Выход из мокрого торпедного аппарата на учебно-тренировочной станции

Где-то, незадолго до моего ухода с ПЛА К-42,  году в 1977-м, в период  очередной  модернизации  в  городе Большой Камень Приморского края,  на наш экипаж прибыл новый командир электронавигационной группы лейтенант  Сережа Тихомиров. Ну  надо же! Вспомнил фамилию! Это не так просто, потому как, к БЧ-5 он отношения не имел никакого, а в БЧ-1,  командиром которой являлся штурман, это был второй офицер и естественно, называли его все штурманёнком.  Попробуй тут вспомни, если любое обращение к  народу в БЧ-люкс всегда так и  звучит: – а, где штурман? Или штурманенок, или радист, или минёр? Всем совершенно понятно, о ком идет речь. Поэтому  вспоминается  народ  в чужих боевых частях чаще всего именно по должности.

Между прочим, из этой начальной должности произросло много, в последующем известного народу – как-то: Валера  Дорогин,  Валера Рязанцев, Толя Комарицин  и еще многие – известные в наших кругах, адмиралы, с кем довелось вместе служить и общаться, именно, в этих стартовых должностях. Сережа Тихомиров попал к нам с тральщика, откуда он добился перевода в подводный флот и прибыл в день, когда экипаж сдавал последнюю задачу по легководолазной подготовке, т.н. Л-7.

Эти семь задач по легководолазному делу сдаются ежегодно всем экипажем. Без их отработки выход ПЛ  в море запрещен. Включают они в себя, нарастающие по сложности,  задачи. Начиная с простого погружения в снаряжении подводника на небольшую глубину и постепенно усложняясь. Там и работа под водой, и барокамера с имитацией всплытия со ста метров, и всякое другое. Завершаются они отработкой выхода через торпедный аппарат.

Из своей практики,  я никогда не забуду, свой первый выход через сухой аппарат (задача Л-6). Снаряжение ИСП-60, в котором подводники должны покидать свои стены, не всегда рассчитано на рослых людей. Недаром, когда-то, на медкомиссии при поступлении в ВВМИУ им. Дзержинского,  меня чуть не отправили на надводный факультет. Кого-то не устраивал для спецфака мой рост – 185 см.  Благо, на мандатной комиссии начальник Училища вице-адмирал Аркадий Терентьевич Кучер спросил о моём желании и заставил переписать заявление.

Вот, в то время,  мне попался гидрокомбинезон, явно не моего размера. Я в него еле втиснулся и весь, натянутый как струна, с висящим на груди дыхательным аппаратом ИДА-59  полез в трубу торпедного аппарата.  Задача относительно простая – пролезть через эти 8 метров и вывалиться с другой стороны. На вид – нечего делать. Но, на практике оказалось, что мои плечи едва вместились в этой трубе. Руками, которые не согнуть, уцепиться не за что. Всё тело,  зажатое в этот комбинезон из прорезиненной материи,  не подчинялось никаким судорожным движениям.  Попытки подталкивать себя ступнями ног не получались, поскольку на подошвах были железные водолазные стельки и ими можно было только слегка скрести по этой трубе.  Баллоны  дыхательного аппарата (ИДА-59) выросли до неимоверных размеров. Попытки отжаться от них вверх приводили к небольшому движению плечами и дальше дыхательный мешок упирался всё в ту же трубу.  Короче – застрял намертво, еще и не начиная  ползти.

При этом когда влез в торпедный аппарат только по пояс,  кто-то из соратников  уперся в мои стельки и протолкнул то, что было мной, а сейчас спелёнутое, как младенец – дальше в трубу.  Одновременно должны были двигаться 4 человека. И не просто двигаться, а дублировать команды стуком зажатого в руке карабина (еще и карабин в этой жуткой рукавице надо было держать) и самим давать сигнал о самочувствии, имитации подачи воды в ТА, и готовности к выходу.

Помню, что с нечеловеческими усилиями,  подъёрзывая,  по возможности,  кое-как подталкивая себя кистями рук, периодически отталкиваясь ногами с металлическими стельками от головы позади идущего – рано или поздно – дополз до выходного отверстия,  из последних сил дал сигнал выхода и выпал совершенно обессиленный, этаким  кулём.  Не ожидал совершенно, что проползти  через сухой торпедный аппарат будет таким  нелегким делом.

Подобная подготовка проводится не просто так для галочки. Знание  и представление о том, что тебя ожидает  в подобной ситуации, может реально спасти жизнь. Так, на  ПЛ С-178,  когда она затонула из-за  столкновения  с  траулером в проливе Босфор Восточный, осуществлялся выход  через  торпедный аппарат. В  нем погиб  начальник штаба соединения – не выдержало сердце. Полагаю, что вряд ли, он проходил отработку  подобной легководолазной задачи,  как и многие из командования. Обычное дело – командир, зам и, кое-кто, из очень занятых, просто получали отметку о прохождении этого дела. А посему, вряд ли представляли, насколько это тяжело физически. А в условиях реальной катастрофы – еще  и  моральный фактор.  Выдержать неподготовленному человеку – непросто.

После  сухого аппарата прохождение последней задачи Л-7 – выход из мокрого, т.е. заполняемого водой, кажется  гораздо более легким делом. Вода, поступающая в  трубу, тебя приподнимает и уже образуется какой-то зазор между  дыхательным аппаратом и тем, на чем, ты лежишь вместо торпеды. Можно, как-то шевелить  локтями  и  проталкивать  ими себя и даже помогать себе пятками упираясь в верх трубы. Дыхание в  ИДА-59  обычное, по замкнутому циклу и особых трудностей не представляет.

Я  с  самого начала службы на подводной лодке имел квалификацию  т.н. офицера-водолаза, полученную еще по выпуску из училища  и  периодически  подтверждал ее на флоте. К тому же, уже  длительное время  я  исполнял обязанности  командира дивизиона живучести  и  непосредственно  занимался  организацией  отработки задач ЛВД.  Поэтому на всех спусках оказывал помощь мичманам-инструкторам, которые меня хорошо знали  и,  как правило,  проходил все задачи последним.

Конечно,  новичок  не был допущен  к этим делам.  Но раз  лейтенант  из  люксовой боевой части попал в наши руки, то  делом  чести было  сразу  окунуть его в подводный мир,  почти в буквальном смысле.  Ничего лучше для этой цели, чем задача номер семь – не было.  Популярно  объяснили  бывшему надводнику, что  без ЛВД (легководолазного дела) его просто не возьмут в море, и будет он на берегу нести бесконечные гарнизонные дежурства. И что ему сильно повезло, что он  успел на последнюю задачу. И уж, конечно, с  мокрым  торпедным аппаратом он справится и сразу будет признан настоящим подводником.

Легкий  экскурс  в  его прошлое  показал, что  в отношении  снаряжения подводника  у него полный  вакуум, т.к. на тральщике применяются  только  общевойсковые ИП-46, к которым никого не подпускают. Ничего, пообещали мы ему. Мы тебя  оденем, включим и вылетишь  пробкой.  Конечно, мы не собирались над ним подшучивать  в  плане каких-то действий, как можно подумать, но было интересно, как  будет вести себя человек, впервые попавший в такой оборот. Мы – это оставшиеся последние из экипажа – управленец Жора Начевный, здоровенный, нагловатый детина и я.

Всунули  лейтенанта прямо во всем его обмундировании в ГКП (гидрокомбинезон подводника) и навесили на него проверенный ИДА-59. Лейтенант Тихомиров оказался тощ и невысок ростом, и сидело всё на нем этакой гармошкой. Заставили его поприседать, чтобы вышел воздух, включили на дыхание в ИДА-59  и запихнули в торпедный аппарат.

Входная крышка аппарата  располагалась в учебном классе на УТС (учебно-тренировочной станции), в которую была переделана одна из бывших подводных лодок  проекта 613.  В этом классе стояли  столы  и стулья. На стенах висели разные плакаты о водолазном деле и т.п. Труба  аппарата  вела в  небольшой бассейн, глубина в котором была, однако, 4 метра. Подводники по 4 человека занимали места в трубе, закрывалась задняя крышка. По сигналу стуком  заполнялся аппарат водой, после чего уравнивалось давление с бассейном. Открывалась передняя крышка и, стукнув  3 раза,  по очереди,  начинали выход в бассейн, где цеплялись за буйреп, закрепленный у передней крышки, и всплывали наверх. Вслед  за лейтенантом  втиснулся  в трубу я сам, чтобы контролировать пионера и вслед за мной влез Начевный. Задняя крышка закрылась.

Мы отрепитовали  сигнал  о самочувствии, получили другой, также его повторили, что означало, что можно заполнять водой. Всё по плану и никаких проблем. Лежишь, сопишь  в загубник аппарата – кромешная тьма. Начала поступать вода. Интересно бы узнать ощущения лейтенанта, но поделится он с нами, конечно,  позже. Труба  заполнилась  водой до самого верха и через некоторое время, прозвучал сигнал  о нашем самочувствии. Все ответили, начиная с лейтенанта. Т.е. всё в порядке и можно открывать переднюю крышку.

Послышались четыре удара. Это сигнал, что крышка открыта и можно выходить. Ноги лейтенанта двинулись вперед. Я за ним. Продвинулись метра  полтора и что-то застопорилось.  Лбом через шлем чувствую его ноги и какое-то копошение. Но вперед  движения нет. Наверное, думаю, надо ему помочь. Ведь впервые человек в аппарате и видимо, не может сообразить, как правильно двигаться. Подтянул руки под идашку, растопырился локтями и всей своей массой надавил на лейтенантовы  подошвы. Туговато, но идет.  Еще сильнее давлю.  Позади в меня упирается мой коллега по пульту ГЭУ, я от него слегка отталкиваюсь, что тоже помогает. Продвинулись с приличными усилиями еще с полметра. И опять застряли. Да, что же это такое! Может, думаю, его перегнуло о срез трубы,  плавучесть  излишняя, ногами двинуть не может – он и застрял. Как  могу, увеличиваю свои усилия. Наконец-то, слышу три удара карабином и ноги лейтенанта  исчезают.

Преодолеваю оставшееся  расстояние до переднего  среза трубы и уже вижу сквозь запотевшие очки шлем-маски  какой-то легкий просвет. Подползаю последние сантиметры  и…  вижу, что крышка торпедного аппарата   приоткрыта  только  слегка.  Ничего не понял.  А куда же делся лейтенант Тихомиров? Попытался рукой, как бы приоткрыть крышку побольше. Да, куда там! Крышка стоит в  своем приоткрытом положении – не шелохнется. В  имеющуюся щель не пролезет даже  голова,  не говоря уж о баллонах на груди. Вот это номер!

А позади в это время  тяжело ворочается мой товарищ, упирается своим  лобешником  в стальные подметки  на моих ногах  и  видимо, тоже недоумевает – чего это все там застряли, когда счастье так близко.  Попробовал я просунуть, хотя бы голову,  в приоткрытую  щель.  Но куда там!  Делать нечего – надо отползать от края  трубы  –  мало ли, по  каким причинам дверь оказалась в таком, едва приоткрытом  положении. Пойдет, вдруг,  на  закрытие – окажешься  и  без  головы и  без пальцев.  Но теперь,  я оказался  в  положении  того  лейтенанта.  Моему  напарнику,  что позади,  надоела непонятная  безвестность,  и он теперь  толкает  меня в ноги  со всей своей силой.  Тоже, наверное, проявляет заботу – думает – не застрял ли я. Но, я  ему – не юноша бледный, со взором  горящим – впечатываю стальной стелькой по его лбу  и  сразу чувствую, что напор ослаб.

Отползаю  от  края  трубы  назад на  полметра. Наверху  тоже  видят,  что пауза  между  появляющимися телами затянулась,  и  дают сигнал –  как самочувствие?  Даю один удар – дескать – хорошо. Оставшийся напарник отвечает тем же.  Тут,  вдруг, между всех прочих  этих непоняток,  возникает еще одна проблемка  – дыхательная смесь начинает подаваться,  с  каким-то  явным усилием,  при вдохе с моей стороны. В своей водолазной  самоуверенности, на  заключительный  выход  взял первый попавший под руку аппарат ИДА-59 без обязательной рабочей проверки. И сколько там было оставшегося давления в кислородном баллоне, которым мы дышим до глубины 20 метров – одному Богу известно. И буквально,  с  каждой секундой  начал чувствовать остаток своей жизни. Обратный отсчет, да и только! Стараясь  делать  вдохи  потише  и  пореже,  дал запасной сигнал –  удар, пауза, затем два быстрых удара, снова пауза и еще один. И тишина… Замерли все.

Наверху мичмана не могут понять, что происходит. Затих и мой напарник – понял, что происходит, что-то  нештатное. Никаких  стуков  в ответ, потому как не могут понять значения  запасного сигнала. Но  выпускающий  мичман-инструктор  знает,  что  я  иду вторым и знает, что просто так, шутить не буду.  Тем временем,  дышать становится всё труднее. Мне это начинает сильно не нравиться… И даю сигнал бедствия, т.е. несколько частых стуков. Между  дел,  чтобы как-то изменить  затекшую позу,  пяткой  левой ноги  уперся в какой-то выступ в верхней части трубы (не иначе, как  в щеколду, включающую механизм торпеды). И в это время почувствовал, как мощным потоком потянуло всего назад.  Хорошо, что успел отдернуть ногу от этого  выступа, а то,  её  начало заворачивать. Вышел бы, как художественная гимнастка – в шпагате.  А  так,  с нарастающей  силой потока воды и, почти  мгновенной бешеной скоростью  вылетел из трубы торпедного аппарата  прямо в  учебный класс,  где  дорогу среди столов и стульев  уже  проложил мой напарник, летевший первым.

Сломал он их все  и  затормозился у кормовой переборки.  Я  пролетел чуть меньше  и  долго не мог  остановиться  от вращения  среди  обломков какого-то стола. Такая  была  сила в этом потоке воды. Пока  весь бассейн  не вытек в класс, я  так  и вращался наподобие мельничного колеса.  Наконец-то,  появилась возможность встать – переключился на дыхание в атмосферу и втянул с особым удовольствием этот воздух дизельной подлодки с его вечным привкусом солярки. Первым делом спросил у инструктора,  расшнуровавшего мой комбинезон, куда делся лейтенант? – Да, нормально, всплыл и пошел в раздевалку – отвечает. – И ничего не сказал?  – Да, нет, ничего.  Весь какой-то помятый, но ни на что не жаловался.

Подошел второй мичман,  мой напарник тоже вылез из своего шлема, и я им рассказал про свои  наблюдения.  Обеспечивающий наверху, сказал мне, что когда получили аварийный сигнал, быстро посовещались  и, убедившись, что, именно я, в этот момент нахожусь  у выхода  из  ТА,  решили  открыть заднюю крышку. Потому как знали, что руками я за срез трубы держаться не стану.  Что послужило причиной заедания открытия передней крышки, пока  непонятно. И каким  образом, лейтенант, там  просочился  во всем своем снаряжении – тоже. Между тем,  передняя крышка, всё-таки, потоком воды из бассейна захлопнулась  и при этом  винтовой привод (шнек) лопнул. А  толщина его, между прочим,  поболее человеческой руки. Вот такая сила  образовавшегося водопада. Мичмана ушли  разбираться, а мы с напарником полезли  наверх  в  раздевалку.

Там  смирно сидел на баночке  наш лейтенант – уже в кителе,  но  в  состоянии  какой-то  прострации,  глядя  перед  собой  невидящими  глазами. На  наш вопрос, почему и  как – он ответил, что очень удивился,  увидев такую узкую щель  в конце трубы   вместо  свободного выхода. Но, говорит, долго  удивляться не пришлось. Пока раздумывал, как  в нее протиснуться – неведомая сила уперлась в ноги и подала его вперед. Деваться было некуда. Кричал – мама! И звал на помощь! Баллоны с АГК (азотно-гелиево-кислородная смесь) постепенно сместились на живот. Что-либо  изменить  лейтенант был не в силах.  Слабые  попытки  сопротивляться  никакого успеха не  имели. Наоборот, любая  задержка в  запрессовывании  туловища  в  этот  непонятный  выход  приводила  к  еще  большему  давлению  потусторонних сил. Грудь протиснулась в  этот зазор,  баллоны ИДА-59  вдавились в  живот и обвили  там позвоночник.  Пару  раз  уходило  сознание. С  его  возвращением  приходила  мысль  – куда я попал?  Говорили  же умные  люди,  что подводники  – это не просто!  Но, чтобы до такой степени?  Но все же остальные вышли?!

И  никто не подал никакого виду!  Шли  в раздевалку,  смеялись  – это же надо!!!  Они,  что – пластилиновые,   что ли???  Наконец,  нагрудник с баллонами  окончательно сполз  в  область  между  ног, а  дыхательный  мешок  окончательно  переломил шею.  И  когда  лейтенант  смирился  с  отходом  в  мир  иной,  ноги  с  аппаратом  ИДА  между ними  выскользнули  из этой ловушки.  Сил хватило  только три раза стукнуть карабином  (молодец, не забыл!) и  новоиспеченного  подводника  просто выкинуло  на  поверхность бассейна методом  свободного  всплытия. На  замечание  инструктора,  что  он  не  пристегнулся  к  буйрепу  и  не  повисел  минуту на  мусинге  под  водой,  а  значит,  придется  повторить  – штурманенок,  чуть  не  потерял  сознание. Спасла  реплика другого  мичмана,  что это  последняя партия.  Я  его  спросил, а  чего же  ты не  сказал  инструкторам,  что  крышка  не  открылась  полностью?  – А я, говорит,  думал,  что так  и надо…

Далее

Назад

В начало