Мы проводили 1983 год и встретили Новый год с большими ожиданиями. И они нас не обманули.

Девятого февраля неожиданно для большинства жителей СССР умирает Генеральный секретарь ЦК КПСС Ю.В. Андропов. Короткое его правление было последней возможностью что-то изменить в системе. Что бы о нем ни говорили, Юрий Владимирович был человеком думающим.

Тринадцатого февраля лидером Партии избран Константин Устинович Черненко. В народе ходила шутка: «13 февраля Генеральным секретарем избран К.У. Черненко, не приходя в сознание». Состояние здоровья новоизбранного вождя, мягко говоря, оставляло желать лучшего. Возраст…

Я встретил в коридоре полковника Николая Михайловича Родионова и поинтересовался его мнением по поводу нового лидера. Тот после паузы произнес: «Вот мы и вступили в самую трагическую полосу нашей истории».

Признаюсь честно, я не оценил тогда этот ответ. А ведь Николай Михайлович был прав. Отсутствие в верхних эшелонах власти достойного молодого резерва привело к тому, что огромной страной должен стал управлять человек, неспособный это делать чисто физически.

По слухам, Ю.В. Андропова еще не успели похоронить, когда к нему на прием попросилась Виктория Петровна (Пинхусовна) Брежнева и слезно умоляла его не отдавать под суд моего бывшего командира как друга покойного мужа. Новый Генеральный якобы произнес иезуитскую фразу: «Строго наказать, но из партии не исключать». Это было помилование, потому что по неписанному правилу члена Партии отдавать под суд было нельзя. Геннадий Павлович получил «всего» строгий выговор с занесением в учетную карточку от ЦК КПСС.

Жизнь моего антигероя в отставке протекала тихо. Жена его довольно скоро умерла. Последним, что я слышал о ГП, было сообщение о том, что он женился на бывшей секретарше Георгия Александровича Тюлина. Мир праху твоему, Геннадий Павлович!

В феврале обострилась ирано-иракская война.

Много позже я встретился с бывшим военпредом, бывшим младшим научным сотрудником 74 отдела Петром Михайловичем Михайловым. Карьеры он в нашем институте не сделал и достойной квартиры не получил. После ухода на пенсию он пошел работать во Всесоюзную торговую палату, прижился там, и его командировали в аппарат тогпредства СССР в Багдаде.

Война застигла Петра Михайловича в столице Ирака. Он рассказывал о своих впечатлениях. По его словам, сообщения воюющих сторон, ТАСС и западных прессагенств о военных действиях были значительно преувеличены. Так, появление в небе Багдада двух-трех иранских самолетов описывалось нападающей стороной как массированный налет. Но, так или иначе, война тянулась долго без решающего успеха одной из стран.

Длительное пребывание за рубежом позволило Михайлову накопить нужную сумму, и он купил хорошую квартиру для семьи. Всесоюзная торговая палата считалась негосударственным учреждением, а ее эксперты приглашались в качестве независимых наблюдателей в состав комиссий по приему импортных грузов. Петр Михайлович со смехом рассказывал, как именно работали такие комиссии.

Одной из задач приемной комиссии была оценка сохранности груза. Как правило, ни одна поставка не приходила нетронутой, причем размер ущерба странным образом соответствовал численности комиссии. Так, если присылали контейнер с обувью, а в состав комиссии входило десять человек, то и не хватало в контейнере десяти пар обуви тех же размеров, что и у членов комиссии. Если приходил коньяк, размер ущерба определялся аппетитом членов комиссии. Словом, все для человека, все для блага человека.

Зарубежные поставщики знали о происходящем и заботливо загружали в контейнеры лишние предметы, заранее компенсируя неизбежное воровство.

В феврале США выводят из Бейрута своих морских пехотинцев. Это приводит к новым обострениям межобщинных столкновений.

В марте в Женеве проходит конференция по урегулированию положения в Ливане. О ее результативности можно догадаться, если вспомнить, что проблема урегулирования не решена и поныне. Опыт последних десятилетий показывает, что попытки решить проблемы Востока путем прямого вмешательства Запада обречены на неудачу. И дело не в недостатке численности введенных военных контингентов или проблемах снабжения. Стороны просто не понимают друг друга; дипломаты встречаются и произносят одни и те же слова, но подразумевают под ними совершенно разные вещи.

При моей жизни Восток нашел ключик к победе над Западом. Он вовсе не там, где ищут его Европа и США. Тихое завоевание путем легальной и нелегальной иммиграции – вот главный путь к конечной победе. Помните, как жаловалась Маргарет Тэтчер по поводу избыточного количества иммигрантов в Англии?

А теперь ни одно серьезное решение не может быть принять правительством Ее величества без учета позиции мусульманского меньшинства, которое официально насчитывает до 6% населения, а фактически в два-три раза больше. То же происходит в прекрасной Франции. Так что цена всем военным и политическим усилиям Запада урегулировать положение на Востоке в конечном счете будет равна нулю.

Межрелигиозные распри между индуистами и сикхами вызывают резкое обострение ситуации в Индии.

С трудом происходит размещение в Европе американских ракет. Советская пресса ликует, но ликование это недолговечно. Закрытие лагеря протестующих в Грин Коммонсе по решению суда подается как варварская насильственная акция и нарушение прав человека.

Академик Сахаров объявляет голодовку, протестуя против запрета его жене выезда за границу для лечения. Власти находят изящное решение, они отправляют Боннер в ссылку на пять лет. Все происходящее покрыто плотной завесой секретности; знает об этом только ближайшее окружение семьи пострадавших.

После решения о закрытии нерентабельных угольных шахт в Великобритании проходят массовые забастовки шахтеров. Вот такие события советская печать освещает охотно и с чувством классовой солидарности.

В июле на съезде Демократической партии США кандидатом в вице-президенты впервые выдвинута женщина – Джеральдина Ферраро. Прошло более двадцати пяти лет, но женщину в США президентом или вице-президентом пока не выбрали.

В сентябре в результате взрыва бомбы в здании посольства США в Бейруте погибают 23 человека.

В октябре происходит малозаметное событие: ЦК КП Китая принимает постановление, существенно расширяющее права руководителей промышленных предприятий. Китай уверенно идет по пути реформ. В Советском Союзе, увы, о реформах думать некому.

31 октября своей собственной охраной убита премьер-министр Индии Индира Ганди. Сообщение об этом вызывает волну сочувствия у населения СССР. Индиру Ганди в Советском Союзе очень любили.

На президентских выборах в США обвальную победу одерживает Рональд Рейган. Это означает, что на смягчение позиции США Советскому Союзу в ближайшие четыре года рассчитывать не приходится.

Третьего декабря в Бхопале (Индия) в результате утечки ядовитого газа на заводе пестицидов фирмы «Юнион Карбайд» погибает 2500 человек; еще 200000 человек получили серьезные заболевания. Эта трагедия стала одной их крупнейших техногенных катастроф двадцатого столетия.

Незамеченным широкой публикой проходит визит члена Политбюро ЦК КПСС М.С. Горбачева в Англию. Это первая его встреча с Маргарет Тэтчер. «Железная лэди» оказалась проницательным человеком. Уже после первого разговора с Михаилом Сергеевичем она заметила; «Мне нравится Горбачев. Мы сможем иметь с ним дело». Пошел процесс…

В чисто профессиональном отношении год тоже был интересным.

СССР провел 97 успешных запусков; количество спутников при этом было больше, так как одним носителем запускалось, например, 8 спутников «Стрела-1». 60% относилось к запускам военного назначения.

США вывели в космос значительно меньше объектов. Часть из них запустили с борта «Шаттлов». Это технология, в которой мы уступали американцам. Кораблей многоразового использования СССР не имел.

Третьи страны запустили 8 носителей при одной аварии. Один спутник (Китай) был военного назначения. Цифры эти носят условный характер, так как еще несколько объектов, принадлежащих другим странам, запустили американцы.

Я не могу сказать, что идеологический гнет, как я для себя называю деятельность наших политорганов, стал в 1984 году легче. Все те же лекции, семинары, партсобрания, конференции…

Но дышать в Институте после смены руководства стало легче. Проще стали решаться вопросы, на которые раньше уходили дни и недели. Иван Васильевич Мещеряков – человек дела и специалист в своей области, и этим сказано все.

Конечно, процесс обновления не остановился на двух генералах. Чистка продолжалась уже на нижних уровнях.

Однажды нас собрали и объявили, что в отставку уволен наш начальник управления Владимир Сергеевич Иревлин. Он попал под колесо, так как считался выдвиженцем прежнего командира. Интересно, что самые прочувствованные речи на прощальном собрании он услышал от наших женщин.

Новым начальником управления стал Анатолий Трофимович Шершнев. Его замом стал начальник 72 отдела Лев Александрович Мансуров. Честно говоря, это была замена шила на мыло. Анатолий Трофимович уже на прежней должности доказал свою некомпетентность, но, в нарушение закона Паркинсона, был выдвинут выше. Он был или казался хорошим парнем, но никаким специалистом.

Мы никогда не знали, что происходит рядом с нами. Тайной для меня оставалось и то, что мой начальник отдела тоже попал в число «плохишей», от которых следовало избавиться. Позже я узнал, что Олег Викторович однажды по пьянке выехал на своих «Жигулях» на встречную полосу движения Ярославского шоссе и только случайно избежал лобового столкновения. Факт этот скрыли от всех, и незадачливый водитель продолжал служить, не получив никакого наказания.

Несмотря на неутешительный диагноз, полученный в госпитале Бурденко, я продолжал считать себя здоровым человеком, вот только меня время от времени стали посещать острые головные боли. Причину этого недомогания установил, как ни странно, офтальмолог. Явившись однажды в поликлинику на проверку зрения, я был подвергнут тщательному осмотру, после которого женщина-врач сказала мне, что у меня повышено кровяное давление. Прописанное ею лекарство мне помогло, и я забыл об этом происшествии.

Нам часто приходилось заниматься делами, не относящимися напрямую к служебным обязанностям. Моя работа в теме «Корунд» не прошла незамеченной для моих коллег. Однажды меня попросил зайти начальник отдела первого управления и смущенно попросил о помощи. В то время много говорили о создании Единой системы спутниковой связи. Планы были грандиозные. Предстояло создать глобальную систему связи, позволяющую передавать информацию со стационарных и подвижных объектов, находящихся в любой точке Земли.

ГУКОС понимал, что эти работы нуждаются в том, что сейчас называется пиаром. Нашему институту было поручено написать сценарий военно-учебного кинофильма. И тут выяснилось, что писателей у нас нет. Короче, меня попросили выступить в качестве сценариста. Я нехотя согласился, и действительно написал первый вариант текста. Для согласования его мне пришлось даже поехать в аппарат Начальника войск связи и там долго спорить, отстаивая свои позиции. Работу эту уже без меня продолжал один из сотрудников первого управления, с которым мы разделили авторство.

Гонорар за эту работу мне вынесли на проходную, потому что я к этому моменту уже не имел пропуска на служебную территорию.

Позже выяснилось, что фильм этот сыграл свою роль. Когда Ракетные войска в очередной раз попытались взять реванш и ликвидировать наш институт, высокая комиссия посмотрела фильм и убедилась, что у Космоса задачи много шире, чем у ракетчиков. Фильм стал одним из аргументов в пользу сохранения существующего положения. Комиссия не приняла тогда «судьбоносного» решения о слиянии двух институтов.

Вакханалия преобразований началась в годы Перестройки, печально знаменитой своей полной непродуманностью. Именно тогда здание ГУКОС подверглось разграблению, при котором оптико-электронные кабели вырубались топорами. Эту информацию я получил на Интернете много позже.

Наша повседневная жизнь продолжалась без особых потрясений. К 1984 году отношу я защиту кандидатской моим соискателем Николаем Подгорным. На защите все шло своим чередом. Возник только один напряженный момент, когда защищающийся при ответе на вопросы так разволновался, что впал в ступор минуты на две. Я присутствовал в зале как научный руководитель и не знал, что делать. Наконец, Николай пришел в себя и продолжил ответ как ни в чем не бывало.

Мое председательство в комиссии, о которой я рассказал в предыдущей главе, было только началом. В конце года мое начальство получило приказ из ГУКОСа об откомандировании меня в состав очередной комиссии по проверке боевой готовности командно-измерительного комплекса. Возглавлял комиссию начальник отдела службы Главного инженера ГУКОС полковник Анатолий Дмитриевич Казякин.

Мы с Анатолием знали друг друга еще с тех славных времен, когда он был младшим военпредом в ОКБ-1, но только позже я узнал, что он долгие годы был моим ангелом-хранителем и внимательно следил за моими злоключениями.

Анатолий Дмитриевич был назначен на должность после увольнения в отставку Василия Ивановича Караваева. С Караваевым я встретился последний раз, когда мы с Борисовым поехали в местную командировку в Голицыно. Василий зазвал нас к себе, мы выпили, вспоминая добрые старые времена, и даже остались у него на ночлег, хотя его новая жена была этим не очень довольна.

В своем новом качестве Анатолий Дмитриевич Казякин отвечал за поддержание в исправном состоянии всей орбитальной группировки космических средств СССР. Именно специалисты его отдела принимали решения о переходе с одного комплекта бортовой аппаратуры на другой, выводе спутника в резерв или прекращении работы с вышедшим из строя аппаратом. Они же готовили предложения в план запусков серийных космических аппаратов военного назначения с учетом интересов всех видов войск.

Словом, они занимались той самой деятельностью, существование которой упорно отрицал недавно уволенный в отставку полковник К.А. Люшинский, – летной эксплуатацией космических аппаратов. Конечно, этот отдел был весьма заинтересован в состоянии КИК, ведь последний являлся инструментом управления космическими аппаратами.

В состав комиссии от нашего института вошел также начальник лаборатории 72 отдела Владимир Васильевич Папулов. Выходец с полигона, большой бонвиван и поклонник Бахуса, Владимир не отличался особыми талантами. Ему удалось защитить кандидатскую, но это не удовлетворило его ненасытного честолюбия. Нет, он не хотел защищать докторскую, он хотел подниматься по служебной лестнице. Причина его участия в комиссии станет мне известна позже.

Если я правильно вспоминаю происходящее, никаких предварительных инструктажей и сборов комиссии не было. Просто в один прекрасный день мы с Папуловым собрали нехитрые дорожные чемоданы, попрощались с семьями и отправились на аэродром в Чкаловской.

Для бдительного читателя сразу же оговорюсь. Я называю командно-измерительные пункты так, как они обозначены на вебсайте RussianSpaceweb.com. Таким образом я страхуюсь от обвинений в разглашении секретных данных.

Под комиссию был выделен АН-26 – самолет командующего. Большую часть просторного фюзеляжа занимал грузовой отсек с пандусом. Отсек был предназначен для перевозки персонального автомобиля. Пассажирская кабина была небольшой – человек на десять. Кабину заняли руководители комиссии. Остальные разместились на металлических скамейках вдоль бортов грузового отсека. Мы с Папуловым попали в категорию остальных. Путь предстоял неблизкий: первым пунктом назначения стал Улан-Удэ, столица Бурят-Монголии.

Самолет пошел на взлет, Папулов с моего молчаливого одобрения достал первую бутылку и скромную закуску. Я опасливо оглянулся и увидел, что в грузовом отсеке все заняты тем же самым святым делом. Лететь пришлось долго, процедуру доставания из чемодана выпивки и закуски пришлось повторять. Тут же произошло знакомство с остальными членами комиссии. Впрочем, многих из них мы уже знали по службе. После выпитого потянуло поспать. Даже жесткие металлические скамейки казались уютными, и отсек постепенно погрузился в сон.

В Улан-Удэ мы прибыли вечером. Нас погрузили в ПАЗ и привезли в гостиницу командно-измерительного пункта километрах в тридцати от города.

После относительно мягкой осенней погоды в Подмосковье мы попали в настоящую зиму. В нашем автобусе не работала система обогрева, так что нас изрядно охладили по пути.
Около шести вечера среди членов комиссии от КИК возникло сильное возбуждение. Мы с Папуловым не поняли сначала, что происходит. Выяснилось, что у прилетевших иссяк запас спиртного. К полковнику Казякину отправилась делегация, и он договорился, что автобус совершит еще один рейс «для ознакомления с городом». Мы с энтузиазмом уселись и отправились в Улан-Удэ.

Конечно, ни с каким городом мы не знакомились – темно было. Но выпивки и закуски накупили достаточно, а поскольку в автобусе было запредельно холодно, пришлось для сохранения здоровья часть закупок реализовать уже не обратном пути. Так началась работа высокой комиссии. Наш опыт был учтен: все последующие командиры частей заранее набивали холодильники в гостинице спиртом и закуской, так что ездить в магазины больше не приходилось.

Я наблюдал за происходящим (и участвовал в нем) с легким изумлением. Казалось бы, близость начальства должна была как-то сдерживать членов комиссии. Заместителем председателя, полковник Краснов – начальник штаба войсковой части 32103 – прямой начальник офицеров КИК, входящих в комиссию. Полковник Казякин если и не являлся прямым нашим с Папуловым начальником, то был достаточно влиятельным человеком, чтобы испортить при желании наши репутации.

Но нет. Оказавшись на свободе, наши коллеги вели себя, как в последний день жизни. И начальство преспокойно закрывало на это глаза. «Неладно что-то было в Датском государстве».

Во время работы комиссии мне представили моего преемника. Он одно время занимал «мою» должность на Южном полигоне. Теперь он трудился на дальней периферии и по различным вариантам управления космической группировкой мог стать даже начальником своего нынешнего командира. Но это была чистая теория. А теперь симпатичный подполковник занимался рутинной работой, принимая указания Центра и выполняя их путем подачи команд на борт космических аппаратов.

Вожделенной, но не всегда достигаемой, перспективой офицеров пункта считался перевод в Голицыно, но это случалось далеко не со всеми и, как правило, перед увольнением в запас.

Мы довольно быстро завершили все дела на гостеприимной земле Бурятии и были готовы отправиться дальше. Совершив дальний бросок на восток, мы возвращались домой по заранее спланированным этапам. Следующим на нашем маршруте значился Енисейск.

Все повторилось в уже знакомой последовательности. Взлет, выпивка, прибытие в гостиницу, сон до утра, работа в комиссии.

Руководство интересовал вопрос, насколько устойчивым будет управление орбитальной группировкой в случае войны. Местные офицеры «успокоили» нас, сообщив, что в случае разрушения плотины Красноярской ГЭС пункт окажется на глубине 6 метров. Вот и все управление.

По-моему, мы управились в Красноярском крае за один день. Следующая посадка в Колпашево и уже привычная работа сопровождалась проверкой деятельности пункта в условиях, когда средства связи страны перейдут на режим военного времени.

Пользуясь случаем, мы позвонили домой, но качество связи, по оценке моей жены, было «как с того света». Впрочем, главное мы поняли: все идет хорошо, я приближаюсь к дому.

В местной гостинице мы встретили преподавателя Можайки, который привез на практику группу курсантов. Мы поинтересовались, как у них с дисциплиной. «А я им статистику некоторую привожу, – улыбнулся полковник, – так что они в город не просятся, А в гостинице особо не разгуляешься». Статистика касалось заболеваемости местного женского населения специфическими болезнями. Ведь Колпашево еще в царской России считалось местом ссылки.

Мы прибыли в аэропорт Колпашево, чтобы лететь дальше, но самолет задерживался, делать было нечего, и я заглянул в один из служебных радиофургонов. Угадайте, кого я там увидел? Прежнего красавца Севу Ващука, того самого, кто создал планету «Мечта». Теперь, постаревший и грузный, он трудился в аэропорту. Объяснение простое – нет прописки. После увольнения в запас его отправили по месту призыва.

Мы летели из Колпашево в Сарышаган, но тут нас подвела погода, и мы вынужденно приземлились в Барнауле. Разместить такую группу в гостинице было сложно, и мы всей толпой отправились в местную комендатуру за помощью. Дежурный помощник коменданта трясущимися руками выписал нам направление в гостиницу, и мы отправились обратно.

«А знаете, чего он испугался? – весело спросил Казякин, – обычно такие разношерстные компании Генштаб посылает». Мы оглядели себя. Действительно, в нашей группе были представлены летчики, моряки и даже один общевойсковик.

Оформившись у администратора, мы отправились в номера. Это была обычная гостиница, только двери многих комнат почему-то оказались открыты, и мы подверглись любопытным взглядам многочисленных женщин. Причина этого прояснилась, когда мы узнали, что по случайному совпадению в эти дни проходила областная учительская конференция.

Я отправился в парикмахерскую при гостинице, и в процессе стрижки разговорчивая мастерица объяснила мне, что нравы у них простые. «Пойдете в ресторан ужинать, – повествовала женщина, – к вам за столик обязательно дама подсядет. Если эта не понравится, следующая придет». Было ли это обслуживание профессиональным или любительским, не знаю.

Проведя одну ночь в гостинице, и отдохнув, мы полетели дальше. Бывалые командировочные в составе комиссии запугивали нас тем, что нас ожидают стада голодных домашних насекомых известных видов. Поэтому мы ждали встречи с новым местом с трепетом.

Командно-измерительный пункт оказался довольно далеко от аэропорта. Окружал нас до боли знакомый пустынный пейзаж. Единственной достопримечательностью по дороге оказался антенный комплекс ПРО, который теперь служил музеем: ведь именно с помощью этого оборудования был осуществлен первый успешный перехват боеголовки условного противника.

Нас разместили в гостинице. Нужды идти в столовую не было: холодильник в номере ломился от вкусностей. Приятным дополнением служил спирт в «достаточном количестве». Нас поразила больничная чистота. Как выяснилось, не тех самых «непрошенных гостей» в гостинице не оказалось. Это казалось чудом.

Причина строгих порядков выяснилась быстро. Просто командир части полковник Петров поступил в академию Генерального штаба и дослуживал здесь последние месяцы. Его ждала Москва, но для того, чтобы это назначение не сорвалось, часть должна была быть образцовой.

К чести Петрова, он оказался истинным отцом-командиром. Он переносил тяготы и лишения наравне с подчиненными, выходя на трассы легкоатлетических и лыжных кроссов во главе личного состава и показывая высокие спортивные результаты.

Наш маршрут продолжался. Последним пунктом, который предстояло проверить, была Евпатория. Но до нее надо было еще добраться.

Сначала мы приземлились на «Ласточке», то бишь, в Тюра-Таме. На аэродроме нас встретил командир того самого полка, которому я поставил двойку за организацию эксплуатации. Он все еще ходил подполковником. Казякин потом не преминул напомнить, что это моя комиссия виновата. Увы, сделать я ничего не мог…

Следующую посадку мы совершили в устье Волги на военном аэродроме. Шли обычные полеты; со взлетной полосы один за другим поднимались боевые машины и уходили в еще темное предрассветное небо. Ярким солнечным днем мы добрались до Евпатории и там занялись обычными проверками, предвкушая скорое возвращение домой. Сказывалась накопленная усталость, тянуло домой.

Наконец, мы закончили все дела и вернулись в Чкаловскую. Оттуда до дома – рукой подать.

Насколько я помню, никакого итогового акта комиссии я не подписывал. Значит, его просто не было.

Эта командировка подвела для меня итоги года. В целом, он оказался насыщенным и интересным.

Далее

В начало