Всей семьей у дома 32 во втором городке

Запряженные в колесницу советской прикладной науки и обремененные помимо прямых обязанностей нескончаемым потоком партийно-политических мероприятий мы остро нуждались в отдыхе от этой напряженной рутины. Поэтому, вернувшись со службы и переобувшись из сапог в шлепанцы, мы превращались в обычных обывателей, занятых отдыхом, повседневными хлопотами и семейными заботами.

Близость к Москве (мы прожили в Болшево почти четверть века) давала нам доступ ко всем благам культуры. К стыду своему должен заметить, что мы ими почти не пользовались. Основными источниками информации были книги и телевизор. Ну и, конечно, кино в Доме офицеров и довольно частые выездные концерты и творческие вечера.

Для московских артистов это были выезды на передовую: у них тоже существовал свой политаппарат.

Но главным средством восстановления душевного равновесия стала удивительная природа Подмосковья.

Во время строительства НИИ-4 и много лет после этого институт окружал густой лес. Ко времени начала моей службы в Болшево леса были частично вытеснены жилыми городками, но сосны и ели продолжали расти рядом с многоэтажками, а Комитетский лес продолжал оставаться любимым местом пеших и лыжных прогулок. Но…

Особенность человеческой натуры состоит в том, что полного счастья не бывает. Для москвичей Болшево являлось дачным местом (даже А,П. Чехов хотел купить дачу в Болшево), а для нас – местом постоянного проживания. Поэтому вопреки пословице мы искали от добра добра и стремились подальше от Москвы к «настоящей» природе.

Этой тяге к дикой природе было и вполне рациональное объяснение. Отъехав на десять-пятнадцать километров от Болшево, вы попадали в леса, где водились грибы и ягоды.

Англо-американская традиция предостерегает человека от опасностей употребления дикорастущих даров природы. Грибы и ягоды, идущие в пищу, должны быть выращены на плантациях под строгим контролем.

Россияне такими мелочами не интересовались. Да, не все растущее в лесу можно есть. Например, смертельно ядовитый гриб – бледная поганка. Ну и что? Каждый дурак знал, что этот гриб брать нельзя. И так далее.

При известном навыке пищевых отравлений можно не опасаться, а восхитительный вкус соленых, маринованных, жареных грибов искупал все трудности заготовки и консервирования. Да и дополнение к семейному рациону получалось изрядное.

Не в обиду будь сказано России, в СССР поездки за грибами и ягодами были безопасными. Никому и в голову не приходило, что их могут ограбить в электричке или отобрать корзинку с грибами при возвращении из леса. Эти прелести мы познали позже с началом эры Перестройки и Демократизации.

Я собирал грибы практически всю жизнь. Первые мои походы под руководством взрослых состоялись, когда мне было шесть лет (в эвакуации). Тогда проблем с грибами не было, проблема была с солью.

Сразу же после перевода в Подмосковье мы стали совершать походы в лес. Ходили всей семьей, ходили вдвоем с женой. Часто я выезжал в одиночку. До приобретения машины чаще всего ездили во Фрязино, после «моторизации» география расширилась.

Описывать процесс сбора и мои ощущения не буду: классики сделали это до меня. Скажу только, что выезд в лес на целый день давал разрядку, которой хватало на неделю, а беседы с сослуживцами и обсуждение результатов грибной охоты еще продлевали удовольствие. В идиллическом девятнадцатом столетии желающий сходить за грибами часто оказывался в дремучем лесу один на один с природой. Бурный двадцатый век внес в это занятие свои коррективы. Сбор грибов стал массовым мероприятием. Теперь уже нельзя было рассчитывать на успех, прибыв в лес к девяти утра.

Первые электрички, у нас они отправлялись в пять с минутами, заполняли страждущие. Успеть на первый поезд было жизненно необходимо, но еще важнее – попасть на первый автобус – ведь идти пешком до леса долго и утомительно. Поэтому перед прибытием на станцию назначения тамбуры вагонов набивались до предела, а с открытием дверей толпа грибников неслась к автобусной остановке, все сметая на своем пути. Толя Головко вспоминал, как бежал вместе со всеми вверх по лестнице, потом по дощатой дорожке воздушного перехода через пути, и опять по лестнице ведущей вниз; первые стали притормаживать, но толпа неслась, не снижая скорости. К счастью, обычно обходилось без жертв.

Зато триумфальным было возвращение с полной корзиной. Грибы попадались разные: сыроежки, маслята, рядовки, не перечислить. Мы с женой наловчились отличать и собирать очень вкусный в жаренке мухомор толстый; неопытные грибнике этот гриб пинали ногой. Но перед посадкой в транспорт для следования домой каждый перебирал свои трофеи и в верхний слой в корзине выставлялось лучшее – белые, подосиновики, подберезовики. Наивное тщеславие, которое свойственно не только грибникам.

Были среди ранних посетителей леса и такие, кто сочетал полезное с приятным: и грибы собирали, и водочку попивали. Но у таких горе-собирателей и грибов бывало меньше, и отдых получался неполноценный. Другая категория – более солидная – проводила время в лесу в трезвости, но в ожидании обратного поезда оккупировала станционные буфеты и отводила душу.

Наша компания – я имею в виду себя и своих сослуживцев – относилась к высшей категории. Мы никогда не пили спиртное во время грибных поездок. Пили чай, для чего использовали фляжки. Термосы были не в ходу – громоздко, да и разбить можно.

Из ягод мы собирали малину, чернику и голубику. За малиной ездить далеко не надо было. Дойдя пешком до четвертого городка и преодолев по железнодорожному мосту Клязьму, мы попадали в рощу. Тут и там под сенью деревьев росли кусты малины. Ведро, конечно, было не набрать, но два-три литра втроем – вполне возможно. Малиновое варенье в рекламе не нуждается. И опять – два-три часа на природе приводили к душевному покою на несколько дней. За черникой и голубикой специально не ездили; их собирали попутно при поездках за грибами.

Поездки эти были самодеятельными, никто их не организовывал. Правда, политотдел и тут пытался навести порядок. За пятнадцать лет службы помню две или три попытки коллективных выездов в лес. На более частые поездки транспорт выбить не удалось.

Существовал и способ круглосуточного общения с природой – через коллектив военных охотников (КВО).

Наш КВО-134 возглавлял бессменный председатель – подполковник из пятого управления Николай Александрович Сущенко. Такое серьезное дело, связанное с владением огнестрельным оружием, не могло быть пущено на самотек. Поэтому в армии существовало Всеармейское общество охотников и рыболовов (ВОО), а в Генштабе был даже специальный отдел, курировавший этот процесс. ВОО являлось богатой организацией, в его ведении находились охотхозяйства, разбросанные по всей стране. В прессе перестроечного периода чаще всего упоминалось Завидовское хозяйство, где любили отдыхать Л.И. Брежнев и другие руководители государства. На самом деле существовали в Московской области и прилегающих регионах десятки хозяйств той или иной степени комфортности.

В богатых хозяйствах имелся обширный штат: Начальник хозяйства, его заместитель, егеря, повара, официанты, водители. В хозяйствах победнее довольствовались начальником и парой-тройкой егерей. Водительские обязанности исполнялись этими же людьми. Оборудованы хозяйства тоже были по-разному. В некоторые выезды мы брали с собой топоры и лопаты – даже этого в хозяйствах в нужном количестве не было.

Между тем территории хозяйств занимали огромные территории, и работы было много. Справиться с ней штатные работники не могли. И тогда придумали гениальный выход. Догадываетесь, какой? Совершенно верно. Все работы, связанные с уборкой территории, заготовкой кормов, учетом животных и пр., и пр., и пр., выполнялись рядовыми охотниками, вроде меня и моих сослуживцев, под присмотром егерей.

И чем больше трудился коллектив на общее благо, тем больше ему разрешалось отстрелять трофеев. Конечно, мелочь, вроде утки, в счет не шла. Кабаны, медведи, олени – другое дело.

Высокие чины в биотехнических мероприятиях не участвовали. Согласитесь, трудно представить себе Генсека, зарабатывающего себе право отстрелять кабана. Для него и ему подобным действовал лозунг «Все вокруг народное – все вокруг мое». От высшего звена не отставали начальники поменьше. За все время службы я ни разу не видел в числе работающих генерала, а в числе охотящихся – сколько угодно.

Для коллектива военных охотников из бюджета части выделялись небольшие средства на организацию выездов, поэтому ездили мы на работы и на охоту на служебных автобусах. Подготовка к выезду требовала предварительной организации, поэтому Коля Сущенко за несколько дней до мероприятия давал каждому персональную разнарядку, что брать с собой.

Однажды мне поручили привезти большую бутылку водки (0.75 литра). Жена, собирая меня, положила мне в пакет бутыль с компотом и еду, и я отправился в Военторг. Времени было в обрез, и я волновался: в магазине, как всегда, стояла длинная очередь. Купив заветную емкость, я вышел на крыльцо магазина, и тут с ужасом услышал звон бьющегося стекла. Несколько секунд я стоял без движения, потом посмотрел вниз и – какое счастье! – увидел, что выпала и разбилась бутыль с компотом. А вы говорите, шекспировские страсти!

У русского народа рыбалка, охота и выпивка неразделимы. По этому поводу существует множество шуток и анекдотов типа: «Рыбак – это пьяница в резиновых сапогах». Что тут скажешь? В этих шутках много правды. Наши выезды тоже сопровождались выпивкой за дружеским столом. Главное было – соблюсти меру. Увы, это удавалось не всем.

Сейчас я уже не вспомню имя приятного во всех отношениях подполковника, который не скрывал, что мечтает о двух вещах: увольнении из армии и должности начальника охотхозяйства. И, представьте себе, его мечты сбылись! Он занял вожделенную должность, но оставался на ней недолго. Однажды зимой он выпил за дружеским столом и вышел на свежий воздух подышать. Но выпито было слишком много, он не смог вернуться в тепло и погиб в нескольких шагах от дома.

Но в целом выезды на природу были восхитительны. После нескольких недель сидения за рабочими столами оказаться в лесу и заняться простым физическим трудом на воздухе – настоящее удовольствие! Поэтому недостатка в желающих поехать никогда не было. Только однажды за все время я собирался на охоту на медведя(!), но остался дома. Внезапно сильно заболела голова. Резко поднялось давление, но я тогда еще не знал, что это такое.

Раза два-три в год мы выезжали в охотхозяйство «Барсуки» на границе Московской и Калужской областей. Я опишу свой первый выезд, поскольку первое впечатление обычно самое острое.

Перед выездом Коля Сущенко предупредил каждого, что на этот раз мы должны иметь при себе удостоверения личности. Обычно это не требовалось. Вообще, в СССР человек обычно не носил с собой документов. Мы снарядились, как обычно, и отправились в долгий путь. Достигнув МКАД, поехали в объезд Москвы; повернули на Киевское шоссе и двинулись на юг.

Хозяйство «Барсуки» считалось элитным. В нем занимались охотой и отдыхом от государственных забот наши лидеры и их иностранные гости. Густой лесной массив площадью, по моим оценкам, порядка сорока квадратных километров был отделен от окружающего прекрасными асфальтированными дорогами.

Первое, что поразило меня, – сюрреалистическое зрелище военных патрулей на мотоциклах, которые непрерывным потоком обтекали территорию хозяйства. Позже мне сказали, что поток этот двигался круглосуточно и был организован так, что каждый мотоциклист видел спину предыдущего. Так что местная бабка, которую запретный лесной массив привлекал изобилием грибов и ягод, мгновенно отлавливалась и отправлялась восвояси после установления личности, проверки прописки и строгого внушения.

Наш автобус съехал с основной дороги на узенькое ответвление и остановился возле шлагбаума. Коля Сущенко вручил список сидящих в автобусе вошедшему вооруженному контролеру, и каждого проверили. Каждый предъявил удостоверение личности.

Автобус проследовал далее до деревянного здания, напоминающего большой заброшенный сарай. Здесь нам предстояло провести ночь, а с утра заняться работами. Местный егерь предупредил нас, чтобы мы ночью «не очень шумели» и удалился. Мы выгрузили наш нехитрый скарб и стали устраиваться на ночлег.

Рано утром, умывшись в ручейке и позавтракав, мы направились на работу. Мы прошли по лесной дорожке около километра и увидели высокий деревянный забор, который непрерывным кольцом окружал святая святых – собственно охотничьи угодья для элиты. Нас опять пропустили через контрольный пункт с проверкой документов, и мы оказались на закрытой для посторонних территории.

По асфальтированной дорожке мы прошли метров двести и увидели справа современное девятиэтажное здание. Это оказалась гостиница для гостей. Под окнами здания располагался облицованный камнем прудик, в котором плескалась рыба. Как оказалось, это были бестеры – гибрид белуги и стерляди. Высокие гости при желании могли ловить их на удочку, забрасывая крючок прямо из окна. Егеря позже рассказывали нам, что у многих их приезжих до рыбалки и охоты дело не доходит. Они выезжают на природу, чтобы сидеть в своем гостиничном номере и непрерывно пить. Это и есть их отдых от многотрудных государственных и партийных занятий.

И опять, мы похохотали над незадачливыми «охотниками», но основное прошло мимо нашего сознания. Мы не поняли, что это беспробудное пьянство – знак отчаяния. Страна при Л.И. Брежневе приближалась к краху, а путей выхода из тупика престарелое руководство найти не могло. Грядущее крушение Союза предвидели некоторые из руководителей, например, Э.А. Шеварнадзе, но – нет пророка в своем Отечестве.

Да и не до серьезных размышлений было нам. Нас окружала роскошная нетронутая природа. Вплотную к гостинице подходил лес; вдоль опушки неспешно двигалась телега, полная корма для диких животных; за телегой в некотором отдалении двигалось стадо кабанов во главе с огромной маткой Машкой. Редкий случай – женская особь во главе стада.

«Вот так они за телегой и ходят, – пояснил егерь, – до кормушки дойдут, подождут, пока разгрузят корм, вкусненькое подъедят – и дальше, к следующей кормушке».

К одной из кормушек направились и мы. Наша задача в этот день заключалась в том, чтобы убрать территорию и нарубить веников. Веники шли на корм оленям в зимнее время. Юмор заключался в том, что независимо от количества выполненных работ наш коллектив на охоту в Барсуках не допускался. Не по Сеньке шапка. Эти выезды были нашей долей участия в обслуживании вождей.

Всякая благотворительность имеет свою оборотную сторону. Моя жена первой в кливлендской русской общине произнесла ставшее летучим выражение: «Бесплатным бывает только сыр в мышеловке». Живое подтверждение этому я увидел задолго до нашей эмиграции в Барсуках. Кормушки не были только пунктами кормления. Рядом с кормушками размещались охотничьи кабины.

Впрочем, кабинами их можно было назвать только условно. Они представляли собой капитальные сооружения, вознесенные на наклонных бетонных стрелах метров на пять выше уровня земли. Поднявшись по лестнице, вы попадали в обширную комнату площадью метров сорок квадратных с глухой задней стеной и стеклянным витражным окном вдоль передней стены, обращенной к кормушке.

У задней стены стоял довольно просторный стол с двумя креслами. Ближе к стене на столе стояли два телефона: местный и кремлевка. У раздвижных передних окон стояла мебель попроще – два деревянных стула и табуретка.

Процедура охоты, как ее описывали егеря, состояла в следующем. Высокие гости, точнее, высокий гость и одно приглашенное лицо, устраивались в креслах, выпивали, закусывали и вели неспешную беседу. Егерь устраивался у открытого переднего окна на табуретке.

Когда дичь прибывала для кормления, высокие гости по приглашению егеря пересаживались на стулья, включались прожектора, и начиналась беглая стрельба.

«Охотникам» помогали егеря-профессионалы, которые оставались у основания кабины внизу и вели выборочный отстрел. При этом они по общему соглашению никогда не целились в Машку.

По окончании стрельбы высокие гости спускались вниз, подсчитывали трофеи и принимали поздравления с удачной охотой.

А вы говорите, ряженые!

Часам к трем, выполнив задание, мы вернулись к нашему временному пристанищу и принялись за обед и дружеские возлияния. Так прошел мой первый выезд в Барсуки.

Разведав обстановку, на следующий раз я уже взял с собой удочки. Дело в том, что вне запретной зоны, за пределами забора было расположено прудовое хозяйство по выращиванию зеркального карпа. В верхнем из прудов в месте кормления мы и удили молодых карпов вдвоем с Юрой Чесноковым, который воспользовался одной из моих удочек.

Егерь, доставивший нас к месту рыбалки, строго предупредил, что мы не должны обнаруживать себя, поэтому мы ловили рыбу, чутко прислушиваясь к каждому звуку. Услышав треск мотоцикла, мы укрылись в лесу. К счастью, это оказался уже знакомый нам егерь. Он со смехом извлек нас из нашего убежища и отвез обратно в наш лагерь. Улов был неплохой. Его как раз хватило, чтобы сварить уху на всех, а было нас человек двадцать пять. Но самая крупная из рыбок была весом граммов двести. Мы с Юрой стали героями дня – кормильцы!

Забавно, что ловили мы на совсем неподходящую к случаю снасть – поплавок, а для наживки использовали червей, которых мы наковыряли из земли тут же. Теперь, когда я усовершенствовал свои рыболовные навыки, я вытаскиваю на донку с насадкой из кукурузы карпов весом в восемь-десять фунтов. Если бы молодость знала, если бы старость могла!

Собственно охота занимала в наших занятиях одно из последних мест. Выезды были редкими, загонщики редко выводили на стрелков стоящую дичь. Да и наши охотники зачастую просто не видели зверя и пропускали его через линию огня. Чтобы увидеть животное в дикой природе, надо иметь натренированный глаз.

А вот животные всегда первыми замечают человека и, зная по опыту, что от такой встречи ждать хорошего не приходится, ловко уходят от контакта. Поэтому подмосковный лес всегда казался неопытному наблюдателю пустым.

Даже сейчас, через тридцать лет после описываемых событий, писать эту главу было приятно. Представьте себе, сколько радости приносили нам эти невинные хобби в реальной жизни!

Далее

В начало