(1999 год; г. Киев, Украина)

Еще во время того, как «Комсомольская правда» в Украине» пребывала в стадии перехода в руки «Украинского Медиа Холдинга» во главе с Борисом Ложкиным, я решил я однозначно: с новой командой, даже если пригласят, работать не соглашусь. Уточню: ни с кем из них даже знаком не был, но видел, чем стал украинский выпуск «Аргументов и фактов».

А тут еще на «переходном» собрании с участием как старых, так и новых владельцев, при прибытии главного редактора из Москвы Владимира Сунгоркина, Борис Евгеньевич заявил:

- Отныне вы все – менеджеры!

Коллектив безмолвствовал. Тогда поднялся я и сказал:

- Лично я к вам ни менеджером, ни кем-либо другим не нанимался! Исходя из этого, и «менеджерить» не собираюсь…

Сразу же после собрания руководство – прежнее и новое – пригласили в компьютерный зал, где предусмотрительно накрыли стол, чтобы по традиции «обмыть сделку». Как их называют, «головки» обеих холдингов – московского и харьковского, плюс оставшийся у разбитого корыта экс-издатель «КП» в Украине» Степан Романюк, как ни в чем не бывало, пили-ели, травили баланду. Я принципиально расположился на подоконнике и там в гордом одиночестве демонстративно «столовался». Публика моей выходки как бы не замечала.

В какой-то момент к окну подрулил Степан Романюк:

- Ты чего отделился?

- Не хочу с ними пить…

- Ну, — секунду-другую поколебался экс-издатель, — тогда я тоже присоединяюсь к тебе: только возьму свой бокал и тарелку.

Так у нас образовалось две компании. Правда, Степан Семенович умудрялся успевать на обе. И вот – прощальный тост. «Головки» — в одной стороне зала (Романюк как раз с ними), я – у окна. Владимир Сунгоркин, подняв бокал, направился ко мне. За ним дружно потянулись остальные. И вот все мы уже – одна компания. По крайней мере, визуально.

- Ну, за процветание газеты! – произнес московский главред, и народ начал дружно чокаться.

Вот и ко мне потянулись руки. И ни с одной я «мира не заключил». Сунгоркин, разряжая обстановку, повернулся к Романюку:

- Где ты его, такого бешеного, нашел?!

Тот лишь смущенно развел руками.

Сунгоркин, между тем, как ни в чем ни бывало, повернулся ко мне:

- Николай, я поговорю с Ложкиным, и он тебя гарантированно оставит!

- Спасибо большое, Владимир Николаевич, однако я в новую команду вливаться не собираюсь.

Это решение – мое решение, и читатели страдать не должны. Поэтому уже на следующий день мы по-джентльменски договорились с новым директором Александром Тымчиной: два-три месяца – время переходного периода – я с ними поработаю.

Чем они, кроме обычной рутины, запомнились?

Например, следующим месседжем: «Мы пришли делать не газету, а деньги, и вы должны испытывать от этого восторг. Кто восторга не испытывает, пусть пишет заявление по собственному».

А еще стилем руководства. По какому бы вопросу мне не приспичило посоветоваться с Александром Александровичем, чей кабинет располагался напротив моего, я предварительно должен был записаться на прием у секретарши. И ждать, когда она доложит, когда мне назначат время, о чем обязательно поставят в известность. А тогда я на законном основании приду… Но, увы, тогда уже газета будет в типографии…

Как бы там ни было, отработав обещанный срок, собрался уходить. И, надо же, Тымчина начал уговаривать меня остаться. Однако я наотрез отказался, заявив, что через пару минут занесу давно написанное заявление.

Тем не менее, когда я с ним вернулся в приемную, секретарь в кабинет шефа уже …не пустила. Заявив, что я должен опять-таки записаться на прием.

Записываться я, конечно, не стал. А, вернувшись в свой кабинет, вывел еще один экземпляр заявления и уже с двумя отправился к симпатичной мисс Цербер.

- Примите, пожалуйста, у меня этот документ, и распишитесь на втором экземпляре.

В течение двух недель, отведенных законом на отработку, мы с Александром Александровичем делали вид, что ничего не произошло. А по течение установленного срока я зашел в приемную за расчетом. Секретарша сказала, что такого приказа даже не видела.

- Тогда передайте Тымчине, что с понедельника я на работу уже не выхожу (дело было в пятницу)!

И не вышел.

Более того, не поехал и за трудовой книжкой: по моей просьбе это сделала жена.