Речь здесь пойдёт о представителях двух поколений семьи коренных костромичей, семьи Афанасьевых. По сути – это заметки. Заметки довольно пёстрые по манере изложения (в некоторых случаях я прибегаю к изложению от первого лица, в других – просто цитирую интернет-данные), по степени разработанности материала, по степени его насыщения фактами, по уровню детализации этих фактов применительно к конкретным персоналиям. Причина – весьма значительная разница уровня моей осведомлённости о жизненном пути тех или иных моих старших родственников.

*  *  *

Афанасьев Григорий Петрович
(25.11.1885 г. Кострома – 15.10.1979 г. Кострома)

Отец Григория Петровича – инженер Пётр Афанасьевич Афанасьев был в числе строителей и первых руководителей предприятий Большой Костромской Льняной Мануфактуры.

Афанасьевы: Надежда Константиновна, Пётр Афанасьевич, их сын Григорий

Г.П. Афанасьев закончил в Костроме начальную школу и реальное училище, затем лесное отделение Новоалександрийского института сельского хозяйства и лесоводства. Институт, располагавшийся в г. Пулавы (ныне – Польша), и имевший равные права с другими университетами России, являлся одним из первых в Европе и России высших сельскохозяйственных учебных заведений. (С началом Первой мировой войны в 1914 году институт был эвакуирован в Харьков. Ныне – Харьковский национальный аграрный университет).

Г.П. Афанасьев в студенческие годы

Григорий Петрович женат на дочери священника Никольской церкви г. Костромы Василия Васильевича Сахарова – Елизавете Васильевне Сахаровой. Брак заключен 22 января 1912 г. в Троицкой церкви села Есипова Нерехотского района священником Павлом Звездкиным (зятем о. Василия).

Далее я цитирую материал своей статьи СИГНАЛЬНЫЙ ГОРН, ШТЫК И ПИКЕЛЬХЕЛЬМ, размещённой на сайте https://kostromka.ru/afanasev/gp.php и написанной как бы от лица моего деда -  Г.П. Афанасьева, т.е. от первого лица.

«В 1905 году моя мать и я — в то время студент лесного отделения Новоалександрийского института сельского хозяйства и лесоводства — по случаю капитального ремонта нашего дома временно поселились в Заволжской слободе у Михайловых — наших давних знакомых. Я как раз приехал к матери после бурных студенческих демонстраций, и тут же в наше жилище нагрянула полиция и жандармы под предводительством жандармского ротмистра. Они обыскали квартиру, перевернув всё вверх дном. Искали очень старательно, перелопатили даже дрова в сарае. Обнаружили несколько малозначимых политических брошюр, однако было видно, что целью обыска являлось нечто более серьёзное. Что искали и в связи с чем, мы так и не поняли. Мне показалось, что их интересовали вовсе не мы с мамой. Во всяком случае в отношении нас никаких конкретных действий со стороны властей и полиции не последовало.

Здесь, за Волгой в 1906 г. я познакомился со своей будущей женой. В 1912 г. женился. В том же году был призван на военную службу вольноопределяющимся. На следующий год выдержал испытание на звание унтер-офицера, а затем и на чин прапорщика. В 1913 г. уволен в запас.

В 1914 г. по настоянию жены мы поселились в доме её родителей. С началом войны был мобилизован и как прапорщик запаса направлен в запасной полк в г. Вятку. В скором времени меня назначили начальником очередного эшелона пополнения, отбывающего в действующую армию. Местом службы оказался 27-й стрелковый сибирский полк.

С августа 1914 года я участвовал в боевых действиях против немцев. В сентябре, уже будучи младшим офицером, с полуротой солдат, оставленных для прикрытия захваченной полком у неприятеля тяжёлой артиллерийской батареи, отразил с большим уроном для противника несколько вражеских атак. При этом удалось подбить бронеавтомобиль (броневик), который эти атаки поддерживал. За этот бой я получил Орден Владимира 4-й степени с мечами и бантом, а буквально на следующий день был назначен командиром роты.

Далее последовали тяжёлые, изнурительные бои на Мазурских озёрах (Мазурские озёра, Мазурская линия озёр — многочисленная группа отдельных озёр на северо-востоке нынешней Польши). В тех же краях произошёл памятный, последний для меня в той войне бой в лесу, у населённого пункта (деревни) Нейдорф.

Мы были окружены противником. Положение сложное, выбор невелик: либо плен и медленная смерть в плену от голода, холода и болезней, либо общей атакой, штыковым ударом, в рукопашную прорвать кольцо окружения и выйти к своим. Именно эти мысли я высказал в своём выступлении перед солдатами. Солдаты мне доверяли. По моей команде рота дружно, в едином порыве и в нужном месте ударила по врагу. Немцы были опрокинуты и рассеяны по лесу, а мы, понеся незначительные потери, пошли дальше по лесной территории, где единой линии фронта практически не было. Сначала набрели на резерв нашего батальона, затем и на сам батальон. Вернее на то, что от него осталось.

Прежний командир батальона выбыл по ранению, и теперь батальоном командовал некий капитан, вялый, безынициативный, впадавший в форменный ступор при любом осложнении обстановки. Отсутствие должного управления батальоном в непростой ситуации марша по территории, где немцы уже считали себя хозяевами положения, меня тревожила больше, чем реальные, но пока ещё разрозненные войсковые группы противника вокруг нас.

По сравнению с другими подразделениями потрёпанного в боях батальона моя рота оказалась самой боеспособной и сплочённой. Опираясь на своих солдат и офицеров, я негласно организовал группы боевого охранения, прикрывавшие движение батальона в лесу от внезапных массированных вражеских атак. Сам старался быть и тут, и там.

С немцами столкнулись внезапно, нос к носу. Наши не стреляли из опасения переполошить всю вражескую оборону. Не ожидавшие встречи с врагом немцы не успели стащить с плеч винтовки, тем более зарядить их. Поэтому тоже не стреляли. Завязалась рукопашная схватка. Выхватив взглядом вражеского горниста, готовившегося дать сигнал тревоги, я прыгнул на него и почти одновременно получил откуда-то сбоку сильный удар штыком в бедро. Из раны обильно хлынула кровь. Тем не менее, сигнальный горн оказался в моих руках. Сознание мутилось, возможно от кровопотери, возможно от перенапряжения последних дней. Но тут меня подхватили наши солдаты и вынесли из центра схватки. Немцы были уничтожены.

Чувствовал я себя неважно. Разные мысли лезли в голову. Наскоро наложенные бинты помогали мало, потеря крови продолжалась. По счастью мы были уже вблизи расположения наших основных войск. В помощь мне выделили двух солдат моей роты и отправили на поиск перевязочного пункта. По пути мы наткнулись на совершенно исправную, брошенную на ничейной полосе русскую артиллерийскую батарею. В полной конской упряжи, но без людей. Пришлось одного из сопровождающих меня солдат отправить назад, в батальон, с донесением о столь серьёзной находке. Ну а мы вдвоём, буквально в пределах получаса добрели до какого-то передового госпиталя, где наконец-то профессионально обработали мою рану, срезали сапог с распухшей ноги, выплеснув из него, как из кувшина натёкшую кровь.

Затем меня эвакуировали в госпиталь города Минска, где я находился на излечении полтора месяца. Именно там наш ротный фельдфебель, прибывший по поручению сослуживцев с гостинцами и сувенирами от них, вручил мне среди всего прочего сигнальный горн, кажется тот самый, с чужим орлом на раструбе, немецкий ружейный штык и немецкую каску (пикельхельм). Вручил «на память», ибо в полку уже знали, что врачебная комиссия перевела меня в 3-ю категорию, и в действующую армию я уже не вернусь.

К тому времени за доблесть и мужество в боях против неприятеля я был награждён тремя орденами: Орденом Св. Станислава 3-й степени с мечами и бантом; Орденом Св. Владимира 4-й степени с мечами и бантом; Орденом Св. Анны 4-й степени с надписью «За храбрость».

По выписке из госпиталя меня направили для продолжения службы в караульную команду города Смоленска, составленную из солдат и офицеров всё той же 3-й категории.

Заключительную точку в моей «золотопогонной» карьере поставили революционные события 1917 года. Ну а «царские» ордена спасли семью в голодные послереволюционные годы, будучи обменяны на пищевые продукты в торгсине (торгсин – Всесоюзное объединение по торговле с иностранцами – советская организация, занимавшаяся обслуживанием гостей из-за рубежа и советских граждан, имеющих «валютные ценности» (золото, серебро, драгоценные камни, предметы старины, наличную валюту), которые они могли обменять на пищевые продукты или другие потребительские товары). – Два ордена были из золота. Военные трофеи – горн и каску – в 70-е годы (ХХ века) я передал в Костромской музей, где они и хранятся.

Слева направо: В.В. Сахаров (тесть Г.П. Афанасьева) с внуком Борисом на руках, неизвестный солдат (возможно, денщик Г.П. Афанасьева), Е.В. Афанасьева (жена Григория Петровича), сын Григорий, неизвестная девочка, Г.П. Афанасьев. Фотография 1916 г.

Первое время после октябрьской революции 1917 года жить в Костроме я опасался, т.к. будучи до этого пару раз в краткосрочном отпуске щеголял на людях в офицерской форме при всех регалиях и наградах. Работал в дальних костромских лесах на таксации. (Таксация леса (от лат. Taxatio – оценка), учёт леса, его всесторонняя материальная оценка и составление технической характеристики (таксационного описания и плана) насаждений, определение их возраста, запаса (количества) древесины, прироста и объёма отдельных деревьев и их частей).

В самом начале февраля 1919 г. был призван в ряды Рабоче-крестьянской Красной армии и оказался сначала командиром взвода, затем помощником командира дорожно-мостовой роты инженерно-сапёрного батальона 25-й Чапаевской дивизии.

По понятным причинам этот период моей биографии протяжённостью в 1 год 3 месяца, и даже не весь период, а один его эпизод, в советское время приобрёл известность не только в семейном кругу, но и за его пределами. Речь идёт о Лбищенской трагедии 5-го сентября 1919 года.

Командовал инженерно-строительным батальоном бывший офицер царской службы, инженер Покровский Пантелеймон Сергеевич. Умнейший, образованный, интеллигентный человек, светлая голова. Приказы подчинённым отдавал в следующей форме: «Голубчик, будьте добры, установите в районе строительства охрану. Объекты будут такие…» И тому подобное.

В районе Лбищенска дорожно-мостовая рота строила мост через реку Урал. Бревенчатые опорные сваи уже установили, но до наведения настила дело ещё не дошло. Задерживали технические проблемы, отсутствие и несвоевременная доставка нужных материалов. Не хватало строевого леса. К тому же часть солдат-строителей на время работ постоянно приходилось выставлять в качестве боевого прикрытия. – С другого берега Урала частенько беспокоили ружейными обстрелами летучие конные разъезды белых. Впрочем, стреляли они обычно с солидного расстояния и без особого ущерба для сапёров.

К неудовольствию Чапаева Стройка продвигалась медленно. Однажды Чапаев со свитой верхами примчался на берег, наорал на наше начальство, и, не поверив в сам факт казачьих наскоков, всё более и более распаляясь, стал угрожать расстрелом и ротному, и батальонному командиру, но именно в этот момент за рекой вновь возникло пылевое облачко, и над переправой запели пули. Постреляв издалека, казачий разъезд быстро скрылся в степи. Тем не менее, Чапаев сменил гнев на милость. Напоследок заявил, что брёвна на плечах людей при их переноске надо размещать иным образом и лично показал, как именно это следует делать. Бывалые строители переглянулись, однако спорить не стали.

В ночь лбищенской трагедии многих погубило белое исподнее бельё (кальсоны, рубашки), в котором большинство красноармейцев выскочило на улицу при начале стрельбы и общего переполоха. Мишени в темноте были отличные. Я же, по сложившейся армейской привычке укладывал перед сном верхнюю одежду в определённом порядке, так сказать, «под руку», и потом часто поминал добрым словом эту свою привычку – успел одеться мигом.

Бой за Лбищенск

Путь отступления был только один – к реке, к Уралу. Ощущение было такое, что нас специально гонят к воде по выделенному коридору. Чапаев, раненый в руку, был в белой рубахе. Группа приближённых почти насильно вела его по улице к речному берегу. Их никто не преследовал. Чапаев матерился, рвался назад, с угрозами в адрес врагов.

Пространство у реки и водную поверхность белые простреливали густым ружейно-пулемётным огнём, причём, больше с флангов, и особенно с конечных боковых точек условного коридора нашего отступления. Я тут же заметил, что под обрывом высокого берега образовалась мёртвая зона (не простреливаемая сверху пулемётами), позволявшая при желании сравнительно безопасно продвигаться по урезу воды вдоль береговой линии. В некотором отдалении – метров 200 вниз по реке – из воды выступали сваи и другие конструкции нашего недостроенного моста.

Моментально оценив обстановку и сообразив, что плыть среди этих свай безопаснее – какое-никакое укрытие от пуль – я предложил группе Чапаева переправляться там. Однако для этого надо было сначала пробежать определённое расстояние вдоль реки под береговым обрывом. К сожалению, моим призывам не вняли. Группа Чапаева бросилась напрямик к воде, а я с пятью-шестью красноармейцами под берегом свернул вниз по течению к недостроенному мосту. Ну а там, под прикрытием мостовых свай и большей частью под водой (нырял и плавал я отлично – вырос на Волге) успешно добрался до другого берега.

Почти половина моих спутников при переправе всё-таки погибла. День переждали в кустах, где к нам прибилось ещё несколько человек. Затем многие десятки километров, практически в голом виде (по пути натянули на себя мешки, снятые с огородных пугал на встретившихся заброшенных огородах), босиком (земля сухая, как наждак – ноги моментально сбили в кровь), почти безоружные, в постоянном страхе встретиться с белогвардейским конным разъездом, шли по голой степи к своим. Дошли. Нас заметил и моментально настиг разъезд, по счастью красный. Нашему рассказу о случившемся поверили не сразу.

Белые уральские казаки после боя за Лбищенск

Потом был тяжелейший брюшной тиф, затем сыпной тиф и демобилизация.

Кстати, образ и характер В.И. Чапаева, созданный Борисом Бабочкиным в знаменитом кинофильме «Чапаев», очень близок оригиналу. Сходство почти один в один, в разы более того, что я ожидал увидеть, собираясь на первый просмотр кинофильма. А вот белогвардейских броневиков и пушек, фигурирующих в фильме, при лбищенской бойне не было и быть не могло. Рейд совершило очень мобильное конное соединение белых.

Возможно среди богатых трофеев, доставшихся белоказакам в Лбищенске, могло оказаться артиллерийское снаряжение, но в бою оно не применялось. В ту ночь было не до трофеев.»

С мая 1920 года Г.П. Афанасьев вернулся к мирной жизни, к одной из самых мирных профессий – к профессии лесовода. Работал по специальности – лесничим (с 1920 по 1926 год лесничим Армёнского лесничества), затем старшим лесничим. Великолепно знал всю территорию Костромского края — неоднократно прошёл её вдоль и поперёк. Да и не только Костромского края, но и соседних областей, ибо за несколько десятилетий в промежутке между упразднением губерний в России и образованием Костромской области наш край входил в состав Ивановской области, а Костромской район подчинялся Ярославлю. (Сохранилось удостоверение Афанасьева Г.П. – старшего лесничего костромского лесхоза Ярославского управления лесоохраны и лесонасаждений).

Справка:
Большинство людей путают профессии лесничего и лесника. На самом деле это разные профессии, хоть и родственные. Лесник – это лесной сторож. Он охраняет свой сравнительно небольшой участок леса от незаконных порубок, охоты и пр. Лесничий – лесоуправитель, специалист, имеющий высшее образование по лесоустройству, оценке и исследованию лесных ресурсов, защите, использованию, возобновлению леса на государственно-хозяйственном уровне. Он отвечает за жизнь значительной лесной территории, лесного хозяйства (лесхоза) в целом. Лесничий рассматривает лес как экосистему, отвечает за то, чтобы рубка деревьев не вредила лесу, чтобы вырубленные или выгоревшие места вовремя засаживались новыми деревьями, чтобы не было завалов старых поваленных стволов и т.д.

Лесничий отслеживает признаки болезней леса, появление насекомых-вредителей. Если нужно, планирует санитарную вырубку деревьев. Во время такой вырубки удаляются и обязательно вывозятся больные, поврежденные и усыхающие деревья, всё то, что уже невозможно вылечить. В противном случае больные деревья превращаются в рассадник вредителей или инфекции.

Лесничий организует подготовку семян и саженцев, определяет время и место посадки. Благодаря усилиям лесничего и его помощников, вместо пустоши может вырасти целый искусственный лес, так называемые лесопосадки.

Лесничие ведут прокладку просек, которые делят лес на кварталы. На случай пожара проводят окапывание лесов по краю (преграда для низового огня) и регулярно проверяют состояние просек и вскопанных участков. Иными словами, лесничий занимается лесоустройством, ведёт научно-хозяйственную работу.

Рядовой лесничий, возглавляя службу лесников, лесоводов, участковых техников и т.д., подчиняется главному лесничему лесничества (лесхоза, леспромхоза).

Работа эта требует знаний и ответственного, честного отношения к своим обязанностям, ибо её реальный результат проявится не сразу, а, возможно, через тридцать–сорок, а то и через восемьдесят лет.

Дом Василия Васильевича Сахарова. 20-е (?) годы ХХ века. На 1-м плане «афанасьевская» часть дома

Работал Григорий Петрович увлечённо и не жалея сил, на всех постах и должностях отстаивая принципы вдумчивого, бережного, воистину государственного, отношения к лесу, рационального ведения лесного хозяйства.

Как минимум дважды был задержан в связи с ложными доносами и беспочвенными обвинениями в саботаже и вредительстве. Оба раза убедительно, быстро и наглядно сумел доказать свою правоту.

Награждён тремя медалями, в т.ч. «За доблестный труд в Великой Отечественной войне» и «За доблестный труд».

В период Великой Отечественной Войны Г. П. Афанасьев по возрастным показателям призыву в армию уже не подлежал, но был готов при необходимости вновь взять в руки оружие.

В самый драматический период немецкого наступления на Москву партийно-хозяйственное руководство Костромы и Костромского района (вероятно и руководство соседних областей) негласно прорабатывало вопрос организации партизанского движения на случай, если враг докатится до Волги и пройдёт ещё далее. Формировался соответствующий кадровый резерв, в состав которого после собеседования в некоем официальном ведомстве и, вероятно, после соответствующих проверок был включен и Г.П. Афанасьев.

Вспоминая спустя многие десятилетия об этом событии, он отмечал хорошую информированность собеседника о деталях своей биографии, деталях службы в царской армии, в красной армии, службы и жизни в мирное время. Собеседник хорошо ориентировался в вопросах географии Костромского края, в местной сезонной метеорологии и связанных с ней вопросах передвижения по территории области, в возможностях автономного существования (выживания) в полевых, точнее в лесных условиях. «Тем не менее, я понял, что знаю костромские леса и территории, не только окрестные, но и дальние в разы лучше этого человека. И он это понял. Разговор перестал быть официальным. Можно было отказаться, но я согласился». (Г.П. Афанасьев)

Последнее место работы Г. П. Афанасьева – директор Контрольной лесосеменной станции. (Располагалась в конце улицы Сталина – ныне проспект Мира. Возможно, название учреждения передаю не точно.) На эту должность он заступил, будучи уже в пенсионном возрасте, и оказался там в сугубо дамском окружении, что приключилось с ним впервые. Шутки по этому поводу у нас дома звучали часто, да и сам он был впереди всех, называя своих подчинённых Дульцинеями.

Сколько я себя помню и вплоть до постановления ЦК КПСС 1958 г. «О запрещении содержания скота в личной собственности граждан, проживающих в городах и рабочих поселках» дедушка держал корову. Жила она в дальнем отделении бревенчатого сарая во дворе и исправно обеспечивала семью молочной продукцией. Масло, сметана, даже молоко в магазинах были не всегда. Масло частенько приходилось сбивать самим в специальном деревянном маслобойном бочонке с вращающейся внутри рамкой. Вращение, наподобие мясорубки, производилось наружной ручкой.

За коровой дед ухаживал сам: доил, летом отводил в стадо и обратно, чистил хлев (отличное удобрение для сада и огорода!), принимал отёл, привозил корма и сено. Сеном был забит сарайный чердак (сеновал), превращавшийся летом в базу и штаб ребячьей родни. С коровой расстался не просто с сожалением, но с большой душевной болью.

Садом, плодовыми деревьями, кустами и цветами (позднее в этот список попала и клубника) занимался совместно с бабушкой (огород в семье не был в чести за исключением зелени к обеду). Они на пару участвовали в городских выставках плодов и цветов, регулярно получая дипломы и грамоты всех степеней.

В саду экспериментировал с редкостными для наших мест деревьями типа маньчжурского ореха, амурского бархата (амурского пробкового дерева), белой акации. И ведь цвела южная гостья! И маньчжурский орех плодоносил! Позднее, когда тот самый амурский бархат раскинулся высокой плотной кроной на полсада и запустил мощный корень под стену, грозя поднять дом на воздух, потребовал срочно спилить зловредное дерево от греха подальше. К большому неудовольствию директора лесхоза, частенько навещавшего вышедшего на пенсию деда и к ещё большему неудовольствию окрестных котов и кошек, сбегавшихся со всего Заволжья для чистки когтей о пробковую кору, дальневосточное чудо в ту же неделю было спилено.

Будучи на пенсии, Г.П. Афанасьев стал одним из инициаторов создания Костромского отделения Всероссийского общества охраны природы, вовлечения в него новых членов, популяризации идей общества среди учащихся костромских школ. Активно способствовал и лично принимал участие в озеленении Заволжского района, в высадке деревьев на пустырях, улицах, на территории скверов и рощ, расширяя по возможности их площади. Стоял у основания движения коллективных садов. Чтобы показать пример, сам вступил в совершенно не нужный ему коллективный сад на окраине Паново, помогая пробивать организационные вопросы, решать многие другие проблемы по превращению пустоши в садовые участки.

Наш деревянный дом, построенный приблизительно в 1886 году жив и относительно здоров до сих пор во многом благодаря своевременным ремонтам, произведённым Г.П. Афанасьевым. Последний раз в возрасте около 86 лет по договорённости с областным управлением лесного хозяйства он выехал за строевым лесом для ремонта куда-то под Макарьев, отклонив предложения с более близкими адресами. Именно там на тот момент шли лесозаготовки наиболее здоровой и кондиционной древесины. Пригнал два полностью гружёных лесовоза. Один из них при загрузке на делянке опрокинулся, и дед чуть ли не пешком отправился в ближайшую военную часть за помощью. Помощь людьми и техникой была оказана.

Забот, связанных с домом и домовым хозяйством, с коровой, с дровами для печей хватало. Берёзовые дрова надо было купить, привезти, напилить (двуручной пилой), наколоть, сложить в поленницы (во дворе всегда стояло несколько поленниц), укрыть от дождя, высушить.

Настроением всегда был ровен, в быту неприхотлив, немногословен, наблюдателен, в одежде традиционен. Совместно с бабушкой, потом уже один варил варенье, отправляя его в семью сына в Москву и в проживающие в Костроме семьи дочерей. Очень любил и часто пил крепкий чай. Заваривал его непременно сам.

Помню городошные баталии – игру в городки прямо на дворовой дорожке. Игру, к которой с подачи дедушки пристрастилось и взрослое, и детское население дома. Помню, как он катал меня на раме велосипеда, а потом учил на нём ездить.

Хорошо помню мои с ним прогулки в раннем детстве по волжскому берегу, по стоящим у берега плотам – рука в руке.

Афанасьевы перед войной. 02.02.1940 г. Слева направо: Первый ряд: Наталья Григорьевна (в будущем – Рыбникова – главный архитектор г. Костромы), Григорий Петрович, Елизавета Васильевна Второй ряд: Борис Григорьевич (в будущем – полковник генштаба), Григорий Григорьевич, Татьяна Григорьевна (Макеева), Ольга Григорьевна (Новикова, в последствии заслуженный врач РФ.), друг Григория Григорьевича – Лев Кипарисов (в последствии стал известным московским хирургом, начальником 4-го отделения Кремлёвской больницы)

* * *

Афанасьева Елизавета Васильевна
(21.03.1886 г. Кострома – 16.06.1970 г. Кострома)

Вторая по старшинству из четырёх выживших детей (четырёх сестёр) в семье. Всего в семье родилось 17 детей, но все остальные умерли в раннем детстве.
Отец – священник Никольской церкви (за рекой Волгой) Сахаров Василий Васильевич
Мать – Александра Александровна, в девичестве – Невзорова

Василий Васильевич Сахаров (отец Василий)

Александра Александровна Сахарова (Невзорова)

Елизавета Васильевна Афанасьева (в девичестве – Сахарова) – жена Григория Петровича Афанасьева

В 1907 г. Елизавета Васильевна Афанасьева поступила в С.-Петербургское Училище Лекарских Помощниц и Фельдшериц и в 1912 г. его закончила, удостоившись по представлению Педагогического Совета училища звания «Лекторской помощницы» с отличием и Повивальной бабки первого разряда.

Афанасьевы: Елизавета Васильевна, Татьяна Григорьевна, Борис Григорьевич, Григорий Петрович, Григорий Григорьевич

В сохранившейся трудовой книжке в графе ПРОФЕССИЯ значится: ФЕЛЬДШЕРИЦА АКУШЕРКА.

По окончании училища ей предложили остаться и пройти курс высшего медицинского образования. Изыскали даже какой-то компромиссный, сокращённый по времени вариант получения диплома врача. Она отказалась. На тот период ей было 26 лет.

Ничего не могу сказать о месте её работы до начала строительства волжского ж/д моста в Костроме, т.е. до 1929 года. С её слов знаю, что работала она в мед. пункте при этом строительстве – каждый день несколько километров пешком туда и обратно в любую погоду.

Мост строился до марта 1932 года. Помимо повседневно-обычных ушибов, ссадин, вывихов и переломов ей нередко приходилось иметь дело с проявлениями кессонной болезни, проявлениями, иногда тяжёлыми — опоры моста строились кессонным способом.

По крайней мере с декабря 1930 г. место её работы стало называться амбулаторией 16-го врачебного участка Ярославской ж/д. Судя по записям в трудовой книжке и по тому, что встреча с вырвавшимися из блокадного Ленинграда дочерьми Татьяной и Ольгой произошла во время её дежурства в мед. пункте станции Кострома Новая, один из медпунктов 16-го врачебного участка по окончании строительства моста находился там.

В 1951-1952 годах она была в штате медицинской то ли сети, то ли части (записи в трудовой книжке выполнены с таким же «прилежанием», как и записи в наших современных медицинских картах) строительства железной дороги Кострома – Галич. В начале сентября 1952 г. уволена по собственному желанию. На этом данная трудовая книжка заканчивается. Знаю, что после того она работала в мед. амбулатории (возможно иное название этого учреждения), располагавшейся в сохранившемся до сих пор деревянном здании на ул. Московской 27 — напротив бывшей водонапорной башни. Пожалуй, там было её последнее место работы.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 15 августа 1952 г. награждена Орденом Трудового Красного Знамени.

Забот о семье и домашних дел у Елизаветы Васильевны всегда было более чем достаточно. Я частенько слышал её присказку: «стрелки, не бегите, стрелки, подождите». Она хорошо готовила и шила. Чтобы что-то сготовить, надо было предварительно обежать окрестные магазины и заглянуть на базар, хотя бы на местный, заволжский — на Московской улице (сейчас там «Магнит» и «Десяточка»). Конечно же, надо иметь представление о том, что можно было купить в магазинах в те годы. Уж точно – никаких полуфабрикатов. Исключение — сухие брикеты с кашами. В частности, какой-то период, с гречневой кашей с мясом — с тех пор такой вкусноты мне более отведать не довелось .

С промтоварами и одеждой ситуация в магазинах была не лучше. Поэтому многое из одежды женское население страны шило само. И на себя, и на мужчин, и на детей. Детям и не только детям нередко шили и перешивали из старого, ношеного. Частенько при этом материал перелицовывали, переворачивали изнаночной стороной наружу. Почти в каждой квартире имелась швейная машина. Шила и бабушка. Однако наиболее сложные типы одежды и одежду выходного дня заказывала знакомым профессионалам, позднее – в швейном ателье.

Пища приготавливалась в русской печи и на двух примусах, со временем заменённых двумя керосинками. Готовила, главным образом, бабушка. Боковая стена русской печи служила стеной одной из комнат. Этой печью комната (самая холодная комната квартиры) и обогревалась. Печь имела лежанку. Не видел, однако, чтобы кто-то ею пользовался по прямому назначению. У внешнего борта лежанки в печь был вмонтирован металлический бак для нагрева воды (литров на 18) с выведенным наружу сливным краном. Сверху бак закрывался съёмной крышкой, сверху же пополнялся водой. Лежанка как таковая, располагалась глубже, ближе к стене. При любом жаре печи вода в баке температуры кипения не достигала, но тёплой оставалась долго.

Дрова в топку русской печи укладывались «клеткой» (клетью, колодцем) – каждый следующий слой поперёк предыдущего. Самый нижний слой состоял только из двух опорных для следующего ряда поленьев, уложенных вдоль топки. Первоначально клеть выстраивалась близко от топочного входа. Иначе до неё через предтопочный печной стол (шесток) было не дотянуться. После того, как с помощью бересты и наколотой лучины дрова разгорались, упором ухватов в торцы обоих поленьев нижнего ряда, вся конструкция задвигалась в глубину печи. Далее дровами, головешками и углями управляли с помощью длинной кочерги. Горшки, кастрюли, сковородки с разным содержимым закладывали в печь с учётом степени прогорания дров и углей. Степени – различной для разных кушаний и разных материалов, из которых была сделана посуда и утварь. Кстати, сажать в печь, а потом вытаскивать тяжёлые, заполненные едой горшки, кастрюли разнокалиберными ухватами на длинных ручках, при этом ничего не опрокинув, не расплескав – занятие, весьма, не простое.

В определённый момент (моменты) печной проём снаружи закрывался огромной жестяной крышкой.

По окончании топки нельзя было проглядеть оставшиеся головешки, ошибиться в степени готовности углей перед закрытием вьюшек и заслонок дымохода. Не догоревшие головешки и угли кочергой и совком на длинной ручке удалялись из печи, сбрасывались в ведро с водой, или выносились прямо в совке в яму на дворе. В противном случае наутро можно было и не проснуться – угореть (надышаться угарного газа). Со слабой степенью этого самого угорания — головной болью все домашние были знакомы, и неоднократно. Другая крайность – позднее закрывание вьюшек — в морозные зимы тоже не годилась. И еда оказывалась холодной, недоваренной, и «холод в доме собачий».

А ещё купание детей, общение с ними, проверка школьных заданий. А ещё стирка, полоскание (полоскать бельё даже зимой ходили на Волгу, к прорубям), при том, что ближайшая водоразборная колонка — почти за пол километра от дома. А ещё уборка и наведение чистоты в домашних помещениях, в которых кроме людей всегда жили ещё одна или две собаки.

Вот с таким хозяйством управлялась Елизавета Васильевна. Нет, не всегда и не во всём в одиночку, но бывало и такое.

Ещё при жизни о. Василия в разных частях его дома стали проживать одновременно две-три семьи его прямых потомков. Временами, в ожидании решения квартирного вопроса при смене места жительства, семьи его многочисленных внуков и внучек также надолго располагались в гостеприимных стенах. Детей устраивали в ближайшие школы, жизнь продолжалась.

Сменялись поколения. Григорий Петрович и Елизавета Васильевна Афанасьевы сами стали дедушкой и бабушкой. В летний период времени, особенно с начала шестидесятых, дом наполнялся оравой уже их внуков- подростков. Иногородние, отправленные на каникулы к бабушке, объединялись со сверстниками-аборигенами. Всё повторялось. Волга, велосипеды, окрестные леса, луга и речушки… Раздолье!

Афанасьевы Е.В. и Г.П. во дворе своего дома

Афанасьевы Е.В. и Г.П. с детьми. Справа налево: Наталья Рыбникова, Борис Афанасьев, Ольга Новикова

Праздники костромские родственники нередко отмечали вместе, в родительском доме. В большую комнату, а летом – на террасу приносились и составлялись цепочкой несколько столов — впритык один к другому. Если не хватало места, детей отселяли за отдельно стоящий стол рядом. Ни один праздник не обходился без хорового и сольного пения. Звучали народные песни, русские романсы, военные песни, песни эстрадные. Совместное пение – обязательно на несколько голосов. Ольга Григорьевна садилась за рояль, совмещала пение с аккомпанементом, импровизируемым по слуху. Если празднование происходило летом, на террасе — меняла рояль на аккордеон. Взяв в руки гитару, не уступал ей и Григорий Петрович.

* * *

Афанасьев Григорий Григорьевич
(14.09.1914 Кострома – январь 1942 Ленинград)

Старший сын Елены Васильевны и Григория Петровича Афанасьевых

Афанасьев Г.Г.

В юности подвергся бандитскому нападению на улице, получив удар ножом, из-за чего заметно прихрамывал. По этой причине призыву в армию не подлежал. До войны, еще, будучи в Костроме, увлекался самостоятельным изготовлением и сборкой радиоприёмников, преимущественно детекторных.

Отличался честностью, принципиальностью, верой в коммунистические идеалы, что, кстати, было свойственно и его брату, и его сёстрам.
В 1930 году после 8-го класса школы поступил и в 1933 году закончил электротехническое отделение Костромского индустриального техникума им. Красина. По окончании техникума направлен в Казань, на ликёроводочный завод в качестве электротехника.

С августа 1935 г. по апрель 1937 г. работал на Костромской ГЭС в качестве техника электроконтроля. В 1937 г. был направлен на Шунгенскую электростанцию в качестве временно исполняющего дела директора и технорука. В августе 1938 года вернулся на Костромскую ГЭС начальником отдела эксплуатации сетей. За время работы на указанных предприятиях неоднократно был премирован.

С августа 1936 года член ВЛКСМ, секретарь первичной комсомольской организации при Костромской ГЭС. В мае 1939 года стал кандидатом, а годом позже членом ВКПб.

В 1940 году поступил в Ленинградский Индустриальный Институт на электромеханический факультет. В августе 1941 г. ушел добровольцем в партизанский отряд, был парторгом отряда. По возвращении из партизанского отряда в блокадный Ленинград помимо других обязанностей возглавлял комиссию по контролю за работой студенческой столовой. Умер от голода в январе 1942 года. Место захоронения: Пискаревское кладбище. (Архив СПбГПУ, Ф.15, о.72, д.454)

Григорий Григорьевич Афанасьев. Партизанский отряд под Ленинградом 1941 г.

* * *

Афанасьев Борис Григорьевич
(19.01.1916. Кострома – 23.04.1986. Москва)

Борис Григорьевич Афанасьев

Хочу полностью привести документ, составленный его сослуживцами и найденный его внуками в интернете:

Родился в г. Костроме Ярославской области. Окончил 7 классов и лесной техникум в 1934 г.

В вооружённые силы призван с должности помощника лесничего Воскресенского лесхоза 19.09.1937 г. курсантом полковой школы 50-го стрелкового полка Московского военного округа, затем назначен помощником командира взвода этой же школы. 24.10.1939 г. стал слушателем Военно-инженерной академии им. В. В. Куйбышева.

В Великой Отечественной войне принял участие в составе Юго-Западного, Сталинградского, Донского и 1-го Белорусского фронтов с 03.02.1942 г. по 09.05.1945 г. в должностях старшего топографа 36-го моторизованного топографического отряда, топографа дивизии, а затем начальника топографической службы 5-й артиллеристской дивизии.

09.03.1946 г. вновь стал слушателем геодезического факультета ВИА им. Куйбышева, которую окончил с золотой медалью. 01.02.1949 г. назначен начальником штаба 31-го топографического отряда Белорусского военного округа.

07.09.1950 г. назначен офицером 2-го отдела Военно-топографического управления Генерального штаба Советской армии, где занимал должности старшего офицера и начальника 1-го отделения – заместителя начальника 2-го отдела управления.

С 10.01.1955 г. по 08.08.1961 г. руководил топографическими частями Забайкальского военного округа, занимая должность начальника топографического отдела этого же округа. Затем вернулся в Военно-топографическое управление Генерального штаба начальником 2-го отдела, а с 19.03.1968 г. назначен заместителем начальника Военно-топографического управления Генерального штаба по планированию и производству.

Полковник Б.Г. Афанасьев был одним из видных деятелей военно-топографической службы Вооружённых сил СССР, высококвалифицированным специалистом, умелым организатором, прямым, требовательным, бескорыстным офицером с высоким чувством ответственности.

С появлением острой проблемы в обеспечении видов Вооружённых сил СССР, прежде всего Ракетных войск стратегического назначения точными геодезическими параметрами Земли и топографическими картами на зарубежные территории, полковник Афанасьев стал инициатором и организатором работ в военно-топографической службе по решению этой проблемы. Основное внимание в своей деятельности он уделил вопросам руководства работами по созданию космических геодезических комплексов (КГК) первого поколения и их наземной геодезической и фотограмметрической части. В итоге это позволило существенно расширить возможности военно-топографической службы по топогеодезическому обеспечению видов ВС СССР. Вклад полковника Б.Г. Афанасьева в успешное решение этой задачи очень велик.

За работы по созданию КГК, ввод его в эксплуатацию и решение с его помощью целевых задач коллективу разработчиков и исполнителей в 1975 г. была присуждена Государственная премия СССР. Лауреатом этой премии стал и полковник Б.Г. Афанасьев.

Уволен со службы в запас по болезни в январе 1973 г.. После увольнения из армии Б. Г. Афанасьев несколько лет успешно работал в РНИИ КП Минобщемаша, где принимал деятельное участие в разработке перспективных космических топогеодезических и навигационных комплексов второго поколения.

За время службы в ВС СССР Б. Г. Афанасьев награждён орденами Отечественной войны 1-й и 2-й степени, Красной Звезды (дважды), а также медалями «За оборону Сталинграда», «За освобождение Варшавы», «За победу над Германией» и многими другими.
Конец документа.

Афанасьевы Борис Григорьевич и Ольга Всеволодовна с дочерьми Ириной (стоит) и Екатериной. 1964-65 г.

Для племянников он был дядей Борей. Навещая в отпуске родителей в Костроме, мастерил вместе с нами луки, стрелы с оперением (благо во дворе росли берёзы, облепленные грачиными гнёздами, и птичьи перья падали оттуда в избытке), мишени для стрельбы. Выстрогал даже пару арбалетов. В компании с дедом и с нами громил битами городошные фигуры. С родственниками мужчинами ездил на охоту. Ходил за грибами, вытаскивая на природу всё дееспособное семейство. Грибные места помнил с юности.

* * *

Новикова Ольга Григорьевна
(09.01.1922 г. Кострома — 13.10.2008 г. Кострома)

Автобиография врача Новиковой Ольги Григорьевны
(найдена в её архиве)

«Родилась в 1922 году в январе месяце в городе Костроме, в семье служащего. В 1929 году поступила в школу десятилетку, которую окончила в 1939 году. В этом же году поступила во 2-й Ленинградский медицинский институт, в котором училась до 1941 года. Во время Ленинградской блокады занятия в институте прекратились.

В марте 1942 года я эвакуировалась из Ленинграда к себе на родину, в город Кострому. С 1943 года продолжила учёбу в Ярославском медицинском институте, который закончила в 1945 году. После окончания института была направлена на работу в Нею Костромской области в качестве заведующий райздравотделом.

Одновременно работала врачом терапевтом в терапевтическом отделении, а потом в детском инфекционном отделении Нейской районной больницы. В конце 1946 года вышла замуж и переехала по месту жительства мужа в город Евпаторию.

В 1947 году я переехала в Кострому к родителям. Работала врачом педиатром в железнодорожном детском саду. В октябре 1947 года родился сын Олег. В начале 1948 года я вместе с сыном вернулась в город Евпатория где работала врачом педиатром в детском санатории «Смена».

В мае 1949 года мужа – военнослужащего (военного юриста) перевели в город Советская Гавань на Дальний Восток. Я поехала вместе с ним . В Совгавани с июля 1949 года работала участковым педиатром, в сентября 1949 года стала заведовать детским инфекционным отделением. В сентябре 1952 года мужа перевели в город Корсаков Сахалинской области. В Корсакове работала участковым педиатром. В апреле 1953 года переехали в город Владивосток по переводу мужа, где работала участковым педиатром.

В конце декабря 1953 года мужа направили на курсы усовершенствования в Москву, а я приехала к своим родителям в Кострому, где работала участковым педиатром во 2-м медобъединении

В 1955 году мужа перевели на работу в город Евпатория где я работала участковым детским врачом, а затем врачом Дома ребёнка. В сентябре 1956 года в связи с увольнением мужа в запас мы переехали в город Кострому на постоянное место жительства.

С октября 1956 года стала работать участковым педиатром при 2-й горбольнице города Костромы, затем — врачом ординатором детского отделения 2-й горбольницы. С 4 мая 1966 года до 25 февраля 1972 года работала заведующей 2-м детским отделением второй городской больницы города Костромы. Затем уехала к мужу в г. Евпаторию (он переехал туда ранее), где продолжала работать по специальности».
Конец автобиографии.

Имела звания: Заслуженный врач РСФСР (указ от 3 декабря 1966 г.), Отличник здравоохранения СССР (1958 г.), Ударник коммунистического труда (1964 г.) (До сих пор не понимаю, что это такое применительно к работе врача. Аналогичное явление: Победитель социалистического соревнования – несколько удостоверений за разные годы).

Награждена медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной Войне», медалью «За доблестный труд» и ещё несколькими юбилейными медалями.

Работала О.Г. Новикова с полной отдачей сил и времени. По словам коллег, была великолепным диагностом. В сложных случаях по нескольку суток не покидала больничную палату. Многие медицинские процедуры, обычно поручаемые мед. сёстрам, делала сама. От постоянного соприкосновения с препаратами нередко страдали руки – аллергическая реакция.
Довольно часто по телефонному звонку в выходные и праздничные дни, иногда ночью отправлялась в больницу к тяжёлому пациенту, пешком по волжскому льду, в межсезонье порой на лодке (автодорожного моста в те поры не было) перебираясь на другой берег Волги. Случалось, что сама сопровождала тяжелейших детей на машине скорой помощи в Ярославль, если требуемое мед. оборудование в Костроме отсутствовало.

Очень сердилась и ругалась, когда областное и городское начальство, выслав машину, экстренно приглашало её к своим заболевшим детям или внукам на дом или на дачу (такое тоже случалось не редко), не желая посетить детскую поликлинику на общих основаниях. Категорически отказывалась лечить на дому тех, кому госпитализация была необходима. Начальство орало, пугало но потом благодарило и обращалось за помощью вновь и вновь.

Владея навыками подбора популярной музыки по слуху на фортепиано и аккордеоне, она всегда находилась в центре любой праздничной компании, будь то родственники или сослуживцы. В ряде случаев становилась организатором музыкальной самодеятельности на местах своей работы.

Мать просила не расспрашивать её о Ленинградской блокаде и вообще не говорить с ней на данную тему. По этой причине блокадный период биографии двух сестёр, двух студенток 2-го Ленинградского мед. института гораздо лучше известен детям старшей сестры Татьяны (будущей Макеевой).

В этой связи я был очень удивлён, найдя уже после смерти мамы в её бумагах фрагмент собственноручно записанных ею воспоминаний о первой военной осени.

Обычно обе сестры летом регулярно приезжали в Кострому, меняя (забирая и оставляя) дома одежду сообразно сезону, если возникала необходимость часть лета провести в Ленинграде. Ради экономии денег привозили из дома в Ленинград и кое-что из продуктов. В 1941-году они решили пробыть в Ленинграде всё лето. Поэтому ненадолго выбрались в Кострому ещё накануне летнего сезона и как обычно поменяли гардероб.

Поначалу никто не верил, что война – это всерьёз и надолго. Стремительное нарастание реальной угрозы Ленинграду намного опережало скорость осознания этой угрозы населением города. А потом что-то предпринимать было уже поздно. Кольцо блокады замкнулось.

Девушки остались без зимней одежды. Зимой 41-го верхней одеждой им послужило разрезанное пополам одеяло.

Далее вышеупомянутый фрагмент воспоминаний О.Г. Новиковой:

«В сентябре 41 года нас, студентов послали рыть окопы под Кингисепп. (Лужский оборонительный рубеж. Кингисепп – 132 км от Ленинграда). Туда нас отвезли на грузовых машинах. Рыли окопы там где-то в течение одной недели. А потом пришёл наш преподаватель и сказал, что немцы совсем, рядом всего в 3-5 км от нас. Кончайте все земляные работы, собирайте свои вещи и быстро, пешком, пока есть силы – обратно в Ленинград. Так мы и сделали. Обратная дорога была ужасно трудной. Некоторые не дошли.

Нас обстреливали, бомбили. Многие гибли. Мы тащили на себе ослабевших. Многих так и не дотащили. Добрались до Ленинграда. С огромным трудом добрели до общежития. Вид у нас был живых мертвецов. Голодные, до крайности измученные. Вся одежда и обувь изодралась. Ноги — сплошные раны. В общежитии холодно, темно. Электричества не было. Сделали себе коптилки.

В Ленинграде в начале войны из нашей семьи нас оказалось трое: я, старшая сестра Татьяна и старший брат Григорий. Старший брат ушёл в студенческой ополчение и партизанил.

Я не сказала, что наша семья состояла из 7 человек. Родители и пятеро детей. Так вот, трое – я, старшая сестра и старший брат уехали учиться в Ленинград. Сестра Наташа (мы с ней двойняшки) и брат Борис уехали учиться в Москву. Они оба в эту войну выжили. Наташа стала главным архитектором города Костромы, а Борис, окончив Академию им. Куйбышева, воевал. Наташа тоже воевала. (Летала борт-стрелком на фронтовом бомбардировщике. Была комсоргом 525-го Штурмового авиационного Ямпольского-Кременецкого полка).

Справа Наталья Григорьевна Рыбникова

Таня, став военным врачом, дошла до Берлина.

Татьяна Григорьевна Макеева. Берлин

Гриша умер от голода в Ленинграде». Конец документа.

Для того, чтобы получить разрешение на эвакуацию из кольца блокады сёстрам пришлось дойти до Смольного (кстати, дойти и в прямом, и в переносном смысле; сделать это зимой ослабленным голодом, не имевшим тёплой одежды девушкам было непросто, путь был не близкий), до Андрея Александровича Жданова. В Смольном их поразило давно забытое во всём остальном городе работающее центральное отопление здания, аппетитные запахи еды, ухоженные лица, фигуры и наряды сотрудниц. Поразило общая атмосфера довоенного тепла, света и сытости.

В ходе беседы со Ждановым разрешение на выезд было получено.

Ольга Григорьевна Новикова в молодости

Ольга Григорьевна Новикова с коллегами

О.Г. Новикова. Август 1981 г. (Евпатория)

Со слов моей бабушки, Е. А. Афанасьевой опишу ещё два эпизода, связанных с процессом эвакуации Т.Г. и О.Г. Афанасьевых из блокадного Ленинграда.

1. Посадка в поезд в марте 42-го вероятно на ближайшей ж/д станции после переправы через Ладожское озеро:

Состав с эвакуированными готовился к отправлению. Еле живые от голода и холода девочки с трудом поднялись по ступенькам в тамбур вагона и попытались пройти дальше. Однако обитатели вагона вытолкали вон обеих наших девчонок, потому что для них там нет места. И под полками, и на третьих полках всё было занято барахлом. «Туда нельзя, здесь фарфор, вы тут всё разобьете. И вообще, это вагон Союза Писателей». Вагоны для «простых людей» были переполнены. Когда девочки попытались войти в один из них, путь преградила мощная проводница, вытеснившая их на перрон. Сёстры уже замерзали на платформе, когда их заметил офицер из комендатуры. Проверил документы, посадочный талон и под угрозой извлечённого из кобуры пистолета заставил-таки проводницу принять двух пассажирок.

2. Встреча с матерью на вокзале Костромы.

Мать их не узнала. Будучи дежурным фельдшером, она, то ли встречала эшелоны с эвакуированными людьми, то ли просто оказалась в этот час на перроне. «Бредут две измождённые, обмотанные тряпьём женщины. Я собираюсь довести их до места общего сбора эвакуированных, а они мне – «мама, это мы».

* * *

С развалом СССР я и мои родители оказались в разных странах. Я – в Костроме, они – в Евпатории. Для нас с женой работы по специальности в этом курортном городе не было, а переезжать в Кострому родители не хотели.

После смерти отца в 1997 г. здоровье матери стало сильно и быстро сдавать. В конце 1999 г. она уже с трудом передвигалась и не всегда адекватно осознавала то, что происходило с ней и вокруг. На рубеже веков, в новогодье двухтысячного мы перевезли её в Кострому, окончательно распрощавшись с Евпаторией. В Костроме она встала на ноги и 6-7 лет оставалась достаточно активным человеком. Умерла О.Г. Новикова 13.10.2008 г.

Низкий поклон нашим родителям, дедам и прадедам!

Заслуженный работник культуры РФ О.А. Новиков.