К 50-летию эпидемии холеры

Вспоминаю… В 1970 году от рождения Христова напала на нас другая напасть. Времена были проще и суровее, и называлась она убого — холера. Да и проявлялась она не интеллигентным покашливанием… Жизнь не обижала меня событиями, но не всегда они били по голове… На этот раз я оказался в эпицентре заразы, естественно, у тёщи, в Волгограде.
И вот, в один прекрасный солнечный день моя беззаботная тёща, любимой поговоркой которой была: «Будет день – будет пища», сообщает мне, что может устроить мне вылет сегодня, а завтра уже город будет закрыт. Ибо тёща имела связи не только родственные. Ну, я, по неопытности, растерялся, говорю, что неудобно мне как-то бросать жену с маленьким сыном и бежать в другой город-герой. Естественно, тут и отпуск подошёл к концу, надо садиться на карантин, не то передовичок производства превратится в прогульщика.
И попал я в школу милиции, оборудованную в карантинную зону для уезжающих. Тут я обязан сделать редкий комплимент родной советской власти: порядок в городе, необыкновенная чистота, суровость закона (в том числе и с поддержкой армии) соблюдались строго. И компания подобралась вполне антихолерная, запомнились: москвич с каким-то отношением к театрально-комическому, артистка Саратовской оперетты, хохол (это точнее, чем украинец), весом более полутора центнеров в шароварах и с голосом, не оперным, но которым он изумительно управлял, демобилизованный хороший паренёк, которому мы, приняв на грудь, помогали советами для поступления в ВУЗ. Сначала мы, естественно, пили за квадратный трёхчлен, а потом расправлялись с ним. А суть в том, что было «мнение», что водочка, если уж не вылечивает, то для профилактики весьма благотворна. И наши жалостливые родичи приносили корзины с полным комплектом, как на пикник.
Этот ритуал совершался ежедневно по одному сценарию. Мы жили и пировали на втором этаже. Охранял нас курсант упомянутой милицейской школы, звали его, действительно, Вовочка. И вот наша дива – артистка в брючном костюме, тогда это только входило в моду, выплывала на балкон и отрепетированно-томно стонала: «Вовик… Вовик, где ты, моя радость!» Ну, костюм, понятно, был из тонкой бирюзовой ткани, не скажу прозрачной, но отлично облегающей Б-гом данное. И пока Вовочка млел, с другой стороны здания опускался рукотворный канат, на котором поднималась очередная корзина.
В результате стол был накрыт круглосуточно, понятия завтрак, обед и ужин ушли в проклятое царское прошлое… К 11 утра всем уже было хорошо, приходила сестра, и мы, предпочтительно виртуозно, сдавали очередной проспиртованный анализ из курочек и громадных волжских помидоров. К двум часам веселье как-то утомлялось, но наступало время обеда. За четверть часа до открытия столовой на 1-ом этаже, мы, предводимые теми самыми шароварами, спускались вниз и завывали перед закрытой дверью от «голода». А наш предводитель стучал в дверь и с изумительными интонациями и переливами вещал: «Сам-о-о-очки! Откройте страждущим!» Но открывали ровно в 2, персонал держался от нас подальше, а мы, ворочая носы и показывая всем видом, как мол можно есть такое, важно проходили вдоль столов и удалялись неудовлетворёнными.
У меня был некоторый стенгазетный опыт, а демобилизованный неплохо рисовал, так что возле двери красовался наш боевой листок, чтоб отрезанные от большой земли бациллопроверяемые не теряли главного – совкового настроя. Запомнились только несколько строк, и то в связи с визитом «проверяющего» лица, похоже, что из областного КГБ:

«…Обязательство берём, при таком питании,
Выдать кал не хуже, чем в Великобритании!»

и

«… Темпераментом они – явные холерики,
Потому холера им не страшней, чем медики…»

А товарищ, одетый как товарищ, неожиданно обозначился у нас в дверях. Слава Б-гу, это было утром, когда мы лучше соображали и успели замаскировать стол, ибо снизу доносился какой-то необычный говор. И у нас было преимущество: товарищ дальше порога не рискнул пойти к прокажённым.
- Это что у вас тут происходит? Почему не питаетесь в столовой? Что это за газета – кал, Великобритания?
Чую, это ко мне, надо обороняться:
- Здравствуйте, — говорю, — товарищ…
И по-дирижёрски поднимаю руку. Верные собут… ратники (верней не бывает) дружно скандируют:
- Здравия желаем, товарищ…
- Понимаете, — говорю, — по российской традиции родственники, собирая нас в дорогу, напихали в наши вещи продукты… Кто знает, когда удастся организовать питание? Не пропадать же продуктам… А с другой стороны, чем мы можем помочь Родине в данной ситуации? Только без заболеваний скорее вернуться в строй трудящихся… Наша продукция сегодня, сами понимаете… другой нет. А мы привыкли жить с обязательствами… Да и рифмой в шесть букв мы показали английским Байронам язык… Пушкина.
- А что вы панику сеете? Медики, по вашему, страшней холеры?
- Что Вы, дорогой товарищ! Советские медики! Да как можно подумать такое! Это только, стыдно сказать, подлые сионисты, здесь, конечно, таких нет, читают справа налево… Вот наш любимый писец басен Крылов…
- Степан Афанасьевич… – вставляет актриса.
- Да, Степан Афанасьевич, сочинил: «Лисица видит сыр», а по-сионистки получается: «Сыр видит лисицу». Понятно, чушь сионистская…
- Степаныч ещё про Моську написал, так что ж, выходит это слон лаял на Моську? – вставил москвич.
- Мы, — говорю, — настоящие советские люди. Ну, ежели честно, выпили малость. А Вы бы, что, вылили водку? Так у нас вынужденный выходной, почему б для профилактики… Вернёмся здоровыми и пятилетку…
- Вперёд мы идём! И с пути не свернём! – пропела наша дива.
- Давайте-ка, проведём собрание, оформим протокол, кто что сказал… Ты, — обращаюсь к хохлу, — будешь председателем…
- А кто ж ещё! – сказал хохол и икнул.
- И вышлем протокол в Ваш адрес, товарищ…
- Больше мне не с чем в сортир сходить, как с вашим протоколом… – ответил товарищ и, показав на прощание кулак, удалился.
… Через минуту москвич уже стоял со стаканом:
- Отстояли Волгоград! Не стыдно перед отцами! И московскому геройству 5 лет стукнуло. Не грех и … и… и…
…В автобусике привезли прямо к самолёту, спецрейс с каким-то грузом. Порядок. На следующее утро – на работе. На меня заходят посмотреть. Оказалось, что я желтовато-зеленоватого цвета. Видно солнце, с непривычки, оказалось в то лето особым.