(1991 год; г. Ашхабад, ТССР)

Очередные посиделки в узком кругу: к первому секретарю ЦК КПТ Сапармурату Ниязову приглашены шесть главных редакторов ведущих изданий республики (поскольку мой уже несколько месяцев как в больнице, «Туркменскую искру» представляю я). Единственный пункт совещания – что делать с оппозицией? Которая, по словам главы републики, обнаглела до того, что не только провела несколько митингов, но и пробилась со своими идеями на страницы печатных изданий, руководство которых не проявило (в этой части больше всех досталось журналу «Агитатор Туркменистана»).

Первый секретарь настаивал, чтобы в газетах и журналах фамилии оппозиционеров не появлялись ни под каким соусом. Присутствующие молча кивали головами. Мне же позиция С. Ниязова казалась совершенно неправильной, особенно в духе курса Горбачева на гласность. Я об этом и заявиляю вслух. Понимая, что такое решение – чревато.

Хозяин кабинета словно не слышит. И продолжает курс на «не пущать».

Я смягчаю свою позицию и говорю:

– Давайте, в таком случае, давать две точки зрения. Под любой статьей оппозиционной направленности публиковать компетентное мнение ученого, партийного работника.

И на эту реплику со стороны первого секретаря – ноль эмоций. Совещание, вернее его монолог, продолжается.

В самом конце С. Ниязов обращается к сидящим:

– Вопросы есть?

– Есть! – снова не сдерживаюсь я. – Если мы будем загонять болезнь внутрь, от этого она не исчезнет. И аукнется потом еще как!

Первый остановил на мне долгий изучающий взгляд:

– Ну, если я не могу найти понимания по принципиальнейшим вопросам у своего главного редактора, то не знаю, как нам дальше работать…

Все замерли.

Однако хозяин кабинета повернулся и, звеняще молча, двинулся к двери. Торнадо не прорезался.

Надолго ли затишье?!