Запись 20. 

                                                    ОГЛАВЛЕНИЕ

20.1. Здесь Бога нет.

20.2. Детки и предки.

20.2.1. Сбылась мечта идиота.

20.2.2. Дедские хлопоты.

20.2.3. Шале.

Стариковские подробности 1.

20.2.4. До золотой свадьбы заживёт?

20.2.5. И после золотой жизнь бьёт ключом.

Стариковские подробности 2.

                                                    20.1. ЗДЕСЬ БОГА НЕТ.

  
   Проснувшись, но ещё лёжа в постели, я вспомнил доклад министра юстиции о правосудии в империи и даже заулыбался — российский суд в моё время чем-то неуловимо напоминал нынешние порядки: те же насупленные женщины в чёрных мантиях, то же полное отсутствие стыда и совести, те же неряшливость и безграмотность, то же телефонное право, но уже на новом техническом уровне.

- Ваше Величество, пора вставать! — услышал я знакомый голос и вылез из постели.

   Передо мной склонилась в поклоне уже знакомая мне княгиня Белосельская-Белозерская:

- Сегодня я снова с Вами, Ваше Величество.

- Очень рада, — искренне сказал я. Из всех министров, которых я видел, эта вызвала у меня наименьшее отвращение. За столом я опять сел на знакомую тему:

 - Как поют Ваши птички, княгиня?

- Спасибо, поют хорошо, а кое-кто и каркает довольно весело, — пошутила она. Я осведомился:

- Где же они у Вас летают?

- Мой подземный дворец соединён широким туннелем с огромным пузырём на поверхности диаметром 2 км. Там предусмотрена защита от ультрафиолета, создан искусственный климат, но вот посидеть на ветках или подкормиться там нельзя, поэтому мои птички полетают там немного и возвращаются во дворец к своим гнёздышкам и кормушкам.

- Что же клюёт Ваш кондор? — полюбопытствовал я.

- Падаль, конечно, как и положено кондору, в основном, дохлых собак, — легко разъяснила она. У меня опять пропал аппетит. Сам виноват, нечего глупые вопросы задавать.

   В кабинете я предложил:

- Об искусстве мы поговорили, а теперь давайте поговорим о религии.

- С удовольствием, Ваше Величество! Вы знаете, что государственная религия у нас одна – православие. Однако мы никого не заставляем быть православными. У нас свобода совести. Верьте хоть в кого – в Магомета, в Будду, в Зевса с Перуном, хоть ни в кого не верьте, но дома, в одиночку, не публично. Католичество на Западе было уничтожено сразу после мировой войны с Халифатом, а наши славянские и венгерские католики, как и армяне и даже многие протестанты, примкнули к православным христианам. Всякие секты жёстко преследуются законом. Официальные публичные церемонии и храмы разрешены только православным.

   И это правильно, нельзя дозволять какую-либо конкуренцию между религиями. Раньше это приводило к религиозным войнам, к расколу: ведь все верующие – это фанатики своей веры. Вот князь Владимир Ясно Солнышко выбрал православие – и амба. Православие с его застывшими тысячелетними обрядами, не подлежащими изменению – это клей, цементирующий общество. Это наша древняя традиция. Бессмысленно рассуждать, какая религия более истинна. Традиция, вера предков, вот и всё. Такое отношение к религии всех примиряет, тем более, что сейчас подавляющее большинство в душе – атеисты. Храмы, обряды и церемонии – это театр, в котором собирается много зрителей, и это их объединяет без всякого принуждения.

   Я спросил:

- Сколько же народу ходит в храмы?

- По великим праздникам – в Рождество и на Пасху – процентов 90, — ответила она.

- И что же, все они исповедуются, принимают причастие? — я недоверчиво поглядел на княгиню.

- Конечно. К тому же, если они на великие церковные праздники идут в храм, они освобождаются от работы. Ради этого можно и просвиркой похрустеть, и попу какой-нибудь анекдот рассказать на исповеди, — рассмеялась она.

   — А как насчёт соблюдения постов? – осведомился я.

- Да, эта примитивная традиция давно отменена по медицинским показателям как не рекомендованная Министерством здравоохранения для поддержания бессмертия.

- Кто же руководит церковью и кто в ней служит? — продолжал расспрашивать я.

- Фактически руковожу я от имени Вашего Величества. Официальный глава церкви – патриарх Акакий – седой бородатый мужик, специально законсервированный в виде убогого старца вот уже 400 лет. Попы тоже все мужчины – мы строго соблюдаем традиции.

   Я осведомился:

- А не пробовала церковь действительно привить христианскую веру населению?

- Да, сразу после ядерной войны и образования империи были такие иллюзии. С горя народ пошёл в храмы с искренней верой, но хватило ненадолго. Кого-то оттолкнула непонятная служба на церковнославянском языке. Хоть он и близок к другим славянским языкам, особенно к русскому, но это ещё хуже: вроде бы много отдельных слов понимаешь, а смысла речи целиком правильно не уловить. Кто-то просто не мог выстоять на ногах многочасовые службы, хотя, например, в Греции церкви когда-то были со скамьями. Кому-то было страшно исповедаться – не понимали, что разговаривают с Богом, а не с попом. Кто-то брезговал принимать причастие с общей ложки. Кто-то считал мужчин ниже себя, а попы – мужчины. Тем более трудно было войти в духовный контакт со своим пастырем. Да и пастыри-то деградировали, борясь за место в церковной иерархии, сами уже в Бога не верили. Очень многие на фоне быстрого технического прогресса уверовали в безграничные возможности науки, а она Бога отрицала. В общем, причин много, а результат один – никто уже в Бога не верит.

   И, наконец, главное: исчез страх перед Богом, страх наказания за аморальные поступки душе человеческой уже после смерти, который раньше был основой морали. Современный человек практически бессмертен, а это значит, что ему уже ничего не страшно, кроме государства, которое одно может ещё отобрать у него драгоценную жизнь. Алчность и страх – это чувства, уравновешивающие друг друга и присущие всему живому, в том числе и людям. Когда исчезает страх – алчности каждого человека нет предела. Моральные нормы, выросшие из религиозных табу, из страха перед Божьим судом, совесть как отпечаток этих норм в душе каждого человека – главное, что позволяло людям жить в обществе, не перегрызая друг другу глотки. Раньше государство с его законами и карательным аппаратом лишь поддерживало эти моральные устои. Теперь, когда в душе каждого человека нет места Богу, нет и страха перед Божьим судом. Остался лишь страх перед судом государства. Государство – вот наш Бог! А Вы, Ваше Величество – живое олицетворение этого божества, — подытожила княгиня.

- Скажите откровенно, княгиня, а Вы в Бога веруете? — спросил я с робкой надеждой.

- Нет, не верю. Уж очень много абсурда в нашей жизни, в истории, — сокрушённо заметила она.

- А в природе? Вы не находите, что в природе есть гармония? — настаивал я.

- В природе всё живое пожирало друг друга сотни миллионов лет, а потом появился человек и пожрал всю природу. Вот Вам и вся естественная история! Никакой гармонии в природе больше нет, и Бога нет, — мрачно пошутила она.

- А гармония мироздания? Посмотрите на Солнце, Луну, звёзды – как это всё чудесно! “Две вещи наполняют меня трепетом: звёздное небо над головой и внутренний закон внутри нас”, — так говорил мудрец Кант. Большой взрыв — разве это не прямое доказательство существования Творца? А жизнь? Как она могла возникнуть случайно? Ведь каждая самая простая бактерия или вирус – это непостижимо сложный мир! А разум человека, способный хотя бы частями познавать природу? Разве этого недостаточно, чтобы уверовать в Создателя? А внутренний закон внутри нас — наша совесть – это не от Бога? — я завёлся не на шутку.

- Ну, звёзды и Солнце я не видела своими глазами уже лет 400. Всё, о чём Ваше Величество так горячо рассуждали, современная наука объясняет естественными причинами, — с некоторой долей высокомерия, улыбаясь, произнесла она, поклонилась и ушла.

   В одиночестве я принялся рассуждать. Ладно. Начнём сначала. Насколько я знаю от Ника, наука до сих пор не объяснила феномен возникновения нашей Вселенной. Вот, говорят, был Большой взрыв – и всё. Потекло время, стало расширяться пространство, возникла материя – элементарные частицы, которые стали взаимодействовать между собой по определённым законам, потом атомы, галактики, звёзды, планеты… Кто установил эти законы? Кто запустил часы? Кто надувает пузырь пространства? Возможно ли иное развитие событий? А сами эти законы? Возьмите парадоксальные законы квантовой механики, по которым результат зависит от позиции наблюдателя. В их основе – просто набор аксиом, допущений, порой не укладывающихся в обычную человеческую логику. А кто, кстати, нам её дал? На все эти вопросы нет ответа. Математики изобретают всё новые математические модели, но доказать ничего не могут. Можно так, а можно и этак. Это раз.

   Второе: оказалось, что мы способны наблюдать лишь малую часть этой нашей Вселенной – по массе около 5%. Остальные 95% — тёмная материя и тёмная энергия, которые присутствуют повсюду, заполняют всю Вселенную, но мы их не ощущаем. Только сейчас люди стали неумело, вслепую тыкаться в эти непознаваемые реалии, и оказалось, что они имеют непосредственное отношение к человеческой душе, в том числе к душам людей, давно умерших. Оказалось, души бессмертны, как и утверждали все религии. Это не от Бога?

   Третье: так же непознаваемо, как рождение Вселенной, и возникновение жизни. Сам факт, что жизнь нигде больше, кроме Земли, не обнаружена, уже чудо. Объяснить возникновение жизни простой химической комбинаторикой невозможно. Теория вероятностей не позволяет, слишком сложна даже самая примитивная бактерия, самый простейший вирус. Говорить, что жизнь принесена на Землю из космоса, бессмысленно. А там, в космосе как она зародилась? А то, что планета Земля оказалась так ласкова к жизни, что вся пропиталась ею, стала планетой Жизнь, разве не говорит о Божьей воле? А сколько роковых случайностей в процессе эволюции, приведшей к появлению человека! Взять хотя бы метеорит, уничтоживший чудовищных динозавров и давший возможность дальнейшего господства на Земле потомкам убогих маленьких землероек.

   Наконец, четвёртое: само возникновение человека, его разума – это же тоже гигантский качественный скачок! Современные люди появились на Земле по последним раскопкам более 300 тысяч лет назад и с тех пор практически не изменились. Зачем потребовалось возникновение абстрактного мышления у первобытных дикарей – для охоты на мамонтов? Для этого нужнее были бы быстрые ноги, хваткие руки и острые зубы. Как работает мозг – такая же непостижимая тайна, как возникновение Вселенной и жизни. В чём тайна творчества? Неясно. Да что мозг! Непонятно до конца, как работает самая простая живая клетка. В общем, человек в наивной вере в познаваемость всего на свете упёрся в ряд непроницаемых стен, недоступных его разуму. И чем больше он исследует мир в разных направлениях, тем больше таких стен встают перед ним. Приходится признать: “Я знаю, что ничего не знаю”.

   Больше половины своей прошлой жизни я был атеистом и в Бога поверил лишь тогда, когда стал преподавать физику в Военмехе, потому что понял, что всё не так просто, как в учебнике. И чем больше узнавал, сопоставлял и думал, тем больше укреплялся в вере в Творца. А вера в Христа-спасителя пришла ещё позже, когда я прожил большую часть жизни, приобрёл жизненный опыт и прочувствовал удивительную проповедь: “Возлюбите друг друга”. Как такая мудрость могла появиться тысячи лет назад, во времена жестокие и кровавые, когда ценилась прежде всего только сила?

   Впрочем, жестокие и кровавые времена продолжались и всю последующую историю человечества. И вот сейчас я вижу, что пружина злой воли раскручивается всё сильнее, и людей, способных хотя бы понять эти слова, больше не осталось. Неужто конец света близок? Для чего же всё это было – Вселенная, жизнь, человек? Может быть, для того, чтобы создать хотя бы немного душ праведных, чистых как алмазы? Может, и так. Ведь без веры в Бога и бессмертие души существование человека бессмысленно. Для атеистов человеческая жизнь – это всего лишь путь от вонючей пелёнки до смрадного савана. Отсюда прямая дорога к крайнему индивидуализму, к забвению любой морали, к разрушению общества и гибели человечества.

   Часы зазвенели, подошло время обеда, но почему-то никто из моих министров не явился, и я отобедал один. Ладно, пора отдохнуть и дочитать Валин дневничок:

       5. ВОЗВРАЩЕНIЕ В ПЕТЕРБУРГЪ. КОНЕЦЪ И ПАМЯТЬ О НАЧАЛЕ.

“20 Сентября. Въ квартире при моемъ деятельномъ участiи водворился некоторый порядокъ. Дожили до белыхъ мухъ.

   Уже целыхъ четыре дня я въ городе. Добрались сюда совершенно благополучно съ тремя большими пакетами и тремя ребятами. Чиновникъ былъ очень любезенъ и не тревожилъ насъ своимъ осмотромъ, благоразумно отвернувшись въ другую сторону. Прiехавъ въ квартиру, мы были непрiятно поражены царившимъ тамъ безпорядкомъ: дворники выносили выколачивать мебель, полотеры натирали полы и тутъ же суетились и Аннушка, и прачка. Я сейчасъ же приняла деятельное участiе, и къ вечеру водворился некоторый порядокъ. … На следующiй день работы ужъ были намечены, именно, вешанье сторъ. И вставъ, я при помощи поправившейся старой горничной Аннушки отчасти исполнила это дело. Время просто летело, ужъ было около 3-хъ, когда я выбралась съездить въ Гостиный за кушачной лентой. …

   Въ четвергъ встала около 11 и отправилась въ сберегательную кассу делать вклады, чтобы деньги не гуляли. Оттуда зашла къ Нюше повидаться, а потомъ домой. Тутъ немножко поиграла на рояле, а потомъ отпустила няню къ брату и осталась съ детьми. Сперва играла съ ними, а потомъ уложила спать. На следующiй день, т.е. вчера, опять былъ днемъ хлопотъ. Вешала еще сторы, вешали люстру, и ездила въ Гостиный Вере за книгами. …По примеру прошлыхъ дней и сегодня я занялась уборкой буфета. … Наши думаютъ переезжать на будущей неделе во вторникъ, т.е. 23-го. Да ужъ пора, дожили до белыхъ мухъ. За это время я получила целую массу писемъ”.

   Листаю дальше:

“28 Сентября.   Жить такъ, ни чемъ не занимаясь, это более, чемъ глупо. Нужно пользоваться временемъ, а не убивать его.

 29 Сентября. “Правда хороша, а счастье лучше”. Гартье выходитъ замужъ.

1 Октября. Дай Богъ поменьше такихъ субботъ — нашли контрабанду: вино, шерсть, коверъ!

4 Октября. Чинодралы до невозможности дерзки. “Безъ вины виноватые”. А К. въ Петербурге и решилъ пропасть безъ вести – напрасно. Записалась въ Поощеренiе художествъ. Похожденiе мамы съ массою контрабанды.

9 Октября. Скончался, оставивъ четырехъ малолетокъ. Вотъ где горе! Супругъ Лизочки оказался лежебокомъ. Эня делаетъ хорошую партiю. Духъ сказалъ, что кого мне нужно, придетъ. Я перешла въ старшее отделенiе.

21 Октября. Я аккуратно посещала школу. А. К. долженъ оставить училище и переходитъ въ Кавалерiйскiй полкъ. Верно ли это?

22 Октября. Крапивины живутъ точно въ каторге. На концерте въ Дворянскомъ собранiи. “Жизнь” Гнедича — какъ хорошо написано! Отживаетъ девица Эня свой девичiй векъ.

4 ноября. Въ последнiй разъ вспомнили детскiя игры. Въ Обществе любителей пенiя. Перешла въ 1 класс. До чего можетъ быть человекъ испорченъ!

12 Ноябрь. Сильное наводненiе и тьма кромешная. На венчаньи Эня казалась какой-то статуйкой.

20 Ноября. Свадебный обедъ въ Обществе Гражданскихъ Инженеровъ. Концертъ въ Дворянскомъ при участiи пiаниста Рахманинова. Въ Панаевскомъ часто пересаливаютъ, зато весело. Съ Шурой были на акварельной выставке Бенуа”.

   Не могу не прочесть последнюю запись:

“29 Ноября. Вспоминался прошлогоднiй вечер: Липницкiй представляетъ Климовецкаго, и мы несемся въ мазурке, обращая на себя вниманiе, разговоръ съ Тихомировымъ. Хоть когда-нибудь было что-либо подобное? “Пляска жизни”. Было бы у насъ больше веры въ себя, не была бы наша Россiя такъ заполнена иностранцами. “На дне” Горькаго – лучше бы училъ, какъ поднять этихъ падшихъ. “Псковетянка”.

   … не пошла въ Дворянское на концертъ Зилотти, добровольно уступивъ свой билетъ Володе Захарову. Ну, право же, слишкомъ частое посещенiе театровъ наскучиваетъ, и тутъ ужъ начинаешь становиться разборчивой, хоть сегодня участвуетъ скрипачъ Изаи, говорятъ, знаменитость. Но правда, не понимая ничего въ серьезной музыке, трудно ужъ очень ей интересоваться.

   … 22-ое. Вечеромъ этимъ я осталась очень довольна. Недостатка въ кавалерахъ не было, между ними много было прошлогоднихъ, но при этомъ все-таки вспоминался прошлогоднiй Юбилейный. Вотъ, действительно, былъ и веселый и интересный, а этотъ только веселый. Только стоитъ заглянуть въ предыдущую тетрадь, и все встанетъ передъ глазами: оба зала открыты, народу тьма, мы танцуемъ безъ отдыху. Липницкiй изощряется въ представленiи кавалеровъ, вотъ представляетъ Климовецкаго. Много ли я съ нимъ танцовала, не помню, только какъ сейчасъ представляю себе маленькое зало, танцующихъ немного, и мы несемся въ мазурке, обращая на себя вниманiе. Потомъ разговоръ съ Тихомировымъ, приглашенiе Климовецкаго, ужинъ. Ахъ, хоть когда-нибудь было бы что-либо подобное?

   Въ воскресенье 23 были, наконецъ, на “Пляске жизни”. Мне очень понравилось. Видно во всемъ тонкое знанiе всехъ техъ делишекъ нашей аристократiи и нашихъ заправилъ, которыя такъ искустно прячутъ подъ мнимой личиной добродетели. Въ понедельникъ были дома, и я начала читать Горбатова, кончивъ “На свой страхъ” Потапенко. Мало у насъ такихъ людей, которые верятъ въ себя, да это, какъ тамъ сказано, и несвойственно русскому человеку. Славно написалъ Потапенко, обративъ вниманiе на эту слабую сторону росса. Было бы у насъ больше веры въ себя, больше упорства итти къ намеченной цели, не была бы наша Россiя такъ заполнена иностранцами.

   Вторникъ 25-го …  После школы я по пути съ одной барышней дошла до Николаевской и зашла къ Mme Люрье, т.к. одинъ мой зубъ, къ моему удивленiю, сталъ бояться горячаго. Кстати сказать, тамъ оказалась скверная исторiя — воспаленiе подъ пломбой — и я уже несколько сеансовъ испытываю удовольствiе иметь дело съ машиной боръ и тоненькими пилочками. … былъ Владимиръ Михайловичъ и долго меня дожидался … онъ зоветъ ехать въ Малый театръ и потомъ въ драматическiй кружокъ на танцы. Мама, конечно, предоставила мне свободное решенiе, и я решила ехать прямо въ кружокъ посмотреть спектакль. Какъ уморительно играютъ любители, а тутъ, кстати, еще участвовалъ Курочкинъ, т.ч. было интересно. Поехали, похохотали и потанцовали. Вообщемъ, время прошло сносно.

   26-го … попали къ Захаровымъ, которые и сманили насъ пойти къ Неметте на Горькаго “На дне”. Театръ славненькiй, но Торичеллева пустота. Исполненiе хорошее, но сама пьеса … Можетъ быть, она оригинальна, но удовольствiя отъ нея получить трудно, и какъ скажетъ мама, чтобъ ходить въ театръ и платить деньги, совсемъ не стоитъ. Действительно, все нарисовано рельефно, но какъ люди изъ порядочныхъ делаются пьяницами и хулиганами, это всемъ известно. А вотъ, онъ лучше бы училъ, какъ поднять этихъ падшихъ, какъ вселить въ нихъ уваженiе къ человеческому облику и совесть, а не высказывать, что совесть нужна только богатымъ, а образованiе чушь – нуженъ только талантъ. Вчера же мы были на “Псковетянке”, шедшiй въ первый разъ съ Косторскимъ вместо Шаляпина. И, какъ говорятъ видавшiе, очень слабо и нетъ того типа. Сегодня вотъ исполнила то, что хотела: кончила свою толстенькую тетрадочку. И растанемся съ ней въ надежде, что будущая книга заполнится более веселыми новостями.

                                                                                           Валя”.  

   Вот и конец. Жаль, что нашлась только одна тетрадь. Как хотелось бы узнать, какая судьба её ждала в последующие страшные годы – революции, войны, красный террор! Скорее всего – трагическая, учитывая её дворянское происхождение: либо нищета и унижения в эмиграции, либо те же, но ещё более страшные, нищета, унижения или даже гибель в России. Так наша Родина обошлась с большинством лучших своих детей.

   Какая всё-таки коварная штука – время! Моей Вале в 1903 году было 19 лет, а мне 19 было в 1963, т.е. между нами разница в возрасте всего-то 60 лет. Даже между мной и моим внуком Арсюшей разница больше – 66 лет. А как изменилась жизнь! Разве можно сравнить жизнь в начале и во второй половине ХХ века или в середине ХХ и начале ХХI века?

   А теперь представь, что прошли сотни лет, да ещё и с ускорением. Планету Земля измордовали так, что не узнать, человеческие отношения извратились до абсурда, а люди – всё те же, тем более что живут столетия. Налицо огромный разрыв между природой человека и окружающей средой. Я не говорю о технике, о геополитике – как радикально изменились отношения между людьми, именно отношения, а не сами люди!

   Люди остались теми же, со всеми своими редкими добродетелями и многочисленными пороками, какие были им присущи с доисторических времён. Ведь каждый человек может сказать о себе: каким я был, таким и остался. “Как это – юность и сразу же старость?” — по выражению барда Александра Дольского. Действительно, время летит стрелой, всё вокруг трансформируется, как в калейдоскопе, до неузнаваемости, но человек не меняется и не замечает, с какой ураганной скоростью Земля несётся по орбите вокруг Солнца, наматывая годы и века. Пожалуй, это ещё один аргумент для утверждения о бессмертии души: раз она рождается и проходит краткий путь испытаний на Земле, практически не изменяясь, то дальше – бесконечность существования в ином мире.

   Ещё одна загадка времени – его не повернуть назад, иначе причина и следствие поменяются местами, что противно человеческой логике. Но может быть, это свойство только человеческой логики, и связь с прошлым возможна? Что имел в виду Ник, намекая на возможность передать мои записки назад — мне самому, когда я жил ещё в ХХI веке? Может быть, и раньше древние пророки, например, Иоанн, автор, а вернее пересказчик Апокалипсиса, получали такие послания из будущего, принимая их за Глас Божий? Господи, какую чушь я несу! Кто мог послать им такие сообщения, ведь для этого, как я теперь знаю, надо иметь полную власть над тёмной материей и энергией? Сообщение о конце света и Страшном суде – только сам Творец! Опять я замечтался и упёрся своим человеческим умишком в тупик.

   А теперь самое время посмотреть старые новости. Наконец, я добрался до событий последнего десятилетия перед моим вторым появлением на этой Земле:

- Внезапно появившийся со стороны Солнца астероид упал в Тихий океан. Предполагаемый диаметр астероида — около километра;

- Падение астероида вызвало цунами на тихоокеанских побережьях обеих Америк, Азии, Австралии и Антарктиды высотой в несколько сотен метров, смывшее прибрежные оборонные сооружения Запада, Востока и Севера и наземное оборудование океанских термоядерных электростанций вместе с персоналом;

- Наземные сейсмо- и метеостанции зарегистрировали мощные землетрясения на всех континентах тихоокеанского бассейна и ударную волну в атмосфере, обошедшую Землю несколько раз. Поднятая на высоту до 50 километров масса аэрозолей на три года полностью закрыла солнечный свет на всей планете, вызвав всеобщее оледенение. Снежный покров устойчиво держится даже на экваторе;

- Космическая катастрофа не привела к серьёзным последствиям для человечества: в подземных городах Запада, Севера и Востока наблюдались лишь временные перебои с поставкой электроэнергии;

- Оборонные системы всех держав выдержали космическую бомбардировку;

- Подземное человечество доказало, что никакая космическая сила уже не может истребить Homo sapiens, как когда-то истребила динозавров.

   Да, грибок Homo sapiens и впрямь глубоко въелся в тело несчастной старушки-Земли. То, что смело с лица Земли чудовищных динозавров, на жалких по сравнению с ними человечков не действует. Бахвальство своим техническим могуществом, видимо, не даёт людям понять, что, может быть, это было последнее предупреждение. Ладно, пора писать свои мемуары.

  И один сильный Ангел взял камень,

  подобный большому жернову,

  и поверг в море, говоря:

  с таким стремлением повержен будет Вавилон,

  великий город, и уже не будет его.

   И голоса играющих на гуслях, и поющих,

   и трубящих трубами в тебе

   уже не слышно будет;

   не будет уже в тебе никакого художника,

   никакого художества,

   и шума от жерновов не слышно

   уже будет в тебе;

   И свет светильника уже не появится в тебе;

   и голоса жениха и невесты

   не будет уже слышно в тебе:

   ибо купцы твои были вельможи земли,

   и волшебством твоим

   введены в заблуждение все народы.

   И в нём найдена кровь пророков и святых

  и всех убитых на земле.
(Апокалипсис. Гл. 18 п.п. 21-24)

                                                    20.2. ДЕТКИ И ПРЕДКИ.

      Свадьба Ильи:

- ломтик хлеба и пуд соли;

- “Простить, чего нельзя простить”.

                                                  20.2.1.   СБЫЛАСЬ МЕЧТА ИДИОТА.

   Мои ежедневные молитвы об Илье, чтобы он, наконец, нашёл себе подругу жизни, сбылись неожиданно. На мой очередной день рождения в ноябре 2008 г. мы решили пригласить к себе наших школьных подружек. Ведь у меня к тому времени не осталось никого из бывших коллег и приятелей, с кем бы я поддерживал связь. Среди подружек была и Элеонора. Ни Тамара, ни я с ней в школе особенно не дружили, но она была ближайшей подругой Людмилы Гладковой, они всегда ходили парой. Тогда-то Эля с Людмилой бывали у меня дома на Фонтанке.

   А теперь, 45 лет спустя, сидели за столом, пили-ели, вспоминали, рассказывали о своей жизни. У Эли она сложилась трудно. Муж бросил её с маленькой дочкой, так что она воспитывала Марину одна. Так вот, вышла Эля покурить на крыльцо и вздумала пофамильярничать с нашим Тошей, нос к носу. А он вдруг зарычал и, кажется, просто боднул её в нос и верхнюю губу оскаленной мордой. Собаки ведь не любят, когда им в упор глядят глаза в глаза, для них это вызов. Тут, конечно, ахи-охи, дезинфекция, повязка…

   Заранее было известно, что за Элей должна была приехать её дочка Марина, как раз возвращавшаяся на своём автомобиле из Финляндии. И когда она явилась, Илья, обычно уходивший в свою комнату после первого же “Здрасте”, остался с гостями, разговорился с Мариной и, видимо, установил контакт. Марина, действительно, производила приятное впечатление: яркая брюнетка, видимо, в своего отца-полутатарина, немного склонная к полноте, улыбчивая, приветливая, на шесть лет младше Ильи, с высшим торговым образованием, работала в ювелирном магазине. А на Марину, думаю, произвёл впечатление наш дом. Когда они уехали, Илья сказал: “Это мой человек!”. Они стали встречаться. Сомнений не было — дело идёт к свадьбе.

   Чтобы сказка скорее стала былью, мы купили сладкой парочке путёвки в весеннюю Хургаду. Уж там, вдали от забот и любых негативных поветрий нашей суетной жизни любовь должна была расцвести пышным цветом. Илья, конечно, не мог только жариться на курортном пляже, и они съездили к пирамидам и в Луксор. Правда, из-за жары Марина не пошла осматривать великий храм и сидела в кондиционированном автобусе, пока Илья прикасался к древним колоннам.

   Как только отдохнувшие голуби вернулись в Питер, стали готовиться к свадьбе. Илье купили новый костюм, галстук и, конечно, обручальные кольца, да не простые золотые, а платиновые, по желанию Марины. Марина с Тамарой поездили по салонам и выбрали дорогое свадебное платье со шлейфом. Конечно, выбирала Марина, а Тамара только платила.

   Вначале предполагалось, что после регистрации в Петроградском ЗАГСе, поедем в Лисий Нос на венчание в нашей церкви, а потом перекочуем на свадебный пир рядом, в таверну “Лисья Нора”. Мы даже опробовали меню в этом ресторане, но Марине кухня “Лисьей Норы” не понравилась. Первоначально Марина собиралась креститься и венчаться, но прямо перед свадьбой она отказалась от церкви, т.к. отец Александр сказал Илье, что после крещения перед венчанием не положено заниматься плотской любовью, а это Марину не устраивало: что это ещё за предрассудки!

   Тогда Эля предложила в качестве пиршественного зала столовую самообслуживания при “Водоканале”, где работала её подруга. Что же, “Водоканал” так “Водоканал”. Список гостей со стороны невесты оказался очень коротким: никакой родни и всего одна или две подруги. Кроме Валентины Петровны и моей кузины Гали, из родных от нас тоже больше никого не было, зато были наши подруги: Галя Козина с её вечным спутником Володей Мамонтовым, Ира Красовская со своей дочкой Леной, Людмила Гладкова с Арленом Блюмом, Наташа Никольская с супругом — Вадимом Калининым, Илюшины наставники — Татьяна Алексеевна Шрадер, а также Юрий Клейнер со своей супругой Ириной, — и приятели Ильи, музыканты из группы “Кашевары” со своей экстравагантной мамой, которым ещё до свадьбы Илья помог нашими финансами выпустить свой первый диск. Всего приглашённых набралось человек 30.

   По организации свадьбы молодёжь не проявила никакой инициативы, поэтому мне пришлось взять это дело в свои руки. Я написал и согласовал с брачующимися сценарий, где мне предназначалась роль тамады, хотя я никогда раньше не выступал в такой роли. Для праздника нужно было музыкальное оформление, и я в соответствии со сценарием подобрал и записал с CD-дисков, которые я получал по сети “Ридерз дайджест”, на специально скомпонованные свадебные диски целую музыкальную программу. По сценарию молодые должны были, в частности, исполнить свадебный вальс на музыку Легара из оперетты “Весёлая вдова” (Ох, какое подозрительное название, но тогда я об этом не подумал!). Я выбрал эту красивую и достаточно медленную мелодию, учитывая, что Илья вообще танцевать не умел, да и Марине вальс не был привычен. Пришлось даже направить их на краткий платный курс экспресс-обучения. По традиции после регистрации молодых и гостей надо было прокатить на длинном свадебном лимузине по знаменательным местам Санкт-Петербурга, для чего надо было заранее заказать такую длинную автотаксу.

   Наконец, настал день свадьбы — 22 мая 2009 года. Погода выдалась прекрасная — настоящий весенний солнечный денёк. В парках распустилась молодая ярко-зелёная листва, на припёке цвели вишни и жёлтые кусты форзиции. Петроградский ЗАГС расположен в бывшем дворце, так что регистрация брака прошла во вполне торжественной обстановке. Оттуда лимузин с молодыми и гостями и небольшой кортеж сопровождающих машин — моя и Мамонтова — двинулись к Петропавловской крепости. После прогулки и фотографирования у Петровских ворот и у шемякинского Петра отправились к Петру растреллиевскому.

   Оттуда я рванул к “Водоканалу” на Шпалерную улицу для подготовки к началу банкета: ведь коробки со спиртным, ещё какой-то снедью и, главное, музыкальный центр были в багажнике моего автомобиля. Для собирающихся гостей была устроена экскурсия в Музей воды на территории “Водоканала”. Затащив на второй этаж и расставив аппаратуру и бутылки, я построил прибывших гостей в две шеренги, между которыми под фанфары и под дождём специально заготовленных мелких монет вошли в зал новобрачные. По обычаю, я с Элей поднесли им хлеб-соль и бокалы шампанского. Выпив, они бросили бокалы назад через головы и накормили друг друга изрядными шмотами хлеба, от души их посолив.

   Когда гости расселись, я взял на себя первый тост и прочёл “Романс” моего любимого Окуджавы:

                                  “Не предвкушай счастливых дней,

                                   Преподнесённых небесами.

                                   Омыты горькими слезами,

                                   Они взойдут в душе твоей…

     Любовь то вознесёт, раскинувши крыла,

     То сгубит ни за грош, а что с неё возьмёшь?”

   С рефреном:

     “Я должен, должен жить, затем, чтоб ты жила,

     Да я и сам живу, покуда ты живёшь”.

   Кроме того, я сказал, что у молодых есть всё: квартира, машина, загородный замок, но не хватает одного — собственной яхты, и предложил гостям в своих тостах вскладчину дарить им части такой сказочной яхты. Далее гости произносили тосты и при моём активном содействии прикрепляли к занавесу, отделявшему раздачу столовой самообслуживания от зала, большие детали той сказочной яхты, вырезанные мной из белого картона, и надписывали фломастером на этих парусах, шлюпках, штурвале, якоре, спасательном круге, вымпелах, корме и носе яхты свои пожелания-подарки молодожёнам: нежность, страсть, доброта, забота, верность, фантазия, радость, взаимопонимание, здоровье, мудрость, терпение, прощение, любовь и, наконец, дети. Я также пожелал молодым прощать друг другу даже то, по словам того же Окуджавы, “чего нельзя простить”.

   Моя кузина Галя зачитала с поздравительной открытки и подарила молодым христианское понимание любви:

   “Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине, всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит. Любовь никогда не перестаёт”.

   Невеста даже произнесла слова благодарности в наш адрес, но они дались ей как-то очень тяжело. Илюхины музыканты исполнили на каких-то там-тамах и дудках странные восточные мелодии. Дальше по сценарию под романс “Гори, гори, моя звезда” в исполнении Анны Герман мы вшестером — нас четверо и Эля с Мариной, взявшись за плечи, стали в кружок и прошлись хороводом, символизируя создание новой семьи.

   В сценарии был ещё один традиционный сюжет — похищение невесты. Марину спрятали в гардеробе, а ряженые пираты вручили Илье чёрную метку — “ультиМАТОМ жениХУ”: “ператы нишутют!”. Пришлось с подносом собирать выкуп. Гости покидали на поднос мелочь, понятно, миллионеров среди них не нашлось. Тогда от малограмотных “ператов” пришла розовая метка с улыбающимся черепом: “Прасти братан ашипка вышла!”, — и невесту на руках жених вынес с вешалки. А потом молодые должны были открыть танцы своим вальсом, но Марина закапризничала и не хотела танцевать. Мне с трудом удалось уговорить её не ломать программу, и они всё-таки с грехом пополам оттанцевали.

   Потом я запустил танцевальную музыку, но публика вылезать из-за стола не спешила: все сидели и болтали, а потом стали расходиться. Вообще, гости собрались такие, что почти всё спиртное осталось нетронутым, и мне из последних сил пришлось таскать коробки с вином, коньяком и водкой в обратном направлении — в багажник автомобиля.

   Наблюдая мои титанические усилия, охранник на выходе, наблюдавший за свадьбой через телекамеру в зале, сказал мне, что такой интеллигентной свадьбы он никогда не видел и что я вытащил всю свадьбу на себе. И правда, свадьба была странная: ни плясок, ни хоровых песен, ни пьяных разборок, ни блевотины. Володя Мамонтов снимал всю свадьбу на телекамеру, и я разок видел эту хронику, снятую не очень трезвой рукой, но где теперь этот диск — не знаю. Зато теперь я знаю, что, согласно народной мудрости, “жениться в мае – всю жизнь маяться”.

Внук: “Поступок – привычка – характер – судьба”.

                                                     20.2.2. ДЕДСКИЕ ХЛОПОТЫ.

   Сразу после свадьбы молодые поселились в нашей квартире на Большом проспекте с большой кухней-столовой-гостиной. Мы с Тамарой не вмешивались в их жизнь: шёл непростой процесс притирки. До свадьбы Илья хорохорился и заявлял, что именно он будет главой семьи, но, видимо, несколько женских истерик всё поставили на своё место.

   Главным и неотразимым аргументом было, естественно, состояние беременности. Для достижения этого состояния, судя по результату, уже в первые месяцы новобрачные потрудились вовсю. Пошли приятные хлопоты по встрече нового человечка. Продукты молодые покупали исключительно на Сытном рынке втридорога, поэтому нам приходилось раскошеливаться. Закупали, конечно, всё самое лучшее и, конечно, долгожданному внуку — всё новое.

   За детской коляской я вместе со всей компанией — молодыми и Тамарой — ездил на своей “Сентре” в Финляндию. Съездил и за новой детской кроваткой, которая, как показала дальнейшая жизнь, так и не использовалась: всё своё младенчество и даже после семи лет внук спал между родителями. Кроватка так и стояла у нас, даже когда внук уже пошёл в школу, а рядом в шкафу пылилось надетое всего один раз свадебное платье.

   Когда подошёл срок, Марина сама на своём “Форде” приехала в роддом на Васильевском острове и оставила его прямо в придорожном сугробе рядом с роддомом. И вот 8 апреля 2010 года родился Арсений. Имя ему выбрала Марина, и никто не возражал. Илья присутствовал на родах. Прямо перед этим моментом Тамара как раз звонила ему на мобильник, а он после разговора не выключил аппарат, так что мы слышали первый крик Арсюши по телефону.

   Ещё до рождения внука я сочинил такой стишок:

                                      НАПУТСТВИЕ ВНУКУ.

                            Здравствуй, Новый Человек!

                            Начинай свой долгий век!

                            Ты увидишь Землю, небо,

                            Мир, который еще не был,

                                        И зверюшек, и людишек.

                                        И поймёшь ты, кто чем дышит.

                                        Наберёшься ты идей

                                        Древних и живых людей

                            И свою сыграешь роль.

                            В чём-то будешь ты Король!

                            Только не руби сплеча

                            По примеру Ильича.

                                         Вова был мерзавцев гений,

                                         А тебя зовут Арсений.

                                         Быть Мужчиной, не иначе – 

                                         Вот что имя твое значит!                                                                                                                                                           8 апреля 2010 года

   Когда Арсюшу привезли домой на Большой проспект, я в кругу родни его зачитал. Между прочим, по легенде из великих людей 8 апреля родились Тимур и Будда. В кого, интересно, он вырастет?

   Арсюша недолго жил с родителями в городе. Наступило лето, и они перебрались в наш новый дом. Убаюкивая внука, я гулял с коляской по Лисьему Носу, припевая колыбельные песенки, а когда он засыпал, я привозил его домой, и Арсюша спал в коляске в саду.

   К концу лета неожиданно для нас Илья объявил, что они улетают на Канарские острова вместе с Арсением. Мы никак не могли понять, зачем тащить шестимесячного младенца на тропический пляжный курорт за тридевять земель, рискуя его здоровьем и жизнью. Но наши доводы не то, что не воспринимались, — их даже не слушали. Так захотела Марина, и точка. На поездку Илья взял кредит в банке и, конечно, попросил деньжат у нас. Со слезами мы проводили наших авантюристов и молились, чтобы они вернулись живы-здоровы.

   После возвращения с Канар они ещё некоторое время ездили к нам в Лисий Нос только на выходные, а потом как-то Марина заболела, и они остались в Лисьем Носу. Конечно, это было куда удобнее и выгоднее: я гулял и играл с Арсением, убирал дом, мыл посуду, закупал и привозил продукты — и никаких хлопот. Марина только изредка готовила что-нибудь вкусное, кстати, она это умела.

   На первый год со дня рождения Арсюши я сочинил ещё стишок:

                               Чья улыбка солнца краше?

                               Кто родное счастье наше?

                               Чей голубоглазый взгляд

                               Покоряет всех подряд?

                                       Чьи веселые кудряшки

                                       Доведут меня до Пряжки,

                                       А шесть остреньких зубов

                                       Прогрызают до основ?

                               Кто топочет и агучит,

                               А слова “деда” не разучит?

                               Кто на свете прожил год,

                               И кого боится кот?

                                        Это мой внучок Арсюша,

                                        В плен забрал мою он душу.

Примечание: Разрешается замена слова “деда” на “мама”, “папа” или “баба”, а слова “внучок” на “сынок”.

                                                                           8 апреля 2011 г.

   Тогда же в апреле Марина решила сменить автомобиль. Илья опять взял кредит, а мы решили им помочь: я купил Маринин “Форд” за хорошую цену, а свой разбитый сзади “Ниссан” продал по дешёвке. Новый “Пежо-308” молодёжь решила сразу обновить. В конце лета они спланировали поездку на любимые Канары на автомобиле через всю Европу, и снова залезли в банковскую кабалу. Как мы ни отговаривали их от этой безумной затеи — всё напрасно, а под конец перед отъездом Илья ещё потребовал от нас денег.

   На этот раз они решили взять с собой детскую коляску. Перед отъездом я снял с неё колёса, помыл их и оставил сушиться. Я обнаружил, что коляска уехала, а колёса остались лишь тогда, когда наши путешественники подъезжали к финской границе. По телефону я предложил догнать их, пока они стояли на таможне, и передать колёса, но Марина подождать меня отказалась. Пришлось отправить колёса посылкой на Канарские острова с Главпочтампта, причём мне обещали, что посылка дойдёт как раз через две недели, пока они едут через всю Европу.

   Из Финляндии они паромом доплыли до Таллина, а потом через всю Прибалтику, Польшу, Чехию, Германию, Францию, Испанию — снова на паром и к берегам Африки в Санта-Круз на Канарские острова. Каждый день по шестьсот и более километров, остановки в придорожных заранее забронированных отелях после их поисков в темноте чужих, незнакомых городов. Марина вела машину всю дорогу одна, ведь Илья так и не научился управлять автомобилем. Полуторагодовалый ребёнок 12 дней в одну сторону и столько же в другую болтался, привязанный к детскому автомобильному креслу, там же урывками ел и спал, а отдыхал в дешёвых, маленьких и грязных гостиницах.

   Зачем такие муки? Чтобы поставить птичку – “мы отдыхали на Канарах”? Ради месяца полуголодной жизни далеко не в самом комфортабельном отеле, по соседству с шумными англичанами, устраивавшими ночные дебоши? Ради лежания на знойном пляже, где каждый день — копия вчерашнего? Ведь с маленьким грудным ребёнком по местным скалам особенно не полазаешь, тем более, что колёса к коляске через обещанные две недели так и не пришли. Илья обнаружил их на местной почте только в самом конце их пребывания в маленьком городке на острове у подножья вулкана Тенерифе. Единственной отрадой для нас были сеансы связи по “Скайпу”, когда мы могли увидеть внука и убедиться, что он ещё жив. Когда они ехали обратно, на юге Франции пошли катастрофические проливные дожди, возникла угроза наводнений, и мы Бога молили, чтобы они скорее проскочили этот район.

   К приезду отдыхающих в Питер освободилась квартира на Большой Пушкарской, Марина отказалась жить в Лисьем Носу, и они на зиму поселились там. Арсюша болел, и я помню, как не раз ездил с ним и Мариной в детскую поликлинику на Малом проспекте.

   Двухлетнему внуку посвящены такие строки:

             Маленький волшебник мало говорит,

             Пальчиком укажет – теремок стоит,

             Хитро улыбнётся – перед ним верблюд,

             Только скажет “мама” – куча вкусных блюд,

                            Если зазевает – значит, спать пора,

                            Мигом подбегают, скажет лишь “А-А”,

                            А в глаза заглянет – ясно всё без слов,

                            Ручкой пожелает всем счастливых снов,

              Ну, а захохочет – все кричат “ура!”.

              Этому волшебнику нынче года два.                                                                                                    8 апреля 2012 г.

   Летом они опять переселились к нам, и снова, взяв очередной кредит, махнули теперь уже в Италию, на остров Искья вблизи Неаполя. На этот раз они решили не трястись по ужасным дорогам Прибалтики и Польши, а прямо из Финляндии доплыть на пароме до Германии. Кроме того, они запланировали промежуточную остановку на несколько дней в Швейцарских Альпах. Дальше через Флоренцию, Рим, Неаполь — на паром к острову. Там снова месяц в относительно дешёвой гостинице и на битком набитом народом маленьком пляже.

   На этом пляже у Ильи стащили телефон и банковскую карту, так что они остались без денег, и нам пришлось срочно высылать им перевод, чтобы они смогли расплатиться за гостиницу и вернуться домой. Обратный путь они планировали с остановкой в Венеции, но из-за безденежья пришлось изменить план и скоротать оставшееся до отплытия из Германии время на самом юге Италии, где жизнь была подешевле.

   При переправе с острова на материк произошёл ещё один непредвиденный случай: ещё на острове под капот их машины забралась кошка, и её обнаружили лишь когда они выгрузились на берег. Сама она вылезти не могла, и пришлось в мастерской частично разобрать машину, чтобы её вызволить. Вблизи Неаполя они осмотрели Помпеи, а потом — на отсидку в Калабрию и оттуда прямиком в Германию и домой. Намучились они в этот раз, видно, по полной.

   Что же, раз нас просто ставят перед фактами, и мы решили распорядиться своим имуществом, как считали нужным, впрочем, для их же блага. Пока отдыхающие “отдыхали”, я сдал квартиру на Большой Пушкарской и перевёз их вещички в Лисий Нос, в освободившийся старый дом. Ничего, после приезда деток обошлось без скандала, тем более, что высокую арендную плату за эту квартиру, о которой мне удалось договориться, теперь получали они сами.

   Мы приглашали к Арсюше в Лисий Нос два раза в неделю очень профессиональную детскую воспитательницу Ирину. Она учила его рисовать, лепить, делала с ним красивые коллажи из цветной бумаги и говорила мне, когда я привозил и увозил её на автобусную остановку, каждый раз вручая ей денежку, что Арсений — гений. Арс тоже любил с ней заниматься, скоро весь старый дом был увешан их яркими работами.

   На третий Арсюшин день рождения я прочитал собравшейся за праздничным столом родне такой стих:

    Очень-очень хочу, чтобы ты был счастливым,

    Добрым, сильным, весёлым, здоровым, красивым,

    Чтоб любил ты читать интересные книжки,

    Прыгать, бегать, скакать, баловать, но не слишком,

                       Чтобы с дедушкой было играть интересно,

                       Чтоб в музеи возили и часто, и честно,

                       Чтобы ты научился петь в хоре и соло,

                       Чтобы плавал как рыба морского посола,

  Буквы чтобы читал и писал их красиво,

  Всё вот это и нужно, чтоб был ты счастливым.

                                                                            8 апреля 2013 г.

   Строка насчёт “хора и соло” — это о попытке Марины возить Арсюшу в студию при Консерватории, куда его, ещё двухлетнего малыша, приняли, оценив его музыкальные способности. Но скоро Марине эти поездки надоели, а жаль.

   Летом встал вопрос об устройстве Арсюши в детский сад. Конечно, детский сад был необходим, чтобы не повторять наших ошибок по воспитанию Ильи. После поисков в Интернете Марина с Ильёй остановились на детском саде “Аспект” с англоязычным уклоном, расположенном на Васильевском острове на Наличной улице. Плата за садик была не маленькая, на пределе наших возможностей.

   Я съездил в этот детсад и познакомился с директрисой, которая провела меня по помещениям этого стандартного, ещё советского детского сада в новостройках, правда, нормально отремонтированным и чистым. Дизайн на детской площадке — под Англию, с красными телефонными будками, британскими флагами и прочими аксессуарами. Для сравнения я зашёл и в государственный детский сад в Лисьем Носу, расположенный в таком же здании, но, конечно, внутри там было не так уютно. Хотя говорили, что в нашем лисиносовском саду хороший логопед.

   При обсуждении этого вопроса за нашим овальным столом, а это было последнее деловое обсуждение с нашими детками, которое я помню, Тамара была решительно против детсада на Васильевском, уж очень далеко от Лисьего Носа. Но я, балда, согласился поддержать Марину с Ильёй, учитывая, что Марина обязалась возить Арсения на машине туда и обратно. К тому же я рассчитывал на основе взаимопонимания решить ещё один зависший вопрос — о крещении Арсюши. Но Марина, несмотря на мою поддержку по детсаду, ни за что не хотела крестить Арсения. Деньги на оплату детсада за сентябрь плюс ещё один месячный страховочный взнос мы им отдали и обязались оплачивать детсад.

   Узнав характер нашей невестки, мы старались не вмешиваться в их семейную   жизнь. Тамара вообще не входила в старый дом, а я заходил только для того, чтобы взять Арсюшу на прогулку. Но, несмотря на всяческие проявления нашей доброй воли, доходящие до того, что мы даже регулярно привозили им продукты из супермаркета, напряжение за стеной старого дома росло. Видимо, денег на новые путешествия занять уже было негде, а сидеть целое лето в Лисьем Носу — это всё равно, что вычеркнуть год из своей драгоценной жизни.

   И вот однажды в разгар лета после очередного крика в старом доме видим — Марина хватает свои вещи и Арсения и уезжает в город. Илья на своих двоих — за ней, да так и остался в Купчино, уверяя нас, что там очень хорошие детские площадки. Воспитательница Ирина в Купчино ездить отказалась. После побега в Купчино с сентября Марина какое-то время ещё возила Арсения в детсад на Васильевский остров, но оказалось, что на автомобиле путь туда и, особенно, обратно из-за пробок занимает около двух часов, причём в детском саду Арсений занимался только с 9 до 13 часов. Получалось, что он проводит в дороге столько же времени, что и в саду.

   Илья стал возить ребёнка в детский сад и обратно на метро. Арсений часто сопливился и пропускал детский сад. Опять дурь какая-то! Долгое время мы не видели Арсюшу, но, наконец, осенью мне с Тамарой разрешили заехать за ним в детский сад, туда же явилась и Марина с Ильёй, мы обещали им очередную финансовую поддержку, и примирение состоялось. При встрече Арсений с трудом узнал меня и как-то остолбенел от счастья.

   По выходным они стали приезжать к нам, а к лету 2014 г. снова осели в нашем доме. Несмотря на то, что ребёнок уже был в детском саду, Марина, как уволилась незадолго до свадьбы со своей работы, так и не считала нужным работать вообще. Зато два года ходила на платные курсы итальянского языка. С какой целью? В июле 2014 г. они снова уехали на Канары, причём Марина с Арсением улетели самолётом, а Илья поехал через всю Европу на туристических автобусах с пересадкой в Германии из-за обнаружившейся у него фобии к перелётам, ну, а объяснял он это своим желанием поближе познакомиться с Европой. В Испании его обокрали, украли куртку – вот и познакомился.

   В начале октября я встретил Марину с Арсением в аэропорту и привёз их в Лисий Нос, но, когда через неделю в Питер приехал Илья, исхудавший и почерневший от автобусных прогулок по Европе, они вернулись в своё Купчино. В это время я подрядился возить дочек нашей знакомой из Лисьего Носа в детсад в Ольгино, конечно, за небольшую плату, так что я работал кем угодно, лишь бы заработать.

      Предложение, от которого нельзя отказаться:

- старый дом теперь не узнать;

- студия;

- двухэтажный кабинет;

- “Летучий голландец” в детской.

                                                                  20.2.3.   ШАЛЕ.

После скандального отъезда наших деток в Купчино в 2013 г. мы с Тамарой не только ломали руки от отчаяния, но и головы: как бы нам вернуть Арсюшку в Лисий Нос? И решили сделать деткам предложение, от которого нельзя отказаться, а именно, полностью перестроить для них старый дом по современным понятиям о комфорте.

   Прежде всего, мы решили снести оставшуюся перегородку внутри сруба, отделяющую бывшую спальню родителей, и разобрать печь, а также убрать старое перекрытие между первым и вторым этажами, по старинке засыпанное шлаком. Удаление этого перекрытия было нужно для повышения потолка на первом этаже, иначе такое большое помещение 6 на 6 метров смотрелось бы как какая-то тараканья щель.

   На работу мы пригласили Сайфиддина и его таджикских помощников-родственников под руководством Андрея. Работа по выгребанию шлака из перекрытия была чудовищно грязной и пыльной. Я отвозил мешки со шлаком уже на “Форде” сначала на пустырь, а потом, когда меня оттуда попросили, — на границу заболоченного участка нашей знакомой с её разрешения, конечно.

   После удаления перекрытия обнажились балки из толстых шестиметровых брёвен, частично подъеденных древоточцами. На эти балки мы решили положить на ребро дощатые лаги и только потом настилать на них новый потолок из имитатора бруса. Так нам удалось существенно поднять потолок первого этажа. Предварительно пришлось очистить старые балки и положить по краям ещё две такие же бревенчатые балки, т.к. мы запланировали увеличить площадь второго этажа, соединив выступающие за сруб углы пристроек. Таких длинных брёвен у нас не было, поэтому сделали эти дополнительные балки составными.
И лаги, и доски имитатора бруса перед установкой я красил на улице под навесом у входа, причём лаги покрасил краской в тёмно-коричневый цвет, а имитатор бруса — финским белёсым лаком. Балки, конечно, красил на месте укрывной почти белой краской. Внутренность сруба мы обшили гипроком и оклеили прекрасными светлыми обоями с панорамным рисунком леса в тумане. Посреди этого объёма торчала печная труба, которую мы решили сохранить для стального камина, перенесённого из бывшей бани. Но пришлось заменить несколько выпавших плиток, а также ярко-красную старую затирку на более спокойную. Пол во всём этом помещении сделали тёплым с питанием от котла и покрыли красивой испанской плиткой. Большие окна заменили на стеклопакеты. Маленькое окно на северную сторону и соседские сараи совсем ликвидировали.

   Вдоль восточной стены разместили ту же кухню, что стояла и раньше в старом доме. Я её подновил и подкрасил царапины: хоть и пожилая, но зато из натурального дерева, да и денег на новую кухню не было. В пенал поставили новую посудомоечную машину. Вдоль глухой северной стены расположился замечательный огромный буфет, привезённый из квартиры на Большом проспекте, так же, как и массивный обеденный стол и шесть стульев с кожаными сидениями и спинками. Над столом повесили большую хрустальную люстру на 12 ламп-свечей.

   В углу у входа в недавно построенную котельную, которая не подверглась особым изменениям, кроме установки смесителя и регулятора тёплого пола, поставили холодильник. На западной стене между дверями в котельную и на веранду повесили тот же большой LD-телевизор, что и был, подключённый к спутниковой тарелке. Под ним в тумбе — аппаратура домашнего кинотеатра и спутниковый приёмник. У этой же стены, ближе к окну, поместили привезённое с Большого проспекта пианино “Красный Октябрь”. У трубы напротив телевизора поставили небольшой плетёный диванчик. Проход вдоль окон свободный, и над ним висели ещё два современных светильника. Над кухонной зоной — тоже пара других ярких светильников, кроме ламп на самой кухне. На стенах — несколько натюрмортов маслом. Таким образом появилось большое парадное помещение в стиле шале, совмещающее функции кухни, столовой и гостиной.

   Другие помещения на первом этаже подверглись не столь значительным реконструкциям. На веранде, обитой вагонкой, которую мы мыслили как детскую игровую комнату, я только покрасил потолок белой укрывной краской и стены той же финской краской, но слегка колерованной в тёплый цвет. Рамы больших верандных окон тоже стали белые. Это значительно освежило веранду, т.к. старый пожелтевший лак сильно давил на психику. На пол постелили ламинат. В игровую поставили маленький раскладной диванчик из мастерской. При случае, на него можно было уложить гостей, например, Элю. Санузел на первом этаже после установки ванны тоже практически не изменился.

   Но зато лестницу на второй этаж пришлось переделать всерьёз, особенно её верхнюю часть, ступени которой пришлось повернуть в другую сторону. Окно, потолок и стены прихожей я тоже перекрасил, только цвет стен выбрал слегка зеленоватый. Во всех помещениях первого этажа я перекрасил двери тоже в тёплый белый цвет, а Вера, внучка Тамариной подруги Агнессы, окончившая училище имени Рериха и ставшая художницей, написала на филёнках изящный орнамент, после чего Сергеич покрыл их немецким лаком, чтобы предотвратить грязь и истирание краски. Кстати, Вера в то время работала в недостроенной детской на втором этаже над несколькими большими картинами по заказу нашей знакомой, т.к. своей мастерской у неё не было. До этого она долго использовала мою пустующую мастерскую. На всех дверях заменили защёлки и ручки на новые.

   Для утепления прихожей мы соорудили на входе маленький тёплый тамбур с окном, зеркалом и стальной входной дверью, выходящей на открытую террасу из не гниющей лиственницы, которую я пропитал специальным маслом. Эта терраса соединяла углы веранды и прихожей, а над террасой на всю её длину и ширину нависал пол второго этажа, защищая от дождя, и на ней очень уютно можно было посидеть в креслах за столиком, любуясь садом и прудом. Вниз вели ступени деревянной лестницы под пластиковым прозрачным козырьком. Чтобы открыть этот вид и дать больше света на первый этаж, мы снесли заросшую хмелем и девичьим виноградом перголу перед старым домом, оставив лишь небольшую арку над дорожкой.

   Весь второй этаж мы полностью перестроили. Для этого я предложил, рассчитал и начертил эскиз новой планировки второго этажа. Уже в начале стройки над старой крышей возвели новую — простую двускатную крышу, покрыли её металлочерепицей и только потом разобрали старую. На новую крышу поставили ту же высокую эфирную телевизионную антенну, а на южную стену — тарелку спутникового телевидения.

   Потолок под крышей утеплили толстым слоем минеральной ваты и зашили имитатором бруса — блок-хаусом, огромное количество шестиметровых досок которого я покрывал тремя слоями белёсого лака под автомобильным навесом, пока позволяла погода. Вообще почти все малярные работы на этой стройке исполнил я своими руками с утра до ночи в любое время года, зимой уже под крышей. Блок-хаусом обшит не только потолок, но и основные плоскости стен и внутренних перегородок, причём на место устанавливались уже покрытые лаком доски.

   Под крышей получилось огромное пространство: 12 на 8 метров. Из прихожей с лестницы, повёрнутой вправо, можно было попасть в небольшой шестиугольный холл с четырьмя дверями, три из которых застеклены, и с двумя большими витражами, технику изготовления которых я освоил самостоятельно и сделал цветные композиции по мотивам скандинавского искусства в вендельском стиле. Большая композиция — копия со стелы Харальда Синезубого, изображающая борьбу змея с фантастическим зверем, а витраж поменьше — воин со шлема из захоронения в Саттон-Ху, которого я назвал Хранителем этого дома.

   Первая дверь из холла вела в кабинет, который я спроектировал для учёных занятий Ильи. Именно из него при дневном свете просвечивали в холл эти витражи, а в тёмное время суток при включённой плоской люстре на потолке холла или при включённых фонарях в кабинете витражи сияли и в холле, и в кабинете. Пространство холла увеличивало большое зеркало в раме с двумя светильниками по бокам на одной из стен. Все деревянные двери, выходящие в холл, я покрасил в необычный зелёно-голубой лазурный цвет, так называемый цвет “английской лазури”, полупрозрачной краской, через которую просвечивала фактура дерева, и расписал их гуашью и металлическими красками гирляндами мелких цветов, прихотливый узор которых часто диктовался расположением сучков в материале двери. Простенок у трубы, проходящей с первого этажа на крышу, закрыли огнестойким гипроком и оклеили обоями того же лазурного цвета с галантными сценами. Пол в холле покрыли ламинатом. Ступени лестницы я тоже окрасил в этот цвет укрывной краской для пола, стойкой к истиранию. Перила с точёными тонкими балясинами я покрасил в тот же цвет, что и стены прихожей и покрыл лаком для защиты от грязи. Над лестницей горели два светодиодных цветных фонарика в стиле моих витражей.

   Для полного использования пространства под крышей кабинет Ильи я задумал двухуровневым: с основного уровня ещё одна, новая лестница вдоль восточной стены вела на второй уровень над потолком холла и старой лестницы и, соответственно, под коньком крыши. На поворотной площадке этой лестницы, которую по моим эскизам сделал Сергеич, в восточной стене — фронтоне дома — было пробито огромное французское окно до уровня пола этой площадки, которое вместе с окном в южной стене с видом на сад и пруд и окном “Велюкс” в потолке-крыше давало достаточно света в кабинете.

   Кстати, когда Андрей ставил этот “Велюкс” в потолке, он ненадёжно установил стремянку и загремел сверху, с высоты около пяти метров на пол второго этажа. Хорошо ещё, что он не провалился на первый этаж, т.к. тогда пол ещё не был закрыт окончательно, и он упал рядом с открытым люком. Тем не менее, я очень испугался и повёз его в травмапункт в Сестрорецк. Ему сделали рентген, переломов, к счастью не оказалось, но Андрей ещё долго жаловался на провалы в памяти и головную боль. После этого падения Андрей окончательно разленился, а ведь на нём была вся электропроводка и проводка кабелей для системы сигнализации. Его редко можно было выманить на стройку, и если бы не Сайфиддин, который многому научился от Андрея и приобрёл солидную квалификацию, то мы никогда бы не достроили этот дом. Он взял на себя основную работу, в том числе и обязанности прораба, но, в отличие от Андрея, проявил стопроцентную надёжность и ответственность.

   Сайфиддин работал быстро, был таким аккуратным и исполнительным, всегда спокойным, улыбчивым и вежливым, что стал нам с Тамарой почти родным. В Таджикистане у него жили чуть ли не дюжина братьев и сестёр и мать-вдова, глава клана. Кстати, он имел высшее образование, хорошо говорил по-русски, но вынужден был ездить на заработки в Россию, как и его братья: для всей многочисленной семьи они строили свой дом. А ещё у Сайфиддина была молоденькая жена, которую ему сосватала мама, причём до свадьбы он свою невесту не видел. Тем не менее, они очень полюбили друг друга, но детей у них что-то не получалось, а для любого таджика это трагедия.

   Поэтому, поговорив с Тамарой, он привёз свою жену, маленькую хрупкую девочку Гулзиру, которую мы для краткости прозвали Гулей, к нам в Лисий Нос. Мы поселили их в моей мастерской со всеми удобствами. Тамара договорилась со своей знакомой, врачом-гинекологом из Снегирёвки, я свёз Гулю с Тамарой к ней, врач что-то прописала, и вскоре Гуля забеременела. Гуля бережно вынашивала ребёнка, а Сайфиддин, имя которого, кстати, по паспорту было почему-то Сулаймон, работал на нашей стройке. Видимо, в общении между собой таджики предпочитают иранские имена.

   Я неоднократно возил Гулю на консультации и в конце концов привёз рожать. Она родила девочку, которая теперь могла даже получить российское гражданство. Её назвали Назира, что значит “долгожданная”. Мы снабдили Гулю и ванночкой, в которой купали нашего Арсюшу, и даже электронными весами, и прочими детскими причиндалами. Ещё какое-то время до истечения срока Гулиной визы она катала дочку на Арсюшкиной коляске по Лисьему Носу, а потом я подвёз всю эту счастливую семейку в аэропорт на самолёт в Душанбе.

   Ведь можно же по-человечески относиться друг к другу, несмотря на то, что уж Сайфиддин с Гулей были нам совершенно чужими людьми, совсем другой национальности и вероисповедания! А всё потому, что Сайфиддин был воспитан в традиционной большой мусульманской семье, где у каждого была своя роль и ответственность за своих близких. А мы, “цивилизованные европейцы”, совсем разучились жить в согласии даже с самыми родными людьми.

   Но вернусь в кабинет Ильи. Из французского окна с лестницы была видна улица, горка с хвойниками имени моего шестидесятипятилетия и персидская сирень, а через “Велюкс” на крыше со второго уровня кабинета открывался прекрасный вид на залив. Второй уровень был огорожен балюстрадой с перилами и строгими балясинами с каннелюрами, такими же, как на лестнице. Главным приколом этой лестницы и балюстрады был всё тот же бирюзовый цвет, что и цвет дверей холла.

   Стены кабинета я зашил вагонкой и покрасил белёсым лаком, но восточную стену и стенку вдоль лестницы, экономя на всём, мы обили старой пожелтевшей вагонкой, снятой со стен первого этажа. Зато эта вагонка была абсолютно сухая и значительно толще, чем новая. Эти стены пришлось красить укрывной краской тёплого цвета, почти совпадающего с цветом новой вагонки, покрытой белёсым лаком.   А чтобы прикрыть стыки и выпавшие сучки в старой вагонке, я решил на стенку у лестницы, где дефектов было особенно много, прикрепить какой-то большой рисунок под листом тонкого оргстекла.

   В качестве такого рисунка я придумал себе фамильный герб. Прежде всего, рыцарский герб подходил для интерьера кабинета, и, кроме того, я, конечно, с долей юмора посчитал, что полученный мной чин действительного государственного советника Санкт-Петербурга, соответствующий чину действительного статского советника в царской России согласно петровской Табели о рангах, даёт мне право на потомственное дворянство. Да-да! Это чин четвёртого класса из 14, и ко мне следует обращаться “Ваше Превосходительство”! Так ко мне обращалась вымогательница в школьном спектакле по рассказу Чехова, о котором я уже писал. Но в нашем бесчестном государстве ни одна чиновная скотина никогда меня так не приветила, а жаль.

   Так вот, на щите герба, разделённого по диагонали волнистой лентой в цветах российского флага, а по горизонтали на верхнюю красную половину и нижнюю — в серебряно-голубой “мех горностая”, я поместил три герба: Лисьего Носа, Санкт-Петербурга и в центре, на ленте — герб России. Кроме того, на ленте красовались ещё четыре символических композиции, соответствующие моим основным занятиям: первая — в виде развёрнутой книги с основными формулами физики и с перекрещенными преподавательской указкой и лучом лазера, вторая — в виде свитка с ликторской связкой, докторской шапочкой и латинской надписью Dura lex, sed lex – “Закон суров, но закон”, третья — как палитра с кистью в раме и со статуэткой Венеры и, наконец, четвёртая — как чертёж дома с перекрещенными пилой, молотком и циркулем — чем не масонский знак? Над щитом — корона, рыцарский шлем с чёрным двуглавым орлом и девиз на ленте Age quod agis, что по-русски с лапидарной латыни можно перевести так: “Делай, что должно, а там — будь, что будет”. Вокруг щита — исходящие из шлема белые, синие и красные перья на лазурном фоне под цвет лестницы. За образец герба я взял герб графов Строгановых.

   На других стенах — двойная венчальная икона, которую мы когда-то подарили молодожёнам, а также старинный план Петербурга и набросок-портрет Арсения, сделанный Верой. На втором уровне мы сделали большой стеллаж для книг и поставили диван, два кресла и журнальный столик из нашего чешского кабинета, а на первом уровне у окна стоял письменный стол с вращающимся чёрным кожаным креслом, три книжных шкафа и кресло. Со стороны кабинета на двери написан корабль викингов, копия со стелы — наша совместная работа с Верой. Пол в кабинете на обоих уровнях покрыт ламинатом. Кабинет освещали два подвесных цветных фонаря в восточном стиле и такая же настольная лампа наверху, бра в виде цветных шаров, линейная лампа подсветки герба, настольная лампа на письменном столе и плоские светильники-тарелки на коньке крыши.

   Вторая дверь из холла — в детскую. Здесь для дорогого внука я тоже пустил на волю фантазию: организовал второй уровень в виде корабля — Летучего Голландца. Палуба корабля нависала над детской кроватью и продолжалась до западного фронтона дома, где было сделано маленькое окно. Вход на палубу — по трапу, складной лестнице, которую мы сняли, когда я делал спальню на чердаке нового дома. Крутой борт корабля сделан из узкой старой вагонки, набитой на криволинейные шпангоуты. Борт покрашен белой и тёмно-голубой краской, образующей полосы, как на военном фрегате, с люками для пушек. В борт врезаны настоящие круглые стеклянные иллюминаторы в никелированных оправах, которые я сделал из светильников, выброшенных на помойку. Вдоль палубы — длинный помост, на котором было удобно играть и из которого торчали две мачты — опорные столбы, подпирающие конёк крыши.

   В конце помоста к крыше подходила кирпичная труба, которую мы облицевали синей кафельной плиткой и выделили на ней бело-сине-красными кафельными полосами русский флаг. Сверху кирпичная труба, которая, кстати, тоже являлась опорой конька крыши, переходила в две стальные блестящие трубы из нержавейки: побольше — для дыма, поменьше — для вентиляции, которые выходили через крышу. За этими трубами на стенке — угол из зеркальных листов нержавейки, в котором отражалось целое хитросплетение труб. Между мачтами я протянул шнур с цветными флажками расцвечивания. Настоящие моряки могли бы прочитать: “Счастливого плавания Арсению”. На одном из шпангоутов напротив “Велюкса” через крышу с видом на залив я укрепил настоящий вращающийся штурвал. На пол постелили ламинат с названиями и координатами городов всего мира. Для буйных игр — большие мягкие маты. На стенах — карты мира и Красного моря. Вход на палубу с трапа закрывался специальной дверцей, которую ребёнку самостоятельно не открыть. На нижнем уровне у входа на трап на стене — прекрасная детская карта Европы с забавными картинками.

   Труба внизу также облицована кафелем: снизу синим, а сверху белым с декором под голландские изразцы с изображением парусников и маяка, а в центре — большое фаянсовое панно на ту же тему. На двери Вера написала такой же корабль. Даже занавеска на окне — с яхтами. Т.к. денег не хватало, то для размещения детских игрушек и книжек мы поставили в детскую два шкафа и три тумбы, сделанные когда-то Сергеичем для верхней лестничной площадки старого дома. На стене напротив кровати — икона Св. Николая, которую мы подарили Арсюше на его крещение. Детская освещалась тремя цветными висячими фонариками и светильниками на потолке над палубой.

   Следующая дверь из холла — в огромную спальню с большим окном на запад, в которую мы поставили двуспальную кровать с тумбочками, антикварный туалетный стол из комнаты Валентины Петровны и выкрашенную в лазурный цвет плетёную мебель — два кресла и круглый столик. На окне — занавески и гардины с крупными маками. Часть трубы, выходящая в спальню у входа, облицована кафелем с фиолетовыми цветами, как на входной двери. Но двери со стороны спальни я расписал уже не мелкими цветочками, а крупными розами. Потолок в спальне образован скатом крыши. Его оживляли ложные балки, в которых были установлены светящиеся светодиодные шнуры. Под потолком висела большая старинная хрустальная люстра с кобальтовым синим стеклянным основанием. Дополняли освещение забавные фонарики на стене, а также окно “Велюкс” в потолке.

   Из спальни, кроме входной — две двери. Одна — в ещё одно замечательное помещение — гардеробную, куда мы установили два комода и оставленные нам жильцами шкафы. Стены и потолок гардеробной обиты старой вагонкой, которую я покрасил в белый цвет покрывной краской, тоже в три слоя, как и везде. В гардеробной было окно, выходящее в сторону сада, т.е. на юг, и антресоли для чемоданов. Полы в детской, спальне и гардеробной — из ламината разных оттенков.

   Вторая дверь из спальни — в ванную, отделанную кафелем под римские мозаики. Там мы сделали интересный трельяж над раковиной из трёх зеркал, встроенных в стены, с двух сторон от него — шары-бра. На потолке — три встроенных светильника. На внутреннюю сторону двери в этой ванной, покрашенную в тёплый белый цвет, я написал библейскую сцену соблазнения Евой Адама, кубиками — под   мозаику.

   Из холла последняя дверь вела в третью, самую большую ванную. Там установлена угловая акриловая ванна, широкая раковина с крыльями перед большим зеркалом и стильный унитаз. Окно — на восток. В потолке — встроенные светильники и два бра по сторонам зеркала. Кафель в классическом стиле, декор — итальянские пейзажи и как бы две коринфские колонны во всю высоту ванной по обе стороны от умывальника. На двери, тоже внутри тёпло-белой, я нарисовал такую же колонну. Наш Андрей измерял благосостояние своих работодателей числом имеющихся в их собственности унитазов. Так вот, после перестройки старого дома мы стали собственниками аж 15 унитазов!

   Снаружи второй этаж мы отделали такой же белой штукатуркой с фахверками, как новый дом и гостевой дом, так что возник целый комплекс зданий в одном стиле. Вот такое получилось тёплое, уютное, просторное и светлое шале в стиле “прованс”.

   На его создание мы истратили все деньги, полученные в наследство от Елагина, все наши пенсии и арендные платежи за время строительства, да ещё и позанимали у Иры Красовской и даже в долларах у Лили Ферт, проживающей в Канаде. Целый год я работал, как проклятый, не жалея ни сил, ни здоровья, ни времени. Тамара тоже отдала немало нервов на эту стройку. В общем, “ошалели”.

   К осени 2014 года дом был готов для заселения. Я водил Арсения на стройку и показывал, где он будет жить. Илья тоже захаживал, но Марина раза два посмотрела на наше грандиозное строительство и сказала Илье, что в этой конуре он сам и будет жить, без неё.

   Перед началом учебного года, пока детки ещё грелись на Канарах, я зашёл в только что открывшийся в центре Лисьего Носа частный детский сад “Звёздочка” и познакомился с директрисой. Она показала мне все очень уютные помещения детсада, расположенного в новом особняке в пешеходной доступности от нашего дома, и рассказала, что и у них детей учат не только английскому, но ещё и финскому языку, и занимаются по методике Монтесори. Мы договорились, что она забронирует место для Арсения до его приезда. И что же? Марина категорически отказалась даже посмотреть на новый детский сад.

   Что ж, раз родные не оценили наших усилий, пришлось сдать наше шале пожилой профессорской паре, чтобы хоть как-то расплатиться с долгами. Ну, а наши с Арсением приезжали в Лисий Нос на выходные и по праздникам.

   Очередная стройка в Лисьем Носу, на которой моё здоровье пошатнулось, была как раз на мой 70-летний юбилей в ноябре 2014 года. У нас уже от старости покосился забор на границе с Ниной Николаевной. Мы с Сайфиддином срочно, чтобы успеть до морозов, стали заливать бетонный фундамент нового забора — около 30 метров в длину.

   После этой авральной заливки меня прихватил жестокий приступ ишиаса. Только прошла боль в пояснице, сразу после новогодних праздников я заболел гриппом с высокой температурой и кашлем. Когда температура у меня прошла, Тамара, ухаживавшая за мной, свалилась сама, да так, что пришлось вызывать скорую помощь и отправлять её в больницу. А на следующий день и я вызвал к себе участкового врача, который выписал мне направление в больницу, т.к. у меня снова поднялась температура и обнаружились хрипы в лёгких. В сестрорецкую больницу № 40 с бронхитом и подозрением на воспаление лёгких меня свёз Володя Мамонтов. Так параллельно мы с Тамарой оказались в разных больницах, и нас никто из родных не навещал. Тамара первая сбежала из палаты, т.к. ей не понравилось, как её лечили. Я не такой привереда и дождался, когда меня выпишут. Когда мы вернулись в родной дом, там уже Марина стала наводить свои порядки, но мы были рады, что они из Купчино перекочевали в наш дом в Лисьем Носу.

   К пятилетию Арсюши опять я за вирши принялся:

                НУ-КА,  УГАДАЙ, ГДЕ ОШИБКА ?

                      Развесёлый и лохматый

                      Сел на дедушку с лопатой.

                      Дедушка пыхтел, но вёз,

                      Как старинный дедовоз*.

*Неправильно, надо говорить “паровоз”!

                      Было море по колено,

                      А сейчас заледелено**.

**Нет, неправильно, дедушка, “заледенело”!

                      И с внучком пошёл в поход

                      По заливу дедоход***.

***Нет, нет, “снегоход”!

                      Шарик лётчика узнал,

                      За собой в полёт позвал.

                      Далеко ли унесёт

                      Внука толстый дедолёт****?

****Не “дедолёт”, а “самолёт”! Нет, “звездолёт”!

    В детский сад Илья стал возить Арсюшу на электричке до Финляндского вокзала, а потом на метро до станции “Приморская”. Безумие, но ведь он и из Купчино таскал Арсения на метро, так что это, видимо, вошло в привычку. До железнодорожной станции в 7-30 и обратно домой иногда поздно вечером я подкидывал их на машине. Терпения Марины опять хватило ненадолго — в апреле они снова со скандалом уехали, но в июне вернулись. После больницы у меня разболелся живот, пошли какие-то язвы во рту, и я грешил на дисбактериоз после лечения антибиотиками. Но всё лето я ежедневно гулял с Арсюшей, на пляже играл с ним в футбол и строил замки из песка, при этом мы оба загорели до черноты.

   Как-то на пляже пятилетний Арсений со свойственной ему тогда открытостью прилип к мальчику по имени Глеб, уже школьнику. Он гулял с бабушкой и няней, и когда мы вместе пошли по домам, оказалось, что Глеб живёт на нашей улице. Его бабушка пригласила нас к себе домой.

   Обширный участок представлял собой настоящую крепость с высокой стеной и въездной башней со сквозными охраняемыми воротами. Самого большого, но приземистого дома с улицы было не видно. За стеной — сплошной зелёный газон с редкими деревьями, под которыми росли непуганые грибы. На автостоянке – кроме джипов, пара квадроциклов. Сначала ребята поиграли на лужайке, залезли по верёвочной лестнице на дерево, где у Глеба было построено гнездо, а потом нас пригласили в дом.

    Глеб провёл нас по дому. Это был типичный “новорусский” дворец, построенный в современном стиле, т.е. без всякого стиля, с обилием полированного гранита и мрамора, огромных чугунных фигур каких-то зверей, с голубым бассейном на первом этаже и куполом над гостиной, усыпанном мерцающими звёздочками. Глеб, зная, что я немного художник, показал залежи ещё не развешанных картин современных художников, видимо, очень дорогих. В его детской комнате Арсюше понравился большой игрушечный строительный кран с управлением от пульта. Потом нас пригласили на кухню перекусить пиццей. Арсений мигом проглотил свою порцию и попросил ещё, так что мне пришлось отдать ему свой кусок, который я не успел даже надкусить. Мы обменялись с бабушкой и няней номерами телефонов и договорились гулять вместе. Я пригласил их посетить наш дом. Но дружба не состоялась. Ни в гости, ни гулять с нами Глеба уже не пустили. Видно, после доклада родителям Глеба о нашем визите бабушке с нянькой досталось, мол, совсем свихнулись – гопоту всякую в приличный дом приглашать!

   Да, бывал я ещё в нескольких таких коттеджах в Лисьем Носу. Мои постройки по сравнению с этими замками – жалкое убожество. Но для кого эти апартаменты – для меня осталось загадкой. Жила в них зимой и даже летом, в основном, охрана да прислуга, которая обычно и показывала нам всю эту роскошь в отсутствие хозяев. Пожалуй, самым внушительным сооружением в Лисьем Носу был замок Севенарда на Деловой улице. Огромный домище в несколько этажей венчала настоящая вавилонская ступенчатая башня под шатром и с бойницами в зубчатых стенах, высотой с семиэтажный дом. Снаружи дом был почти закончен, огромные окна застеклены, но на внутренние работы и даже на забор денег у Константина, депутата Госдумы и сына нашего ленсоветовского депутата Юрия Севенарда, строителя дамбы, видимо, не хватило, да и недостроенная дамба папаши долго стояла в запустении, так что и со стройматериалами тоже стало, понятно, туго. Так недоделанный замок и простоял все два десятилетия, пока я жил в Лисьем Носу, постепенно разрушаясь на глазах, мёртвым памятником – пирамидой нашей бурной эпохи.

   Другим подобным дворцам повезло больше. Так на соседней улице вырос настоящий французский замок с башенками и шпилями, лепными гербами со львами на фасадах, принадлежавший (какое совпадение!) тоже большому строительному начальнику. Неподалёку от нас на участке площадью в целый гектар елового леса располагался дворец в стиле Палладио ещё одного депутата Госдумы, одного из лидеров фракции “Наш дом – Россия” господина Пехтина, нефтяного короля. Я сам однажды случайно увидел его в кабине кадиллака, отъезжавшего от дворца. И таких примеров в нашем благословенном посёлке, где дворцы чередовались с убогими развалюхами, было немало.

   Арсению, конечно, это социальное расслоение было невдомёк, и он даже с моей помощью написал Глебу письмо с признанием в дружбе, которое я, разумеется, так и не отправил. Ещё несколько лет, проходя мимо запертых крепостных ворот, Арсюша вспоминал друга Глеба. В самом конце августа он подхватил желудочный грипп, его ужасно рвало, и скорая помощь отвезла его с Мариной в инфекционную детскую больницу на Васильевском острове. Я опять, как и год назад с Валентиной Петровной, сопровождал их ночью в больницу.

   Внезапно до окончания срока аренды больная жена профессора скончалась, сам он, конечно, не мог дальше один жить в этом несчастливом доме, так что шале освободилось, и в сентябре наши детки переселились, наконец, в своё полностью перестроенное нами жилище, а я смог заняться своим здоровьем. Ещё после отъезда наших деток в 2013 году в отчаянии я сочинил сказку, выражающую все мои чувства, ну, а через три года пришлось её немного дописать. Послушайте, если хотите, СТАРИКОВСКИЕ ПОДРОБНОСТИ 1 .

                                                      СТАРИКОВСКИЕ ПОДРОБНОСТИ 1.

                                   СКАЗКА РУССКАЯ, ДОВОЛЬНО ГРУСТНАЯ.

                       ТОРЖЕСТВО ГЛУПОСТИ ИЛИ ОБИЖЕННЫЕ БОГОМ.

   В некотором царстве, в Богом забытом государстве у самого синего моря жили-были старик со старухой, ели кашу с молоком. Жили они вместе уже сорок лет и три года. Жили-поживали, добра наживали и друг друга за всякие прегрешения прощали. И всего у них было вдоволь – ни много, ни мало, но на жизнь хватало. И был у них сынок единственный, любимый Иванушка. Рос Иванушка, рос и вырос большой и красивый, но внутри всё так дитём и оставался. Пить зелье с парнями да погуливать с девками Ванюша не любил, а любил он только книжки читать, книжки поучительные про дела минувшие, да ещё любил он своего кота пушистого, розового цвета. И был он тогда добрым христианином, а люди злые прозывали его Иваном-дураком, потому что был он не такой, как все, — белой вороной.

   Когда пришла пора Ванюшу женить, стала старуха к нему девиц на выданье водить да показывать. Вот пришла девица пригожая, душевная, истинно верующая, много книг прочитавшая, жизнью умудрённая и актёркой ставшая. Но не нашла она ключика к Ванюшиной душе. Пришла ещё девица красная, волосы – как туча черная, глаза как у коня доброго, телом белая да мягкая, а нраву тихого. И умела та девица всякую хворь лечить да борщи вкусные варить. Но не понравилась она Ванюше, потому что не умела говорить лепо. Вот пришла девица другая, телом как ящерка юркая, нравом бойкая. И умела та девица малевать картины чудные, да ещё лихо плясать любила. Но и эта девица пришлась Ванюше не по душе, покуда на язык была побойчее его самого и на всё своё мнение имела. Потом пришла ещё девица, с виду скромная, а как взглянешь в глаза – ума палата откроется. И умела та девица денежки считать да умножать, но и эта Ванюше не по нраву пришлась, потому что деньгу презирал он.

   Так пролетал год за годом. Ежедневно и еженощно старик и старуха молили Бога, чтобы он послал сыну невесту по нраву, очень уж им хотелось внучат понянчить. Однажды созвали старики своих подружек на пир, друзья-то уж почти все умерли. Среди них была одна одинокая старуха, и была у неё дочь, которую она подняла без мужа. Все ей сочувствовали, а особенно стали сочувствовать, когда добрый хозяйский пёс ни с того, ни с сего укусил её за нос. Тут за ней на телеге явилась её дочь, а Ванюша, как увидел эту дочку, так и прилепился к ней, да так, что и не оторвать. И немудрено, девка была ядрёная, как пирожок подрумяненный. Долго ли, коротко ли, сыграли свадебку, а через год и мальчик родился, да такой славный, будто ангел небесный. Как водится, в сказках всё свадьбой кончается, а в нашей, как в жизни, – с неё всё только начинается.

   Был у старика со старухой дивный сад райской красы, своими руками ухоженный, и в том саду две хоромины. Одну, обжитую, со всеми удобствами, в которой раньше старики с Иваном, да с дедками-бабками, уже покойными, проживали, отдали молодым, а в другой, новопостроенной, сами жили, чтобы глаза молодым не мозолить. На книжности да на учёности  Иван в том царстве не много зарабатывал, а жена с дитятей дома сидела, посему старики молодых кормили-поили, да ещё и денег давали на сарафаны и кафтаны, да на путешествия по заморским странам. Захотела невестка новую карету, так старики ейную прежнюю телегу у неё купили. Очень любили они своего внука, а дед во внуке просто души не чаял, нянчил его, игрался, кормил с прибаутками с ложечки, баюкал, пел песенки и сказки добрые рассказывал. Внучок рос весёлым и здоровым, бегал по саду райскому и по хороминам и тоже полюбил деда с бабой. Как-то спел он свою песенку и сказал: “Дедушка, это я про тебя пою”. И так они были счастливы, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Дед к каждому дню рождения внука вирши дедские сочинял.

   Жили молодые, правда, во блуде, не венчаны. Хотели дед с бабкой окрестить внука, да невестка со сватьей от церкви – как чёрт от ладана. Нехристи они были. А Иван на крещении сына настоять не сумел и тем от Христа отпал. Недолго счастье на грешной земле, укоренился сатана в душах и крутит ими. Не может быть на земле рая, ибо не место бесам в раю, а в каждом человеке бес сидит, в ком чертёнок, а в ком и сам диавол, и даже невинные ангелы – дети – из рая рукотворного изгоняются за грехи родителей своих. Невестка оказалась нрава грубого и сурового, всё-то было ей не так, да не этак. Со стариками разговаривать не желала, дома как сыч сидела, а на мужа своего она всё покрикивала, подгоняла, да дураком называла, а то и тумаками награждала, оттого он совсем исхудал и болеть стал. Жене своей он и перечить не смел, не то, чтобы приструнить. Старики хоть и горевали, что их сына так честят, но ни слова невестке не говорили и виду не показывали: милые бранятся – только тешатся. От молодых же они слова благодарного ни разу не слыхивали. Но ничего, главное, чтобы внук счастлив был. Хоть и ходили старики перед невесткой на цырлах, предчувствовал дед, что может она их этого счастья лишить, и говаривал бабке: “Нельзя ко внуку душой прикипать”. Да разве сердцу прикажешь? Так прожили они рядышком ещё три года, три месяца и три дня от рождения внука.

   И тут во четверг утром после очередной брани на Ивана невестку словно сатана обуял. Побросала она свои вещи в карету, вырвала внука из бабкиных рук и укатила к своей мамаше в тесную лачугу в большом дымном городе, а мужу с непотребной бранью прокричала, что старики внука теперь век не увидят. Иван поехал за ней, да так в лачуге тёщиной и остался, а родителям сказал, что сын для него важнее всего. Может, и прав он был, любил он жену и чадо своё. Старики долго плакали, так жалко им было внука, лишённого их любви и того рая, который они для него сотворили. Жалко им было и своего Иванушку и страшно за несчастную его долю – жить с такой ведьмой. И обидно им было от её чёрной неблагодарности, и непонятно было – за что и почему такая ненависть лютая. Ведь кроме добра от стариков она ничего не видала, но не только боль им причинила, но и своего дитяти, себя и мужа своего, и мать свою неразумно утеснила неимоверно, только бы злобу свою сорвать. Через Ивана и сам лично старик предлагал ей забыть все обиды прошлые и вернуться или разъехаться, но мирно и в согласии, чтобы никто не страдал. Но тщетно, невестка и видеть стариков не пожелала, так закоснела она в своей ненависти и упрямстве.

   Потолковали старики между собой и решили, что недаром их добрый пёс тогда на сватью оскалился, видно, чуял в ней беса, в ней да и в её дочке – ведь яблоко от яблони недалеко падает. Гордыня в них обеих была непомерная, а за душой-то пусто, оттого зависть и злость на всех вокруг, особо на тех, кто христианские заповеди чтит и в ладу живёт. Сватья ведь тоже была обидчива по пустякам. Как-то обиделась она смертельно на старика за свою кошку чёрную, которую, мол, старик не уважил. А на обидчивых, говорят, в аду черти воду возят. Не людьми добрыми такие обиженные обижены, а самим Господом Богом за бесовщину в своей душе. А кого Господь судил покарать, того человека лишает разума прежде всего. Оттого на земле глупость торжествует, а всё зло — от глупости.

   А дальше вот что было. Иван у родителей потребовал жильё в городе, поближе к аглицкому детскому заведению, куда он с женой малыша определили в подражание выскочкам спесивым. А то, вишь ли, возить дитятю через весь город невестка на карете не может. А как же жильё такое купить? Таких бешеных денег у стариков не было. Да и не могли старики понять, чего молодым у моря рядом с ними не живётся: и дитю простор и любовь, и самим молодым свобода, и старикам радость. И даже заведение детское, не хуже того городского, в деревне ихней открылось.

   И решили старик со старухой на корню перестроить ту хоромину, где молодёжь жила. Поскребли они свои гробовые денежки, залезли в долги великие и за год стройку закончили. Сам старик с утра до ночи молотком стучал, да кистью стены-потолки малевал. Расписал он своей рукой двери цветами дивными, сделал витражи хрустальные, чтобы солнышко на лестнице всеми цветами переливалось, а внуку любимому в детской целый летучий корабль сообразил, с мачтами, трубой, сходнями, штурвалом и окошками круглыми, где играть в игры можно было вволю. Палаты получились – ни в сказке сказать, ни пером описать! Отдали старик со старухой этому делу все свои последние силёнки.

   А невестка, хоть и приезжала с мужем и сыном к старикам в гости, ни разу на стройку нового дома даже глазом не взглянула. Внука старик водил по стройке да рассказывал, как он тут жить-поживать будет. Ивану хоромы тоже по нраву пришлись, ведь у него там свой кабинет учёный был предусмотрен аж на двух этажах. Будет куда книги расставить! А невестке-то – спальня просторная, гостиная да кухня великая, комната отдельная – гардеробная, а ванных – все в плитке узорной – так целых три! Старик уж все книги Ивановы и шкапы книжные в новые хоромы перетащил, да не тут-то было! Невестка нос отворотила – не надо, мол, ей этого сарая, и снова узду свою закусила – не увидите, старики, вы своего внука! А Ивану приказала требовать у стариков дележа имущества, чтобы самой, знать, им распоряжаться.

   Открылось, наконец, отчего невестка так упорствовала: от безделья ударила ей в голову дурь, кабы в тёплую страну насовсем уехать, даже латынь ихнюю зубрила. Но поняла она, что старики в могилу не собираются, да и не так богаты, как ей спервоначалу показалось.

   Делать нечего, пустили старики в новые хоромы чужих людей жить, очень уж они поиздержались на стройке. Ведь старались они для детей своих, покупали для стройки всё самое лучшее. Время шло, и настал Новый Год и великий праздник святого Рождества Христова. И дед, и баба с горя захворали, в лекарню попали. Тут детки и объявились — приехали в их дом на праздники, да так и остались жить у стариков, видно, нахлебались свары в своей берлоге. Старики-то только оклемались, но рады: кормят, убирают, не дыша вокруг невестки ходят, лишь бы не обеспокоить барыню. А невестка-то как села на мягкую кушетку, так зад свой ни разу и не подняла. Дед, конечно, с внуком гулял, на санках с горки катал, в снежки перебрасывался, снеговиков лепил, тем и счастлив был.

   Четыре месяца прошло, и злобы пузырь надутый прорвало, по пустяку, как водится.  Опять она дитя ухватила — и в город. Иван, вестимо, за ней. До лета дулась, а на лето снова, как ни в чём не бывало, прибыла и уселась на свою кушетку. Даже одеться с утра ей было лень, так и сидела, в полотенце завёрнутая, да семечки лузгала. Опять дед с внуком — денно и нощно, даже мыл своего любимца и спать в кроватку укладывал, баюкал и ночи возле него коротал, а родители в своей новёхонькой, стариком устроенной и украшенной спальне покоились. А уж гулял дед с внуком — с утра до вечера, всякие игры играл, да змеев воздушных пускал.

   К осени хоромы-то, для них построенные, освободились, и с поклонами, да с уговорами пересадили деток на место. Видно, и вправду от такого предложения завидного отказаться было невозможно. Благодарности старики так и не дождались, наоборот, стариков и на порог пускать перестали. А скандалы с отъездами-переездами повторялись, как наводнения в том краю.

   Грустный у сказки конец, но какой же конец может быть в том царстве-государстве, где, почитай, все Бога забыли, и нечисть на каждом шагу, а в каждой избушке — свои погремушки.

      Отдых в Ливадии:

- беседка – прекрасная натура для акварели;

- фототочка у Ласточкина гнезда;

- французский замок Александра III.

                                  20.2.4. ДО ЗОЛОТОЙ СВАДЬБЫ ЗАЖИВЁТ?

   Вот так и жили, как соседи — вроде бы под боком единственный любимый сынок, взрослый, женатый, с нашим обожаемым внуком, а ощущение такое, что остались мы с Тамарой на свете одни-одинёшеньки. И страшно было подумать, что настанет время, когда кто-то из нас останется совсем один, притом в беспомощном состоянии. Поэтому в конце жизни я всё больше стал ценить, что рядом живёт и бьётся иногда заботливое и нежное, иногда сварливое и смешное, иногда тоскующее, а иногда ревнивое и злое, несправедливое сердце.

   Интересно, что, когда я работал, был депутатом, вращался в демократических партийных кругах, сражался в избирательных кампаниях, учился и учил, такого чувства я не ощущал. После скоропостижного конца моего бурного депутатства мы с Тамарой оказались связаны не только семейными узами, но и общими делами. Магазин, бесконечные стройки и ремонты, реставрация живописи были тем полем, где мы обсуждали планы, ругались, мирились, бегали по строительным магазинам, радовались окончанию каких-то этапов, договаривались со строителями, съёмщиками, бандитами, налоговиками и прочими начальниками.

   Может быть, эти совместные дела и спасли нашу семью. Я сделал не просто рационально осознанный выбор не ломать свою жизнь, но этот выбор был и крайне эмоциональный. Однажды настал такой критический момент, когда я резко, до боли прочувствовал такую жалость и нежность к своей жене, что выбора не оставалось. Недаром в русском языке, когда хотят выразить свою любовь, говорят: “Жаль моя”.

   Для укрепления семейных отношений два года подряд ещё в 1996 и 1997 г. в “бархатный” сезон мы ездили в Ливадию, в дом отдыха украинского КГБ вблизи Ялты и рядом со знаменитым царским дворцом. Жизнь в этом ещё вполне советском по обслуживанию санатории до сих пор вспоминаю как сказку. Всё по распорядку: сон, еда, пляж, аромотерапия, прогулки, кино. Место было не скучное и очень красивое. К нам на балкон тянулись ветви огромного кедра, и на этом кедре жила целая семья белок, в том числе куча маленьких бельчат.

   С утра — пляж: подъёмник, галька, волны, нежаркое сентябрьское солнце (иногда и октябрьское — я купался в середине октября). Ближе к вечеру — прогулки по Ливадийскому парку и дальше по царской тропе по высокому берегу вдоль моря. Тёмными звёздными вечерами — кино в кинотеатре на открытом воздухе. Ну и, конечно, экскурсии по Южному берегу Крыма: Алупка, Ласточкино гнездо, Никитский ботанический сад, замок-дворец Александра III, сам Ливадийский дворец, дельфинарий в бывшей резиденции Хрущёва, дом-музей Чехова, сталактитовая Красная пещера… Кстати, вот эта оборудованная, с мостками и подсветкой огромная пещера оставила у меня меньше впечатлений, чем тот грязный лаз в Скельской пещере, куда я залез и откуда еле вылез почти 20 лет назад.

   С экскурсией из дома отдыха мы посетили и дачу Тессели в Форосе, когда-то подаренную Александром I герою войны 1812 года генералу Николаю Раевскому и  расположенную на названном в его честь мысе Николая. В 1820 г. проездом здесь бывал Пушкин, а в 1932 дача была подарена “буревестнику” Максиму Горькому. Красивейшее тихое место на спуске с Байдарского перевала к Южному берегу Крыма. Недаром с греческого Тессили — тишина. Над всей этой красотой на скале возвышалась церковь Вознесения Христова. Во время нашего посещения Тессели была государственной дачей Верховной Рады Украины с мемориальным музеем Горького и собранием картин Юрия Клевера. В симпатичном парке, полном экзотов, с разрешения экскурсовода я попробовал каких-то вкусных реликтовых кактусов. Рядом с Тессели — та самая государственная дача в Форосе, в которой как в тюрьме сидел Горбачёв во время путча.

   Яркое впечатление произвела ночная поездка в Крымскую астрофизическую обсерваторию. Уже в темноте на каком-то дряхлом маленьком автобусе нас повезли по узкому серпантину в гору. В свете фар совершенно пустынная дорога имела ужасный вид: местами на ней валялись крупные каменные глыбы, а кое-где асфальт прорезали глубокие трещины   в тех местах, где произошли осыпи, так что часть покрытия наклонялась к обрыву. Было такое чувство, что по этой дороге уже век никто не ездил. Но наш автобус, завывая мотором, лихо объезжал все эти препятствия.

   Когда мы вылезли из автобуса, над нами раскинулось такое звёздное небо, какого я в жизни не видал. Сотрудник обсерватории сначала прочитал нам лекцию о созвездиях в этом божественном планетарии, а потом пригласил в башню к огромному телескопу и показал всем по очереди Сатурн в кольце, как на блюдечке.

   Потом мы прошлись по обсерватории, и нам показали лидар – лазерный локатор, который посылал лазерные импульсы к Луне и ловил сигналы, отражённые от уголкового отражателя на луноходе, измеряя таким образом с большой точностью расстояние до лунохода. Мне это было очень близко, тем более, что там использовался родной лазер на АИГ:Nd. Тут уж я представился и профессионально побеседовал со специалистами. Из их слов я понял, в каком заброшенном состоянии находилась тогда Крымская обсерватория, некогда гордость русской и советской науки, и пообещал при следующей встрече привезти кое-какие кристаллики, но этой встречи так и не произошло.

   Были и испытания, например, поход с группой молодых отдыхающих по тропе доктора Боткина — по горам к водопаду Учан-су. Бедная Тамара еле доползла до финиша, просто пути назад не было. В этом доме отдыха мы ощутили четырёхбалльное землетрясение — люстра в номере закачалась. А однажды я с пирса наблюдал, пожалуй, настоящую трагедию.

   Рядом с пирсом на пляже была спасательная станция, а перед ней — огороженная молами бухточка, на берегу которой лежали шлюпки спасателей. В тот день разыгралась настоящая буря. А двое спасателей, видимо, с ночи на лодке вышли в море порыбачить. Когда они собрались назад, волны уже перехлёстывали через мол, а в самой бухточке волны, проникающие через створ, отражаясь от пирса и молов с разных сторон и сталкиваясь, устроили настоящую бешеную пляску каких-то непредсказуемых пенных горбов и впадин.

   Я в то время сидел высоко на пирсе и рисовал бушующую стихию. Когда спасатели вошли на своей лодке в этот водяной ад, они поняли, что пристать к берегу им не удастся. Тогда они прыгнули за борт в воду и попытались добраться до берега вплавь — всего-то метров десять. Но и это им не удавалось. Один выплыл из бухточки в море, там не было такой свистопляски, и он, видимо, надеялся найти более спокойное место для высадки на берег. Его судьбы я не знаю. А ко второму гибнувшему спасатель с берега, обвязав себя верёвкой, сумел подплыть и крепко ухватить его, и их обоих за верёвку вытащили на берег. Шлюпка долго болталась в бухточке, но в конце концов волны разбили её о бетонный мол в щепки. Впервые в жизни я наблюдал такую роковую мощь стихии.

   Именно в Ливадии я стал пробовать руку в карандашных набросках фигур на пляже и натюрмортов и в акварели с натуры. Помню, когда я рисовал Ливадийский дворец, ко мне подошёл какой-то турист и предложил купить акварель, но я, опешив, сказал, что только учусь. Несколько этих акварелей висели у меня на стенах мастерской как память о тех счастливых беззаботных днях.

   27 января 1997 года за день до 30-летия нашей свадьбы мы с Тамарой обвенчались в старинной церкви на Смоленском кладбище. Венчал нас отец Александр, а в церкви присутствовали моя мама с её подругой Еленой Гречухиной, Галя Козина со своим вечным спутником Володей, который снял эту церемонию на телекамеру, и Людмила Гладкова с Блюмом, хотя Людмила всегда подчёркивала своё неприятие церкви. Илья помогал отцу Александру как служка. После венчания я стал вместе с Тамарой регулярно ходить в церковь, правда, по большим праздникам, поститься, исповедоваться и причащаться. С тех пор мы с Тамарой никуда не ездили, а, стало быть, и не отдыхали — всё дела и дела.

   Ещё на 45-летие нашей с Тамарой свадьбы я сочинил шуточную пародию на известный романс “Пара гнедых” и спел её за праздничным столом в узком кругу родственников:

              Моей единственной жене, не понимающей шуток

                                  Р о м а н с – ш у т к а

                                              (к 45-летнему юбилею свадьбы)

             Пара гнедых с одной общей судьбою

             Сорок пять лет тянут жизненный воз.

             Что в том возу — не понять нам с тобою –

             То ли там золото, то ли навоз.

                               Были когда-то они рысаками

                               И норовили налево скакнуть.

                               Юный возница их бил батогами

                               И направлял их на праведный путь.

              Кто ж тот возница – нагой и крылатый –

              Лук натянул и прищурил свой глаз?

              Этих двоих подстрелил он когда-то,

              В дрожки запряг и ликует сейчас.

                                                                    28.01.2012 г.

   Как всё-таки по-разному мы воспринимали юмор — Тамара сильно обиделась на меня за эту шутку. “Не шути с женщиной, эти шутки глупы и неприличны”, — как предупреждал Козьма Прутков. И в этом “романсе”, как и во всякой шутке, была лишь доля истины. Но есть и абсолютная истина: мы с ней — жертвы Купидона.

   Всякое бывало. Иногда я непроизвольно, такова уж моя природа, в ответ на её настойчивую опеку по мелочам, конечно, из самых лучших пробуждений, подтрунивал над ней, а она воспринимала это как оскорбление, особенно когда я шутил на людях. Порой мне снова приходили в голову слова Окуджавы:

                  “Ах, мне бы уйти на дорогу свою,

                   Достоинство молча храня!

                   Но старый солдат, я стою, как в строю…

                   Вот так она любит меня”.

   Мой “старый солдат” простоял более полувека. Это любовь, а с любовью не шутят. Что же, пришлось это учесть, готовясь к празднованию золотой свадьбы 28 января 2017 года.

   А в Новый 2016 год, сидя втроём с Тамарой и котом Кузей за очень скромным праздничным столом перед телевизором, в то время как по соседству в своём доме также втроём сидели наши ближайшие родственники, я вспомнил сенсацию года – дружбу в вольере заказника в Приморье тигра и брошенного ему на съедение козла – и произнёс такой тост:

   “Предлагаю выпить за дружбу и мирное сосуществование тигра Амура и козла Тимура! Тигр Амур, чьё имя – Любовь, учит нас, что гораздо ценнее завтрака из свежей козлятины постоянное присутствие рядом живой души, пусть даже попахивающей козлом. Ради этого можно даже уступить любимое лежбище.

   А козёл Тимур, носящий имя самого храброго и непобедимого воина, говорит нам: “Даже если ты попал в загон к тигру, не бойся, не дрожи, прямо стой на своих копытах, с достоинством неси свои рога, не мекай и не тряси бородой. Только так у тебя есть шанс выжить. Как только ты дрогнешь – будешь съеден немедленно”.

   Так выпьем же за здоровье великодушного тигра Амура и достойного спутника его жизни – храброго козла Тимура! Пусть в Новом 2016 году и все последующие годы им хватит мудрости и смелости, чтобы жить и терпеть друг друга!”.

   В дальнейшем стало известно, что козла всё-таки пришлось отсадить от тигра – против природы не попрёшь!

   Уже после переселения деток в шале, в октябре 2015 г. у меня появились очень нехорошие симптомы, и я, в отличие от Тамары, которая всегда ищет каких-то особых специалистов-врачей по знакомству и тянет время, пошёл просто к участковому врачу в поликлинике Лисьего Носа. Сдал анализы и получил направление на обследование в больницу № 40 в Сестрорецке, где я недавно лечился. В первый же день у меня обнаружили опухоль, а через две недели довольно неприятных процедур и исследований за два дня до моего 71-го дня рождения мне преподнесли в “подарок” диагноз — у меня рак. Думаю, не последнюю роль в его прорастании сыграла нервотрёпка последних лет. Ведь так, как я непроизвольно рыдал, жалея внука, я не плакал никогда в жизни, даже теряя самых родных и любимых людей.

   Зато в день рождения мне преподнесли бесценный дар: наконец-то окрестили Арсения. Видимо, решили порадовать старика перед концом. Сама Марина пошла в нашу церковь и держала Арсюшу на руках. Вокруг орали три младенца, заглушая отца Димитрия, но Арсений был серьёзен. Я стал крёстным отцом, а крёстной мамы у Арсюши не было. За день до крещения мы с Тамарой купили ему красивый золотой крестик, а после крещения все вместе съездили в ресторан “Рыба на даче” в Сестрорецке.

   В сестрорецкой больнице мне предложили лечь на операцию в хирургическом отделении, где занимались и онкологией. Я был не против, тем более что заведующий отделением рекламировал новейший хирургический робот и говорил, что сделать такую операцию вручную очень сложно. Но Тамара пустила в ход свои знакомства и настояла на том, чтобы я лёг на лечение в специализированное учреждение — НИИ онкологии им. Петрова в Песочном. Там меня снова обследовали сверху донизу и приняли решение срочно оперировать, пока у меня не пошли метастазы по всему телу.

   Через 10 дней после обнаружения рака меня оперировали и вырезали кусок кишки с опухолью. Сложная лапароскопическая операция длилась более 3 часов. В реанимации я тяжело отходил от наркоза, но потом полегчало. В животе мне сделали дыру — стому, приклеили мешочек, который надо было опоражнивать несколько раз в сутки и переклеивать через несколько дней, и спустя неделю отпустили домой.

   Два месяца, в том числе и в Новый Год, я сидел дома в изоляции, т.к. в городе бушевал грипп, да и со стомой далеко от туалета не уйдёшь. Тамара ухаживала и кормила меня и под моим наблюдением даже героически взяла в руки руль автомобиля и стала ездить потихоньку по Лисьему Носу — в аптеку и в продовольственный магазин, а потом и в город, обычно, вместе со мной. Её молитвами дела у меня постепенно шли на поправку, хотя был один момент, когда я съел что-то не то, скорее всего, квашеную капусту, и стало так худо, что ночью пришлось вызывать скорую помощь, но от госпитализации я отказался, выспался и к утру был как огурчик.

   Через два месяца после первой операции я снова лёг в НИИ онкологии на операцию по снятию стомы. Это была уже довольно ординарная операция: зажившую кишку разблокировали, а лишнюю дыру в животе зашили, но зашивали, видно, уже не профессора с кандидатами, а рядовые ординаторы – оставили на животе выступ, напоминающий собачью сиську. Через неделю я был дома. 12 февраля, ровно через три месяца после обнаружения рака, мой лечащий хирург Андрей Борисович Моисеенко заявил, что я уже раком не болен. Надолго ли?

   Так как сон у меня был беспокойным как по физическим, так и по душевным причинам, то, чтобы окончательно не замучить Тамару, я перебрался в бывшую комнату Валентины Петровны, которую переоборудовал в свой кабинет, где писал мемуары, и мастерскую художника, кем я хотел стать после выздоровления. Душ стал моим личным санузлом. Как всё-таки хорошо жить в просторном доме!

   На шестилетие Арсюши я с настроением тихой и светлой грусти, которое стало моим любимым настроением, прочитал ему такой стишок:

       ‘Живёт моя отрада в высоком терему,

       А в терем тот высокий нет хода никому.

       В том тереме высоком есть комнатка одна,

       Парит над ней кораблик от мачты и до дна.

                Стоит там у штурвала мой милый капитан,

                Ведёт он свой кораблик в одну из дальних стран.

                А в той стране чудесной я повстречаюсь с ним,

                Был только б лес зелёным, а небо голубым”.

   Я встал на учёт у районного онколога и стал сдавать анализы. А вскоре пришлось заниматься уже здоровьем Тамары: в отличие от меня — здоровенного мужика — у неё был обнаружен целый букет болячек. В первом медицинском институте ей тоже сделали операцию. И, конечно, дальше надо было быть готовым ко всему и привести все свои дела в порядок. А неприбранных хвостов — ворох, хоть косички заплетай.

   В голову приходили любимые пушкинские строчки:

        “Пора, мой друг, пора, покоя сердце просит.

         Бегут за днями дни и каждый час уносит

         Частичку бытия, а мы с тобой вдвоём

         Предполагаем жить, и вот, глядишь, умрём”.

   После трёхмесячного перерыва первые результаты анализов были обнадёживающими, но компьютерная томография грудной клетки 14 апреля при сравнении с результатами компьютерной томографии, сделанной в ноябре перед первой операцией, показала, что небольшие новообразования, которые в ноябре посчитали просто старческими изменениями в лёгких, растут.

   Тамара снова позвонила профессору Василию Николаевичу Клименко, жителю Лисьего Носа, который и осенью помог Тамаре уложить меня в НИИ онкологии. Он свёл меня в отделение химиотерапии и инновационных технологий, где очень симпатичная доктор, кандидат медицинских наук Гульфия Митхатовна Телетаева взяла меня в качестве подопытного кролика для экспериментальной отработки технологии смягчения последствий химиотерапии путём прокачки моей крови через специальные фильтры — гемабсорбции. Я с радостью согласился послужить науке, тем более, что это делало саму химиотерапию в больнице с использованием новейших импортных лекарств для меня бесплатной. Платить приходилось только за анализы крови между сеансами.

   Болеть и умирать от рака лёгких очень уж не хотелось. Я вспомнил слова Людмилы Дрёминой, которая на его похоронах рассказала мне, что Саша очень мучился перед смертью и просил её сделать хоть что-нибудь. А тут как раз весной как-то неожиданно тяжело заболел Володя Мамонтов, друг Гали Козиной, который ещё год назад возил меня в сестрорецкую больницу и осенью тоже – в посёлок Песочный. Его долго мурыжили в районной поликлинике, потом срочно уложили в больницу и откачали из лёгких два литра жидкости, выписали и снова через пару недель на скорой увезли в больницу в Кронштадт, где я его навещал. Он на глазах весь сморщился, высох и пал духом. После выписки Тамара с Галей возили его в Песочный. Клименко сказал, и срочная биопсия подтвердила, что у Володи рак лёгких в последней стадии, и спасения нет. Дома у него обстановка была ужасная, сын – просто скотина, поэтому Галя уложила его в хоспис в Лахте. Условия в хосписе были хорошие, но прожил он там всего несколько часов и скончался.

   Володя был безотказным другом и часто выручал нас с Тамарой, когда требовалась машина, а я болел. А тут нам пришлось ехать на его похороны. Вот так и не угадаешь, кто первый сыграет в ящик. Кстати, о нравах. Сын Володи не пришёл даже на похороны, говорят, сильно напился, зато объявился его брат, которого Володя много лет не видел. Галя договорилась с ним, что урну с прахом Володи он разрешит подхоронить в могилу их матери, и взяла номер его мобильника. Но после кремации связаться с братом так и не удалось, и урну хоронил сын Гали.

   После двух операций я ещё верил, что с раком покончено, но после обнаружения метастазов в лёгких мне стало ясно, что рак крепко вцепился в меня своими клешнями, и так просто избавиться от него не удастся. Тамара была очень напугана рецидивом моей болезни, совсем повесила нос и часто плакала, но у меня почему-то не было никакого страха. По характеру я фаталист: чему быть – того не миновать. Появилось чувство какой-то лёгкости, освобождения от суеты жизни, как у Пушкина из “Пира во время чумы”:

                         “Всё, всё, что гибелью грозит,

                         Для сердца смертного таит

                         Необъяснимы наслажденья,

                          Бессмертья, может быть, залог.

                          И счастлив тот, кто средь волненья

                          Их обретать и ведать мог”.

   Я почувствовал, что этот мир будет крутиться и без меня. Тем более величественной и прекрасной я стал ощущать природу, и тем мельче мне представлялись дела людей и сами люди. Мне, конечно, очень хотелось, чтобы любимый внучок вырос на моих глазах. И хотя бы ради него стоило жить как можно дольше и дарить ему как можно больше счастливых минут. Вслед за Вертинским в его “Доченьках” я напевал:

                       “И молить буду доброго Бога,

                        Чтоб продлил мои грешные дни”.

   Но цепляться за жизнь любыми средствами я не собирался. Ведь особых радостей будущее мне не сулило: только бесконечные переживания за судьбу Арсюши, болезни – свои и Тамары, обиды на неблагодарность невестки. Единственную отраду могло дать мне окончание своих мемуаров, которые я писал уже третий год, и возобновление занятий живописью и реставрацией. Вроде бы только появилась возможность расслабиться и пожить в своё удовольствие, например, прочесть хотя бы часть интересных книг из собственной библиотеки, но, по Есенину:

                     “Жизнь моя, иль ты приснилась мне?

                      Словно я весенней гулкой ранью

                      Проскакал на розовом коне”.

   Как евангельский старец Симеон при виде младенца-Христа сказал: “Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко, по слову Твоему, с миром, ибо видели очи мои спасение Твое”, — так и я, повидав на Земле своего ангела Арсения, мог уже со спокойной душой пропеть слова из кантаты Баха: “Ich habe genug – С меня довольно”.

   После трёх сеансов химиотерапии компьютерная томография показала существенный регресс новообразований у меня в лёгких, так что лечение продолжилось дальше. Пятый сеанс химиотерапии, а каждый сеанс — это четыре дня капельниц и день гемабсорбции, дался мне тяжелее, чем предыдущие: после гемабсорбции у меня начались удушье, озноб, диарея, подскочили температура и давление.

   “Что-то воздуха мне мало, ветер пью, туман глотаю,

   Чую с гибельным восторгом – пропадаю, пропадаю!

                   Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее,

                   Умоляю вас вскачь не лететь.

                   Но что-то кони мне попались привередливые,

                   Мне дожить — не успеть, но хотя бы допеть!” -

вспоминалась мне одна из последних песен Высоцкого. Так что зав. отделением заявила, что эксперименты с моей кровью больше проводить не будут.

    Учитывая мировой финансовый кризис, и у нас возник серьёзный дефицит денег: ведь девальвация рубля за последние годы, смерть Валентины Петровны, чья ветеранская пенсия была немалым вкладом в наш бюджет, безудержное вздорожание всех коммунальных услуг, мои медицинские обследования и лекарства, которые в амбулаторных условиях были совсем не бесплатными, свели наши доходы до такого уровня, что мы еле сводили концы с концами.

   Мы надеялись, что Илья поймёт – дальше платить крупные суммы в частный детсад мы не можем. Ведь практически каждый год мы дарили этому садику автомобиль! Мы даже втайне радовались, что этот кризис поможет прекратить ежедневное издевательство над внуком в электричках и метро. Но Марина не воспринимала никаких аргументов. Наши предложения о том, что мы будем оплачивать любые кружки и домашних репетиторов для Арсения, отвергались с порога.

   Через год Арсений должен был идти в школу. За три года “образования” в детском саду “Аспект” и воспитания в своей семье из мальчика, подававшего большие надежды, он стал хотя пока и очень симпатичным, но уже ничем особо не выдающимся сорванцом, приученным к компьютерным играм и мультикам. В шесть лет он не умел произносить “л” и “р”, еле-еле и без всякого желания читал отдельные слова, его познания в английском, который, якобы, преподавали ему в детском саду “носители языка”, трудно было вытянуть из него даже на простейших фразах, его рисунки хоть и отличались фантазией, но всегда были небрежны и плохо раскрашены – не хватало терпения.

   Я пытался вложить в сознание Арсения хоть что-то разумное, доброе, вечное. Например, однажды после моих поучений он нарисовал символический рисунок с надписями, иллюстрирующий известную мудрость: “Посеешь поступок – пожнёшь привычку, посеешь привычку – пожнёшь характер, посеешь характер – пожнёшь судьбу”. Отмеченный ещё в два года хороший музыкальный слух так и не развивался, несмотря на привезённое нами в их дом пианино. Ни одного стишка наизусть я от Арсения не слышал. Даже слушать моё, скажу без лишней скромности, выразительное чтение сказок ему стало уже не интересно.

   В его речи и поведении уже проскальзывали интонации мамы – “хочу, хочу, хочу”, не говоря о грубых словах. По Булгакову – вылезал Клим Чугункин. Его любимые герои – монстры и зомби из компьютерных игр, которых он всерьёз боялся. Выпущенный на свободу, он постоянно носился и кричал диким голосом – признак гиперактивности. Часто упрямился и не слушался.

   Ещё перед началом каникул, в конце июня я обзвонил многих воспитателей разного профиля в этом детском саду под предлогом, что, мол, я, дед, буду заниматься с Арсением во время каникул и спрашивал их мнения об Арсюше и советов по ликвидации его недостатков. Советы были, в основном, такие: “Ребёнку не хватает общения со взрослыми, с ребёнком надо заниматься”. Как сказала мне по телефону старший преподаватель его группы, “мальчик не мотивирован к учёбе”.

   А Илье, как он говорил, те же воспитатели заливали: “Всё идёт хорошо, мальчик очень способный”. Конечно, у них всё хорошо – деньги-то капают! Илья был уверен – “воспитанием должны заниматься только профессионалы”, — и потому дома Арсения просто сажали перед экраном компьютера или телевизора, чтобы не мешал родителям изучать иностранные языки.

   В общем, надо было бы кончать с этим никчёмным детским садом на Васильевском острове. Но Илья категорически заявил: “На следующий год – только там, а потом в частную школу из той же структуры “Аспект”, тоже на Ваське”. На основании бесед с разными родителями, причём даже очень состоятельными, на своих детях попробовавших, что такое частные детские сады и школы – эти конторы по выкачиванию денег из нуворишей, у нас было другое предложение – одна из лучших гимназий в Петербурге. Но Илья уже решил: “Арсений будет только гуманитарием”.

   Мало того, что Марина запретила Арсюше входить в наш дом, и он, запуганный, сам не решался переступить наш порог, так она, видно, наговорила внуку обо мне и бабушке такое, что он уже при встрече в саду с Тамарой вообще перестал здороваться, а от меня стал отворачиваться. На вопрос: “Ты что, разлюбил деда?” — он признался мне: “Вы жадные, не даёте папе на меня денег!” А ведь мы в разговорах с Арсением никогда не позволяли себе ни одного дурного слова о его родителях!

   Илья заявил, что они уедут опять в Купчино. 19 августа, как раз перед моим шестым сеансом химиотерапии, они начали осуществление этого семейного “путча”. Конечно, Илья очень не хотел покидать этот рай, который мы для них создали, но Марина, как только услышала от Ильи, что мы отказываемся дальше бездарно тратить деньги на этот детский сад, стала собирать вещички. Илья опять пал к её ногам, стал носить пакеты в машину: “Муж-мальчик, муж-слуга, из жениных пажей…”. 24 августа, когда я в очередной раз лёг в больницу, они уехали в своё Купчино, не дав даже попрощаться с Арсюшей. Да, как в известной песне Сергея Никитина на стихи Юрия Левитанского:

                          “Каждый выбирает по себе

                          Женщину, религию, дорогу,

                          Дьяволу служить или пророку –

                          Каждый выбирает по себе”.

   И здесь всемогущая иррациональная сила любви порождала страдания и заставляла терпеть их бесконечно. Больше всего, до глубины души, мне было жалко Арсения, судьбой которого так бездарно распоряжались его родители. Выяснилось, что к этому времени у них осталось пять неоплаченных банковских кредитов на миллион рублей, взятых за последние четыре года, а отдавать до 2020 г. пришлось ещё на семьсот тысяч больше. Понятно, что в этот период безденежья платежи по этим долгам Илья повесил на нас. А тёща Ильи Эля, отдыхавшая во время “семейного путча” на своей даче, когда Тамара оповестила её по телефону об их переезде к ней в город, сразу стала жаловаться на свою гипертонию, и я ей искренне сочувствовал – ведь предстояла новая коммунальная война с непредсказуемыми последствиями. И в этой сваре было суждено вариться Арсению!

   30 августа Илья один вернулся в Лисий Нос в свой дом. Он стал жить один, но на наших харчах, так как свою банковскую карту, на которую перечислялась его зарплата, он оставил Марине. Кроме того, он постоянно просил у Тамары деньги – на оплату кредитов и “на жизнь внуку”. Сам с упоением углубился в написание очередной книги и организацию конференции “Скандинавские чтения”, но по вызову Марины часто уезжал в Купчино для уборки квартиры и “погулять с Арсением”. Он всё надеялся, что Марина “остынет” и снова переберётся в Лисий Нос, но она упорно продолжала “мариновать” Арсюшу в городе, в четырёх стенах их малогабаритной квартирки.

   Она не устроила его даже в детсад и стала возить Арсюшу в музыкальную школу на Васильевском острове и в подготовительную группу обычной купчинской школы, но с изучением итальянского языка. Илья очень скупо делился с нами информацией об их житье-бытье.

   У нас были предварительно закуплены для Арсения билеты и замечательный детский абонемент в Михайловский театр, знакомящий детей с миром закулисья, музыкантами оркестра, артистами балета и оперы, – так нет – Марина три раза не пустила Арсюшу в театр только потому, что это исходило от нас, и лишь на четвёртый раз смилостивилась.

   В шесть лет Арсений уже испытал первую любовь и горечь разлуки. Однажды он совершенно самостоятельно, с печальным видом нарисовал мне рисунок с надписью: “Мадина я тибя люблю”. Мадина — это девочка из детского сада “Аспект”, которая куда-то уехала с родителями ещё до того, как мы прекратили нашу детсадовскую эпопею. Два дерева, вырванных с корнями, на этом рисунке, между которыми сердечко, — это впечатляющий образ двух маленьких, но уже живущих своей жизнью и несвободных человеческих душ, которыми распоряжаются внешние силы против их воли. Это два юных саженца, которых сначала посадили рядом, и между ними возникла любовь, а потом эти саженцы вырвали и развезли далеко-далеко друг от друга. Вспомнился Окуджава: “Две вечных подруги — любовь и разлука — не ходят одна без другой”. Так что Арсюша в этом возрасте уже всё чувствовал и понимал. Представляю, какие бури бушевали в его душе из-за наших семейных раздоров, которые, конечно, лишили его беззаботного счастья “золотого” детства.

   И всё-таки я убеждён: “Всё зло от глупости”. Беда, когда в голове заводятся тараканы. Илья-то считал, что поступал правильно и с Арсением, и с нами. А Марина с её упрямством и злобой – настоящая гоголевская унтер-офицерская вдова, которая сама себя высекла! Заключённый в черепной коробке ум человеческий слеп и глух по отношению к другим людям и способен оправдать любые свои поступки. Вспомнилась ещё одна песня Никитина – “Майдан”. Жизнь – майдан, торжище, полное людей, а все мы в той или иной степени слепцы, которые пытаются его перейти, сталкиваясь лоб в лоб с другими слепцами, то пиная, то обнимая друг друга, набивая шишки либо валяясь в майданной пыли — в яростной драке или в любовных объятиях:

                   “Переведи меня через майдан!

                   С моей любовью, болью от потравы.

                   Здесь дни моей ничтожности и славы –

                   Переведи меня через майдан!”

 - это крик, обращённый к самому Господу.

   Слава Богу, Марининого упрямства хватило ненадолго. Через два месяца после августовского “путча” де-факто она снова жила в Лисьем Носу — опять “помогла” её болезнь и кашель Арсюши. Снова я имел счастье иногда гулять и играть с внуком.

   В это время мы с Тамарой  подвергли внутренность гостевого дома основательной реконструкции: заменили два окна – в кухне и в спальне наверху — на стеклопакеты, потолки, стены и двери перекрасили в белый и светло-лазоревый цвета в стиле “прованс” наподобие нашего шале, так как старый лак на вагонке сильно потемнел и производил гнетущее впечатление.

   Опять пришлось мне помахать кистью, и не только малярной. По просьбе Тамары на дверях я написал акриловыми красками симпатичные букетики, а в одном из окон спальни сделал большой витраж на сюжет иллюстрации Билибина к “Сказке о царе Салтане” с подсветкой светодиодными гирляндами в тёмное время. Такие гирлянды мы использовали и для кардинального улучшения освещённости в гостиной, на лестнице и в кухне-столовой. В гостиной повесили на стену и обрамили старинный ковёр, которому лет этак 150, а в спальне – гобелен. Дом приобрёл совершенно иной вид, под стать сделанной ещё ранее ванной.

   На помощь в ремонте позвали сына Гали Козиной Диму, к которому присоединился приехавший к нам снова на заработки Сайфутдин. В гостевом доме пришлось срочно на месте верхней лестничной площадки городить ещё одну маленькую дополнительную спальню и сделать прозрачную крышу над балконом.

   После шестого сеанса химиотерапии обследование всей моей требухи на компьютерном томографе дало обнадёживающий результат: “В лёгких “свежих” очаговых и инфильтративных изменений не определяется. Сохраняются единичные очаги в прежнем количестве до 2 мм (=) … без динамики с 05.07.16”. Моя спасительница Гульфия была очень довольна, сказала, что пока сеансов химиотерапии в больнице с “иглоукалыванием”, от которого все вены на моих руках были буквально сожжены, больше не требуется, но стоит ещё подлечиться на дому швейцарскими, тоже химиотерапевтическими таблетками и постепенно переходить к нормальной жизни.

   2 декабря я прошёл подробное обследование всех своих внутренностей на магнитно-резонансном и компьютерном томографах, а через десять дней фиброколоноскопию под наркозом. Несмотря на обнадёживающие результаты декабрьских анализов, я по совету Телетаевой амбулаторно прошёл ещё один курс швейцарской кселоды.  А для урегулирования больше всего мучавшего меня бурчания в животе я сходил на приём в районную поликлинику к доктору по фамилии Окунь, которая оказалась женщиной хотя и с весьма ершистыми манерами, но прописала мне курс, постепенно успокоивший мой животик. В марте 2017 г. контрольная компьютерная томография не показала никаких тревожных симптомов.

   Ещё в декабре под своё наблюдение меня принял доктор Александр Витальевич Корнилов с отделения, где мне делали операции по удалению раковой опухоли. С мартовскими результатами я пришёл к нему на приём и по его направлению в конце июня прошёл очередное подробное исследование всех моих внутренностей. И всё было бы хорошо, если бы не указание томографа на новый рост очагов в лёгких, правда, пока ещё маленьких.

   Опекавший меня профессор Клименко вместе с Телетаевой решили до сентября не травить меня химией, тем более, что чувствовал себя я сравнительно хорошо, пищеварение более-менее наладилось, и единственный дискомфорт причиняла мне боль в пояснице, которую я нажил, слишком рьяно взявшись за прополку сорняков в саде-огороде в мае. Уже в феврале 2017 г. мне дали первую группу инвалидности сроком на 2 года, видимо, с расчётом, что через 2 года я либо окачурюсь, либо выживу. Так что мой рак вроде бы был побеждён, а может быть просто приостановлен.

   Но как лечить этот семейный рак души? Без разговоров просто прекратить давать деньги? Это вроде химиотерапии – уморить быстрорастущие раковые клетки. Однако так можно уморить и одну драгоценную здоровую клеточку. Добром это не могло кончиться. И мне всё чудился окровавленный хирург, вырезающий опухоль и метастазы. И не спалось, как в известном романсе на стихи Апухтина в исполнении Валерия Агафонова:

“Чёрные мысли, как мухи, всю ночь не дают мне покою,

 Жалят, язвят и кружатся над бедной моей головою!

 Только прогонишь одну, а уж в сердце впилася другая,

 - Вся вспоминается жизнь, так бесплодно в мечтах прожитая!

  Хочешь забыть, разлюбить, а всё любишь сильней и больнее…

  Эх, кабы ночь настоящая, вечная ночь поскорее!”.

   Хотелось покоя и положительных эмоций. Но спокойной жизни не получалось. У Тамары тоже обнаружили опухоль, к счастью, не такую страшную, как у меня, и ей срочно там же в Песочном сделали операцию. Нервы, нервы…

   Вопрос об Арсюшиной школе привёл к очередному кризису. Поговорить по делу не удавалось, Илья сразу же переходил на крик и убегал. Марина запретила ему даже информировать нас о том, как она думает решить этот вопрос. Но что-то надо было делать, и срочно. После долгих споров мы с Тамарой составили заявление Уполномоченному по правам ребёнка в Санкт-Петербурге с просьбой посодействовать установлению контактов с сыном и невесткой и отправили его по электронной почте.

   Записаться на приём к самой Агапитовой не удалось, поэтому мы пошли на встречу с её сотрудницей Алиной Селезнёвой. Выслушав нас, она предложила устроить переговоры с нашими детками, и мы дали ей номер телефона Ильи. Но приближался день рождения Арсюши, а через неделю – Пасха и день рождения Марины. Мы решили не портить праздники и попросили Селезнёву повременить со звонком пару недель.

   К семилетию Арсения, кроме вороха одежды, заготовленного Тамарой, я решил подарить ему хороший самокат, и мы специально съездили в большой спортивный магазин на КАДе. Чтобы я катался вместе с внуком, купили самокат и мне, а чтобы Арсений катался в защитном шлеме, и меня “ошлемовали”. Там же я купил запчасти для Арсюхиного велосипеда, в том числе и крылья, чтобы он мог гонять по лужам и не брызгать грязью на спину. Конечно, на день рождения я сочинил для внука считалку:

                  Раз, два, три, четыре, пять –

                  Вышел зайчик погулять.

                  Тут дедуля выбегает,

                  Сразу зайчика хватает:

                                      “Пиф-паф, ой-ой-ой,

                                    Выходи гулять со мной!

                                    А потом не баловать –

                                    Будем вместе рисовать.

                Наберись терпенья, зайчик,

                Ты, Арсюша, взрослый мальчик!”

                Было шесть, стало семь,

                Заяц стал большим совсем!

   Насчёт совместного рисования – это о моей безуспешной попытке начать с Арсением серьёзные занятия рисунком и живописью. Ещё до школьного кризиса, конечно, с разрешения Марины, Илья попросил меня научить Арсения основам правильного рисунка. Я с радостью оборудовал для своего будущего ученика пюпитр, торшер освещения и поставил перед ним натуру: оранжевый мячик и простой белый фарфоровый кувшин на фоне синей драпировки.

   Но провести с Арсением удалось только два занятия. На первом Арсюша нарисовал акварелью всю композицию, как умел, хоть и с моими подсказками, — в качестве отправной точки. А на втором мы с ним параллельно рисовали один только мяч, но зато уже стараясь правильно передать и форму, и цвет, и объём с тенями и полутенями. У Арсюши получилось неплохо. Но для дальнейшего прогресса нужно было сделать эти занятия систематическими, и я попросил Илью выделить для них определённое время. На это мне было сказано, что Марина не собирается подстраиваться под меня. На том это благое дело и завершилось.

   В день рождения мы накрыли у себя стол и ждали, что придут хотя бы Илья с Арсением. Но вечером пришёл только Арсюша, мы его угостили и с восторгом гоняли на новых самокатах по нашему зимнему саду, кухне, столовой и гостиной, а потом нагрузили его подарками и проводили домой. Это был счастливый вечер. На следующий день мы опробовали самокаты уже на асфальте – до детской площадки домчались мигом. Вообще эти складные самокаты очень удобны, их можно внести даже в метро, и я видел в городе много взрослых людей, добирающихся до места работы или учёбы на таких самокатах без всяких автомобильных пробок и с пользой для здоровья. В дальнейшем Илья ездил на моём в свою Кунсткамеру от метро “Адмиралтейская”.

   На этом относительно безмятежный период быстро закончился. Очередная попытка начать с Ильёй разговор о школе опять не удалась: он прокричал, что не будет обсуждать этот вопрос с нами. Тогда я позвонил Селезнёвой, и она обещала позвонить Илье через несколько дней. Я предупредил её, что трубку может поднять Марина, т.к. у них в то время была одна SIM-карта на два телефона, так уж они были бедны. Кроме того, телефон Ильи работал только на приём, и я предложил Илье купить для него новый телефон. Только я приобрёл новенький айфон, хотя и не из дорогих, но вполне современный, и передал его Илье, как он мне с ужасом прошептал, что ему звонили из органов опеки и хорошо, что попали на него, а не на Марину.

   Я перезвонил Селезнёвой, и она мне сообщила, что Илья отказался с ней встречаться, поэтому она ничего сделать не может. Ну, что же, значит, и эта наша попытка помочь внуку была бесполезной. Через несколько часов, к ночи, Илья постучался и швырнул мне мой подарок со словами: “Марина всё узнала!” Конечно, он сам доложил ей о звонке Селезнёвой. Мы ожидали, что Марина опять уедет в Купчино, но нет, видно, жить в шале ей понравилось. Некоторое время, случайно встречая нас, Илья шарахался в сторону, и до Арсения меня не допускали, потом всё вошло в обычную колею.

   Мы решили держаться подальше и больше не вмешиваться в жизнь этой семьи. Вот такие были у меня детки. Вместо долгожданного покоя, счастья и радости они подарили мне такие эмоции, которые я не испытывал всю свою долгую и, в общем-то, удачную жизнь: любовь и острую жалость к внуку, ненависть, презрение, безысходную тоску. Впрочем, Бог им судья. Судя по телевизионным “мыльным операм”, ток-шоу типа “Пусть говорят” и уголовной хронике — это были ещё цветочки. Оставалось напевать: “Счастье было так возможно, так близко, так близко…”

      Замкнутый круг “любовь – стройка – любовь” — реконструкция гостевого дома:

- кухонька-столовая;

- ванная с видом на небо;

- гостиная в стиле “прованс” и спальня с витражом а ля Билибин;

- жених и невеста — тили-тили-тесто 50-летнего совместного брожения.

                           20.2.5. И ПОСЛЕ ЗОЛОТОЙ ЖИЗНЬ БЬЁТ КЛЮЧОМ.

   28 января 2017 г. подкатил день нашей золотой свадьбы. Широко отмечать 50-летие нашей свадьбы мы с Тамарой не собирались. Во-первых, круг друзей и родственников, которые помнили бы это событие, сузился неимоверно: кого уж нет, а те далече, А во-вторых, просто денег не было. Поэтому мы решили скромно созвать домой наших школьных подружек   - Милку, которая специально ради этого не уезжала к своим в Бельгию, Людмилу, Валю и Иру – и, конечно, Галю Козину.

   Пригласили и Илью с семейством. Особенно хотелось побаловать Арсения, но Илья забежал на полчаса один, спешно поел салат-оливье и прочего, что Бог послал, и убёг. Зато Галю привезла её дочка Аня с пятилетней Машей, крестницей Тамары. Я вспомнил, как читал сказки Арсению, и с чувством прочитал ей пьесу “Теремок” Маршака, голосом изображая разных зверей. Она слушала, раскрыв рот, очень уж мне нравился этот “Теремок”, который кончается полной победой добрых зверюшек над лесными хищниками-разбойниками. А насчёт моего чтения однажды мне сказали, что мне бы с ним по радио выступать.

   Всё это происходило в дни, когда в Питере поднялся большой шум по поводу передачи Исаакиевского собора в пользование православной церкви. Людмила, режиссёр телевидения и типичная представительница вечно оппозиционной творческой интеллигенции, ещё по телефону, когда мы приглашали её на золотую свадьбу, сцепилась по этому вопросу с Тамарой, и под конец Тамара просила её на празднестве диспут не устраивать.

   Но не тут-то было — градус накала страстей в оппозиционной среде был так велик, что Людка уже в прихожей зачитала нам листовку с исторической и финансовой справкой о том, что собор всегда, даже при царях, был в государственной собственности, а музей приносил доход – 700-800 млн. руб. в год, поэтому неча его попам передавать. При этом утверждалось: “Финансовый поток будет перенаправлен в православно-церковный карман, учёту и налогообложению не подлежащий!!!”. Интересно, какой же “финансовый поток” потечёт “в православно-церковный карман”, если вход в собор будет бесплатным для всех?

   С цифрами в этой бухгалтерии вообще какой-то непорядок. При доходе 700-800 млн. музей “платил в бюджет города 80-90 миллионов рублей в год”. Из этой же справки, пусть даже “на ремонт и плановую реставрацию” уходило “350 миллионов рублей в год”, значит, остальные 270-360 млн. руб. в год оставались музею? При этом музей содержал 393 сотрудника. Получается, по крайней мере, по 700-900 тысяч руб. в год на нос, неплохо!

   При передаче собора церкви “…оставят только 40. Осмыслите эту жертву — 353 человека будут УВОЛЕНЫ по вине Церкви! Есть ли в этом хоть капля христианского?” Я думаю, это лицемерие: вот эти 40 сотрудников и есть те настоящие высококвалифицированные искусствоведы и реставраторы, которые продолжат свою работу, а остальные – всего лишь начальство, администрация и обслуживающий персонал – бухгалтеры, кассиры, билетёры, охранники, уборщики, функции которых берёт на себя церковь.

   А вообще за ремонт и плановую реставрацию таких архитектурных памятников мирового значения всегда платило государство из федерального бюджета, а вовсе не городской бюджет и не музеи. Так что реальный средний доход сотрудников вдвое больше, ну, а доход начальства – сами понимаете… Видно, этот вопрос так задел наших либеральных интеллектуалов-атеистов, что утерпеть не было мочи. В пылу спора я, шутя, конечно, назвал Людку большевичкой.

   Но чем больше я наблюдал тогдашнюю оппозицию, тем больше я находил в этих людях большевистских черт. Главная, это их глубокая убеждённость в собственной правоте и непогрешимости по всем вопросам, независимо от реальности и мнения большинства народа. Из фактов они всегда выбирали только те, которые согласуются с их представлениями, а остальные просто замалчивали. На всех, кто с ними в чём-либо не согласен, приклеивали ярлык приспособленца, холопа власти: добровольного, купленного или запуганного этой самой властью. Возможность для кого-либо иметь своё собственное мнение, отличное от их оппозиционного, категорически отвергалась.

   Ну, а кто всё же стоял на своём, для тех не жаль было ни нелестных эпитетов, ни оскорблений, ни осмеяния их физических недостатков, ни копания в грязном белье, никакой другой подлянки. И были бы они сами святыми, моральным образцом для подражания! Нет, та же грязь, те же пороки, как и у всех, а часто и похуже. И везде двойные стандарты: презумпция невиновности, свобода мысли и слова – это только для своих. А если вы думали иначе, то слухов достаточно, чтобы обвинять вас во всех грехах без всякого суда.

   Некоторые “либералы”, ранее известные как борцы за реституцию – возвращение собственности прежним владельцам – на зыбкой Исаакиевской почве совершали интересные кульбиты. Они утверждали, что после реформ Петра I церковь была частью государства, и ей ничего не принадлежало, кроме нательных крестиков. Поэтому, мол, нельзя возвращать никакое церковное имущество: не только храмы, но и, например, иконы, являющиеся культурной ценностью. Конкретно, в музей из Исаакия надо вывезти мозаики иконостаса с оригинала кисти Т. Неффа. Может быть, тогда уж все стены ободрать?

   В спор об Исаакии ввязалась и газета нашего садоводческого общества “Примула”.  Целый номер заняла статья, в которой был представлен весь букет “аргументов” противников возврата храма православной церкви. Читая эту атеистическую пропаганду, как будто взятую из печально известного издания 30-х годов “Безбожник”, по отношению к автору-анониму мне вспомнилась фраза из фильма Тарковского “Сталкер”: “Орган, которым верят, атрофировался … за ненадобностью”. Я написал по этому поводу контрстатью, по пунктам разбирая все эти “цветочки”, и хотел опубликовать её в той же газете. Кому любопытно, почитайте СТАРИКОВСКИЕ ПОДРОБНОСТИ 2. (1).

   До каких мелких пакостей могут опуститься воинствующие атеисты! Ранним пасхальным утром после ночной пасхальной заутрени, только я зашёл в душ, раздался телефонный звонок. Тамара ещё спала. Я, мокрый, выскочил из душа, ожидая какую-нибудь очередную неприятность, и услышал по городскому телефону: “Прослушайте голосовое сообщение от …” — и быстро зачитали незнакомый мне номер телефона. А далее — загробным голосом: “Христос воскресе!” — с ударением на “о”. Думаю, что такие “поздравления” от автомата рассылки этим утром перебудили тысячи петербуржцев, мирно почивавших после полуночного крестного хода. А ещё рассуждают о “европейских ценностях”!

    Некоторые говорили: “У РПЦ – хватательный рефлекс. Мало им Казанского, Смольного, Сампсоньевского соборов – хотят ещё и Исаакиевский, и Петропавловский, и Храм на Крови!” Насчёт двух последних я посоветовал бы радетелям музеев обратиться к духам двух императоров – основателя Санкт-Петербурга Петра Великого и убиенного такими же вот борцами за прогресс Александра Освободителя – хотели бы они, чтобы их прах покоился не в святом храме, а в музее на потребу зевак и туристов? Нет уж, господа-товарищи, хватит с вас одной мумии, экспонируемой напоказ в мавзолее на Красной площади!

   Другое дело, когда возмущение вызывает склонность многих церковнослужителей к мирским благам – роскошным автомобилям, дачам, золотишку и прочему добру. Не надо путать – хватательный рефлекс не у церкви, которая хочет вернуть и использовать по их прямому назначению храмы, а у таких погрязших в грехах церковноработников, которых я и священниками-то не называл.

   Им бы брать пример с Иоанна Кронштадтского, который порой приходил домой босиком, отдав свои последние сапоги нуждающимся из своей паствы. Но на то он и святой, а не обычный грешный человек, на то он и служитель, а не работник церкви, потому что для служителя главное – само служение, а не вознаграждение, которое им нужно только для того, чтобы это служение продолжать. А вот для работников главное зарплата, подношения, взятки — деньги и то, что на них можно поиметь для себя.

   То же касается и других “слуг народа” — государственных служащих, у которых хватательный рефлекс ещё сильнее и возможностей для его удовлетворения ещё больше. Но как найти столько бескорыстных “слуг”, а по своему положению – господ и начальников над массами простых людей, чем заменить их неуёмную жажду обогащения – славой, почестями, памятниками, обещанием вечного блаженства? Такого ещё никто не придумал. А страх перед земным судом и наказанием, как показывает практика, мало кого удерживал от соблазна. Одна узда – страх перед Судом Божьим, но атеистам он не ведом.

   Да, все мы ходим под Богом. Вот и у нас в Питере прогремел теракт в метро. Безумие расползалось по всему миру как чёрная плесень. А тут ещё внезапная, нелепая смерть старого знакомца, бывшего Председателя ЗакСа, а тогда сенатора Вадима Тюльпанова, ближайшего друга Матвиенко, крестной мамы его дитяти, который срочно прибыл в Петербург, чтобы почтить память жертв террора.

   И вот судьба! Только он отметился перед журналистами у народного мемориала красных гвоздик, так сразу отправился в уютное местечко, закрытый спортивно-оздоровительный комплекс, иначе, баньку, где обычно в тёплой дружеской атмосфере вершились настоящие большие дела с нужными людьми. Некрасиво. Там его и настигла курносая. Поскользнулся, упал и … не очнулся. Потом уже не гипс, а мрамор.

   Я не злорадствовал — лично к Вадиму Альбертовичу я не питал никаких эмоций. Он был типичным представителем той политической элиты, которая господствовала в то время во всей России. Какого большого начальника ни копни — за внешней респектабельностью и благопристойностью, даже показной верой в Бога — баньки, дачи, роскошные особняки и яхты, авторучки в бриллиантах, семейные замки за рубежом, распущенные отпрыски-мажоры, открыто демонстрирующие презрение к родной “Раше”, фирмы в офшоре, валютные счета и миллиарды наличными под рукой.

   Откуда деньги, понятно, — тёмные делишки, взятки и воровство. Некоторых единичных мерзавцев для утоления жаждущей крови толпы и укрепления веры в справедливость и святость самого верховного правителя сажали. Особенно печально было видеть среди выявленных взяточников таких губернаторов и министров, как Белых и Улюкаев, имевших ранее репутацию либералов. Но система власти брала своё. В ней нельзя было выжить и играть не по её неписаным правилам. Слаб человек!

Как весело распевал князь Галицкий из оперы Бородина “Князь Игорь”:

“Только б мне дождаться чести,

На Путивле князем сести,

Я б не стал тужить,

Я бы знал, как жить.

Днём за бранными словами,

За весёлыми пирами,

Я б судил-рядил,

Все дела вершил.

Всем чинил бы я расправу,

Как пришлось бы мне по нраву,

Всем бы суд чинил,

Всех вином поил!

Пей, пей, пей, пей, пей, гуляй!

               К ночи в терем бы сгоняли

               Красных девок всех ко мне,

               Девки песни б мне играли,

               Князя славили б оне.

               А кто румяней да белее,

               У себя бы оставлял.

               Кто из девок мне милее,

               С теми б ночи я гулял.

Эх!

Кабы мне да эту долю,

Понатешился б я вволю,

Я б не стал зевать,

Знал б, с чего начать.

Я б им княжество управил,

Я б казны им поубавил,

Пожил бы я всласть,

Ведь на то и власть.

Эх, лишь только б мне покняжить,

Я сумел бы всех уважить,

И себя, и вас!

Не забыли б нас!

Гой, гой, гой, гой, гой! Гуляй!”

   Вспоминалась китайская притча о драконе, сидящем в золотом дворце и тиранящем жителей округи. Многие герои пытались свергнуть тирана, но никто из них из дворца не возвращался. А почему? А потому, что, победив дракона и став хозяином дворца, они сами превращались в таких же драконов, не отличимых от прежних, поэтому казалось, что дракон бессмертен. Дело не в драконе, а в золотом дворце.

   Что же — опять революция и кровища, чтобы на место одних драконов сели другие? Честные выборы?  — Не спасали: во всём мире — та же грязная борьба за власть, такие же циничные и двуличные политики, обливавшие друг друга помоями. И не было среди них ни одного, не запятнанного и бескорыстного. Надо было менять природу власти, чтобы она перестала быть золотым дворцом.  Но как это сделать? — Безнадёга и безысходность.

   Безнадёга и безысходность в отношении школьной судьбы Арсения угнетали меня с Тамарой до конца весны 2017 г.. Но как было написано на кольце мудрого царя Соломона: “Всё пройдёт, и это пройдёт”. Господь всё управил! 27 мая вся наша троица вернулась из очередной поездки в город, о цели которой я, конечно, ничего не знал, и Марина с торжеством мне объявила, что Арсения приняли в Хоровое училище имени Глинки.

   Это было уже совсем другое дело. Ведь до этого Арсений сказал мне, что он провалил экзамен и в музыкальной школе, и неопределённость с его учёбой была полная. Как выяснилось позже, в музыкальной школе он считался очень способным, и ему на экзамене дали задание повышенной сложности, с чем он не сумел справиться, но всё равно его оставляли и даже придерживали для него бюджетное место. Видимо, тот музыкальный слух, который был отмечен у Арсюши ещё в двухлетнем возрасте, не пропал. Выбор, безусловно, остался за Хоровым училищем, где давали и музыкальное, и общее образование.

   Значит, ребёнка не будут таскать по городу из обычной школы в музыкальную. И в этом случае, конечно, тоже пришлось бы возить его в город на Мастерскую улицу вблизи Мариинского театра, но, во-первых, занятия в училище начинались на час позже, чем в обычной школе, — половина десятого, а во-вторых, путь по Западному скоростному диаметру занимал не больше часа — уже терпимо. У меня сразу отлегло на душе, и я искренне поздравил Арсюшу и его родителей. Конечно, мы отметили это событие в “Рыбе на даче”.

   В интернете я открыл сайт этого училища – старейшего профессионального учебного заведения России: “Его истоки восходят к 1479 г., когда высочайшим указом Великого князя Иоанна III был основан Хор малолетних певчих при созданном тремя годами ранее Хоре Государевых певчих дьяков. Регулярное систематическое музыкальное образование начато в 1856, когда при Императорской придворной певческой Капелле были открыты вначале регентские, а двумя годами позже и инструментальные классы”. С ним связана деятельность Бортнянского, Глинки, Балакирева, Римского-Корсакова, Аренского и других великих русских музыкантов. Отсюда вышли многие выдающиеся исполнители, например, знаменитый тенор Атлантов. Хор мальчиков училища гастролировал по всей планете.

   Я внимательно изучил состав изучаемых предметов и расписание занятий за предыдущий учебный год. В отличие от обычной школы, кроме русского языка, литературного чтения, математики, технологии, занятий по окружающему миру и изобразительному искусству, с первого класса большое внимание уделялось изучению сольфеджио в маленьких группах – три раза в неделю, хоровому пению – пять часов в неделю – и слушанию музыки. Со второго класса начиналось изучение английского языка в двух подгруппах, а с четвёртого – музыкальной литературы и основ религиозной культуры. В пятом классе вводилось изучение второго иностранного – немецкого – языка, а также биологии, географии и истории музыкальной культуры. С шестого класса учёба распространялась и на субботы, добавлялась геометрия, алгебра и физика. В седьмом – химия, гармония и история Капеллы, в восьмом – народная музыкальная культура, основы безопасности жизни и загадочное Э.т.м., в девятом — граждановедение. Дальше обучение шло уже не по классам, а, как в системе профессионального образования, -  по курсам. На первом курсе изучали полифонию, педагогику, хоровую литературу, обществознание, право и естествознание, а на втором -  непонятное А.м.и., информатику, инструментоведение, латинские тексты и музыкальную информатику.

   Во внеурочное время по дополнительной программе “Музыкальное творчество” шло обязательное обучение игре на фортепиано – с первого по третий класс по 5 – 7 часов в неделю, а с четвёртого – по 6 -8 часов. По этой же программе проходили занятия по постановке голоса. Факультативно можно было обучаться игре на дополнительном инструменте – от скрипки, трубы, кларнета, ударных инструментов до гитары. Уроков физкультуры в расписании я не обнаружил, но Марина сказала, что воспитанники Училища занимаются плаванием в бассейне Института им. Лесгафта. Эх, мне бы поучиться по такой программе!

   Набор производился только в один первый класс, причём исключительно мальчишек, поэтому выпуск за последние годы не превышал 15 человек, которые в подавляющем большинстве продолжали обучение в высших учебных заведениях. Предоставлялась отсрочка от службы в армии. Училище готовило дирижёров хора по специальности “Хоровое дирижирование”, но его выпускники могли работать артистами хора, руководителями хоровых и творческих коллективов, преподавателями. Обучение было бесплатное, а на старших курсах даже предоставлялась стипендия.

   В общем, как я думал, судьба Арсения была предопределена – он будет музыкантом. Известный композитор Артемьев, который закончил аналогичное хоровое училище в Москве, заметил, что люди, выросшие в хоровом коллективе, навсегда сохраняют чувство особой общности и умение дружить, т.е. прекрасно социализируются, а это для Арсения было бы особенно важно. Помимо того, известно, что профессия дирижёра способствует долголетию, т.к. сочетает руководящую роль, постоянную физкультуру и эстетическое удовольствие. Да и вообще, музыка – это высшее наслаждение, данное людям от Бога!

   Мне говорили, что общее образование в Училище слабовато, но я всегда считал, что специализация с младых ногтей, как в средневековых цехах, когда подмастерья учились у мастера, – это правильно и много полезней, чем плавание по верхам, когда уже взрослые выпускники школ не знают, куда их понесёт дальше.

   То, что я заметил в Арсении ещё до начала занятий в Училище – это признаки актёрских способностей. Часто он выдумывал какую-нибудь историю, изображал что-то, а потом признавался, что он это выдумал: “Я пошутил!”. Так что, возможно, он станет актёром, при этом музыкальное образование точно пригодится. В общем, поступление Арсения в Хоровое училище я воспринимал как чудо, как особую милость от Спасителя.

   После определения школьной судьбы Арсения, наши семейные страсти на время стали постепенно утихать. У меня к невестке появилось даже какое-то понимание и сочувствие: просто сказка о Золушке, которая когда-то удачно выскочила замуж за принца, в очередной раз не состоялась. Поэтому, как пел Высоцкий в своей сказке о несчастных лесных жителях: “Тоже ведь она по-своему несчастная, Эта самая лесная голытьба”.

   Я старался как можно больше времени проводить с Арсением и не столько для того, чтобы самому играть с ним, а чтобы водить его на детские площадки, где он мог бы общаться с самыми разными детьми. Он искренне искал контакта с любыми ребятами, но поначалу у него часто возникали конфликты, особенно со своими сверстниками, претендующими на лидерство. Порой он так заигрывался, что, стараясь привлечь к себе внимание, становился клоуном, и злые ребятишки начинали его дразнить и смеяться над ним, а иногда и драться. Я рассчитывал, что постепенно в играх со старшими ребятами он научится подчиняться, а с малышами – проявлять осторожность и заботу. Мне хотелось, чтобы Арсений понял: худой мир лучше доброй ссоры, — и начал проявлять гибкость и способность к компромиссу.

   С девчонками долгой дружбы у него не получалось. После трогательных сцен спасения “погибающей”, карабкающейся на детскую горку “дорогой подруги”, со словами: “Дай руку, любимая!”, — при следующей встрече он уже не обращал на неё никакого внимания, к её полному разочарованию. Ох, и сердцеед вырастет! Зато к некоторым мальчишкам, особенно старшим, Арсений был очень приставуч, напрашивался в гости, а мне приходилось устраивать ответные приёмы, т.к. в родительский дом никого привести было невозможно.

   Однажды у церкви, куда мы его водили на первую исповедь и на причастие, он познакомился с хорошо воспитанным мальчиком старше его года на три. Я пригласил его к нам, но после угощения этот мальчик буквально впился в интернет на нашем ноутбуке и не мог оторваться от киносериала, хотя даже Арсений сам предлагал ему погулять, наконец. То же повторилось и в другой раз, и я понял, что он приходил к нам только для того, чтобы посмотреть любимые ужастики, видно, дома ему это не позволяли. Я стал опасаться, как бы компьютерная болезнь не передалась Арсюше, и пришлось прекратить это знакомство. Ведь с кем поведёшься, от того и наберёшься.

   Вот и мне очень хотелось, чтобы Арсений побольше набрался от нормальных добрых людей. Нравоучениями я его не мучил, но старался просто побольше разговаривать с ним на разные темы. Постоянно борясь с его упрямством и непослушанием, за целый день общения с этим “вождём краснокожих” я так уставал, что наутро просыпался с гипотонией – верхнее давление падало порой ниже 90.

   Перед школой Марина занялась обучением Арсения счёту, чтению и письму, и он быстро достиг определённых успехов. Всё-таки учение из-под палки, надо признать, эффективно. В этом я ещё раз убедился, встретив на пляже старого знакомого – папу лет шестидесяти, отца трёх дочерей: семилетней и двух трёхлеток. Впервые я познакомился с ним на том же пляже два года назад, и уже тогда он продемонстрировал, как его пятилетняя дочка и оставленная на его попечение племянница того же возраста изучают греческий язык. А на этот раз он поведал мне, что его старшая уже третий год учится в английской школе, изучает, кроме того, китайский и латынь, а также алгебру. Чувствовалось, что у него во всём армейский порядок.

   Чем-то он напомнил мне папашу моего детского друга Бори – полковника Барахтина. И точно, этот мой знакомец сказал, что в семье все его величают на Вы, как и у Барахтиных. Командовал он своим многочисленным потомством с помощью свистка. В душе я искренне пожалел и его, и всех его дочек. А может, стоило бы позавидовать?

   За неделю до начала учебного года Марина записала Арсения в подготовительный класс Санкт-Петербургской городской художественной школы на набережной Крюкова канала рядом с Никольским собором. Судя по работам учеников школы, представленных на её сайте, эта школа со столетней историей берегла традиции русской реалистической живописи. Я полагал, что по четвергам он будет ходить туда на часовые уроки композиции после занятий в Училище, ну а по воскресеньям придётся возить его особо на два с половиной часа на уроки живописи. Художественная школа была расположена рядом с Училищем. А у меня появилась перспектива ещё поучится любимому делу вместе с внуком и, главное, обеспечить его поступление в первый класс в будущем году, чтобы он по крайней мере ещё девять лет наслаждался этим чудесным занятием – поиском красоты с помощью кисти и красок.

   Вернусь к нашим отношениям с “Примулой”. Хотя Тамара была возмущена публикацией “Примулы”, но она была и против того, чтобы я показал свою контрстатью лидеру общества “Примула” и редактору газеты Марии. Она не желала портить с ней установившиеся хорошие отношения и опасалась развала клуба любителей природы из-за идейных разногласий по вопросу, не имеющему никакого отношения к садоводству. Подобно храму, который должен быть храмом, клуб любителей природы должен быть клубом. Постепенно страсти вокруг Исаакия поутихли.

   Общество “Примула” организовало экскурсию на микроавтобусе в Марьино, имение графов Строгоновых и позже князей Голицыных, находящееся в частной собственности. Это имение, совершенно разрушенное и разграбленное во время ВОВ, новой хозяйкой с простой фамилией Степанова было приведено в порядок: кукарекали петухи, гоготали гуси, суетились куры и цесарки, на выгонах паслись коровы, овцы и табун лошадей. В особых вольерах красовались павлины – цветные и белые – и толпилось целое стадо страусов. В гнезде на верху водонапорной башни и куполе живописных готических руин ещё не восстановленной церкви важно восседали аисты. В большом пруду за куском булки поднималась целая буря широко раскрытых карповых пастей.

   Просторный ангар был заполнен каретами, экипажами и расписными санями. Парк ухожен, а дворец, построенный по проекту Воронихина, отремонтирован, правда, довольно аляповато, заставлен новодельной мебелью и увешан грубыми копиями со старых картин. Но всё равно этот китч лучше, чем полное запустение. Часть дворца, включая сводчатые подвалы, превращена в музей, а часть – в отель и ресторан с головами, шкурами и чучелами охотничьих трофеев.

   Там я решил повеселить наших садоводов и произнёс примерно такой тост:

   “Мы собрались в историческом месте, и я хочу поделиться с вами своими размышлениями. Как-то мне захотелось посчитать количество своих кровных предков за последние столетия: за век получилось – двое родителей, четверо дедов и бабок, восемь прадедушек и прабабушек и 16 пра-пра – всего 30 предков. Ещё за век у каждого из 16 пра-пращуров тоже наберётся по 30 предков. Итого за 200 лет – уже 510, а со времени Ивана Грозного – более 2 миллионов. Значит, в каждом из нас смешана кровь огромного количества людей самых разных сословий и национальностей.

   К чему это я? Дело в том, что в нашей семье есть предание, вернее, даже факт, который оставила мне мама в своих воспоминаниях. Оказывается, её прабабка по отцовской линии служила экономкой у графа Строгонова. Мама говорила, что сама видела её дагерротип, и на нём моя прапрабабка была одета как барыня. Я поинтересовался судьбой последнего графа Сергея Александровича Строгонова. В 1882 году он женился на княжне Евгении Васильчиковой, но в 1884 году она умерла. Граф женился вторично только в 1911 году в эмиграции во Франции, так и не оставив детей. А мой дед Фёдор родился в 1886 году – понимаете? Я, конечно, не претендую на владение этим имением, но …”

   Тут все оживились, зашумели и кто-то, наконец, назвал меня “Ваше Превосходительство”. Когда я рассказал Арсению об этой экскурсии и о моём тосте, он очень впечатлился: “Выходит, я – граф? Я — граф!?” Я посоветовал ему особо не задирать нос – это всего лишь ничем не подтверждённая сплетня, а графский титул бастардам не передаётся, но в душе надо хранить честь и вести себя так, чтобы не уронить графское достоинство. Потом он выяснял у меня, кто такие бастарды и как они получаются.

    В Марьино я приобрёл книгу Сергея Кузнецова “Строгоновы. 500 лет рода. Выше только цари”, написанную по материалам эмигрантских собраний и раскрывающую немало семейных тайн. Кстати, как я выяснил у симпатичного молодого экскурсовода в нелепом наряде швейцара с золотыми лампасами, водившего нас по дворцу и даже сыгравшего нам на фортепиано, написание фамилии “Строгонов” и “Строганов” эквивалентно. Я воспользуюсь вариантом с  “о”, как  пишется в старинных гербовниках.

    В начале сентября на финальном в 2017 году собрании “Примулы” в гостях у Марии Тамара даже сама рассказала о нашем отношении к спорной статье, но под шампанское все были настроены благодушно, и споров не возникло. Я же похвастался нежданной школьно-певческой карьерой Арсения и предложил тост за музыку и музыкантов, услаждавших на этой встрече наш слух прекрасной игрой на скрипке в сопровождении электропианино.

   Наконец наступил День знаний – 1 сентября. Все вместе мы поехали в Училище по недавно построенному, как на заказ, Западному скоростному диаметру. Чтобы въехать на него, пришлось сделать небольшой крюк по участку Кольцевой дороги до завода Хёнде. Зато потом мы пулей промчались по высоким мостам над Крестовским и Васильевским островами прямо в район Порта, а оттуда до Коломны рукой подать – без всяких автомобильных пробок. Правда, за плату, и немалую, но Марина приобрела транспондер, так что ехали без остановок и доехали за 50 минут.

   Арсения вместе с другими первоклассниками сразу забрала классная руководительница Елена Владимировна, одетая в платье ярко-жёлтого цвета. Она возложила на микроджентльменов в пиджаках через плечо алые ленты с золотой надписью “Первоклассник” и увела их на репетицию традиционной декламации стишков, которые её выводок должен был произнести впервые со сцены. До начала торжественной церемонии оставалось ещё немало времени, которое мы бездарно скоротали в машине, так что вошли в зал, уже битком забитый учениками, их родителями и бабушками. Усадили только Тамару, остальным пришлось стоять у окон.

   Директор Хорового училища Владимир Евгеньевич Беглецов в своей краткой речи поздравил всех с началом учебного года и, в частности, похвастался тем, что Училище в этом году благоустроило территорию большого пустыря во дворе за окнами, у которых мы стояли. И действительно, в окружении ободранных брандмауэров и заборов зеленела трава, пролегали мощёные дорожки, стояла яркая детская горка и за решёткой раскинулось поле для мини-футбола.

   После выступлений директора Училища и профессора Консерватории В.У. Успенского, поступившего в это Училище 71 год назад и назвавшего первоклассников торжественным старинным словом “капеллане”, на сцену вышли семь учеников выпускного класса, которые сначала исполнили а капелла обращение к первоклашкам на известную мелодию “В тёмном лесе”. Потом из зала на сцену поднялся ещё один старшеклассник, исполнявший роль отца русской музыки Михаила Глинки, в расшитой бордовой феске с кисточкой, как на известном портрете композитора. Под мелодию “Славься” он посвятил каждого из первоклашек в музыканты, хлопая их по плечу скрипичным ключом, и роздал им безусловно очень полезные в будущем книжки-словари иностранных музыкальных терминов.

   Пришла очередь первоклассников. Все они произнесли по нехитрому четверостишию, в том числе и Арсений:

                           “Будем мы всегда стараться

                            Лишь пятёрки получать,

                            Педагогам обещаем

                            Только радость доставлять”.

   Ну-ну, посмотрим! Наконец, ансамбль старшеклассников спел поздравление своей первой учительнице – той же Елене Владимировне, причём один из них аккомпанировал на рояле, а другой исполнил соло на фаготе. Слаженное звучание этого ансамбля показало, чему могут научить в этих стенах. Финал этой церемонии был для нас сюрпризом. Самый здоровый старшеклассник, тот, кто играл на фаготе, схватил нашего Арсюшу под мышки и понёс его на вытянутых руках как какого-нибудь кота через весь зал, а Арсений звонил в колокольчик. Ноги его болтались как сосиски, и мы очень переживали, как бы с него при его худобе не упали брюки. Так что наш внук дал первый звонок в Училище в 2017-18 учебном году, вот какая ему выпала честь! Думаю, что его выбрали на эту роль из-за симпатичной мордашки и, главное, из-за его малого веса: среди всех своих однокашников он был самый мелкий. Всю эту церемонию снимали и выложили на странице Училища в социальной сети Вконтакте.

   Потом Елена Владимировна познакомила первоклассников и их родителей с классом, в котором они будут заниматься по общеобразовательным предметам. У каждого ученика – своя парта. В классе мне бросились в глаза пианино и глобус, а на стене – икона. Ребятам роздали подарки от администрации города – каждому три книги: “Большая энциклопедия юного эколога”, “Путеводитель для детей. Санкт-Петербург” и “Сказки” Мамина-Сибиряка. Эти книги были такими интересными, что Тамара прихватила их к себе, и я читал их Арсению, когда он бывал в нашем доме.

   С целью сплочения нового детского коллектива Тамара придумала интересный ход. Она купила по дешёвке в лисиносовском питомнике 15 маленьких пирамидальных туй высотой около метра и попросила у директора Училища разрешения на их посадку во дворе Училища от имени 15 учеников первого класса.

   Предложение было с благодарностью одобрено, а помогал нам зам. директора по хозяйственным вопросам, выпускник Училища, молодой человек, которого все величали Иван Анатольевич, с которым мы выбрали место посадки вдоль 16-тиметрового забора, кстати, в соответствии с планом озеленения. Он снабжал нас садовой землёй в мешках.

   Классная дама Елена Владимировна тоже была очень рада нашей инициативе. Решили приурочить церемонию символической посадки деревьев первоклассниками ко Дню учителя. До этого нам надо было произвести основные работы: привезти саженцы и удобрения, выкопать ямы, смешать грунт с садовой землёй и удобрениями, установить саженцы в ямы, засыпать плодородной земляной смесью, сформировать приствольные круги и пролить, как следует, водой. Кроме земляных работ, надо было сделать стойкие к непогоде таблички с именами первоклассников, т.к. основная идея всей этой затеи – чтобы нынешние первоклассники росли вместе со своими именными деревьями и ухаживали за ними. За эту задачу взялась одна из мам – профессиональный дизайнер, а Елена Владимировна попросила всех своих учеников сделать своим деревьям подарки — рисунки на тему посадки деревьев для этих табличек.

   На всё про всё у нас было три дня. Тамара решила, кроме туй, посадить ещё вдоль забора девичий виноград, а перед туями – ряд из 17 хост. В первый день мы посадили виноград и всего четыре туи, зато я выдолбил ещё несколько ям. Именно выдолбил, потому что под тонким слоем грунта, на котором ещё росли сорняки, лежал сплошной строительный мусор: обломки кирпичей и осколки стекла. Под вечер, наблюдая нашу ударную работу, зам. директора пригласил нас в учительскую столовую и познакомил с главным поваром Сандро. Тот с грузинским гостеприимством вкусно накормил нас и даже подарил большую флягу с малиновой настойкой на чаче.

   Мы уродовались ещё два дня, но так и не успели как следует посадить последние пять туй, а просто опустили их в ямы и присыпали грунтом. Иван Анатольевич и Сандро даже приносили нам кофе к месту работы. Под конец мы работали уже в темноте и под проливным дождём. А как собрались уезжать, выяснилось, что в моём “Форде” сдох аккумулятор. Сначала Сандро подкатил свой навороченный автомобиль, но прикурить от него не удалось. Хорошо, что у меня с собой было пуско-зарядное устройство, а у Сандро нашлась длинная переноска, которую он подключил к розетке на своей кухне. Так что без приключений не обошлось.

   На следующий день мы поехали в Училище вместе с Мариной и Арсением к 8-45. Я разложил перед туями горшочки с землёй и бутыли с водой и повесил на верхушки номера. Когда пришла Елена Владимировна со своими учениками и толпа родителей, ребята запустили в небо разноцветные воздушные шарики, а потом я выступил перед ними с такой речью:

   “Дорогие ребята! Вам здорово повезло в жизни: ведь вы поступили в самую старейшую школу России – Хоровое училище имени Глинки. А в таких старинных заведениях есть свои традиции. Предлагаю вам завести ещё одну новую традицию. Пусть каждый из вас посадит дерево – вот такую маленькую пирамидальную тую, даст ей своё имя и ухаживает за ней. За 11 лет, которые вы проведёте в стенах Училища, вы станете большими дядями, а туи превратятся в большие деревья.

   Вы все разные, и туи тоже все разные. Чтобы каждый из вас честно выбрал свою тую, давайте бросим жребий. Вот в этой волшебной шляпе на бумажках написаны номера. Тяните бумажки и потом с папами и мамами найдите свою тую, высыпьте землю из горшочка под тую, полейте её и повесьте на неё вот эти красивые таблички с вашими рисунками и именами. Ну, давайте!”

   После окончания символической процедуры посадки я собрал ребят в кружок вокруг Елены Владимировны:

   “У каждого из вас есть одна мама, один папа и одна первая учительница – Елена Владимировна. Сегодня праздник – День учителя. Давайте трижды прокричим ей “Поздравляем!” и трижды пробежим хороводом вокруг неё. Ура!”

   Тамара прибавила ещё несколько слов:

   “Как эти туи будут сплетаться корнями и ветками, так и вы теперь братья на всю жизнь”. “Один за всех, и все за одного!” – вместе с ней хором прокричали дети.

   Ребятам вручили красивые “Дипломы юного садовода”, а мне с Тамарой – благодарственные письма от администрации Училища. Текст – в СТАРИКОВСКИХ ПОДРОБНОСТЯХ 2. (2). Весь следующий день мы доделывали наш грандиозный проект, а потом несколько дней отходили от непосильного бремени, которое мы на себя взвалили.

   Арсению нравилось ходить в школу, однако он не любил рассказывать о своих школьных делах. В первом классе оценок по общеобразовательным предметам не ставили, а награждали “улыбками”, но по музыкальным дисциплинам ставили оценки и предупредили, что с тройками по музыке переход к специальному образованию, которое формально начиналось с пятого класса, невозможен. Первую пятёрку Арсений получил как раз на занятии по фортепиано. Он с гордостью хвастался: “Это не какая-то там “улыбка”, а настоящая пятёрка!”

   На следующий день в субботу после посещения со мной и Тамарой Мариинского театра на премьере маленькой оперы Моцарта “Директор театра” мы пригласили его в ресторан “Хочу харчо!” Правда, удовольствие от вкусного обеда было испорчено. Помешивая ложкой чай в стеклянной пиале с двойными стенками, я обнаружил, что первое дно разбито, и на втором дне болтаются острые осколки. Хорошо, что я не допил чай до дна! Тамара, конечно, была возмущена и пригрозила начальнице над официантками, которая пыталась замять этот скандал, что сфотографирует эту пиалу и покажет её в интернете. Перепуганная, но хитрая мэтресса сумела обманом выманить у неё это вещественное доказательство, а потом заявила, что пиалу разбил я сам. Ну, не вытравить из нашего народа совковые повадки! Тамара была возмущена таким “обслуживанием”, попросила жалобную книгу, описала всё случившееся и сфотографировала написанную жалобу, чтобы она не исчезла, как только что “испарилась” злополучная пиала.

   К нашему удивлению, через пару дней из ресторана позвонили, извинились и пригласили в удобное для нас время на так называемый “комплимент”. Через неделю в воскресенье, когда мы возили Арсения в Художественную школу, мы отведали предложенное нам в качестве компенсации угощение – три десерта на выбор – и, конечно, снова вкусно пообедали за свой счёт. Я заметил, что на всех столах в ресторане эти самые опасные пиалы с двойным дном исчезли. Вместо них появились удобные стеклянные кружки, так что и здесь, пожалуй, мы сделали доброе дело. Не зря я мешал ложкой в чае!

   Вообще я с радостью возил Арсения в Художественную школу по воскресеньям: ведь теперь я общался с ним гораздо меньше, чем до школы. В понедельник и четверг они возвращались из школы уже поздно вечером, т.к. по расписанию занятий в эти дни было по 6 уроков, а после них – в понедельник – бассейн, а в четверг – Художественная школа. По средам и пятницам было по 5 уроков, только во вторник – 4, но зато занятия по фортепиано, как и по пятницам. Дома Арсению тоже надо было делать домашние задания и заниматься музыкой с Мариной, поэтому свободного времени для гуляний со мной у него почти не оставалось. В следующих классах нагрузка была ещё больше. Со второго класса добавлялся английский язык, в четвёртом – основы религиозной культуры, с пятого начиналось среднее специальное образование, а после девятого — I и II курсы. По сравнению с предыдущим из расписания исчез немецкий язык. Видимо, два иностранных языка уже как следует было не потянуть. Пока Марина отказалась и от занятий на втором инструменте – это было уже нереально.

   Начались и первые школьные неприятности. Арсений всё-таки вести себя не умел. В Художественной школе по воскресеньям он занимался в группе вместе с несколькими девочками, все постарше его, все серьёзные. Долго усидеть на одном месте Арсений, конечно, не мог и явно мешал им рисовать. Учительница пожаловалась мне на это и даже посоветовала перевести его в другую группу к малым ребятам. А в Училище то жаловались на Арсения, что он дразнит других ребят и нарывается на грубость, то он сам плакался, что его били вчетвером. В общем, пошёл трудный процесс притирки. Я внушал ему, что самому задираться не надо, никогда никого не задевать, но: “при всякой неудаче давать умейте сдачи, иначе вам удачи не видать”.

   Тем не менее, первую четверть Арсюша закончил успешно. По общеобразовательным предметам он заработал 12 “улыбок” высшей пробы, 6 – соответствующих четвёрке и всего одну – тройке. У Елены Владимировны претензий к нему не было. А по сольфеджио в его нотной тетради стояла даже пятёрка с плюсом. Всё шло хорошо и в игре на фортепиано и музыке. В его рисунках в Художественной школе тоже был виден прогресс: видимо, насмотревшись на работы соучениц, он стал им подражать.

   В декабре у Арсения был экзамен по игре на фортепиано. Он играл какой-то этюд и “Славься!” Глинки и получил 5 с большим минусом. Хотя дома он играл прилично, но на экзамене, как он сказал, очень стеснялся, боялся и допустил несколько ошибок. Хорошо, что его преподавательница заступилась за него перед экзаменационной комиссией. Всё равно, я был поражён, как он за пару месяцев научился играть двумя руками, и сказал ему, что теперь надо учиться быть артистом и выступать с удовольствием, слушая только музыку и не обращая внимания на публику. Экзамен по сольфеджио он тоже сдал на пять с минусом, но только уже с маленьким.

   Ещё зимой мне звонили из администрации Петроградского района и предлагали принять участие в чествовании супругов, дотянувших до золотой свадьбы. Но тогда Тамара не захотела. А в октябре позвонили снова, и мы ради развлечения согласились. По телефону меня попросили рассказать о моём трудовом пути и очень удивлялись моим метаморфозам. Перед самой торжественной церемонией по меньшей мере три раза звонили из разных инстанций – из Петроградской администрации, Петроградского ЗАГСа и муниципального образования “Аптекарский остров”. Похоже, что ожидалось большое начальство. Нас оповестили, что чествование состоится в ЗАГСе Петроградского района, там, где регистрировались Илья с Мариной. Тамара собиралась неохотно, т.к. ожидала очередного нудного официоза, да и чувствовала себя неважно. Я уговорил её только потому, что хотелось всё-таки снова посетить этот ЗАГС, расположенный в особняке князя Горчакова, и пофотографировать интерьеры.

    В гостиную с большим камином и коридоры особняка сползались “сладкие парочки”, некоторые на пяти, а то и на шести ногах. Публика солидная, так что мы с Тамарой смотрелись даже как-то легковесно. Тамара уже устала сидеть, и мы прохаживались по коридорам, как внезапно распахнулись двери в зал, перед которыми мы оказались первыми. Всех пригласили, я подал Тамаре руку, и под музыку, под вспышками репортёров мы во главе толпы вошли в зал и сели в первом ряду кресел.

   Наши предчувствия сбылись: мероприятие посетили сам Председатель Законодательного Собрания Петербурга Вячеслав Серафимович Макаров и сопровождающие его лица – глава Администрации Петроградского района, депутат ЗакСа и начальница ЗАГСа (не путать эти заведения!). Все они по порядку старшинства выступили, слава Богу, с короткими речами, а потом началось вручение адресов и подарков, а бабам, конечно, цветов. При этом оглашались послужные списки брачующихся. В числе первых поздравили две “бриллиантовые” пары, протянувших вместе целых шестьдесят лет, а потом в алфавитном порядке – всех остальных, “золотых”.

   Мой трудовой путь, как и Тамарин, по сравнению с изложенным по телефону, немного переврали, но не суть. Вячеслав Серафимович и компания пожали мне руку, а Томочку чмокнули в щёку. Подарок в большом пакете был довольно увесистым, а букет белых хризантем скромным, но изящным.

   Всего собралось около двадцати пар, и, судя по послужным спискам, всё люди не простые: и доктора, и кандидаты наук, главные конструкторы, профессора, изобретатели, авторы книг – цвет интеллигенции, и технари, и гуманитарии. Только две парочки – из простых работяг. Разнесли по бокалу шампанского, и начался концерт-соло одного певца – приятного энергичного молодца, исполнившего репертуар Муслима Магомаева. А “Свадьбу” спели хором. В общем, всё было достойно. После окончания церемонии мы сфотографировались в интерьерах эпохи историзма, а уже в автомобиле разглядели подарок – очень недурной чайный сервиз. Через неделю с лишком мы получили на память диск с фотографиями всего этого события. На них, в основном, — Макаров в анфас жмёт руки юбилярам, снятым со стороны лысины.

   Неожиданно мне позвонил Михаил Горный, мой бывший коллега по Ленсовету, и сообщил, что в декабре 2017 г. состоится конференция Региональной партии центра (РПЦ), посвящённая её 25-летнему юбилею, и пригласил меня как одного из основателей РПЦ в ней поучаствовать. Я с удовольствием согласился, предвкушая снова увидеть персонажей моей бурной политической истории.

   4 декабря я пришёл в маленький зал Камерного театра на Невском, все стены и окна которого были занавешены и в котором набилось около полусотни нынешних активистов РПЦ и десяток бывших депутатов Ленсовета. Горный вёл заседание, выступали отцы-основатели, нынешние функционеры, представитель из московского центрального руководства партии “Яблоко”, в которую когда-то влилась РПЦ. Не буду рассказывать о полемике между этим представителем и участниками конференции по внутренним проблемам партии “Яблоко”, превратившейся, по словам наших питерцев, в “партию любителей одного человека” — Явлинского, в которой нет никакой внутренней демократии.

   В конце заседания дали слово и мне. Я вышел с пачкой документов РПЦ, которые остались в моём архиве. Попробую восстановить свою речь:

                                                                        “Друзья!

   Не бойтесь, что у меня в руке столько бумаги. Этим листкам 25 лет, но я хочу сказать несколько слов только о себе, о своём участии в создании РПЦ. Я очень мало сделал для РПЦ. Как получилось, что под учредительными документами РПЦ стоит моя подпись, а через несколько недель я заявил о своём выходе из этого проекта?

   Меня позвали в партию лучшие люди в Ленсовете, самые интеллигентные, самые образованные, самые умные, самые порядочные, и я был рад присоединиться к этой компании. Что представлял собой Ленсовет 1992 года? Около 400 депутатов (меня поправили – около 360), представлявшие только сами себя. Существовавшие фракции были просто клубами, где много говорили, но никого ни к чему не обязывали. Поэтому вот эти слова из Временного положения о депутатской группе “Фракция партии центра” (я зачитал текст, который уже приводил в разделе 12.2.1) я воспринимал как какой-то цемент, способный объединить демократов.

   Но объединения вокруг фракции РПЦ в Ленсовете не получилось: нашлись другие амбициозные личности. Вот из-за таких наша бескровная революция, а это была революция, которая перевернула Россию, осталась недоделанной. В итоге, вместо советской партийно-хозяйственной номенклатуры мы получили другую номенклатуру – чиновничье- … тут я замялся: склероз, забыл слово – ну, связанную с крупным капиталом, да, олигархию с бандитами. При этом многие лица из старой номенклатуры можно было увидеть и в новой.

   Почему я вышел из партии? Всё дело вот в этой букве “Ц” в названии партии. Я понимал, что надо идти дальше. Моя революционная душа не принимала “8 принципов центризма” — тезисы к программе партии (я зачитал по пачке из 6 листов): реформизм, социальное равновесие, федерализм и децентрализация, демонополизация экономики, экономическое программирование, экологический реализм, межнациональное партнёрство, внешнеполитический прагматизм, — всё очень правильно, всё прекрасно, но всё посередине – ни вправо, ни влево. Кстати, тогда мы считали себя левыми, а коммунистов – правыми”.

   Тут я пропустил то, что хотел сказать:

   “Главное, мы не довели дело до нового “нюрнбергского процесса” над КПСС, не закрыли дорогу во власть всем этим секретарям парткомов”.

   Далее:

   “Представьте себе, если бы перед президентскими выборами 1996 года Гайдар, Чубайс и Явлинский договорились и выдвинули бы кого-то одного, всё равно, кого – не было бы ни Ельцина с его семибанкирщиной, ни его “всеми любимого” преемника. Россия была бы совершенно другой. Мы делили шкуру неубитого медведя, вот этот медведь в виде “Едра” нас всех и придавил.

    Мне уже поздно заниматься политикой, и я обращаюсь к молодым: Не дробитесь на кучки, объединяйтесь против общего врага!”

   Вскоре объявили конец прений, и народ рванулся к шампанскому. В толпе я услышал: “А молодцы эти старики-депутаты!” Я собрался уходить, но на лестнице увидел Михаила Амосова и подошёл пожать ему руку на прощанье. Но он заинтересовался теми материалами, которые сохранились у меня со времени создания РПЦ и познакомил меня с архивариусами из Центрального государственного архива историко-политических документов СПб. Мы договорились, что я передам свои материалы, касающиеся моей политической деятельности, в архив и обменялись телефонами.

   Уже в раздевалке я встретил Дмитрия Ленкова, делавшего основной доклад на этой конференции, и он поблагодарил меня за “честное выступление”. А я был доволен, что высказался. И в старости политика меня не отпускала.

   К концу этого нервного, непростого, холодного, но в итоге в некотором роде “золотого” года, особенно, что касается Арсюши, мне предстояло пережить празднование столетней годовщины октябрьского переворота и своего 73-летия, пройти очередной цикл медицинских обследований в НИИ онкологии и встретить на Новый Год Лючию из Москвы, новый визит которой был уже распланирован при любых обстоятельствах.

   Вечером на мой 73 день рождения мы ходили в Мариинку-2 на “Самсона и Далилу”, да опять вляпались в режоперу, как и немного позже на “Идоменее”. Зато на следующий день я покрошил салат-оливье, Тамара слепила индюшачьи котлеты, поставили подаренное мне французское шампанское и грузинскую “Алазанскую долину” и мирно, по-семейному посидели впятером (нет, вшестером, с котом!) за нашим овальным столом. Арсений впервые произнёс тост за моё здоровье.

   Фиброколоноскопия с биопсией изъятого полипа, магнитно-резонансная томография, анализ крови на онкомаркеры никаких тревожных симптомов не выявили. Клинический и биохимический анализы крови были, как у младенца. Как назло, перед обследованием я подхватил сильный бронхит. Из-за этого подготовка к колоноскопии была настоящей пыткой водой, а после этой неприятной операции меня еле вывели из-под наркоза. Компьютерную томографию груди и прочей требухи пришлось перенести на пару недель – кашель замучил. Всё было бы прекрасно, но компьютерная томография опять показала продолжающийся медленный рост двух очагов в правом и левом лёгком.

   Вечером того же не очень счастливого и тревожного 13 декабря, когда я узнал свой приговор, в Мюзик-холле мы с Тамарой по случайно доставшимся нам билетам послушали Хор Валаамского монастыря, вернее, светскую часть этого хора, т.к. монахи свой Валаам не покидали. Хор замечательный, и тенора, и, особенно, бас-профундо, но сам концерт оказался предвыборным пропутинским мероприятием муниципального округа “Оккервиль”. Программа началась с молитв, а закончилась исполнением песен ВОВ с какими-то ура-патриотическими новопридуманными словами. Нас удивило, что хор пел через микрофоны, очень громко, как на эстраде. Полный зал пенсионерок завёлся не на шутку. Не знают наши русские люди меры ни в чём. Опять повеяло “квасным” патриотизмом, видимо, это был запах будущей эпохи.

   Стало ясно, что в 2018 году после Рождества мне придётся снова лечь в больницу: то ли на две последовательные операции со вскрытием грудной клетки, то ли опять на химию. Я выбрал радикальную меру. Итак, мне предстояли две операции в Федеральном центре имени Алмазова — на правом и левом лёгком с небольшим интервалом. При этом, как мне поведал мой хирург-профессор Василий Николаевич, чтобы добраться до метастаз, нужно было раздвинуть рёбра на 10 см, не задеть крупные кровеносные сосуды и вырезать опухоли с минимальными кусочками лёгких. А потом несколько месяцев мучительного заживления. Вот такая весёлая перспектива открывалась мне на 2018 год. Господи, пронеси!

   Но никто не знает час своей смерти. Вот позвонила наша Вера-художница и сообщила, что у неё умер отец, внезапно, на работе, всего 57 лет отроду. Только-только внук у него родился. На поминках один из его друзей-моряков уже в сильном подпитии рассказывал, что он пережил клиническую смерть и помнит, что он чувствовал. А видел он длинный тёмный коридор и свет в конце. И ещё он видел как бы со стороны, с потолка, как его реанимировали. Говорил, что было совсем не страшно. Может, конечно, насмотрелся РЕН ТВ, но он был явно неверующий, и факт его клинической смерти точно был – это подтвердила его жена.

   Хорошо бы всегда быть готовым к такому часу и не оставлять на грешной земле за собой долгов и обид из-за своей глупости или гордыни. Недаром, уходя, просят последнего прости. До первой операции я должен был успеть выложить свои мемуары в интернет. Да, ещё звонили из архива – надо было сдать туда все свои бумажки, имевшие отношение к политике.

                                                   СТАРИКОВСКИЕ  ПОДРОБНОСТИ  2.

(1)                                       ЛИСИЙ НОС ДО ИСААКИЯ ДОРОС?!

   Ах, какие страсти кипят вокруг распоряжения губернатора Полтавченко о передаче Исаакиевского собора в пользование православной церкви! Даже газета нашего лисиносовского общества садоводов-любителей “Примула” в своём выпуске № 44 от 3.02.17 посвятила этой животрепещущей теме целую редакционную статью на пяти страницах, написанную “исключительно с позиций светского мировоззрения”. Она очень показательна, поэтому я не удержался от искушения пройтись по ней зубной щёткой. В начале со вздохом констатируется, что “обрядовая сторона религии привлекает немалое количество людей”, как будто именно это-то и есть главная причина религиозности массы народа. Ну, конечно, ведь в церкви всё блестит золотом, как в каком-нибудь элитном бутике с бижутерией!

   Потом идёт настоящий панегирик Невзорову: “”дух искушенья, дух сомненья”” — ну, прямо лермонтовский Демон! – “в начале 90-х – бесстрашный, нахальный (!) репортёр… теперь он живой классик и мэтр отечественной журналистики”. У него “пытливый ум, недюжинное трудолюбие и азарт естествоиспытателя (посмотрите ещё разок на фото к разделу 14.2.3. – вот он, естествоисПЫТАТЕЛЬ котов!) … Невзоров последовательно борется с наступлением религиозного мракобесия… с изящным цинизмом (!), превосходным академическим слогом…”.

   Какие кульбиты либеральной мысли! В моё время, когда я был народным депутатом, Невзоров в демократических кругах слыл именно нахальным и циничным очернителем демократического Ленсовета ХХI созыва, типичным представителем “жёлтой прессы”: сначала куклой в руках Собчака, воюющего с демократией за своё единовластие, а потом шавкой, облаивающей своего бывшего благодетеля. Почему-то из многочисленных выступлений Невзорова, ополчившегося теперь уже на православную церковь, и не содержащих ничего, кроме помоев, на что он только и способен, анонимный автор статьи сделал вывод: “…религия перестала быть личным делом человека, в то, как и во что верить, настойчиво вмешивается государство”. Откуда это? У нас что – осуждают или преследуют за атеизм, как при большевиках не просто осуждали на длительные сроки, но и физически уничтожали и духовенство, и миллионы просто верующих людей разных конфессий только за их веру? Протрите глаза – сейчас ведь нет ничего подобного!

   Дальше идёт “анализ” большевистского декрета о свободе совести 1918 года: “Интересный документ: хорошо читается, а главное – чёткий и краткий”. Оказывается, тогда “…началась кампания по принуждению к свободе совести”! Интересное принуждение к свободе. Из ужасных казней, учинённых большевиками, упоминается только, что  “…за нательный крестик можно было из партии вылететь…”, а “…на Пасху у церквей стояло оцепление милиционеров, чтоб не пускать молящихся”. Зато “…выросло не одно поколение “не окормляемое” никакой другой пропагандой кроме идеи построения коммунизма на всей земле. А кто ж против, товарищ…? Да все за!… в 90-е… к сожалению,… “Моральный кодекс строителя коммунизма” — в суматохе выбросили за борт”.

   Но что же это!? – “Прошло ещё лет двадцать, и вдруг, снова-здорово, — триумфальное возвращение христианства на Руси…И вот в 2010 году был принят закон о возвращении церкви её имущества. В 2014 внесены изменения в Лесной кодекс: ст. 47 “ О безвозмездном использовании лесов религиозными организациями для осуществления религиозной деятельности””. Почему вдруг Лесной кодекс? Так и представляешь себе: по всей сибирской тайге воют пилы церковных лесопилок, стоит стук топоров, чёрные монахи возводят тысячи новых бревенчатых Кижей!

   Какой ужас – возвращение церкви её, именно её имущества! А в моё время демократический Ленсовет выступал за передачу церкви разграбленного большевиками Казанского собора и выдворение оттуда музея религии и атеизма – орудия антирелигиозной пропаганды, кощунственно паразитировавшего, как паук, под церковным куполом. Ещё будучи одним из организаторов избирательной кампании “Правого дела” в Петербурге, я привозил в Казанский собор к отцу Павлу Бориса Немцова и Ирину Хакамаду, и они с моей подачи преподнесли в дар храму большую икону Богородицы “Всех скорбящих радости”. Когда после убийства Немцова я прихожу в Казанский собор, обязательно ставлю к ней свечку и молюсь за упокой души невинно убиенного, грешного раба Божьего Бориса. Всё-таки у тех демократов хватало мудрости и истинной интеллигентности разговаривать с церковью с подобающим уважением. А музей истории религии прекрасно существует на Почтамтской улице. Я советовал бы всем истинным любителям музеев хоть разок осмотреть его замечательную, интересную экспозицию, посвящённую истории всех конфессий.

   Дальше идёт просто враньё: “Следующим шагом стало возвращение в школу Закона Божьего. “Основы православной культуры” в начальных классах уже проходят в обязательном порядке и на безальтернативной основе, согласно федеральному закону”. Даю справку из всеми любимой Википедии: С 2012 г. во всех регионах России в 4-м классе введена образовательная гуманитарная программа “Основы духовно-нравственной культуры народов России”, в рамках которой ученики по своему выбору или выбору их родителей могут изучать любой из 6 модулей: “история и основы культуры одной из традиционных религий (православие, ислам, буддизм, иудаизм)”, “история основных мировых религий”, либо “основы светской этики”. Преподавать предметы должны светские педагоги. Почитайте закон, господа хорошие!

   А вот и пугало: “…словно из-под земли появилось агрессивно-нетерпимое племя различных около православных деятелей и обществ, которые… принялись ратовать за воцерковление заблудшего населения, но почему-то всё теми же, до боли знакомыми, методами”. Да если бы воцерковление шло “всё теми же методами”, как при большевистском расцерковлении, то боюсь, что кое-кому, в том числе и автору этой статьи, стало бы, действительно, очень, очень больно!

   Но какое отношение все эти рассуждения автора, который, якобы, “…не ставит своей целью религиозную дискуссию и обсуждение вопросов веры”, имеют к конкретному распоряжению губернатора Полтавченко о передаче Исаакиевского собора в пользование православной церкви? В заголовке следующего раздела слышны гамлетовские страсти и терзания: “Музей или собор? Вот в чём вопрос”. – Прямо “Быть или не быть?”! Как признаёт автор, “…здание собираются использовать по его прямому назначению, как православный храм”. Но, как считает автор, и так уже всё хорошо: “ С 1986 г. в Исаакиевском соборе дважды в день проводятся церковные службы…, а значит интересы верующих соблюдены”. Ну, во-первых, не с 1986, а с 1990 года, после победы над большевизмом, а во-вторых, спасибо за разрешение – “мол, бубните, так и быть, себе свои молитвы, но вот только там, в уголке, не мешая экскурсиям”! Жаль только, что “в 86 году убрали маятник Фуко, демонстрирующий вращение земли, между прочим. (Сейчас маятник хранится в подвале)”. Какое безобразие! Ведь нынешняя молодёжь теперь уж не поймёт, что земля вертится!

   Ну, и опять надо попугать: “Многие из тех, кто выступают за верховенство собора над музеем, говорят о восстановлении исторической справедливости, считая, что возвращение к всеобщему православию вернёт нам национальную идею, ностальгически вспоминают о православной самодержавной России. При этом забывая, что Конституции в дореволюционной России не было и в помине, а справедливым и законодательно закреплённым считалось ужасающее социальное неравенство…”. И дальше сплошной кошмар: “Наказаниям за “преступления против веры” ежегодно подвергались 40000 человек…наказания эти были источником такого страха и недоверия к иноверцам, такого страдания, замешательства и протеста, что надо ли удивляться “энтузиазму”, с которым население после революции принялось освобождаться от наследия прошлого?”.

    Вот, оказывается, в чём причина кровавого октябрьского переворота и прочих преступлений большевиков – попы достали со своими розгами! Ну, и ещё неравенство. Только вот в нашем современном, просвещённом, атеистически-либеральном мире всего 8 человек-супермиллиардеров (6 американцев, 1 мексиканец и 1 испанец) владеют таким же богатством, как все остальные миллиарды жителей земли. Но не бойтесь, иноверные граждане! От возвращения в пользование церкви Исаакиевского собора до возвращения к всеобщему православию — дистанция огромного размера, и вряд ли она когда-либо будет преодолена. Прошлое никогда не станет будущим, увы, это закон природы.

   Далее снова нас пугают религиозными войнами: “…выяснение того, какая из религий самая правильная, неминуемо ведёт к кровопролитным межрелигиозным распрям…”, как будто на Исаакий претендуют все “500 религиозных течений”, якобы, существующих в Петербурге. А на мой взгляд, либеральные активисты действительно пытаются разжечь религиозную войну – между православными и атеистами. Ведь атеизм – это тоже вера. Для атеистов “…мерилом истины был и остаётся научный метод познания мира…”. Как это знакомо ещё со школы: “Марксизм-ленинизм – единственно правильное учение!”! Только как физик, кандидат наук и доцент Военмеха, много лет читавший там свой курс общей физики, могу шёпотом поделиться истиной, которую поведал миру более двух тысяч лет назад древнегреческий мудрец Сократ: “Я знаю, что ничего не знаю!”. И правда, чем больше современная наука открывает мир, тем больше перед ней встаёт вопросов, всё более не разрешимых, поверьте. Ох, не дурак был этот Сократ!

   Но опять автор статьи втянул меня в религиозную дискуссию. Вернёмся к передаче Исаакия в пользование церкви. Разве это ставит вопрос “Какая из религий самая правильная?”? Может быть, обсуждается превращение этого храма в мечеть, костёл или синагогу? Нет, таких поползновений пока не наблюдается. Верьте, товарищи, во что угодно, раз, по словам автора, у вас “…в головах образовался полный компот…”!

   Под конец автор от “вопросов веры” возвращается к Исаакиевскому собору: “…создание его росписей, скульптурного оформления и мозаичного убранства творилось не в монастырских кельях. Кроме архитектора-француза О. Монферрана…” — стоп! Я представил себе, как журналист – автор статьи – задаёт вопрос Монферрану: “Что это Вы построили – “музей или собор?””. Думаю, что католик Монферран немедленно огрел бы такого пройдоху своей тростью, а то и первой попавшейся на стройке балясиной, разразился бы отборной русско-французской бранью и был бы прав. Недаром на фронтоне собора золотыми буквами отчеканено: “Храм мой храм молитвы наречется”.

   Так что прекратите вашу истерику, товарищи! Храм должен быть храмом. А музей – музеем, в котором обязательно должен экспонироваться и вытащенный из пыльного подвала маятник Фуко. Мнится мне, что лицемерная забота интернет-организаторов этой кампании – “… что будет с музеем?”, подброшенная нашей доверчивой, сбитой с толку и не имеющей чётких духовных ориентиров интеллигенции, имеет предметом вовсе не интересы народа и даже не те понятные, узкие и не бескорыстные интересы сотрудников музея, а просто желание помутить воду, вызвать недовольство, вывести людей на улицу, натравить их друг на друга и набрать политические очки. Хорошо, что церковь и даже власти города не поддались на провокации: ведь они могли бы вывести на улицы в десятки раз больше сторонников передачи собора церкви, чем немощные провокаторы. Бог с ними! Собаки лают, а караван идёт!

   А за сохранность собора волноваться не стоит, он будет сиять ежедневно ярче прежнего не только для тысяч верующих, но его двери всегда будут широко открыты для всех людей, способных уважать веру, мысли и чувства других людей, пусть даже инакомыслящих и иначе верующих. Что касается музейщиков, то, безусловно, они должны сохранить возможность продолжать свою исследовательскую работу, договорившись с церковью и государством, но для этого им совсем не обязательно оккупировать храм и заниматься там успешной коммерческой деятельностью. Вспомним Христа, изгнавшего торгующих из храма. Оказывается, всё это уже давным-давно бывало.

          Борис Гуанов, бывший народный депутат и член Малого совета Ленсовета ХХI созыва, член Совета петербургского отделения партии ДВР, к.т.н., доцент, а ныне пенсионер, житель Лисьего Носа.

(2)                                           Комитет по культуре Санкт-Петербурга

Санкт-Петербургское государственное бюджетное профессиональное образовательное учреждение

                                                “ХОРОВОЕ УЧИЛИЩЕ ИМ. ГЛИНКИ”

                                                      БЛАГОДАРСТВЕННОЕ ПИСЬМО

                                                     ТОРЖЕСТВЕННО ВРУЧАЕТСЯ

                                                    ГУАНОВУ БОРИСУ СЕРГЕЕВИЧУ

                                                 ЗА ОРГАНИЗАЦИЮ МЕРОПРИЯТИЯ

  “ПОСАДКА ДЕРЕВЬЕВ – ТУЙ В ДЕНЬ УЧИТЕЛЯ 5 ОКТЯБРЯ 2017 ГОДА»

Зам. директора Хорового училища имени М.И. Глинки    О.В. Черемных

             КЛАССНЫЙ РУКОВОДИТЕЛЬ   МУСИНА ЕЛЕНА ВЛАДИМИРОВНА