26 ноября 2001. Письмо от Гриши

Что касается меня и моей работы, начиная с «Полюса» во многом мне повезло. Почти сразу – Розовая Дача (экспериментальный образец системы), ты с Валеркой Петровым, Мишка Сорокин, который разглядел меня и быстро поставил вместо Либова. А за такими спинами… Потом почти 1.5 года на Севере, ходовые испытания ПЛ 705, почти всегда один (Миша не баловал присутствием) – грандиозный опыт. Да и «Аккорд» – это такая система, что после неё всё бледным и безыдейным казалось. Ты же после «Полюса» был один со своим, пусть и правильным, отношением к работе и людям, а потому и был обречен на поражение с придурками у власти. Но ты знаешь, если поглядеть на всё это сейчас, то не они стали победителями (хотя в своё время пироги они не забыли получить, не делясь с истинными исполнителями), не их принципы, не их отношение к делу и людям, не их идеи восторжествовали. Хоть и другое сейчас время, другое поколение, но будь уверен, о них и их «делах» никто и не вспомнит, а расскажи, не поверят, что такое могло быть… Нам же есть что вспомнить!

Ведь были же у нас счастливые минуты, часы и дни работы, были удачные находки, решения, радости от удачных выходов из тупиков, были праздники, чего только стоили коридорные застолья, дни рожденья, праздники, Мессерман – Снегурочка…, дни здоровья… И вообще, мы ведь прожили в эпоху, когда работа была не только местом заработка на жизнь. Хорошо это или плохо,– это уже другая песня. Я лично большую часть жизни приходил на неё с удовольствием, а уходил с сожалением, хотя крови и нервов потрачено было море.

30 ноября 2001. Пишу я Грише Карпишпану

Ты действительно был примерным руководителем. Наверное, твоя заслуга, что коллектив у тебя был сплочённым и успешным в работе. Ядро твоего сектора составляли проверенные ранее в сложной работе полюсовцы. Мне же достался разобщённый сектор в отделе Степанова. Я мог опереться только на Марка Мороза. Ты был свидетелем, как нам мешали работать двое, чьи амбиции на должность начальника сектора и его зама руководство института отмело при создании моего сектора. В ситуации сжатых сроков и отсутствии понимания со стороны Степанова, пригодился мой опыт работы в «Полюсе» с Валеркой Петровым, чтобы устранить грубые ошибки проектирования уже  изготовленного на заводе Кулакова прибора обмена. Без активной помощи одного из разработчиков прибора Михаила Михайловича Яковлева, с которым мы в тандеме корректировали схему функционирования, мне бы не удалось столь быстро провести в жизнь более 4-х тысяч приказов на изменение монтажа. Я вспомнил о том, потому что мы варились с тобой в общем котле, но ты вышел из него с плюсом, поскольку тебя дружно поддерживали твои ребята. Я же не мог принять грязные правила игры в разработке. Мне претил циничный девиз тех двоих: «и так сожрут, главное, во-время подсунуть».

У меня было достаточно приятных моментов, когда мы трудились в «Полюсе», работая с интересными порядочными ребятами. В качестве полукурьёзного случая вспомнил, как я собирал деньги на покупку автомобиля, когда подошла очередь в охтинском магазине «Автомобили» на «Москвич-2125», который  стоил 6700 руб. У меня была лишь четверть от цены. Оформил командировку на 3 дня в родной Николаев. Обошёл всех родственников, но взаймы не дали. Очевидно, боялись, что не смогу вернуть. Вернувшись, стал просить в долг у сотрудников. И нашёл понимание и помощь. Откликнулись Люда Кожевникова (1500 на год), Оля Матвеева (700 на м-ц), Лида Любина (400 на 2 года), Витя Козлов (400 на год), Эдик Ильмъяров (300 на год), близкие друзья дали 2000  с возвратом по возможностям. Это пример настоящих соратников  с чувством искренней взаимовыручи! До сих пор благодарен им!

27 июня 2003. Письмо от Гриши

Вот ты вспомнил про Пицунду. Что же я помню про тот отдых? Было это либо в 73, либо 74 году. Жили мы с тобой в одной комнате у хозяйки по имени Софья. У нее была собачка – Жюля (Джульетта – во дурацкая память, чушь запоминает). Валерка с женой Ниной жили в 5 минутах от нас. Сразу за забором нашего участка была роща реликтовой сосны, где мы как-то набрали прекрасных маслят и потом употребили в жареном виде под местное вино вместе с хозяйкой, её дочерью и её мужем. Под окном нашей с тобой комнаты была солидная гора бутылок, которую мы тоже пополняли (хозяйка говорила, что после окончания сезона зять подгонял грузовик и сдавали все это на приличную сумму). Помню наши ежедневные бдения и купания на пляже, ты часто там с Валерой резался в шахматы.

Были прогулки по набережной, в конце её была пристань, и на ней какая-то едальня, где мы с удовольствием жрали горячие хачапури – здешняя пицца мне кажется хуже. Сразу за пристанью начинался забор дачи Хрущева. Лазали куда-то в горы, заходя в маленькие горные деревеньки из 3-5 домов с развешанным на длинных жердях на просушку табаком и неизменными свиньями с черными пятнами – Валерка где-то улегся с ними в ряд для фото (помню, что аппарат был только у Валерки, «Старт», но где фото,– не помню), а Нина вопила, что не ляжет с ним ночью, на что Валерка только проказливо скалился и как всегда лез целоваться… Помню, плавали и купались на морских прогулках в открытом море… Во дворе у хозяйки была беседка, увитая виноградом, и однажды мы там с кем-то ещё надрались молодым сухим вином из огромных бутылей, а потом с хохотом тащились провожать Валеру, лыка не вязавшего (он ведь был непьющий, а тут легкое винцо, а оно по ногам здорово бьёт), и Нину домой… Помню, что отдохнули хорошо и без всяких столкновений и взаимных притязаний, ну, и с бесконечным трёпом и хохмами – Валерка был мастер на них. У меня, как и у тебя, об этом отдыхе в голове только приятное.

5 июля, 2003. Пишу я Грише Карпишпану

Ты меня очень порадовал трогательным письмом и своими воспоминаниями о Пицунде и Валерке. Я читал с огромным вниманием и благодарил судьбу за то, что она подарила нам такие чудесные моменты жизни.

Пицунда, 1971 год

По твоим штрихам я с удовольствием вспомнил тот отдых, хотя добавить к твоему описанию практически ничего существенного не смогу. Память подводит. Да, у меня сохранилось приятное чувство о том времени, ты лишь вновь расцветил былое. Валерка с Ниной жили в одной из пятиэтажек возле вертолётного аэродрома через дорогу от нас. Немного правее был старинный церковный храм из валунов, за ним была базарная площадь с торговыми рядами, на которую по выходным съезжались местные крестьяне продавать овощи, фрукты и прочую снедь. А дальше начинался подъём в гору. Реликтовая роща примыкала к курортному комплексу из 7-ми высотных корпусов с красивыми абхазскими названиями «Апсны», «Бзыбь», «Амра», «Золотое руно», «Колхети», «Иверия». Пристань была на территории комплекса. От неё отходили большие пароходы и прогулочные катера. Мы как-то вышли в море часа на 2 на катере и ныряли с него, кайфуя на поверхности сине-бирюзовых волн. Там же мы в кафе жировали, поглощая аппетитные чебуреки, а может хачапури. В другую сторону вдоль пляжа простиралась самшитовая роща, которая тянулась до реки Бзыбь.

В те годы мы ещё крепко дружили с Валеркой семьями, он часто нас приглашал в гости, иногда вместе с Бочаровым Толькой и его женой Ниной. Мама Валерки Екатерина Лаврентьевна кормила всякими разносолами и баловала наших детей – Марину и Яшу, а папа его, Антон Петрович, потчевал нас интересными военными и охотничьими историями. Валерка каждый раз ставил Нинке в упрёк, что она ничего, кроме яичницы, не умела приготовить в сравнении с его мамой, при этом не забывая обнимать её и смачно целовать ей руки, шею и щёчки. Жили они в пятикомнатной квартирке в Автово, выделенной им горкомом за заслуги их отца перед Родиной. Все комнаты небольшие. Комната родителей с ружьями и рогами на стене, по комнате у брата Женьки и сестры Гальки, комната у Валерки с Нинкой с их 2мя детьми, Антошей и Леночкой. Их семья действительно была непьющая, некурящая, исключая старшего брата Женьку и Гальку. Валерка каждый раз подтрунивал над своим братцем, рассказывая случай, когда тот утром схватил тюбик с шампунем вместо зубной пасты и с полным ртом пены гонялся по квартире за Валеркой, опоздав на работу. Работал он ведущим инженером на ЛЭМЗе. Валерка всю энергию и определённую сумму сбережений направлял на отселение Женьки и Гальки. Во-первых, оберегая детей от тлетворного влияния лёгкого поведения сестрицы, водившей ночевать разных мужиков с её родной ткацкой фабрики, и довольно непристойного поведения братца, любившего снимать стресс проверенным русским способом, и поэтому являвшегося домой шумным и бесконтрольным, а во-вторых, создавая своей семье более комфортные условия. В ходе этих хлопот умер его папаша от рака, что очень тяжело отразилось на Валеркиной психике, поскольку он по натуре был чрезвычайно мнительным и неумеренно впечатлительным. И эта мысль не покидала его и давила до самой последней минуты. Он задолго до срока понимал, на какой конец обречён. Его квартирные хлопоты увенчались успехом. Он смог откупиться от брата и сестры, а его дети обрели свои комнаты.

10 июля 2003. Письмо от Гриши

Валерка был вообще незаурядной личностью и талантливым инженером, ты его лучше знал, ты ведь с ним долго работал вплотную. Ну, и мужественным человеком. Он ведь когда заболел, знал, что обречен, но держался удивительно, только в глазах была спрятана боль и тоска. Помню, когда хоронили Савуткина, он стоял рядом со мной и сказал: следующего будете хоронить меня. И умер зимой. В день похорон в Парголово был лютый мороз, и у могильщиков что-то не получалось (не хотел, видно, Валера в могилу), и мы часа 3 ждали, пока они справились. А потом я, Олег Савинский, Валерка Анисимов и Витя Гоникберг (оба тоже ушли безвременно) поехали к Вите и дико надрались…

Да, память пока хранит отдельные фрагменты жизни и память о многих прекрасных работниках, с которыми мне повезло встречаться в жизни и работать. Жаль только, что многие ушли и никогда уже им не скажешь: «Привет». Но кто скажет, рано они ушли или поздно, а может быть, во время?

У ДОРОГИ (стихи Чистякова, 1967г,)

В.А.Петрову

У дороги колодец забытый,
На сушине скворечник пустой,
Палисадник, вьюнком перевитый,
И крапива, что в рост высотой.

Пятистенок с резными глазами
Был когда-то мне очень знаком
Почерневшими образами,
Теплым хлебом, парным молоком.

Необъятною русскою печью,
Старых ходиков медленным сном,
И сверчка заунывною речью,
И огромным ленивым котом.

Не увижу уж домик обветший
И не выйдут теперь на крыльцо,
С самокруткой, весь скрюченный леший
И старуха с медальным лицом.

Хорошо или плохо – не знаю.
Ни ругать, ни хвалить не берусь.
Только грустно, что так исчезает
Безвозвратно старинная Русь.

15 июля 2003. Пишу я Грише Карпишпану

За что бы Валера ни брался, всё он делал по высшему разряду. Это относилось к декламированию стихов, которые он цитировал в большом количестве, особенно Есенина, к цитатам из юмористических произведений, таких, как «Швейк» Гашека, «12 стульев» и «Золотой телёнок» Ильфа и Петрова, лыжам, особенно к слаломным. Он учил меня приёмам поворота на слаломных лыжах. Это касалось автовождения и содержания машины, это касалось охоты, на которой он проявлял себя весьма профессионально, например, классно подражая токованию глухаря и пению рябчика, с помощью специальных свистулек, я уже не говорю о меткости стрельбы. Это касалось подводного плавания с аквалангом. Мы как-то впятером с Толькой Чистяковым и Людкой, тогда ещё не женой, и Толькиным приятелем провели на охоте неделю. Это были незабываемые дни, насыщенные общением с природой и способностью вжиться в природный быт. Мы жили в палатках одни на островке Карельского перешейка. Ни бритья, ни мыла, только чистый ручей и еда из каш и добытой дичи. И бесконечные беседы о смысле жизни, о любви, о роли семьи, о природе. Подтрунивали над единственной девушкой, собравшейся замуж. И над влюблённым Толькой.

ПЕРЕЛЕСКИ (стихи Чистякова, 1965г.)

Перелески, луга заливные,
Необъятный, спокойный простор.
Мне к ногам расстелила Россия
Мягких трав изумрудный ковер.
Выйду в поле я добрый и тихий,
Поклонюсь четырем сторонам.
Я умоюсь росою с гречихи,
Брошусь в волны цветущего льна.
И, сжимая зубами травинку,
Взгляд уставив в небесную синь.
Буду слушать я щебет рябинки
И таинственный шепот осин.

             Петров и Меттер на Вуоксе

Очень много времени мы с Валеркой провели вместе в командировках в Москве в ИПУ Трапезникова, создавая совместно с командой Альберта Волкова стратегию построения «Аккорда». А затем уже в «Полюсе» за одним столом друг напротив друга много месяцев упорного и кропотливого творческого труда по реализации принятой стратегии в жизнь. На протяжении всего времени работ по «Аккорду» я был руководителем группы управления и самодиагностики в отделе Владлена Шагулина, Валерка работал ведущим инженером в моей группе. Кстати, в тот же период в моей группе работали Витька Козлов, Славка Грушвицкий, Лёнька Беспалов и Коля Смирнов, уволенный из ЛЭТИ по известным причинам. А сколько раз мы выступали с докладами по защите разработанных проектов на всех стадиях разработки перед заказчиками в Петродворце, Пушкине, в министерстве судпрома, на отраслевых конференциях и всесоюзных совещаниях, в головной организации «Агат», где познакомились и подружились с главными разработчиками «Тучи» – Ярославом Афанасьевичем Хетагуровым, Виктором Васильевичем Малишевским, Борисом Ивановичем Мусатовым, Олегом Сергеевичем Потураевым, Евгением Михайловичем Лапыгиным, Заволокиным. Несмотря на нашу молодость, мы вращались в среде самых передовых специалистов нашей страны через протекцию и мощную поддержку Вадима Александровича Трапезникова и его правой руки — Альберта Волкова, а также Ивери Вахтанговича Прангишвили. Наконец, после успешной работы, каждый из нас занялся написанием диссертации. Это было начало конца нашей дружбы. Оба мы защитили диссертации в Институте Проблем Управления АН СССР. Первым из нас защищался Валерка, так решил Альберт, а я продолжал в то время вести работу, закрывая его, дав ему возможность спокойно писать диссертацию без отрыва от производства. Затем стал писать я, а меня прикрывал Юрка Чекмарёв, но уже не Валерка.

На распутьи

Банкет после защиты мной диссертации

В то же время Петрова назначили руководителем сектора моей тематики, хотя я считал, что после моей защиты начальником сектора должен был быть назначен я. Но мне сказал Волков, что Савуткин без согласования с Буртовым решил в пользу Петрова. Этим Славка жестоко отплатил мне за моё весьма пассивное участие в написании главы его диссертации, касающейся устройств ввода-вывода, которую он попросил по разделам написать нас четверых – Ариадну Андрееву, Толю Чистякова, М.М. Силина и меня. Зато Ариадну и Тольку он поддерживал потом постоянно. В этом смысле он был абсолютно надёжным и чётко придерживался правила «Долг платежом красен». Опять меня подвела моя дурацкая щепетильность или нежелание никому прислуживать. Затем Шагулин, избегая смотреть мне в глаза, объяснял, что с моим 5-ым пунктом трудно будет пройти утверждение на должность. Я обиделся очень, восприняв это как несправедливый плевок в душу и решил уйти от Шагулина. В это самое время подвалил Лёня Либов с предложением взять сектор «Гранита», подкрепив предложение доводом, что другим сектором будет руководить Гришка Карпишпан. Я, недолго раздумывая, согласился, так как не мог простить обиду. Вот такие воспоминания нахлынули на меня как реакция на твоё письмо. Хоть горькая правда, но из песни слова не выкинешь.

15 лет после окончания ЛЭТИ

ХОЧУ (стихи Чистякова, 1970г.)
Нам бы встретиться по-русски,
Вспомнить прежние года.
Самогон чтоб был, закуски,
Чтоб хозяйка молода.
Чтобы старый дядя Ваня,
Чтоб крепчайший самосад.
Чтоб проснуться утром ранним,
Чтобы солнце и… роса.
Чтобы сбив похмелье квасом,
На телегу, босиком.
На кобылку рявкнуть басом:
– Ну-ка, трогай! Я т-те-ём!
Чтобы с удочкой под вечер
Потихоньку, не спеша.
Чтобы вытащить из речки
Старомодного ерша.
Чтоб по елочным макушкам
Плыть у месяца в ковше.
Чтоб забористой частушкой
Резануло по душе.
Чтобы запахи навоза
И парного молока,
Чтобы жарил предколхоза
Под гармошку – трепака.

К слову, разработка ПТУС «Ладога» на цифровой основе появилась позже с использованием опыта разработки системы «Аккорд». Главным Конструктором проекта ПТУС «Ладога» для АПЛ пр.661 была Т.Н. Шереметьева. Её заместителями были назначены: первым замом В.В. Савуткин, замом по МО В.В. Платонов и зам по ФПС –В.А. Петров. Однако, независимо от этих назначений, неразлучный тандем «Меттерпетер» продолжал успешную плодотворную работу на всех направлениях комплексного проектирования корабельных управляющих систем ЦКБ.

Вспоминает Анатолий Чистяков

Разработчики ЦВУМ выжали из техники больше, чем она могла дать, путем частичного совмещения во времени последовательно выполняемых операций, ускоренного выполнения наиболее ходовых длинных операций, введением в систему команд дополнительных операций, позволяющих экономить быстродействие и память. В целях экономии ОЗУ была обеспечена аппаратная возможность выполнять операции не только с полными 25 разрядными ячейками, но и с половинками, четвертинками, что привело как бы к удвоению ОЗУ. Солидный вклад в повышение производительности ЦВУМ внесло использование ДЗУ констант, отдельного от ДЗУ команд. Весьма эффективной оказалась и оперативно-программная система прерываний, обеспечившая организацию работы матобеспечения, а также аппаратная система прерываний, позволявшая обращаться УНО к памяти ЦВУМ в процессе выполнения длинных операций, т.е. без затрат машинного времени.

В результате появилась ЦВУМ “Аккорд” с быстродействием 100 тыс. оп/сек., ОЗУ – 1000 ячеек, ДЗУ констант – 8000 ячеек, ДЗУ команд – 32000 ячеек, разрядность – 25. Машина имела канал межмашинного обмена и аппарат переключения на резерв, обеспечившие работу двух резервирующих ЦВУМ в комплексе повышенной надежности, что в сочетании с наличием команд прямого управления вводом-выводом сделало ЦВУМ “Аккорд” по настоящему системной управляющей машиной. Конструктивно одна машина размещалась в двух стойках. Как ни ничтожно смотрятся приведенные характеристики с высоты сегодняшнего дня, но по тем временам – 1964 год – это было достижение! Параллельно с разработкой аппаратуры велись работы по согласованию связей с многочисленными внешними системами, отрабатывались каналы передачи информации.

В результате весь внешний и внутренний обмен уложился в одну стойку прибора 161 и некоторое оборудование, размещенное в освободившихся от УНО стойках пультов. При этом было обеспечено полное резервирование. Заметим, что общие затраты машинного времени на обмен составили всего 7%.

Столь же успешно проходила и разработка УНО, и приборов 119-х, и системы электропитания.

В начало

Далее

Назад