Нидерланды
А перед тем
По возврвщении из Аглии в Союз, доложил материалы стажировки в Министерстве и учёному совету НИИОХ и продолжил работу в отделе механизации. Этот период моей жизни оказался очень напряжённым. Кроме непосредственной работы по теме исследований, меня избрали председателем месткома объединённой профорганизации института и опытного хозяйства. Не буду распространяться по поводу этой работы, но кто бывал в подобном хомуте, тот знает, что это такое.
Могу только коротко отметить, что профсоюзы тогда были настоящими. И те крикливые и насквозь лживые вопли новоявленных псевдодемократов в адрес советских профсоюзов оказались банальным оружием для их полного искоренения. На простой вопрос сегодня назвать хоть один профсоюз на предприятии или в учреждении, который мог бы иметь твёрдое слово в защиту прав работников – нет ответа.
А тогда ни один из вопросов условий и охраны труда и отдыха, поощрений и взысканий, увольнений, улучшения жилищных условий, детских садов, путёвок в многочисленные тогда дома отдыха и санатории и др. Не решался без участия профсоюза.
При этом не было разницы в отношениях к научным работникам или к рабочим и больше того, при распределении каких либо льгот учитывался уровень заработной платы и характер труда члена профсоюза. Например, бесплатные путёвки предоставлялись в основном низкооплачиваемым работникам. Руководство месткома избиралось и отчитывалось на собраниях всех членов союза. Коллектив реально ощущал свою силу.
Тут ещё собрание работников нашего института выдвинуло меня кандидатом в депутаты Мытищинского горсовета, а после выборов мне пришлось выполнять ещё и депутатские обязанности. На семью оставались редкие выходные. Книгу по материалам стажировки приходилось писать вечерами и ночами. В 1965 году меня назначили учёным секретарём, а затем и заместителем директора института по научной работе.
* * *
Уже тогда, в процессе разработки тематического плана института, анализа и оценки отдельных работ на учёном совете, у меня начало складываться критическое отношение к организации прикладной отраслевой науки у нас в стране и, в частности, у нас в институте. Были определённые задумки, которыми я делился с И.К. Шаумяном, директором института. Он обещал поддержку моим начинаниям. Но, буквально в следующем году, пришло распоряжение министра сельского хозяйства СССР откомандировать меня в распоряжение Министерства для направления в БЕНИЛЮКС советником по сельскому хозяйству советского посольства СССР в Нидерландах, но также с аккредитацией в Бельгии и Люксембурге.
Шаумян на запрос ответил отказом, но после вызова его «на ковёр» к министру, сдался. Опять я оказался перед выбором: – или интересная, и многообещающая научная карьера, или не менее интересная работа за рубежом, тем более в стране с самым высокоразвитым сельским хозяйством в мире. Подумал, что карьера моя никуда не уйдёт, а такая работа позволит расширить кругозор и пополнить запас знаний в избранной мною области знаний, и дал согласие.
В путь
Во время короткой подготовки в МСХ СССР, просмотрел все сообщения предшественника и отчёты делегаций посетивших Нидерланды за последние пять лет, а также обошёл все Главные управления министерства, для ознакомления с основными проблемами и пожеланиями в части возможного использования голландского опыта в нашем сельскохозяйственном производстве.
И вот, мы с Лидой в поезде Москва – Хук-ван-Холланд. Нас встретили, отвезли в Гаагу. Наутро – визит к послу, а он на утренней планёрке представил меня другим сотрудникам посольства. Началась моя жизнь в этой чудесной стране. Посольство маленькое, всего около полутора десятков дипломатов и самый необходимый обслуживающий персонал.
Нидерланды (Голландия) – одна из небольших стран, по территории (менее Московской области), но немаловажная в политике и экономике Европы, настолько интересна, что для своего описания требует не одной книги, кстати, их уже и так написано много. Это страна с большой и интересной историей. Достаточно сказать, что ещё в 16 веке она была первой республикой в Европе (не считая римской, рабовладельческой) – это были знаменитые Генеральные штаты (провинции) – родина таких выдающихся людей, как Спиноза, Эразм Ротердамский, Рэмбрант, Фермеер, Ван Гог, Левенгук – изобретатель микроскопа, Питер ван Мушенбрук (Мюссенбрук) – изобретатель знаменитой Лейденской банки (первого конденсатора) и др. Тема неисчерпаема.
В своих же заметках я остановлюсь лишь на отдельных моментах моей работы и нашей с Лидой жизни в этой прекрасной стране, населённой крепким, трудолюбивым, самобытным народом.
Уже к тому времени (1966 г.) Голландия обладала самым эффективным сельским хозяйством в мире. По оценке ФАО, при среднем мировом индексе эффективности сельского хозяйства (стоимость произведенной продукции в долларах с одного га.), принятом за 100, Нидерланды имели 1980 пунктов, т. е. почти в двадцать раз выше; Франция и Германия – 500-600, Великобритания, Польша и Чехия – по 350, Китай 200, США – 150, а Россия всего – 62, то есть почти на 40% ниже среднего мирового уровня и аж в 32 (!) раза ниже, чем в Нидерландах (Данные на 1970 г.). Этим обуславливался наш интерес к достижениям науки и практики в сельском хозяйстве этой страны.
Работа моя заключалась в налаживании научно-технического и делового сотрудничества в области сельского хозяйства, как на межгосударственном уровне, так и между отдельными научными учреждениями, учёными, производственными организациями и фирмами. Но, как это ни странно, к моему приезду в страну, межправительственного соглашения о научно-техническом сотрудничестве в области сельского хозяйства между СССР и Нидерландами ещё не было.
Пришлось прорабатывать этот вопрос, как в нашем, так и в Нидерландском министерствах сельского хозяйства, а затем заниматься подготовкой проекта, его согласованием и доведением до подписания. На второй год моего пребывания соглашение было подписано.
Не хочу утомлять читателя описанием многих специальных проблем и решений. Для примера остановлюсь только на двух крупных проектах, а всего десятки предложений были направлены в Минсельхоз СССР.
Тепличное производство овощей
Оно представляло особый интерес, как самое крупное и развитое в Европе. Уже в самом начале ознакомления с этой отраслью на месте, пришёл в ужас от той степени игнорирования этого опыта нами.
Тем более что за год до моего назначения изучением голландского тепличного овощеводства занималась делегация советских учёных, возглавляемая проф. В. И. Эдельштейном. (Мир тесен). Членом делегации был один из функционеров Московского обкома партии, как раз тот, из-за которого произошла баталия между профессором и моим научным руководителем, ценой которой могла бы быть моя защита диссертации.
Главным итогом этого «изучения» делегацией был сделан вывод, а вернее приговор, о том, что голландский опыт не представляет интереса для нашего крупного социалистического хозяйства, так-как тепличный сектор страны состоит из множества мелких частных ферм, со средним размером тепличной площади на одного хозяина полторы – две тысячи квадратных метров. (Недалёк от мысли, что идейным вдохновителем такой идейной оценки и был тот партийный чинуша, как и многие другие, привычно видевший в загранкомандировках не дело, а только филиал их номенклатурного пресловутого распределителя).
Однако делегация не увидела, что у них совершенно отличная от нашей технология производства, другие сорта и способы возделывания овощных культур, а также иные типы и конструкции культивационных помещений, автоматическое управление микроклиматом и механизация почти всех производственных процессов.
И самое главное, что все эти фермеры охвачены различными формами кооперации. Это обстоятельство способствовало плотной концентрации производства тепличной продукции на сравнительно небольшой территории, превращая его в единый консолидированный комплекс, со всеми экономическими выгодами от этого.
Все показатели экономической эффективности этой технологии в разы, а некоторые и в десятки раз выше наших. Судите сами. Самым распространённым типом теплиц у нас в то время был блок из кирпичного строения с котельной и тремя теплицами по 335 кв. м. на южной стороне, со штатом в 12 – 14 чел. При урожае даже в 50 кг. с 1 кв.м., на одного (из 14) работника в год с одной тысячи кв. м. приходилось 3571 кг. продукции.
Технология возделывания овощей в тех теплицах была основана полностью на ручном труде, а работали в основном женщины (у нас утвердились даже такие «женские» специальности: доярка, свинарка, птичница, скотница, телятница, тепличница… Специальности, при той технической оснащённости – подстать мужчинам, да и то – не каждому).
Кто бывал там, мог видеть, как работают бедные женщины при температуре выше 25 градусов, особенно, на «высотных работах» – подвязке растений, удалении ненужных побегов и сборе урожая. Жарко, душно, а в углу ещё стоит и «греет» бочка с болтушкой коровьего навоза, по совету учёных, для обогащения атмосферы СО2, полезного для растений (а рабочих?). Женщины, не стесняясь вынуждены работать в одних нижних рубашках. Подобный ужас, пожалуй, лишь в бане Преисподней, если и там такие есть.
В Голландии же иные конструкции помещений, регулирование микроклимата, механизация рабочих процессов и пр. позволили одному работнику обслуживать 2000 кв. м. И добиваться урожая в 80 кг./м. и более. При этом сбор на одну тысячу кв. м. составляет 80 тонн. Разница в производительности труда одного работника в год, трудно сказать – почти в 45 раз!. (1000 × 50 :14 = 3,571 и 1000 × 80 : 0,5 = 160. 160 : 3,571 = 44,8).
Собрав и обобщив обширный материал, поехал в Москву докладывать на научно-техническом совете Министерства сельского хозяйства СССР, в сельскохозяйственном отделе ЦК КПСС, в ВАСХНИЛ, в разных научных учреждениях. Удалось возбудить интерес.
Одна за другой зачастили в Голландию делегации учёных и специалистов. Мне стало жарко в обеспечении их работы. Впоследствии, уже в 1968 г., на основе тщательного изучения голландского опыта были приняты решения по его освоению.
Были закуплены у голландских фирм технология и необходимое оборудование для шести крупных тепличных комбинатов таких, как в совхозе «Московский», расположенного непосредственно за МКАД по Киевскому шоссе. Все они, а это кроме Москвы – Ленинград, Воронеж, Кисловодск, Киев и Кировабад (Азербайджан), успешно работают до сих пор.
В 1969 году я приезжал на строительство комбината Московский. Картина была впечатляющая – это было настоящее поле битвы. Несколько сотен единиц строительной техники гудело, урчало, грызло и ровняло землю на огромной площади у деревни Мешково.
Исключительно деловой и упорный директор строящегося предприятия, мой однокашник и друг Евгений Рычин (потом он был первым директором комбината, а затем избран депутатом Верховного Совета СССР), показывая возводимые стены дворца культуры будущего комбината, подвёл меня к входу здания и сказал: «Здесь на мраморной доске золотыми буквами будут выбиты имена зачинателей этого грандиозного проекта, а среди первых будет и твоё имя».
К слову: в 1995 году мне довелось побывать на комбинате. А когда секретарь доложила директору, некоему Егорову обо мне, он не нашел возможности поговорить со мной. Какая там доска! О её сооружении, как и о тех, кто был у истоков этого проекта, эти деляги просто забыли, да и на дворе бушевали годы хаповства. Только успевай! Им было некогда.
Этот тепличный комбинат стал ядром нового посёлка, превратившегося потом в крупный район и даже город, а сейчас и в административный округ Москвы. Но главное в том, что реализация проекта явилась толчком преобразования всей тепличной отпасли в стране. В работе меня горячо поддерживал заместитель министра Р. Н. Сидак, начальник отдела тепличного овощеводства, В.С. Пауков и многие другие.
Было и подспудное сопротивление. Странно, но мои предложения холодно были встречены в Главке овощеводства, казалось бы в самом заинтересованном ведомстве. Основные их доводы: зачем покупать за границей железо, когда у нас и своего хватает и, что наша передовая социалистическая наука сама в состоянии разработать ещё более эффективную технологию производства.
А заместитель начальника, мой хороший знакомый, по секрету сказал мне, что в главке идут разговоры о том, что я охаиваю всё советское и что кое-кто уже обратил на меня внимание. Так или иначе, все шесть комбинатов были построены и, работая по новой более совершенной технологии производства овощей, оказали решающее значение в перестройке всей отрасли нашего тепличного овощеводства в стране.
Кстати о «железе»
После ряда поездок на фирму Принс во Фрисляндии, я направил в МСХ СССР и сельхозотдел ЦК КПСС подробное описание линий заводского оборудования по промышленному производству полносборных теплиц, а также предложил рассмотреть вопрос о приобретении всего его комплекта для строительства специализированного завода в нашей стране. Предварительное согласие фирмы было получено.
Следует сказать, что такого производства у нас ещё не было. Теплицы, даже по новым, современным тогда у нас проектам, «тачались» из длинномерного металла или древесины кустарным способом непосредственно на площадках. Мои расчёты показали, что на строительство теплиц фирмы Принс расходуется в три раза меньше металла (за счёт специально для этого созданного облегчённого, но прочного, профиля из листовой стали) и уходит в несколько раз меньше времени на монтаж теплиц, за счёт их полносборности. Инструментальный набор монтажника составлял всего лишь один гаечный ключ на 10 мм (сейчас это называется отвёрточной сборкой).
К тому же, теплицы за счёт более тонких, но прочных несущих деталей уплотнителей и систем крепления стекла обладали лучшей освещённостью и меньшими потерями тепла при достаточной прочности и долговечности конструкции.
После моей информации и предложений, соответствующие фирмы и научные учреждения Голландии посетили делегации учёных и специалистов. Затем было принято соответствующее решение правительства и проведены переговоры о поставке в Советский Союз оборудования для завода по выпуску наших собственных полносборных теплиц.
Крупнейший в СССР и может быть даже в Европе, завод по производству сборных конструкций на 200 гектаров теплиц в год был построен в 1972 г., в г. Антраците на Украине, т.е. теперь в ДНР, и мы уже завозим эти конструкции оттуда, то есть из-за заграницы.
* * *
Птица
Большой интерес представлял голландский опыт в птицеводстве. В Москву было направлено большое число информационных материалов. Мною были инспирированы выгодные для нас предложения ведущих голландских фирм о продаже высокопродуктивных линий бройлеров для наших птицефабрик (причём, новые линии как правило, фирмы держат в секрете и никому не продают. Это их ноу-хау). И всё же нужные нам линии были куплены.
А вот наши предложения по переходу на выпуск полностью потрошенных бройлеров и даже разделанных, вызвали ярое сопротивление руководства Птицепрома. Я даже имел довольно крупный неприятный разговор с его председателем И.А. Бахтиным, в результате которого я понял, что «ларчик-то открывался просто».
При практикуемом у нас частичном потрошении на прилавки магазинов попадали куриные тушки почти целыми, и вид у них был весьма непрезентабелен: без упаковки, с шеей, головой и лапами. Их в шутку хозяйки величали – рысистыми и когтистыми. И весь этот, практически ненужный, «довесок» домохозяйка при обработке тушки, как правило, отправляла в помойное ведро. Однако вес довеска к общему весу тушки составлял 15 –17 %.
При предлагаемом нами полном потрошении, предприятия могли бы направить эти субпродукты на переработку в высококачественные белковые корма. Это было бы более рационально. Но эти предложения оказались категорически неприемлемыми для руководства Птицепрома как я полагаю потому, что при этом затрагивались интересы показателей государственного плана. Снять в одночасье 15% с объёма валового производства куриного мяса означало бы своеобразный крах в выполнении плановых показателей, утверждённых ЦК КПСС и Совмином!
Мои предложения категорически не приняло руководство Птицепрома. С кем и на каких уровнях я только не разговаривал. Многие слушали с пониманием, но беспомощно кивали наверх, а некоторые, как тот Бахтин, обвиняли меня чуть ли не во вредительстве.
Это яркий пример отсутствия здравого смысла в действиях советской бюрократии – вместо организации производства диетического мясного продукта высокого качества, с одновременной переработкой богатейших по кормовой ценности отходов, она предпочла выбрасывать в помойку многие десятки тысяч тонн высокобелковых субпродуктов в угоду пресловутого вала, а на деле роста авторитета личных, но дутых, заслуг, прикрываясь фиговым листком неприкосновенности государственного плана.
Подготовил и направил в МСХ СССР много информаций по другим вопросам, например – гибридизация в производстве мясной свинины, выращивание индеек, по возделыванию полевых и овощных культур, механизации и др.
Реабилитация
Посол отличался некоторым снобизмом в отношении сельского хозяйства. Дело дошло до курьёза, когда он в одной из моих информаций о производстве овощей увидел слово «навоз» и попросил убрать его, как неподходящее и, что ему будет неловко, если такое слово прочитают в МИДе (один экземпляр любой информации из посольства направлялся в МИД). Я ему объяснил, что это обычный термин нашего профессионального языка и, что если я заменю его на эквивалент нашего простого языка, то будет ещё хуже. Он понял намёк и возмутился.
Он вообще считал ненужным существование нашего отдела в посольстве и неоднократно пытался отвоевать хотя бы штатную единицу моего референта. Однако Минсельхозу каждый раз удавалось отбивать подобные атаки. Тем не менее, мои с начальством отношения были достаточно прохладными. Его раздражало моё независимое положение.
Он стал неоднократно выговаривать мне, что я очень дорого обхожусь посольству, так как много разъезжаю по стране. На одном из совещаний он так и сказал, что я один съедаю половину всего лимита посольства на бензин и призвал сократить поездки. Я ответил, что на асфальте в Гааге мне не найти ни достижений их опыта в растениеводстве и животноводстве, ни выгодного для нас сотрудничества.
Причём эти замечания продолжались уже на фоне успешной реализации грандиозного тепличного проекта, посольским же, то есть моим отделом и инициированного. В то же время, с хозяйственной точки зрения, его тоже можно было понять.
И вот в один прекрасный день, после прихода очередной диппочты, секретарь приглашает меня к послу. Я уже приготовился к очередному неприятному разговору. Захожу в кабинет, где он, в торжественной позе, с бумагой в руке стоит у своего стола и, выждав паузу, зачитывает Указ и вручает мне орден. Разговоров о бензине после этого уже не было.
Некоторые особенности нашей жизни в посольской колонии привожу в Крупицах памяти.
Крупицы памяти
Голландцы – трудолюбивый и исключительно упорный народ в создании своего благополучия. Ведь половина всей территории страны можно сказать добыта вековым трудом, отвоёвана у моря путём строительства дамб и откачивания воды множеством ветряных мельниц. Большинство городов поэтому имеют в своих названиях слово «дам» – дамба: Амстердам, Ротердам, Волендам, Заандам (Пётр Первый познавал здесь мастерство кораблестроения), и др.
Одна из легенд, характеризующих их борьбу с водной стихией, говорит о героическом поступке мальчика Ханса Бринкмана, который спас страну тем, что обнаружив течь в дамбе, заткнул её пальцем и пролежал на дамбе долгое время, пока не пришли люди. Ему даже установлен памятник.
И не только борьба с водной стихией, но и её покорение. Голландия в своё время была одной из крупнейших морских держав. Её мореходы сделали множество мировых открытий в Тихом океане: Австралия, Зеландия, Тасмания. Она имела колонии Ю-В Океании: Индонезия и другие. И не только там, но и на Американском континенте. Например, Нью-Йорк первоначально имел название Нью-Амстердам и пр.
Голландцы, несмотря на модернизацию во всём, уважают свою историю и культуру. Стараются сохранить традиции. Даже тогда в 60-х, многие фермеры носили кломпы – деревянные башмаки, а женщины щеголяли в национальных одеждах. На острове Волендам есть заповедная зона, где представлена красочная картина старой рыбацкой деревни, включая весь антураж старинного быта и разнообразных занятий.
Голландский язык относится к германской группе. Грамматика ближе к английскому. Речь, фонетика, хотя и не такая как немецкая, но всё же на слух несколько грубовата, особенно согласные. Например «х» произносится не мягко, как у нас, да и в других языках, а с хрипотцой. Зато голландская лексика проникла во многие другие языки, благодаря обширным торговым связям голландцев с незапамятных времён. Наш морской лексикон насыщен голландскими терминами. Он проник и в обычную речь, слова: брюки, лиф, галстук, койка, матрас, зонт и др.
Отличительными чертами голландцев являются щепетильная честность и отсутствие высокомерия, чванства. Как-то у одного члена нашей делегации в самолёте или аэровокзале затерялась шляпа, так её нашли, и в гостинице другого города вручили.
Голландский счёт
Гаага. Как-то, после подписания Советско-голландского соглашения о сотрудничестве, мы с министром сельского хозяйства Нидерландов Питером Лардинуа подъехали к внушительного вида серому зданию министерства, в районе правительственного центра в Гааге.
– Сколько же сотрудников трудится у вас в министерстве? – спросил я, глядя на большое здание.
– Думаю, что половина – ответил он, немного подумав (англичане – отдыхают!)
Аммерсфортский мемориал
Власти голландского города Аммерсфорт пригласили представителей советского посольства на траурный митинг памяти советских военнослужащих погибших в концлагере, организованном там фашистами во время оккупации Нидерландов. Главой миссии посол назначил меня, а членом – второго секретаря посольства Никанорова и референта.
После официальной части, в ходе которой выступил и я, мы ознакомились с мемориалом, возложили венки, выразили удовлетворение отличным его содержанием. Нам удалось также побеседовать со смотрителем кладбища наших солдат, очевидцем тех трагических событий. Вот, что он нам рассказал об этом страшном месте. (К сожалению излагаю то, что запомнил, записей тогда никаких не вёл).
Лагерь состоял из трёх зон: английской, американской и самой большой – советской, обнесённой колючей проволокой. По его словам англичане и американцы носили формы своих родов войск со знаками отличия. У них были свои столовые, их хорошо кормили и они даже играли в волейбол. Находились они под крышей Международного Красного Креста, возможно, и своих национальных благотворительных организаций.
Наши же пленные в тряпье, голодные содержались в забитых под завязку бараках, только на совершенно голодном немецком пайке – один раз в день пустая баланда. Обычно их день начинался с вывозки на тачке трупов, умерших за ночь к вырытой ими же яме. У этой же ямы фашисты также расстреливали пленных. Погибли там сотни советских солдат.
Мероприятие прошло с подобающей случаю торжественностью. По окончании оного, нас с почётом проводили до машины. Мы уселись в мою Волгу 21Р (цвета, бывшего когда-то розовым, детского белья). Провожающие улыбаются, на прощанье машут нам руками. Взревели моторы четырёх полицейских мотоциклов почётного эскорта и… Конфуз – все четыре мотоцикла рванули вперёд, я же изо всех сил давлю на акселератор, моя «корова» ревёт тоже изо всех сил, но только ползёт, медленно набирая скорость. Эскорт убежал.
Чешские события, август 1968 год
Рано утром на улице зацокали подковы множества копыт. Выглянул в окно и увидел, что мимо нашего дома в сторону посольства проскакал отряд конных полицейских. Немного погодя – звонок дежурного посольства: – «Всем сотрудникам срочно прибыть в посольство».
Подходя к посольству, увидел, что оно окружено цепью полицейских, сдерживающих большое скопление разгорячённых людей, криками и жестами выражающих своё возмущение в сторону посольства. Пройдя сквозь кричащую толпу, над которой развевались голландские и чехословацкие флаги.
В здании узнал, что сегодня ночью советские войска вошли в Чехословакию. Посол собрал всех дипломатов и зачитал Указ Верховного Совета и Постановление Правительства о «братской помощи» чехословацкому народу. Всем дипломатам и другим ответственным сотрудникам посольства предложено быть в режиме непрерывного дежурства, не покидать территорию посольства без разрешения посла.
Положение осложнялось тем, что в это время в Нидерландах находилась делегация высокопоставленных представителей Советского Олимпийского Комитета, прибывшая в Гаагу на заседание МОК для переговоров о возможном проведении олимпийских игр 1976 года в Москве.
Во главе делегации был председатель Мосгорисполкома В.Ф. Промыслов. В связи с событиями заседание МОК было прервано. Послом было принято решение о закреплении дипломатов посольства за отдельными членами делегации и о её рассредоточении.
Меня закрепили за Промысловым и его помощником и предложили увезти их из Гааги. Я связался с рядом своих голландских партнёров и составил безопасный маршрут. Для поездки я выбрал цветочный район Южной Голландии, города Лиссе, Алкмаар и Гарлем. Возил я его на своей бледно-розовой Волге, ГАЗ-21, от которой на шоссе голландцы шарахались из-за её внушительного вида и окраски (цвета распашонки девочки – грудничка). Затем я благополучно отправил их в Москву из аэропорта Схипхол.
Следует отметить, что несмотря на весьма сложную политическую обстановку и «сверхнадёжную» охрану в моём лице, подопечные вели себя достойно, не проявляли никакого страха или излишнего беспокойства. Мы объехали почти весь цветочный район, фотографировались на фоне огромных полей тюльпанов и нарциссов, посетили знаменитую фирму Лефебра.
Старик Лефебр, автор многих сортов тюльпанов, рассказал как ему однажды в первые годы советской власти довелось выполнить роль курьера советской дипломатической почты.
Вместе с тем я всё время не переставал думать о Лиде и дочерях, которые, как и другие семьи дипломатов, оставались в городе, без какой-либо охраны. Как они там, что творится вокруг посольства, а может быть и нашего дома вне его?
Когда я вернулся в Гаагу, антисоветские демонстрации шли полным ходом. Своими глазами видел, как к нашему посольству двигалась тысячная демонстрация, а впереди неё с национальным флагом шли несколько чехословацких дипломатов. С одним из них я был знаком и беседовал на недавнем приёме в советском посольстве.
Настроение, и не только у меня, было отвратительное. Как всё сразу перевернулось! Вчера были друзьями, а теперь? Вот они идут во главе разъярённой толпы, выкрикивающей антисоветские лозунги.
Женщины наши держались стойко. На проявления паники или безотчётного страха, даже и намёков не было, несмотря на явно недружелюбное отношение к нам со стороны демонстрантов и даже жителей домов, соседствующих с нашим жилым домом. На него всё же была попытка нападения на второй день после моего возвращения из «командировки».
Группа молодых людей, человек тридцать-сорок, направлялась мимо нашего дома к посольству. К ним подбежали несколько знакомых нам мальчишек из соседних домов и стали что-то кричать и показывать руками на наш дом. Толпа с выкриками и гиканьем двинулась в нашу сторону. Стали стучать во входную дверь. В это время из-за поворота улицы выскочил наряд конной полиции, человек шесть-семь, и они в считанные минуты разогнали толпу.
К моему удивлению, разгоняли они толпу не только уговорами и своим грозным видом, а по чём зря длинными кавалерийскими дубинками. У нашего дома не осталось ни одного демонстранта. В те ночи жильцы нашего дома подальше от окон отодвигали кровати.
Наутро после набега, мы увидели, что припаркованная у дома, моя Волга передвинута (вероятно вручную), а во всё лобовое стекло белой краской крупными буквами намалёвано: RUS IVAN, GO HOME! Я быстро отвёл машину в наш гараж, где заведующий гаражом смыл надпись.
Однако сослуживцы долго ещё подшучивали: – «Понятно, Иван Васильевич, что ты русский, что у тебя срок уже к концу и пора тебе убираться домой, но как голландцы догадались, что эта колымага, как раз твой автомобиль и, что именно ты у нас RUS IVAN?». Как известно мода на имена проходит волнами. (Сучилось так, что моё имя в моё время оказалось не в фаворе. Учиться мне довелось во многих школах, но ни там, ни в институте, ни на работе, включая посольство, – везде моё имя среди сверстников было в одиночестве).
Демонстрации бушевали несколько дней. Чувства мои были в смятении. Трудно было не понимать настроения участников бесчисленных демонстраций, бушевавших тогда во всех странах Европы, подогреваемых газетными и телевизионными картинками драматических событий в Праге и других городах Чехословакии.
С другой стороны, вся эта буря, несшая явные черты организованности, не могла не вызвать у нас, служащих советского представительства, протеста и даже чувств поддержки позиции нашего правительства. Это чувство подкреплялось и тем, что вместо дипломатов чешского посольства, отозванных в страну или покинувших её, стали прибывать новые служащие и наш посол закрепил дипломатов за вновь прибывшими для оказания им помощи в освоении работ по соответствующими направлениями.
Мы приглашали их как в посольство, так и в частном порядке домой к себе в гости. Не знаю насколько их рассказы о действительных событиях тех дней в Праге соответствовали действительности. Например, мой подопечный, из среды активных коммунистов работавший ранее на каком-то важном посту, рассказывал мне, что вводом советских войск в их страну был предотвращен по существу настоящий политический переворот со всеми приличествующими такому событию атрибутами, включая и негативные – такие, как репрессии.
В подтверждение своих слов, он говорил, что восстание было тщательно подготовлено и действия были спланированы, и, что собственными глазами видел свою фамилию в списках на уничтожение, найденных в бумагах, захваченных в штабе местной организации повстанцев.
Не всё же о серьёзном!
Дядя Флис и Кот
Во Флисинген, небольшой городок в Зеландии, на юге Нидерландов, в обществе других дипломатов, мы с Лидой приехали на спуск корабля, построенного голландцами для нашего рыболовецкого флота. После церемонии заходим в портовый магазинчик, броская вывеска на русском языке гласит: «Дядя Флис и Кот».
И, только мы вошли в дверь, нашим глазам предстала картина: из-за деревянной стойки выглядывает круглое, приветливо улыбающееся лицо продавца, а сбоку его на стойке вальяжно развалилась и приятно млеет в лучах, пробивающегося в окно солнца, куча большущего ярко-рыжего кота, которому было лень даже глаза приоткрыть при нашем появлении.
ТЮЗ
На спектакле, гастролировавшего по Голландии московского Театра Юного Зрителя Натальи Сац, ведущая спектакля маленького роста актриса-травести в гриме и костюме мальчишки браво выскочила на сцену и продекламировала известное всем нам приветствие зрителям:
– Здравствуйте юные зрители! А подраться со мной не хотите ли! Выходи на меня человек сто – целым не уйдёт никто!
Переводчик переводит это на голландский и… не успел он ещё закончить, как мальчишек двадцать вскочили с мест и, расталкивая друг дружку, с кулаками наготове ринулись по проходу на сцену.
Перепугавшуюся актрису удалось спасти от расправы, а голландец, представитель принимающей стороны, стал убеждать детей, что это не хулиган мальчишка, а артистка приехавшего к ним в страну советского театра для детей, и её слова всего лишь текст из пьесы – приветствие вас зрителей.
В Голландии о существовании таких театров для детей даже не было известно. Приятно.
Казбек
Идём с посольскими товарищами по небольшой улице Амстердама и неожиданно видим витрину, в которой почти во весь её размер нарисованы заснеженные горы на фоне голубого неба и чёрный всадник в папахе и бурке, развивающейся на ветру, – копия известного бренда русских папирос. Сверху крупно по-русски – КАЗБЕК, мелко – Ресторан.
Ничего себе! В Амстердаме и вдруг – Казбек! Видать кто-то из наших бывших, некими путями забредших в эти края. Зашли. Помещение небольшое, полутёмное всего на шесть столиков. Заказали пива. Сидим, разговариваем.
Услышав русскую речь, к нам, с радостным выражением лица, подходит и присаживается старичок, лет семидесяти пяти. Как мы и ожидали, заговорил по-русски. Представился хозяином заведения. Разговорились. Удивительно. Оказался он русским евреем из Риги, учился там в местном университете. В начале 1914 года проходил стажировку в каком-то из университетов Германии, а когда началась война, был немцами интернирован.
Возможность вернуться в Россию была, но ему отсоветовали в письмах рижские родственники – боялись, что его сразу мобилизуют в русскую армию и направят на фронт. (Удивительно, но почтовая связь с Ригой во время войны существовала.) Так он остался за рубежом, побывал во многих странах и осел в Голландии.
Попивая пиво мы беседовали о России, о Кавказе и папиросах «Казбек». Упомянули и Ростов, после чего наш собеседник, усмехнувшись, тут же с радостью добавил:
– Ростов – Папа!
Я засмеялся и произнёс окончание всем известной присказки:
– А Одесса – Мама!
Он согласно, но как-то лукаво кивнул головой.
– А ведь это не всё, – отметил он – в наше время там было одно, но весьма существенное продолжение. Вы забыли про Варшаву.
Мы переглянулись – никто из нас не знал, что ответить. Тогда он сказал:
– У нас, тогдашних студентов, эта поговорка звучала так: «Ростов – Папа, Одесса – Мама, а Варшава – б…», в то время это отражало настроение многих русских, а нас студентов и подавно.
(Немного неудобно мне приводить эту побасенку в редакции тех ещё – «Николаевских» студентов, но боюсь, что подобная оценка политики Варшавы весьма характерна для неё, как сто с лишним лет назад, так и поныне).
Затем он спросил знаем ли мы, что такое «Молоко от бешеной коровы»? Мы ответили, что не слыхали о чём-либо подобном.
– В таком случае, если вы не спешите, минутку подождите, – попросил он, и скрылся за стойкой. Действительно, не прошло и двух-трёх минут, как он явился к нам с подносом, на котором стояли стопки с белой, как молоко, жидкостью.
– Вот вам и «Молочко от бешеной коровки», прошу откушать наш рижский студенческий коктейль! – радостно сказал он.
И правда, коктейль оказался ароматным и вкусным. Но крепость его была явно выше 50 градусов. Он открыл нам секрет. Напиток был сделан из чистого спирта, сгущённого молока и небольшого количества настоящего порта.
Языковый барьер
Первые цифры номера телефона нашего посольства в Нидерландах, составляли три цифры «три» т.е. 333, а затем уже номер. Голландцы, соединившись с абонентом обычно спрашивают номер кода, который вызывают. В данном случае номер кода нашего телефона по-голландски звучит так: – «Дри мал дри?» (три раза по три?), получив утвердительный ответ, называют остальные цифры номера.
Как-то дежурный по посольству, отлучившись буквально на минутку, оставил за себя, оказавшегося рядом, повара посла. А тот был человек очень робкий и стеснительный. Всё руки в цыпках в перчатки прятал. И вдруг звонок. Повар с опаской снимает трубку, прикладывает к уху, услышал вопрос голландца (Дри мал дри…?) и испуганно отвечает в трубку: – «Нет, не дремал, не дремал…».
Полиглот
В Представительстве АПН в Гааге, где Лида работала редактором, одну из технических должностей занимала жена одного из работников обслуживающего персонала Люба, женщина недалёкая, но очень деятельная, и с немалыми претензиями.
В кругу своих подруг она похвалялась знанием иностранных языков. И вот как-то Лида явилась свидетельницей её лингвистических способностей. Случилось так, что секретарь представительства куда-то на минутку отошла, а в это время зазвонил телефон. Оказавшаяся рядом Люба взяла трубку,
– Алло! Вас слушают, – Но, видимо, не понимая, о чём ей говорит человек на голландском языке, она вдруг спрашивает:
– Ду ю спик инглиш? – Ей что-то ответили на английском языке, а она не знает как ответить, не кладёт трубку, и опять спрашивает:
– Парле ву Франсе? – Её собеседник начинает говорить по-французски. Она опять, ничего не понимая, спрашивает:
– Шпрехен зи дойч? Выслушав несколько слов по-немецки, кладёт трубку и с довольным видом отходит от телефона – ведь поговорила на трёх иностранных языках.
Тет-а-тет
Купе поезда Гаага – Утрехт. Сидим у окна с Альбертом Ивановичем Юкаловым, моим помощником. Тихо разговариваем на житейские темы. В дальнем от нас углу купе дремлет уже немолодых лет голландец. Мы на него не обращаем внимания и не стесняемся в выражениях. Больше того, в таких случаях разговора при людях, не понимающих твоей речи, иногда возникает даже чувство похожее на озорство.
На какой-то станции перед Утрехтом, наш попутчик проснулся, встал, посмотрел на нас, приподнял шляпу и сказал: – «До свиданья», на чистом русском языке и вышел.
Чисто по-русски
Возвращаемся в Гаагу из провинции Фрисляндия, – молочного царства Нидерландов. Путь неблизкий, километров двести, уже поздно, устали. Тем не менее, голландец Лёвендорф – мой партнёр по делу – предложил показать мне ночной Амстердам, и вместо объезда проехать через центр города. Сделав круг почёта на ярко иллюминированной центральной площади Дам, он свернул на знаменитые каналы с живыми полуобнажёнными красавицами в витринах с красной и розовой неоновой подсветкой.
В то время для нас «советикус» это было необыкновенным и потрясающим зрелищем. Мы медленно продефилировали вдоль каналов. На одном из мостов, пересекающих канал, вижу, стоит, прислонясь к фонарю, раскрашенная девица в коротюсенькой юбчонке. И вдруг мой провожатый произнёс слово.
Я оторопел от неожиданности, услышав это наше русское (изначально польское), не совсем печатное, словцо от голландца. И это только один из штрихов известной голландской толерантности ко многим явлениям, непотребным нашему пониманию.
Что девушка в витрине на продажу интимности 40-50 лет назад? – Ничто по сравнению с теперешними явлениями: эвтоназией, легализацией «лёгких» наркотиков, однополыми браками, педофилией и пр., расцветших буйным цветом. Где тот былой здравый смысл – черта народа, отвоевавшего полстраны у моря?
* * *
Бельгия
Не вдаваясь в подробности других вопросов моей служебной деятельности, скажу только, что, несмотря на мою аккредитацию на весь Бенилюкс, работал я исключительно в Нидерландах, так как в планах-заданиях Минсельхоза за все пять лет моей службы было только одно задание, касающееся бельгийского опыта с.х., а именно по производству и переработке льна. По нему подготовил программу и принял, делегацию советских специалистов.
Министерство же сельского хозяйства Бельгии регулярно приглашало меня на отдельные сельскохозяйственные форумы и крупные выставки. Люксембург, по всей видимости, не представлял никакого интереса в отношениях с нашей страной в области сельского хозяйства, поэтому кроме представительского визита, никаких дел в этой стране я не вёл.
Об одном визите в Бельгию я всё же расскажу ниже.
Загадка фонетики
Известно, что Бельгия двуязычная страна, чётко разграниченная на Фламандию (Фландрию), прилегающую к Голландии, и Валонию, – ближе к Франции. В каждой половине говорят соответственно на фламандском (местном варианте голландского) и на французском.
Как-то получил приглашение от министра сельского хозяйства Бельгии г-на Хегера (Heger) на приём по случаю открытия крупнейшей в году международной сельскохозяйственной выставки в Брюсселе. Судя по письму и в ходе моего ему представления, я понял, что министр фламандец, и фамилия его по-фламандски, как и по-русски, звучит так, как и написана, т. е. Хегер, что по-русски означает – егерь, страж.
На тожественном приёме и банкете в честь участников и гостей выставки звучало много речей. Суть выступлений на фламандском была ясна, но в тех, которые произносились на французском, частым персонажем, к которому они обращали речи, был некий г-н Эже. И когда я спросил своего собеседника по столу, о каком это Эже идёт речь, он указал мне на Хегера. Так я попался на крючок французской фонетики. Чудаки – пишут Хегер, а произносят – Эже.. (!?).
Битюг
Выставку открывал король бельгийцев Бодуэн. После церемонии открытии и высочайшего обхода нескольких павильонов и стендов, в соответствии с протоколом была проведена церемония представления ему, как бельгийских избранных граждан, так и иностранных гостей и участников выставки.
По предложению министра, в число удостоенных столь высокой чести был включен и я, как представитель такой уважаемой страны, как Советский Союз. Тогда это было в порядке вещей, нас уважали.
Процедура была простой. Представляемые (человек пятнадцать) цепочкой стояли около небольшого подиума, на котором стоял король. Придворный глашатай называл фамилию, звание или титул, представляемый подходил, король говорил: – «Здравствуйте», иногда добавлял: – «Как поживаете?». Представляемый так же односложно отвечал и с поклоном отходил в сторону. И так, один за другим.
Подошла моя очередь, я, было приготовился к такой несложной процедуре и шагнул вперёд. Но король, поздоровавшись, вдруг обратился ко мне с вопросом:
– «Понравилась ли Вам выставка, и бывают ли подобные выставки в вашей стране?». Я поблагодарил за приглашение и хорошо отозвался о выставке, особенно о мясных породах скота (и, правда, быки там экспонировались небывалых габаритов – на полторы-две тонны весом). Я выразил удовлетворение и несколько слов сказал о ВДНХ, которая действует в Москве круглый год. Думал, всё, и уже хотел было уходить,
– А есть ли в вашей стране лошади тяжеловозы, такие как в Бельгии? – спросил он, продолжая разговор. (Бельгия на весь мир славится своими необыкновенно крупными (до 1000 кг) и сильными тяжеловозами, например породы Брабансон).
– А как же, – ответил я, – правда, у нас в стране есть только одна такая порода, называется она Битюг. Видно было, что король был слегка удивлён, видимо не слышал о такой породе. А ведь я слукавил, поддавшись чувству поддержания престижа нашей страны. На самом деле настоящего битюга я никогда не видел, кроме как на картинке в учебнике, и не знал, сохранилась ли у нас эта порода к тому времени, или нет. Обычные же наши породы для сельскохозяйственных работ не такие крупные.
За этой процедурой наблюдала моя семейка. Лида рассказала потом, с каким удивлением и интересом встретили собравшиеся такое отклонение от обычного протокола процедуры высочайшего благоволения короля. Конечно это небольшой штрих, но, тем не менее, приятно было сознавать, за своей спиной такую мощную и уважаемую громадину, как Советский Союз.
Не все валонские жулики были разбиты при Ватерлоо
В одной из деловых поездок в Бельгию решили посетить музей битвы при Ватерлоо, благо он располагается почти на автотрассе при подъезде к Брюсселю со стороны Голландии. Со мной был мой помощник Альберт Юкалов, хорошо владеющий французским языком.
Свернули с трассы, вскоре показался высокий насыпной холм-курган, на вершине которого – огромная статуя льва, обращённого в сторону Франции и опирающегося одной лапой на каменный шар – символ победы над Наполеоном в битве на этом самом месте у деревни Ватерлоо. Это и был музей-заповедник, главная документная экспозиция которого располагалась в домике у подножия холма.
Не успел въехать на одну из парковок с трафаретом (Р = 10 фр.) у какой-то пивнушки, как выскочил вертлявый человечек и услужливо жестами стал показывать куда поставить машину. Желая сразу заплатить за стоянку, я всё же попросил Альберта уточнить цену. Человечек подтвердил, что действительно 10 франков. Я достал сотенную, так как других купюр у меня не было.
Он схватил деньги и сказал, что сейчас принесёт сдачу, и скрылся. Стали ждать-пождать, а время идёт, и мы пошли к пивнушке. На наш стук вышла огромных габаритов женщина – неряшливо одетая, и с растрепанными смоляно-чёрными волосами. Из-за её спины выглядывал с мерзкой улыбкой на лице, тот самый человек, ушедший за сдачей.
На вопрос Альберта по-французски о полагавшейся нам сдаче со ста франков, полученных парковщиком, она громовым голосом заявила, что её служащий честный господин, он нам ничего не должен, она его давно знает, а нас видит впервые и что она не потерпит вымогательства и сейчас же позовёт полицию.
Мы опешили от этой тирады, попросту забыли, что мы уже не в Голландии, где подобное представить невозможно. Ситуация была не столь драматична, сколь комична, и я довольствовался тем, что сфотографировал эту пару жуликов на память и мы пошли осматривать место той, последней битвы Наполеона.
Кстати, в победившей тогда армии Веллингтона, основной убойной силой были голландские дивизии под водительством принца Оранского, женой которого вскоре стала сестра Александра Первого Анна Павловна.
* * *
Франция, в подарок
Где-то на верхах решалась судьба нашего проекта по преобразованию овощеводства защищённого грунта в стране на основе использования голландского опыта. Возникали сомнения о надёжности блочных теплиц в условиях нашего более сурового климата, устоят ли они при более высоких снеговых нагрузок. В связи с этим в посольство пришло распоряжение МСХ СССР о командировании меня на несколько дней во Францию для ознакомления и оценки теплиц с более прочной конструкцией на предприятиях французской фирмы, которую посетил какой-то важный наш чиновник. Координаты фирмы прилагались, я связался с её представителем и договорился о визите.
Посол разрешил мне взять с собой дочь. Купил билеты и вот: Гар дю Нор и Париж, а на следующий день – Орлеан.
Фирма располагалась недалеко от города. Я был встречен главою фирмы и тщательно ознакомился с конструкцией теплицы. На самом деле это была не теплица, а оранжерея для проведения селекционных работ и выращивания бегонии. После обследования оранжереи, я пришёл к выводу, что по своим параметрам, такой тип сооружения никак не соответствовал требованиям культивационного помещения для современных технологий выращивания товарных овощей.
На вопрос, почему был выбран такой дорогой вариант теплицы, хозяин в шутку ответил, что бегонии, сорта которой выведены фирмой, занимают более половины всех посадок этого цветка в стране, и он бы выстроил для таких бегоний теплицу и из чистого золота. На самом же деле он использует эту оранжерею в качестве демонстрационного зала для покупателей и публики, большого производственного значения она не имеет.
Таким образом, профессиональный интерес был исчерпан, а мой визит во Францию оказался неожиданным, но приятным подарком.
Крупицы памяти
Орлеан. Прошлись по центру города и некоторым улицам, постояли и мысленно побеседовали со статуей Жанны д’ Арк о её подвигах, бургундских и английских злодеях, вероломно захвативших и подвергших её чудовищной казни.
Париж. Тоже мизерный для такого города стандартный набор: Эйфелева башня, Дом и площадь инвалидов, Собор Парижской Богоматери, мост Александра третьего. Посидели на площади Согласия, где у парапета Сены я немного покопался в книжном развале и купил старый русско-английский словарик.
На Монмартре публика толпилась у многочисленных художников, сидящих на походных стульчиках и тут же рисующих блиц-портреты посетителей. Протискиваясь через толпу, я впереди себя держал Таню за плечи. Вдруг она остановилась и воскликнула: «Ой, собака!» И тут же откуда-то сверху бас на чистом русском языке: «Не собака, а сука!»
Я обернулся и увидел мужчину с поводком в руке, выше меня на голову. Он оказался потомком русских эмигрантов времён революции. Удивился, узнав, что мы русские, да ещё и из Советского Союза. Тогда это было редкостью. Узнав, что мы хотим заказать портрет Тани, он подвёл нас к своей жене Елене, тоже работавшей на заказы публики. Так, на память о нашей поездке во Францию остался карандашный, но хороший Танин портрет. Фамилия художницы Маркова.
* * *
Далее
В начало
Автор: Тринченко Иван Васильевич | слов 6754 | метки: август 1968 год, Бельгия, Гаага, Голландия, Голландцы, Люксембург, Нидерланды, Чешские событияДобавить комментарий
Для отправки комментария вы должны авторизоваться.