Обычная школьная общая тетрадь в линейку с клеенчатой обложкой с обычным, безыскусным мужским почерком. Принадлежала отцу моего товарища по студенческому общежитию Таллинского политехнического института и далее по общежитию для молодых специалистов Балтийского судоремонтного завода. Несмотря на доверительные отношения Робертом, я не мог и предположить и десятой части таких жизненных испытаний, которые пришлись на долю дедов-родителей.

История рода Данильсонов
(по рукописи отца моего друга Роберта — Эвальда Эдуардовича Данильсона)

В конце ХIХ-го столетия Эстонии была засуха, особенно захватило Выруский уезд, земля была плохая (песок да камни) и урожаи плохие., народ жил впроголодь. Неизвестно, откуда прошёл слух, что русский царь собирается открыть границу и разрешить ново-поселение на свободные земли. Народ, особенно молодые семьи, начали готовиться к переселению.

В 1901 году царь открыл границу и, кто был посмелее, начали трогаться в дорогу.
Собралось около 10 семей — это я пишу со слов и рассказов дедушки и бабушки Тобиасов.
В поездку готовились заранее, брали в дорогу всё необходимое для поселения на новые необжитые места. На телегу грузили, кто клетку с курами, кто поросёнка, даже собак с собой брали.
В дорогу обоз тронулся ранней весной, как только растаял снег, чтобы в дороге можно было покормить лошадей, коров, некоторые везли даже овец.
После того, как пересекли границу Эстонии, поехали на Псков, Новгород и Москву. А там узнали, что им придётся ехать по казачьему тракту, по которому гнали полит-заключённых и каторжников на ссылку в Сибирь. Ехать обозу придётся до Омска, а там уже могут выбирать свободные земли, которые входили в Новосибирскую губернию и Татарский уезд. Проехать им пришлось 4000 км (вёрст). За дорогу все похудели и лошади еле ноги передвигали. Овса купить для лошадей денег не было. Но как бы трудно не было, все выжили, так как семьи были молодые.
Труднее всего было искать плодородные земли, недалеко от железной дороги и недалеко от воды. Выбрали в 46-сти верстах от Татарского уезда большие поля с берёзовыми рощами.
Первым делом начали строить жильё временное, они назывались землянками. Строили из нарезных пластов земли (больших неясно), складывали и укрепляли берёзовыми кольями, крыша также покрыта пластами (дёрн).
Так появилась первая деревня у новопоселенцев и назвали её Уускюла (Новая деревня), которая и по сей день так и называется.
Зимой стали заготавливать лес для строительства нового дома и возить приходилось из соседнего района (волости), впоследствии в землянках держали скот.
На следующий год появились ещё новопоселенцы из Эстонии, которые выбрали себе место в 10-ти верстах от Уускюла и назвали Берёзовка. После того, как отстроились капитально, в семьях стали появляться дети. В деревне Уускюла родились в семье Данильсон в 1903 году мой отец Эдуард, его брат Освальд, сестра Лони и Кармина. Деда звали Данилом, я его уже плохо помню.
По соседству в деревне Берёзовка, в семье Тобиас Яна и Лизы родилась в 1906 моя мама Алида (Анида), её сёстры Мильда, Альма и братья Мейнарт, Рудольф и Эльмар.
Обучались в начальной школе в своей деревне, а среднюю школу кончали в районном центре Татарске.
21 апреля 1926 года мои родители поженились. Отцу было двадцать лет, а маме 18 лет.
После женитьбы отец услышал, что на дальнем Востоке хорошая жизнь и молодая семья двинулась на поезде в дальнюю дорогу искать новое место жительства.
Доехав до станции Спасск-Дальний, где им посоветовали поехать в Яковлевский район.
По прибытию в районный центр отец стал искать работу и там отцу сказали, что в деревне Варнаховка требуется кузнец. По прибытию в колхоз председатель согласился принять на работу молодую пару. Отцу дали работу в кузнице, а маме на полевые работы. И дали жильё в двухквартирном доме. Дом располагался на берегу небольшой речки, был большой фруктовый сад, где было много яблонь, сливы и разные кустарники. На Дальнем Востоке очень мягкий климат. Дом был большой, с высоким крыльцом на две квартиры и соседом жил учитель деревенской школы. Всё это, что я пишу со слов отца и матери.
И я это тоже помню кое-что, когда мне было пять лет сосед-учитель брал меня в школу и я сидел на первой парте в первом ряду. В деревне была начальная школа и один учитель. В классе было четыре ряда и каждый ряд означал класс и учитель давал каждому ряду своё задание. Учитель брал меня с собой, чтобы я не болтался по улице.
Я немного отвлёкся от главного, когда получили квартиру и родители работу, жизнь начала входить в нормальную колею. Деревня была большая, тянулась в одну улицу и жили в ней разный народ, китайцы, японцы, русские и вот в семье Данильсон 10 декабря 1927 года родился сын, которого назвали Эвальтом. Мама после родов бросила работу и год нянчила меня, а потом написала в Уускюля письмо, чтобы приехал дедушка Ян меня нянчить. Когда он приехал, мама пошла опять работать. Колхоз выдавал на трудодни муку и зерно, а мясо выращивали сами, держали свиней и кур и отец завёл ульи, так что мёд даже сахарился на стенках бочки и несколько раз в день забегал в амбар и соскабливал со стенок мёд и впоследствии заболели зубы. Жизнь была хорошая, мама рассказывала как отец весной брал в колхозе лошадь и ехал вверх по течению рек за рыбой. Ночью разжигал на берегу костёр и острогой выбирал крупную рыбу и кидал на телегу. Это была горбуша и кета, которые шли на нерест сплошным потоком. Так у нас в амбаре круглый год была рыба копчёная, вяленая и солёная, а также бочонок с красной икрой.
Отец работал кузнецом и кузница располагалась на другой стороне реки, а река была быстрая, горная. Ходили на другую сторону по двум положенным доскам и дед носил обед отцу в кузницу. Однажды дед послал меня отнести обед отцу и было это глубокой осенью и дед наблюдал за мной с крыльца. Я не удержался на досках и упал в воду, быстрое течение понесло меня мимо нашего огорода, дед кинулся в воду меня ловить, а течение быстрое и он не смог меня поймать. Соседка в это время вышла на крыльцо и увидела, что меня несёт течение, бросилась ниже огорода и поймала меня. Одет я был в осеннее пальто, промок насквозь. Соседка быстро сбегала за отцом и к вечеру у меня поднялась температура. Отец сбегал за деревенским фельдшером, который сделал мне укол против воспаления, подождал до вечера, а у меня температура уже под 40, и сказал, что больше помочь ничем не может, а утром придёт. Ночью я уже стал бредить, тогда отец решил, что надо самому что-то сделать. Он взял простыню, намочил и вынес на улицу и начали уже осенние заморозки. Он обмотал меня этой простынью, а сам намочил вторую и так с меня согнал температуру и дал разведённую в порошке с водой «хину» и к утру я пришёл в сознание. Отец пошёл на такое лечение, так как другого выхода не было, а утром пришёл фельдшер и удивился, что я разговариваю. Папа рассказал ему, как согнал температуру и спас меня от смерти. Я немного поболел и выздоровел.
Эта беда прошла, как началась другая, на деревню стали ночами нападать банды китайцев, их называли манчжурами и мужчинам-колхозникам приходилось по очереди ночами с ружьями охранять деревню, но это мало помогало. Бандиты приходили с другой стороны деревни и отбирали у людей муку, мясо, хлеб и если кто не отдавал, отрезали у женщин уши, груди. Налёты стали всё чаще появляться и хорошая, спокойная жизнь кончилась. Несколько раз вызывали военных, но их поймать не удавалось, банды прятались по лесам и мама стала просить отца, пока ещё живы, давай уедем. Но как бы им уехать, когда не было паспортов и отец стал просить председателя колхоза, чтобы разрешил уехать. Председатель отца уважал, но всё же пошёл на риск дал отцу и матери справку, которая была вместо паспорта, но предупредил, чтобы ехали по ночам и дал возчика с лошадью, чтобы отвезти вещи и продукты на дорогу. Когда приехали в Спасск, то уехать на поезде было невозможно, люди уезжали с этих мест толпами, поезда были переполнены, на станциях двери вагонов не открывали. Целую неделю просидели на станции, невозможно было уехать и тогда отец решил поехать во Владивосток, так как в ту сторону уехать можно было свободно. Он оставил деда, маму и меня на станции Спасск, а сам поехал во Владивосток, чтобы занять места для обратной поездки на запад. Вагоны были, как их называли «телятки», внутри были сделаны нары, люди были и этими довольны, лишь бы уехать. Отец вернулся через день, прибежал за нами мы быстро погрузились в вагон на занятые отцом нары и закрыли двери на засов и никого больше не пускали, так как мест в вагоне не было больше. После всего этого пришёл начальник станции и требовал открыть двери, ему сказали, что в вагоне свободных мест нету. Тогда начальник приказал отцепить вагон и затолкали его в тупик, где простояли два дня, после этого мужчины вагона собрались и позвали начальника, чтобы убедился сам, что свободных мест нет. На следующий день наш вагон подцепили к пассажирскому поезду идущий на Москву. На больших станциях мужики с вёдрами бежали запасаться водой, кипятком, хлебом. Запасали воду для туалета, который был просто отгороженный одеялами, вот так и доехали до станции Юрга, где сделали пересадку на пассажирский поезд на котором доехали до станции Кольчугино, где жила папина сестра Лонни, а дедушка Ян поехал поехал дальше до станции Татарская, а там до своей деревни Берёзовка, где продолжали жить бабушка Лиза с детьми.

Станция Кольчугино, куда мы приехали была в городе Ленск-Кузнецке, это шахтёрский город где и проживала отцова старшая сестра Лони с мужем Карлом и детьми: дочери Роза, Мирьям и сын Натан. Отец с ней переписывался и она посоветовала приехать сюда. По приезду в город отец купил небольшой домик на улице Коммунистической и пошёл оформлять документы и оказалось, что город режимный и кто приехал из других областей тем прописка была запрещена. Кто-то подсказал отцу, что можно поехать в район и поработать там 6 месяцев а потом со справкой из района можно уже прописаться. Так отец и сделал, поехал за 60 км до станции Плотников, где был совхоз «Заря» и устроился на работу кузнецом. Ему дали комнату в общежитии и есть детсад и он решил меня взять жить с собой, так как матери будет труднее со мной и она пустила квартирантов, чтобы хоть на какие-то деньги одной жить. Отец работал в кузнице и после работы забирал меня с детсада домой в общежитие, в совхозе рабочим общежитие и детсад были бесплатные, и так мы с отцом прожили больше 6 месяцев. Отец получил документы разрешающие прописку в городе, ввиду того, что всё входило в Новосибирской области. В конце 1933 года отец устроился на работу на шахту «А» слесарем-инструментальщиком, работа была хорошая и зарплата нормальная и родители решили купить корову и поросят, чтобы легче было прожить. Летом отец брал отпуск и с мамой уезжали в соседний колхоз, заготавливали сено на зиму, а я оставался под присмотром квартирантов, они были хорошие люди, пожилые муж и жена и у них была дочь, которая уже работала в детсаде воспитательницей.

В 1935 году пошёл в школу в первый класс начальной школы №26, школа была деревянная, одноэтажная, недалеко от нашего дома. В 1936 году отец перешёл работать в мастерские Кузбасской геологии, где зарплата была намного выше прежней и проработал там до 1937 года, когда начались сплошные аресты, ездил по ночам, как его называли «»чёрный ворон» НКВД, каждую ночь были аресты., мама говорила, что в основном забирали разные национальности.
И вот 14 декабря 1937 года в полночь приехали за отцом и велели быстро собираться, у мамы уже заранее был приготовлен мешок с сухарями, запас белья, кружка, ложка. Папа успокаивал маму, что какой я политик, я простой рабочий. Но папа был стахановец, ударник коммунистического труда, я долго хранил его удостоверения.
Я спал и не видел, как его увели, но перед уходом он подошёл и на прощание меня сонного поцеловал и маме сказал, что это просто недоразумение, разберутся и выпустят. Но потом узнали, что в городе идут сплошные аресты, в здании НКВД все окна забили досками и свет в камеры попадал только сверху в небольшую щель. Камеры набивали битком и у кого было слабое здоровье, задыхались.
Вскоре мама узнала, что в городе жили 12 эстонских семей и всех мужчин арестовали и их судила какая­-то тройка и всем была назначена статья 58 – «политические заключённые». Мама несколько раз пыталась передать продукты, но не разрешали принимать, а через месяц маме сказали, что отца осудили на 10 лет и сослали в Мариинский лагерь и она собралась и поехала туда разыскивать.

В лагере заключённых поискали фамилию Данильсон в толстой книге, где фамилии отца не оказалось. Тогда поискали в книге потоньше и сказали, что отца сослали на север. Мама от местных жителей услышала, что здесь в лагере расстреливают заключённых и кидают в старую заброшенную шахту, после этого на все запросы ответов не поступало.
Маму тоже за то, что муж оказался враг народа, на работу не принимали долгое время, а когда мамина сестра Мильда устроилась работать в медпункт медсестрой и помогла маме устроиться породоотборщицей, работа была тяжёлая в три смены, стоять надо было возле ленточного транспортёра и выхватывать на ходу куски породы и складывать в ящик. Сколько ящиков наберёт за смену и от этого зависит заработок. Меня в школе тоже называли сын врага народа и после школы несколько раз побили, я как-то пожаловался тёти Лониному сыну Натану, он был известный хулиган, и он после школы поймал моих обидчиков, надавал им хороших тумаков и предупредил, если ещё хоть раз меня тронут, он с ними много разговаривать не будет и это хорошо подействовало.

Учился я хорошо и в 1939 году закончил начальную школу, то есть 4 класса, Летом, когда мама работала в первую смену, я приходи маме на помощь выбирать породу. После того, как отца забрали, жить нам стало труднее. Весной, когда мама стала работать, нам пришлось корову продать, так как сена заготавливать было уже некому.
1 сентября 1939 года я пошёл учится в неполную среднюю школу №13, которая также была недалеко от нашего дома. Школа была кирпичная, двухэтажная, классы большие, светлые.
Но учиться пришлось только до 1941 года. Когда началась война, нас с этой школы выселили, мы таскали все школьные принадлежности в бывшее здание совпартшколы, здание старое, деревянное, одноэтажное. А в нашей школе сделали госпиталь для раненых.
Зимой в классах занимались в пальто, так как здание старое, печи плохо отапливали и я там в 1942 году закончил 7 класс со средними отметками.
После окончания школы нас отправили работать в колхоз, приехали из под Кемерово, это почти 90 км от дома, на 3-х бричках, поехали 30 человек и 3 учительницы. Когда привезли в колхоз, казали, что будем работать один месяц, а проработали больше двух месяцев. И домой нас не везли а сказали, если хотите, то идите пешком, лошади заняты на уборке. Все согласились идти пешком, утром нас покормили и дали на дорогу дневную норму хлеба 500 грамм и повариха сварила картошки. В 7 часов утра двинулись в путь, в начале шли бодро, только те, кто брал чемоданы с собой их побросали на дороге, а вещи связали в узлы. Первый привал на обед сделали на половине пути, это в деревне Панфилово на берегу небольшой речушки. Когда пообедали, хотели идти, а на ноги невозможно встать, ноги как будто одеревенели. Мимо проходил старичок и спросил, что за беда у вас и мы ему рассказали, что болят ноги. Он посоветовал пожалить ноги крапивой и после этого боль исчезла и двинулись дальше.
И когда до города осталось 12 км, некоторые девушки больше идти не могли и остались ночевать в деревне. Большая част дошли до города, я пришёл домой в два часа ночи, а утром когда встал, ноги болели сильно. Тогда мама дала веник и отправила в баню, чтобы крепко пропарил их. Дома меня ожидал сюрприз, то есть прислали повестку, чтобы явился учиться в ФЗО, но я отказался. До войны у нас жили на квартире Миля Родеман с отцом и матерью, Миля работала в больнице медсестрой и она случайно с подругой, которая работала в Швейпроме завпроизводством и она пригласила меня устроиться учеником механика по швейным машинам. Обучал меня бывший фронтовик, который после госпиталя остался работать в Швейпроме, где шили всё для фронта, гимнастёрки, брюки, шубы, шапки и даже меховые рукавицы.
Проучился я у него всего 6 месяцев, его снова взяли на фронт и я остался один, не успел путём научиться, а работали в три смены, я сутками работал, когда удавалась свободная минута, то заваливался в угол на пачки готовой продукции, чтобы немного вздремнуть, так что домой почти не ходил. Мама приносила мне еду, так как мама уже работала в это время швеёй в Швейпроме. Работать приходилось много, запчастей не было, много приходилось делать самому, наматывать нагревательные элементы для эл.утюгов и я тогда взял себе помощника, молодого парнишку, который сшивал ремни и исправлял проводку эл.утюгов. Выходной день был только в воскресенье и то весной и осенью всех посылали работать на подсобное хозяйство, где выращивали овощи для своей столовой, которую открыли уже в 1943 году и кормили супом в обед, а хлеб должны были приносить с собой, хлеб был по карточкам: 500 грамм давали рабочим и 200 грамм иждивенцам, да и хлеб был наполовину с отрубями.
Для рабочих за городом давали участки земли под картошку и нам с мамой давали 10 соток, копали лопатами по воскресным дням, мы половину участка садили картошкой, а половину сеяли просо и я весь урожай возил домой на велосипеде.
В 1943 году военкомат всех, кому исполнилось 17, собирали по воскресеньям в бывшее здание «Осовиахим» и обучали по 110-часовой программе «боец-стрелок», ходили на стрельбище с винтовками, а когда появился автомат ППД (Дегтерёва) на с сначала обучали по 136-часовой программе, а после окончания курсов выдали удостоверение «автоматчика».
Эти курсы подготовительные, чтобы при надобности можно было брать в армию уже заранее обученных солдат.
Осенью 1943 года было в газете объявление, что Томский Политехнический техникум принимает на учёбу без вступительных экзаменов тех, кто окончил 7 классов. Вот я и решил пойти учиться. Послал документы и получил ответ, что я принят на учёбу и прислали приглашение, но меня с работы не отпустили и я обратился к прокурору, так как есть закон, что никто не имеет права задерживать поступающих на учёбу. Прокурор ответил, что время военное и этот закон не действует и я имею право обратиться в суд. Когда я пришёл к судье и она мне ответила, что ей уже звонили насчёт меня и она ничем помочь не может. Тогда я всё написал в письме и отправил в техникум и мои документы вернулись и мне пришлось продолжать работать сутками в виду того, что нигде не могли найти второго механика.
В 1944 году уже глубокой осенью меня вызвали в военкомат и в 2 часа дня вручили повестку для расчёта и чтобы в 20 часов был в военкомате с походной сумкой за плечами. Я предъявил повестку директору, чтобы передать всё оборудование, числящееся на мне кому-то, а она говорит, что никуда меня не отпустит и я с ней поспорил на четверть водки. Когда я явился в военкомат, нас всех построили и сказали, что поедем на фронт под названием «Сибирская сталинская дивизия», провожать приехала директор, мамам и несколько девчонок.
Когда пришли строем на вокзал, там уже стоял поезд и перед вагонами стали делать перекличку и объявили: Данильсон и Чулков выйти из строя и явиться завтра в военкомат.
Вот так я проспорил четверть водки и все поехали к нам и гуляли всю ночь.
оказалось, директриса в городе подняла на ного горком партии и горисполком, чтобы меня на фронт не взяли, иначе не было бы кому ремонтировать швейные машинки, а ведь всё шили для фронта. Так вот я остался живой, а поезд до фронта не доехал, его разбомбили при подъезде. Это рассказали одноклассники, только двое после ранения вернулись, а мне в военкомате выдали «бронь» от армии.
Работать стало ещё труднее, с фронта стали поступать рваные шинели, некоторые без одного рукава, и с двух шили одну, правда были стиранные в банно-прачечном комбинате, но шить на маленьких машинах было очень трудно, но все же народ делал всё для фронта для победы.
В 45 году, когда объявили победу, весь город собрался на митинг на стадион и я поехал на велосипеде, который остался мне от отца и я на стадионе дал покататься одной нашей работнице и она сильно разогналась и не смогла круто повернуть и врезалась передним колесом в берёзу и отломила переднюю вилку, а сама ободрала локти и коленки и вот так мне запомнился этот день.
После победы на работе пошла другая жизнь, все перестраивалось на мирную жизнь. На первом этаже начали шить верхнюю одежду на заказ и мама выучилась на портниху верхней одежды. На втором этаже стали шить женскую одежду и создали вышивальный цех.
Меня в 1946 году наградили медалью « За доблестный труд в Великой Отечественной Войне 1941-1945г.г.». а потом в 1976 году медалью «30 лет Победы, в 1985 году медалью «40 лет Победы» и в 1995 году «50 лет Победы».
В 1946 году мы с мамой решили, чтобы легче было жить надо купить корову и вот в одной деревне договорились купить за велосипед, патефон и немного денег дали, корова была уже не молодая. Летом я брал отпуск и в деревне косил литовкой траву, так что на зиму сено обеспечивал.
Швейпром решил приобрести авто машину и мы с шофёром в военной части подобрали более подходящую списанную «ГаЗ-АА», в народе называемую «полуторка». Машину мы полностью перебрали и я с этого же года стал ездить хотя ещё без прав, а на вождение мотоцикла права уже были., сдал без курсов.
В 1951 году получил права шофёра 3 кл, а в 1953 году сдал экзамен за 2 класс и 1 класс и мне часто приходилось ездить на машине в командировки в Кемерово, решили отметить за городом, у него был мотоцикл «Харлей» с прицепом и мы пригласили с собой поехать девочек.
В 1948 году в моей жизни произошло событие, на празднике в честь 1 мая я с другом Сашкой Пирожковым решили отметить за городом, у него был мотоцикл «Харлей» с прицепом и мы пригласили с собой поехать девочек Марию и Сашку Гончарову. С собой взяли бидон бражки.

Погуляли в березниках и вот там мы с Марией договорились дружить, хотя я её знал по работе в бригаде во время войны, а потом она работала в белошвейном цеху. Продружили мы с ней до осени и на праздники 7 ноября решили пожениться и вот накануне праздников поехали с Анной Сидоровной м Сашкой на его мотоцикле свататься и сосватали по старой моде. Свадьбу гуляли в нашем доме, , были Марины подружки, родня и мои друзья, гуляли два дня, посл этого на работу стали ходить вдвоём. В доме с нами жила бабушка Лиза, она переехала к нам вскоре после войны, когда в деревне Берёзовке умер дедушка Ян и ещё квартирант немец, которого сослали из Ташкента, он работал инженером на шахте «Кирова».
В 1949 году мы с Марией решили обзавестись своим углом, нам дали от Швейпрома одну комнату в доме на территории Швейпрома и вот в 1950 году у нас родилась дочь Тамара. Комната в которой мы жили была маленькая и дверь открывалась прямо на двор и зимой наша дочь простыла и заболела воспалением лёгких и её с Марией положили в детскую больницу.
Весной дали нам двухкомнатную квартиру на улице Советской прямо на берегу реки Иня.
мария после родов больше не работала, так как в 1953 году родился сын Роберт.
В 1954 году меня перевели на должность начальника снабжения и дали машину «Москвич-401» и работать стало труднее, бесконечные командировки и пьянки, так как директриса была любительница выпить с друзьями и мне приходилось возить её., а оклад был 740 рублей и прожить на эти деньги стало трудней и всякие махинации могли бы довести до тюрьмы.
Я в 1957 году решил уволиться и с переводом на станцию Скорой Помощи устроился работать шофёром и заработок был больше, 1000 рублей. Проработал я шофёром один месяц как на базе гаража скорой помощи Горздрав организовал объединённый гараж Горздрава и меня перевели завгаром. Из больниц стали свозить на территорию гаража машины, которые можно было сразу отправить в утиль. Работать пришлось трудно, не было ни механика, ни слесарей. Боксы гаража отапливались печами, топки были с улицы и топила их санитарка, которая мыла машины внутри. Машины скорой помощи Пазики тоже были старые 7 шт и 4 «Москвича-401», которые возили врачей по вызовам. Работать без запчастей и резины было невозможно, но благодаря умному завгорздравом дело потихоньку стало поправляться. Выделяли больше денег на запчасти и на ремонт гаража, построили котельную и провели водяное отопление, заменили все ворота в боксах. Я стал списывать старые машины и взамен стали поступать новые: № машины скорой «ЗиМ», «Шкоды», «Волги», Уаз, РаФ, а врачей стали возить по вызовам на «Москвичах-410». Получили ч грузовых, 2 ассенизаторские, даже трактор «Беларусь». За время моей работы гараж Горздрава увеличился до 32 машин 14-ти марок, так что мне приходилось крутиться, как белка в колесе, самому искать запчасти, резину на все разные марки машин. Помощников были один механик и слесарь по ремонту, а мне иногда приходилось работать самому за сварщика.
после того, как я заступил работать завгаром, станция скорой помощи переехала в здание поликлиники, а в старом здании мне выделили квартиру 2 комнаты и кухня. Во двор я привёз кузов списанной машины скорой помощи, утеплили опилками и стали держать двух свиней и 10 кур, так как на мою зарплату 1000 рублей было трудно прожить.В график дежурства я включал себя в ночные часы с 20.00 до 8.00 4-5 раз в месяц, а утром начиналась основная работа, да и с шоферами работать нелегко, то врачи позвонят, что шофёр выпимши за рулём, то сделали аварию, а разбираться приходилось самому, так как не всегда удавалось вздремнуть и врачи запретили мне брать ночные дежурства.

В 1960 году Горздрав дал мне разрешение на покупку автомашины «Москвич-401», которые по указанию Хрущёва были отобраны у директоров предприятий и продавались через торговые предприятия. За машину заплатил 4000 рублей, это ещё до денежной реформы и я в первый же год стал варить железный гараж, а на следующий год переделал её на «джип», то есть с передним ведущим мостом, запчасти все покупал в магазине и брал квитанции, чтобы не было никаких претензий ко мне.
в 1960 году в нашей семье прибавился ещё один человек, родилась дочь Татьяна, так в доме  стали жить мы с Марией, трое детей  и тёща баба Рая. Так вот и стало моей зарплаты не хватать и я решил искать другую работу и мне предложили на обогатительной фабрике бригадиром слесарей с окладом 165 рублей, это уже после денежной реформы. А в гараже был оклад 100 рублей последнее время моей работы там в 1962 году.
Работая на обогатительной фабрике был 7 раз награждён за высокие производственные показатели и рациональные предложения денежными премиями.

В 1965 году я взял отпуск и мы с Марией и Таней поехали в Эстонию, так как мама уже жила там после того как ушла на пенсию в 1962 году, и приглашала нас посмотреть как там живут. Хотя я уже в Эстонии побывал в 1951 году и увидел всю родню, которые после войны из Сибири туда уехали. В 1951 году мне от Швейпрома дали путёвку в санаторий «Друскининкай» в Литве и вот оттуда я и решил посмотреть Эстонию. Со мной вместе отдыхали две семейные пары, они работали на предприятии «Норма». Они дали свой домашний адрес на улице Тёестусе и я утром с вокзала стал искать эту улицу. Когда спрашивал на эстонском мне правильно давали направление, а стоило спросить на русском, мне показывали в другом направлении. И вот тогда я понял, что нашей семье будет трудно жить в Эстонии. Прошло 14 лет с того времени, когда я впервые побывал в Эстонии, отношение к русским изменилось.
Мы ходили по Пярну, по магазинам и везде отвечали на каком языке не спроси. За время отпуска мы почти не видели пьяных людей, ни милицию и нам понравилось и мы стали думать о переезде в Пярну жить и мама сказала, что будет искать купить дом.
Весной 1966 года мама нам написала, что хочет купить часть дома 3 комнаты и кухня в курортном районе в долг на три года. Хотя мы её отговаривали от покупки, но сёстры всё же её уговорили в том, что русская школа напротив и море рядомю. В июне 1966 года собрались переезжать. Автомашину упаковали в ящик, а вещи отправили контейнером по железной дороге вместе с машиной. После приезда в Пярну, мы с Марией устроились на работу в Рыбокомбинат, я в мехцех слесарем в экспериментальную бригаду, а Мария в рыбный цех на упаковку рыбы в банки, а Тамара с Робертом учились в школе 33 напротив нашего дома, а Таня была дома с бабой Лидой. Мы жили в двух комнатах, а баба Лида жила с племянницей Розой в третьей комнате.. Так что нормальной жизни в доме не было. Мария с мамой не находили общий язык, а я был как между двух огней и всё это из-за того, что был долг три тысячи за дом. Мы с Марией что зарабатывали, всё уходило на на питание и на покупку одежды себе и детям, так как мы приехали из Сибири у нас хорошей одежды не было, а народ в Эстонии одевался более лучше. Мама всё больше слушала своих сестёр, которые начитывали ей о том, что мы не платим за дом, а Мария плакала и говорила зачем мы сюда приехали и писала письма друзьям, что мы здесь не уживёмся. Я пытался найти где­-нибудь квартиру, но нигде не нашёл и тут получили письмо с Кубани, куда уехали наши друзья с Сибири и приглашали нас приехать и посмотреть как они живут, может быть и нам там понравится.
В 1967 году в июне мы отработали год и пошли в отпуск и решили съездить на Кубань. Поехали на машине, взяли с собой Таню, а Роберт с Тамарой ходили ещё в школу и они остались с бабой Лидой дома. Когда приехали на Кубань, село Сенная, где жили Яша с Марией и детьми, климат там тёплый, всё хорошо растёт, но жить трудно, зарплата маленькая, держат скотину а корм надо ночами с колхозных полей воровать, если попадёшься, то отберут мешок, а не наказывают. Пожили мы неделю и видим, что эта жизнь нам не подходит, воровать не научились и мы поехали в Крым, переплыли на пароме в Керчь, а потом вдоль берега Чёрного моря через Ялту и до Севастополя и там прожили неделю, сходили посмотреть морской аквариум, панораму, съездили посмотрели на «Сапун гору» где «диорама» и вся военная техника, немецкая и советская. Посмотрели в Севастополе военные корабли, после этого поехали в Эстонию. Поговорил с мамой насчёт дома и посоветовал ей его продать и нам в доме не ужиться и я ей сказал, что я с семьёй вернусь в Сибирь, так и сделали, вещи отправили контейнером, а сами поехали на машине на Москву, Казань, заехали в Ульяновскую область в деревню Комаровка, где родилась Мария, а дальше через Уральские горы в Башкирию, а потом уже Омск, и через Новосибирск в Ленинск-Кузнецкий. В дороге были 10 дней, Тамара с Робертом спали в машине а мы с Марией и Таней в палатке, продукты на дорогу купили в Эстонии, а готовили на бензиновой плитке. Всю дорогу была жара, пыль, а на Урале лопнули две покрышки у машины и в Златоусте купил новые и ещё не доезжая Курган лопнули два листа у передних рессор и пришлось в таксопарке их отремонтировать, так дороги очень плохие, хотя и считается тракт Москва-Владивосток. На десятый день уже к вечеру приехали в Ленинск-Кузнецкий и сразу поехали к Нине Антоновне на квартиру, так как она узнала, что мы возвращаемся в Сибирь и предложила нам жильё, у них была свободная комната. Через некоторое время мы с Марией начали искать работу и вот наш кум Никита предложил устроиться в Химлабораторию Кузбассгеологии меня слесарем-механиком а Марию в пробо-разделку угля, а также Тамару в лабораторию лаборантом. Так что все устроились на работу и пообещали со временем дать квартиру, уже через месяц меня перевели на должность старшего техника-механика лаборатории, а уже через год перевели на должность инженера-механика. Примерно где-то через полгода после приезда в Сибирь нам с работы выделили 2-вух комнатную квартиру на втором этаже деревянного дома по улице Гагарина. После того как получили квартиру мы с Никитой стали строить кирпичный гараж на два бокса. Кирпич возили на прицепе, который я построил для своей машины. Кирпич брали с одного дома, которого сносили и мы всей семьёй чистили кирпич, а так же Никита со своей семьёй вместе работали и строили гараж и уже к осени построили.
После того как мы уехали в Сибирь, мамины сёстры стали уговаривать маму, чтобы она не продавала дом и сестра Альма переехала вместе жить с двумя своими дочерями и обещали помочь расплатиться с долгом за дом. В 1968 году мне написали соседи, что мама сильно больная и я тут же вылетел самолётом в Эстонию и целый месяц ухаживал за мамой, пока она поправилась и просила меня, чтобы мы обратно вернулись.
И вот в начале 1969 года опять же соседи прислали мне письмо, что маму парализовало и сёстры уже привозили нотариуса, чтобы переписать дом на них, как будто у мамы нет никого.Но мои родственники предупредили нотариуса, что в Сибири живёт сын и после этого нотариус уехал. В этолм же, 1969 году, как дети закончили учёбу, мы опять всей семьёй собрались в длинную дорогу на машине с прицепом, но обратная дорога была труднее, всю дорогу лил дождь, омались оси прицепа, в Златоусте на Урале вышла из строя раздаточная коробка, пришлось ремонтировать.
На двенадцатый день мы приехали в Пярну, мама очень обрадовалась, что мы вернулись и тут же рассчитался за долги и выселил асю родню из дома. Мы с Марией и Тамарой устроились опять работать на Рыбокомбинат, Я в мехцех бригадиром слесарей экспериментальной группы, Мария администратором в гостиницу «Калур», Тамара лаборантом в лабораторию, Роберт с Таней учиться в школу №3.
Мама по-прежнему болела, у неё был рак печени, сильно опухали ноги, полежит недолго в больнице, немного улучшится и опять начинают опухать и вот 6 октября 1969 года умерла.

Вот я немного опишу, что мне известно про папу, которого арестовали в 1937 году. Когда я работал завгаром, меня вызвали по повестке в КГБЮ, где мне вручили справку, что постановлением от 20 января 1938 года в отношениии Данильсона Эдуарда Даниловича отменено и и дело за отсутствием состава преступления прекращено и реабилитирован посмертно, и выплатить 2-х месячное пособие слесаря 5-того разряда 1140 рублей. Вот так закончилась жизнь моего папы и после смерти мамы я остался один из семьи Данильсон.

Но жизнь продолжается. Я работал в мехцехе, изготавливал всякие машины по переработке рыбы, писал и внедрял в производство больше ста рацпредложений, участвовал в конкурсе на лучшее рацпредложение и в 1975 году занял первое место по рыбной промышленности и был награждён фотоаппаратом и разрешением на покупку автомобиля. В 1975 году директор комбината предложил мне перейти на работу в жестяно-баночный цех по внедрению и запуску новой линии сборной банки. За время работы на комбинате многократно был помещён на доску почёта, был награждён путёвками для поездки в другие рыбокомбинаты, Мурманск, Астрахань, Ленинград и на все прибалтийские рыбокомбинаты, так что в 1987 году стал пенсионером, но продолжал работать в жестяно-баночном цехе до 1990 года. Пока Мария не вышла на пенсию и тогда мы оба уволились с рыбокомбината.
После увольнения с с работы мы решили съездить в Сибирь и взяли с собой Оксану, чтобы она посмотрела сибирскую жизнь и по возвращению в Эстонию мы с Марией полетели самолётом в Керчь к нашим друзьям Якову и Марии Барановским и это была последняя поездка на дальние расстояния. За время жизни в Эстонии мы много раз ездили на машине и летом самолётом в Крым, Сочи, Грузию иногда вместе с детьми.
После того, как вышли на пенсию, совершили большую в жизни ошибку. Это то, что продали часть дома, что осталось в наследство от мамы, хотя мы много раз пытались продать, но никто не хотел покупать его. После того, как мы продали дом, объявили в газете, что к новому 1991 году будет своя эстонская крона (валюта) и люди не стали продавать дома. В это время мы уже переехали жить временно на хутор моего друга Вельо, что находился недалеко от Аудру. Сколько раз мы ездили по всей Эстонии, чтобы купить хотя бы небольшой домик, но все отвечали, что будут продавать, когда будут эстонские кроны. Так нам пришлось прожить на хуторе 2 года и 9 месяцев и купили дачу за 2 тысяи долларов, которые я получил за продажу своей машины, это было в апреле 1993 году. После покупки дачи мы сразу начали с помощью детей пристраивать к даче ещё одну комнату, сарай, баню, гараж, маленький сарайчик для хранения овощей, а уже на следующий год построили над домом гновую крышу, а уже в последующие годы утеплили пол и потолок. Каждый год выращивали у себя на огороде овощи, которых хватает нам с Марией на целый год, так вот и работаем по силе возможностей, хотя здоровье каждый год ухудшается., а здоровья ни за какие деньги не купишь и будешь жить столько, сколько нам богом дано.
(В конце рукописи в обычной общей тетраде с клеёнчатой обложкой нарисовано от руки что-то похожее на родословное дерево…)

Послесловие автора  канала borissz

Представляю записи покойного Эвальда Эдуардовича, как реализацию его желания сберечь историю своего рода для своих потомков.
Но в этой истории, как в капле воды, отражена история той большой страны, история того времени. Времени революционных потрясений и войн, тяжелейших испытаний, поражений и побед, требовавшего  от всех неимоверных жертв и усилий.
Эти несколько десятков рукописных страниц произвели на меня гораздо большее впечатление, чем иные повести-романы. Не знаю, почему.
Скорее всего из-за того, что всё это происходило не с кем-то и где-то там, а с людьми близко знакомыми и хорошо мне известными.
(Записи представлены практически в первозданном виде. Стилистика и пунктуация почти не тронуты.Простое изложение, народный разговорный язык сохранены.)