порядке.

Труды праведные. Надо отметить, что типовое обеспечение работы, а именно, отладочный комплекс создан был достаточно быстро. Была выделена одноплатная микро-ЭВМ Электроника С5-21М, подстыкованы клавиатура, оперативная внешняя память, печатающее устройство и пр. Приехал М. Донской, привёз первые материалы и оформил наши с ним  подрядные соглашения. А.М.Резник и В.Ф. начали, пока готовился отладочный комплекс,  программирование и автономную отладку на БЭСМ-6 с помощью поставленных на неё средств автоматизации программирования (моделирующей программы системы команд С5-21М и ассемблера). То есть начался рутинный технологический процесс по созданию ПО. Когда отладочный комплекс был готов, большинство работы по отладке ПО перешло на него. Однако содержание работы оказалось существенно труднее, чем даже предполагал В.Ф. Добиться приемлемого (по уровню игры) качества программы при имеющихся параметрах машины  оказалось весьма и весьма сложно. Да и сам алгоритм шахматной программы по сложности был не из последних. Из-за этого разработка ПО шла не быстро и с серьёзными затруднениями, хотя и В.Ф и А.Резник прилагали максимальные интеллектуальные и временные усилия. Ощущалось и нетерпение руководства, которое действительно сделало всё, что запрашивалось, и надеялось на быстрый результат.

Параллельно с разработкой ПО, была начата работа по созданию конструкции ШК.

«В коммунистической бригаде с нами Толя впереди!» Надо отдать должное «Светлане», которая, будучи серьёзным производственным предприятием, перенесла (с приходом в 1973 году на пост директора ЛКБ В.П. Цветова) мечом и огнём технологию создания и запуска в серию приборов и элементов, принятую в объединении. Особенно это было заметно при создании товаров народного потребления (ТНП). Товары «антинародного» потребления - то есть военного назначения и так неплохо создавались под контролем военной приёмки. И для управления этим процессом в части ТНП на должность заместителя главного инженера ЛКТБ (так мы стали называться с 1973 года) был назначен Олег Семёнович Горбачев. Толковый инженер, жёсткий руководитель, острый на язык, Олег очень быстро наладил «вертикаль власти» в части создания ТНП на предприятии и успешно, почти не входя в противоречия с другими работами (и руководителями) вел это трудное дело. И, что очень важно, он очень быстро завоевал авторитет в производственных кругах объединения. Это было непросто, так как их отношение к нам – «науке», как они нас называли, хорошо выражалось фразой В.И. Тамберга (светлановского производственника, назначенного заместителем директора по производству ЛКТБ): «Производство – всё, наука – труха». И это была не хлёсткая фраза а убеждённость, воспитанная, я думаю, всей историей советской власти, опиравшейся на так называемые рабочий класс и трудовое крестьянство.

Анатолий Васильевич Росляков

Борис Михайлович Алехов, 2003 год.

Возвращаясь к вертикали ТНП,  скажу, что в неё входили и начальник лаборатории Анатолий Васильевич Росляков (АВАС, как его звали близкие коллеги), в аппаратном отделе Владимира Ефимовича Панкина, и начальник сектора Борис Михайлович Алехов в конструкторском отделе Рудольфа Николаевича Лаврентьева. АВАС – талантливый электронщик с аналитической и исследовательской жилкой, большой аккуратист в делах и очень договороспособный человек, был назначен руководителем работ по ШК в целом. С В.Ф. у него были прекрасные отношения. На Б.М. Алехова была возложена работа по конструированию. Борис Михайлович, классный, увлечённый своим делом конструктор уже имел за плечами тяжёлый, но плодотворный опыт создания и постановки на серию нескольких видов калькуляторов. Оба они с душой «влезли» в эту работу, а их мудрые начальники отделов – В.Е. Панкин  и Р.Н. Лаврентьев, согласовывая общие подходы, давали полную свободу в проектировании.

Наверное, читателю бросаются в глаза хвалебные эпитеты, раздаваемые автором этих строк многим из тех, кто здесь упоминается. Это не дань памяти. Это реальность, созданная основателями и первыми руководителями нашей конторы - Филиппом Георгиевичем Старосом и Иосифом Вениаминовичем Бергом. Они отбирали лучших, по их мнению, специалистов и молодых специалистов, а уже те «отобранцы», которые стали начальниками, по этим же критериям отбирали следующих. Ошибки бывали, но эти специалисты надолго не задерживались. Характерно, что на новых местах они, как правило, хорошо продвигались вверх. Причём на отбор и дальнейшее продвижение специалистов при этих руководителях не влияли ни национальность, ни партийность (точнее беспартийность).

Проектирование конструкции энергично развернулось, натыкаясь, правда, на типичные проблемы советской экономики, экономике дефицита всего. Всё, что можно было сделать своими силами в объединении, делалось не без усилий, но делалось: пресс-формы для литья пластмассы и само литьё, клавиатура (использовался опыт создания калькуляторов). С боем удалось получить подтверждение поставок на серию индикатора ходов и управляющих знаков. Но полная беда оказалась с шахматными фигурами, и она продолжала нас мучить до конца выпуска ШК. Но «коммунистическая бригада» смогла преодолеть всё. Кстати все в ней, включая В.Ф., а также О.С.Горбачёва были беспартийными.

ШК

В конечном итоге конструкция ШК состоялась, ПО было доведено Валерием Фёдоровичем (Алик Резник к тому времени уже ушёл из ЛКТБ) до приемлемого  для записи в ПЗУ варианта, в 1985 году были сделаны опытные образцы, которые получили, в целом, одобрение руководства предприятия и объединения. Начало готовиться серийное производство ШК в 1986 году. Название ШК получил «Электроника ИМ-01».

Я не рассказываю  пока о  программно-технических характеристиках этого изделия. Не о них речь. Но пользуюсь случаем поблагодарить неизвестного мне Сергея Фролова за квалифицированную оценку этой серии изделий, данную им в 2009 году в интернете [8]. Привожу также фото ШК Электроника ИМ-05».

В 2016 году по одному экземпляру ШК М.П., выкопав их в запасах бывших наших сотрудников, передал в Политехнический музей в Москве и Калифорнийский музей  истории вычислительной техники в экспозицию, посвящённую Ф.Г. Старосу и И.В. Бергу.

«Нет солдат сильнее баб!» (из песни фрейлин – слова М. Светлова – в спектакле О. Ефремова «Голый король!» Е. Шварца в театре «Современник», 1960 г.). Мы все тогда с удовольствием смотрели этот спектакль. А эту фразу внесла в постоянный лексикон нашей кампании Милка Гутман, ныне Людмила Григорьевна Ковнацкая, доктор наук, профессор Санкт-Петербургской консерватории, широко и успешно отметившая недавно своё 75-летие и своей жизнью и работой подтвердившая эту глубокую мысль). Это можно сказать и о Кларе Шагеновне Каспаровой, матери Гарри. С ними нас свела шахматная история. А дело было так.

Шахматный компьютер начал выпускаться опытными партиями. Программа потихоньку В.Ф. совершенствовалась, то есть убирались ошибки. К работе с 1986 года подключился наш новый сотрудник, Сергей Евгеньевич Рогов.  Одновременно М. Донской предупредил нас, что по завершении их работ для нас мы сами должны думать о развитии программы и поиске новых алгоритмических решений. Единственно, что он попросил, так это некоторое время не публиковать результаты работ, пока они  (разработчики  КАИССЫ)  не  выпустят итоговую публикацию по той работе [5]. М. Донской также сказал, что всё, что необходимо было для адаптации алгоритма КАИССЫ к нашим требованиям, сделано, но дальнейших работ у них в этой области не было и из этой тематики они ушли. Мы с сожалением расстались с этой командой, так как работать с этими талантливыми и очень простыми в отношениях и доброжелательными людьми было очень комфортно. Воспоминания о них до сих пор греют душу.

Но жизнь должна была продолжаться. Мы понимали, что своими силами, серьёзно отвлекаемыми к тому же на укрепление обороноспособности нашей страны и неустанный труд на полях совхоза «Парголовский», «окормляемый» объединением «Светлана», такие задачи не решить. С другой стороны, хотелось, чтобы компьютер получил бы какое-нибудь высокое благословление. И так сошлось, что мы поехали к Г. Каспарову. Гарри за полгода до этого в драматичном матче-реванше в Лондоне и Ленинграде победил А. Карпова, отстояв звание чемпиона мира. Я очень болел за Гарри. Карпова я уважал за талант, но его рано обозначившаяся «номенклатурность» (одни матчи с В. Корчным и первый матч с Гарри  чего стоят), националистический душок, распространявшийся вокруг него его окружением и поддерживаемый соответствующими партийными и советскими  кругами, отстраняли от него. Хотя через аппарат объединения «Светлана», которому (объединению) мы оказывали честь заниматься в нём  «непосильным трудом», или через министерство добраться до А. Карпова наверное  тоже  было можно.

А это ещё был период, когда Гарри представлял солнечный Азербайджан и базировался там. Как и почему это случилось ярко описано и самим Гарри, и другими  [9,10]. А у нашего Петровича был хороший приятель из Баку с фамилией конечно Алиев. Вот к Петровичу мы и приплыли с В.Ф. с вопросом, не сможет ли его приятель организовать нам встречу с молодым чемпионом. Баснословно быстро (примерно в течение недели) нам сообщили, что есть «добро».  Мы быстренько с В.Ф. приобрели билеты в Баку и обратно и через день или два там приземлились. Алиев нас там встретил, отвёз к себе домой, со свойственным Кавказу радушием и размахом накормил, напоил и уложил спать. На утро Алиев ещё с кем то погрузили нас в машину, и мы поехали на встречу. К нашему удивлению мы довольно быстро выехали из города и поехали, как нам сказали, в Загульбу (так оно тогда называлось), курортное место под Баку на берегу залива.

Мы подъехали к огороженной и ухоженной территории, на которой стояло 2 или 3 четырехэтажных дома (кирпичные «хрущёвки») с тремя-четырьмя подъездами. Ворота на территорию были открыты, но поперёк висела на уровне метра цепь. Около ворот стояла группа молодых людей спортивно-борцовского вида в тренировочных костюмах повседневной носки. Наши сопровождающие вышли, недолго поговорили и нас пропустили на территорию. Мы подъехали к  подъезду одного из домов, вышли и находящийся около подъезда мужчина провел нас на четвёртый этаж и ввёл в гостиную одной из квартир, предложив располагаться.

Через несколько минут в гостиную вошла чуть выше среднего роста восточная красавица и представилась Кларой Шагеновной, матерью Гарри. Она попросила извинения за то, что Гарри ещё некоторое время занят, и попросила рассказать о целях нашего приезда. Фактически наш разговор превратился в получасовой допрос, в котором Клара Шагеновна пыталась понять, не несёт ли наш визит какой либо опасности сыну. Допрос проводился в чрезвычайно вежливой форме. Для меня же это было попадание в родную стихию «publicity» нашего предприятия, которым я занимался по воле Петровича все последние годы семидесятых и продолжал ещё и в этот период. В Ленинграде, Москве, Иваново (а не Иванове, пусть простят меня канонники русского языка), Пензе, Новосибирске, Паневежисе, Львове, Казани мне неоднократно приходилось общаться со специалистами и руководителями предприятий в диалоге и монологе на такие темы, как кто мы, что мы делаем и как можно это использовать. В этом разговоре содержание было несколько другим, но формат близок. В.Ф. временами делал вставки в моё выступление, создавшие профессиональный фон нашему разговору. В конце беседы стало ясно, что мы убедили Клару Шагеновну в том, что:

• наш приезд не нанесёт ущерба Гарри;
• мы хотим, чтобы он профессионально оценил работу;
• надо обсудить возможность его участия в нашей работе.

Поняв это, Клара Шагеновна  деликатно извинилась за возможно излишнюю  настойчивость в вопросах. Она сказала, что ещё не прошло то отрицательное ощущение от приёма Гарри в Ленинграде во время второй половины матча-реванша с А.Карповым. И, действительно, причастная к этим делам партийно-советская гопота, презрев все нормы минимального гостеприимства, всеми делами показывали, что А.Карпов – «наш чемпион», а Г. Каспаров – чужой, почти что враг.

Клара Шагеновна привела пример, описанный впоследствии в книге Г.К. Каспарова «Безлимитный поединок» [9]. «Мы с Карповым летели одним самолётом (из Лондона). После приземления в Ленинграде произошёл эпизод, привлекший внимание журналистов: чемпион уехал из аэропорта на «Волге» с бакинским номером, претендента увезли на ведомственной «Чайке» в сопровождении эскорта военной автоинспекции» (стр. 153).

Были и другие «щипки». Услышав это, я ещё более порадовался победе Гарри, «умывшей» в родном городе всю эту шелупонь.

По окончании разговора Клара Шагеновна, извинившись, вышла узнать, как она сказала, освободился ли Гарри. Минут десять мы были предоставлены самим себе. По всей видимости она передавала Гарри суть нашей беседы и принималось решение продолжить или прервать наш визит. Позвонил телефон, присутствовавший постоянно в гостиной представитель Гарри получил какую-то команду и пригласил нас пройти с ним. Мы спустились на один этаж, зашли в квартиру и в гостиной нас встретил Гарри. Короткое знакомство, несколько вводных фраз, в течение которых В.Ф. развернул и запустил компьютер и они с Гарри погрузились в анализ его возможностей, достоинств и недостатков. Мне помнится, что они «крутанули» несколько дебютов, чтобы Гарри мог оценить библиотеку дебютов, посмотрели несколько позиций и пообсуждали возможности такой техники в простых эндшпилях. Быстрота, с которой они это проделывали, поражала (тормозил только компьютер, иногда надолго задумываясь из-за недостатка быстродействия и оперативной памяти). Мне это напомнило картины анализа партий, которые я наблюдал в клубе имени Чигорина в Ленинграде, где шахматистами мгновенно расставлялась позиция, делалось несколько ходов варианта, потом возвращалась исходная, снова делалось несколько ходов и так много раз, и всё со скоростью невообразимой, но никого из профессионалов не смущавшей. Мы даже в цейтноте трёхминутного блица так быстро фигуры не переставляли.

Поиграв с компьютером Гарри и В.Ф. «вернулись» в общество и мы перешли к организационной части. Мы ещё раз рассказали, что мы хотим. Гарри сказал, что в шахматном программировании он нам помочь не сможет, так как он этой темой не владеет и в неё входить не собирается.  От связи своего имени с данным компьютером он также деликатно отказался, сославшись, кажется, на неучастие в создании. Но пообещал, что он позвонит Михаилу Моисеевичу Ботвиннику, всерьёз изучающему проблемы шахматного программирования, и отрекомендует нас. Гарри сказал также, что через пару недель он будет в Москве на каком-то мероприятии (место и время он указал) и будет готов рассказать нам результаты разговора с М.М Ботвинником. На прощание Гарри подарил каждому из нас своё фото  с автографом, мы распрощались и убыли. К сожалению это фото не сохранилось и я привожу здесь фото из программки к ленинградской части матча-реванша.

Наши сопровождающие отвезли нас в центр Баку. Они, кажется, были очень довольны участием во встрече с таким человеком, которого тогда весь Азербайджан готов был носить на руках. Нам тоже это льстило, но производственный эффект был пока нулевой, хотя и оставалась слабая надежда, что может быть что-то даст встреча с М.М. Ботвинником.

Приехав в Москву в назначенное время и попав на  проходившее в каком-то солидном клубе или театральном зале мероприятие, мы встретились опять с Кларой Шагеновной, уже сразу доброжелательной и приветливой. Она нам передала телефон Михаила Моисеевича Ботвинника и сказала, что он ждёт нашего звонка.

На этом закончились наши встречи с Каспаровыми. Но хочу добавить, что, по моему мнению, вынесенному из этих двух встреч, а также сформированному из того, что я прочёл до  и после этих встреч, мир должен быть благодарен в первую очередь Кларе Шагеновне, за то, что Гарри Кимович стал и долгое время был чемпионом мира. Не умаляя заслуг его отца, Кима Моисеевича Вайнштейна, советской шахматной школы, М.М. Ботвинника и главы Советского Азербайджана Г. Алиева.

Первый чемпион. После войны шахматы, как до войны, судя по публикациям, авиация, стали для официальной пропаганды страны одним из символов победы над проклятым империализмом. А олицетворением этого символа был Михаил Моисеевич Ботвинник, ставший в 1948 году первым советским шахматистом – чемпионом мира по шахматам. Символом, не снимаемым с пьедестала даже в угрожающие катастрофой для евреев СССР годы с 1947 по март 1953.  И этот символ находился на пропагандистском пьедестале почти 15 лет, а на человеческом – до самой смерти в 1995 году [11]. Вот с таким человеком нам с В.Ф. довелось встретиться летом 1987 года.

Правда ещё после встречи с Гарри В.Ф. высказал сомнение в том, что Михаил Моисеевич сможет помочь нам в дальнейшем совершенствовании шахматных алгоритмов. Как человек шахматный он знал, что М.М. Ботвинник является сторонником создания алгоритмов шахматных программ, работающих «по-человечески» (программа «Пионер»). Но ему, как и мне, по-человечески было очень интересно встретиться с легендой страны и мира. Первый разговор В.Ф. как всегда доверил мне. Я позвонил Михаилу Моисеевичу, представился, получил сразу приглашение на следующий день и описание маршрута к его подъезду от метро. Об этом описании надо сказать особо. О тщательности в работе Михаила Моисеевича в шахматных кругах ходили легенды. У него не было второстепенных вопросов. И поэтому и его описание маршрута к его дому было такое, что по нему можно было идти с закрытыми глазами. Это описание включало и указание на альтернативу, которая могла показаться конкурентной, но на самом деле была ошибочной. Так он сказал нам, что одна из дорожек через внутридомовой сквер не годится, потому что там в конце её после летних московских дождей образовалась труднопроходимая лужа.

Без труда по этому описанию мы попали к Михаилу Моисеевичу. Он оказался высоким сухощавым пожилым человеком, совсем непохожим на его фотографии, знакомые мне по 50-м и 60-м годам, где лицо его выглядело полным. Но двигался он легко и голос был твёрд и звучен. А выглядел, как на фото.

Начало общения прошло по стандартной программе, хотя Михаил Моисеевич уже что-то знал от Гарри. Сразу бросилась в глаза доброжелательная и заинтересованная манера ведения разговора у Михаила Моисеевича. После его ознакомления с ШК разговор перешёл в обсуждение возможностей использования подхода к шахматному программированию, поддерживаемого М.М. Ботвинником. Но, как и предполагал В.Ф., этот метод, по мнению Михаила Моисеевича, ещё не был готов для создания изделия на его основе.

Однако Михаил Моисеевич сказал, что играет наш компьютер вполне достойно для своего класса и что надо будет посодействовать в его выступлении в международных соревнованиях. На этом расстались. Участие в международных соревнованиях нам показалось несбыточным, но мы с В.Ф ошиблись. Не такой был человек Михаил Моисеевич, чтобы бросаться словами.

Московский шахматный клуб. В это здание на Гоголевском бульваре в Москве мы по рекомендации М.М. Ботвинника пришли к заместителю главного редактора журнала «64-Шахматное обозрение» Александру Борисовичу Рошалю. Рекомендация Михаила Моисеевича была столь основательна, что встретили нас как родных. Как стало уже привычным, В.Ф. показал возможности ШК. Александр Борисович развернул в ответ ШК тайваньского или малазийского происхождения. Посмотрели, как играет он. Пришли к выводу, что лучше, но не принципиально. Но принципиально было отличие в дизайне, материалах и интерфейсных возможностях. Он выглядел в сложенном состоянии примерно как современный ноутбук с17” экраном с приятным на ощупь материалом. Место фигуры на поле считывалось автоматически, что исключало необходимость ввода хода или позиции. Были и другие достоинства из этой серии.

При обсуждении и сравнении этих ШК разговор естественно повернулся к проблемам и возможностям (скорее к невозможностям) создания подобного варианта у себя. Программная часть меня в отличие от В.Ф. не очень беспокоила. Я верил в возможности В.Ф. и Сергея Рогова. У нас в обсуждениях с В.Ф. мелькали  идеи развития микропроцессорной базы для повышения быстродействия ШК. В числе их была и идея создания специализированной микросхемы, аппаратно реализующей некоторые стандартные процедуры перебора. Такой подход (создание дополнительного специализированного сопроцессора) был успешно опробован в нашем отделении при создании в 1976-1979 гг. опытного образца советского «Магнавокса» – системы определения местоположения торгового судна с помощью спутниковой навигации. Учитывая то, что ЛКТБ было вертикально интегрированным предприятием, как я писал выше, разрабатывающим и серийно производящим интегральные схемы, платы на их основе и системы, принципиально нового в этом подходе для нас не было. Но вот материалы и комплектация вызывали большие сомнения в достижимости.

В этот момент кто-то высказал предложение показать импортный ШК руководству ЛКТБ и при необходимости руководству объединения «Светлана». К нашему удивлению и радости А.Б. Рошаль воспринял это, как само по себе разумеющееся, и попросил лишь оставить записку о взятии ШК во временное пользование. Я её и написал. Потом мы это оформили официальным письмом от ЛКТБ.

На этом закончился  мой совместный с В.Ф. этап «шахматного похода на Москву». В дальнейшем В.Ф. с АВАСом, а потом и Анатолий Васильевич Росляков отдельно ещё встречались несколько раз с А.Б. Рошалем в шахматном клубе, но принципиально нового уже ничего не случилось.

М.И. Окс дополняет.
«Для души» к программе ШК было сделано отображение игры на обычный телевизор. Программу отображения  разработали сотрудники нашего отдела  Валерий Григорьевич Лелеченко  и Ирина Михайловна Игнатьева. Помимо цветного телевизора, для этого требовались дополнительная БИС ПЗУ и еще некоторая аппаратная поддержка. На экране телевизора, во весь экран, отображалась шахматная доска с текущей позицией. Все изменения позиции автоматически отображались на экране. Игроку не нужно было отслеживать позицию вручную на доске. Это было удобно, наглядно, гарантировало от ошибок, и, кроме того, по тем временам  выглядело очень эффектно (Валера с Ирой постарались). Рассказывали,  что ШК с отображением на телевизоре подарили от ЛКТБ по случаю дня рождения генеральному директору объединения «Светлана» Олегу Васильевичу Филатову. Он сначала пришел в восторг, но потом загрустил и сказал: «Замечательно, но это нельзя никому показывать – тут же заставят выпускать». В этом эпизоде ярко отразилась суть советской «плановой» экономики.

По поводу создания светлановского ШК, по дизайну и прочему сопоставимому с тем, что мы с В.Ф. привезли, как и предполагалось, ничего не вышло. Во-первых, не та была страна, чтобы вкладывать столько усилий в ТНП. Во-вторых, активно надвигался бум персональных компьютеров (ПК) и было неочевидно, что ценовый диапазон нового изделия в наших условиях будет конкурентен с ПК. А имеющаяся конструкция была уже в руках, серийно производилась и пользовалась определённым спросом, уровень которого обещал окупить затраты и дать прибыль. О том, что произойдёт в середине 90-х, никто не знал. Да и энтузиазм В.Ф. в этой работе постепенно угасал, хотя он вместе с Сергеем Евгеньевичем Роговым, постепенно полностью  и успешно заменившим Алика Резника, совершенствовали программу. Я относил это к нашей неудаче в поисках научной поддержки данной работы и к «навалу» на лабораторию В.Ф. большого объёма работы по военной тематике. Но, как стало ясно весной 1989 года, дело было много хуже.

«Уронили шахматный престиж… (В.С. Высоцкий)». М.М. Ботвинник, несмотря на наш скепсис, не оставлял надежду вывести нас на международную арену. И почти добился своего. В начале лета в Испании был запланирован турнир шахматных компьютеров и Михаил Моисеевич организовал по всей форме приглашение в нём участвовать. Это оказалось неожиданной и почти нерешаемой задачей для служб режима отправить одного специалиста, связанного с государственной тайной, за рубеж. Они так сильно волновались и «тянули резину» (намеренно или нет – не знаю), что оформить выезд не успели. Так В.Ф и не попал в «коварный зарубеж». По этому поводу мы многократно перезванивались с Михаилом Моисеевичем Ботвинником, не оставлявшим надежды вывести наш ШК на международную арену, но поводов для новых встреч уже, к сожалению,  не нашлось.

А здоровье В.Ф становилось всё хуже. Запущенная болезнь резко ускорилась. Умер он на 51-м году жизни в ночь со второго на третье ноября 1989 года. В нашем сравнительно молодом отделе это была первая смерть. И она оставила очень тяжёлый след у меня.

В.В. Снеговой вспоминает.
В.Ф. Петренко для меня так и остался некоей загадкой. Впрочем, это и понятно – я был «зеленым» молодым специалистом, а он – начальником лаборатории, в которую я был распределен. Теплых отношений у нас не сложилось – В.Ф. умело держал дистанцию с подчиненными (тем более в шахматах я себя не проявлял), он был закрыт для них, почти всегда сдержан и в хорошем настроении. Очень редко можно было увидеть его вспыльчивым или чем-то раздраженным.

С.Е. Рогов (справа) и Ю.А Маслеников в гостях у В.В. Снегового (в центре) , сентябрь 2009 г.

Каким он остался в памяти? Умен, начитан, эрудирован, язвителен, холодноват, как всякий эстет. Был умеренно смешлив, любил шутки и сам шутил, хотя порой зло. В отделе, где собралось немало ярких людей, самым ярким он не был, но и заурядным тоже не казался. Я,  уже тогда будучи весьма политизированным человеком,  обращал внимание на то, что он перестройку принял, не очень радостно, но все-таки принял, и иногда вместе со всеми смотрел трансляции Съезда народных депутатов. Смотрел, но умеренно, не «запоем», как другие. Такой тип отношения к политике  мы сейчас  называем «системным либерализмом».

«Только прилетели, сразу сели…(В.С. Высоцкий). А жизнь нашего ШК продолжалась. Одной из веток этой жизни было участие в соревнованиях.  Осенью 1990 г. в Москве была проведена первая международная Олимпиада среди игровых компьютерных программ. Были представители России, Украины, Казахстана и других бывших частей СССР. Около 20 участников оспаривали первенство в шахматах, го, шашках, преферансе, реверси, рэндзю. Самая представительная часть была в шахматах – 5 команд. Соревнование проводилось по круговой системе: каждый с каждым 2 партии. Контроль – 2 часа на 40 ходов и еще 1 час на оставшуюся партию. Организатором, «толкачем» и энтузиастом мероприятия выступил М.В. Донской.  И он, конечно, пригласил нас. ЛКТБ   было  представлено  шахматным  компьютером и двумя  участниками: А.В. Росляковым и С.Е. Роговым.

Шахматный компьютер был единственным на соревновании.  Остальные участники представили программы для персоналок. Из 5-и программ только 2 были относительно сильными: наша и двух программистов из Подмосковья. Все решилось в очном поединке со счётом  2:0 или 1,5:0,5 в нашу пользу.  Заслуженная Валерием Федоровичем победа пришла на два года позже, не застав своего героя.

«Московская Шахматная Олимпиада» проводилась еще 2 раза, где наши успехи были не столь значительными. Сказывалось увеличение быстродействия компьютеров, на которых играли соперники. То есть, мы в чём-то  повторяли судьбу «Каиссы». Состав участников почти не изменялся. Состав команды ЛКТБ тоже оставался удивительно стабильным. А.В. Росляков и С.Е. Рогов уже  встречались с ними как старые друзья. На одно из таких соревнования приехали крупные боссы, представляющие империалистических монстров из Германии. Они ждали коммерческих предложений, но предложения не поступили,  поскольку АВАС не был уполномочен вести подобные переговоры. Бедные немцы уехали, не солоно хлебавши. «Светлана» не торопилась упасть в распахнутые капиталистические объятия. К 1993 году энтузиазм М.В. Донского иссяк и соревнования, к сожалению, прекратились.

«Ничего, я тоже не подарок. У меня в запасе — ход конем»! (В.С. Высоцкий) Рассказывает С.Е. Рогов, успешно «потянувший» всю алгоритмическую и программную часть ШК).

Понимая недостатки нашего изделия, мы прорабатывали возможности реализации двух усовершенствований.

Первое, сформулированное ещё Валерием Фёдоровичем, — функции программного генератора ходов и позиционной оценки перенести в аппаратную часть, насколько это возможно. Такая проработка была сделана усилиями В.В. Салажова и его группы. К сожалению, это благородное дело ничем не кончилось, поскольку оценка быстродействия подобного генератора нас не удовлетворяла. Идея зачахла еще на стадии проработки.

Вторая идея была связана с усовершенствованием пользовательского интерфейса. Неудобный клавишный ввод провоцировал ошибки ввода и покупатели часто жаловались на то, что наша машина искажает позицию. Рассматривались 2 варианта доски: со штыковыми фигурами и сенсорной доски. Но и это провалилось в силу тотального дефицита, как следствия социалистической системы хозяйствования.

В отличие от аппаратной части, совершенствование программы не было связано с несовершенством политической системы, а ограничивалось только интеллектом разработчика. Накопившиеся изменения вносились постоянно, но довести программу до уровня первого спортивного разряда не удалось.  Конечно, большое искусство выжать из 16 кБ памяти первый разряд. Но с высоты прошедших лет я вижу, что сделано было далеко не все.

Главный недостаток программы – неглубокий анализ позиции. Углубить его можно было путем существенного упрощения генератора ходов. Во-первых, необходимо было отделить форсированные ходы (взятия, шахи, вилки) от нефорсированных. Это можно было сделать, во-первых, путем использования постоянной таблицы ходов,  задаваемых для пешек, ладьи, слона и коня, и, во-вторых,  использования битового представления доски. Конечно, это потребовало увеличения ресурсов памяти, но несущественного – 2 КБ. Вторым приемом ускорения было допущение нелегальных ходов. Например, ход короля под шах. Генерация полностью корректного списка ходов требовала значительных временных ресурсов для любой позиции, в том числе, совершенно нейтральной по отношению к опасности королю. Допущение нелегальных ходов облегчало генератор. Конечно, в некоторых острых позициях за это пришлось бы заплатить, но только за 1 лишний уровень просмотра, где нелегальный ход тут же отвергался.

Если генератор ходов не требовал специального шахматного искусства, то программа оценки позиции требовала. В первоначальном варианте учитывалось около 100 особенностей позиции. По мере совершенствования их число увеличилось до 150. Много сил было потрачено на определение того стоит ли включать полный расчет позиционной оценки или достаточно ограничиться материальной частью.

Одной из серьезных проблем переборного алгоритма (а иного при существующих ресурсах быть не могло), являлась проблема выталкивания за горизонт событий. Это, когда противник не дает установить факт выигрыша фигуры путем неопасных шахов или неопасных нападений на фигуры. Именно эту проблему удалось решить в полной мере. Из менее значимых задач была решена задача фиксирования ничьи при троекратном повторении позиции, существенно был увеличен размер дебютного справочника. В некоторых вариантах сицилианской защиты он был доведен до 20 ходов.

Оставались и недостатки. Не во всех позициях наша программа могла поставить мат конем и слоном против голого короля. Но главным недостатком, как уже было ранее заявлено, оставалась незначительная глубина расчета.

«Прощались мы, …» (Э. Утёсова). Вдумчивый и очень работоспособный С.Е. Рогов не стал проверять идеи, используя программу шахматного компьютера, написанную на ассемблере. Это было очень нерационально. Поэтому работа была разделена на 2 части. Одна часть – совершенствование существующей программы. Другая часть – совершенствование программы, написанной для персоналки. Именно здесь предполагалось усовершенствование алгоритма с дальнейшей адаптацией к скромным ресурсам шахматного компьютера. Программа была написана, но в этот момент ЛКТБ было окончательно погребено нарастающей волной новой экономической политики, сулившей всем неограниченные перспективы. И в 1996 году жизнь заставила С.Е. Рогова  искать менее романтическую и творческую работу, но за бо’льшие деньги. Но шахматы не оставили его. Начав всерьёз ими заниматься только в ЛКТБ, Сергей «доигрался», уже покинув нас, почти до первого разряда.

Шахматный компьютер выпускался до 1996 года. Общий объём выпуска составил свыше 3500 шт.

Послесловие

Борис Григорьевич Голованов, Евгения Исааковна Розенштейн, Михаил Александрович Алексеевский, Эдуард Александрович Лабецкий,  Михаил Иосифович Окс, Владислав Валентинович Снеговой и Петренко Валерий Фёдорович с Александром Эммануиловичем Резником и Сергеем Евгеньевичем Роговым – сотрудники отдела, которым мне довелось руководить, в том числе, в описываемый период.

М.И. Окс рассказал также забавную подробность, заключавшуюся в том, что Алик Резник и Сергей Рогов, не встретившись в ЛКТБ, познакомились в Израиле, где они все втроём (но в разных подразделениях) некоторое время работали в фирме «Terayon».

Январь 2015 — октябрь 2017

Литература

1. М.П.Гальперин, В.Я.Кузнецов Ю.А.Маслеников, В.Е.Панкин, В.П.Цветов, А.И.Боровской.  Микро-ЭВМ «Электроника С5» и их применение. – Москва, Советское радио, 1980  -  160 с.
2. Ю.А.Маслеников.   Белая ворона (МВУ-110 — нестандартная история).  -   Изд. «Судостроение», «Морская радиоэлектроника», вып. 3(25), сентябрь 2008, стр. 38-46.
3. М.П.Гальперин.  Прыжок кита.  -  СПб, Политехника-Сервис, 2011. – 352 с.
4. А.А.Шокин. Министр невероятной промышленности. – Москва, Техносфера, 2007 – 456 с.
5. Адельсон-Вельский Г. М., Арлазаров В. Л., Битман А. Р., Донской М. В. Машина играет в шахматы / АН СССР. — М.: Наука, 1983. — 208 с. — (Наука и технический прогресс).
6. М.В.Донской. Подробности первого чемпионата мира среди шахматных программ в 1974 г. в Стокгольме. — PCWeek (194-195) 20-21.1999 Виртуальный компьютерный музей — http://www.computer-museum.ru/articles/donskoy-mikhail-vladimirovich/992/
7. М.А.Алексеевский, Ю.А.Маслеников, В.Ф.Петренко, А.В.Шебаршин. Стандартное резидентное программное обеспечение микроЭВМ «Электроника С5».  -  Микропроцессорные средства и системы, 1984, №2
8. С.Фролов. http://sfrolov.livejournal.com/64332.html
9. Г.К. Каспаров. Безлимитный поединок. — Москва : Физкультура и спорт, 1989 — 190 с.
10. Б.Гулько, В.Корчной, В.Попов, Ю.Фильштинский.  КГБ играет в шахматы. – Москва, ТЕРРА — Книжный клуб, 2009. – 208 с.
11. Наш М.М.Ботвинник (И это всё о нём)  http://botvinnikchessclub.ru/history-of-club/mmbotvinnik/57-clause-about-mmbotvinnike

В начало