Запись 17.

                                                      ОГЛАВЛЕНИЕ

17.1. Продолжение банкета.

17.2. Домострой.

17.2.1. Покой нам только снится.

17.2.2. У меня была собака.

17.2.3. Второе дело мужчины.

Строительные подробности. Китайская грамота.

17.2.4. Стройку можно только прекратить.

17.2.5. Автобайки.

17.2.6. Воры.

17.2.7. Хвала Лисьему Носу.

                                       17.1. ПРОДОЛЖЕНИЕ БАНКЕТА.

              
   Только я надиктовал воспоминания, пролистал первую часть дневника моей любимой Валечки и заглянул в новости прошедших эпох, так все часы на каминах зазвенели. Дверь кабинета отворилась, и в ней появилась ещё одна дама приятной наружности – брюнетка, слегка склонная к полноте, а губы, губы…

- Баронесса Штиглиц, Ваше Величество, министр строительства. Прошу Вашего соизволения отобедать с Вашим ослепительным Могуществом, — сказала она с глубоким поклоном. Повторилось утреннее обжорство, после чего уже в кабинете она сказала:

- Я должна доложить Вашему Величеству о состоянии подземных строительных работ в империи. Наши самые важные стройки – окончание подземного Зимнего Дворца и закладка подземного Царскосельского дворца. Из других работ – сверхсовременный бункер для Вашего двора и руководства империи с защитой от воздействия тёмной энергии, а также подземное оборонное кольцо вдоль границ империи. Конечно, развивается жилищное строительство, но пока средняя жилплощадь на одну дворянку – 10 кв.м, а на мужчину – 2 кв.м.

- Постойте, — прервал я её доклад. – Как же можно жить в таких условиях? Даже в моё время норма жилплощади на человека была куда выше!

- Учтите, Ваше Величество, что подземные жилища с обеспечением энергией, теплом, кондиционированным воздухом, водой и системой их регенерации гораздо дороже, чем панельные дома Вашей эпохи. Большой проблемой является водоснабжение и канализация. Даже у нас на Севере пресной воды не хватает, поэтому в настоящее время около 70% потребляемой воды регенерируется. Да, простите, Ваше Величество, я забыла упомянуть о строительстве подземного Ноева ковчега – огромного зоопарка, в котором будет содержаться каждой твари по паре – от штаммов микроорганизмов до китов. Сейчас гены всех этих существ находятся в виртуальном виде. Подобный зоопарк создан пока только на Западе, но наш будет больше и совершеннее, — похвасталась баронесса.

- А Вы любите животных? У Вас есть домашние питомцы? — поинтересовался я.

- Конечно, у меня во дворце есть небольшой зоопарк, в основном, змеи, ящерицы, крокодилы и черепахи, а также всякие лягушки и саламандры. Я очень люблю их гладить, особенно ящериц и змей, у них такая шелковистая чешуя, они такие прохладные. И едят мало, могут полгода ничего не есть. А уж какие красивые бывают, просто прелесть! У всех членов Совета Избранниц своя специализация — например, у княгини Белосельской-Белозерской – птицы – от кондора до колибри, а у графини Дурново – осы, пауки, скорпионы, фаланги и многоножки. Она мне говорила, что после награждения орденом займётся бабочками, стрекозами и кузнечиками, а, может быть, ещё муравьями и мухами. В атмосфере, обогащённой кислородом, все эти твари вырастают до чудовищных размеров, — она показала мне руками, до какого размера дорастают все эти членистоногие.

- А просто собаки и кошки у Вас живут? — спросил я.

- Ну, собаки и кошки – это неинтересно. Многие мужики их держат в своих жилых ячейках, спят с ними, в результате – воняют псиной и кошачьей мочой.

- Да, вот у Ника была кошка Пузя, она некоторое время жила у меня на острове, — вспомнил я.

- Конечно, он рад был сплавить её Вам из своей конуры. Наверное, его жене надоела его вечная суета вокруг кошки, — фыркнула баронесса.

- Любезная баронесса, расскажите мне, как строили на Земле до тех пор, пока люди не зарылись под землю, — попросил я.

- До ядерной войны четырёх держав большое распространение по всей Земле получили города с мобильными квартирами. Инфраструктура таких городов   представляла собой как бы огромное дерево с несколькими стволами больше километра высотой и с горизонтальными ветвями, на которых висели летающие квартиры разной величины. По стволам и ветвям такого дерева проходили все коммуникации, так что квартиры могли прилететь на свободное место и подключиться к энергии, воде и канализации. На ветвях висели и офисы государственных служащих и компаний, и магазины, кафе, бассейны, развлекательные аттракционы, в общем, всё, нужное для жизни.

   Большие общественные здания на тысячи человек располагались на земле у корней этого дерева. Подземные заводы и шахты, сельскохозяйственные предприятия образовывали корневую систему. По ветвям к стволу проходили и линии перевозки людей, так что очень просто было попасть в любую точку города-дерева. Вдобавок, очень популярны были аэровелики, на которых можно было перепорхнуть с одной ветки на любую другую. Такие жилища давали огромную мобильность рабочей силы, свободу передвижения, чистый воздух, огромный обзор. Для меня это приятные воспоминания, хорошо было, — мечтательно вздохнула она. — Жаль, что в войну все эти города были разрушены, но промышленные корни уцелели и работают до сих пор. Хорошо, что люди вместе со своими квартирами хотя бы частично сумели взлететь и приземлиться в безопасных, заранее подготовленных местах с подземными убежищами. Это спасло человечество от практически полного уничтожения, — сказала она уже с грустью.

- Знаете, баронесса, в детстве я придумал и нарисовал что-то очень похожее на эти ваши города-деревья, — вспомнил я свои детские озарения. — А Вы успели прочитать мои воспоминания о том, как я учился в Академии художеств и стал художником-реставратором?

- Неужели? Нет, я ещё не читала. Но я, Ваше Величество, не сомневаюсь в Вашей гениальности, — льстиво улыбаясь, баронесса застыла в поклоне. – Разрешите мне удалиться, работайте, отдыхайте, Ваше Величество, и спокойной ночи. Ужин Вам принесут в постель.

- Спасибо, доброй ночи, баронесса, для Вас я напишу о своих стройках, — я милостивым жестом отпустил её.

- Буду счастлива внимательно изучить Ваши драгоценные строки, — пятясь замечательным полным задом, пробормотала она.

   Ну, зарылись они под землю, что ещё может с ними произойти? Заголовки вопили:

- Новая угроза миру: Юг внезапно захватил ледники на Кавказе, в горах Гиндукуша, Тибета и Гималаев, а также прибрежные ледники в Антарктиде, в секторе Атлантического и Индийского океанов;

- Десант северных боевых роботов перекрыл истоки Евфрата и направил воды Евфрата на Север;

- Западные летающие боевые роботы высадились на поверхность земли над подземным Багдадом – столицей Юга;

- Наземные боевые роботы Востока прошли маршем через Иранское нагорье и приближаются к Багдаду;

- Запад приступил к боевому бурению над Багдадом;

- Север отклонил требование Запада о разблокировании истоков Евфрата;

- Восточные роботы взяли в кольцо западный десант;

- Перемирие. Подписание конвенции о разделе высокогорных ледников и прибрежных ледников Гренландии и Антарктиды.

   Вот опять война. Видно, люди не в состоянии обойтись без неё, даже пережив ядерный кошмар. Но надо работать. Я до ночи просидел в кабинете, вспоминая свои стройки и своих собак и котов. Как только я улёгся в постель, появился робот-лакей с золотым подносом. На выбор – чай с пирожным, кефир с ананасом или бокал портвейна. Я выпил всё. Хорошо всё-таки быть императрицей. Особенно мне понравились роботы-лакеи. Они-то не виноваты ни в чём.

        Шестой ангел вылил чашу свою

        в великую реку Евфрат:

        и высохла в ней вода,

        чтобы готов был путь царям

        от восхода солнечного.

        …бесовские духи, творящие знамения:

        они выходят к царям земли всей вселенной,

       чтобы собрать их на брань.

       И он собрал их на место,

        называемое по-еврейски Армагеддон.

                                        (Апокалипсис. Гл.16 п.п. 12, 14, 16)

   На ночь, перед сном я снова принялся за чтение дневника из далёкого 1903 года:

                                                              “2. УТРАТЫ.

2 Мая. Разокъ и выйграть не грешно. Не очень надежные жильцы. Мороженное — люблю и емъ. “Вопросъ” – “Ты, такая самолюбивая, и пошла?”

   … Въ понедельникъ днемъ ездили съ мамой въ Гостиный за покупками. Чтожъ делать, лето подходитъ, и являются хлопоты о костюмахъ. Вечеромъ были Вася Глушковъ и оба Ржевскихъ. … Лучшимъ занятiемъ для этихъ гостей являлась, конечно, тетка, и мы, не теряя времени, сейчасъ и засели. Играли до чаю и после до 2-хъ часовъ. Мне ужасно везло. Какъ говорятъ, признакъ того, что перестало везти въ другомъ. Пожалуй, подходитъ – до сихъ поръ ни строчки. Но такъ мне, кажется, никогда не везло. Объявишь съ громаднымъ рискомъ – верные штрафы, анъ нетъ, проехало благополучно, такъ что имела даже — 28. Правда, здорово? И въ довершенiе всего я своихъ партнеровъ и гостей обыграла на 2 руб. — вещъ необыкновенная, играя по 4 коп.. Ну, да разокъ и выйграть не грешно.

   Вторникъ. … Мама съ тетей Феней ездили къ Корнилову на заводъ… Вечеромъ была Лизочка, сидели разговаривали. Ей, видимо, не особенно-то сладко живется. Свекровь у ней ужасная и хоть ходитъ редко, да метко, оставляя после себя  какъ память какую-нибудь непрiятность. Пожалуй, что она ужъ и кается, что вышла замужъ. Нажила только семью и не только не облегчила себе заработокъ, но и, пожалуй, больше придется работать.

   Въ этотъ день сильно захворалъ дедушка. Сделалась у него рвота и долго не останавливалась, т.ч. докторъ определилъ параличъ кишекъ. Теперь ничего, поправляется. Пусть поживетъ, къ лету трауръ ужъ очень непрiятно. У бабушке же сделалось разлитiе желчи и вообще неважно сердце, такъ что они оба не очень надежные жильцы.

   Въ среду днемъ я занималась, какъ вчера и сегодня, шитьемъ своей рубашки. Обедала раньше всехъ и на сладкое ела мороженное – вафли, продающееся теперь какъ новость по дворамъ. Развозятъ его въ красивыхъ тележкахъ люди, одетые поварами. Вообщемъ, это просто две вафли печенья отъ Сiу, смазанныя между слоемъ сливочного мороженного. Простое гораздо лучше, и теперь я повадилась его есть. Пусть все кричатъ, что его грязно приготовляютъ и всего туда мешаютъ. Мне все равно – вкусно, до сихъ поръ еще не отравилась ни разу. Отъ чего же не есть? А что на счетъ чистоты, то, пожалуй, пришлось бы сидеть голодными, если бы мы стали ее разбирать. Люблю и емъ.

   … Лизочка позвала меня пойти съ ней въ Александринку на “Вопросъ”. Эту пьесу такъ хвалятъ, и она имеетъ такой большой успехъ, что я, конечно, была рада ее посмотреть. Въ 7 ч. она зашла за мной, и мы поехали. Чающихъ ужъ было человекъ 20, такъ что успехъ былъ сомнителенъ. Стоимъ, разговариваемъ, вдругъ Лизочка и говоритъ: “Смотри, какъ будто стоитъ Липницкiй”. Т.к. я не вижу, то не могла убедиться сейчасъ, къ тому же ужъ сей господинъ взошелъ въ райскiе двери. Еще несколько времени разговоривали. Я стояла бокомъ, вдругъ слышу: “Здравствуйте”, — и протягиваетъ руку. Поздоровались. Онъ прошелъ, мы остались ждать. Мне было ужасно смешно – этой встречи я не ожидала. Охъ, если бы ее не самомъ деле не было, я просто бы была счастлива, а то теперь зла на себя, но по порядку.

   Чуть ли не передъ самой Лизочкой раздача прекратилась, и на все просьбы остальныхъ на этотъ разъ удивительно любезный Клячковскiй попросилъ подождать начала и тогда, если будутъ места непроданные, онъ дастъ. Ждемъ. Липницкiй расхаживаетъ по коридору, въ кассе идетъ продажа. Мне захотелось посмотреть, много ли тамъ народу, и по пути встречаюсь съ нимъ. “Вы получили?”   “Нетъ, но, можетъ, получимъ”. “Не желаете ли пока въ мою ложу? У меня №21, 3 яруса”.

   Я колебалась. Безспорно, я не хотела, но увидеть эту пьесу зато хотела ужасно. Я вернулась къ Лизочке и говорю: “Липницкiй зоветъ въ свою ложу, хотите — пойдемте, уже началось”. “Нетъ, я немножко подожду. Онъ мне дастъ, можетъ быть, а ты иди”. И я пошла. Глупее, кажется, ничего не могла сделать. Какъ бы было прiятно теперь, если бы я отказалась! Темъ более, вскоре же Лизочка получила ложу 2-го яруса, но я этого не знала – хоть все равно это не оправданiе. Глупо, глупо, глупо до идiотизма, но ужъ не воротишь. Въ ложе сиделъ еще его товарищъ, порядочно антипатичная личность. Въ то время, когда я очутилась въ ихъ ложе, мне было только смешно, ужасно смешно, даже до невероятiя. Первое действiе кончилось, я нашла Лизочку и уже потомъ сидела во 2 ярусе. Ложа была великолепная, №15, противъ сцены. Въ антрактахъ Липницкiй подходилъ къ намъ, но я почти съ нимъ не говорила. Что я думала совершенно невозможнымъ, такъ легко случилось!

   “Вопросъ” — комедiя Суворина. Все вместе взятое мне ужасно понравилось. Хорошо исполненiе декорацiи, отдельные монологи, какъ например, Ртищева, о томъ, какъ мужчине легко получить и удержать за собой название честнаго и высоконравственнаго человека. Онъ можетъ десять разъ быть любовникомъ, и потомъ безъ всякаго колебанiя за него отдадутъ самую непорочную девушку. Этой же довольно одного непристойного поступка, смотря глазами общества, и ее уже все клеймятъ чуть ли не словомъ “падшей..”, даже те же порочные мужчины. Но многихъ лицъ я не понимаю. Вопросомъ для меня является Варвара Сергеевна – Савина — девушка умная, и какъ она могла жалеть ту женщину, хотя она и была ее мать по имени, которая ушла отъ мужа, бросила ее маленькой, сама перешла въ католичество и вышла замужъ за итальянца, съ которымъ и сбежала, т.к. онъ былъ управляющимъ именiя? И много летъ объ ней не было ни слуху, ни духу. Вдругъ она является и, собственно, только съ той целью, чтобы выпросить денегъ, ибо ее настоящiй мужъ находится въ тюрьме, и нуженъ выкупъ. Такую особу, будь хоть она моя мать, я бы, кажется, только могла ненавидеть, а ни то, чтобы за нее просить и идти противъ отца, который посвятилъ ей свою жизнь. Остальное более или менее понятно, но жалко, что такъ скверно кончается. Надежда на счастье Варвары Сергеевны окончательно разбивается, и остается ей доживать векъ со старикомъ отцомъ, замаливая прежнiе грехи и вспоминая счастливыя минуты.

   Наши въ этотъ день попали въ Марiинскiй на балетъ “Жизель”, и, вернувшись домой, я застала нашихъ и Кузнецовыхъ за чаемъ. Конечно, рассказала, какъ все было и, какъ и ожидала, услышала отъ мамы правдивое замечанiе: “Ты, такая самолюбивая, и пошла? Я бы ни за что такъ не поступила”. Хоть это еще вопросъ. Будучи въ такомъ положенiи, можетъ, сама бы попросилась, а ни только согласилась на предложенiе. Но это все равно, фраза эта такъ и резнула по сердцу, и самое худшее, что это я все сама сознавала. Теперь злилась на себя, но поправить не могла. Тяжело было адски, досадно. Еще, пожалуй, хуже, чемъ тогда, когда я по своему малодушiю поехала къ Глушковымъ, а не къ Лоховымъ. Ну, просто хотелось поколотить себя, особенно когда я пришла къ себе и наедине поняла, что я сделала.

   После того, какъ мы не кланялись на Гатчинскомъ, я не понимаю, къ чему было здороваться, а если и поздоровались, то сотый разъ повторяю, глупо было идти въ ложу, и требовалось отказать, хоть только изъ самолюбiя. Въ такомъ тяжеломъ состоянiи мне помогаютъ слезы, то тутъ, какъ нарочно, ихъ не было. Меня всю нервно передергивало, и когда я уже была въ постели, то еле могла успокоиться отъ нервныхъ рыданiй. Но слезъ не было. Долго я не могла заснуть отъ досады на случившееся. Темъ более, что у меня такая скверная натура, что если мне не трудно сказать “наплевать”, то трудно заставить себя это исполнить. Долго въ памяти останется у меня этотъ “Вопросъ” и впредь будетъ урокомъ.

   … Мама съ Евгенiемъ уехала сегодня на дачу. Тамъ теперь краска половъ въ самомъ разгаре, садовники приводятъ въ порядокъ садъ. Въ половине мая все будетъ готово и, Богъ дастъ, мы двинемся, — ужасно хочется. Лоховымъ изъ-за детей и т.к. стоитъ все холодная погода докторъ велелъ подождать еще перебираться. Сегодня я шила. Мой сеньеръ хоть писалъ, что прiедетъ 25, но до сихъ поръ еще не являлся – не везетъ мне.

   … у насъ новая горничная Аннушка, да только не особенно опытная, знающая. Ну, да научится. … Она поступила вчера, и все отъ души нахохотались. Къ нашей старой Аннушке ходитъ старушка торговка. Узнавъ, что у насъ нужна девушка, она обещала прислать, и вдругъ часа черезъ два она привозитъ девушку и со всеми вещами, замечательно оригинально. Хоть и не особенно важная, но ничего – оставили.

   Снова листаю знакомые страницы:

8 Мая. День торжества феменизма.

9 Мая. Чему приписать такое счастье въ картахъ? — переменой въ любви. Безспорно, что долгъ каждаго стремиться къ высокимъ целямъ, но я бы посоветывала ей не парить такъ высоко.

 12 Мая. Умерла Люрочка! Бедная Сима! Жаль ее до глубины души.

16 Мая. День 200летiя основанiя СПБ. Въ папины именины играли на 6 столовъ. “Мадамъ Шерри”. Тортояда.

20 Мая. Пришелъ сенаторъ. Появленiе его у насъ я считала невозможнымъ.

23 Мая. Липницкiй на прощанье пожелалъ мне выйти замужъ. Я отправилась къ Нюше.

29 Мая. Здесь великолепно и мое любимое местечко. У насъ работа такъ и кипитъ. Климовецкiй пишетъ, что ведетъ такую жизнь, “въ которой и о фатовстве позабудешь”.

7 Iюня. Смерть дедушки. Я его любила, какъ люблю всехъ родныхъ. Страшное известiе, что у бабушке ракъ печени. Вдругъ сразу распадется все гнездо. Ужасно.

12 Iюня. Все мы рано или поздно должны будемъ найти такой же покой, но какъ-то страшно передъ неизвестностью. Разболелся зубъ.

18 Iюня. Бабушка умерла… Два покойника въ 10 дней! Господи, какъ это скоро, ужасно.

20 Iюня. Вопрос, куда хоронить бабушку? Больше старообрядцевъ не осталось, решено хоронить на Громовскомъ.

24 Iюня. На дедушкиныхъ похоронахъ было какъ-то прiятнее, роднее, а это все чужое. Ивановъ день, все видели сны. А. К. пишетъ, что желаетъ веселиться такъ, чтобы забыть все минуты прошедшей зимы.

   Да, в 1903 году смерть косила и старых, и малых, и людей в полном цвету, но к ней относились совсем не так, как в этом уродливом будущем, в которое я попал, и даже не совсем так, как в моё время. А почему? А потому, что верили в Бога и в бессмертие души. И они были правы.

                                                       17.2. ДОМОСТРОЙ.

      На кругах строительных:

 - гостиная квартиры на Белградской;

 - гостиная квартиры на Большом проспекте Петроградки;

 - камин в мансарде старого дома в Лисьем Носу;

 - обмываем очередную стройку в Лисьем Носу с друзьями и нашим прорабом Андреем.

                                       17.2.1. ПОКОЙ НАМ ТОЛЬКО СНИТСЯ.

Первая наша с Тамарой двухкомнатная квартира на улице Бела Куна была новая, поэтому особого ремонта не требовала. Надо было только покрыть паркет лаком. В то время лак был ужасно ядовитый: от него несло серной кислотой. Тамара считала себя опытным маляром и сама взялась за эту работу, и думаю, этим сильно подорвала своё здоровье.

   Моим первым самостоятельным ремонтом был ремонт квартиры на Белградской. Это была стандартная малогабаритная трёхкомнатная квартира в девятиэтажном блочном доме с открытым балконом-лоджией, который в дальнейшем мы застеклили. Квартира досталась нам в запущенном состоянии. Потолок на кухне был просто чёрный. Поэтому в первое же лето после переезда, когда Илюша с дедом и Тамарой могли жить на даче в Горелово, я взялся за ремонт.

   Т.к. профессионал я был никакой, а начинать надо было с потолков, я зашёл на стройку соседнего дома и договорился с одной маляршей, молодой казашкой по имени Алма. Она притащила свои инструменты и начала счищать с потолков мел, а я долбил дрелью в бетонных стенах дырки для развешивания книжных полок. Чтобы было веселее работать, я включал свой магнитофон с записями Битлов. Как-то, вспомнив что название города Алма-Ата переводится как “Отец яблок”, я сказал ей, что её имя по-русски — Яблочко. На следующий день она не пришла, а когда я зашёл на стройку, мне сказали, что она уволилась и уехала. Не говоря о том, что она оставила все свои малярные инструменты, она не получила от меня ни копейки, а проработала несколько вечеров. Не знаю, чем объяснить такое странное поведение. Может, она в меня влюбилась?

   Это, конечно, было для меня лестно, но ремонт нам пришлось продолжать и заканчивать самим: красить водоэмульсионкой потолки, клеить обои, заново красить двери и оконные рамы, циклевать и покрывать лаком паркет, заменять выключатели и розетки. Вид гостиной этой квартиры — на фото в интернете.

   На стене висела великолепная картина знаменитого французского живописца Констана Тройона “Корова с молочницей” середины XIX века воистину эрмитажного уровня, которую Тамара приобрела на паях с Надеждой, но которую впоследствии, к сожалению, пришлось продать. Я даже предлагал купить эту картину председателю нашего Совета Александру Беляеву. Он смотрел её у нас дома, но, видимо, не наскрёб нужную сумму: больших денег у депутатов Ленсовета тогда не водилось. Огромный филодендрон, занимавший целый угол в гостиной, мы, увы, сломали, когда втроём несли его по лестнице при переезде в новую квартиру. Наша малогабаритная кухня-столовая-прачечная была приспособлена только для очень поджарых людей.

   В Горелово тоже приходилось заниматься строительством. Правда, начали мы с Тамарой не с созидания, а с разрушения. В домике, который строил мой папаша при моей помощи, мы с Томиком первым делом, никого не спросив, взяли и снесли перегородку, отделявшую коридор от комнаты, так что входная дверь теперь открывалась прямо в увеличенную на 4 кв.м комнату. Когда папа увидел это молодёжное варварство, его чуть не хватила кондрашка.

   В доме Тамариных родителей, который так же, как и отцов, по правилам садоводческих кооперативов не отапливался, вернее, отапливался только масляными электрорадиаторами, я решил на веранде по описанию в книжке сложить печку, вернее комбинацию варочной плиты и отопительного щитка. На саму кладку пригласили какого-то печника, который, к сожалению, внёс в книжную конструкцию щитка свои новации, отчего тяга только уменьшилась. Готовую печь я выкрасил чёрным огнестойким эстонским лаком. Худо-бедно, но сооружение работало, пока мы там жили на даче.

   Настоящий большой ремонт ждал нас в 1994 г., когда мы путём сложнейших операций расселили большую пятикомнатную квартиру на Большом проспекте Петроградской стороны и съехались с родителями Тамары. За это мы отдали свою трёхкомнатную квартиру на Белградской и кооперативную двухкомнатную квартиру родителей на улице Олеко Дундича, которую тоже с огромным трудом они, наконец, построили, в смысле, оплатили строительство. Построили, да со строительными дефектами. Чтобы получить кооперативную квартиру получше, Тамара даже возила своего   начальника Управления механизации Ленгорисполкома в Жилищный комитет, где их встретили очень жёстко, но, в конце концов, уважили ходатайство. Конечно, пришлось прикупить для расселения пятикомнатной квартиры ещё какую-то жилплощадь, т.к. последняя из расселяемых жильцов, как водится, вымогала по максимуму. Во время всех этих операций и ремонта квартиры на Большом проспекте все мы жили в квартире, тоже в Купчино, которую нам предоставила Тамарина компаньонка по кооперативу “Ната” и фирме “Пантелеймоновская” Надежда.

   А ремонт в приобретённой квартире предстоял основательный. До нас там жили три семьи, причём в одной из них были две здоровенные овчарки, с которыми никто не гулял, и они гадили дома. Запах стоял ужасный, и все полы пришлось менять. Кроме того, мы ликвидировали там лишний коридор, перепланировали ванную, из двух туалетов сделали прачечную и туалет с душем.

   Двери переставили таким образом, что родителей Тамары поселили в двух 22-метровых смежных комнатах, Илье досталась своя комната 15 кв.м, у нас — спальня около 27 кв.м и общая гостиная 25 кв.м. В этой спальне сделали замечательный действующий мраморный камин. На фото у этого камина наши друзья: Ира Красовская (сидит) со своим мужем отцом Александром (естественно, с бородой), за ним – Галя Козина, а по другую сторону камина — Тамара Кулешова, которая приехала к нам из Штатов вместе с мужем Сашей.

   Отец Александр, конечно, освятил нашу новую квартиру, как и в дальнейшем освящал все наши постройки. Все вместе собирались обычно на огромной кухне-столовой, тоже около 27 кв.м, которая, как оказалось, была настоящим бункером из сверхпрочного железобетона с рёбрами жёсткости. Прочность этого бетона мы оценили, когда расширяли дверной проём в эту кухню: рабочие долбили отбойными молотками не один день. Дом, в котором на втором этаже расположена эта квартира, был построен архитектором Д.А. Крыжановским в 1913 г.. Мы даже нашли в старом “Ежегоднике Общества Архитекторов-Художников 1913 г.” общий вид этого доходного дома и план нашей квартиры. Говорят, первоначально он строился для банка. Может, эта кухня была банковским хранилищем?

   Конечно, для таких масштабных и сложных работ пришлось нанимать строителей-профессионалов. Мы сохранили и восстановили всю старинную лепку на потолках, отреставрировали оконные рамы с латунными замками и вентиляционные решётки, на окна установили решётки а ля Летний сад, т.к. квартира расположена на втором этаже, а времена были бандитские. Моя роль, кроме проектирования всех этих переделок, заключалась в снабжении стройки стройматериалами, сантехникой, электроприборами и кухонной техникой. Чтобы выбрать всё это, мы мотались с Тамарой по магазинам по всему городу. Кроме того, на мне была уборка и вынос мусора, а иногда и малярные работы.

   Для новой квартиры Тамара закупила новую кожаную мягкую мебель, занавески и гардины. По моим эскизам сделали также большой зеркальный шкаф-купе в прихожей и стенной шкаф в спальне родителей. Пришлось полностью заменить батареи отопления и поставить газовую колонку для горячего водоснабжения, т.к. на Петроградской стороне централизованного горячего водоснабжения не было. Квартира получилась роскошная, но через несколько лет родители прочно обосновались в Лисьем Носу и жили там летом и зимой. Надо было их часто навещать, а потом и мы перебрались в Лисий Нос, и некоторое время квартира на Большом проспекте простаивала пустой.

   Лисий Нос привлекал нас давно, во-первых, потому что в связи с переездом на Петроградскую сторону ездить в Горелово на дачу через весь город стало очень неудобно. В этом смысле Лисий Нос к Петроградке был значительно ближе. Кроме того, по сравнению с гореловским садовым кооперативом на болоте, без леса, без водоёмов, без дорог, Лисий Нос представлялся даже тогда цивилизованным местом — рядом Финский залив, вокруг леса, нормальные продовольственные магазины, даже сбербанк, аптека и поликлиника, отличное сообщение с городом по Приморскому шоссе и на электричке, а дороги внутри посёлка заасфальтированы.

   Воздух в Лисьем Носу всегда чистый, т.к. преобладающие ветры западного и южного направлений дуют в сторону города. Никакой промышленности и крупного жилищного строительства — только частные дома, причём старые ветхие развалюхи быстро замещались особняками новых русских. Народу мало, можно долго бродить по улицам и не встретить ни человека, только редких собаководов. Несмотря на такую тишь, не страшно даже ночью: улицы освещены, а пьяницы и наркоманы кучковались только возле магазина.

   Поэтому сразу после переезда на Большой проспект мы купили в Лисьем Носу половину дома и участка на Холмистой улице. Эта половина принадлежала сыну хозяина второй половины, уехавшему в Германию, и его отец заверял нас, что тоже собирается перебраться к сыну и продаст нам оставшуюся часть. Перестраивать для жизни половину дома не было никакого смысла, и мы ждали, когда же, наконец, мы станем обладателями всего владения. Несколько лет старик тянул и тянул время, поэтому мы использовали эти полдома летом как дачу для моей мамы.

   В конце концов в 1997 г. Тамара договорились со своей старой подругой Галей Дубровской, ещё в 80-х годах эмигрировавшей в Америку, о том, что она продаст нам дом и участок в Лисьем Носу, принадлежавший её родителям, которые тоже собирались переехать в Штаты. Для того, чтобы приобрести этот дом, мы продали родительский дом в Горелово и полдома в Лисьем Носу, последний — дочке хозяина второй половины. Наше новое приобретение — участок 15 соток и старый дом без всяких удобств. Зато сам участок — в сотне метров от берега залива, т.е. с высоты мансарды дома было видно море.

   Здесь мы сразу взялись за перестройку дома. Его основу составлял бревенчатый сруб 6 на 6 м с двумя дощатыми пристройками-верандами, одна из которых служила прихожей. Дом был поделён на множество маленьких каморок, как на первом этаже, так и в мансарде, поэтому первым делом надо было снести лишние перегородки. Из сырого подвала через щели в полу сильно дуло. Круглая печка-голландка и кухонная плита не вписывались в задуманную нами перепланировку. Окна и двери были в ужасном состоянии. В общем, предстояла коренная перестройка дома. Для выполнения работ я пригласил моих прежних коллег из “Гранита” — инженеры высшей квалификации, цвет науки, теперь подрабатывали дачным строительством. Чтобы приготовить дом к летнему сезону, основные внутренние работы велись зимой.

   Запомнился один эпизод. Однажды мне надо было встретиться на стройке со Славой Ходюком. Я приехал туда на “Москвиче”, а он на своей иномарке. Сделав дела, он уехал раньше, а я припозднился до темноты. Тут разыгралась такая метель, что ни зги не видно. Дорогу замело, освещения на улицах не было. Я поехал домой просто вслепую, причём останавливаться было нельзя, наверняка застрянешь в сугробе. Где дорога, где канава — было не разглядеть. Сквозь пургу впереди засветились фары встречной машины. Как уж мы разъехались — одному Богу ведомо! Дальше путь лежал мимо детского сада. По обочинам стояло несколько машин с зажжёнными фарами. Когда я попытался проехать между ними, я понял, что машина неуправляема: под колёсами голый лёд. Господи, пронеси! Проскочил в нескольких сантиметрах от стоящих машин.

   В результате полной перестройки дома, которая продолжалась в несколько приёмов, в окончательном виде на первом этаже внутри сруба остались всего две комнаты: кухня-столовая-гостиная и спальня родителей. Веранда была превращена в спальню Ильи, а прихожая вместе с лестницей на мансарду переделана, и из неё выделен туалет с душем, к которому уже значительно позже прилепили ванну. В мансарде появилась одна спальня для меня с Тамарой, а на верхней лестничной площадке — гардероб. Мы провели в дом водопровод, сделали местную канализацию с двумя септиками из бетонных колец с откачкой очищенных сточных вод через дренажную сеть на участке в канаву. Горячая вода — от электрического бойлера. На кухне поставили газовую плиту с электродуховкой,  газ — от 50-литровых баллонов снаружи. На месте старой плиты сложили новую печь из декоративного кирпича исключительно для отопления, а в мансарде сделали симпатичный маленький камин, облицованный кафелем. Оставили лишь старую высокую кирпичную трубу, которую внизу тоже облицевали кафелем, — и для печи, и для камина. Правда, торчала она прямо посреди и первого, и второго этажа.

   Утеплили, переложили, отциклевали и покрыли лаком новые полы. Во всех помещениях расширили оконные проёмы и вставили новые двойные рамы. Везде поставили новые двери, на входе — стальную. Утеплили все стены, как в срубе, так и, особенно, в пристройках, а также потолки. Внутри всё обшили вагонкой, её ошкурили и покрыли прозрачным лаком. На кухне установили кухонную стенку. Везде повесили и установили новые светильники, шторы и занавески. Полностью переделали электропроводку с новыми розетками и выключателями и поставили новую сантехнику. Снаружи первый этаж дома был обшит новой вагонкой с дополнительным утеплением минеральной ватой. Я перечислил все эти достижения, чтобы было понятно, сколько крови и прочего нам всё это стоило. Но в результате в доме можно было жить даже зимой со всеми городскими удобствами.

   Поэтому родители Тамары вскоре и переселились туда, а за ними и все мы, так как всё равно приходилось регулярно их навещать, привозить продукты и обеспечивать топливом. Дровяное отопление было главным недостатком загородного житья. На дрова пошли разобранные перегородки, старая вагонка, старый реечный забор, старый сарай, обрезки новых досок, а также огромные берёзы, разросшиеся с южной стороны участка.

   Как мы их валили! В “Пантелеймоновском” магазине у нас работал ювелир Сергей, как оказалось, имевший опыт лесоповала в студенческом стройотряде. У нашей соседки по участку Нины Николаевны, вернее, у её мужа, мы одолжили бензопилу, и Сергей с ювелирной точностью уложил штук пять высоченных берёз так, что они не сломали ни одной постройки на участке. Оставили только две рядом стоящие берёзы, одна из которых плакучая, для красоты. Зато теперь из дома открылся великолепный вид на залив и роскошные закаты. На западной границе участка мы оставили две больших ели и берёзу, создающих вместе с ещё большими елями на соседних участках впечатление леса.

   Берёза эта, помнится, однажды спасла наш забор, на который в бурю падала огромная ель с соседнего участка, но зацепилась за нашу стойкую берёзу. Вообще ели в округе падали при сильном ветре довольно часто. Раньше я каждый год поздней осенью ездил в лес и искал такие упавшие ели, чтобы набить машину лапником для укрытия кустов и цветов на участке. Заодно на просеке под линией электропередач я добывал и ёлочку для новогодних праздников. Обычно я пилил дрова дисковой пилой, собранной на самодельном деревянном станке. Однажды прямо перед Новым Годом Тамара тоже решила попилить и чуть не отпилила себе палец — рана была до кости. Мы срочно поехали в травмапункт, еле нашли работающий, но и в нём медики были все в стельку пьяные. Как-то, с грехом пополам, зашили.

   На первое время мы оставили на участке старую времянку — маленький обшитый рубероидом домик на одну комнату с крошечной кухней-прихожей, куда летом, бывало, приезжала мама с Елагиным, когда у них не было государственной дачи или путёвок в дома отдыха или санатории. В другое время там жили огромные летучие муравьи и строители-шабашники. Сначала это были трое молдаван, которые сделали нам новый забор из доски-дюймовки двухметровой высоты вокруг всего участка.

   При этом произошли первые нелады с некоторыми соседями. Всего у нас получилось пять соседей, т.к. участки с южной и северной стороны были поделены пополам. Так вот, когда мы убрали старый забор с северной стороны и протянули верёвку, по которой надо было ставить новый забор, то один из соседей ночью эту верёвочку подвинул на метр вглубь нашего участка, и наши рабочие стали ставить и бетонировать столбы по этой сдвинутой верёвке. Мы с Тамарой были на работе в фирме, Тамарины родители этого не заметили. Так эти крохоборы отгрызли у нас 30 кв. м земли.

   С южной стороны соседи верёвку не двигали, но у одного из них вдоль границы с нами вплотную стояли жуткие полуразвалившиеся сараи с наклоном в нашу сторону, которые мешали установить новый забор, так что нам пришлось самим отступить от старой границы, о чём даже взяли расписку. В конце концов мы махнули на это рукой, хотя потом не раз сожалели об этом. Ведь, во-первых, стоимость сотки земли в нашем районе Лисьего Носа превышала 10 тысяч долларов, а во-вторых, при дальнейших стройках именно этих метров нам и не хватало.

   На месте снесённого старого сарая мы решили построить баню-сауну из бруса. Первоначально мы планировали сруб 6 на 4 м, разделённый пополам на сауну с моечной и раздевалку. Молдаване успели забетонировать фундамент и начали укладывать сруб. На следующий сезон продолжать строительство нашей бани пришлось уже другим работникам. На соседнем участке, как раз у нашего земельного вора, на крыше работали наши русские люди. Так мы познакомились с Андреем Зубаревым и его друзьями.

   К тому времени план строительства бани значительно преобразился. Мы подумали: к чему даром пропадать такому мощному фундаменту? И решили сделать баню двухэтажной. Поэтому со стороны раздевалки мы запланировали пристроить прихожую с лестницей на второй этаж и туалетом под лестницей, а со стороны сауны — сарай для инструмента с отдельным входом. В длину первый этаж вырос вдвое — с 6 до 12 м, а над ним я спроектировал большую жилую мансарду площадью более 30 кв.м для меня с Тамарой и отделённую от неё стенкой-шкафом верхнюю лестничную площадку с выходом на балкон. Крыша над мансардой асимметричная: с южной стороны более пологая для размещения под ней окон и балкона, а с Севера — крутая, доходящая прямо до верха забора. Так что мы решили перебраться в новое жилище и освободить мансарду дома для Ильи. Для бани необходимо было подвести водопровод и сделать для неё автономную канализацию с двумя септиками и насосом, так же, как и для дома.

   Наш новый прораб Андрей — молодой, высокий, лысоватый мужчина, кривой на правый глаз с детства по неосторожности. Интеллигентный парень, умница и мастер на все руки, в строительстве профессионал. Один только у него был недостаток: брался сразу за несколько строек и бегал как заяц от одного объекта к другому, везде срывая сроки и подводя заказчиков, которые ругали его последними словами. Но сначала мы этого не знали. За сезон Андрей вместе с его подмастерьем Серёгой, бывшим десантником, воевавшим в Анголе, соорудили септики из бетонных колец, а также закончили сруб, поставили каркасные стены пристроек, вставили двери и окна, сделанные на заказ, и накрыли шиферной крышей.

   Для отопления сауны мы купили стальную каменку, а для раздевалки, которая превратилась впоследствии в кухню-столовую, — стальной камин с жаропрочными стеклянными окнами и регулируемым поддувом. Наверх поставили купленный ещё для Горелово немецкий чугунный эмалированный камин тоже с живым огнём за жаростойкими стёклами. Все три дыма выходили на крышу в общую трубу, которую сложил тот же печник, который сделал печь в доме, кстати, не очень удачную. Для приготовления пищи в кухне-столовой вмонтировали в изготовленную кухонную мебель электроплиту на две комфорки. Горячая вода обеспечивалась бойлером.

   Помещение парилки заизолировали по теплу фольгой и обшили осиновой вагонкой. Из осины сделали и лежаки на трёх человек. Нашу сауну можно было нагреть до 110-120 градусов. Выйдя из сауны через осиновую же дверь в моечную, облицованную кафелем, можно было помыться как из таза на скамье, так и в душевой кабине. Печь в сауне была снабжена змеевиком-теплооменником, соединённым по замкнутому контуру с баком из нержавейки на втором этаже под потолком-крышей. Перед мытьём этот бак и весь контур через кран заполнялся холодной водой из водопровода, и когда печь топилась, вода в этом контуре циркулировала и нагревалась до кипения, давая дополнительный источник горячей воды для мытья.

   Стены внутри всех других помещений бани были обшиты вагонкой и покрыты прозрачным лаком. Несколько лет мы с Тамарой жили в этой бане и на первых парах очень часто до изнеможения потели в сауне, причём нагревали её так, что ноги на полке припекало. Но через некоторое время я почувствовал, что это плохо сказывается на сердце и сушит кожу, поэтому сначала мы стали топить сауну, только принимая гостей, а потом и вовсе прекратили. Зимой, как и в доме, основные хлопоты доставляла необходимость топить дровами камины. Утром мы, стуча зубами, вылезали из постели и мчались на работу, а, приехав вечером, первым делом топили оба камина. В сильные морозы у нас, бывало, замерзала вода в трубах на входе в баню, приходилось отогревать их феном.

   Кроме бани, Андрей построил напротив дома под оставленными берёзами большую открытую беседку, где можно было устраивать летние застолья или просто посидеть во время дождя. На фото – аппетитная картина такого подзаборного пикника с Людмилой Гладковой и Арленом, а правый крайний – Андрей. Беседку мы украсили двумя замечательными старыми чучелами — беркута и огромного филина с расправленными крыльями. Эти чучела провисели в беседке несколько сезонов, пока я не обнаружил, что простые птички-синички и прочие пичужки буквально ощипали пух и с орла, и с филина, видимо, для утепления своих гнёзд. Не побоялись грозного вида хищников, а говорите — инстинкты! Пришлось выставить эти лысые чучела на помойку.

   Помимо домостроения, непрерывно шло ещё и садовое строительство. Своими руками я выкопал пруд 6 на 4 м с максимальной глубиной 1,8 м. Выкопанный грунт, а также битые кирпичи от разобранных печей пошли на сооружение рядом с прудом довольно высокой альпийской горки. На дно и берега пруда я постелил два слоя разных плёнок: нижний — из разрезанного огромного баллона для перевозки вина, который достался мне по случаю, а верхний — из специального толстого полиэтилена, который пришлось сваривать паяльником из двух кусков, чтобы перекрыть пруд по ширине.

   На облицовку пруда, а также на каскад водопада с горки были необходимы большие природные камни. Источник таких камней я нашёл поблизости — на остановленной в то время стройке дамбы от Горской к Кронштадту. Летом мы ездили по этой дамбе до фортов, где можно было отлично искупаться: и вода чистая, и сразу глубоко, в отличие от лисиносовских пляжей. На обратном пути я загружал багажник и даже салон своего “Москвича” и в дальнейшем “Волги” крупными и как можно более тонкими гранитными плитами, которые я еле-еле мог поднять.

   Однажды на дальнем форте произошёл запомнившийся случай. Под вечер, уже искупавшись и загрузив полный багажник “Волги” камнями, я обнаружил, что бензобак пуст. Оставив Тамару в машине, я взял канистру, чтобы выцыганить у кого-нибудь из водителей машин на пляже немного бензина, но автомобилей на пляже осталось уже мало и, как назло, почти все дизельные. Ну, а кто-то и пожадничал. Уже отчаявшись, я поймал последний, уже отъезжающий автомобиль и взмолился, чтобы они подвезли меня до бензоколонки у въезда на дамбу — это около 15 км. Предупреждать Тамару времени не было, мобильников в то время тоже. Я сел в автомобиль, и мы поехали по дамбе. Смешно, но, когда до бензоколонки осталось километра два, эта машина тоже остановилась — и у них кончилось дизельное топливо. Я взял свою канистру для бензина и их канистру для солярки и бегом почапал к спасительной заправочной станции. Кросс в 4 км, к тому же с отягощением заправленными канистрами на обратном пути, я преодолел в рекордное для меня время: ведь я понимал, что Тамара осталась на форте одна, в полной темноте и, наверное, сходит с ума, не понимая, куда я провалился. Хорошо, что эти ребята согласились отвезти меня обратно на форт, а то пешком с канистрой я дошёл бы до него к середине ночи, а попутную машину можно было и не поймать. Понятно, какими словами меня приветствовала Тамара!

   Камни, конечно, подкосили подвеску “Москвича”: пришлось даже менять листы рессор. “Волга” тоже потеряла свой первоначальный лоск. Но зато и пруд, и горка вышли на славу. В узком месте пруда перед впадением в него водопада мы перекинули мостик из брусьев, к которому впоследствии приделали перила с четырьмя фонарями. Однажды весной на мой пруд сели перелётные утки. Профиль дна был сделан так, что у берега была оставлена мелководная полочка для размещения прибрежных растений. Эта полочка как-то выручила меня.

   Я разжигал бочку со старыми, прелыми и мокрыми листьями, но она никак не разгоралась. Керосина не было, и я сдуру решил плеснуть в бочку немного бензина из канистры. Я помню, как по струе от бочки к канистре побежал огонь прямо на меня. Я отбросил канистру, но, видно, плеснул бензин и на себя. Ватник, который был на мне, вспыхнул. Спасая себя, я побежал и плюхнулся в пруд, а потом сразу обратно к канистре, к которой по ручейку бензина подбиралось пламя, и отшвырнул её ногой. В общем, всё кончилось счастливо.

   В пруду я установил насос с фонтаном и подачей воды на верх горки, с которой по гранитным ступеням, журча, стекал ручеёк прямо в пруд. Фонтан по вечерам можно было подсветить из-под воды лампой со светофильтрами разного цвета. На рынке я купил дюжину золотистых и серебристых карасей. Они зимовали в замёрзшем пруду: видимо, он был достаточно глубок и не промерзал до дна. Так что в последующие годы караси размножились и плавали стайками, всего их было больше сотни. А потом вдруг после какой-то неудачной зимы они почти все исчезли.

   На горку подняли порядочные валуны, и Тамара засадила её разнообразными хвойниками: пирамидальными и шаровидными туями, разноцветными можжевельниками разнообразных форм, карликовыми соснами, так что получилась почти что Италия. За этой первой горкой ближе к калитке мы соорудили вторую, тоже засаженную хвойными деревьями горку, так что, проходя мимо, можно было вдохнуть густой хвойный аромат.

   Кроме хвойных деревьев, мы с Тамарой ездили в питомники и за лиственными деревьями и кустарниками. Конечно, Тамара разводила и цветы, пробовала и георгины, и розы, и лилии, но в конце концов остановилась на тех цветах, которые не требуют особого ухода. Украшением участка служили множество разнообразных хост, огромный куст рододендрона, клематисы, бегонии, лилейники, флоксы, герани и ландыши. От старых хозяев нам достались много яблонь, вишен и слив, в том числе мелкая, но очень урожайная слива-терновник, много кустов красной и чёрной смородины, но после всех строек остались только шесть яблонь, терновник, который впоследствии тоже спилили, и три куста красной смородины. Посадили мы только три сливы разного цвета и кусты съедобной жимолости.

   Из старых рам мы построили теплицу на два отделения с крышей из поликарбоната, где вначале выращивали помидоры и огурцы, но позже от помидор отказались. В первые годы мы даже сажали картошку, морковь, свёклу, укроп, салат, тыквы и кабачки, но поняли, что овчинка выделки не стоит. Вместо всего этого у нас был разбит французский огород с круглой центральной грядкой и радиальными мощёными дорожками между грядками-секторами, засаженными разными сортами земляники, в том числе и ремонтантной, дающей ягоды весь летний сезон.

   Честно говоря, в урожайные годы я еле справлялся с изобилием плодов и ягод, делая протёртые с сахаром ягоды смородины и земляники, варенье из слив, компот из терновника, яблочный джем. Летом огурцы мы не покупали. Однажды у нас в бочке с компостом вырос и созрел настоящий арбузик сантиметров 15 в диаметре, вполне красный, с чёрными семечками и довольно вкусный.

   В Лисьем Носу появилось общество садоводов-любителей “Примула”, которое проводило ежегодные конкурсы садов. В один из сезонов наш сад был признан лучшим садом Лисьего Носа, и Тамаре был вручён мозаичный приз ручной работы. Сад украшали также деревянные решётчатые перголы с вьющимся девичьим виноградом, ограды и увитая клематисом арка из железных решёток, снятых с окон квартиры на Большом проспекте при её реконструкции.

   Дело в том, что мы решили разделить эту пустующую пятикомнатную квартиру на две двухкомнатные. Началась новая строительная эпопея. Для реализации этой идеи нужно было пожертвовать одной жилой комнатой, а именно, бывшей комнатой Ильи, и сделать из неё кухню-столовую и санузел с ванной, замуровать вход из нашей бывшей гостиной, которая стала спальней, в большую кухню и переделать входы в новую кухню и ванную.

   Вся эта перепланировка и раздел квартиры требовали официального оформления в районном ПИБе. От чиновников никакого творчества не требовалось, нужно было только на бумаге зафиксировать принятые нами решения. Тамара, как всегда, завела в ПИБе знакомство с какой-то пожилой тёткой, которая взялась сделать проект раздела и перепланировки квартиры и даже получила за это деньги, но через некоторое время куда-то пропала, так и не доведя работу до конца, хотя, вроде бы, все инстанции были пройдены и осталось только пригласить комиссию для приёмки уже сделанной работы.

   Ну, а на деле перепланировку и ремонт осуществлял всё тот же Андрей с Серёгой и моей обычной помощью в качестве снабженца, уборщика и мусорщика. Всё это было, между прочим, очень непросто с точки зрения подвода воды, газа, канализации и электричества. Кроме капитальных работ по сооружению новой кухни и ванной, затронувших, в основном, бывшую комнату Ильи, пришлось ремонтировать потолки во всех комнатах, пострадавшие от протечек и перепланировок квартир как над нами, так и на первом этаже, где для устройства магазина снесли часть внутренней капитальной стены, что вызвало усадку стен и появление трещин в стенах и на потолке нашей квартиры.

   Уже при строительстве бани Андрей проявил свои повадки: на несколько месяцев исчез в какой-то глуши на другой стройке. То же было и с квартирой на Большом проспекте. Тамара, берущая на себя руководство всеми строительными и денежными делами, никак не могла добиться от него соблюдения хоть каких-то приемлемых сроков строительных работ: ведь наши отношения с Андреем никогда не оформлялись в виде договора на бумаге, всё шло на доверии и устных договорённостях.

   Наконец, с грехом пополам, квартиры были закончены. Одна, с парадного входа включала прихожую с зеркальным шкафом-купе, большую гостиную с мраморным камином, кожаной мягкой мебелью и горкой (нашу бывшую спальню), небольшую, но современную кухню-столовую, ванную, совмещённую с туалетом, и большую спальню. Интересно, что все эти помещения можно обойти по кругу, так что в этой квартире можно было поиграть в пятнашки. Другая квартира, с чёрного хода, начиналась с маленькой прихожей, отгороженной от кухни, из неё вход в большую белую кухню-столовую, потом коридор с дверями в две изолированные солнечные комнаты по 20 кв.м ( бывшие родительские), а также в большую ванную, в душевую (обе, совмещённые с туалетами) и в прачечную. Первая квартира выглядела, конечно, роскошнее, но вторая была удобнее для большой семьи.

   Тамара приобретала и продавала запущенные квартиры и комнаты в коммуналках, но так как денег на ремонт и расселение не хватало, то у нас остались только две квартиры: одна, двухкомнатная, на Большой Пушкарской улице недалеко от квартир на Большом проспекте, а другая, однокомнатная, — на Богатырском проспекте недалеко от станции метро “Пионерская” в типовой девятиэтажке.

   Квартиру на Большой Пушкарской мы тоже решили перепланировать: сняли внутренние перегородки и ликвидировали лишний коридор, объединив комнату и кухню. Получилась так называемая “студия” — кухня-гостиная-столовая. Там мы сделали по заказу новую финскую кухонную мебель с барной стойкой-столом, поставили всё оборудование, мягкую мебель и телевизор. Санузел тоже полностью переделали: значительно его расширили и поставили большую угловую акриловую ванну. В перепланировке и выборе материалов нам помогала коллега нашей подруги Людмилы Гладковой, Саша, тоже телевизионщица и жена архитектора Матвеева, о котором позже. Открытую лоджию застеклили стеклопакетами и провели отопление, так что она стала уютным местечком для отдыха с видом на улицу Ленина, бывшую Широкую. Наверное, именно про эту улицу известная песенка: “Улица, улица, улица Широкая, От чего ты, улица, стала кривобокая?”.

   Так как наша квартира была расположена в торце дома, то ещё одной интересной особенностью этой квартиры был полутораметровой ширины промежуток между стенами нашего дома и соседнего дома, который использовался как длинный и узкий чулан. Мы разделили его пополам: из одной половины сделали большую гардеробную, а из другой — прачечную, куда поставили стиральную и посудомоечную машины. Везде мы заменили окна на стеклопакеты и поставили новые застеклённые большие двери. Конечно, пришлось заменить батареи и всю электропроводку. Вторую комнату — спальню — мы почти не тронули, не считая выравнивания стен, поставили только большую двуспальную кровать с тумбочками и платяным шкафом. Всюду заменили светильники. На кухне и в ванной под кафелем постелили электрический тёплый пол.

   Андрей в это время всё ещё возился с ремонтом на Большом проспекте и периодически пропадал, поэтому ремонт этой квартиры вела бригада других шабашников, которые в мастерстве, конечно, уступали Андрею, но зато сделали своё дело без проволочек. Получилась элитная квартира в центре города, право собственности на которую мы подарили Илье. Квартира была оборудована системой сигнализации вневедомственной охраны. В дальнейшем для усиления безопасности мы отгородили эту квартиру и две соседние от лестницы стенкой со стальной дверью, так же, как мы это сделали и с квартирой на Большом проспекте.

   Наконец, однокомнатная квартира на Богатырском. Там мы сделали простой, но элегантный ремонт без всяких перепланировок. Чтобы было тепло, заменили оконные рамы на стеклопакеты, а также поставили новые радиаторы отопления и постелили тёплый пол на кухне и в прихожей. Конечно, всюду закупили новую мебель и оборудование. Здесь с ремонтом при моём обычном участии справился один человек, причём, редкий для нас случай, за заранее обусловленную плату и в установленный срок.

   Во всех квартирах на стенах мы развесили акварели и картины, либо написанные, либо отреставрированные мной, а также библейские гравюры от моей бабушки Ани. В дальнейшем и в той, и в другой квартире пришлось не раз делать косметический ремонт, т.к. жильцы, как правило, не были аккуратны. На Богатырском, например, пара молодых компьютерщиков завели без нашего разрешения кошку, уверяя, что она безобиднейшее создание. Хоть она была и без шерсти, но, видно, обладала буйным темпераментом и прыгала с когтями по стенам, так что жильцы не нашли ничего лучшего, чем просто закрасить обои белой краской. После их отъезда мы просто ахнули.

   А в квартире на Большом проспекте проживавшая там вторая (а может, и не вторая?) жена некоего предпринимателя завела также без нашего ведома щенка ирландского сеттера, который основательно подмочил паркетный пол в кухне-столовой. Я посоветовал ей завести лучше ребёночка, и она последовала моему совету, но и это ей не помогло: вместе с сыном-детсадовцем её сменила следующая тайная жена, ужасная неряха, судя по тому свинскому беспорядку и грязи, которые они нам оставили после своего отъезда. Вообще, как правило, пока квартира сдавалась, съёмщики были с нами чрезвычайно любезны и приветливы, но, когда наступал момент расставания, они превращались, за редким исключением, в хамоватых и подленьких людишек, старающихся скрыть нанесённый квартире из-за их неряшливости и халатности ущерб. Причём это ведь были довольно состоятельные люди.

   Часто стройки и ремонты велись не на одном фронте и неоднократно продолжались. Например, баня была достроена ещё на два помещения: из холодного сарая была сделана тёплая спальня на первом этаже, соединённая как с сауной, так и с новой пристроенной полноценной ванной с тёплым полом.

   Ну, я думаю, что достаточно утомил любого читателя перечислением всех этих моих строительных подвигов. Ведь они продолжались в то время, когда я занимался политикой, работал в фирме, преподавал в Университете культуры и учился в Академии художеств. Сейчас сам удивляюсь, как меня хватало на все эти дела. Ведь стройки и хлопоты, связанные с оформлением и сдачей недвижимости, не прекращались никогда, о чём я ещё напишу.

      Зверьё моё:

 - семья Френдика и Джимки;

 - бедняга фокс и его мучитель;

 - Кузёныш;

 - всем бы так жить – как кошка с собакой!

                                               17.2.2. У МЕНЯ БЫЛА СОБАКА.

   Но вообще у нас были два пса и два кота. До них, ещё в квартиру на Белы Куна до рождения Ильи Тамара принесла кулёк и достала оттуда пару волнистых попугайчиков. Птички эти хоть и очень симпатичные, и маленькие, но больших хулиганов в своём доме мы не держали. Повсюду в квартире валялся разбросанный попугаев корм, гуано и пух, ну, хоть святых выноси! Терпеть это безобразие стало невозможно, и Тамара подарила попугайчиков моей маме, но и у неё они задержались ненадолго. Попытки научить попугаев говорить были безуспешны: они весело щебетали друг с другом на своём птичьем языке. Говорят, попугаи начинают говорить по-человечески только в одиночестве.

   Совершенно одинокое существо появилось у нас в Горелово. Однажды я раскапывал после зимы кучу навоза. Лопата звякнула о какой-то, вроде бы, булыжник. Но оказалось, что это была черепаха, которая, видимо, сбежала от своих хозяев и перезимовала в нашей навозной куче. Мы поместили черепаху в загончик из фанерного листа с реечными перилами, который я соорудил ещё для маленького Илюши-ползунка. Кормили черепаху листьями салата и капусты. Казалось, черепаха никак, даже боком между рейками, не сможет вылезти из загона наружу. Но как-то утром мы обнаружили загон пустым — неугомонная свободолюбивая черепаха-путешественница продолжила свой путь в неизвестном направлении.

   Однажды в нашу квартиру на Белградской Тамара принесла чудесное создание — годовалого сиамского кота Джима. От него отказалась соседка библиотекарши на Тамариной работе, и та предложила Тамаре взять это сокровище. Он был уже вполне взрослый, кастрированный и воспитанный кот. Ему даже не требовался особый туалет, он сам садился на унитаз и делал все свои дела, только вот спускать воду не умел. Шерсти от него тоже было немного. Питался он, в основном, варёной рыбной мелочью с овсянкой.

   Красавец с огромными голубыми глазами, шоколадными лапами, хвостом и головой, он был к тому же не совсем ручным и обладал совершенно независимым характером. В нём было какое-то особое достоинство. Игры его тоже были диковатыми. Он любил, когда на него шипели, вызывая на бой, а также когда ему “чистили” морду. В таком боевом настроении он совершал дикие, очень высокие прыжки на мою дразнящую руку. Мои руки были постоянно в царапинах от его когтей. Но это были чисто спортивные бои.

   Какой смелости был этот кот, можно судить по тому, что раз он, сидя на заборе в Горелово, прыгнул прямо на спину проходящей мимо овчарки и обратил её в бегство. Но никакой злобной агрессии по отношению к людям Джим никогда не проявлял, в отличие от другого моего знакомого сиамца Баси, который жил у мамы и не раз всерьёз нападал как на маму, так и на Елагина, страшно раздирая им руки и ноги.

   Джимка всегда встречал нас с работы, сидя под потолком на книжных полках в коридоре. Спал он на нашей тахте поверх одеяла, устраиваясь между нами и лапами отодвигая нас друг от друга. Он прожил у нас 15 лет и умер прямо в нашей постели, вытянулся и замер. Похоронили мы его в Горелово, где он вместе с нами проживал летом. На ящике, в который я его положил, я написал: “Джим, котик незабвенный”.

   Через несколько лет после появления Джима у него появился приятель — фокстерьер Френд. Тамара принесла его от своей подруги Агнессы в обувной коробке — совсем маленьким беленьким щенком. Папаша Френда, которого держала Агнесса, был медалистом на собачьих выставках. Когда Френд оказался в нашей квартире, Джим, почуяв собачий запах, забрался на шкаф и сидел там двое суток, не слезая. Чтобы выманить Джимку, мы окропили щенка валерьянкой и накапали путь от шкафа до коробки со щенком. Джим медленно слез со шкафа, дошёл до коробки и принялся вылизывать Френда. С тех пор он стал его папой. Щенок рос, он играл и боролся с котом на равных, но, когда Френд стал уже заметно больше Джима, такие игры прекратились.

   В первый же год жизни Френду не повезло. Зимой мы гуляли с ним и Илюшей, но Илья отпустил поводок, и Френд понёсся прямо на проезжую часть улицы. Илья — за ним, но случайно наступил на поводок и рухнул на Френда. Сначала мы думали, что он просто ушиб щенка, но и через несколько дней Френд ковылял на трёх лапах. В ветеринарном институте рентген не работал, а доцент, с которым мы договорились посмотреть Френдика, сказал, чтобы мы принесли с собой новокаин и бутылку марочного кагора. Мы думали, что кагор нужен для щенка, но оказалось, что для доцента. При осмотре он подёргал его за лапу и сказал, что это вывих, и это пройдёт.

   Прошло ещё немало дней, но ничего не проходило, и мы понесли щенка в человеческий институт ортопедии по блату к знакомому профессору, замаскировав его в проходной под ребёночка. Там сделали, наконец рентген, и по снимку стало ясно, что он сломал шейку бедренной кости. К несчастью или к счастью, и у них авария — сломался автоклав для стерилизации хирургических инструментов. Потом профессор уехал отдыхать. Когда он вернулся, в назначенный уже день операции мы привезли к профессору Френда и приготовили бутылку дорогого коньяка. Хирург, уже в маске и перчатках, поставил Френда на стол, и тот вдруг пошёл, прихрамывая, на всех четырёх лапах. Хирург сказал, что он, конечно, может зарезать пёсика, но не советует его трогать, кость уже срослась. Так операция и не состоялась, а Френд потом всю свою жизнь хромал, т.к. кость срослась неправильно.

   Как и все фокстерьеры, он был шустрый, темпераментный пёс. Несмотря на свою хромую лапу, прыгал довольно высоко. Польза от него была только одна — волей-неволей приходилось с ним гулять утром и вечером. Зато хлопоты были немалые. Кроме кормёжки и мытья после гулянья в непогоду, его надо было ежегодно, а то и два раза в год, ощипывать для сохранения экстерьера породистой собаки. Процедура эта была довольно мучительной. Его нельзя было просто обстричь, а надо было с помощью обломка ножовочного полотна именно выщипывать с корнем лишнюю шерсть по всему телу. Бедный пёс под конец, особенно когда процедура приближалась к его детородным органам, пытался огрызаться, поэтому эту пытку над ним мог проводить только я как мужчина, которого он всё-таки побаивался. Прожил он у нас тоже около 15 лет, но под конец его парализовало, и пришлось его усыпить. Зимой я похоронил Френда уже в Лисьем Носу на купленной нами половине участка на Холмистой улице:

                           У меня была собака, я её любил,

                           Паралич хватил собаку, я её убил.

                           Вырыл ямку, закопал,

                           Крест поставил, написал…

   Целую компанию бессловесных существ мы держали на работе – в кабинете магазина “Пантелеймоновский”. Там у нас стояли четыре здоровенных аквариума с разными рыбами: мелкими ярко-голубыми неоновыми рыбками, усатыми золотыми, чёрными и пятнистыми сомиками, лунообразными красавицами скаляриями, задиристыми красными меченосцами и большими полосатыми астронотусами, на боках которых ясно читалась буква “А”. Разные рыбы хоть и не скандалили громко друг с другом, но вполне могли затравить и съесть кого помельче, поэтому пришлось их рассадить по разным аквариумам. В ещё одном шарообразном аквариуме у нас плавал золотой вуалехвост. Для периодического ухода за этим водным хозяйством нам приходилось нанимать специалиста. Наблюдать за рыбами можно было бесконечно, их плавные движения успокаивали нервы, а Тамару-кормилицу астронотусы узнавали в лицо и позволяли гладить спинку.

   Следующая кошачья-собачья парочка появилась у нас, когда мы уже купили целый дом в Лисьем Носу ближе к заливу. В конце 2001 г. мы с Тамарой ездили на дачу к приятелям и привезли от них новорождённого котёнка кремового цвета. На фото он с крёстным папой Борей. В Лисьем Носу он вырос в роскошного, огромного, пушистого кота с жёлтыми глазами. Я назвал котика – Его Светлость Маркиз Кис-Кис Кузьма Ильич Лисиносовский, — и, как оказалось, он вполне соответствовал своему титулу.

   Такого величавого, спокойного, умного кота было не сыскать. Он даже мебель не драл, конечно, отыгрывался на деревьях в саду. Нужду справлял там же в любую погоду. Кормили его курятиной, тоже с овсянкой. Ещё огромный плюс — никогда не сидел у людей на коленях, но, правда, шерсть от него всё равно была повсюду. Грязные лапы давал мыть в тазике безропотно. Разговорчивый, в приливе счастья мог тихонько покусать ласкающую руку, но без всякой крови, никогда не царапался. Не вор, когда хотел кушать, терпеливо сидел у своей миски. В общем, кот совершенно без проблем. Жил с нами больше 15 лет и был абсолютно здоров. Был примерным лентяем и сибаритом. Несмотря на кажущуюся апатичность, ловко ловил в саду птиц и мышей. Мир его пуху.

   Через полгода после появления Кузи, уже полностью переместившись в Лисий Нос, мы решили завести сторожевую собаку. Сначала нам предлагали щенка кавказской овчарки, но, посмотрев на мамашу, мы поняли, что с таким чудовищем нам, пожалуй, не справится.

   У Ирины, нашей знакомой в Лисьем Носу, была тогда целая свора собак — штук пятнадцать. Она была из тех жалостливых людей, которые подбирают всех бездомных собак и кошек. Такой собачьей благодетельницей была и консультант нашей фирмы “Пантелеймоновская” профессор Бирюкова из Эрмитажа. Вернее, главным любителем собак и кошек был её муж, адвокат, но и она стойко терпела присутствие в своей профессорской квартире нескольких десятков собак и ещё больше кошек, которые разделились на несколько враждующих стай. Для уборки экскрементов и кормёжки всей этой своры они нанимали даже специальную прислугу. Любовь зла, полюбишь и козла, и не только.

   Собаки у Ирины  жили в специальном загоне, и там, конечно, царили законы собачьей стаи. В этой стае родился чёрный щенок с белой лапой, типичный лисиносовский дворянин, которого, несмотря на его внушительный рост, все обижали. Зачастую при массовых собачьих драках всем им доставалось от хозяина, который разнимал их с помощью лопаты. Так вот, этого забитого собачьего годовалого подростка по имени Тоша нам и предложили.

   Когда хозяин выволакивал его из будки, меня поразила его здоровенная морда. Тем не менее, он сначала шарахался от любой маленькой шавки и поджимал хвост при приближении любого человека. Только через несколько лет он заматерел и стал нормальным псом. Мы сознательно взяли этого здоровенного пса, чтобы держать его во дворе, т.к. даже от маленького Френдика в квартире стоял запах псины. Сначала мы соорудили для него деревянную утеплённую будку и даже держали на цепи, чтобы не убежал, но он ещё подрос и стал таким сильным, что вырывал крепление цепи к будке, так что скоро я перевёл его на беспривязное содержание.

   С Тошей не было таких проблем, как с Френдом. Его не надо было выщипывать или обстригать, достаточно было просто в период линьки вычёсывать неопрятные клоки шерсти. Ну и, конечно, надо было его кормить и выгуливать. Кормил я его по утрам, когда некогда, концентрированным собачьим кормом “Чаппи”, а днём и вечером — мясной похлёбкой с овсянкой. Кстати, концентрат он не любил. Может, такое смешанное питание было и неправильно. При постройке   нового дома мы соорудили для Тоши новую тёплую будку под крыльцом. Зимой мы включали ему пол с электроподогревом, а вход занавешивали меховым пологом.

   Свою сторожевую роль Тоша выполнял: вид у него был грозный, морда страшная, хотя по характеру это был добрейший пёс и прикусил чужих людей на нашем участке лишь дважды за излишнее панибратство. Среди местных собак на улице он не задирался, но несколько раз задал трёпку невзлюбившему его соседскому псу Баксу. Однажды, разнимая их, мне пришлось поднять обоих сцепившихся псов в воздух и бросить их на землю, после чего у меня долго болели растянутые связки в плече. Другой раз я пострадал из-за Тоши, когда на него напал бультерьер, вцепившийся ему в горло мёртвой хваткой. Когда я оттаскивал этого профессионального убийцу от Тоши, бультерьер тяпнул меня за руку.

   С Кузей у Тоши было полнейшее мирное сосуществование на принципах взаимного уважения и невмешательства во внутренние дела друг друга. Умер Тоша весной 2015 г.. В последний год он совсем оглох, ослеп, с трудом дышал и еле передвигал лапы. Он совершенно потерял ориентацию, и я раз пять вытаскивал его из заполненных водой канав. Как-то ранней весной мы с Тамарой уехали на часок в магазин, оставив Тошу на участке. Приезжаю, хватился собаку — нигде нет, потом вижу: лёд на нашем прудике сломан, и в воде торчит чёрная горбатая спина. Тоша похоронен на нашем участке, на его могиле — здоровенный валун, мне бы такой памятник! Я придумал ему эпитафию:

                               Чёрен был от носа до хвоста,

                               Но душа светла, верна, проста.

   Больше мы домашних зверей заводить не рисковали. Очень жалко их терять, да и сами мы были уже слишком стары: не на кого было их оставить.

   Кузю тоже мне пришлось разок спасать. Однажды зимой кот не явился с вечернего гулянья домой, и я пошёл его искать. Зашёл с фонариком на соседний полузаброшенный участок, зову, перебираясь через сугробы, и только раз услышал слабое “мяу”. Вижу, среди сараев со всяким барахлом — две бродячие собаки, явно в охотничьем азарте. Я их шугнул, поднимаю глаза наверх, освещаю фонариком — на верхушке берёзы сидит мой Кузя, совершенно замёрзший и потерявший голос. Пришлось тащить через забор раздвижную лестницу и снимать кота за шкирку, так крепко он вцепился в берёзовый ствол. Вот так и жили, когда теряя, а когда и спасая братьев наших меньших.

   Интересно, есть ли душа у животных? Конечно, смотря что понимать под душой. Пусть я впаду в ересь, но из опыта моего долголетнего общения с моими псами и котами я уверен, что каждый из них — личность со своими, присущими именно им качествами, в том числе, вроде бы, чисто человеческими. Поэтому если понимать под душой сложнейший комплекс, определяющий личность живого существа, то, безусловно, душа у животных есть, только своя — звериная, птичья, змеиная, лягушачья, рыбья или муравьиная. Только нам тем труднее её понять, чем дальше мы друг от друга по эволюционной лестнице и условиям обитания. А домашние звери, живущие бок о бок с людьми, становятся настоящими членами семьи с понятными нам, людям, характерами и привычками. С кем поведёшься, от того и наберёшься.

   Вот, например, наш кот Кузя, когда мы садились за стол, тоже прыгал на свободный стул, садился, упираясь локтями передних лап на стол, даже если стул был довольно далеко от стола, и отвечал на обращённые к нему слова на своём кошачьем языке. А мой пёс Тоша, конечно, прекрасно понимал человеческую речь в той части, которая касалась его жизненных интересов, и иногда смотрел на меня такими умными глазами, которые не часто увидишь у иных людей. И наоборот, людям порой присущи какие-то типичные животные черты: кто на льва похож, а кто и на гиену. Недаром в сказках звери говорят по-человечески, но сохраняют свои повадки. Так что душевные качества у нас с животными общие.

   Ну, а степень разумности у животных и у людей и сравнивать нельзя. Просто каждый отлично приспособлен к своей среде обитания: звери — к лесу, птицы — к полёту, рыбы — к воде, а люди — к обществу себе подобных. Например, голый человек не протянул бы в тайге и месяца, несмотря на весь свой так называемый ум. Современные мне люди уже так зависели от искусственно созданной ими же среды обитания, что, как сказал один поэт: “Отключат свет – дебилов будет тьма”.

   Говорили, что звери не могут воспринимать плоское изображение. А вот Кузя однажды сидел и внимательно смотрел какой-то фильм о животных по телевизору с высоким разрешением. Там крупным планом показали убегавшего с экрана петуха, и Кузя поднялся и заглянул за плоский телевизор, чтобы посмотреть, куда же делся петух.

      Родовое гнездо I:

 - зимние джунгли;

 - у камина под пальмой за овальным столом;

 - вот что можно сделать из старого буфета;

 - капля китайщины.

                                             17.2.3. ВТОРОЕ ДЕЛО МУЖЧИНЫ.

   Теперь о главной стройке моей жизни — возведении родового гнезда. В 2003 году мы продали фирму, и у нас на руках появилась довольно круглая сумма, которую мы решили потратить на строительство капитального дома в Лисьем Носу. О комфортабельном собственном доме мы мечтали и раньше, я даже чертил собственные проекты трёхэтажного сооружения, соединённого через зимний сад со старым домом. Конечно, это были фантазии, чего стоило только предложение устроить в цокольном этаже большой бассейн. Поэтому для серьёзного дела мы решили обратиться к профессионалу — архитектору Игорю Матвееву.

   Место для нового дома на участке выбирать не приходилось: оно было единственным — от старого дома к улице. Идея соединить оба дома через зимний сад тоже была всеми воспринята. Но старый дом стоял вплотную к северной границе участка, и строить так же новый дом было нельзя по строительным нормам: нужно было отступить от границы участка не менее, чем на 5 м, поэтому переход между домами пришлось вести наискосок. По высоте здания тоже существовало ограничение — не выше 7 м, которое, впрочем, никто не соблюдал, но Тамара, запуганная общением с нашими чиновниками, настаивала на выполнении этого требования. Со стороны улицы нужно было предусмотреть въезд в тёплый гараж, который решили разместить в самом доме. Кроме того, нельзя было накрыть домом уже существующие распределительный колодец водопровода и два канализационных септика. Несмотря на эти жёсткие ограничения, архитектору, на мой взгляд, удалось создать очень разумный проект современного дома. Правда, потом Матвеев самоустранился от наблюдения за строительством, и в качестве прораба на стройке командовал Андрей.

   Приглашаю прогуляться по его интерьерам. Как о своём коктебельском доме писал Волошин:

                           “Дверь отперта. Переступи порог.

                           Мой дом раскрыт навстречу всех дорог”.

   Крытое прозрачной крышей крыльцо на входе в дом, скрывающее в себе ещё и утеплённую собачью будку, вело прямо в зимний сад, соединяющий старый и новый дом. Пол крыльца, облицованный кафелем, как и пол будки, имели электрический подогрев. За стальной входной дверью — маленький тамбур со стеклянным светящимся потолком для предотвращения попадания зимой холодного воздуха снаружи прямо в зимний сад. В двускатной крыше зимнего сада было сделано большое, в три створки, окно “Велюкс” для лучшего освещения растений, а южная стена зимнего сада почти полностью застеклена до пола огромным французским трёхстворчатым окном.

   В зимнем саду, кроме входной, было четыре двери. Одна первоначально соединяла старый дом с новым, но после смерти моего тестя в 2005 г. мы поняли, что вчетвером нам хватит места и в одном новом доме. Поэтому решили старый дом освободить, и эту дверь со стороны старого дома зашили и повесили зеркало, а со стороны нового дома промежуток между дверей превратили в стенной шкаф для продуктов. Ещё две двери из зимнего сада вели: одна в туалет, а другая, как предполагал архитектор, в котельную.

   Но, покумекав, мы решили, что использовать такое помещение, практически в центре дома, в качестве котельной глупо и лучше пристроить котельную к восточной стене дома. Дальнейшее практическое использование дизельной котельной целиком подтвердило нашу правоту. Запах солярки и шум дизельной горелки — это не сахар. Поэтому мы заняли это странное пятиугольное темноватое помещение с небольшим окном на север под библиотеку.

   За библиотекой — совсем техническое помещение с низким потолком, — прачечная, где помимо стиральной машины и стола с мойкой был установлен также большой бойлер для горячей воды с нагревом от котла. Оттуда можно было выйти в гараж, а также через маленькое помещение, где на стенке размещались насосы системы отопления, — в пристроенную котельную со стационарным напольным котлом и большим, на две тонны, баком для солярки. Через неё можно было выйти из дома под навес для стоянки автомобиля. В прачечной под каменной частью лестницы, ведущей на второй этаж из гостиной, был сделан чулан для продуктов, закрытый дверью-шторкой.

   Но вернёмся в зимний сад. Четвёртая дверь из зимнего сада вела в большое помещение, первая часть которого представляла собой кухню, переходящую в столовую с камином и эркером, сориентированным на юг, и через две ступени наверх по всей ширине помещения — в гостиную. Хотя это и единое помещение, что давало ощущение простора, отдельные его части чётко обозначались членениями потолка. К тому же оси кухни и гостиной были расположены под углом друг к другу. В кухне и в гостиной — большие окна, тоже с южной стороны.

   Из гостиной начиналась лестница наверх, с промежуточной площадки которой можно было войти в комнату, расположенную над гаражом и первоначально предназначенную для Ильи. Большое трёхстворчатое окно в этой комнате выходило на восток, на улицу. Ещё выше на марш лестницы — холл над столовой, тоже с эркером на юг. Из холла три двери: в санузел с душевой кабиной и гидромассажем, в бывшую комнату тёщи, тоже с окном на юг, и в нашу с Тамарой спальню с шатровым потолком и огромным угловым окном на юг и запад. Из нашей спальни — вход в большую ванную с окном “Велюксом” над просторной джакузи. Такова была первоначальная планировка нового дома.

   Фундамент дома — сначала ленточный на сваях с расширением внизу, заполненный песком, потом — сплошная бетонная плита на песчаной подушке, но с двумя пустыми подвалами под гостиной и под библиотекой. Подвал под библиотекой функционально был нужен для коммутации канализационных труб, а вот появление подвала под гостиной было вызвано чисто декоративными причинами: этими самыми двумя ступенями   между столовой и гостиной. Думаю, что это была ошибка, т.к., к примеру, Валентина Петровна в беспомощной старости не раз падала с этих ступеней.

   Стены дома и перегородки — из газобетонных блоков разной толщины, крыша черепичная. Кстати, сначала архитектор планировал покрыть крышу лёгким финским покрытием из фигурных рубероидных листов, но до крыши наша стройка дошла уже к началу зимы 2003 г., так что класть такое покрытие на морозе было невозможно: рубероидные листы должны спечься друг с другом на солнышке. Решили ставить натуральную черепицу, но она была не только дороже, но и значительно тяжелее. Поэтому пришлось срочно усиливать конструкцию стропил: вместо одиночных — в две доски, поставленных на ребро, а кое-где в углах поставили мощные двутавровые стальные стропила.

   Фундамент заливала бригада от Матвеева, но они ужасно затянули это дело, т.к. уже в 17 часов заканчивали работу и уезжали. В самую жару песок внутрь залитого ленточного фундамента таскали тачками, в том числе, помнится, и я в поте лица своего. Бетон на сваи, ленту и плиту возили бетоновозами, и к месту заливки перетаскивали тоже в тачках или перекачивали специальной машиной-транспортёром с длинной гусиной шеей. Стены из больших газобетонных блоков росли быстро.

   В помощь Андрею мы наняли трёх шабашников из Белоруссии. Жили они у нас во времянке. Молдаване, строившие забор, выпивали, но эти пили страшно. После их отъезда я выгреб из времянки и из-за забора от соседей несколько мешков пустых бутылок из-под водки. Хуже того, однажды поздно вечером я услышал, как они пытались провести во времянку какую-то бабу. Мне пришлось категорически возразить против превращения нашего участка в притон. Я работал подносчиком блоков и, конечно, как всегда, снабженцем.

   После возведения стен первого этажа надо было заливать бетонную плиту второго этажа. Опыта такого сложного дела, подозреваю, не было и у Андрея. Но, положившись на Господа, соорудили фанерный потолок, положили арматуру, подпёрли потолок снизу столбами и досками и вызвали машину-транспортёр, которая позволила подавать бетон с улицы от бетоновозов прямо на второй этаж. Когда заливали, было очень страшно, что потолок не выдержит веса налитого сверху бетона и, если его прорвёт, то хлопот не оберёшься. Даже когда верхнюю плиту залили, и бетон вроде бы схватился, было страшновато заходить на первый этаж, потому что столбы и доски, подпирающие потолок, кое-где немного прогнулись. Но, слава Богу, всё обошлось.

   После кладки стен второго этажа и чердака на следующий серьёзный этап — возведение крыши — мы тоже пригласили бригаду профессионалов, которые до нашего дома соорудили крышу и купол церкви в Горской. Работа шла уже в ноябре на ветру и под мокрым снегом, и я помню, как я, держа кисть замёрзшими руками, мазал огнестойкой пропиткой деревянные стропила на крыше под дырявым брезентовым тентом. Укладывали черепицу на крышу ещё два мастера, специалисты по этому делу. До зимы всё-таки удалось закрыть дом от непогоды, чтобы вести какие-то внутренние работы. Конечно, обогревали внутренние помещения электрорадиаторами.

   Потолки в большинстве помещений были сделаны из гипрока. Но потолки у нас были не простые. Для проектирования потолков и раскладки кафеля на полах под потолками мы опять-таки обращались к дизайнерам-профессионалам. Потолки в парадных помещениях первого этажа — в классическом стиле с полиуретановыми “лепными” бордюрами и круглыми, тоже “лепными” розетками над люстрами. В кухне и столовой они двухуровневые с подсветкой спрятанными между уровнями световыми шнурами, а в гостиной — кессонные с потолочными светильниками в центре каждого кессона. В комнате Ильи потолки были выдержаны в аскетической манере, тоже с полиуретановыми ступенчатыми накладками и потолочными светильниками по периметру, с подсветкой оконных штор.

   Потолок в холле — с ложными стропилами с одной стороны, тоже со скрытой в этих “стропилах” из гипрока подсветкой. А вот двускатный потолок нашей спальни украсили деревянные ложные стропила бордового цвета, контрастные с белым потолком. Примерно такая же конструкция потолка и в зимнем саду. Необычный потолок со встроенными светильниками и в ванной. А самый интересный потолок — в библиотеке. Там из деревянных профилей, лакированных под дуб, была сделана разноуровневая конструкция с центральным восьмиугольным полем для люстры и 16 прямоугольными и треугольными панелями, примыкающими к этому полю, с восемью потолочными светильниками, причём эти панели и центральное поле были обтянуты зелёным муаровым шёлком. В гараже подвесной потолок был сделан из квадратных   алюминиевых дырчатых пластин с встроенными в такой же квадрат двумя техническими зеркальными светильниками.

   Все полы на первом этаже — тёплые с жидкостным обогревом от котла. Сверху они были покрыты разнообразным кафелем: в кухне-столовой — из восьмиугольных пластин с квадратными маленькими вставками, кое-где узорчатыми, в гостиной и зимнем саду — двухцветные с выделением более светлым кафелем центральной зоны. Полы в кухне-столовой и гостиной — одного цвета и из одной итальянской коллекции, и их связь подчёркивалась кафельным “ковриком”, выложенным в центре светлого поля гостиной более тёмными плитками из кухни-столовой. Пол в библиотеке — из испанских узорчатых плиток с рельефными гербами.

   Полы на втором этаже были покрыты ламинатом, кроме кафельных полов в ванной и душе, которые тоже были тёплые, от котла. Стены в санузлах, конечно, тоже кафельные, из тех же коллекций, что и полы.   В ванной — роскошный итальянский классический кафель со скульптурными медальонами по модели знаменитого датского скульптора начала XIX века Торвальдсена “Вечер” и “Утро”. Душ был решён в стиле минимализма из мелкой белой и тёмно-серой плитки. В туалете внизу — двухцветная испанская плитка, имитирующая мозаику. Стены над кухонным столом тоже в мелкой плитке с декоративными вставками. Простой кафель — на полу и на стенах прачечной, гаража и котельной.

   Стены в остальных помещениях были оклеены однотонными обоями, причём в столовой и гостиной, а также на лестнице, обои одной коллекции, но разных, гармонично сочетающихся цветов: напротив окон — красивого бордового цвета, на котором отлично смотрелись золоченые рамы картин, а на других стенах — более светлые, песчано-розоватые. В библиотеке — травянисто-зелёные с вертикальными более тёмными полосами, в зимнем саду — желтоватые с грубой фактурой, в комнате Ильи — сиреневатые с двумя горизонтальными широкими полосами из иероглифов, в холле — опять светло-зелёные с золотыми проблесками, в тёщиной комнате — тоже зелёные, но в мелкую полоску, а в нашей спальне — светло-коричневые с силуэтами мелких цветов, к которым мы подобрали ткань на покрывало и подушки на кровать и на шторы того же цвета и с такими же золотистыми цветами.

   Шторы в спальне были повешены на угловое окно живописными складками. Шторы и занавески на окнах везде подбирались под цвет обоев, причём шторы в кухне-столовой-гостиной — из одной коллекции, одного цвета, но разной фактуры. В комнате Ильи шторы серебристые с фиолетовым оттенком. Внутренние двери везде современные со стеклянными вставками.

   Большую часть мебели из квартиры на Большом проспекте мы перевезли в новый дом. В зимнем саду стоял огромный окованный железом сундук, а также старинный резной мраморный умывальник, к котором мы подвели воду для фонтанчика в виде вращающегося на водяной подушке мраморного шара. Поставили старую рогатую вешалку и кресло-качалку, рядом с ним — маленький круглый столик.

   Кроме того, в тёмном углу зимнего сада Иван Сергеевич или просто Сергеич, наш знакомый столяр, изготовил большой зеркальный шкаф-купе. В углу у двери в кухню установили холодильник из нержавейки. В зимнем саду у Тамары выросли огромные юкка, фикус и множество других растений в  красивых горшках на полу, а также подвешенных к ложным стропилам потолка. На стенах зимнего сада — целая коллекция фаянсовых декоративных тарелок и пивных кружек, а также настенные часы. Освещение сада — современными светильниками со светодиодными лампами.

   В кухне напротив окна тот же Сергеич по моим эскизам сделал замечательную кухонную стенку в купеческом стиле из старого резного буфета, а у окна — тумбу и полку из красного дерева от старого шкафа с витражами в стиле модерн. На кухонный стол и эту тумбу по моему заказу на камнеобрабатывающем заводе сделали из нескольких частей (иначе не поднять!) большую угловую столешницу из чёрного гранита с блёстками, в которую были врезаны чёрная керамическая мойка и чёрная газовая плита на четыре комфорки, над которой вытяжка под старину. У окна стоял красивый столик, а с другой стороны окна на границе со столовой поставлена тумба для посуды.

   На том же заводе по моим эскизам сделали плиты из жёлтого с пламенем мрамора и светло-коричневого гранита для камина в столовой. Сам французский чугунный камин с большим жаропрочным стеклом, установленный напротив эркера, выведенный в специально для него построенную дымовую трубу, монтировал тот же Сергеич. Он же установил каменные плиты и бронзовую рамку для обрамления топки. Получился простой, но красивый камин, который вначале мы активно топили, и он давал много тепла, но потом что-то было лень таскать дрова и чистить камин после топки. Над камином — большое зеркало в раме, а перед зеркалом — каминные часы и два подсвечника. В столовой между эркером и камином был установлен большой овальный стол, а у эркера в горшке росла пальма с длинными, до потолка, перистыми листьями, но не очень густая. У эркера — красивая горка с фарфоровой посудой.

   В гостиной между эркером и окном — низкий старый резной стол индийской работы с фигурками пляшущих человечков и слонов, на котором стоял большой LED-телевизор. Напротив телевизора у стенки под лестничной площадкой — чёрный мягкий диван и кресло. Остальная мебель — китайская: буфет или шкаф, каминный экран и столик с мраморной плитой, на котором стояла чугунная скульптура “Казаки”. В углу — маленький инкрустированный перламутром пюпитр. На стенах гостиной над диваном — картины в золочёных рамах, а на других стенах — акварели и большая китайская шёлковая, вышитая пионами, картина, а также деревянные, инкрустированные перламутром панно. На входе и выходе из нашей парадной анфилады — православные золочёные иконы. На полу гостиной — большой дагестанский ковёр.

   Кухня и столовая освещались одинаковыми бронзовыми люстрами на 6 ламп-свечей, сделанными по старинным моделям, а также такими же двухламповыми бра, а гостиная, кроме 14 потолочных светильников, — красивым фонарём из цветного стекла. Когда через три года работы телевизор сломался, индийский столик перекочевал к дивану.

   В комнате Ильи у стенки напротив окна мы сделали два больших платяных шкафа со шведскими дверцами матового стекла, а между ними — книжную полку с квадратными ячейками. Когда Илья проживал в этом доме, там стоял финский кабинет: три книжных шкафа, один из них с баром, большой письменный стол и журнальный столик. Туда же мы приобрели финский диван-кровать и кресло. На полу — большой дагестанский ковёр, на стенах — отреставрированные мной иконы, в том числе большая, в рост, икона Ильи-пророка, а также акварель с видом японского храма и восьмиугольные стенные часы. Кроме 11 встроенных потолочных светильников, в центре потолка подвесной современный светильник с двумя светящимися шарами. После того как Илья с семейством переехал в перестроенный для них старый дом, эта комната преобразилась в кабинет.

   Для Валентины Петровны в её комнату мы купили деревянную кровать, между двух книжных шкафов поставили кресло напротив телевизора, повешенного на стенку. Ещё один книжный шкаф у окна тёща использовала для хранения своего белья, а напротив него у входа комнату украшал туалетный стол с большим зеркалом. Под телевизором в виде тумбы стояла её швейная машина. Под потолком — хрустальная чешская люстра на 6 ламп-свечей. После смерти тёщи, когда заболел и я, эта комната стала моей спальней, кабинетом и мастерской.

   В холле под люстрой с тремя стеклянными колокольчиками и плафоном мы поставили  круглый резной столик, окружённый двумя креслами и двумя стульями. На подобном ломберном столике под киотом стояли бронзовые часы. Книжный шкаф украшали два подсвечника. Ещё одна вращающаяся книжная тумба-столик была набита книгами по изобразительному искусству. И, наконец, к стене был прикреплён небольшой секретер, рядом с которым ещё одно кресло. В эркере — тоже пальма, не высокая, но более густая, чем внизу. На стенах — картины и мои копии с акварелей известных художников. В углу у входа в душ — аптечка.

   Кроме двуспальной кровати в нашей спальне — только комод и тумбочка. На комоде — канделябры. У входа в ванную — LED-телевизор. Над кроватью — два бронзовых бра по две свечи, а под потолком — люстра на четыре свечи и две лампы с хрустальными подвесками, первоначальный ансамбль которых я самостоятельно, в подарок жене, существенно обогатил за счёт дополнительных хрустальных гранёных шариков и пластин. Кстати, это был для меня не первый опыт создания хрустальной люстры: когда я ещё работал в “Граните”, я сделал Тамаре люстру из разнообразных оптических призм, которые водились в моём лазерном хозяйстве. Против окна Сергеич сделал большой встроенный в стену платяной зеркальный шкаф, что здорово расширяло пространство спальни, и в котором вечерами отражался вид из нашего окна с красивыми закатами. Огромные зеркала для этого шкафа, так же, как и для шкафа в зимнем саду, я привёз на багажнике “Волги” сам прямо со стекольного завода. Чего я только не возил!?

   В библиотеке мы поставили дубовый книжный шкаф с филёнчатыми дверцами, маленький дубовый письменный стол, огромный кожаный диван с высокими дубовыми тумбами по краям и напольные часы с механизмом из проходной “Гознака”. Перед диваном — маленький восьмиугольный столик с двумя тоже восьмиугольными табуретами.

   Для размещения книг нашей не маленькой библиотеки опять-таки по моим эскизам Сергеич сделал книжный шкаф во всю глухую стену, в котором был оставлен только промежуток для двери в прачечную. При этом в нижней части шкафа с глухими дверцами я использовал тот же рельеф филёнок, что и на дверях старого шкафа, а в верхней части с застеклёнными дверцами на стёкла были приклеены деревянные реечки, образующие прямоугольные решётки.

   В сочетании с обитым зелёным шёлком деревянным потолком получилась чудесная библиотека. В центральную часть потолка мы поместили люстру в виде хрустальной гранёной полусферы, на стену над диваном повесили множество моих библейских гравюр, а над старым шкафом — мою копию с загадочной голландской картины, о которой я уже писал. Как и во всех комнатах, и здесь над входной дверью в библиотеку нашлось место для отреставрированной мной иконы с изображением Бога-отца и Святого Духа.

   Наконец, перехожу к самому интересному, на мой взгляд, интерьеру в нашем доме — к лестнице. Верхняя часть лестницы, в том числе площадка перед комнатой Ильи, каменная, облицованная тем же кафелем, что и гостиная. А вот нижняя часть лестницы и перила — деревянные и выполнены Сергеичем по моим чертежам. Нижний марш лестницы начинался с большой деревянной плиты криволинейной конфигурации.

   Т.к. у нас ещё с советских времён остались резные лаосские панели красного дерева с изображениями переплетающихся водных змей среди рыб, а на одной — удава, обвивающего добычу, то я решил их использовать и всю лестницу решить в восточном стиле. Бордовые, цвета красного дерева ступени, перила и столбы лестницы, увенчанные многогранниками, хорошо сочетались с лаосскими панелями, заключёнными в чёрные рамки из реек, расположенные в центре перильных решёток из таких же чёрных реек, соединённых короткими перекладинами. Там, где панелей не хватило, и с внутренней стороны лестницы я поставил панели с придуманным мной “восточным” орнаментом, повторяющим конфигурацию панели с четырёхугольными петлями на углах, сделанным Сергеичем специальной фрезой, так же, как и канелюры на столбах. Такая лестница оказалась весьма декоративной и, к тому же, достаточно простой в изготовлении. Она была сделана из простой сосны, но покрашена в бордовый и чёрный цвета и покрыта многими слоями стойкого к истиранию немецкого лака.

   На стенах лестницы, которая хорошо освещалась окном на восток и “Велюксом” над ней, а также двумя антикварными бра-колокольчиками, висели три большие картины: одна — копия 50-х годов с “Оттепели” Васильева, а две другие — мои копии с картины Семирадского “Христос у Марфы и Марии” и “Зимний колодец” художника М. Николаева 1899 г.. Там же — пара моих акварельных копий и огромная акварель с изображением ручья в зимнем лесу.

   В таком виде лестница просуществовала несколько лет до тех пор, пока Илья не женился и не привёл в наш дом Марину. Я решил сделать молодожёнам подарок и преобразовать пустующий холодный чердак над холлом в жилую спальню. До этого на чердак вёл люк в потолке холла со складной деревянной лестницей. Своими руками я утеплил крышу снизу толстым слоем минеральной ваты, обил двухскатный потолок вагонкой и начал сбивать и привинчивать к лагам доски пола, тоже предварительно утеплённого.

   Тут удалось подключить к работе Сергеича. Он завершил пол, а я ошкурил вагонку и покрыл её белёсым финским лаком на водной основе, который, в отличие от нашего нитролака, не желтеет. В получившейся спальне под крышей стоять во весь рост можно было только в центральной зоне у конька крыши. Очень жаль, что мы, испугавшись нарушения строительных норм по высоте дома, не положили на стену хотя бы ещё один ряд газобетонных блоков, тогда спальня получилась бы комфортнее. Впрочем, как показала практика, привыкнуть можно и к такой китайской фанзе.

   На фронтоне под крышей сделали большое пятиугольное окно с прекрасным видом на залив, который с такой высоты виден во всей красе. Дверь в спальню тоже получилась трапециевидная. Под скатами потолка поместились с одной стороны сдвинутые вместе два односпальных матраца на специально сделанном Сергеичем низком подиуме, с тумбочками, т.к. протащить наверх единый двуспальный матрац было невозможно. С другой стороны — длинный низкий шкаф и подставка под телевизор на колёсиках. В общем, площадь спальни была использована на все сто процентов.

   Чтобы добраться до новой спальни, необходимо было вместо спускаемого раскладного трапа на чердак устроить нормальную лестницу в продолжение имеющейся лестницы, ведущей в холл. Я решил сделать её деревянной в том же восточном стиле. Но главное, сначала надо было рассчитать количество и размер ступеней, а также конструкцию опор и крепления лестницы к стенам, в условиях жёстких габаритных ограничений, вытекающих из ширины и высоты существующего лестничного проёма. Нужно было обеспечить проход по лестнице человека нормального роста без опасности для его макушки. Особое внимание надо было уделить надёжности конструкции, ведь это лестница, и пикировать с неё вниз, если она развалится под ногами, было бы опасно.

   По моим чертежам Сергеич сначала сделал и собрал на месте всю конструкцию продолжения лестницы. Она начиналась из холла поворотом с существовавшей лестницы на 180 градусов по четырём широким ступеням. Дальше — ещё поворот на 180 градусов вокруг столба, продолженного с края промежуточной площадки перед комнатой Ильи до потолка, по пяти секторным, тоже широким ступеням, а потом — марш вверх из семи ступенек, рассчитанный на проход только одного человека. Там на верхней площадке лестницы — двери в спальню и в чулан. Эта площадка освещалась через прозрачный люк для выхода на крышу прямо у каминной трубы. Сбоку от верхнего марша лестницы мы сделали витрину для демонстрации на мамином портновском манекене старинных платьев и прочих вещей с дверцами из прозрачного оргстекла, т.к. ставить там обычное стекло было бы опасно.

   Для оформления продолжения лестницы в моём распоряжении осталась лишь одна лаосская резная панель, которую я разместил на самом видном месте перил над старой лестницей. Поэтому я задумал украсить лестницу росписью в китайском духе: птицы на ветвях мейхуа — цветущей китайской сливы. Разобрав конструкцию, Сергеич покрасил все элементы в бордовый цвет. Потом я нанёс на нижнюю сторону ступеней и на несколько вертикальных панелей, закрывающих стены, живописные сцены с цветущими деревьями, сидящими на них и летающими экзотическими птицами, хризантемами, пионами, скалами, журавлями и цаплями у реки, бамбуком, соснами, насекомыми, стилизованными тигром и драконом, удавом и черепахой, сказочными птицами феникс, священным знаком Инь и Ян, знаком бесконечности и китайскими иероглифами с традиционными пожеланиями здоровья и успехов. Всё это я написал акриловыми металлическими красками, имитирующими разные оттенки золота, серебра, бронзы и меди, а также простой чёрной тушью. Потом Сергеич покрыл все эти элементы прозрачным лаком в несколько слоёв. Живопись отлично перенесла эту операцию, и стала надёжно защищённой. Чтобы расписать всё это, мне пришлось основательно изучить традиционную китайскую живопись и символику. Желающих ознакомиться с этим миром отсылаю к разделу СТРОИТЕЛЬНЫЕ ПОДРОБНОСТИ. Зато теперь лестница стала настоящим украшением нашего дома.

   Продолжая это дело, я расписал в том же духе большую панель у изголовья кровати в чердачной спальне и длинный шкаф, сделанные Сергеичем по моему эскизу. Центральная часть шкафа, как и решётки лестницы, была изготовлена в виде решётки из чёрных панелей, в которой размещены китайские лаковые вазочки и шкатулка. На дверцах шкафа я написал два симметричных пейзажа с утками, а на кроватной панели — тоже симметричную композицию с двумя противостоящими петухами, курами и цветущими маками. В дополнение к этому китайский колорит в спальне-фанзе создавал напольный светильник из большой фарфоровой синей вазы, расписанной цветами, с красным абажуром и расписные тарелки на особых держателях, поставленных на верхней плоскости шкафа: одна лаковая, а другая — фарфоровая. Освещение спальни — четырьмя матовыми светильниками в виде цилиндров квадратного сечения и ещё одним, тоже аскетичным полуцилиндрическим бра. Так наша убогая фанза превратилась в изысканный маленький храм.

   Ещё в начале строительства мы с Тамарой решили, что сделаем дом максимально комфортным и красивым внутри, а снаружи обойдёмся самым дешёвым вариантом отделки. Вместе с архитектором Матвеевым мы решили сделать экстерьер дома в немецком духе: белая рельефная штукатурка с единственными украшениями — тёмно-коричневыми накладными досками-фахверками. Для дополнительного утепления дома под штукатурку были положены слой пеноплекса и толстый слой базальтовой ваты. Выбрали польскую штукатурку и краску, которая не отваливалась, не трескалась и не теряла белоснежного вида больше десяти лет.

   Ещё одним украшением дома стал камень — новгородский известняк жёлто-розового цвета, которым бригада армян облицевала фундамент, плоскости стен под большими окнами, по углам эркера на всю высоту до крыши, вокруг гаража, на столбах автомобильного навеса и на стенах котельной. Раньше тем же камнем мы облицевали фундаменты старого и гостевого дома. Для отвода дождевой воды Андрей поставил коричневые металлические трубы и желоба квадратного сечения. Помню, как я возил шестиметровые желоба и трубы на багажнике — это была картина! Так наш домик-пряник приобрёл окончательный вид. После окончания строительства нового дома наш сад на участке оказался прикрытым с севера почти непрерывным рядом строений, и в нём, как мы заметили, установился даже свой, более мягкий микроклимат.

   Именно в этом доме я собирался применить к себе слова Волошина:

                   “Ветшают дни, проходит человек.

                   Но небо и земля — извечно те же.

                   Поэтому живи текущим днём.

                   Благослови свой синий окоём.

                   Будь прост, как ветр, неистощим, как море,

                   И памятью насыщен, как земля.

                   Люби далёкий парус корабля

                   И песню волн, шумящих на просторе.

                   Весь трепет жизни всех веков и рас

                   Живёт в тебе. Всегда. Теперь. Сейчас”.

   Все, кто посещал наш дом, выражали свой восторг. Людмила Гладкова не раз привозила сюда своих телевизионщиков для съёмок телефильмов на исторические темы, например, в 2006 г. у нас был снят телефильм о великой княжне Марии Павловне, дочке Павла I, потом телефильм об Аполлинарии Сусловой, подруге Ф.М. Достоевского, из той же серии “Пленницы судьбы” с участием известного историка-публициста Евгения Анисимова. Даже наш “дворянин” Тоша мелькнул на экране в роли породистой собаки, сопровождавшей великую княжну у пруда в нашем саду.

    Последний раз как-то зимой у нас велись съёмки телефильма о сталинских репрессиях с участием знаменитого артиста Льва Дурова. Он выступал в роли ведущего, читающего воспоминания зеков. Для создания нужной атмосферы совершенно экспромтом я вытащил в нашу беседку ржавую печку-буржуйку, приделал к ней коленчатую трубу, запалил дровишки и поставил старый закопчённый чайник. Дуров сидел на табуретке у печки, пошевеливая дрова кочергой, и читал текст. Рядом с ним я поставил старую радиолу “Ригонда”, которую я всё думал починить, но она понадобилась только в качестве декорации. В качестве антуража понадобились также журналы “Грани” и “Посев”, которые сохранились у меня ещё со времён ЛНФ.

   Вокруг Дурова суетилась целая стая режиссёров, операторов, осветителей, звукотехников, гримёров и прочих специалистов. Съёмки продолжались несколько дней, в том числе и внутри дома, в частности, в библиотеке. На прощание вся группа устроила у нас небольшой банкет. Мы сдвинули все имеющиеся столы   в столовой у камина, но посуды еле хватило на всех. Дуров подарил нам свою книгу “Байки из закулисья” с автографом: “Тамаре и Борису, замечательным хозяевам замечательного дома. Спасибо!”. Когда Дуров увидал нашего кота Кузю, он воскликнул: “Мишка!”. Так звали его любимого покойного кота, судя по фото, точную копию нашего Кузи. Вообще Лев Константинович произвёл на меня сильное впечатление мудрого, простого и душевного человека.

                                               СТРОИТЕЛЬНЫЕ ПОДРОБНОСТИ.

                                                         Китайская грамота.

   Так, эмблема Инь-Ян — эмблема Великого предела — означает взаимодействие мужского и женского начал. Окружающие её знаки Ба гуа (восемь черт) — древнейшие национальные письменные знаки, изображённые одним из великих первопредков — Фу-си — для обозначения основных понятий: цянь- небо, кунь — земля, ли — огонь, кань — вода, гэнь — горы, чжэнь — гром, сюнь — ветер и дуй — болото. Они же соответствуют странам света: юг, север, восток, запад, северо-запад, северо-восток, юго-запад и юго-восток.

   Изображённые на стенах фантастические существа — четыре духа — тоже связаны со странами света: бирюзовый дракон (цаплун) — покровитель востока, красная птица (чжуняо) — покровитель юга, белый тигр (байху) — покровитель запада, он же защитник от злых сил, а змей, обвивающий черепаху, — сокровенный воин (сюаньу) — покровитель севера, он же знак образованности и учёности.

   Нарисованные под окном “Велюкс” журавли (хэ) означают бессмертие после 10 тысяч лет трансформаций, а цапли (лу) — упорство в достижении целей и общественный порядок. Бабочки (ху) символизируют весну, любовь и женскую красоту, а также долголетие и счастливую старость, бамбук (чжу) — внутреннюю стойкость и вдохновение, сосна (сун) — бессмертие, долголетие и уединение, орхидея (лань) — благородство и женскую красоту, хризантема (цзюй) — долголетие и поэтическое вдохновение, лотос (лянь) — плодоносность и природную модель совокупления, пион (шаояо) — царь цветов — знатность, богатство и семейное счастье.

   На стенах написаны счастливые иероглифы: Фу — счастье или богатство, Шоу — долголетие, Си — радость и Лу — карьера. Две птицы феникс (фэн) на потолке спорят из-за пылающей жемчужины Хо чжу, которая, как и облако Юнь, стилизованное под волшебный гриб (чжи), входят в набор небесных символов (шиэр). Фениксов окружает императорский узор Фу-фу, а на углах изображены амулеты юаньшен — пожелание богатства — и фаншэн — пожелание высокого общественного положения.

- Когда же всё это кончится?

                             17.2.4. СТРОЙКУ МОЖНО ТОЛЬКО ПРЕКРАТИТЬ.

Не думайте, что после строительства нового дома я почивал на лаврах. Нет, не тут-то было! Т.к. котёл в новом доме мы установили довольно мощный, то уже на стадии проектирования нового дома мы решили провести трубы отопления от котла и в старый дом, и в баню, которую Тамара переименовала в гостевой дом, поставив везде батареи. В старом доме, примыкающем к новому, для разводки труб мы использовали подвал, а от него к гостевому дому пришлось вести трубы отопления под землёй через семиметровый промежуток между домами, что было, конечно, очень расточительно с точки зрения теплопотерь. Работы по теплофикации проводили спецы — Андреевы приятели водопроводчики Миша и Коля.

   Теперь оба дома, и старый, и гостевой, были готовы. Периодически мы старались усовершенствовать наши дома. Шифер на крыше гостевого дома мы с Андреем заменили на металлочерепицу. На скатах крыши установили желоба и водостоки квадратного сечения, как и в новом доме. Крутой свес крыши с северной стороны мы продолжили до касания этого свеса с пограничным забором. Между глухой стеной дома и забором возник длинный крытый промежуток, который грех было не использовать в качестве сарая. Для этого на стену дома я повесил три ряда простых полок из старых досок и натащил туда всякого хлама, оставшегося после строительства, с которым почему-то жалко было расстаться.

   На втором этаже гостевого дома с западной стороны мы отгородили от общего, слишком большого и длинного помещения спальню. Получилась уютная спальня на два окна и большая гостиная с немецким камином. На первом этаже холодное помещение сарая я утеплил минеральной ватой, обшил внутри вагонкой и покрасил белёсым финским лаком на водной основе, который, в отличие от нашего нитролака, даёт дереву приятный светлый цвет и не желтеет со временем. В окно вставили вторую раму и пробили дверь в моечную сауны, которая таким образом стала проходной, но иначе наш длинный, как у викингов, гостевой дом модернизировать было нельзя. Получилась ещё одна жилая комната на первом этаже, куда мы поставили диван-кровать и старые письменный стол и буфет, за неимением средств просто перекрашенные соответственно в чёрный и оранжево-красный цвет.

   Теперь сам Бог велел пристроить к гостевому дому с западной стороны полноценную ванную и организовать ещё один вход в дом через открытую веранду. Эта одноэтажная пристройка во всю ширину дома была покрыта двускатной крышей тоже из металлочерепицы. В этой крыше над самой ванной сделали окно, как в ванной в новом доме. В ванной, конечно, с унитазом и раковиной, на стены и на пол с электроподогревом положили красивый кафель. Горячая вода обеспечивалась электрическим бойлером. Ванная получилась славная. Перед ней образовалась маленькая прихожая тоже с кафельным полом, выходящая на открытую деревянную веранду, где можно было за круглым столом пить чай и даже повесить гамак.

   После окончательной отделки нового дома наш гостевой дом, обшитый вагонкой и покрашенный в тёмно-коричневый цвет, смотрелся мрачновато. Познакомившись с одной маляршей-молдаванкой, которая работала на стройке шикарного коттеджа неподалёку, мы договорились, что она оштукатурит нам гостевой дом так же, как новый дом. Дополнительно мы утеплили стены снаружи минеральной ватой и под штукатурку положили древесно-стружечные плиты, стены окрасили в белый цвет и прилепили коричневые доски-фахверки.

   Мы решили поднять кондиции старого дома и поставить там полноценную ванну. Возможное место для ванны было только одно: в имеющемся санузле разобрать восточную наружную стенку и отодвинуть её на ширину ванны. Но просто делать какой-то маленький довесок к дому было глупо. Поэтому сначала хотели пристроить к старому дому на месте этой стенки сарай. Места для этого помещения было мало: с одной стороны — соседний участок, с другой — водоразборный колодец, канализационные септики и стена зимнего сада нового дома. Нам удалось договориться с соседкой о том, что новое строение будет вплотную примыкать к соседнему участку.

   Строили вдвоём с Андреем: сначала залили ленточный фундамент, а потом внутри него на песок залили бетоном сплошную плиту. На этот фундамент поставили каркас из досок под односкатной пологой крышей. Тут меня посетила почти гениальная мысль — вместо сарая построить нормальное тёплое помещение и использовать его в качестве моей художественной мастерской. Для такого помещения необходимо было организовать на входе прихожую и крытое крыльцо. Под эти площади пришлось ещё доливать фундамент и продлевать крышу над ними.

   Стены я утеплял минеральной ватой между двумя слоями плёнки — дышащей и не дышащей — и двумя слоями вагонки — снаружи и изнутри. Крышу мы с Андреем покрыли металлочерепицей, а снизу я её тоже утеплил толстым слоем минеральной ваты. На крышу мы установили окно “Велюкс”, а в стенах — три окна со стеклопакетами: два в комнате — на юг и на восток, а одно — восточное, в прихожей. Наружная дверь — стальная, дверь в комнату — застеклённая.

   Главная изюминка помещения — наличие полноценного санузла с маленькой сидячей ванной. В нём же повесили бойлер для горячего водоснабжения мастерской и, главное, для ванны, установленной в санузле на первом этаже старого дома. При установке ванны заодно мы положили там кафель на пол и стены санузла. Правда, жаль, что не подложили под него тёплый пол. Как и было по первоначальной задумке, ниша для ванны оказалась внутри мастерской, выгородив в мастерской по обе стороны от себя нишу для сидячей ванны и нишу для миникухни с мойкой и электроплитой. Позднее там установили даже стиральную машину. Над санузлом получились вместительные антресоли.

   Вагонку на всех стенах и потолках я покрыл белёсым лаком и повесил застеклённые и открытые книжные полки с книгами. На полу — кафель, положенный на бетонную плиту, сверху — ковёр. Практика показала, что при постоянном проживании пол не холодный. Обогрев и комнаты, и прихожей — от батарей, подключённых к котлу в новом доме, в санузле — от полотенцесушила. У северной стены я поставил диван-кровать и старую кухонную мебель: буфетик и пенал. В углу у окон — стол, а в прихожей поместился холодильник. Благодаря “Велюксу” в крыше, днём комната хорошо освещалась, а вечером можно было зажечь плоские светильники-блины на потолке. Снаружи мастерская была отделана так же, как и новый дом — белая штукатурка с фахверками.

   В общем, получилась довольно комфортабельная келья, идеальное место для того, о чём писал Пушкин:

                    “На свете счастья нет, но есть покой и воля.

                    Давно завидная мечтается мне доля,

                    Давно, усталый раб, замыслил я побег

                    В обитель тайную трудов и тихих нег”.

   Я расставил там свои мольберты, и свою последнюю реставрацию картины сделал именно в этой мастерской. Вот так я выглядел на стройке своей обители (смотри фото).

   Кстати, о счастье. Бывает ли оно? Вот и Есенин писал:

                                  “Глупое сердце, не бейся.

                                   Все мы обмануты счастьем”.

   Многие люди думают, что птицу счастья можно на удачу поймать за хвост, в крайнем случае, заработать упорным трудом или купить, если есть куча денег. Самые наивные полагают, что в состоянии счастья можно пребывать долго-долго. Ну, а мне как рисовальщику представлялась такая картина: счастье — это миг, когда достигаешь чего-то очень желанного, но этот миг быстро проходит. Графически его можно изобразить в виде точки, иногда ослепительно яркой и цветной. Другое желанное Пушкинское состояние — покой — может быть продолжительным, однако его легко нарушить. Для меня покой — это прямая, мёртвая линия. Как поётся: “Вечный покой сердце вряд ли обрадует”. Что же тогда воля, то есть свобода? — Это узор, чудесный узор, для каждого человека свой, в меру его фантазии и таланта, конечно, ограниченный рамкой его возможностей.

   Ну, воспарил! Вернусь-ка на грешную землю. Отопление трёх домов дизельным топливом обходилось в копеечку. Как манны небесной мы ждали газификации Лисьего Носа, обещанной генпланом развития Петербурга. Помню, перед выборами губернатора я даже написал Матвиенке письмо о необходимости скорейшего подвода газа в Лисий Нос для превращения его в элитный посёлок. Наконец, в 2011 году началась прокладка труб.

    Валентина Петровна как блокадница, прописанная   Лисьем Носу, имела право на первоочередную льготную газификацию своего дома. Но в списках льготников, представленных нашим муниципалитетом, нашего адреса не оказалось. Мне пришлось побегать по начальникам, в том числе сходить на приём к главе администрации Приморского района, чтобы восстановить справедливость. Магистральные газовые трубы с помощью специальной техники протаскивали под асфальтом улиц. Думаю, что благодаря моим хлопотам труба под нашей улицей к заливу была проложена не в последнюю очередь.

   За государственный счёт газ подводился только до ближайшего к границе участка дома с установкой редуктора, снижающего давление газа в магистрали. Ввод в дом, установка газовых котлов и газовых плит — за счёт заказчиков, но для льготников — газовые котлы отечественного производства бесплатно. Нам надо было провести газ во все три дома на участке, причём в старый дом — на льготных условиях. Но чтобы не тянуть два разных газопровода вдоль домов, мы решили объединить газификацию всех домов в одном проекте, который выполнила лицензированная организация. Чтобы избавиться от длинных теплотрасс мы разместили в каждом доме свой котёл. Один котёл в новом доме у нас уже был, но нужно было заменить дизельную горелку на газовую. Работы по реализации этого проекта проводила “Петербургская газовая компания”.

   Но для этого необходимо было сначала построить ещё две котельные — в гостевом и старом доме. Мы готовились к этому заранее и начали строительство котельных ещё до окончания разработки проекта. Котельную в гостевом доме построили как его продолжение до границы участка с запада, уже за пристроенной ванной, отхватив для неё часть открытой веранды и продолжив двускатную крышу. Опять мы с Андреем залили фундамент и сделали каркас с минеральной ватой. Снова я зашил и покрасил стены: внутри вагонкой, а снаружи досками “в ёлочку”. На пол и на две стены положили кафель, провели скрытую электропроводку, поставили окно из старого дома и ещё два маленьких окошка, использовали старые двери. Экономили на всём.

   Котельную для старого дома заканчивали, когда проект газификации был уже готов, и исполнители были готовы приступить к работе. На этой стройке мы впервые познакомились с Сайфиддином — парнем из Таджикистана, приехавшим на заработки в Питер, который в дальнейшем стал нашим основным строителем. Для этой котельной мы использовали пустующий угол между бревенчатой западной стеной сруба старого дома и северной стеной пристроенной веранды. Высокий фундамент пришлось делать на столбах, как и во всём старом доме. Каркасные стены снаружи обили вагонкой, а изнутри на три стены и пол котельной положили красивый бело-красный кафель с декором “в шотландку”.

   К стене, граничащей с верандой, пристроили большой стеллаж для хозяйственных нужд, а к противоположной стене, где размещался котёл, — хозяйственный стол с мойкой, под которым помещалась стиральная машина, а над которым висели ещё вместительные полки. На западной стене — окно, уже современное, со стеклопакетом, и двойная дверь, снаружи стальная, а внутри деревянная, на второе крыльцо старого дома. Эту пристройку мы с Андреем временно накрыли односкатной крышей из металлочерепицы. Временно, потому что крышу старого дома мы тогда ещё не меняли, но знали, что это предстоит.

   К сожалению, по вине “Петербургской газовой компании” работы по прокладке и разводке газопровода на все три дома пришлось отложить до весны, и мы добились компенсации за срыв срока: ведь нам пришлось всю зиму ещё мучиться с дизельным топливом и переплачивать за него. Наконец, привезли кучу стальных газовых труб разного диаметра. Была ещё ранняя весна, и помню, как на холоде, ночью я срочно красил эти трубы эмалью, которая ложится прямо на ржавчину.

   В новом доме газовую плиту подключили к магистрали в том же месте, где раньше стоял железный шкаф с газовыми баллонами, по той же трубе, проходящей над книжной стенкой в библиотеке. В гостевом доме на кухне мы поставили новую газовую плиту с вытяжкой, а электроплиту сняли и сделали новую столешницу. В старом доме собирались подвести газ к уже имеющейся чешской газовой плите, но гибкого шланга достаточной длины у газовщиков не оказалось, и они обещали его подвезти, когда будут включать газ, а пока проверили всю свою работу. О недоделанном шланге они, видимо, забыли.

   Настал великий день подключения. Этот день я буду вспоминать, как день своего второго рождения. На следующее утро, выйдя из нового дома и проходя мимо старого, я почувствовал сильный запах газа. Открыв дверь, я понял, что весь старый дом заполнен газом. Предупредив всех, чтобы ничего не зажигали и не щёлкали выключателями, я открыл настежь все окна и двери старого дома. Оказывается, нам пустили газ, а газовый шланг к плите так и не был подключён, и кран оставался открытым. И через сутки ещё воняло газом, но Бог спас. Представляю, что было бы, если бы рвануло! Не было бы ни старого, ни нового, ни гостевого дома, да и всех нас вместе с соседями не стало бы. Как раз перед этим разразился скандал в Сестрорецке, где газовщики тоже напортачили с подключением, что привело к взрывам нескольких квартир. Так как мы сами, с Божьей помощью, справились с ситуацией без всякого урона, то мы не стали заявлять об этом происшествии, понимая, что доказать вину газовщиков будет практически невозможно.

   Единственное, что мы получили от льгот — бесплатную установку котла “Нева” в старом доме. Установка и подключение других котлов произошло несколько позже специалистами фирмы, где мы приобрели немецкий настенный котёл для гостевого дома и газовую горелку, родную для нашего котла, в новом доме. Наши водопроводчики, Миша и Витя, ликвидировали подземную трассу между старым и гостевым домом и переключили батареи и горячее водоснабжение гостевого дома на свой котёл. По моему предложению электрические бойлеры в ванной и на кухне мы оставили в качестве буферных ёмкостей.

   Котёл в старом доме работал только для снабжения кухни и душа с умывальником горячей водой и грел только одну батарею в котельной, т.к. все остальные батареи были подключены к новому дому. Замена дизельной горелки на газовую в новом доме я прочувствовал как большое счастье. Не говоря уже о примерно десятикратной экономии на топливе, мне приходилось чуть ли не через две недели снимать и чистить дизельную горелку и котёл от копоти, кроме того, она сильно шумела. Газовая горелка работала безотказно и бесшумно. В старом доме бывшую спальню Тамариных родителей, которая стала проходной в котельную, новые жильцы — молодая семья с маленьким сыном — попросили освободить от кроватей и заняли её четырьмя гардеробными шкафами. Электрический бойлер в санузле тоже переключили в буферный режим. От электричества работал только бойлер для ванны, установленный в мастерской.

   Ну, вроде бы, всё построено и не раз перестроено. Нет, как показала дальнейшая жизнь, всё ещё впереди. А пока упомяну, что работы хватало и на участке. Территорию за северной стеной нового дома, которая у нас долго использовалась для хранения стройматериалов, где был даже сооружён навес под шиферной крышей, надо было привести в порядок и облагородить.

   Навес я снёс и соорудил на его месте перед мастерской ещё одну альпийскую горку, имени своего шестидесятипятилетия. Мы с Тамарой посадили на её вершине пару пирамидальных туй и прочие теневыносливые растения, которые разрослись и благоденствовали, закрывая от соседских взоров окно нашего туалета в новом доме. Так что третье главное дело мужчины — посадить дерево — я тоже выполнил и перевыполнил, наверное, стократно.

   Ещё одним важным делом была прокладка и мощение дорожек по всему участку. От калитки мимо нового и старого дома к гостевому дорожка была замощена старыми, отшлифованными ногами прохожих камнями-кубиками из чёрного базальта, брусчаткой, которую сняли с ликвидируемых трамвайных путей в городе и которую подвёз и продал нам один предприимчивый строитель. Те же камни я использовал для мощения проходов между грядками нашего французского огорода и для автомобильной площадки под навесом у входа. На другой площадке для стоянки автомобиля наших жильцов, которую удалось организовать сбоку от въезда в гараж у нового дома, мы использовали обычную тротуарную плитку.

   А для мощения параллельной дорожки вдоль забора с южной стороны перед беседкой и за прудом с горками, а также дорожек от домов к беседке и к теплице я привёз со склада плоские плиты песчаника. Кое-где я обошёлся простыми булыжниками из нашей земли и кусками битого белого мрамора, выброшенного на помойку при реконструкции какой-то городской бани.

   Для качественного мощения дорожки надо было выбрать из-под неё грунт на глубину около полуметра и засыпать траншею песком, сделать бордюр из более массивных камней и только потом по уровню вколачивать резиновым молотком в песок булыжники или другие камни. Так что ремесло мощения дорожек я тоже освоил и даже как-то в подарок моей жене ко дню её рождения замостил дорожку и назвал её “имени 5 августа”. К этому делу мы привлекали и наёмную рабочую силу, в частности, к мощению дорожек из плитки и песчаника. Дорожку из песчаника мы сделали и от гаража к моей мастерской. Теперь вечно заваленный досками закоулок у огромной персидской сирени, которую так любила моя мама во время её редких приездов к нам, приобрёл пристойный вид, как и остальной сад.

   Зимой в перерывах между стройками моей главной работой была очистка дорожек от снега, которого порой выпадало так много, что получались траншеи глубиной больше метра. Так кроме строительных специальностей я вполне освоил и квалификацию дворника. Благодаря связям общества “Примула”, посмотреть на наш сад и на другие сады членов этого общества иногда приезжали целые экскурсии садоводов-любителей из Москвы и других городов, причём общество даже немного зарабатывало на этих демонстрациях.

       Последняя отечественная колымага и первая иномарка.

                                                         17.2.5. АВТОБАЙКИ.

Я уже немало поминал легендарный “Москвич”, который мы приобрели в 1978 году. Вернее, номинальным автовладельцем был мой тесть Алексей Сергеевич, но он так ни разу и не сел за руль своего автомобиля. Купили эту чудо-машину в складчину. Половину денег дали Тамарины родители, половину — мой папа, который продал свой участок в Горелово. Фактически, он всё равно жил вместе со всеми нами в доме Тамариных родителей, уже болел и не мог обрабатывать свой участок. Бабушка Фима, которая обычно коротала там лето, умерла годом раньше, мама уж давно жила с Елагиным, и лето они проводили либо на государственной даче, вернее, лачуге в Комарово, либо по соцстраховским путёвкам в домах отдыха. Я тоже не мог разорваться на два участка. Правда, мама считала, что отец должен был поделиться с ней деньгами, полученными за участок, но он отдал всё на автомобиль.

   Алексей Сергеевич почему-то решил купить не “Жигули”, а новую модель “Москвича” — 2140. Видно, какой-то доброхот посоветовал, ведь все мы были полные автоневежды. Сразу после покупки “Москвича” Тамаре удалось без меня (я пропадал в командировке) героическими усилиями с помощью друзей (привлекали даже Елагина) поставить сборный железный гараж в гаражном кооперативе вдоль Витебской железной дороги, почти под нашими окнами через Белградскую улицу и рельсы.

   Права у тестя и у Тамары появились раньше, чем у меня, и Тома прочно захватила руль в свои руки. Она ездила сама и с другом Фимой даже в Прибалтику за шмотками. Но её нервов хватило только года на три. Штрафы и дырки в талоне предупреждений заставили её панически бояться гаишников и дружинников, и она передала руль мне.

   В 1979 г. я тоже закончил автошколу. Помню, устройство автомобиля и правила дорожного движения я сдал успешно, но по практике вождения мне пришлось пересдавать экзамен: при первой попытке сдачи от волнения у меня сразу же, как только я сел за руль, заглох мотор, т.к. я забыл снять машину со стояночного тормоза.

   Без знания устройства отечественного автомобиля водить его было невозможно, потому что постоянно что-то ломалось: “карбюратор, зажиганье, радиатор, тормоза…”. В большинстве случаев я справлялся с ремонтом сам или с помощью приятелей-автолюбителей, вычитывая необходимые знания и приёмы из книжек по автоделу. Например, чтобы добраться до диска сцепления, в “Москвиче” надо было ломом задрать весь двигатель, иначе один из болтов отвернуть было невозможно.

   Чтобы залезть под брюхо “Москвича” для ремонта, можно было использовать горку на территории гаражного кооператива, но она почти всегда была занята. Поэтому в своём гараже у меня было устройство для переворачивания автомобиля на бок. Когда мы переехали на Петроградскую сторону, гараж продали. Я обнаружил недалеко во дворе станции скорой помощи интересный подъёмник в виде качелей, которые под весом заезжающего на них автомобиля вставали в горизонтальное положение. Я иногда по нужде заезжал на них, ощущение было острое.

   Кошмарной проблемой были запчасти, в том числе такие ходовые, как тормозные колодки, накладки на диск сцепления, бегунок распределителя зажигания, всякие уплотнительные прокладки и резинки, например, в тормозных цилиндрах. Поэтому при командировках в Москву я первым делом навещал автомагазин и скупал впрок всё, что могло бы когда-нибудь пригодиться. Долго у меня в подвале валялся целый мешок с запчастями к “Москвичу”.

   Я сам клеил даже стёкла в фарах, по идее, не разборных: фары в сборе достать было невозможно, а эрзац-стёкла продавали какие-то кустари, наладившие их производство, видимо, из бутылочного стекла. То же и с резинками — в самых ответственных местах, например, в тормозных цилиндрах приходилось ставить самопальные манжеты. Накладки на диск сцепления тоже приклёпывали мастера-самоучки.

   Когда я однажды утром в начале октября, не успев сменить воду в двигателе на антифриз, взглянул в окно и увидел замёрзшие лужи, я понял, что заморозил моего “Москвича”-бедолагу, стоявшего под окном ещё в Купчино. Пришлось у такого мастера в гараже не только паять радиатор, но и склеивать эпоксидкой крышку распредвала.

   Завести “Москвич” в мороз круче 15 градусов было почти невозможно. Самый правильный способ — подложить под масляный картер двигателя плоский электрорадиатор и прогреть масло— годился только вблизи дома, откуда можно было выкинуть удлинитель с электророзеткой. Но обычно приходилось просить случайных оказавшихся поблизости автомобилистов потаскать “Москвич” “на галстуке”, т.е. на верёвке, пока он не заведётся. И, как правило, люди не отказывали.

   Самый эффектный ремонт “Москвича” я провёл на набережной Мойки у Марсова поля в бойком туристском месте вблизи храма Спаса на крови. На ходу развалилась шаровая опора правого переднего колеса, и колесо встало враскоряку. Машина застряла прямо посреди набережной у пешеходного перехода. Что делать? Вызывать эвакуатор тогда было не принято. Оставив машину, я поехал домой, т.к. в запасе у меня была новая шаровая опора. Вернулся и приступил к ремонту.

    Кто понимает, оценит моё геройство. Ведь для того, чтобы заменить шаровую опору, надо сжать мощную пружину передней подвески. Я ухитрился это сделать, использовав два домкрата и собственный вес автомобиля. Группы интуристов, проходящие с Марсова поля к Спасу и обратно, с удивлением наблюдали странного грязного человека под автомобилем-руиной, так что я тоже был, пожалуй, местной достопримечательностью. Я провозился с ремонтом дотемна. Как раз к этому месту вечером подъехала целая киносъёмочная команда на нескольких автомобилях с прожекторами. Снимали сцену какой-то свадьбы – жених и невеста на роскошном кадиллаке. Мне эта подсветка была очень кстати, как и недостающая гайка с мелкой резьбой, которой не оказалось в моём бардачке и которую любезно подарил мне сочувствовавший водитель одной из киношных машин. К ночи мне удалось закончить ремонт и своим ходом уехать с места происшествия.

   Не раз мне приходилось в людных местах лазать в салон “Москвича” через багажник, а именно, через узкую дыру в корпусе за спинкой заднего сиденья, из-за странной конструктивной особенности центрального замка салона, который невозможно было открыть даже ключом, если по неосторожности случайно неправильно захлопнуть дверь. Тоже было комичное зрелище.

   При серьёзных поломках приходилось ехать на станцию обслуживания “Москвичей” в Пушкин. Первый поход туда, ещё по гарантии, совершила Тамара, причём зимой, в темноте. Как она доехала, не умея ещё как следует водить, не знаю, но рассказывала всякие ужасы. Через десяток лет на этой станции наш “Москвичок” простоял целую зиму после того, как я запорол в погоне за скоростью его двигатель недалече от Выборга, о чём я уже писал. Т.к. на специализированной СТО элементарных запчастей для “Москвича” не было, то пришлось ждать, пока я сам не достал по блату поршневые группы, да ещё с поршнями, приспособленными для бензина А-76. А до этого, чтобы заливать такой дешёвый бензин, я использовал дополнительные самодельные насадки на свечи.

   Потом на этой же станции мой изрядно проржавевший автомобиль перекрасили — из красивого зелёного он стал жёлтым, весьма поносного цвета: другой краски не было. Позже, уже в Лисьем Носу, я сам просто кистью покрасил его ещё раз, и он стал матовым, предвосхитив позднейшую моду на матовые авто. Под конец мой “Москвич” выглядел устрашающе: пол у заднего сиденья прогнил так, что образовалась дыра, в которую вполне могла провалиться нога, пришлось прикрыть её металлическим листом, дверь я   подпирал деревянным бруском, а из картера постоянно капало масло.

   Все старались заправляться бензином не на АЗС, а по знакомству, по дешёвке из бензовозов, поэтому и у меня в гараже стояли здоровые баки с бензином А-76, а в Горелово прямо на участке в яме — множество больших стеклянных банок с бензином. Как не взорвались — не знаю, ведь Петровна курила. Однажды я подвёз в Горелово каких-то военных, и они в знак благодарности заправили мой “Москвич” авиационным бензином прямо из-под крыла самолёта на гореловском учебном аэродроме.

   А однажды произошло невероятное. Поздней осенью в темноте мы впятером вместе с Тамариными родителями и Ильёй ехали на “Москвиче” в Горелово. Шёл сильный ливень, и на проспекте Народного Ополчения мотор заглох, не помню уж, по какой причине, скорее всего что-то случилось с топливным насосом. Я полез под капот с фонариком, а Тамара пыталась запустить двигатель стартёром, но аккумулятор был дохлый, и после нескольких попыток стартёр уже не крутился. Я пробовал завести мотор ручным ключом как “Антилопу Гну” (после “Волги” я уже забыл, что это такое!), но мотор даже не  чихнул. Аккумулятор сдох окончательно, и габаритки погасли.

   В полной тьме при проливном дожде мы стояли на обочине, я копался под капотом, а мимо пролетали огромные грузовики, которые меня, конечно, не замечали. Один просвистел буквально в полуметре от моей задницы. Положение было безнадёжное. И тут Илья, сидевший с родителями Тамары на заднем сидении, стал истово молиться. Тогда он только что крестился и был глубоко верующим. Уже без всякой надежды я попробовал завести машину как обычно, ключом зажигания, и (о чудо!) двигатель затарахтел, зажглись лампы, и, немного постояв, мы поехали. Вот что крест Господень совершает!

   Самый шикарный выезд моего “Москвича” случился на Исаакиевской площади, когда я был депутатом и оставил его на стоянке у памятника Николаю Палкину. Выйдя из Мариинского дворца вечером после депутатских дел, я не обнаружил своего Росинанта на месте, где я его оставил утром. Неужели угнали?! Нет, оказывается, он самостоятельно без меня, видимо, под действием ветерка поехал под уклон от Николая к дворцу и упёрся в поребрик тротуара, чудом не задев стоящие вокруг “Ауди”, “Вольво” и “Мерседесы” и не столкнувшись с проезжающими мимо дворца лимузинами. Видимо, трос стояночного тормоза совсем провис, и тормоз не работал. Да, старость — не радость.

   Тем не менее, наш “Москвич” прослужил 20 лет, прежде чем встать на прикол на улице под нашими окнами. Ездить на нём было уже нельзя, он еле тянул, забираясь на любой мостик. На улице он простоял ещё пару лет, пока в одно прекрасное утро я обнаружил, что его нет под окнами. Оказывается, его эвакуировали как металлолом. Я даже узнал, куда его увезли, и заехал попрощаться с моим верным другом, который, хотя и доставил больше хлопот, чем удовольствия, всё же не угробил меня и мою семью. И на том спасибо.

   Конечно, намучившись с “Москвичом”, хотелось приобрести иномарку, да и статус предпринимателей к этому обязывал. Но реально денег на новую машину не было, а покупать подержанную было рискованно. Помню, как однажды в Купчино я тянул своим “Москвичом” на буксире такую сильно подержанную иномарку редкой модели, кстати, только что из ремонта. На повороте из торпедо этого рыдвана посыпались какие-то железяки, а потом перед светофором отказали тормоза, и он слегка приложился к моему заднему бамперу.

   Мы долго медлили с покупкой нового авто, но тут грянул кризис 1998 года. Воспользовавшись падением цен на отечественные автомобили, мы решили купить новую “Волгу-3110”. Машина была большая, чёрного цвета, выглядела солидно (под стать моему малиновому пиджаку!), и всего за 4 тысячи долларов. К тому же кушала привычный мне дешёвый бензин А-76, запчасти тоже наши.

   Ликуя, я пригнал машину под окна нашей квартиры. Тамара вышла и попробовала завести машину, но тщетно — стартёр не крутился. Пришлось волочить новую, только что купленную машину “на галстуке” через весь город на фирму, где мы её купили. Там поколдовали над стартёром, машина завелась, и я уехал, но на следующее утро история повторилась. С досады я стукнул по стартёру гаечным ключом, и, о чудо! — стартёр затарахтел, видно, залипали контакты реле. С этой неисправностью мне всё равно пришлось несколько раз ездить на станцию гарантийного ремонта, пока стартёр не заменили.

   Так что, несмотря на элегантный внешний вид, “Волга” — русская машина. Помыкался я с ней так же, как и с “Москвичом”, только служила она мне вдвое меньше времени. И её я отогревал радиатором и таскал на верёвке в мороз и не только в мороз. Однажды, когда мы были в гостях у Кочеровых и когда пришло время уезжать, машина не завелась. Слава, наверное, целый час таскал меня на привязи, но “Волга” даже не чихнула. Пришлось на время бросить её у их квартиры, а потом, когда я разобрался, в чём дело, оказалось, что в карбюратор не поступает бензин: не работал игольчатый клапан. В процессе моей беспрерывной борьбы с упрямой машиной пришлось даже перебирать коробку переключения передач: отказал задний ход, и т.д. и т.п.. Уже в 2007 году мы отдали эту колымагу в пользование Тамариным родственникам, а сами пересели, наконец, в иномарку. У родни “Волга” бегала ещё два года, но в конце концов мне как владельцу пришлось сдать её в утиль.

    Наша новая машина была совсем не новой, с пробегом около 100 тысяч км. Зато из Америки – “Ниссан Сентра” 2002 года выпуска, мексиканской сборки. Но выглядела симпатично и была яркого бирюзового цвета с металликом. Её привёз нам из Штатов прихожанин отца Александра, с которым мы познакомились на масленичных блинах у Иры Красовской. В Америке ею владела какая-то миссис, судя по дырке от каблука в коврике и конфеткам, завалившимся в щели багажника.

   Главной новинкой для меня стала автоматическая коробка передач. Сначала я по привычке всё дёргался двигать рычагом КПП и нажимать левой ногой на несуществующую педаль сцепления, но постепенно привык к автомату и оценил простоту управления автомобилем, когда надо только одной правой ногой нажимать на газ или на тормоз и крутить баранку. В общем, я был доволен этой машиной, но раза два-три и в ней происходили сбои электроники, тогда приходилось вызывать эвакуатор и тащить её на ниссановскую станцию обслуживания. Модель “Сентра” оказалась у нас очень редкой, поэтому запчасти надо было заказывать за границей, и они были не дёшевы. Чинить этот автомобиль самостоятельно я уже и не пытался. Ездил бы я на этой машине и до смерти, но однажды на мосту сзади меня “боднул” какой-то зазевавшийся “Форд фокус”. Делать кузовной ремонт мне не хотелось, т.к. по ОСАГО я получил только 80 тыс. руб., а ремонт оценивался вдвое дороже.

   Тут наша невестка Марина решила сменить свой автомобиль “Форд Фьюжн” на новый. Мы решили купить её “Форд”, пробежавший менее 40 тыс. км и доплатить остальную сумму за новенький “Пежо 308” в качестве вклада Ильи. Побитую “Ниссаночку” по дешёвке продали дочке Гали Козиной Ане, ведь сын Гали Дима был автомехаником, и для них восстановление нашей бедной машинки не было большой проблемой.

  На этом “Форде” я ездил до конца и горя не знал: ни одной поломки, кроме естественной замены масла, тормозных колодок, доливки жидкостей, заправки кондиционера, замены ламп. Правда, в моих руках он уже потерял тот холёный вид, который был при Марине. При перевозке стройматериалов и мусора появились царапины и вмятины на кузове, грязь в багажнике и в салоне. Неудачно повернувшись в кресле, я сломал подлокотник, нажил и ещё кое-какие мелочи, например, получил трещину в переднем бампере, зарывшись в придорожный сугроб, когда попытался выехать из глубокой ледяной колеи в Лисьем Носу, чтобы пропустить встречный автомобиль.

   В последнее время мне не везло именно на “баранов”, налетающих на мой стоявший автомобиль с тыла. На моём “Форде” были отметины от таких наездов: от огромного грузовика, “забодавшего” меня на Театральной площади, когда я стоял у светофора, и от дорогой иномарки, наехавшей на мой “Фордик”, стоявший в тихом переулке в Лисьем Носу, выезжая задом из ворот своей усадьбы. ДТП бывали со мной и на прежних автомобилях, но, слава Богу, все не серьёзные, без членовредительства и, большей частью, не по моей вине.

   Вообще я выработал для себя такую тактику езды: двигаться в среднем ряду со средней скоростью потока автомобилей по прямой, избегая, по возможности, обгонов и манёвров и неотрывно глядя вперёд на дорогу, держа дистанцию и лишь изредка поглядывая в зеркала заднего вида. Ведь главный враг водителя — собственная скорость его машины при столкновении с препятствием впереди.

   Несмотря на мою осторожность, дорога могла преподнести неожиданные сюрпризы, особенно, когда скользко. Не раз я бывал в таких переделках на скользкой дороге, прежде чем дошёл до своей проверенной опытом тактики. В первый раз ещё на “Москвиче” где-то у Всеволожска на ж/д переезде я наехал на лужу разлитого автомобильного масла, меня закрутило, но обошлось без аварии. Второй раз поскользнулся на кучке мокрой глины на мосту в Сестрорецке и въехал на спуске в остановившийся передо мной у светофора автомобиль. В третий раз в дождь опять-таки на спуске с виадука на Пискарёвском проспекте задел “Победу”, вздумавшую прямо на моём пути повернуть налево из правого ряда. Бронированной “Победе” — хоть бы хны – ни малейшей вмятины, а мне пришлось менять фару и чинить крыло. В другой раз фару разбил мне неосторожный пёс, перебегавший Съездовскую линию перед моим “Москвичом” и после столкновения с воем скрывшийся за строительным забором. С такого нарушителя ПДД за разбитую фару денег не возьмёшь, главное, чтобы он сам цел остался!
Бывали и совсем дурацкие случаи. Например, на тихой улице Подковырова в дверь моей “Волги” внезапно из подъезда влетела иномарка, управляемая какой-то перепуганной девицей. Тоже на “Волге” в Ольгино по пути в Питер на обледенелой дороге я чудом избежал столкновения с резко затормозившим автобусом. Чувствуя, что тормоза не помогут, пришлось, с Божьей помощью минуя столбы освещения, вырулить с шоссе на параллельную велодорожку. Когда машина остановилась, мы с Тамарой еле перевели дух.

   А однажды на том же Приморском шоссе, но при выезде из Ольгино в противоположном направлении, я с Тамарой на “Волге” приехал в кучу столкнувшихся машин. Это был “день жестянщика” — погожий солнечный денёк в начале октября, когда ударил первый ночной заморозок, и на повороте шоссе образовался настоящий каток. Я издалека заметил эту автомобильную кучу-малу и гаишника, который беспомощно метался перед ней, начал тормозить, но почувствовал, что колёса идут юзом, попробовал повернуть на обочину — машина не слушалась руля и ехала прямо в эту кучу. Хорошо, что она всё-таки потеряла скорость и въехала в какие-то “Жигули” уже на излёте.

   Другой случай почти на том же месте произошёл, когда я ехал с Ильёй. На обледенелом повороте шоссе я, должно быть, недостаточно сбросил скорость, мой “Ниссан” занесло и стало крутить. Я успел только крикнуть Илье “Держись!”, машину развернуло в обратную сторону, и она остановилась. Мне повезло, что встречного движения в этом месте нет, а попутные автомобили были достаточно далеко сзади, успели затормозить и дали мне возможность развернуться и ехать дальше.

   В аварийные ситуации я иногда попадал и по собственной инициативе. Когда мы ещё проводили лето в Горелово, а стройматериал там всегда был нужен, я нагрузил в городе на багажник “Москвича” целую кучу старых половых досок с какой-то стройки-перестройки и повёз её на дачу. Когда я ехал по проспекту Стачек, под неимоверной тяжестью при толчке на каком-то ухабе багажник слетел с креплений на крыше, и вся гора досок рассыпалась. Хорошо, что это было ранним утром, машин на проспекте было мало, и никто не пострадал. Пришлось мне собрать все эти доски и часть досок оставить на обочине.

   При перевозке грузов бывали и просто смешные случаи. Так, я однажды здорово застрял в Горелово при попытке повернуть на основную дорогу с “аллеи” от нашего дома. Дело было ранней весной, и на дороге образовались глубокие обледеневшие колеи. Т.к. машина была основательно нагружена – посадка низкая, то я сел брюхом на ледяной бугор между колеями. И не туды, и не сюды. Так я перегородил дорогу всем, правда, немногочисленным машинам, которые столпились на этой колее и спереди, и сзади. Пришлось разгрузить “Москвич”, домкратом и рычагами из досок снимать его с бугра, в общем, помучаться изрядно.

   Примерно в таком же положении я оказался и в Лисьем Носу зимой на “Волге”. Было темно, мела метель, и недалеко от нашего дома улицу занесло так, что я застрял в глубоком сугробе и забуксовал. Дальше проехать было невозможно, развернуться – тоже. Я, накидав под колёса веток, попробовал выехать обратно задним ходом, но увидел сзади приближающиеся огни машины, едущей по той же колее. Слава Богу, это была снегоуборочная машина. Она расчистила площадку за моей “Волгой” пошире, мы смогли разъехаться, и дальше я уже полз за ней до дома.

   Вообще, мой девиз: “Автомобиль не роскошь, а средство передвижения”. Я никогда не дрожал над каждой царапиной, не стремился приобрести автомобиль для престижа и с презрением относился к людям, которые могут жить по-свински, спать на грязном матраце на полу, но разъезжать на “Лексусе”. С ещё большим презрением я вспоминаю автомобильных хулиганов, которых было полно на наших дорогах.

   Однажды мне пришлось участвовать в настоящей голливудской погоне на дороге, причём догоняли меня. Я ехал на “Волге” в город с предельной разрешённой скоростью и увидел сзади мигающий фарами джип. Я знал, что такими действиями автожулики провоцируют “подставу”, поэтому продолжал ехать по прямой. Джип справа обогнал меня, встроился передо мной и резко тормознул. Но я был готов к такой подлости, успел вовремя нажать на тормоза и объехал джип. Тогда он помчался за мной, бешено нажимая на клаксон и сверкая фарами, постоянно пытаясь прижать меня к обочине или заблокировать на дороге. Но это ему не удалось: моя “Волга” по сравнению с его огромным джипом оказалась юркой и проворной малюткой. Так мы въехали в город, и там, в потоке машин мне удалось от него уйти. Я не трус, но мне вовсе не хотелось связываться с явным бандюганом. С тех пор я стал возить с собой в машине газовый пистолет, который я получил, ещё будучи депутатом, и на ношение которого у меня была лицензия.

   Ещё раньше, зимой, когда наша улица была завалена снегом вместе с припаркованными на ней с обеих сторон автомобилями, так что для проезда оставалась только одна колея, я ехал на “Волге” по этой глубокой колее, причём за мной двигались ещё две машины. Вдруг со стороны Большой Пушкарской в эту колею навстречу мне свернула иномарка, как будто не заметив нашего каравана. Метров через 50 она упёрлась в бампер моей “Волги”. За стеклом иномарки было видно, как с искажённым от злобы лицом матерится её водитель. Знаками я показал, что ему следует дать задний ход и пропустить три наших машины, но он – ни в какую! Чудак нажал на газ и попытался сдвинуть мою “Волгу” назад, но безрезультатно. Я тоже газанул – так и бодались несколько минут. Потом он вылез из машины, я – тоже. Назревала драка. Однако водители автомобилей, которые шли и остановились за мной, тоже вылезли с решительным видом. Нашему барану пришлось ретироваться в кабину и дать задний ход. Вот налицо две русских беды – дураки и дороги в одном флаконе! Недаром для разумных водителей существует правило трёх Д: “Дай дорогу дураку!”

      Родовое гнездо II:

 - бывшая комната Ильи, а потом кабинет;

 - холл – место проходное, но стильное;

 - спальня красивых закатов;

 - библиотека – век не прочитать!

                                                                    17.2.6. ВОРЫ.

   Воры бывают автомобильные, карманные, квартирные… Я имел несчастье познакомиться со всеми этими специалистами, и, честно говоря, поражён их профессионализмом. Не простая эта работа — быть вором. Видимо, необходимы годы учения в спецакадемиях и огромное желание и упорство в овладении всеми хитроумными и разнообразными приёмчиками. А ещё нужна смелость, быстрота реакции, актёрский талант, сила воли, а также полное отсутствие жалости и угрызений совести. Расскажу о своих наиболее ярких встречах с этими паразитами на теле общества.

   С настоящими автомобильными ворами мне, к счастью, познакомиться не пришлось, видимо, потому что мои автомобили были не из тех, которых угоняют. Но одно покушение на мой тогда ещё новенький “Москвич” всё же было. Однажды утром в Горелово только я встал и вышел на крыльцо подышать — увидел, что капот стоявшего у ворот автомобиля открыт. Воры свинтили из-под капота какие-то грошовые детали и оставили массу следов вокруг машины и отпечатков грязных пальцев на двери и капоте. Мы вызвали милицию, но когда стражи приехали, то фиксировать эти вещдоки не стали и сказали, что по таким пустякам открывать уголовное дело не будут. Вот если бы воры хотя бы на метр сдвинули машину с места, то тогда была бы попытка угона, а так – просто мелкое хулиганство. Думаю, что разбойниками были какие-то пацаны с соседних участков.

   Реально автомобили у меня угоняли не воры, а гаишники – на штрафстоянку. Все мои машины, кроме “Волги” там побывали. “Москвич” был там даже дважды: в первый раз перед поездкой в Голландию, о чём я уже писал, а во второй раз, когда я возвращался домой поздно вечером с рисовальных классов. Еду, меня останавливают гаишники – за не включённый ближний свет фар, требуют документы, а я – хлоп по карманам – забыл их дома! Один гаишник садится в мой автомобиль, и мы едем в отделение милиции почему-то Калининского района, откуда эти гаишники, для выяснения моей личности. Там меня сажают в кенгурятник вместе с каким-то пьяницей.

   Мобильника тогда у меня не было, я звоню со служебного телефона домой и умоляю поскорее привезти мои документы. Уже наступила глухая ночь, и у этих гаишников кончается смена. Они требуют, чтобы я опять сел за руль “Москвича” вместе с инспектором и в сопровождении милицейской машины отогнал “Москвич” на штрафстоянку аж в Озерки. Потом меня как предполагаемого преступника на милицейской машине снова везут в отделение и снова сажают за решётку. Наступило утро. Тут, наконец, является мой спаситель Илья с моими документами. Я свободен, но машину пришлось вызволять ещё пол дня. Недаром после таких издевательств ночами мне часто стали сниться кошмары: выхожу, а моей машины нет, в панике бегаю по лабиринтам каких-то незнакомых дворов и улиц – и просыпаюсь.

   “Ниссан” исчез у меня возле элитного магазина на Петроградской, где Тома с Галей долго примеряли на меня всякие куртки и джинсы. Выйдя, наконец, из магазина, гляжу – нет моей голубой красавицы! На месте, где стояла моя машина, уже стоит другая, и вокруг ещё куча авто. Думал, воры угнали, но охранник у магазина указал мне на знак, запрещающий стоянку, и сказал, что мою машину увезли на эвакуаторе, и даже дал номер телефона, по которому надо звонить.

   Мои подруги пошли с покупками домой, а я позвонил и поехал на штрафстоянку на Школьной улице. Порядок был такой: сначала на штрафстоянке получить бумагу, потом оплатить штраф и стоянку в Сбербанке, потом в районное отделение ГАИ, потом снова на штрафстоянку – и получаешь автомобиль. Вся эта беготня из конца в конец – на общественном транспорте. Тут ещё ударил ливень, а я без зонтика. Вымок, как мокрая курица, а мои новые итальянские летние ботинки полиняли и пошли разводами. Недёшево мне обошлась эта стоянка!

   Наконец, “Форд” пропал у меня с площади Искусств у Михайловского театра. Там мы были на спектакле с Тамарой, Галей, её дочкой Аней и четырёхлетней внучкой Машей. Вышли довольные – и на тебе – нет автомобиля! Ночь, поздняя осень, холодно, а я в пиджачке, да и ребёнок с нами маленький. У билетёров в театре узнали номер телефона, куда надо звонить при эвакуации автомобиля. Оказалось – да, на штрафстоянке у моста Александра Невского. По телефону вызвали Юру, Аниного мужа. Он приехал и повёз нас на штрафстоянку. После долгого ожидания инспекторов, мне, наконец, выписали бумагу с суммой штрафа и стоянки, но, слава Богу, сразу же без беготни отдали машину, предупредив, что в случае быстрой оплаты в Сбербанке можно внести только половину суммы. Всё-таки какой-то гуманизм со временем кое-где у нас появляется!

   А арестовали мою машину за то, что я припарковался на стоянке для инвалидов. И Галя, и Тамара в то время уже давно были инвалидами, а я был после онкологической операции и ещё не успел оформить инвалидность, поэтому инвалидного знака на моём автомобиле не было. Выслушав это, инспектор даже предложил мне сходить к начальству и разобраться, но я был тогда не в состоянии бегать по инстанциям, и Тамара предпочла заплатить. Вот такие были у меня “угоны”.

   Теперь о настоящих ворах. Шёл я как-то немного навеселе после какой-то тёплой встречи по Большому проспекту Петроградской в толпе пешеходов. Погода была отличная, пиджак нараспашку. Навстречу мне попался молодой парень, видимо, глухонемой, остановил меня и, отчаянно жестикулируя, пытался у меня что-то выяснить. Я никак не мог его понять, извинился и пошёл дальше. Через десяток шагов во мне зашевелилось какое-то нехорошее подозрение. Хлопнул себя по внутреннему карману пиджака, и точно, бумажника нет. А там всё, в том числе паспорт и деньги, хоть и небольшие. Побежал назад, стал искать “глухонемого”, да куда там, его и след простыл. Вроде бы он меня и не касался, с объятиями не лез, но факт налицо — бумажник тю-тю. Такого бы в цирк, на арену, хорошим фокусником мог бы стать. Может, прославился бы, как Кио. Но, видно, вором-карманником работать выгоднее, а слава мимолётна. Я заявил в милицию и потом долго ходил по инстанциям за полноценным паспортом.

   Наученный горьким опытом, я стал бдительнее. Однажды в овощной лавке, забитой народом, я затоваривался картошкой и прочими овощами. Народ в очереди стоял вплотную друг к другу. Тут я заметил, что от меня по направлению к выходу подозрительно спешно проталкивается какой-то мужичок. Ощупал карман, и, конечно, — нет кошелька. Я — за ним, а он увидел, что погоня началась, и дал стрекача. Выбравшись из магазина, и я припустил за ним с двумя авоськами в руках. Мы бежали от Большого по улице Ленина до Большой Пушкарской. Там в четыре ряда в пробке стояли автомобили. Вор заметался между ними, тут я его и настиг. Бросив свои авоськи, я схватил его за грудки и успел разок двинуть по морде, но тут он вытаращенными глазами и кивками показал мне на мой кошелёк, лежащий под колёсами ближайшей машины. Впереди началось движение, и я бросился за кошельком, выпустив вора из рук. Он исчез, петляя между автомобилями, а я с удовлетворением обнаружил в кошельке свои нетронутые кровные и стал собирать рассыпавшуюся картошку.

   Другой случай произошёл на автостоянке у супермаркета “Лента”. Мы с Тамарой с двумя полностью загруженными продуктами тачками подкатили к нашей “Волге”. Я открыл багажник и стал выгружать пакеты, а Тамара бросила свою сумку на заднее сиденье, захлопнула дверь и присоединилась ко мне. Вокруг стояли машины, но людей не было видно. Всё это происходило как раз напротив отдельного домика охраны   с установленной на нём телекамерой. Захлопнув багажник, я сел за руль, а Тамара — на заднее сиденье. Но где же сумка? Мы побежали в охрану, а там говорят, что вот только что телекамера сломалась, и они ничего не могут сделать. С досады Тамара швырнула дисконтную карту, и с тех пор мы в “Ленту” ни ногой.

   А в сумочке-то у Тамары была не только косметика, не только зелёные деньги, не такие, как у меня, но и её паспорт, пенсионное удостоверение, справка об инвалидности и т.п.. Мы заехали в отделение милиции, побеседовали со следователем, но он нас уговорил не писать заявления, потому что это дело было — абсолютный глухарь.

   Тогда Тамара была ещё генеральным директором, и через нашего сотрудника, связанного с “крышей”, попросила бандитское сообщество обеспечить хотя бы возврат документов. Через три дня нам позвонила какая-то старушка, которая, якобы, нашла все Тамарины документы на помойке. Конечно, мы её отблагодарили. Ясно, что мы пали жертвой организованной преступной банды, у которой всё схвачено: и охрана, и связи с милицией и другими бандитами, и старушки. Но исполнители, которых мы даже не видели, какие мастера! Как они пробрались незамеченными к нашей машине? Как открыли дверь и вытащили сумку? Для этого надо ужом проползти под машинами, как-то отвлечь внимание двух человек и бесшумно открыть дверь и так же незаметно уползти с добычей.

   Наконец, последняя история случилась у нас в Лисьем Носу в новом доме. Как раз в субботу мы готовились принимать гостей на мой день рождения, в ноябре. Рано утром, часов в шесть мне что-то не спалось. Я услышал внизу какой-то шорох и подумал, что это Илья уже встал, а он всегда встаёт очень рано и читает свои книжки. Поднявшись с постели, я спустился вниз и спросил: “Илья, это ты?” — никого. Я прошёл по всем помещениям первого этажа и обнаружил, что входная дверь не заперта на ключ. Может, забыли запереть вечером? Вроде бы везде порядок, всё на месте, никаких следов посторонних. А на улице темнота и проливной дождь.

   Ладно, утром все встали, стали крошить салаты. Дождь к тому времени прошёл, я вышел на участок и вижу — перед окном эркера стоит старая табуретка, которую использовали наши строители, противомоскитная сетка с окна снята и валяется на горке, а на раме окна — следы взлома. Ясно, что у нас в гостях был вор-домушник, который пролез в окно, не оставив никаких следов внутри дома, несмотря на дождь на улице. Но все ценные вещи были на месте. Я подумал, что спугнул вора: он просто не успел ничего прихватить с собой и тихо ушёл через дверь.

   Пришли гости, сели за стол, Тамара вспомнила, что хотела отдать долг кому-то из подруг, полезла в тумбу, где она оставила свой бумажник, и ку-ку, нет его. А в нём опять все документы и кое-какие деньги. Всё-таки вор сумел найти Тамарин бумажник, вот чутьё! Больше ничего не пропало. Тамара не стала заявлять в милицию, т.к. денег в бумажнике было мало, а с пропажей документов при открытии дела намучаешься, легче написать, что потеряла.

   Оказалось, что в округе таким образом ограбили уже около трёх десятков домов за последний месяц. По этому поводу было даже собрание ограбленных жителей в администрации Лисьего Носа, встречались с начальником Приморского отделения милиции, написали и подписали петицию с просьбой восстановить в Лисьем Носу милицейский пост, который, оказывается, недавно упразднили в связи с преобразованием милиции в полицию. Вот, видимо, зная об этом, какая-то гастролирующая банда и разгулялась в посёлке.

   Не помогали даже системы сигнализации, установленные в некоторых ограбленных коттеджах. Пока наряд милиции из города тащился до Лисьего Носа, грабители успевали вычистить богатые особняки подчистую. Собак травили. Наш Тоша тоже не помог, даже не тявкнул. Вид у него в этот день был подавленный, наверное, и ему что-то подбросили. После этого случая мы решили оборудовать дом системой сигнализации, и некоторое время я спал с газовым пистолетом под подушкой.

      Родовое гнездо III:

 - лестница-шинаузри;

 - экстерьер с фахверками;

 - китайская фанза на чердаке.

                                                 17.2.7. ХВАЛА ЛИСЬЕМУ НОСУ.

   Прожив в Лисьем Носу более двадцати лет, я стал настоящим патриотом этого замечательного местечка всего в 25 км от города. У него совершенно круглые географические координаты: точка с координатами 60 градусов северной широты и 30 градусов восточной долготы находится примерно в 300 м от берега на юго-восточной окраине Лисьего Носа.

   О его существовании под названием село Лисичье было известно уже более 500 лет из новгородской переписной книги. Видимо, хитрые лисы издревле облюбовали это место, как утверждал охранник пляжа “Fox beach” дядя Валера, лучший друг моего внука Арсюши. Одна из этих разбойниц утащила у него возле сторожки котёнка, а лисьи следы на мокром песке и подкопы под забором пляжа я видел своими глазами. Рабочие, бурившие скважину у заброшенного недостроя в лесу у этого пляжа, рассказывали, что видели даже не простую рыжую лису, а чёрнобурую.

   Здесь было много и другого зверья. Верьте — не верьте, но мы с Арсением, когда ему было ещё четыре года, уже на другом, старом центральном пляже наблюдали великолепный пробег с подскоками изящной косули — по мелководью, от спасательной станции до камышей у острова Верперлуда. Из окна машины прямо у железнодорожного переезда однажды я заметил то ли ласку, то ли горностая, перебегавшего дорогу к себе домой в лес. Говорили, что даже в наших придорожных канавах обитают водяные крысы — ондатры. Летом 2018 г. еду в город по Приморскому шоссе и в районе заброшенной ж/д станции ”Морская” на островке между встречными полосами движения вижу – огромный лось с рогами! Среди бела дня! Я посигналил и, наверно, зря – лось заметался, а по обеим полосам мчались автомобили. Что дальше было – не знаю, я проехал. Надеюсь, что у лося хватило ума переждать поток машин.

   Ну, а самые обычные дикие звери в нашем околотке — это белки, бегающие по заборам, проводам и веткам придорожных деревьев. Не раз я видел беличьи забавы, когда две-три белки носились друг за другом по стволам деревьев, играя в прятки. А раз, собирая красную смородину у нас под высокими сливами, я обратил внимание на трёх белок, которые перебрались на сливы с большой ели на границе нашего участка. С недовольным видом они надкусывали ещё не дозревшие плоды и швыряли их прямо на мою голову. Для белок я сделал бельчатник из большого полого обрезка ствола, привинтив к нему дно и крышу из толстой фанеры, а также полочки из древесных грибов, и повесил его на эту ель. Одна белка повадилась харчеваться в висячей кормушке для птиц, висящей на терновнике прямо у нашего крыльца.

   К этой кормушке слетались разные птицы. Зимой это были великолепные красные снегири и, в основном, синицы в жёлтых манишках с чёрными галстучками, весной конкуренцию им составили зяблики с розовой грудкой и белыми нашивками на крыльях и жёлто-зелёные овсянки. Прилетали даже пёстрые дятлы, иногда даже парой, причём они хватали семечки в клюв и, перелетев на ветки терновника, укрепляли их в щели на местах разветвления и там шелушили. Постоянно вьющиеся у кормушки птицы были любимым зрелищем для нашего кота Кузи, который усаживался у французского окна зимнего сада и долго следил своими жёлтыми глазами за потенциальной добычей.

   В кустах красной смородины хозяйками чувствовали себя симпатичные маленькие птички с оранжевой грудкой — зорянки, которые с расстояния вытянутой руки с любопытством рассматривали чужака, зачем-то ощипывавшего их личные кусты. Каждый год две пары скворцов приносили нам на крыльях весну, заселяясь в два скворечника на наших берёзах и щёлкая на ветках клювами от семейного счастья. Позже в сумерках, в цветущей черёмухе и сирени ночь напролёт заливались соловьи.

   Из редких птиц здесь водился большой чёрный дятел с красным хохолком, который так долбил высохшие деревья, что они становились похожими на решето. Я видел здесь и журавлей, а весной на залив прилетали лебеди, которые отдыхали после перелёта на мелководье, совсем близко от берега, стаями, иногда довольно многочисленными. В лесу на опоре линии электропередач семья воронов свила огромное гнездо, а на лету они каркали совсем не так, как простое вороньё.

   Обычные вороны, как везде, по вечерам собирались на сходки и громко обсуждали последние сплетни. Иногда среди них поднимался переполох, и они всем кагалом вились вокруг какого-нибудь ястреба или сокола, старавшегося побыстрее пролететь мимо. Кстати, однажды над пляжем я видел коршуна с рыбой в когтях. Порой похожие слёты устраивали чайки и ласточки, кругами, в большом количестве парившие прямо над нашим домом.

   Совершенно неожиданно пара сорок в апреле 2017 года стала строить гнездо в кроне высокой пирамидальной туи, метрах в четырёх напротив окна моей мастерской. Они таскали прутья, запихивали их в густую крону, обкусывали чересчур длинные и косо посматривали на меня, наблюдавшего за этой стройкой из окна и щёлкавшего фотокамерой. Какие это были красавицы, как отливали зеленью их чёрные перья и сверкали белизной грудь и концы крыльев в полёте!

   Я был и наблюдателем их сорочьей трагедии, когда два уже больших оперившихся птенца, правда, ещё короткохвостых, однажды вечером оказались на земле под гнездом. Взрослые сороки трещали как пулемёты, летая вокруг. На следующее утро один из них оказался на крыльце перед нашей дверью, и Тамара взяла его в руки, а я с лестницы поместил птенца в уже пустое гнездо. Второй птенец перепрыгнул через забор на соседний участок и исчез. Мы ждали, что сороки-родители позаботятся о спасённом птенце, но на следующий день его нашли мёртвым, забившимся в чулан у нашей беседки. Так я ещё раз убедился, что бесполезно, а то и вредно, вмешиваться в естественный ход природы.

   Общество садоводов “Примула” организовывала краеведческие экскурсии. Под руководством специалиста-орнитолога мы ходили по местным лесам, учились различать голоса разных птиц и видели огромные заповедные, даже специально огороженные лесниками муравейники рыжих лесных муравьёв — некоторые выше человеческого роста.

   Даже самые простые птицы: синицы с жёлтыми грудками, красногрудые снегири, хохлатые свиристели, вечно кланяющиеся трясогузки, пёстрые дятлы, длиннохвостые чёрно-белые сороки, разноцветные сойки и маленькие пушистые шарики — синицы-гаечки, хохочущие чайки и быстрокрылые крачки над заливом, длинноногие кулики и красавцы-селезни, мамы-утки с выводками утят, чёрные и серые налётчики-дрозды, стаей  мигом очищавшие кусты черноплодки, — все они при встрече радовали глаз и поднимали настроение.

   Я уже не говорю об уникальной растительности. Скажу только одно: именно в Лисьем Носу проходила северная граница естественного распространения дуба. По улице Морские Дубки вдоль залива стояли толстые, корявые вековые дубы, которые, может быть, помнили ещё императора Петра I.

   А теперь ещё немного об истории Лисьего Носа. Пётр, проезжая на основанный им Сестрорецкий оружейный завод, мог подкрепиться в существовавшей в то время корчме, на месте которой позже была построена железнодорожная станция Раздельная, называемая в моё время станцией Лисий Нос. Именно Пётр повелел насадить на побережье Лисьего Носа дубовую рощу и построить усадьбу Дубки, в которой ночевал. В Кронштадт Пётр ездил тоже через Лисий Нос.

   Кстати, почему Нос? Потому что Нос — это мыс, так говорят на русском Севере. Он вдаётся в Финский залив как раз напротив острова Котлин, на котором стоит крепость Кронштадт — ключ от Санкт-Петербурга. Поэтому Лисий Нос вместе с Кронштадтом и Ораниенбаумом образовал ту непреодолимую стену, которая гарантировала Петербургу полную неуязвимость с моря. Во время Крымской войны 1853-56 гг. с западной стороны мыса Лисий Нос была построена гавань и оборонительные насыпные артиллерийские форты между материком и островом Котлин, которые не дали англо-французской эскадре даже близко подойти к Петербургу. Дальше гавань использовалась для пароходного сообщения с Кронштадтом и Лахтой. К гавани была проведена железная дорога, по которой ещё при мне с гудками толкались туда-сюда маневровые тепловозы.

   Ещё студентом Академии художеств летом 1856 г. в Лисьем Носу работал Иван Шишкин, в дальнейшем, прославленный живописец русского леса, написавший здесь два пейзажа и множество рисунков. Помимо уже немногих оставшихся частных деревянных домов с башенками, украшенными затейливой резьбой, пожалуй, самым старым сохранившимся зданием Лисьего Носа является деревянная Князь-Владимирская церковь, освящённая в июле рокового 1917 года.

   Именно в эту церковь мы с Тамарой, а иногда вместе с Ильёй, и ходили. Она не закрывалась даже в советское время, хотя прихожанам приходилось порой с ружьями оборонять её от разгулявшихся безбожников. Четырёхпудовый колокол с церкви всё же сбросили, и при этом от разрыва сердца умер церковный староста. Но в 1930 г. нашей церкви «повезло»: при разборке обветшавшего железнодорожного вокзала на мысе в нём обнаружили массу церковной утвари и икон из Андреевского собора в Кронштадте, который был закрыт, и часть этой утвари была передана в Князь-Владимирскую церковь. Зато в 1937 г. настоятеля храма отца Алексия расстреляли. Странно, что в этом храме   сохранился прекрасный резной дубовый иконостас с гербами рода Романовых и имперскими орлами, с надписью “Отъ Господа дана вамъ держава и сила вышняго” и датами 21 февраля 1613 и 1913 года, т.к. храм был заложен в год 300-летия династии Романовых и освящён во имя святого крестителя Руси князя Владимира.

   Земли прежнего Лисьего Носа принадлежали генерал-майорше Вашутиной и графу Стенбок-Фермору, председателю Императорского Всероссийского аэроклуба, который устроил рядом с Лисьим Носом, в Горской, аэродром. Он функционировал и в моё время. Часто над Лисьим Носом можно было увидеть учебные самолёты — иногда даже архаичные бипланы. Порой они выполняли фигуры высшего пилотажа или сбрасывали парашютистов.

   До революции в Лисьем Носу активно строились дачи богатых петербуржцев. Был построен даже летний драматический театр на 900 зрителей, и работал маленький частный кинотеатр. В театре с гастролями выступали артисты Александринки и других петербургских театров и самодеятельные артисты Музыкально-исторического общества имени графа А.Д. Шереметева, известного музыканта и мецената, о котором как о хорошем знакомом писала в своём дневнике 1903 года моя Валя.

   Но в Лисьем Носу не только развлекались и отдыхали. С революции 1905 года здесь вешали преступников, приговорённых к смерти. Казни совершались в лесу между гаванью и посёлком, обычно ночью. Казнённых хоронили там же, сравнивая могилы с землёй. Специально для совершения казней из Кронштадта привозили сборный эшафот. Смертников везли летом в гавань Лисьего Носа из Трубецкого бастиона Петропавловской крепости на пароходе в сопровождении миноносца, а зимой — по железной дороге. Казни продолжались в течение трёх лет, и было казнено порядка сотни террористов.

   Во время Гражданской войны здесь уже не вешали, а расстреливали: сначала пособников Юденича, а потом в 1921 г. — кронштадтских матросов-мятежников. Бегущих из Кронштадта по весеннему льду матросов убивали так: артиллерия сначала давала залп “перелёт”, а потом – “недолёт”, и оказавшиеся на плавающих льдинах ещё живые матросы потом тонули сами, и их трупы прибивало к берегу.

   У устья Чёрной речки, где насыпали пляж “Fox beach”, раньше был дикий берег — “коровий пляж”, а на другом берегу при мне были построены элегантные коттеджи в стиле модерн. А в Гражданскую там хоронили погибших: “белых” — справа, а “красных” — слева. О количестве жертв можно судить по надписи на уже давно не существующей братской могиле: “Здесь похоронены 150 красноармейцев”. А погибших мятежников, наверное, было куда больше. Так что рядом с нашим домом, через следующую улицу Пограничную, расположен страшный лес, где, возможно, по ночам витают привидения. Но где они в нашей благословенной стране не витают? Однажды и я видел на этом берегу утопленницу. Чего только не выбрасывает море на берег!

   В 30-е годы в Лисьем Носу дачи начала строить уже советская элита. Вначале работники “Ленфильма” возвели целый минипосёлок в лесу по берегам Чёрной речки и по просекам: вдоль опор высоковольтной линии появилась улица Электропередач, а по просекам №7 и № 9, ведущим к заливу, — Морская и Деловая улицы. Самой большой двухэтажной дачей была дача знаменитого в то время кинодеятеля В. Гардина (фильм “Иудушка Головлёв”), так называемая мыза Татьянино в честь его жены — актрисы Т. Булах, где бывали сам Шостакович и известные киноактёры Черкасов и Кадочников.

   Рядом с “Ленфильмом” поселилось руководство ленинградской лёгкой промышленности. А в тех местах, где мы построили наш дом, возник посёлок Ленсовета. Неисповедимы пути Господни, которые привели и меня, бывшего депутата Ленсовета, в эти места через 60 с лишним лет. Многих тогдашних обитателей в конце 30-х годов репрессировали, и посёлок опустел. В моё время на берегу залива напротив нашей улицы стоял только один сохранившийся с тех времён пустой двухэтажный дом. А на месте нашего старого дома был одноэтажный дом какого-то архитектора, с башней.

   Во время Великой Отечественной войны по железнодорожной ветке на мыс и через гавань Лисьего Носа, а зимой и по льду под постоянным артобстрелом шло снабжение Кронштадта и Ораниенбаумского пятачка — это был участок Малой дороги жизни. Памятник воинам-служащим этой дороги в 2015 г. был установлен в центре Лисьего Носа. Хорошо замаскированный аэродром в Горской был базой прославленного ночного истребительного полка, а в посёлке стоял зенитный полк и артиллерийские батареи. Лётчики часто посещали мызу Татьянино, где Гардин с женой старались поддержать их боевой дух, сами еле выживая. Один знакомый им военный инженер попросил у них разрешения выкопать труп их издохшей от голода большой собаки — есть было нечего. Рядом с мызой на железнодорожной ветке после своих рейдов укрывался бронепоезд “Сталинец”. Немцы обстреливали наш берег регулярно, трижды в день. Кроме того, они подвергали массированным бомбардировкам весь посёлок. В один день такой бомбёжки погибло 150 женщин и детей.

   После войны около 400 пленных немцев работали в Лисьем Носу на асфальтобетонном заводе, который располагался рядом с построенной уже в 1959 г. и сохранившейся в моё время шикарной баней №4 с колоннами, как в Парфеноне. Немцы тоже умирали здесь от голода, но сердобольные русские женщины, как могли, их поддерживали. Поэтому, как и наш бывший пленный немец из Шиффвайлера во Фрунзенском районе, здесь тоже в 1990 г. объявился бывший пленный, а теперь пастор, который организовал в Германии фонд “Спасибо, матушка!” и доставку гуманитарной помощи жителям Лисьего Носа через Князь-Владимирскую церковь. Баня выжила, а вот построенный в том же стиле годом раньше кинотеатр “Чайка” при мне сгорел и ждал восстановления.

   Из послевоенных событий важнейшими для Лисьего Носа были строительство автомобильного моста-виадука над веткой железной дороги в гавань и начало строительства дамбы — комплекса защиты Ленинграда от наводнений. Когда мы строили дом, я ездил за стальным прокатом на склад в гавань, которая использовалась для подвозки материалов для строительства дамбы. Так что та гавань, откуда в ХIХ веке возили ряжи для насыпки кронштадтских фортов, и куда в ХХ веке – смертников для казни, жила своей жизнью и в моё время. И так, наверное, повсюду, стоит только копнуть глубже историю того места, где ты живёшь.

   Факты, которые я здесь привёл, взяты из интересной книги И. Богданова “Лахта, Ольгино, Лисий Нос” и из ещё более подробной книги “Лисий Нос”, изданной Муниципальным советом Лисьего Носа после визита графа и графини Стенбок-Ферморов в 2000 г. в бывшее имение своих предков. Кстати, эта редкая книга досталась нам в составе специального приза жюри от администрации посёлка за победу в конкурсе “Калейдоскоп цветов” 2016 г., проведённом обществом цветоводов “Примула” и посвящённом юбилею российского кинематографа в год кино.

   Тамара придумала идею нашей композиции, а я помог ей её воплотить с помощью своей давно устаревшей кинотехники и альбома со старинными фотографиями кинозвёзд. Девизом нашей цветочной инсталляции из чертополоха и прочего бурьяна на древней этажерке, включавшей помимо киноаппаратуры, альбома и фото кинотеатра “Чайка” до и после пожара, был транспарант на красном полотнище: “Кинотеатр “Чайка” — Лисьему Носу!”. Видимо, эта идея была в струе задумок новой администрации посёлка, и мы надеялись, что сгоревший кинотеатр в каком-то качестве возродится.

   Что касается подробностей истории нашего владения — маленького кусочка Лисьего Носа -   мне жаль, что я не успел расспросить о них своего соседа Валерия Михайловича, кузена великой балерины Улановой, чей полуразвалившийся домик так и стоял рядом с нашим новым домом. Сосед был уже очень стар и не выходил из своего дома. Однажды рано утром я случайно увидел, как он один вышел на улицу в домашних тапочках и побрёл, куда глаза глядят. Я догнал его, взял под руку и, совершив круг, привёл обратно домой. По пути мы разговаривали, но из его слов я запомнил только одну фразу: “Человеку так мало нужно от жизни”.