Из  декабрьского дневника сотрудника столовой Смольного А. Бурмистрова:
… «В правительственной столовой было абсолютно все, без ограничений, как в Кремле. Фрукты, овощи, икра, пирожные. Молоко и яйца доставляли из подсобного хозяйства во Всеволожском районе. Пекарня выпекала разные торты и булочки»…

Из дневников сотрудника Смольного, инструктора отдела кадров горкома ВКП(б) Н. Рибковского в январе 1942-го года:
… «С питанием теперь особой нужды не чувствую. Утром завтрак — макароны или лапша, или каша с маслом и два стакана сладкого чая. Днем обед — первое щи или суп, второе мясное каждый день. Вчера, например, я скушал на первое зеленые щи со сметаной, второе — котлету с вермишелью, а сегодня на первое суп с вермишелью, второе — свинина с тушеной капустой»…

Из воспоминаний ленинградского инженера-гидролога:
… «Был у Жданова по делам водоснабжения. Еле пришел, шатался от голода… Шла весна 1942 года. Если бы я увидел там много хлеба и даже колбасу, я бы не удивился. Но там в вазе лежали пирожные»…

Данные о количестве продуктов, ежедневно доставлявшихся в Ленинградские обком и горком ВКП(б) в военное время, недоступны исследователям до сих пор, как и информация о содержании спецпайков партийной номенклатуры и меню столовой Смольного.

Из дневников Ольги Берггольц 13 сентября 1941 года:
«Жалкие хлопоты власти и партии, за которые мучительно стыдно… Как же довели до того, что Ленинград осажден, Киев осажден, Одесса осаждена. Ведь немцы все идут и идут… Артиллерия садит непрерывно… Не знаю, чего во мне больше — ненависти к немцам или раздражения, бешеного, щемящего, смешанного с дикой жалостью, — к нашему правительству… Это называлось: «Мы готовы к войне». О сволочи, авантюристы, безжалостные сволочи!»

Стол резной палисандровый
здесь накрыт как положено.
Пьёт Андрей Александрович
чай цейлонский с пирожными.

Стынет город от холода,
цепенеет в апатии.
Ну, а в Смольном не голодно
клану ленинской партии.

Им харчишки кремлёвские
шлют бортами по воздуху.
А народ к Пискарёвскому
тащит голых без роздыха.

В тёплой «эмке» катание,
как по полю могильному.
Таково испытание!
А горком не всесильный же…

Сытым быть – привилегия.
От Блокады  не больно им.
Ведь страна Человекия -
за пределами Смольного.

Светит лампа уютная.
Батареи горячие.
Ожидания смутные
в подстаканнике прячутся.

Хмарь зимы сорок первого
отдаёт мертвечиною.
С сердцем худо, и с нервами
что-то неизлечимое.

Тень блокадная тужится
с похоронными дрожками.

Но никак не накушаться
крысе чаем с пирожными.

Уже после первой блокадной зимы партийное руководство города пыталось направить в «нужное» русло коллективную память ленинградцев. Решено было сделать фильм о блокаде. На всех этапах работы над фильмом — от написания сценария до выпуска его на экран — шла непрерывная работа по изъятию слоя за слоем фрагментов, свидетельствовавших о глубине ленинградской трагедии и проявившейся при этом слабости власти. В обсуждении подготовленной к показу документальной картины «Оборона Ленинграда» в студии кинохроники приняло участие все руководство города. Общее мнение выразил председатель горисполкома Петр Попков: «Насчет покойников. Куда их везут? Причем их очень много показано. Впечатление удручающее… Я считаю, что много не нужно показывать — зачем вереница?.. Или, скажем, идет человек и качается. Неизвестно, почему он качается, может быть, он пьян. Это сгущает краски, создает тяжелое впечатление». Его дополнил второй секретарь Ленинградского обкома и горкома ВКП(б) Алексей Кузнецов, четко назвавший истинную причину запрета выхода картины: «Получается чересчур много трудностей. Разваленный город, разбомбленный, захламленный, кругом пожары, все покрыто льдом, люди едва движутся, а борьбы не показано. Разве это оборона. Вот, скажут, правители, довели город до такого состояния. Направление взято неправильно». Итог подвел Жданов: «Картина не удовлетворяет».