Страна была такая в прошлом веке, Советский Союз. Сейчас ругают её, да и раньше ругали, а страна неплохая была. Для обывателя. Номенклатура где-то вверху, маргиналы внизу, мы их не видели и не замечали, а у нас всё тип-топ, и всегда можно до получки трёху стрельнуть.

А кто не хотел стрелять трёхи, шёл в шофера автобусов, пусть его научат. И учили, посылали в автошколу. Обучение в этой школе – с отрывом от производства! – длилось полгода за счёт автопарка, ещё и стипендию платили рублей тридцать пять. А может, сорок – какая разница? Жить на них всё равно нельзя. Подрабатывал я ночами – на пивзаводе «Красная Бавария» или на мясокомбинате. Я ж говорю: хорошая была страна, если места знать.

На мясокомбинате рабочая смена начиналась так. Брали квадратный алюминиевый таз чуть не метр на метр, воды туда, две-три луковицы, лавровый лист, соль и вставляли шланг с перегретым паром, а дальше – свобода творчества. Каждый бросал в таз любимые куски – кто язык, кто рубец, кто вырезку. Особой любовью народа пользовались свиные хвосты.

Всё это кипело и булькало до обеда, а мы расходились по рабочим местам. Но не давали же работать, сукины дети! То колбасину копчёную кто притащит, то ещё какой деликатес. Короче, к обеду шестеро совсем не голодных мужиков садились вокруг тазика и начинали хлебать этот наваристый, с позволения сказать, супчик, вылавливая килограммовые ковалки. Свиные хвосты оказались на вкус очень недурны, но мужики-то привыкли, а я такого разврата вынести долго не мог, через неделю уволился и пошёл на «Красную Баварию».

Пиво, да на халяву – продукт превосходный, но только в первый день. На второй день уходит радость новизны, на третий прелесть халявы. На пятый день я посмотрел на покрытые испариной землистые лица любезных моих сослуживцев, на своё голое брюхо и вспомнил строчки Рембо: «От пива мой живот, вздуваясь и жирея, стал сходен с парусом над водной пеленой».

Вот какие тернии, господа, ждали соискателя на пути к звёздам водительской зарплаты. Впрочем, звёзды были на водяных знаках трёшек и пятёрок, а я вожделел червонцев и четвертаков со строгим лысым профилем. Сейчас эти купюры стоят не больше фантиков. Иногда я вынимаю их из ящика стола, разглядываю и думаю: «Была страна!»

В автошколе тем временем занятия велись очень серьёзно. Кроме ста часов практического вождения, мы довольно глубоко изучали устройство автомобиля, возможные варианты проезда перекрёстков, обгона, прецеденты дорожных аварий, не говоря уже о дорожных знаках – о каждом из них любой курсант мог отбарабанить наизусть полстраницы текста. В общем, учебный план на полгода был весьма насыщенным, методисты постарались.

Так вот, о методистах. Был в нашей группе парень со славной фамилией Фортунатов. Его имени не знал никто, потому что к нему изначально прилипла кликуха Методист. То ли беднягу выперли из райкома партии с должности методиста, то ли так прозвали за споры с преподавателями. Он бесконечно на всё жаловался, чего-то требовал и что-то доказывал, а на переменах убеждал коллектив, что нам чего-то недодали. Ему было под тридцать, лет на семь-десять больше, чем остальным, но всерьёз его не воспринимали, а после одного случая вовсе стали относиться, как к деревенскому дурачку, впрочем, вполне добродушно.

Был в автошколе кабинет для тестирования координации. Мы садились за столы, оснащённые счётчиками, тумблерами и кнопками. Над классной доской загоралось несколько разноцветных лампочек в разном порядке, а мы реагировали нужной комбинацией включений на столе. Треск двух десятков счётчиков утихал в течение полусекунды, а потом долго-долго, в полной тишине щёлкал одинокий счётчик Фортунатова. То есть секунд десять длилась тишина, потом кто-то прыскал, за ним второй, наконец, ржал весь класс. К Методисту подходил преподаватель, делал что надо, счётчик и ржание стихали. Новое включение – и вся история повторялась.

Этот и другие примеры показали его полную профнепригодность. Теперь бы сказали, что у него синдром Аспергера или что-то в этом духе, а тогда просто решили, что парень со странностями. Но до того, как нас оставить, он ещё не раз развлёк товарищей.

Вёл нашу группу отставник (подозреваю, процентов на семьдесят преподавательский состав автошколы был укомплектован отставниками) Борис Леонидович Ракитов. Не иначе до майора дослужился, а то и до подполковника. Предмет знал досконально, к делу относился серьёзно, говорил спокойным ровным командирским голосом. Однажды, разобрав варианты проезда перекрёстков, он закончил урок словами:

– Всё так, но имейте ввиду – в Варшаве на кладбище стоит памятник, а на нём написано: «Он имел преимущественное право проезда».

Я полагаю, годами он заканчивал тему этой несгораемой шуткой. В закрытых кланах бывают такие рабочие фразы-пароли, которыми посвящают новобранца в цеховое сообщество. Через много лет бывший лётчик учил меня управлять моторным дельтапланом. «Лучше потерять жену, чем скорость на развороте», – сказал он перед полётом, объяснив, где делать разворот, а позже признался, что слышал эту фразу ещё курсантом лётного училища. А новоиспечённым водолазам желают, чтобы количество спусков не превысило число выходов из воды. Так что мы услышали не просто шутку, а прошли конфирмацию в некотором роде. Отпечаталась эта фраза и в затуманенном сознании Методиста.

Как-то, недели через две, когда Ракитов по каким-то причинам отсутствовал на занятиях, его заменил кургузый мужичок, очень толково разъяснивший нам устройство, дай бог памяти, главной передачи и планетарного механизма. Урок подошёл к концу, и классу было предложено задавать вопросы. Вопросов не было, но Методист Фортунатов не мог не возразить учителю:

– А Борис Леонидович сказал, что во Франции на кладбище стоит памятник, а на нём написано: «Он имел преимущественное право проезда».

Толстячок не раздумывал ни секунды. Будто всю жизнь проработал не механиком, а психиатром, он поведал нам жиденьким тенорком спокойно, рассудительно и без тени улыбки:

– Во Франции – одно, а у нас совсем другое. Во Франции напротив этого кладбища стоит бордель, а на нём написано: «Заходите к нам! У нас лучше, чем – тут он сделал едва заметную паузу, подбирая нужное слово, – напротив!»