Это краткое изложение обстоятельств появления на свет в блокадном Ленинграде и раннего детства одной из моих родных сестёр. Уже два года как Людмилы Константиновны Манасевич не стало, а мне по-прежнему часто доводится делиться этой историей с неравнодушными собеседниками. Рассказываю то, что слышал когда-то от родителей и от близких нашей семье людей. И к этому всегда пытаюсь добавить свои первые в жизни воспоминания.

Наши родители к началу войны оба были военнообязанными. Отец, Константин Николаевич Манасевич, оператор дальней радиосвязи, служивший до войны на судах Балтийского морского пароходства, с 41-го по 43-й год работал на береговой радиостанции ленинградского морского порта. Затем до конца войны служил на тихоокеанских судах, доставлявших из Сан-Франциско во Владивосток и Петропавловск-Камчатский грузы ленд-лиза, за что был награждён орденом Отечественной войны II степени. А мама, Антонина Фёдоровна Рогаткина, врач, почти всю блокаду трудилась в госпитале, находившимся далеко от дома в Кировском районе за Нарвскими воротами. Родители оба получили медаль «За оборону Ленинграда», при этом в мамином наградном удостоверении от 27 ноября 1944 года указан номер из первых двух тысяч: 01988. Видимо, медики среди многих других ленинградцев, отмеченных этой медалью, награждались за свой блокадный труд одними из первых. В удостоверении отца – номер 85965.

К.Н. Манасевич (слева) с товарищем по службе. Пароход «Александр Суворов». Петропавловск-Камчатский. 1944 год

Родительские послевоенные рассказы бывали очень тяжёлыми. С каждым из родителей не раз случилось то, что могло привести к гибели. Так летом сорок второго, когда мама возвращалась из госпиталя домой, и переходя Невский, оказалась на его стороне «наиболее опасной», начался артиллерийский обстрел. До своего дома, находящегося в двухстах метрах, уже не добежать! Единственным ближайшим убежищем для мамы в эти мгновенья стала полуметровой глубины ниша заколоченного подъезда в угловом доме на улице Софьи Перовской. Снаряды рвались совсем рядом в сквере у Казанского собора. Чтобы спрятаться от осколков, пришлось довольно долго стоять, вжимаясь спиной в дверную нишу, совершенно ненадёжное, но всё равно ставшее спасительным, укрытие. Примерно в те же дни также чудом избежал беды и наш отец. Когда во время рабочего дня его срочно вызвали к руководству порта, в здание радиостанции, из которого отец вышел несколько минут назад, попала авиабомба. В разрушенном здании было много жертв…

О подобных страшных случаях родители вспоминали неохотно. Но с удовольствием рассказывали так называемые «счастливые» блокадные истории, которые мы, трое детей, не раз просили повторять. Вот, например, две такие мамины истории.

Конец лета сорок первого. Возвращаясь с работы вдоль полукруглой части площади Стачек, мама увидела в уже опустевшей витрине «Гастронома» стеклянную вазу, наполненную зелеными кофейными зёрнами. Подумала, может быть, кофе бутафорский. Но продавщица в магазине сказала, что кофе настоящий и его можно купить. Мама купила весь этот кофе, кажется, больше килограмма. Какой спасительной в предстоящую страшную зиму оказалась эта случайная покупка! Поджаренный на «буржуйке» и смолотый в ручной мельнице кофе, возможно, был главным источником физических сил, позволявших ни на день не оставлять свой важный труд в госпитале. Другая история случилась позднее, уже первой блокадной зимой. Во время маминого ночного дежурства в госпиталь с находившейся совсем недалеко в районе Стрельны линии обороны прибыл армейский офицер. Он доставил в госпиталь бесценный продукт – свежую конину. Объяснил, на передовой от разрыва снаряда погибли лошади. Доставшуюся и нашей маме долю пришлось прибинтовать к своему телу, чтобы безопасно добраться со спасительной ношей до дома. Замёрзшие трамваи, как известно, не ходили. И несколько километров в сильнейший мороз пешком мама прошла быстрее, чем обычно. Шла и ободряла себя, думая о том, как сможет наконец накормить своего мужа, уже страдавшего от начинающейся дистрофии, которому время от времени удавалось выбраться из порта домой. Как сама теперь получит силы дойти до улицы Рубинштейна и подняться на пятый этаж к своей уже очень ослабевшей сестре, чтобы накормить и её.

Но самой любимой нами и важной, прежде всего для её героини, была история появления на свет в конце апреля 1943-го года моей сестры, названной Людмилой или проще Милой. Мила стала вторым ребёнком наших родителей. Старшая сестра Оля, родившаяся за два года до войны, перед блокадой была эвакуирована с нашей бабушкой на мамину родину в Саратовскую область. Автор же этих строк родился последним, в 1946-ом.

Ещё в двадцатые годы квартира нашего деда, профессора петроградской консерватории Николая Тобиевича Манасевича в доме на улице Софьи Перовской стала коммунальной. Это произошло в связи известным жилищным явлением того времени, называвшимся «уплотнением». Появились новые соседи, среди которых оказалась потомственная петербургская немка Мария Францевна Мансфельд. Мария Францевна работала педагогом в интернате для умственно отсталых детей, находившемся где-то в Стрельне. Рассказывали, что часть воспитанников интерната не сумели до наступления блокады эвакуировать. Возможно, это важное обстоятельство, ведь дети теперь особенно нуждались в своих воспитателях, уберегло Марию Францевну от неизбежной депортации. Высылка в зауралье и Казахстан с началом войны затронула почти всех многочисленных ленинградских немцев. В опустевшей блокадной квартире оставались только две семьи: наши родители и пожилые Мария Францевна с её мужем. Тяжелейшее время соседей очень сблизило. И именно Мария Францевна назвала «нашим общим чудом» рождение ребёнка после двух страшных блокадных зим. Родители вспоминали, как Мария Францевна к доставлению новорождённой из «Снегирёвки» устроила в своих комнатах скромный, но очень торжественный приём, на котором сказала, что теперь в нашей обязательной победе больше не сомневается.

До полного снятия ленинградской блокады оставался почти год. Летом нашего отца откомандировали во Владивосток, на Тихий океан. В связи с рождением ребёнка нашей маме было разрешено перейти на работу в находившуюся рядом с домом больницу имени Софьи Перовской. Врачей в городе очень не хватало, и маме приходилось много работать. Поэтому теперь значительную часть заботы о малышке взяла на себя всё та же Мария Францевна. Какова была её роль в выхаживании слабенького с рожденья, рахитичного ребёнка с кривенькими «как колесо» ножками, наша мама, видимо, знала, как никто другой. Поэтому мне не раз довелось слышать её слова о «второй маме», Марии Францевне.

Как известно, к лету сорок третьего положение с продовольствием в Ленинграде значительно улучшилось. К тому же наша мама продолжала получать дополнительный калорийный паёк, а также витаминные препараты, полагавшиеся в блокаду, как во время беременности, так и несколько месяцев после рождения ребёнка. Все появившиеся на свет дети, а за весь тот год в «Снегирёвке», недавно читал, приняли всего чуть больше двухсот новорождённых, обязательно обеспечивались молочными детскими смесями. И муж Марии Францевны Алексей Александрович, несмотря на очень слабое здоровье, каждый день уходил за ними в неблизкий путь на молочную кухню. А когда бывал не в состоянии идти, за детским питанием непременно отправлялась соседка Анна Иосифовна Вансович, поселённая в нашей квартире после того, как разбомбили знаменитый дом Адамини, что угол Мойки и Марсова поля, где она жила до этого.

Мария Францевна Мансфельд в молодости

Сорок третий год – это год особенно усилившихся артиллерийских обстрелов. И связанная с этим опасность однажды серьёзно коснулась и нашей семьи. Про этот страшный случай Мария Францевна не раз рассказывала после войны. От разорвавшегося поблизости снаряда, вдребезги разбив большое, выходившее на улицу Софьи Перовской, окно, в комнату, где в кроватке лежала моя сестра, влетел осколок. Осколок врезался в стену над кроваткой. Поняв, что произошло, находившаяся в кухне мама бросилась к своему ребёнку, но упала и никак не могла подняться. Мария Францевна первой вошла в заполненную известковым туманом комнату и громко позвала: «Тосечка! Ваша девочка цела и невредима! Идите скорей!». Вошедшая мама увидела свою дочку, которая стояла в кроватке, уцепившись за верёвочную сетку, и улыбалась. Такое, кажущееся сегодня неправдоподобным после случившегося, поведение ребёнка, тогда не было слишком странным. Ведь и взрослые, и даже совсем маленькие дети уже привыкали к постоянному артиллерийскому свисту и грохоту. Возможно, этот особенный иммунитет формировался в детях ещё до их рожденья у матерей, переносивших тяжелейшие стрессы от постоянных бомбёжек и обстрелов. Но вот несколько лет спустя на набережной Невы при первом же залпе праздничного салюта у Милы началась истерика, и она кричала: «Боюсь, боюсь, боюсь!». Видимо, в мирных условиях тот блокадный иммунитет уже не действовал.

С чудесной помощью окружающих нашу семью добрых людей на снимке конца сорок третьего года моя сестра уже выглядела достаточно упитанным ребенком. Упитанной казалась особенно рядом с очень похудевшей своей мамой, по-прежнему весившей меньше пятидесяти килограммов. Год спустя после рождения у Милы уже немного выпрямились и ножки. Летом сорок четвертого, когда это уже считалось безопасным, мама однажды отправилась с дочкой на прогулку в ближайший к дому Большой Михайловский сад. Как потом мама нам рассказывала, людей, тем более детей, в саду не было совсем. В запущенном из-за войны саду было совершенно пусто. Но ещё одного ребёнка, годовалого мальчика, всё-таки встретить довелось. Он гулял со своей мамой возле знаменитого павильона Росси на берегу Мойки.

А.Ф. Рогаткина с дочкой Милой. Конец 1943 г.

Мария Францевна скончалась в пятьдесят четвёртом. Мила, которую она называла только своим ласковым именем Люленька, была для неё самым дорогим в нашей семье ребёнком. И именно Миле она посвятила своё мудрое нравственное завещание, пожелтевшие листочки которого и теперь хранятся в семье её дочери Даши. И, наверное, это завещание с пользой послужит ещё и внуку моей покойной сестры, девятилетнему Александру, который, уже зная историю рождения своей бабушки и блокадной жизни прабабушки с прадедушкой, иногда пробует и сам своими словами здесь рассказанное передать.

Примечание:
Фотографии в тексте можно увеличить, для этого надо навести на фотографию курсор и щёлкнуть левой кнопкой мыши.