(1966 год; г. Пирятин, Полтавская обл., УССР)

Люда Пришиба перешла в нашу среднюю школу из восьмилетки с. Тарасовка Пирятинского же района. Не знаю почему, но после появления 1 сентября – а к новеньким мы присматривались очень и очень и потом в ребячьем кругу обсуждали визуальные достоинства и недостатки! – она мне совершенно не понравилась. Может, потому, что как раз пытался «закрутить роман» с упомянутой главкой выше Толстой. И как только с нею не получилось, обратил отчего-то взор на тарасовчанку. Вскоре после новогодних праздников.

Через школьницу-старожила, с которой был в дружеских отношениях, передал Людмилу-2, что хочу провести е после занятий домой. Ответ получил невнятный. И совет: поговорить лучше с Галей, подругой Пришибы, вместе с ней пришедшей к нам в школу; мол, с нею этот вопрос уже согласован.

Переговорил. Та пообещала посодействовать, но предупредила, что ничего не гарантирует, ибо у Людмилы остался жених в родном селе. И снова – мучительное ожидание. И снова, как пелось в то время в одной популярной песне – «и не то, чтобы «да», и не то, чтобы «нет». Во время очередной «стрелки» с Галей было решено, что я вечером иду с ними, никоим образом не подчеркивая, кому из них симпатизирую. Так и сделали.

Комнату девушкам их родители сняли в районе районного объединения «Сельхозтехника» — практически на окраине города. Мои же жили, по сути, на другом конце – только не на противоположном, а под углом 90 градусов, что тоже – весьма не близко. К тому же, и январь выдался более чем морозным.

Ситуация же развивалась следующим образом. Первые несколько вечеров мы втроем, подойдя к их хате, минут 10-15 болтали и расходились. Потом – согласно уговору – Галя по вдруг возникшей «уважительной причине» нас оставляла. И я тут же начинал говорить …о любви.

Правда, без особого на то успеха. Зато замерзал – в сосульку!

«Поухаживав» так месяца полтора, провожания прекратил. Да и чувства из-за холодрыги привяли.

Единственное, что врезалось в память — это открытка, которую я подарил Людмиле. На ней на расписных санях, запряженных лихой тройкой, ухарь-парень мчался к избе со светящимся окошком. Надпись внизу гласила: «Еду, еду – еду к ней, еду к любушке своей!»