Неискупленная вина

 

Они стояли в прихожей, обнявшись за плечи, склонив головы друг к другу, как будто собрались танцевать «сиртаки» – мать, отец и младший взрослый сын Гарик.

– Не уезжай сегодня – просил сын.
– Ну, ему же надо в командировку, пусть едет, он ненадолго – говорила мать.

Она-то догадывалась, что не только работа звала его в Москву – у него там появилась новая пассия. Об этом можно было догадаться по недомолвкам сотрудников, бывавшим с ним в Москве.

– Все, пока, а то не успею на поезд, – сказал отец и подхватил портфель.
– Не отвози меня, я сам доберусь в метро, сказал он сыну.
Они остались вдвоем: мать и сын. Было уже одиннадцать часов ночи.
– Пойдем, попьем чайку, – сказала мать, и они пошли на кухню.
Пили чай, о чем-то неторопливо разговаривали, но настроение у сына было пасмурное.
– Что тебя гложет, скажи, – спросила мать.

Она знала, что на работе у него не все благополучно – раздоры с шефом. В личной жизни – тоже все неопределенно. Ходила к нему девушка из «современных», молодая, стройная, но очень себе на уме. Когда он предложил ей переехать к нему, только без собаки, из-за которой у него начиналась астма, она не согласилась. Видно, и любви-то у них не было, а так…

Мать не знала, как помочь великовозрастному сыну. Ей было больно за него и жалко.

Она говорила ему раньше: «Не бросай институт, получишь диплом, а потом разберешься, где можно приложить свои способности». Но вкус «легких» денег затмил разум, и он ушел из института после второго курса. Несколько лет он занимался недвижимостью. Это были 90-е годы, и кто хорошо соображал, мог сколотить себе начальный капитал.

Он смог, сколотил, даже задешево приобрел несколько квартир. Но пришли бандиты и захватили весь рынок недвижимости. Пришлось срочно менять сферу деятельности.

Через знакомого старшего брата Жени проявилась новая тема: «Пиво и все сопутствующие ему компоненты». Ему предложили раскрутить эту тему, найти поставщиков хмеля и солода, найти покупателей, составить бизнес-план.
Он начал с нуля. Читал о технологии производства пива. Призвав на помощь все свое обаяние, знакомился с женщинами-технологами пивзаводов, чтобы узнать все тонкости производства хорошего пива, часами сидел на междугородних переговорах, делал рекламу. Его шеф понял, что попал в точку и предложил ему открыть фирму на паях.

Так как у сына не было больших денег, а у В.Л. (так звали шефа) – были, договорились, что сын работает первый год бесплатно, пока наладится производство, а первую зарплату получит с годовой прибыли.

В тот год Гарику действительно было тяжко из-за отсутствия денег, и ему частенько приходилось обедать дома у родителей, чем отец был крайне недоволен. Из-за этого возникали безобразные ссоры. В итоге, мать договорилась с Гариком, чтобы он приходил к ним обедать, когда отца не бывает дома. Это было унизительно и для Гарика, и для матери, но так было спокойней, и можно было нормально поговорить о делах.

А прибыль-то оказалась очень приличной, такой, что сыну хватило на покупку новой современной строящейся квартиры.

Но шефу это как-то не понравилось, и он срочно установил сыну помесячный оклад.

Это было началом разрыва с шефом. Потом пошли интриги. Шефу докладывали, что сын не вовремя явился на работу, не так провел ту или иную сделку и пошло, поехало. Сын считал, что они на равных с В.Л. – оба хозяева. У одного – материальная собственность, у другого – интеллектуальная, поэтому он не должен отчитываться за каждый свой час. Главное – контора работает, есть поставщики, есть потребители.
Она все это знала, но чем могла помочь сыну?

Сказать: «уходи от В.Л., найди себе другое дело», – просто, но, как и что начинать снова в 35 лет, не имея диплома. Он это тоже понимал, поэтому и пребывал в глубокой депрессии.

– Уже поздно, – сказала мать, завтра нам с тобой рано на работу, иди к себе и ложись.
– Ты без меня не уходи, я за тобой заеду и подвезу тебя до метро – сказал он, уходя. Утром она только успела сделать завтрак, как он позвонил. Быстро вошел, сел за стол. Быстро поели. Во всех его движениях чувствовалась скрытая нервозность.
Сели в машину и, уже подъезжая к метро, где ей надо было выйти, он вдруг сказал:

– Позвони, пожалуйста, Леньке. – Леня – это школьный друг, с которым они очень дружили после его возвращения из армии.
– А что сказать?
– Просто, позвони!

Как странно, подумала она уже в метро, и прыгнула на эскалатор.

Вначале на работе ее ждали неотложные дела, звонки, только ближе к обеду она вспомнила, что надо позвонить Лене, но не нашла у себя его номера.

Она позвонила сыну на работу. Он очень спокойно продиктовал ей номер Лениного телефона и положил трубку.

Несколько раз она пыталась набрать номер мобильного Лени, но ответа не было. Она снова позвонила сыну.

– Ну, ладно,- ответил он отрешенно.
– Ты ужинать придешь? – спросила она.
– Наверно, да, – как-то задумчиво ответил он.

Она торопилась домой, чтобы приготовить что-нибудь вкусное. Сын пришел поздно, после 10 вечера. Бросив на него взгляд, она поняла, что ничего не изменилось, а, скорее, стало еще хуже. За ужином ел вяло, потом, подперев голову рукой, отрешенно с горечью сказал:

– Ну, неужели он не понимает, что за человек его Маринка?
Он имел в виду своего старшего брата Женю.
– А что такое? – спросила мать.
– Представляешь, подходит она ко мне на работе, демонстративно обнимает меня за плечи и говорит при всех: «Вот, если не женишься в ближайшие две недели, то все твое состояние, твои квартиры перейдут к твоим племянникам». Все сотрудники это слышат и ехидно улыбаются.

У них хоть и были разные фирмы, но снимали помещение вместе в целях экономии арендной платы, поэтому виделись каждый день.

– Теперь уже и Гарику завидует, – подумала мать, – года три назад Маринка просто не могла пережить, что родители её мужа оставили свою «хрущевку» и переехали в только что отстроенную новую квартиру. До этого их отношения, свекрови и невестки, были вполне пристойны. Мать честно выполняла свое предназначение бабушки, вырастила сначала старшего внука до 15 лет, затем растила младшенького, и вот ему уже шел шестой годик. Но в связи с покупкой новой квартиры появились долги, и пришлось сначала мужу, а потом и ей в 66 лет пойти на работу. Естественно, Марина была за это в обиде на нее, но, главное, казалось матери, за то, что они на старости лет стали жить комфортнее.

– Да брось ты, не обращай внимания, успокаивает мать, но у самой что-то внутри сжимается от жалости к сыну. Ее младшенький, уже с высокими залысинами, худой, тощий и беспомощный. Вскоре, поев, он встал, быстро оделся.
– Не закрывай двери, я скоро вернусь, – сказал он.
Она вымыла посуду, постелила себе в спальне и уже собралась ложиться, как он вошел в квартиру с небольшим пакетом.
– Мам, возьми это и спрячь.
– А что здесь?
– Деньги.
– Зачем мне?
– Пусть будут у тебя.
– Нам они не нужны.
– Если не нужны вам, отдашь Женьке – и ушел.

Она стояла ошарашенная, не зная, что ей предпринять. Кому позвонить, с кем посоветоваться? Муж был в Москве, в командировке. Старший сын Женя тоже в тот день уехал в командировку. Сильная усталость и позднее время мешали ей сосредоточиться и проанализировать ситуацию. В конце концов, решила она, уже поздно, а завтра с утра на работу, – вот завтра и разберемся. На часах было 12 ночи, она легла и, как будто провалилась в тяжелый сон.

Вывел ее из сна резкий в ночи телефонный звонок. Не открывая глаз, держась за стенки, она добежала до телефона. Звонила Марина:

– Вы только не волнуйтесь, Гарик попал в автомобильную катастрофу, но он жив, его отвезли в больницу.
– Этого не может быть, сколько сейчас времени? – ее начало колотить – это какая-то провокация.
– Сейчас половина второго ночи. Запишите телефон Андрея, это ему позвонили гаишники, а уж он перезвонил мне.
Она записала телефон Андрея и заметалась по квартире: что делать? Куда бежать? Снова раздался звонок, это Андрей:
– Я на эвакуаторе везу машину Гарика. Если можете, выйдите во двор и покажите стоянку, а то меня не пропустят.
Она механически оделась и выбежала во двор, было холодно и пустынно. Напротив дома через улицу была стоянка. В это же время подъехал эвакуатор и следом – Андрей на своей машине,
Она бросилась к дежурным ребятам на стоянке и стала объяснять им, что Гарик попал в автокатастрофу, что нужно поставить на место то, что осталось от машины. Они узнали ее, потому что часто она с Гариком приходила сюда по утрам, чтобы ехать на работу.
– А Гарик-то жив, где он? – спросил один из них.
И вот тут-то до нее дошло, что случилось. Она взглянула на искореженную машину и с ней началась истерика. Она кричала и плакала:
– Я его не видела, я ничего не знаю! – Сзади подошел Андрей.
– Садитесь в мою машину, мы сейчас едем в больницу, в приемный покой – Было четыре часа утра, когда они подъехали к больнице.
В приемном покое им сказали, что Гарик жив, но находится в реанимации и, якобы, их туда не пустят. Но Андрей все-таки настоял, они прошли по длинному коридору и очутились у дверей с надписью: «Реанимация. Посторонним вход воспрещен».

Немного посидели, потом она не выдержала, приоткрыла дверь и спросила в никуда:

– Кто-нибудь выйдет в коридор? Нам узнать надо…
– Ждите – был ответ.

Она снова села подле Андрея. Его она вообще не знала, только слышала от Гарика, что есть такой товарищ. Она осторожно стала спрашивать, почему именно он узнал о катастрофе. Андрей объяснил, что последнее время они тесно общались, и Гарик часто бывал у них и, видимо, последние их разговоры по мобильнику натолкнули гаишников на то, кому сообщить из близких о ДТП. Тогда она пыталась расспросить Андрея об их последней встрече.

Андрей рассказал: у Гарика последнее время были проблемы с ГАИ. Как-то, когда он вез поздно ночью своих командировочных гостей из ресторана в аэропорт, его остановил наряд гаишников. Гарик сам не пил, да он вообще не пьет, но гости были накачены до предела, поэтому дух в машине был соответствующий.

Гаишник приказал Гарику подуть в трубку, но тот взбеленился и велел дать ему чистый мундштук. Чистого мундштука у гаишника не оказалось, тогда он каким-то образом все-таки заставил Гарика выйти из машины, чтобы составить протокол, а сам быстро вытащил ключи из коробки зажигания и нагло предложил отдать ключи за 300 долларов.

Сын возмутился и сказал, что так просто он это дело не оставит. Взял быстро такси, усадил своих гостей и вместе с ними поехал в независимую экспертизу, сделал пробу на алкоголь, отвез гостей в аэропорт и уже под утро вернулся домой. Почти не спал, а к 9-00 утра приехал на стоянку, где стояла его арестованная машина, и обнаружил; что магнитофон и вся радиотехника из салона пропала. Заплатил штраф, получил права и тут же написал заявление в прокуратуру с жалобой на этот отряд ГАИ.

Сравнительно быстро сработали в прокуратуре и жалобу отправили в тот же отряд капитану Н., чтобы разобрался.

Капитан Н. вызвал сына на переговоры, пообещал замять это дело, если Гарик заберет свое заявление из прокуратуры. Но сын уперся – ему важна была истина, и он требовал извинений и возврата своей авторадиотехники.

– Видимо, этот капитан Н. его долго прессовал,– рассказывал Андрей, – потому что, когда он пришел к нам накануне вечером, на нем лица не было. У него был совершенно отрешенный взгляд, отвечал невпопад и вел себя как-то странно. Мы с женой стали его уговаривать не связываться с ГАИ. Себе же дороже. Все равно правды не добьешься. Но Гарик как-то странно с усмешкой на нас посмотрел и сказал:

– Если что, то все эти документы из прокуратуры лежат в черной папке в зеленом портфеле…
Из дверей реанимации бодро вышел врач в белом халате, довольно объемный, хотя еще молодой.
Она бросилась к нему.
– Доктор, как там, – она назвала имя и фамилию
– А, это ваш? Ничего, живой, только крикливый очень. Мы ему голову зашивали, но травма, сравнительно, легкая, вот только ребра немного сломаны, а одно из них ушибло сердце, а так – жить будет. Что вы здесь сидите, уже 5 утра, езжайте домой, а завтра утром он будет уже на отделении.

В порыве благодарности она бросилась к нему, сунула в оттопыренный карман халата денежку и повернулась к Андрею. – Я останусь?
– Зачем? Поехали, я завезу Вас домой, а завтра вы уже нормально придете в отделение с утра.

Так и сделали. Дома она почувствовала, что вся эта лавина горя с нее немного соскальзывает, быстро помылась и легла. Будильник поставила на 9-00 утра.

Засыпая, она вспомнила из рассказа Андрея, что Гарику в эту ночь поздно звонила какая-то Света и просила срочно приехать. Она решила завтра утром выяснить, что за Света и почему он ночью помчался к этой Свете.

Утром, не успел прозвонить будильник, она была уже на ногах, чтобы к 10 -ти быть в больнице. Она решила пока ничего не брать с собой из еды, пока не переговорит с врачом. Ведь, если сотрясение мозга, сразу есть не хочется, думала она.

Перед выходом из дома позвонила Марина, невестка.

– Вы собрались? Езжайте, я тоже сейчас там буду, я уже все знаю.

Они встретились возле регистратуры, узнали, в какое отделение из реанимации поступил Гарик, и помчались туда.

Дежурная сестра подсказала им, в какой палате он лежит.

Палата оказалась почти пустой, – из пяти коек заняты были только две. Гарик лежал на спине с забинтованной головой. Нас он сразу узнал и удивился, почему мы вдруг здесь оказались. Она тут же спросила у него, что конкретно болит, и к кому он мчался во втором часу ночи.
– Болит голова и где-то возле сердца, – сказал он. – А еще рукой не пошевелить.

Она горестно качала головой.

– Зачем ты мчался и к кому,– тупо повторяла мать, как будто это было так важно сейчас.
– К Свете, – нехотя сказал он.
– Ты ее не знаешь, она просила зачем-то приехать.
Подошла Марина.
– Дайте, я с ним поговорю, а Вы идите и найдите лечащего врача.

Мать вышла в коридор. В ординаторской ей сказали, что лечащий врач сейчас занят и что он еще не осматривал вновь поступившего больного. Из палаты вышла Марина, подошла к ней и сказала, что нужно вызвать психиатра.

– Зачем? – не поняла мать
– Надо с ним переговорить.

Здесь мать вспомнила, что Марина по основной своей профессии детский психиатр, и несколько лет проработала в детской поликлинике. Марина зашла в ординаторскую, ей дали местный телефон психиатра, и он вскоре пришел в отделение.

Мать ничего не понимала, причем здесь психиатр. Вскоре он вышел из палаты, подошел к ним и весело сказал:

– Девушки, ложная тревога. Я ничего серьезного не вижу. Через некоторое время он захочет есть, а сейчас оставьте его в покое – пусть поспит. Меня зовут Юрий Васильевич, звоните, если что, – и убежал.
Мать снова вошла в палату к Гарику.
– Есть хочешь? спросила она.
– Да, только потом, принеси мне бульону и что-нибудь еще жидкое, – попросил он и заснул.
– Мамочка, – раздалось с соседней койки, – вы еще придете сегодня? – спросил бомжатского вида мужчина, пытаясь встать с койки и хватаясь за костыли.
– Да, к шести.
– Очень прошу, принесите мне пачку «Беломора» и вот телефон – позвоните моей сестре в Белгород, чтобы она за мной приехала. Меня зовут Юра, и у меня здесь никого нет.
– Хорошо, – ответила она и вышла из палаты. Марина довезла ее до метро, и мать решила съездить на работу, предупредить, что сегодня она уже не работник, а заодно позвонить мужу в Москву, рассказать о случившемся.

Потом она заехала в супермаркет, накупила всяких продуктов, чтобы сделать что-то вкусное для Гарика. Сварила крепкий куриный бульон, сделала мягкие котлетки, чтобы не надо было долго жевать, взяла баночку красной икры, но потом отложила ее в сторону.

– Лучше завтра с утра отнесу – подумала она. А сейчас надо торопиться, чтобы к 18-00 попасть в отделение.

По дороге купила «Беломор» для Юры и что-то еще и помчалась в больницу. Вошла в палату. Сосед Юра бросился к ней:

– Я следил за ним, он спал, – подобострастно сообщил он.

Она отдала ему пачку «Беломора» и небольшой сверточек с едой.

– А вот дозвониться до Белгорода я пока не смогла, может, завтра повезет. Она подошла к Гарику, он уже проснулся и ждал ее.
– Есть будешь? – участливо спросила она – где болит?
– Везде, – ответил он и улыбнулся.

Она начала его кормить теплым куриным бульоном. Он с удовольствием съел целую чашку. Она положила в бульон котлетку, и Гарик с аппетитом ел, а она снова потихоньку стала расспрашивать его о причинах автокатастрофы.

Да, действительно, после 12 ночи позвонила его новая девушка Света и попросила приехать к ней. Около часа ночи он был уже на стоянке. Он благополучно выехал на безлюдный в это время суток проспект и ехал со скоростью 80 км/час, как вдруг заметил, что за ним погоня с обеих сторон от него.

– Почему ты так решил? – спросила она – Ты кого-то боялся?
– Я притормозил – они тоже. Потом я решил прибавить скорость – они тоже.
– Я увлекся и прибавил еще. Вдруг слева с перекрестка вырулил Камаз с прицепом, и стал поворачивать на мою полосу, налево. Я хотел оторваться от погони, думал, проскочу, обгоню Камаз, но прицеп оказался длинный, и его занесло на мою полосу. Потом был удар, и меня вынесло на встречную полосу, дальше я уже ничего не помню.
– Почему ты решил, что гонятся именно за тобой, кому ты так нужен?
– Мам, там в папке у меня все написано, это – Гаишники. Он так это сказал, как будто она должна была это знать, а она об этом узнала только сегодня ночью от Андрея.

Так они сидели и тихо разговаривали. Сосед Юра еще раньше куда-то вышел.

– Боже, думала она, ну почему ему так не везет в жизни? Всегда какие-то приключения, не живется ему спокойно.
– Ладно, сказала она, полежишь пару дней, пусть тебя обследуют, потом я тебя заберу, если обещаешь мне не прыгать. Все-таки, сотрясение мозга, надо вылежаться.

Она резала яблоко на мелкие кусочки и совала ему в рот, он жевал с удовольствием. Все-таки, бессонная ночь и волнения последних часов сделали свое дело. Она чувствовала сильную усталость и уже мелькнула мысль попрощаться с Гариком, и дать ему тоже отдохнуть.

Она сидела возле сына, держа его за руку. Мать была спокойна, потому, что все могло быть гораздо хуже, но обошлось…

Было начало девятого вечера, в коридоре слышался шум уходящих родственников-посетителей.

Вдруг дверь в палату резко открылась и в проеме образовался врач, который энергично направился в их сторону.

– Черный колдун из «Лебединого озера», – мелькнуло в ее сознании.
– Вы кто?- грубовато обратился он к матери.
– Я мать. – У нее внутри что-то оборвалось.
– Прошу вас выйти, я делаю обход.
– Насколько я знаю, обход делают врачи утром, – ответила она, – а вы кто?
– Я врач – психиатр. Это был не тот врач, который был утром.
– Мы не вызывали больше сегодня никаких врачей, почему-то дрожащим голосом ответила она.
– У него в карточке написано: «под наблюдением психиатра».
Она сидела напротив психиатра, пыталась разглядеть табличку у него на груди, чтобы запомнить фамилию, но в глазах стало темно, а в животе пусто.
– Я никуда не уйду, – заявила она, – пожалуйста, делайте свои дела при мне.
– Хорошо, – угрожающе сказал он, – начнем!

Дальше он начал спрашивать у Гарика анкетные данные, на что тот отвечал четко и ясно, вплоть до номера воинской части, в которой он служил на Дальнем Востоке.

– А сейчас я начну задавать вопросы, которые мать не обязательно должна слышать, поэтому попрошу вас выйти.
Мать вопросительно посмотрела на Гарика.
– Мам, выйди, пожалуйста…
И она вышла, стояла под дверью, пытаясь услышать, о чем они там разговаривают, но уходящие родственники так шумели, что ничего слышно не было.

Через некоторое время дверь с шумом открылась, чуть не ушибив ее, выскочил так называемый психиатр и быстрым шагом стал удаляться по длинному коридору. Она секунду раздумывала, вернуться ли в палату к Гарику или бежать за врачом.

Побежала за врачом, догнала.

– Доктор, в чем дело, скажите же что-нибудь!
– А вы что, не знали, что живете с психом?
– Да как вы, доктор, можете так говорить?
– Будете разговаривать не со мной, я вам больше ничего не скажу, – и исчез за одной из дверей.

Она быстро вернулась к Гарику, боялась ему пересказать, что только сейчас услышала.

– Что он спрашивал у тебя, почему выскочил, как ошпаренный, что ты ему сказал, – забросала она вопросами Гарика.
– Мам, сядь, успокойся. Ты же видишь, он такой же врач, как я артист. Он просто подослан.
– Да кем же и зачем?
У нее шумело в голове, она уже ничего не соображала, тревога охватила ее всю, она не знала, что делать, вскочила.
– Я побегу, поищу дежурного врача.
В это время дверь в палату распахнулась, и две сестрички вкатили высокую каталку, направились к ним. Ловко с двух сторон схватились за простыню с Гариком и перетащили его на каталку.
– Куда, зачем? – закричала она.
– Распоряжение дежурного врача, в отдельную палату, – и повезли его в коридор. Она метнулась за ними, благо далеко его не увезли, через несколько метров напротив. Палата была небольшая, на две койки. Она не сразу заметила, что дверей в ней не было, а была решетка, и все, что делается в палате, видно из коридора.

Ее колотило, но она не хотела передать свою тревогу сыну. Забрала все вещи из старой палаты, перенесла в новую, разложила по местам.

– Я тебе кефир оставлю на столике, чтобы удобно было достать, – тараторила она, – а сейчас я все-таки добегу до дежурного врача и переговорю с ним.

Он безучастно смотрел в потолок.

Мать побежала по пустынному в это время больничному коридору. Наконец, нашла табличку «Дежурный врач», постучала. Нет ответа. Еще раз постучала. Тишина.

Она толкнула дверь. За столом сидел высокий, лет тридцати, накаченный мужчина.

– Вы дежурный врач?
– Допустим, – ответил он, – не отрывая глаз от экрана компьютера.
– Я хочу спросить, почему моего сына только что перевели в отдельную палату после визита, якобы, психиатра (и тут она вспомнила вдруг его фамилию) Норгаллиев? Есть у вас такой врач? – с напором стала спрашивать она, – Какой диагноз он поставил моему сыну?
Не отрываясь от компьютера, врач лениво протянул:
– Все вопросы к лечащему врачу завтра.
– Я хочу знать сейчас, – повысила голос мать. – Я не хочу, чтобы моему сыну вводили какие-либо психотропные лекарства.
Она вспомнила книгу Новодворской о ее насильственном пребывании в психушке.
– Напишите заявление, – с издевкой сказал дежурный.

Мать снова побежала по коридору, нашла столик, за которым обычно должна сидеть сестра. Она вдруг действительно откуда-то появилась. Мать попросила у нее чистый лист бумаги и ручку. У той оказался только фломастер.
– Еще лучше, – подумала она, и быстро написала заявление о том, что возражает против введения каких-либо лекарств, кроме болеутоляющих, своему сыну.

Отнесла это заявление дежурному врачу. Он все так же, не отрываясь от компьютера, кивнул на стол, мол, положите туда.

Она вышла. – Что делать, как поступить? – билось у нее в голове.

Пришла в палату. Сын дремал. Было уже около десяти вечера, и все посторонние из больницы ушли. Она снова села возле сына, он открыл глаза. И они о чем-то медленно говорили.

– Я положу утку с левой руки от тебя, тебе удобно будет ее взять, и не стесняйся, терпеть не надо.
– Ладно, не беспокойся, – ответил он.
Ничего не предвещало беду, ничего такого не произошло, мать постепенно стала успокаиваться. Она считала его состояние стабильным, поэтому решила поехать домой и хоть чуть-чуть поспать.
– Давай, я сейчас уеду,- сказала мать, – а завтра к 9-00 приеду со свежей едой и буду с тобой весь день, я отпросилась на работе.
– Ну, давай, – согласился он как-то лениво.
Она наклонилась к нему, чтобы поцеловать, а он вдруг обхватил одной рукой ее шею и стал быстро-быстро целовать лицо, шею, пригнув ее голову к своей. Ей стало больно, – миозит взял свое.
– Ну что ты, как маленький, Гарик, мне же больно! – Он отпустил ее.
– До завтра, высыпайся, – сказал он.
Она опять шла по пустынным больничным коридорам, ноги наполнялись тяжестью, мурашки бегали по телу от какого-то ужаса.
Внизу охранник недовольно пробурчал, что в следующий раз он не откроет двери так поздно.
Как добралась она до дому, не помнила, и сразу бросилась в постель.
– Господи, – подумала она – почему Гарик так меня целовал, как в детстве?
Когда она отводила его в садик, он не хотел ее отпускать и начинал целовать быстро-быстро, приговаривая: «Мамочка, ты обязательно за мной придешь, обязательно?» – Она опаздывала на работу, а он все цеплялся: «Ну еще разок дай я тебя поцелую», – и она снова наклонялась к нему и они целовались, пока она не отдирала его руки от себя.

Все это промчалось в сознании, и она отключилась.

Было около 8-ми утра, когда зазвонил будильник, она глянула на часы, висящие на стене напротив кровати. Часы стояли. Они показывали 6-00 утра.

– Наверно, батарейка кончилась, – мелькнуло у нее и все!…
Больше никаких эмоций!
Она быстро встала, приготовила мясное суфле, подогрела и завернула в газеты бульон, положила баночку икры, купленную вчера, кефир, печенье, свежую булочку – все собрала в сумку.
Позвонила Марина: «Вы собираетесь к Гарику?»
– Да, я уже готова, сейчас выхожу.
– Я вас встречу у больницы, – пообещала она.
Когда мать, уже одетая, была на пороге, снова раздался телефонный звонок.

Марина, изменившимся голосом, сказала:

– Не выходите без меня, я сейчас к вам подъеду, поедем вместе.
– А что случилось?
– Потом расскажу, – сказала она почти нормальным голосом.
– Интересно, – подумала мать, – что же у нее случилось, может, что-то с детьми или с мамой, ведь Маринина мать лежала в больнице и готовилась к выписке, а младшенький ходил в садик. Мать спустилась во двор, чтобы не задерживать невестку. Она действительно тотчас подъехала, и мать села в машину.

– Так что же случилось? – повторила вопрос мать.
– Я сейчас звонила Юрию Васильевичу, и он просил срочно приехать.

У нее замерло внутри. Она рассказала Марине всю вчерашнюю историю в больнице с так называемым «психиатром». Марина закусила губу, но ничего не сказала.

Они поднялись в отделение травматологии и шагнули в сторону палаты, где должен был лежать Гарик, но путь им преградили два или три высоких, плотных, якобы врача.

– Вы к кому? – резко спросили они.
Мать ответила и, пытаясь обойти их, двинулась к палате.
– Туда нельзя, – кинулся к ней один из молодцов, – подождите, сейчас подойдет зав. отделением, он хотел вас видеть.
– Да что за дела? – возмутилась мать, – потом увидит!

Сзади подошли двое в белых халатах. Тот, который пониже, представился:

Я, зав. отделением Говенков, а это зав. медсанчастью, – фамилию она не расслышала, – пройдемте в мой кабинет, мне надо с вами поговорить.

Они прошли в кабинет, сели.

– Я должен сообщить вам печальную весть, – ваш сын умер сегодня утром.

Мать посмотрела на него с ухмылкой, она ничего не чувствовала, кроме ненависти к этому Говенкову.

– Да вы его просто убили, – спокойно сказала она. – Он не мог просто так умереть сегодня, я вчера его оставила в одиннадцатом часу ночи, и он был относительно здоров. Что вы с ним сделали? Я требую, чтобы сейчас же пришла сюда милиция и вызовите прокуратуру! – уже в истерике кричала она.

– Чтобы вам было понятно, – начал высокий, – это был суицид.
Она не совсем поняла, что такое «суицид», повернулась к Марине.
Та тихо сидела рядом и вдруг заплакала.
– Он покончил с собой, – тихо сказала она.
– Как, почему? – кричала мать.

Она стала рассказывать этим главным врачам о вчерашнем инциденте поздно вечером, но они, практически, не реагировали.

– Вы разве не замечали за своим сыном каких-то странностей?
– Нет.
– А вчера при разговоре с психиатром он вел себя неадекватно.
– Если бы вы попали в автокатастрофу и у вас было бы сотрясение мозга, как бы вы себя вели? – парировала мать.
– Вот что, вы сейчас посидите здесь в кабинете, немного успокойтесь, я зайду за вами, а сейчас у меня обход.
– Нет, сначала вызовите прокуратуру, – мать преградила ему путь к двери.
– И прокуратура, и милиция уже здесь, они работают.
– Пустите меня к сыну, – порывалась она выйти.
– Посидите немного, туда сейчас нельзя, – ответил он, и оба «врача» вышли, захлопнув двери. Они с Мариной сидели на диване и молчали. Она ничего не соображала, тупо уставившись в стенку. Марина, всхлипывая, сказала: – Надо позвонить в Москву папе, Жене я уже позвонила, он прилетит вечером.
Мать машинально позвонила мужу в Москву. Он ответил сразу.
– Нет у нас больше Гарика!
– А куда он делся? – глупее она ничего не слышала.
– Нет его, понимаешь, они говорят, что он умер, – кричала она в трубку.

Он не отключал трубку, и она слышала, как помощница, архитектор Ирина сообразила: – вам срочно надо лететь домой, у вас несчастье, а на совещание я вместо вас пойду. Мать бросила трубку и на мгновенье снова уставилась в стенку. Сознание постепенно стало к ней возвращаться. Она встала, подошла к двери. Та оказалась запертой снаружи. Какая сила в тот момент была у матери, непонятно, она всем телом налегла на дверь раз, потом, уже с остервенением, еще раз – и, дверь вывалилась из рамы прямо в коридор.

Напротив, в коридоре стоял диванчик, она бросила на него сумку с едой, которую приготовила для Гарика, и снова пыталась проникнуть в отделение, где должен был лежать сын. Навстречу ей шли трое в милицейской форме и один в штатском.

– Пойдемте с нами, посидите немного, и я вас вызову, – сказал молодой парень в штатском, – я из прокуратуры.

Она снова села в коридоре на тот же диванчик. Марина подошла к ней:

– Я должна сейчас ехать в больницу за мамой. Ждите меня здесь, я за вами заеду, – и ушла.

Мать опять сидела, не зная, что предпринять, тупо уставившись на дверь, за которой скрылись милиция и прокуратура. В дальнем конце коридора две сестрички пытались затолкнуть каталку в лифт.

– Вот, ужас-то какой, прикрой скорей, смотреть страшно! – Почему-то эти слова запомнились ей, но соотнести их к своему горю тогда она не смогла. Из кабинета вышли трое в милицейской форме, сочувственно посмотрели на мать и прошли мимо.
– Зайдите, пожалуйста, – выглянул из-за двери молодой человек в штатском.
– Я – помощник прокурора, – представился он, – меня вызвал начальник медсанчасти, потому, что на отделении произошел суицид, и мы должны это расследовать.
– На отделении произошло убийство, только кто заказчик, я пока не знаю,- твердо сказала мать.
– Расскажите, что вы знаете.
Она снова стала рассказывать о вчерашнем вечере в больнице, потом вспомнила, что ей рассказал Гарик о погоне. Он внимательно слушал, записывал.
– Почему мне не показали убитого сына? – с тоской взывала она.
– Разве вы его не видели, – удивился он, – Сейчас я выясню.
Через пару минут он вернулся и сказал:
– К сожалению, тело отправили в морг, а сегодня морг уже закрыт.
– Я требую вскрытия, и чтобы это была независимая экспертиза!
Откуда и почему у неё возникли эти слова? Она никогда не увлекалась детективами.
– Давайте сделаем так. Мне нужно заняться расследованием, вы зайдите ко мне в прокуратуру через день-два. Я выдам вам необходимые бумаги, и вы сможете заняться похоронами.
Казалось, все это происходит вне ее, она смотрела на все со стороны.
– Поехали домой, уже третий час, – это в дверь заглянула Марина.
Помощник прокурора поднял голову и сказал: «Да, да вы можете идти».

В коридоре стояла сумка с едой, которую она утром принесла для Гарика.

– Подожди, – сказала она Марине, – я сейчас.
Она взяла сумку и быстрым шагом направилась в ту палату, где Гарик был вчера утром.
Ее встретил удивленный Юрин взгляд. Она протянула ему сумку.
– Закусывай, здесь все тебе.
– А где Гарик?
– Его больше нет.
Он перекрестился, но сумку взял и ничего больше не спрашивал.
Они приехали домой, Марина не уходила.
– Ты должна идти, у тебя дети, маму привезла из больницы, иди,– механически сказала мать.
– Сейчас должен приехать Женя и, наверно, папа. Они достали билеты на дневной рейс.
– Почему я ушла из больницы? – терзала себя мать, – не увидела сына, не знаю, кто виноват, кому мстить, нельзя же так оставлять это дело.

С этими словами она встретила приехавшего мужа и старшего сына. Сидели весь вечер вместе, она снова рассказывала все подробности произошедшей трагедии за последние два дня. Она удивлялась, почему ее мужчины не возмущаются, нет у них потребности выяснить все и отомстить. Они принимали случившееся, как само собой разумевшееся.

– Почему? – мучилась она.

Через два дня им разрешили взглянуть на Гарика. Они втроем поехали в морг. Он спокойно лежал на столе, прикрытый простыней. Она подошла и резко отдернула простыню. Она увидела то, что и подозревала. Ровная, аккуратная полоса вокруг шеи.

– Удавили его, – громко сказала она медэксперту и служителю, которые оттащили ее от трупа и велели мужчинам держать ее.

– Сам он не мог с собой это сделать! – Она помнила, что одной рукой он вообще не мог шевелить, и встать с постели самостоятельно тоже не мог.

Почему она не обратила внимание на руки? Ведь, если он сопротивлялся, должны же быть следы. Или их тоже искусно загримировали?

Потом они поехали в прокуратуру за разрешением на захоронение.

Алексей, так звали помощника прокурора, выслушал ее последние догадки, ничего не сказал, дал справку о захоронении, но не о кремации.

Дальше всеми делами занимался Женя. Муж, как всегда, в трудных жизненных ситуациях, был где-то в стороне.

После похорон муж настоял, чтобы она поехала в Москву, якобы, там накопилось много работы, и ей лучше сейчас уехать из Питера.

А она-то вынашивала планы мщения, по наивности поделилась ими с мужем.

Она хотела найти того капитана из отряда ГАИ (она просмотрела черную папку, о которой Гарик рассказывал Андрею), хотела заставить его признаться в прессинге Гарика, хотела, чтобы он признался, что «психиатр» Норгаллиев – его человек.

Она даже успела съездить в больницу и выяснить, что Норгаллиев действительно существует, но он дежурит в этой больнице только 2-3 раза в месяц. Ей дали его рабочий телефон. Однажды ей посчастливилось дозвониться до него, но там спросили, кто она и что ей надо. Ей пришлось придумать другую фамилию и сказать, что ей нужна его консультация. На том конце провода помолчали и сказали, что психиатр занят.

Видно, следствие еще велось…

Она снова ходила в прокуратуру. Алексей сказал, что дело еще не расследовано до конца, и ей надо прийти через три недели.

А шеф торопил с командировкой, и она уехала вместе с мужем в Москву.

Там, как-то сидя с Ириной (помощницей) в конце рабочего дня, она поделилась с ней своими сомнениями. Та сходу сказала:

– Ищите, кому выгодна смерть Гарика. Ну, так ясно же, Гаишникам! Нет человека, нет дела!

И она снова вынашивала идею, как отомстить.

Однажды шеф, видя ее состояние, завел разговор о всепрощении. Он недавно принял православие (жена у него была ярая фанатка и на работе пыталась сотрудников обратить в истинную православную веру), и теперь, оправдывая какие-либо события, говорил:

– Так угодно богу.

Когда он узнал о ее намерении мстить, замахал руками:

– Христос велел прощать, надо простить врачей, надо простить работников ГАИ, – он еще что-то говорил, но мать его уже не слушала.

В ее атеистическом сознании не могло уложиться это всепрощение и эта лживость всего христианства со всеми его ответвлениями.

Вернувшись домой, она поделилась с Женей своими намерениями. Он сел с ней рядом и сказал:

– Ты хочешь потерять и второго сына? Ведь если ты будешь копать, они доберутся и до тебя и до меня. Пожалей хотя бы внуков!

Это был приговор. Она долго плакала одна, ей казалось, что она предала своего младшенького. Да не только она. Они все, ее близкие, предали и ее, и его.

Автор: Пекелис Фаина | слов 5539


Добавить комментарий