70-е в картинках

Во время работы в институте, а это семидесятые годы прошлого столетия, приходилось довольно часто бывать на отдыхе и в командировках в различных уголках нашей страны и за рубежом. О содержательной стороне этих поездок я говорить не буду, так как это довольно рутинная работа, не представляющая интереса для широкого читателя. А остановлюсь лишь на некоторых, запомнившихся мне особенностях жизни людей.

Грузия

С представителем заинтересованного ведомства моим знакомым (назовём его Гиви), мы объехали ряд хозяйств Кутаисского района, выращивающих семена овощных культур, ознакомились с некоторыми очень интересными сортами, используемыми там веками. Собрали необходимые данные для решения вопроса об организации в одном из хозяйств опорного пункта института. Отобрали семена некоторых линий в коллекцию для изучения в сортоиспыании.

Прекрасная страна, прелесть которой довольно ярко освещена многими писателями и поэтами описывать не буду. Не такие мастера уже сделали это предостаточно. Остановлюсь только на некоторых жанровых картинках отпечатавшихся в моей памяти.

Немного о духе, о народе, о быте.

Вино

Селения вокруг Кутаиси. По сравнению с нашими русскими сёлами они выглядели значительно богаче. Улицы селений стеснены добротными заборами с помпезными в основном железными воротами, которые, не без доли тщеславия, украшены вензелями или семейными гербами владельцев. Дома во многих случаях большие двухэтажные с балконами вторых этажей вокруг всего дома. За воротами обычно к дому ведёт арка-тунель увитая виноградом. За домом сад.

Гиви пригласил меня на обед, при этом сообщил, что у них сегодня небольшой семейный праздник – день ангела его родоначальницы – бабушки, которой уже за 90 лет. Перед обедом он взял пару фужеров и пригласил меня сходить с ним вместе в сад за вином. «Почему в сад, а не в погреб?» – подумал я.

Подошли к одному из деревьев, и он метрах в двух от ствола очертил лопатой круг, снял слой почвы, затем большой кусок брезента и передо мной открылась деревянная крышка полметра в диаметре, покрывавшая широкое горло огромного, зарытого в землю, кувшина из обожжённой глины. В нём созревало более пятисот литров вина.

Сверху плавали две-три кисти винограда. «Для терпкости и букета», пояснил Гиви. Специальным ковшиком на длинной ручке он зачерпнул немного вина и дал мне продегустировать. И тут я сделал непростительную ошибку, не учёл особенность грузинского характера.

Я похвалил вкус и аромат вина, но сказал, что на мой вкус оно немного кисловато. Он тут же закрыл кувшин и засыпав его землёй. Повёл меня к другому такому же кувшину с вином. Тут уж я был очень осторожен в оценке его качества – на похвалы не скупился.

Приятно поразил меня и сам «небольшой» семейный праздник. За большим столом, горой заставленным снедью, фруктами и вином, сидело человек двадцать родственников. Каждый из них подходил к имениннице, целовал руку и произносил тост во славу родоначальницы. Кроме них чередой с улицы заходили другие сельчане, произносили тосты и пили вино за здоровье именинницы. Складывалось впечатление, что её поздравляло всё село.

Грузинские же тосты – это уже особое искусство. Здесь и о величии и мудрости созидательнице и хранительнице духа рода, о любви и признательности и много других хвалебных слов. (Надо быть настоящим грузином, чтобы выразить всю пышность и цветистость их тостов).

Она же, в чёрном платье с белым кружевным воротником и небольшой белой шапочке, достойно и важно восседала во главе стола на высоком кресле, как на троне благодарила, благосклонно, но со степенной сдержанностью принимала поздравления. По-русски не говорила. Меня ей представили на грузинском языке, а она с улыбкой кивнула мне и указала на место за столом недалеко от себя справа.

Впечатление произвели не сами грузинские тосты, особенность которых всем известна, а весь дух события, – то с каким искренним уважением, почтением и чувством, с какой теплотой они произносились, это был акт неподдельного благодарения, поклонения и обожания их родоначальницы. Нам бы поучиться.

Южане

Другой визит. Это был январь, и я, зная, что лечу на юг, легко, по-осеннему оделся. Перед приземлением самолёта с радостью прослушал сообщение стюардессы о том, что температура в Тбилиси 12 градусов выше нуля. Подумал: «А в Москве мороз!», – и обрадовался.

Как же я ошибся. Все дни моей поездки по хозяйствам Кутаисского и Горийского районов, температура была 12-13 градусов, а в грузинских условиях это значит, что такая же температура и в домах. Я это почувствовал во время первых же визитов в разные местные организации.

Мне (человеку с севера) было очень неуютно, холодно, зябкость ощущал почти всю командировку, зато южане холода как будто и не чувствовали, так как одевались соответственно. Две ночи пришлось ночевать в настоящем грузинском доме. Что особенного? А это – что, я понял секрет: почти все комнаты этих больших домов в Грузии не отапливаются. Я изрядно продрог.

Законы рынка

В одном из посёлков хозяйка дома, в котором мне был предоставлен ночлег, воспитывала внука Каху – полного мальчика шести лет. Мальчик страдал астмой, бабушка поила его какими-то снадобьями, тепло кутала. Состояние его обычно ухудшалось к вечеру и ночью. Мальчику было плохо, он хрипел и задыхался. Тяжелые приступы следовали один за другим.

Во время одного из них, я не выдержал и спросил хозяйку – почему же она не вызывает врача детской поликлиники или скорую помощь. Она со слезами ответила, что просто так врач не приедет, вызвать его стоит не менее 200, а то и 300 рублей.

Большие по тем временам деньги. Это был 1973 год, я был потрясён. В нашем совковом социализме, в России, мы тогда ещё и не догадывались, что какие-либо денежные отношения возможны в такой благородной области, как медицина.

А в Грузии рынок уже бушевал во всю во всех сферах. Рассказывали, что к концу правления Брежнева, там (да и в некоторых других южных республиках) многие услуги и, в частности, медицина дано уже стали платными. Поступить учиться в институт, а особенно в медицинский, стоило больших денег.

За хорошие деньги можно стать кем угодно, вплоть до секретаря райкома комсомола или даже партии(!!!). Рынок власти? – Кошмар! (Такая картина тогда представлялась нам чем-то невиданным. Теперь же, после «либеральной и демократической» революции, вся необъятная Россия погрязла в ещё более жутком безнравственном кошмаре).

Кобулети

Один из самых лучших наших отпусков мы с женой провели в доме отдыха в Кобулети недалеко от Батуми, столицы Аджарии. В море впадала небольшая речка, в которой водились раки – верный признак чистоты воды. Я находил их норы в берегу под водой, ловил этих кусачек руками и мы жарили их тут же на костерке, как настоящие дикари.

Объедение, деликатес, экзотика! Кстати, это место – преддверие древней Колхиды, где, согласно древнегреческому мифу разворачивались события в борьбе за обладание Золотым руном между предводителем аргонавтов Ясоном и местным царём, дочь которого Медея влюбилась в Ясона и помогла ему овладеть заветным руном.

Пикник

Солнце, море, хороший пляж – чудесное место. Публика – в основном молодёжь. Как-то сама собой образовалась хорошая компания отдыхающих. Одним из заводил был дагестанец, назвавшийся братом самого Расула Гамзатова (может и сочинял).

В один прекрасный день, всей большой компанией решили экзотике ради организовать пикник в горах. Сбросились, сняли автобус и поехали в горы. По дороге, в одном из сёл купили огромную бутыль вина, а в другом селе – довольно упитанного барашка, живого.

Проехали несколько селений и поднялись в горы по извилистой горной дороге, вдоль быстрой горной реки. Виды – потрясающие. Местом, куда мы стремились, оказался огромный плоский камень-монолит, как бы остров, со всех сторон обтекаемый потоками бурной речки. На этом плато и разместилась вся весёлая компания, человек двадцать.

Нам с Лидой, в числе других поручили заготовку топлива для костра, ходили вдоль речки, собирали сушняк каких-то корявых деревец и веток. Когда вернулись, видим, что кавказские мужики уже разделывают бедного барашка, готовят шашлыки и притащили из автобуса бутыль. Пировали, веселились, горланили песни. Вернулись в дом отдыха поздно вечером. Пикник запомнился.

Народники

Там же мы с Лидой делали вылазки в окретные селения. «В народ», как мы говорили. Интересно было посмотреть, как живут совсем другие советские люди, не русские. В воскресенье (базарный день) мы обычно шли на автобусную станцию Кобулети и садились в любой загородный автобус, а сходили тоже в любом, приглянувшемся нам, селе.

Обходили его улицы, разглядывали местных жителей и их дома, необычной для нас архитектуры, и конечно, базар, если он был в тот день в селе, затем обедали в местной столовой или кафе, если удавалось найти таковое. После так же автобусом возвращались в Кобулети.

Интересно было находиться в совершенно непривычной среде. Автобус, как правило, набит до предела. Люди выглядят и одеты необычно для нашего глаза. Например, мужчины все с усами или усиками, на головах носят или серые войлочные шапочки или «аэродромы» – кепки диаметром в полметра, женщины – почти все в чёрном, головы покрыты чёрными кружевными платками.

Все говорят громко и необычно эмоционально на непонятном нам языке. Своей речи они активно помогают энергичными жестами. Везут какие-то малые и большие плетёные корзины, в которых живые куры, гуси, поросята, а на одной из остановок даже втиснули в автобус большую овцу.

Всё это кричит, блеет, кудахчет. В автобусе душно, воздух густой от запаха бензина, пота и животины. Все полки забиты узлами и коробками, из чьей-то авоськи что-то пролилось на голову сидящего. Тот встаёт, что-то кричит и размахивает руками. Ему на такой же высоте голоса отвечает хозяин или хозяйка поклажи.

Но, удивительно то, что во всём этом гвалте не чувствуется никакой вражды или злости. Люди не угрюмы, а наоборот радостны, их перебранки полны эмоций и незлобивы, больше смахивают на игру, обычай. Это лишь небольшая чёрточка их характера.

Сациви

В одном селе, после небольшой прогулки мы зашли в харчевню на главной площади. Хозяин, плотный грузин лет пятидесяти, увидев нас, на сносном русском языке поинтересовался причиной нашего визита в такое отдалённое место. Я ответил, что хорошие люди в Кобулети (служащие санатория) нам посоветовали отведать настоящего грузинского сациви, которое нигде так хорошо не готовят, как в этом селе.

Что было! Он засиял, загорелся, спросил – есть ли у нас тридцать-сорок минут времени, попросил подождать и исчез. Мы попили чайку, а затем нам принесли кушанье. Это было не просто сациви, а суперсациви, – незабываемая вкуснятина, настоящее наслаждение, какого не испытывал (по нашему мнению) даже сам Гаргантюа. Мы поблагодарили и пообещали всем в России рассказать, какое дивное сациви готовят в этой деревне.

Гордость всмятку

На фоне красивых гор маленький ослик тащит огромный тюк поклажи, сзади идёт мужчина в стоптанных чувяках, рваном пиджаке и мохнатой шапке. В руках у него хворостина. Я фотографирую. Мужчина, недобро сверкая глазами:

– А можит хватыт? А можит хватыт?

Навстречу идёт прохожий, пожилой грузин. Остановился и сердито говорит мне:

– Зачэм ты его снымаешь? Он нэ грузын, он курд! Грузын нэ бедный!

* * *

Узбекистан

Не берусь описывать мировые достопримечательности этой сказочной страны, такие как гробница Тамерлана, астролябия Улугбека, Медресе в Самарканде и др. – это всё и без меня тысячу раз рассказано. Признаюсь только, что впечатление от памятников грандиозной истории этой страны и её народа огромно. На мою долю остаётся рассказать о запомнившихся мне небольших картинках их жизни.

Экзотика

Красив и блестящ центр Ташкента, отстроенный после страшного землетрясения. Широкие площади, великолепные в восточном стиле большие дома, фонтаны и пр. Мне же хотелось поймать несколько кадров традиционного национального колорита, и я пошёл в «Старый город».

Иду по одной из улиц. Представляет она собой узкую щель со сточными канавами (арыками) по краям, зажатую между двух рядов высоких дувалов (глинобитных заборов) и, таких же глинобитных, домов с плоскими крышами и со слепыми стенами, без окон на улицу. Правда или нет, нам рассказывали, что окон на улицу нет, чтобы жёны не имели возможности заглядываться на чужих мужчин.

Иду, разглядываю как детишки, в основном мальчики, гоняют друг за дружкой по узкой улочке и копошатся в арыке. Вдруг вижу впереди толпа. Я насторожился, прикрыл чехлом объектив фотоаппарата, и с независимым видом хочу пройти толпу, в центре которой муж одной рукой держит жену за косу, другой наносит ей удары по лицу и телу.

Меня удивило то, что зрители, скорее всего, так можно назвать эту толпу, совершенно спокойно и даже с некоторым удовольствием стояли вокруг и смотрели это представление.

«Что же ты делаешь?» – крикнул было я, как ко мне подскочил молодой узбек и на хорошем русском языке стал орать мне, чтобы я убирался отсюда побыстрей, и, что если я сделаю хоть один снимок, он разобьёт мой фотоаппарат. Вся толпа вокруг недружелюбно молчала, видимо ждала развития. Я подумал, что экзотики на сегодня получил достаточно и не мешкая ретировался.

Ш-Ш-Ш-Ш

Базар в старом городе. Ослепительно сверкают жёлтым цветом горы знаменитых узбекских дынь. Тут же арбузы, яблоки, груши и множество других фруктов. Загорелые, почти дочерна, продавцы в полосатых халатах и тюбетейках, женщины в ярких пёстро-цветастых широких рубахах-платьях и таких же штанах, выглядывающих из-под юбок. На головах яркие платки, хотя довольно нередко, у некоторых, вероятно пожилых, лица закрыты паранджой.

Всё это движется в разные стороны. Над базаром висит пелена сплошного шума и гама, сквозь которую прорываются отдельные резкие голоса наиболее энергичных продавцов-зазывал. Экзотика! Хожу по рядам, любуюсь. Тут за моей спиной кто-то прерывисто зашипел: Ш-Ш, Ш-Ш, и так несколько раз. И всё за моей спиной.
Я повернулся – передо мной высокий средних лет узбек смотрит на меня и широко, и как-то вопросительно улыбается, а потом: «Гашиш, гашиш – не хочешь?».

Не могу сказать, насколько широко распространено было у них негативное к нам, русским, отношение, но в ходе этого небольшого моего путешествия по ташкентскому рынку, непосредственно я поймал фразу одного пожилого продавца. На мой вопрос о цене дыни он грубо ответил, что не продаётся, и уже в спину что-то вроде: «Понаехали, их никто сюда не звал!».

«Балшой живот – балшой челавек»

Обед у секретаря райкома компартии по сельскому хозяйству, хорошо упитанного человека. Мужская половина. У стены сервант с коллекцией разнообразных и разновеликих заварочных чайников. Низенькое подобие стола. Садимся, по-турецки поджав ноги, на индивидуальные матрасики.

Жена хозяина, с полузакрытым платком лицом и в подобострастно согнутой позе, мелкими шажками вносит кушанья, ни на кого не глядя, ставит блюдо на стол и, пятясь задом, ещё сильнее согнувшись, выходит за дверь. Во главе стола восседает хозяин. С серьёзным видом делает намаз, после чего приглашает откушать.

А ведь в его кармане партбилет коммуниста – недаром в то время кое-где этот билет уже стали называть хлебной книжкой. Удивительно, что узбеков, с которыми мы общались, это особенно не трогало, всё просто: балшой живот – балшой человек! А мораль? – это что-то непонятное и несущественное.

Для нас простых советских людей тогда это казалось до невероятности диким, но не прошло и двух десятков лет, как уже и наши комсомольско-партийные боссы оказались с такой же червоточиной. Скорее всего, они и тогда были такими же лицемерами, как этот секретарь райкома, только скрытно ждали удобного случая.

Остров Пилав

Директор совхоза (тоже балшой челавек) после деловых переговоров пригласил нас на пилав бешбармак «на острове». Подумал: «какой же тут может быть остров? Ведь кругом огромные хлопковые поля». Однако он оказался прав, так они называли небольшой холм, в центре большого поля в приречной долине, на вершине которого была площадка в несколько десятков квадратных метров.

На ней рос раскидистый платан, а под ним небольшой сарайчик – летняя кухня, перед которой накрыт стол, заставленный бутылками вина (была и водка) и закуской. Там к нашей компании присоединились: секретарь парткома совхоза, бухгалтер, бригадиры и какие-то люди ещё, все мужчины, отменно упитанные и потому важные.

После закуски, юркий старичок, «пилавных» дел мастер (настоящий плов там готовят только мужчины), поставил на стол большущие сковороды, с дымящимся пловом, наваленным живописными горками. Слов нет, такой пир, богатый стол и восхитительный плов, поедаемый в прохладе тени платана мог бы доставить истинное наслаждение, если бы не одно небольшое обстоятельство.

Картина казалась какой-то виртуальной – незаконченной и даже кривой: – вот эта тёплая компания (и мы в центре её) сидит на обдуваемом ветерком холмике в прохладной тени могучего платана, наслаждается напитками, пловом и фруктами, а вокруг широкое поле хлопка, на котором под нестерпимо палящим солнцем шеренги измождённых узбекских женщин тяжеленными кетменями ударяют по твёрдой земле, пытаясь взрыхлить её и срезать сорняки.

Последний штрих к этой картине внёс, сидевший рядом бригадир этих рабочих. Поймав мой взгляд на шеренгу женщин, он, с довольной улыбкой на лоснящейся от вина и плова роже, выдал: «Народ работает!».

Уважение

Встречи с нашими русскими специалистами, работавшими в различных учреждениях и хозяйствах, оставляли двоякое впечатление. Конечно, поехать туда на работу по распределению и, тем более остаться там, в силу каких-то причин, это уже шаг. Но если человек делает один шаг, то надо делать и другой.

Я говорю о языке. Почти все русские не изучают и, естественно, не говорят по-узбекски, пользуясь тем, что русский является вторым государственным в этой республике. Не думаю, что это обстоятельство добавляло им уважения со стороны их узбекских сотрудников. И, может быть, совсем бы не существовало того неприязненного к нам отношения, с каким я встретился на рынке.

В этом мнении меня укрепил случай. В одном из хозяйств нас сопровождала Галина Попова, родом из Рязанских краёв, а прижившаяся там надолго. В совхозе она работала главным агрономом. С узбеками, руководителями и рабочими она бегло говорила по-узбекски, и надо было видеть при этом, с каким уважением и добротой светились их лица. Боюсь назвать это любовью, но это точно была Она! Всем бы так. Уважаешь их – уважают тебя.

* * *

Приморский Край

Очередная командировка, теперь в Приморский край. Вылетели навстречу ночи, поэтому стемнело очень быстро. Летели всю ночь. Маршрут самолёта – через Западную Сибирь, Таймыр, Ледовитый океан, пересадка в Хабаровске и, Владивосток.

Факелы

Не один час летели над главной газо-нефтяной кладовой России и всё время внизу – факелы, факелы, факелы. На бархатно-чёрном фоне ночи чуть светлые контуры лесов, рек и озёр и трепещущие точки факелов, от которых тянутся шлейфы слегка фиолетово-серого дыма, сгоняемого ветром в одну сторону. Можно заглядеться. Картина впечатляет своей необычной, но несколько мрачноватой, красотой.

Потому, что эта красота невольно наводит на тяжкие раздумья о неудержимости разрушительной мощи твари Господней, называемой Человеком. Неужели Господь (я не знаю точно, Кто или Что стоит за этим именем – Природа ли, Космос ли, Мировая воля или Бог) награждал человека разумом для того, чтобы он, достигнув высоты совершенства в технической, материальной и духовной сферах, уничтожил-таки в конце концов и себя самого и всё живое на планете?

Что факелы? Сжигание кислорода и загрязнение атмосферы – мизер, только малая часть, в сравнении со всем огромным комплексом его пагубных деяний на Земле.

Не только просто истощение природных богатств (боюсь, что мои внуки, а уж правнуки точно, будут свидетелями их близкого конца), а прямо-таки их варварское истребление.

Сжигание попутного газа, да и кислорода атмосферы, – мелочь по сравнению с нефтяными морями в местах разработок, затоплением и загрязнением месторождений водой и химикатами, неполной выработкой скважин и шахт в погоне за сиюминутной выгодой, уничтожение тундры на тысячах квадратных километров в районах добычи.

Знающие люди рассказывали, что такое необходимое и с виду безобидное деяние, как проход трактора по тундре оставляет след гусениц, который тундра не может восстановить десяток, а то и два десятка лет. А беспримерное загрязнение обширных территорий? А истощение запасов и даже самих источников пресной воды?

А сокращение такого богатства природы этого обширного края страны, как леса, из-за массовых, бесконтрольных вырубок на вывоз за рубеж, да и из-за фактического уничтожения лесовосстановительной и охранной службы. Нет лесов – есть эрозия почв, засухи, опустынивание и песчаные бури.

А хищническое уничтожение рыбных запасов в морях? Некоторых видов рыб уже нет, а по прогнозам биологов скоро моря будут вычерпаны полностью.

К этому добавляется всё возрастающее загрязнение рек и морей, и не как-нибудь, а в масштабах планеты.

Например, по океанам уже плавают огромные поля гниющего мусора, с выделением вредных природе веществ. По некоторым данным: «Если в конце XX века содержание мусора в воде оценивалось в 400 г/км², то к 2015 г. его было уже 1230 г/км². В общей сложности эта токсичная для океана масса составляет не менее 79 млн тонн». Предвещают возможность полного прекращения всякой жизни в некоторых акваториях уже в не так уж и далёком будущем. Подобная судьба ожидает многие внутренние моря, включая Чёрное и Балтийское.

А загрязнение окрестностей больших городов и индустриальных центров промышленными и бытовыми отходами? Посмотрите на многочисленные обширные терриконы мусора вокруг больших городов и безобразные свалки вокруг небольших городов и сёл – ужас!

Если дело с утилизацией бытового мусора будет ползти так и дальше, то уже через не сотни, а десятки лет будет дефицит территории для их захоронения. А загрязнение рек и озёр и даже подземных источников? А загрязнение атмосферы неуёмным развитием авиации и автомобильного транспорта?

Ко всему этому можно добавить и такую «мелочь» на земле, как сам человек, его непосредственная жизнедеятельность. Демографы подсчитали, что со дня появления человека на Земле, на достижение численности людей до 2-х миллиардов, ушло 4 миллиона лет. На удвоение этого числа потребовалось уже только 46 лет, а на добавление ещё двух миллиардов – всего 22 года. По прогнозу ООН к 2050 году в мире будет 9 миллиардов, а по некоторым прогнозам и все 14!

Подсчитано, что биомасса человечества с его домашними и хозяйственными животными на сегодня уже в сотни раз превысила массу остальных живых существ Планеты. А завтра? Это выглядит уже одним из главных противоречий нашего времени. Сможет ли планета, застроенная множеством мега полисов со всей их инфраструктурой, выдержать это вместилище разума, его напоить, одеть, обогреть, справиться с отходами его жизни, да и с самой его неудержимой и бурной деятельностью во всех её мыслимых и немыслимых проявлениях?

Мне давно живо представляется, как в дурном сне, что какой-нибудь Бог, Космос или Высший Разум, рассматривая наш «шарик» (Землю) в лупу, наблюдает, как человеческая плесень разрастается и поглощает всю территорию планеты и скоро сама умрёт в своих же токсинах. А известный американский писатель Курт Воннегут как-то сказал, что Человек это ошибка Природы. Далеко ли от истины? Говоря попросту: не пора ли этому разуму браться за ум(!) и всем Миром предпринимать срочные меры по сохранению Природы.

Извините за столь ужасную и грустную картину, навеянную бликами каких-то там факелов на просторах Сибири, и за мои не менее грустные мысли.

Уссурийск

В целом Приморский край оставил у меня впечатление отдалённости, а потому – заброшенности. Проехал от Владивостока до Спасска, и везде облик посёлков и городов вызывает ощущение того, что люди там живут временно. Дома и улицы не ухожены, какие-то серые, старые.

А ведь когда-то это были казачьи станицы. Первопоселенцы края – русские казаки были справными хозяевами, да видно их и следов здесь не осталось, а пришлый народ, приехав в дальние края за длинным рублём на срок, не очень утруждает себя «справностью», рванул «северных или отдалённых рэ» за несколько лет труда и… до дому.

Времянка, она и есть времянка. Удивительно, но не нашёл там, в краю рыбном, изобилия в магазинах и на рынке той самой рыбы, не говоря уж об икре. «Достать» можно – купить не всегда и не то, что хочешь.

Ещё в самолёте беседовал с соседом по креслу, летящему во Владивосток за а рыбой по лимиту Управвления звероводческими совхозами. Он должен был оформить договор о поставке энного количества тонн минтая для зверей. Спросил его, что это за рыба. Он сказал, что рыба эта сорная, не разрешённая ветеринарным надзором в пищу человека из-за большой заражённости гельминтами и другой дрянью. (Теперь же это рыба «народная», только её и доступно купить пенсионерам и малоимущим).

С одним из провожатых, немного хмурым здоровенным мужиком, на уазике ездил в в отдалённый посёлок через настоящую тайгу. Леса необычные, похожи на кавказские, много вечнозелёных и лиан. Небольшие проростки двух из них: актинидии и лимонника я выкопал. (Их отпрыски прекрасно прижились на подмосковной даче).

Во время этого путешествия там, в уссурийской тайге, вернее – в кедровом лесу, произошел забавный для меня случай.

– А теперь раздевайся! – вдруг сказал мне мой провожатый, перед тем, как я уже собирался садиться в машину, окончив осмотр леса. От неожиданности и его серьёзного вида я немного опешил, – «Тайга глухая, только мы вдвоём. Что он вздумал?» – пронеслось в голове,

– Клещей искать будем, – продолжил он, вероятно увидев моё замешательство, – У нас это такое правило, осмотр после каждого посещения тайги – пояснил он.
Мы уехали только после того, как осмотрели друг друга.

Видел я красавцев кедров и не отдельные деревья, а целые леса – кедрачи, как их там называют. Их уже и тогда лесоохранная служба оберегала от варваров браконьеров-орешников. Негодяи, чтобы легче и быстрее была добыча – валили этих гигантов целиком, под корень, как шакалы набрасывались, дочиста обирали орехи со всех ветвей и удирали.

* * *

Алтай

Летом подвернулась соцстраховская туристская путёвка на Алтай – путешествие по Телецкому озеру. Подумал: «Не такой уж я старик для турпоходов, всего сорок пять годочков – поеду».

Группа собралась в Бийске. Кроме меня и Вадима, молодого научного сотрудника московского авиационного института и пожилой москвички, вся группа состояла из молодых ребят, от 17 до 25 лет, в основном работников Рубцовского завода сельхозмашиностроения.

Неделю провели на турбазе в Артыбаше для акклиматизации и тренировки. Кроме обычных туристских наставлений, нам рассказывали о крае и о людях его населяющих. В частности говорили, что аборигены этого края – алтайцы, принадлежат к монголоидной расе. Они классные охотники, живут по своим обычаям и нетерпимы к нарушителям их обычаев.

Неделю мы просто отдыхали. Затем, медосмотр, комплектация группы туристов. Некоторые, кто постарше, остались отдыхать в пансионате, я же присоединился к группе.

Телецкое озеро

Пока все отдыхали, я бродил по окрестности. Чудо природы! Озеро, каменистые берега, прибрежные леса, всё – потрясающей величавой красоты. В самом широком месте озеро в несколько сот метров, а простирается почти на 80 километров. По существу это расширение, образуемое более чем сорока, в него впадающими, реками и речками с алтайских гор.

Вода в озере очень холодная и на редкость прозрачна – дно, как сквозь стёклышко, видно до глубины метров десяти, Берега каменистые, горы покрыты лесом. Образовано это озеро, да и весь край геологически не так уж давно, потому что каменные глыбы берегов угловатые и плоские, не обкатаны ледниками, не валуны.

Водную часть маршрута проходили на больших лодках, стилизованных под древние струги, ярко раскрашенные, с головами лошадей и драконов на носах. Одно большое двуручное весло на человека. Ребята гребут легко, весело переговариваются.

Я тоже смело было взялся грести, но уже через полчаса, тренер-проводник выделил мне напарника, видимо заметил и пожалел. Гребли по очереди. Берега озера – красоты необычайной, крутые, скалистые и все поросли пихтой, лиственницей, сосной и какими-то лиственными породами.

Проплыли несколько речек, впадающих в озеро. С виду они кажутся маленькими ручейками, но это из-за того, что бурлят и стремятся вниз, прячась средь больших камней и издавая при этом звонкий шум. Некоторые из них обрываются в озеро водопадами.

Красотища! Под самым большим из них – Корбу, я купался, давление падающего потока, а вернее град отдельных струй по разным частям тела – здорово! С трудом удерживался на ногах. Энергетический заряд – что надо!

На каждом этапе – стоянка для отдыха. Разбивали временный лагерь, прогулки по окрестным прибрежным и горным лесам для сбора сушняка для костра и поиска черемши к еде.

Одна из стоянок располагалась в бухте, похожей на гигантскую воронку от огромного взрыва. Большая лагуна, в виде почти правильного круга, окаймлена безлесной полосой крупных необкатанных каменных глыб. Пейзаж неземной.

Мы с Вадимом отправились купаться и расположились на одном из них. Камень на солнце нагрелся градусов до пятидесяти, а может и больше, босиком даже наступить невозможно. Приходилось расстилать одежду, а нырнёшь в воду, – жуткий холод вдруг охватывает всего тебя – ощущение, как будто ошпарили кипятком.

Проплыть в состоянии лишь несколько стежков, а вылезешь на камень – не устоять, так горячо. Контраст тот ещё! Здорово! Нам объяснили потом, что температура воды в озере даже в самую июльскую жару не поднимается выше 12 градусов, потому что глубина озера около 350 метров (чуть меньше чем у Байкала) и толща воды при малой ширине водоёма не успевает как нагреваться, так и охлаждаться – зимой озеро часто не замерзает.

Готовили пищу на костре в закопченных ведрах, одно для супа, другое для каши, а иногда готовили полукашу – полусуп с тушёнкой. Повара, из этих же ребят, были подобраны ещё в лагере. Еда казалась вкусной – лопали с удовольствием, а посуду мыли с песочком в речке, каждый свою миску и ложку. Пару раз мне довелось мыть ведра – работа не из приятных – отдирать пригар внутри и нагар снаружи. Спасал песок и хрустальная вода.

По вечерам – костёр, гитара и песни. Пели в основном современные популярные песни пару раз старинные про Сибирь, каторгу («Бродяга»), «Стеньку Разина». Настроение приподнятое.

Молодёжь любовь крутила, но хамства и наглого приставания не было. На первых порах спали в палатках, а потом надоело их ставить, и многие (я в том числе) кто, где укладывались спать прямо на земле. Бросишь куртку под дерево, ладонь под щёку и… бай-бай до утра. Утром проснёшься, глянешь на «ложе», а там одни корни да сосновые шишки. И ничего, спал и не чувствовал.

Таня

На одной стоянке обследование показало, что почти вся окрестная черемша уже была съедена предыдущими туристами, поэтому небольшая группа наших «собирателей», в которой я был за главного, поднялась выше в гору вдоль быстрой горной речки, впадающей в озеро вблизи стоянки.

В группе было много девчат и одна из них – Таня увидела кустик черемши на противоположном берегу речки. Тут же неподалеку, огромный ствол упавшей старой сосны лежал поперёк русла. Часть ребят и Таня, держась друг за дружку, переправились туда, и набрав черемши перешли обратно, но Таня замешкалась и пошла по стволу одна.

Тут надо сказать, что горная речка размером мала, а характером – зверь. Вода не течёт, а стремится вниз с большой скоростью по руслу, покрытому огромными камнями. Вода разбивается о них и бурлит с оглушительным рёвом. И на высоте двух метров над этим беснующимся потоком ствол дерева, по которому надо идти.

Не просто! Если в такой поток попадёшь, то удержаться невозможно, вода понесёт тебя на камни, и… Таня сделала несколько шагов, остановилась над самой стремниной, глянула вниз и… закачалась. Все оцепенели, замерли. Я кричу: – «Стой! Не смотри под ноги! Смотри на меня!», и бросился по бревну к ней. По дереву шёл и, сквозь рёв реки, кричал: «Смотри на меня! Смотри на меня!» Успел. Поджилки задрожали только на берегу.

Пеший переход

Вторая часть маршрута – пеший переход от озера в горную деревню, откуда нас автобусом повезут обратно в лагерь. По сигналу и под присмотром тренера-проводника собрали все туристские пожитки, загрузились рюкзаками и… пошли в гору по каменистой дорожке. Умеренный темп задавал тренер.

Почти сразу стало ясно, что идти на подъём по узкой, неровной тропе, да ещё и с поклажей – не так уж легко. Из имущества мне досталась одна из палаток и пустое варочное ведро, всё чёрное от копоти. Через каждые 400 или 500 метров тренер устраивал «минутку», т.е. короткий перерыв стоя для того, чтобы проверить пульс и перевести дух.

Снимать рюкзаки или садиться не полагалось. На первой же «минутке» я вдруг явно ощутил, что, к сожалению, я уже далеко не мальчик. Мой пульс показал 90 ударов в минуту, в то время как у ребят, которые несли груз гораздо больший моего, он был всего 60 – 65.

На второй «минутке» тренер, увидев испарину на моём лбу, снял с меня рюкзак и передал одному из парней. Пройдя в гору 4-5 километров, сделали перерыв с перекусом (бутерброды с водой). Затем, через несколько «минуток», подошли наконец к штатной стационарной стоянке в километре от какого-то села.

Разбили палатки, повара засуетились с костром и приготовлением пищи, а остальные ребята решили до обеда сходить в магазин купить немного горячительного.

Конфликт

Когда уже группа шла к деревне, я обратил внимание, что Вадим в шортах, а нас предупреждали, что аборигены не любят когда туристы приходят к ним с обнажёнными частями тела, кроме лица и рук. Сказал ему, а он только отмахнулся.

Показалась деревня. Мы пошли по прямой улице к центру. Вид деревни показался мне каким-то странным. На первый взгляд – ничего особенного, – избы как избы. Но, заборы кривые, местами повалившиеся, в домах окна как слепые глазницы, пустые, ни занавесок, ни цветка, или какого предмета, а некоторые и без рам. Во дворах ни грядки, ни фруктового деревца, только в каждом почему-то стоит юрта.

Смотрим, на заборе одного дома висит человек. Подошли ближе – это молодая алтайская женщина в сильном опьянении. Недалеко от неё, мужчина под забором и тоже пьян. Кто-то из ребят пошутил: – «Всё ясно. Правильным путём идём ребята! – «Огненную воду» привезли в магазин».

Магазин на высокой подклети стоял посреди небольшой площади. На ступенях и на высоком крыльце магазина тоже сидели и лежали алтайцы. На полках магазина кроме водки и консервных банок почти ничего.

Разглядывал «ассортимент» товаров магазина и вдруг услышал брань во дворе. Вышел на крыльцо и ахнул. Внизу толпа молодых алтайцев, а в центре её Вадим, перед носом которого уже вертят кулаками. Спрыгнул с крыльца прямо в толпу к Вадиму,

– В чём дело? – спрашиваю я, (тут следует сказать, что своими отросшими седыми баками, лысиной и седой щетиной на лице, я выглядел старше своих лет). Вероятно, поэтому разъярённая толпа как-то сразу стихла, видимо почтение к старшим у них не такое, как у нас, и тот самый парень, который с перекошенным от злобы лицом тряс кулаком, глянув на меня начал спрашивать с какой-то пьяной плаксивостью:

– Отес, Отес! Посему он бес станов? – и пояснил, – бес станов мозно толька нотью под одеялом, не кхорасо.

Заметил, что среди местных, очевидно уже изрядно выпивших ребят, в толпе был один городского вида молодой алтаец, с модной в то время даже на Западе и у нас причёской чёрных смоляных волос – а ля Анжела Дэвис.

– Какую культуру вы несёте нам, – сказал он мне на хорошем русском, – это оскорбляет чувства нашего народа.

«Вот те на!, – подумал я, – уже и политическая подоплёка!».

Ретировались в лагерь мы благополучно, даже с водкой.
Больше в деревню «бес станов» не ходили.

Алтайцы, монголоидной расы – широкоскулые, чёрные глаза щёлками, волосы смоляно-чёрные, довольно рослые. По своему образу жизни – таёжные охотники. А это в таком таёжном краю не просто так. Суровые условия жизни создают и суровый характер и свои устои жизни.

Как советская власть ни старалась приобщить их к «цивилизации», практически ничего не получилось, по крайней мере, на примере этой деревни. Единственно чего добились – организовали их в охотсовхоз. Построили им добротные дома, а они всё равно предпочитали поставить во дворе юрту и жить в ней, как и их предки. Нарезали усадебной земли, а они её не обрабатывали.

Наш проводник рассказывал, что алтайцы народ стойкий и подчиняется своим таёжным законам. Например, одно время на какой-то срок была запрещена охота на медведя, они же всё равно продолжали добывать его. (Кстати, к нам на стоянку приходил один охотник и предлагал шкуру молодого медведя за 50 рублей).

Попыталась как-то милиция арестовать одного охотника за нарушение запрета, так они с оружием в руках отбили его в горах, по пути в город. Приехали следователи расследовать этот эпизод – никто никого не выдал.

Народ суровый и крепкий, однако, оказался беззащитным перед таким грозным противником, как водка. Она его просто свалила до угрозы деградации. Говорят, что в их организме отсутствует ген, регулирующий распад спирта в организме.

* * *

Ставропольский край

Закрытая секция

В конце посещения одного из семеноводческих хозяйств, сопровождающий меня начальник краевой семенной конторы сделал мне несколько странное предложение – не возражаю ли я посетить распределитель. На мой недоумённый вопрос он пояснил, что это закрытый магазин для высокопоставленных персон.

Я слышал о существовании подобных заведений, но никогда не был в них, поэтому согласился посмотреть, что же это такое. Далеко ехать не пришлось, так как магазин оказался в этом же совхозе. Обыкновенный магазин сети Сельской потребительской кооперации с довольно убогим, того ещё скудного времени, ассортиментом продуктов и товаров.

Вошли, мой спутник с видом хозяина подошёл к дородной продавщице и что-то шепнул ей на ушко. Та радостно закивала головой, посмотрела на меня и одарила приветливой улыбкой. Затем вышла из-за прилавка и, со строгим возгласом: – «ревизия!», буквально вытолкала из магазина немногочисленных покупателей.

Мы прошли за прилавок, а оттуда через скромную дверь в подсобное помещение, которое оказалось просторным залом со стеллажами и полками, заваленными разнообразным товаром, который простой покупатель не мог представить даже в самом смелом воображении.

Это был сплошной пресловутый дефицит. Здесь были импортные дублёнки, модные кожаные пиджаки и куртки, и пальто, импортные дамские сапожки, каракулевые «пирожки» и пыжиковые шапки-ушанки, которые, на зависть всем, носили только большие начальники.

Было и множество других товаров. Цены были тоже особые, т.е. низкие. Чтобы не обижать услужливого хозяина, я купил только «цыганский» цветастый платок Лиде, и мы вышли.

Долго потом не мог отделаться от дурных мыслей.

* * *

ГДР

Краткая поездка на какой-то симпозиум по овощеводству, который проходил в городе Гаале. Что осталось в памяти от этой Германии? – Только отдельные картинки.

Цурюк!

Берлинский аэропорт. Выход через турникет. На той стороне его, боком ко мне стоит стража. Только я сделал шаг в проход турникета, как этот стражник, как по команде, повернулся, стал в проход лицом ко мне, и вдруг: «Хальт! Цурюк!» – услышал я звонкий жёсткий голос. Я вздрогнул от неожиданности, а он рукой показывает на прилавок, примыкающий к турникету. – «Битте!».

Тут я догадался, что надо положить портфель и потом проходить. Инцидент-то никакой, а вот строгая твёрдая поза, сероголубого цвета – обмундирование немецких солдат, воевавших с нами, с теми же погонами и петлицами, суровое лицо и жёсткая команда, хорошо знакомая по фильмам, впечатляет!

Берлин

Унтер ден Линден, полностью обновлённый Рейхстаг, вся испестрённая надписями и рисунками злополучная Стена, вдали за ней (там) Бранденбургские ворота. Город серый, угрюмый, «украшен» несуразной телебашней, на окраине знакомые пятиэтажки.

Потсдам. Дворец и комната, в которой были подписаны документы о послевоенном устройстве Европы. Сохранен вид и обстановка. В Трептов-парке знаменитый Памятник советскому солдату-освободителю, с маленькой девочкой на руках. Впечатляет.

Немецкий Солдат

У какого-то маленького городка или деревни (у них это нам трудно определить) мой провожатый, как-то не то чтобы боязно, а неуверенно спросил, не буду ли я возражать, если мы подойдём к могиле неизвестного солдата, здесь недалеко, на окраине. Я согласился и мы пошли.

Выровненная площадка, на которой выделяется чётко очерченное место без ограды. Убранный цветами аккуратный холмик, на нём каменное надгробие с надписью: «Неизвестному немецкому солдату. 1939 – 1945». На невысоком кресте была укреплена каска, характерной, хорошо нам известной и ненавистной формы.

Мой провожатый рассказал, что этот неофициальный полуподпольный мемориал, построен самими жителями, в память о невернувшихся и неизвестно где похороненных молодых людях, посланных на войну из этого городка, и что подобные памятники есть в каждом посёлке ГДР.

Смотрел и слушал со смешанным чувством.

* * *

Исландия

Огонь и лёд

Исландия, совершенно необычная, почти сказочная Земля. Правильнее её надо называть страной, потому что земли, как таковой там, практически нет.

Ещё в самолёте, когда он делает круг перед посадкой на аэродроме в Рейкьявике, из иллюминатора видны, и сразу поражают воображение, поля тёмно-серого и красного цвета, с нагромождением больших и малых рваных кусков застывшей лавы. Как на Луне или Марсе.

Это одно из чудес этой страны, и первое впечатление, даже когда ещё и не вступил на её твердь. И вот впереди, среди этого первозданного «поля» показалась явно рукотворная посадочная полоса, и самолёт садится.

Земли, как мы её обычно понимаем, то есть – грунта осадочных пород и верхнего слоя суши, там и впрямь нет (менее одного процента от всей площади территории страны), кроме торфа, и то в некоторых местах – в долинах тёплых рек или в долине гейзеров, на жарких полях с многочисленными водными и грязевыми источниками и гейзерами.

В городских парках и скверах, в теплицах и грядках – земля есть, но – привозная. Исландия, – геологически очень молодая часть суши, по существу – прастрана, в пра-пра-пра времена, её младенчества. Вулканическая деятельность на острове продолжается до сих пор, несмотря на то, что большая часть его покрыта ледниками. Поэтому исландцы называют свою страну, страной огня и льда.

В составе делегации специалистов по изучению опыта использования термальных вод для обогрева культивационных помещений, и с функцией переводчика, посетил эту страну в 1976 году. О работе распространяться не буду, остановлюсь только на некоторых моментах чисто фотографических впечатлений о стране.

Рейкьявик, – единственная столица в мире, расположенная за полярным кругом с трёх сторон огибает небольшую лагуну. Дома малоэтажные и, что бросается в глаза: их стены и крыши, выкрашены в необычно яркие цвета – белые, жёлтые, красные, голубые, розовые.

Сначала мысль пришла о безвкусице, смахивающей на лубочную, а когда посмотрел на панораму города с противополоного берега лагуны, понял, что я ошибался. Если бы не эти раскрашенные в весёлые цвета домики, то под нависшим свинцовым сине-серым северным небом, города бы и не было видно, а живущих там людей задавила бы тоска.

В целом город не оставил впечатления. А вот люди. Запомнилась сцена: на скамье у сквера напротив церквушки сидит необычно растрёпанный полный человек. В руке начатая бутылка, а у скамьи стоит другая. Наш спутник исландец объяснил нам, что это больной, он, скорее всего, из санатория.

Мы удивились и переспросили. Он же на полном серьёзе подтвердил и добавил, что в Исландии все алкоголики проходят курсы бесплатного лечения в государственных больницах или санаториях. Картина странная, тем более что продажа алкоголя в стране строго ограничена.

Как нам сказали, в городе его можно купить взрослым в очень ограниченное время и только в одном единственном на всю страну магазине. Любители зелья видимо приобретали его у матросов иностранных судов.

Дейтерий

По пути на высокотермальные поля, посетили американскую геотермальную станцию, вернее, то что от неё осталось – небольшое здание, в котором работали два сотрудника. Когда-то американцы создали эту станцию для изучения и возможной экспериментальной добычи дейтерия (тяжёлой воды), содержание которого в перегретых термальных водах сравнительно велико.

Проект по каким-то причинам забраковали и станцию законсервировали. Остались скважины с гидрантами, один из которых нам показал сотрудник станции для того, чтобы продемонстрировать, что представляет собой перегретая до 280 градусов вода. Мы чуть не оглохли, когда он немного приоткрыл вентиль, настолько оглушителен был рёв пара, с бешеной скоростью вырывающегося из сопла.

Большой гейзер

Долина гейзеров ещё издали поражает воображение. Она похожа на огромную сковороду, на которой среди больших островков тверди что-то шкварчит и прыскает. В нескольких местах выбиваются вверх фонтаны пара, это гейзеры. Мы пошли по строго отмеченной тропе к Большому гейзеру.

С боков тропы попадаются небольшие кратеры с горячей и как бы дышащей жижей внутри – это грязевые вулканы. Они иногда смирные, а иногда просыпаются и «выплёвывают» потоки горячей грязи. Сквозь подошвы башмаков чувствуется тепло грунта тропы, однако встречаются небольшие лагунки с болотной растительностью. Сопровождавший нас исландец рассказывал, что в некоторых озерцах долины даже водится рыба.

С приближением к Гейзеру слышится его «дыхание». Ближе пятнадцати метров к нему подходить не разрешается, однако и с такого расстояния достаточно хорошо воспринимаешь этого красавца. Представляет собой он жерло диаметром метра полтора – два, берега которого сплошь состоят из толстого налёта белого вещества. Это соли, выпадающие из выбрасываемой гейзером воды. (Кусочек этого «лунного» грунта, как и красной вулканической лавы я привёз с собой на память).

Вода в гейзере находится где-то на глубине, затем под воздействием жарких подземных сил она начинает бормотать и ритмично двигаться вверх и вниз всё время поднимаясь к поверхности. С каждым циклом гейзер издаёт своеобразный звук – «вздох». Постепенно этот «дышащий водяной» поднимается к поверхности, как бы напрягается, превращаясь сначала в невысокий, а затем и в большой пузырь нерастекающейся(!) воды. Пузырь не успевает растечься, как быстро опадает, а когда же с очередным циклом его высота достигает критической точки, происходит выброс мощного фонтана воды, высотой семь-восемь, а может быть и более, метров. Чудо Света!

* * *

Далее

В начало